1. КОНФЛИКТ НА КВЖД. ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ ГРАНИЦЫ СОВЕТСКОГО СОЮЗА — ГРАНИЦЫ МИРА
Я уделяю несколько страниц конфликту на Китайско-Восточной железной дороге, потому что в то время он был «сенсацией дня» для всего мира. В разрешении этого конфликта пришлось участвовать и мне.
Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) являлась единственной магистралью на суше, связывавшей Советский Союз с Китаем, и имела важное значение для политических и культурно-экономических отношений между этими странами. Ее строили в начале нашего века перед русско-японской войной, линию почти целиком строила Россия, используя свои материалы, своих людей и свои средства. Дорога имела огромное стратегическое значение для обороны Дальневосточного края от нашествий японских самураев.
КВЖД пересекала Маньчжурию крест-накрест с запада на восток и с севера на юг, точкой пересечения являлся Харбин. Главный ее отрезок на линии восток — запад (протяженностью 1000 километров) начинался в Чите, где она соединялась с Транссибирской магистралью, затем проходила по территории Маньчжурии через Харбин и Мукден и шла дальше на восток до Владивостока. Вертикальный отрезок север — юг начинался на советской территории у Благовещенска, затем проходил по территории Маньчжурии через Харбин и шел дальше до города Чанчунь.
До Великой Октябрьской социалистической революций КВЖД являлась собственностью царской России.
В 1918 году Советская Россия через народного комиссара иностранных дел Г. Чичерина объявила основные принципы своей внешней политики по отношению к Китаю. О КВЖД Г. Чичерин заявил:
«Мы уведомили Китай о том, что отказываемся от всего, что царское правительство награбило в Маньчжурии, и восстанавливаем суверенные права Китая на ту территорию, по которой проходит самая важная торговая артерия — Китайско-Восточная железная дорога, собственность китайского и русского народов, стоившая многих миллионов народных денег и поэтому принадлежавшая только этим народам и никому другому. Больше того, мы предполагали, что если Китай вернет русскому народу вложенные в строительство этой магистрали деньги, то он может ее выкупить, не дожидаясь сроков, предусмотренных договором…»
Сунь Ятсен воспринял декларацию Чичерина как искренне протянутую руку помощи. И только внутренние междоусобицы в гоминьдане помешали ему немедленно приступить к разрешению этой проблемы.
В апреле 1918 года японские империалисты высадили десант во Владивостоке. К ним присоединились десанты США и Англии. Полчища интервентов превышали 150 тысяч солдат, солидно вооруженных, хорошо снабжавшихся боеприпасами. Ими командовал отборный офицерский состав. Воспользовавшись затруднениями молодого Советского государства, интервенты оккупировали весь советский Дальний Восток, Приморье, Забайкалье, Сибирь. Они оккупировали и КВЖД. Было сколочено пресловутое «Дальневосточное правительство» во главе с премьер-министром Хорватом и военным министром адмиралом Колчаком, вскоре провозгласившим себя «верховным правителем всея Руси». На золото империалистов была создана крупная белогвардейская армия численностью более 300 тысяч человек под командованием Колчака.
А дальше?
Дальше события развивались совсем не так, как ожидали империалисты. Проявив железную выдержку, «большевистская Россия» не только защитила свое право на существование, но и в результате тяжелых кровопролитных боев изгнала со своей земли всех врагов, наемников и интервентов. Освободила от них и Дальний Восток.
Во владение КВЖД снова вступили ее истинные хозяева. Советское правительство предложило Сунь Ятсену упредить совместную эксплуатацию железной дороги. Так обстояли дела до конфликта на КВЖД в 1929 году.
После измены Чан Кайши весной 1929 года северокитайские реакционные генералы оккупировали Дальневосточную железную дорогу и нагло изгнали советских рабочих и служащих, чуть не ставших жертвой их зверств. Все сооружения, все имущество и все учреждения, включая и Харбинское управление, были бесцеремонно конфискованы и разграблены. Они организовали и нападение на советское консульство в Харбине, а его персонал подвергли издевательствам и унижениям… Волна репрессий, бешено раздуваемая чанкайшистами, приняла самые грубые формы. Более 2000 советских граждан, рабочих и служащих КВЖД и сотрудников харбинского консульства были арестованы и брошены в концлагеря, где они содержались в невыносимых условиях. А десятки из них были обезглавлены по приказу китайских властей.
Советский Союз направлял ноты протеста, призывая китайские власти к гуманному отношению к незаконно арестованным, настоятельно требовал их освобождения, предлагал переговоры об урегулировании спорных вопросов. Все напрасно: китайские марионетки в своем бешеном озлоблении шли к намеченной цели.
Эти бесчинства были только началом. Подстрекаемые Англией, США и Японией, чанкайшисты в июле 1929 года приступили к усиленным военным приготовлениям и провокациям на дальневосточной границе с очевидной целью: спровоцировать войну, нанести удар Советскому Союзу там, где он относительно слабее защищен, — на Дальнем Востоке, — оккупировать Приморье, Хабаровский край и Забайкалье и создать «независимую Дальневосточную державу». Империалисты пытались осуществить то, чего им не удалось добиться десять лет назад.
Военные провокации империалистов и их китайских слуг на Дальнем Востоке являлись, как известно, частью большого заговора, усиленно планировавшего новый поход против Страны Советов. Империалисты считали, что Советский Союз бросил все силы на выполнение первой пятилетки и не сможет выделить средства и силы для защиты своих границ.
В начале августа 1929 года Советское правительство спешно создало специальную дальневосточную армию — Особую Краснознаменную Дальневосточную армию (ОКДВА). Командующим был назначен герой гражданской войны, бывший главный военный советник китайской революционной армии В. К. Блюхер. Исключительно удачный выбор! Кто мог лучше знать Забайкалье, Приморье, Хабаровский край, Сибирь, чем Блюхер, десять лет тому назад изгнавший оттуда белогвардейцев и интервентов! К тому же он лучше других знал характер своего неприятеля!
В. К. Блюхер должен был согласно приказу Советского правительства нанести сокрушительный удар по китайским контрреволюционерам во главе с Чан Кайши и их империалистическим подстрекателям, в первую очередь — японским самураям, и защитить границы СССР.
2. СНОВА СО СПЕЦИАЛЬНЫМ ЗАДАНИЕМ К БЛЮХЕРУ
Мы с Галиной вернулись из Китая еще в апреле 1929 года. Вместе с нами приехали руководитель группы Гриша Салнин и еще два человека, Михайлов и Вершинин, прибывшие в Китай позже и большую часть времени остававшиеся в Пекине. Галина заболела: тревоги секретной работы, ежедневный риск, непривычное питание, климат и тысячи других явных и неизвестных причин, способных подорвать здоровье человека, стали причиной ее болезни. Галина держалась три года, не делала никаких скидок на свое здоровье, но теперь, когда все осталось позади, организм не выдержал. К счастью, болезнь оказалась не тяжелой, и вскоре после нашего возвращения в Москву она встала на ноги и опять начала работать в управлении. Через неделю или две ее направили в специальную школу. Ей пришлось овладеть профессией радистки — этого требовали будущие задания.
В специальную школу был зачислен и я. Берзин железно соблюдал систему работы с кадрами: работа, обучение и специализация должны были неразлучно сопутствовать друг другу. Мы вступили в век технической революции. Совершенствовались не только средства ведения разведки и связи, но и методы, тактика, стратегия искусства разведки, приобретавшей все большее значение. Особая роль советской разведки была обусловлена коварством мирового империализма, его неистовыми усилиями помешать делу Советской власти, шпионить и подрывать ее изнутри, клеветать и провоцировать, а когда подвернется случай, то и напасть в открытую, чтобы стереть с лица земли… Разведка должна была превратиться в наши глаза и уши.
В школе мы осваивали все последние технические новинки, которые могли бы оказаться полезными в нашей работе, новые виды оружия, совершенствовали приемы самозащиты при внезапном нападении, анализировали действия врага, вскрытые на процессах против разоблаченных шпионов, изучали шифр, повышали физическую подготовку. Разумеется, в обучение входило повышение марксистско-ленинских знаний, расширение общей и политической культуры, приобретение экономических и географических знаний, изучение иностранных языков. Я усиленно осваивал немецкий (наверно, Берзин уже имел какие-то соображения насчет меня). Нужно сказать, что в Китае я некоторое время изучал английский.
Поздней осенью 1929 года, через несколько месяцев после моего поступления в школу, Берзин внезапно вызвал меня в управление. У него в кабинете я застал и Гришу Салнина. Гриша уже заведовал отделом, у него на петлицах появился еще один ромб. До поездки в Китай он носил один ромб.
— Собирай чемоданы, Ванко, — улыбаясь, сказал мне Берзин, как только я вошел в кабинет. — Убежден, что ты соскучился по Дальнему Востоку…
Я озабоченно посмотрел на Гришу, ожидая от него разъяснений.
— Да, опять поедешь с ним. — Берзин проследил за моим взглядом. — По его предложению. И по просьбе Василия Константиновича Блюхера…
Как потом разъяснил Берзин, Василий Константинович спешно прислал из Хабаровска список людей, которых он просил откомандировать к нему в дальневосточную армию. Его соображения были ясны: он искал людей, знакомых с характером работы в условиях Дальнего Востока и Азии, а ими, естественно, прежде всего являлись бывшие военные советники китайской национальной революционной армии. Талантливый стратег, Блюхер верно ориентировался в обстановке конфликта, уточнял, какие шаги надо предпринять, чтобы дать отпор врагу и добиться победы.
— Конкретные распоряжения получите от Василия Константиновича, — закончил разговор Берзин.
Мы немедленно выехали.
Хабаровск — столица далекого Хабаровского края, граничащего на юге с Китаем, а на севере простирающеюся до Берингова моря и полуострова Чукотки, — в то время как-то сразу приобрел особенное значение для Советского Союза. С защитой Хабаровского края, Приморья и Закавказья тогда были связаны безопасность, мир, даже судьба Советского Союза. Весь советский народ почувствовал надвигающуюся угрозу, жил в напряжении и тревоге. Взгляды всех были обращены к Хабаровску и армии В. К. Блюхера. «Дадим провокаторам достойный отпор!» — этот призыв молниеносно облетел всю огромную Страну Советов от Дальнего Востока до самых западных окраин. А композиторы даже сочинили песню, которая, подобно «Волочаевским дням», звучала повсюду:
В. К. Блюхер в исключительно краткие сроки заложил основы ОКДВА и на самых уязвимых участках границы расположил опорные пункты, действовавшие на провокаторов отрезвляюще. Граница проходила на протяжении более тысячи километров по широкой и могучей реке Амур, которая за Хабаровском резко поворачивает на север, проходит по советской территории и около Николаевска впадает в Охотское море. Река Сунгари, приток Амура, протекает по Маньчжурии и впадает в Амур недалеко от Хабаровска. Обе эти реки судоходны, граница проходила по фарватеру Амура. И на Амуре, и на Сунгари китайские милитаристы держали значительный речной флот, активно участвовавший в военных провокациях: незадолго до нашего приезда в Хабаровск советские саперы Амурской военной флотилии выловили и обезвредили много плавучих мин, расставленных китайским флотом с целью помешать советскому судоходству по Амуру, а если удастся, то нанести и материальный ущерб. Одновременно с этим китайские речные военные корабли по ночам совершали набеги на советский берег, обстреливали из орудий и пулеметов советские пограничные укрепления и рыбацкие села, грабили и убивали мирных людей там, где не встречали отпора.
Читатель, наверно, спросит, почему я не упоминаю здесь имени маньчжурского диктатора Чжан Цзолина, ведь конфликт и военные провокации совершались на «его территории». В то время самодержца Маньчжурии и фактического главы правительства в Пекине и северных провинциях уже не существовало. Этого авантюриста, годами осуществляющего империалистические замыслы Японии и утверждавшего ее господство в Китае, за год до этого убрали… сами японцы. Вчерашние хозяева, сочтя, что Чжан недостаточно исполнительный слуга, решили заменить его другим человеком. Они устроили крушение на железнодорожной линии Пекин — Харбин, когда маньчжурский диктатор проезжал по ней в специальном вагоне…
Чжан Цзолина не стало, но японцам и остальным империалистам легко удавалось купить на иудины сребреники слуг, какие были необходимы для их завоевательных целей. Вместо Чжана появился целый десяток чжанов: для них наступил момент умножить свои вклады в гонконгских банках и сделать «большую карьеру». Чан Кайши служил заразительным примером…
В рядах китайских империалистов числились и остатки разгромленных банд Колчака и барона Унгерна — банд, состоявших из отъявленных врагов Советской власти, все еще питавших надежду на реставрацию царского строя. Разумеется, за их спиной стояли западные милитаристы, которые их кормили, одевали и платили им как своим наемникам.
Конфликт назревал и достиг критической точки. Советское правительство пыталось урегулировать его мирными средствами, однако постоянные предложения о дипломатических переговорах систематически отклонялись Чан Кайши, подстрекаемым империалистическими государствами. Война становилась неизбежной, китайцы ни в коей мере не скрывали своих агрессивных намерений. Очередная крупная провокация имела место в начале ноября, когда в обстреле мирных населенных пунктов на советской территории приняла участие и китайская артиллерия. Отдельные выпады переросли в организованное нападение чанкайшистских армий. В середине ноября значительные соединения китайских войск перешли советскую границу и начали грабить мирное население, бесчинствовать, объявив занятую ими территорию «исконно китайской землей»… Это произошло вскоре после нашего приезда в Хабаровск.
В. К. Блюхер принял нас сердечно, как старых друзей.
— Жду вас, жду, дорогие мои! — воскликнул он, обеими руками пожимая мне и Грише руки. — К сожалению, повод для встречи не из приятных: опять война, опять сражения… Но, — он шутливо развел руками, — кто виноват, что мы выбрали себе службу солдат?
Блюхер явно был в хорошем настроении, да и какой настоящий командир проявит слабость перед подчиненными в самом начале боя. Но выглядел он плохо. Сильно похудел, темно-русые волосы подчеркивали бледность лица, мундир уже не сидел как влитой на похудевшей фигуре. Заметил я еще одну перемену в нем. На его петлицах блестели не три, а четыре металлических ромба. Четвертый ромб он получил за то, что блестяще выполнил свою задачу в Китае. А что касается его здоровья, то оно ухудшилось еще в то время. Мы знали об этом, ему пришлось на некоторое время уехать в Советский Союз на лечение. Трудноизлечимой азиатской экземой он заболел под влиянием жаркого климата Юга Китая, а главное, из-за круглосуточной напряженной работы по подготовке и реализации планов большого Северного похода… Болезнь прошла, но восстановление здоровья было прервано чрезвычайным поручением Советского правительства.
— Будем воевать, это более чем ясно, — сказал Василий Константинович, когда мы уселись у огромного стола с топографической картой Дальнего Востока. — Разведка принесла исчерпывающие данные: враг накапливает силы, чтобы напасть… Придется сражаться и против тех армейских частей, которых мы сами обучали военному искусству… Является ли это драмой — скажет история. От этой страны, очевидно, можно ждать самого невероятного…
Блюхер показал нам на карте расположение чанкайшистских и белогвардейских батальонов, указал самые вероятные направления нанесения удара.
— Они собираются перейти границу на широком участке, — уточнил Блюхер, — от Забайкалья до самого Владивостока. Если они первые нанесут удар, то заставят нас сражаться на фронте протяженностью примерно в две тысячи километров… Сами понимаете, сколько осложнений это создаст для нас, сколько дополнительно потребуется сил, скольким тысячам людей придется покинуть стройки, чтобы встать под знамена… А сколько крови, страданий, разорения…
Мы произвели точный расчет позиций противника, его боевых средств и живой силы. Если он вторгнется на нашу землю, мы знаем, где и как дать отпор, чтобы сокрушить его еще до того, как он развернет свою огневую мощь…
— А вот и ваши задачи…
Большим красным карандашом Василий Константинович провел по карте трассу КВЖД от Читы до Харбина. Необходимо было нарушать переброску войск противника по КВЖД — единственной линии связи, по которой непрерывно циркулировали армейские соединения чанкайшистов и бронепоезда везли материалы и боеприпасы по направлению к Забайкалью для подготовки нападения. Линию надо было временно выводить из строя, но не уничтожать.
Необходимо было также выводить из строя укрепления и другие военные объекты чанкайшистов.
— Эта задача по силам только тем, кто знает Маньчжурию, — закончил Блюхер. — И тем, разумеется, у кого есть связи с нашими друзьями в этих районах…
У нас с Гришей Салниным были такие связи. И в Мукдене, и в Харбине, и в Цицикаре. Выполнять задачи следовало, опираясь на сотрудничество с местными китайскими патриотами.
— Когда прикажете выезжать, Василий Константинович? — Встав по стойке «смирно», спросили мы с Гришей.
— И еще один вопрос, если разрешите, Василий Константинович, — сказал я. — Через какой пункт на Амуре, согласно сведениям разведки, наиболее безопасно перейти на ту сторону?
Блюхер посмотрел на меня.
— Это вопрос, который мы все еще не решили, — ответил он после краткой паузы. — Нам знаком каждый километр течения Амура, и переброска на ту сторону не сложное дело. С другой стороны, на границе у нас есть сотрудники, да и местное население, которое милитаристы грабят и терроризируют, поможет, если понадобится. Но сейчас мы обсуждаем другой вариант. А что, если забросить вас с парашютом?.. От Амура до цели вашей поездки почти триста километров. Пешком не пройдешь. А самолет преодолеет их примерно за пару часов.
— Согласен! — отозвался я. — Прыгал с парашютом. Так и впрямь быстрее и безопаснее…
Но Блюхер, который сам предложил подобное решение, отнесся к нему не очень оптимистически.
— Скорее всего — да, — согласился он после некоторого раздумья. — Но будет ли это более безопасно? — спросил он, а через мгновение, продолжая свою мысль, добавил: — Здесь вместе со мной в ОКДВА служит мой младший брат. Летчик. Отчаянная голова, смельчак, но к парашютам относится с известным недоверием.
— Я вас не понимаю, Василий Константинович… — недоумевал я.
Вместо ответа Блюхер быстро встал и сказал:
— Закончим наш разговор завтра. Жду вас в семь здесь, в штабе.
Утром следующего дня, ровно в семь, перед штабом ОКДВА нас ждала закрытая военная машина. В машине сидел главнокомандующий вместе со своим старым боевым другом по Китаю Альбертом Яновичем Лапиным, начальником штаба. Машина сразу же тронулась. Куда? Ни я, ни Гриша не знали.
Густой утренний туман еще не рассеялся, когда машина покинула окраины Хабаровска; вскоре мы очутились среди заросшего травой поля, в конце которого тянулись ангары, а возле них, сверкая крыльями, выстроилась длинная вереница самолетов. Мы приехали на хабаровский военный аэродром, а стоявшие там бипланы оказались новыми советскими самолетами Р-1, которые я видел в Китае.
Все вышли из машины. Мы с Гришей опешили: неужели сейчас полетим? Но в таком случае Василий Константинович должен был нас предупредить, чтобы мы подготовили одежду, оружие и прочее.
Блюхер посмотрел на нас и улыбнулся:
— Проведем испытание, дорогие мои. Испытаем парашюты…
Минутой позже над аэродромом поднялся Р-1, но борту которого находились подготовленные для спуска парашюты: к каждому парашюту привязали мешок с песком, чья тяжесть соответствовала примерно тяжести человека.
Хотя сентябрьское утро было холодным, но по всем признакам день обещал выдаться солнечным и тихим — небо было синее-синее. Летчик за несколько минут набрал высоту и открыл люк. Первый, второй, третий… Десять белых пакетов выбросила летящая птица. Мы стояли, не сводя глаз с пакетов, которые вот-вот должны были раскрыться… Раскрылся один, потом еще два… еще четыре… Раскрывшиеся парашюты плавно спускались на зеленую территорию аэродрома.
Но раскрылось восемь парашютов. А самолет сбросил десять…
Начальник аэродрома стоял с нами весь пунцовый и вспотевший, словно он нес ответственность за неудачу. А ничьей вины тут не было: просто производство парашютов тогда еще было в зачаточном состоянии не только в СССР, но и во всем мире.
Когда самолет приземлился, Блюхер распорядился повторить опыт. На этот раз он приказал сбрасывать груз с большей высоты.
При второй попытке раскрылись все десять.
Я с облегчением улыбнулся, посмотрел на Василия Константиновича.
— Все в порядке, товарищ главком… Предлагаю не терять больше времени…
Но Блюхер, не разделяя моей радости, покачал головой и распорядился проделать еще одну попытку.
При третьей попытке раскрылось девять парашютов. Десятый, с привязанным к нему мешком, врезался в траву.
— Нет! — произнес Блюхер. — Будем передвигаться по земле, пока наверху все не станет надежным. Абсолютно надежным!
— Но, Василий Константинович, — попытался я возразить, — может быть, это чистая случайность… Ведь девять же раскрылись!..
Блюхер дружески положил мне руку на плечо:
— Меня интересует десятый…
Возражать не стоило. Блюхер не согласился бы рисковать без надобности жизнью бойца, при условии, что существовал другой, более безопасный путь.
Неделей позже, после того как Гриша все подготовил, в одну из темных ноябрьских ночей, четырех человек — меня, двух русских товарищей из разведки и одного китайца — перевезли на лодке на другой берег Амура. Лодка принадлежала рыбаку с того берега, его назначили проводником, так как он знал каждый квадратный метр реки, каждый ее изгиб, каждый куст и камешек на той стороне. Широкий, могучий Амур спокойно нес свои темные воды на восток. Мы плыли безмолвно: обо всем договорились предварительно, каждый из нас точно знал свои конкретные задачи, каждого мы посвятили в соответствующую часть общего плана. Китаец должен был только перевезти нас на тот берег реки, а там нас ждали четверо китайских товарищей из военной организации города Цицикара… В нескольких десятках километров ниже по течению Амура китайские армейские соединения уже вторглись на советскую землю. Настал час дать им отпор.
Мы вернулись с задания через девять дней. Все трое разведчиков оказались налицо. Четверо китайских товарищей из Цицикара проводили нас до того самого места на берегу, и тот же рыбак доставил нас на советский берег.
Задачу мы выполнили согласно полученным указаниям.
Блюхер, следивший за движением и действиями нашей группы, поздравил нас и поставил перед нами новые задачи.
Читатель, наверно, знает, как развивался конфликт на КВЖД, как он протекал и чем закончились провокационные действия чанкайшистов на дальневосточной границе Советского Союза. В. К. Блюхер блестяще осуществил детально разработанный план отпора провокаторам, нанес молниеносные и сокрушительные удары там, где враг меньше всего этого ждал (операция на реке Сунгари, Мишанфусская операция, Чжалайнорско-Маньчжурская операция). В военных действиях участвовал целый ряд первоклассных командиров, таких как будущий Маршал Советского Союза и герой Отечественной войны К. К. Рокоссовский, герой гражданской войны С. С. Вострецов, член Военного совета старый большевик Н. Е. Доненко, командир 1-й Тихоокеанской дивизии А. И. Черепанов, командир 9-й кавалерийской бригады Д. А. Вайнер, начальник дальневосточной разведки Медведев и др. Противник был не просто отброшен, а разгромлен. В плен попали десять тысяч солдат, офицеров, несколько генералов со своими штабами, были взяты горы оружия и боеприпасов, несколько бронепоездов, речных судов, средства связи…
Развитие военных действий потрясло правящие реакционные круги Китая и их подстрекателей. Провокация провалилась, крестовый поход, который империалисты усиленно готовили против Страны Советов и который должен был начаться на востоке, провалился в самом начале.
Беспощадно разгромленные на поле брани, чанкайшисты согласились на переговоры. 22 декабря 1929 года в Хабаровске было подписано советско-китайское соглашение, восстановившее нормальное положение на дальневосточной границе и на КВЖД.
Немного позже, на торжестве по случаю награждения Советским правительством Особой Дальневосточной Красной Армии орденом Красного Знамени, Блюхер заявил:
— Если в будущем враг повторит свои попытки помешать нашему социалистическому строительству, нарушит наши границы, Красная Армия сумеет с еще большей решительностью, с еще большим энтузиазмом, с полной готовностью к самопожертвованию во имя дела революции защитить их.
В Москву я вернулся еще до начала советско-китайских переговоров в Хабаровске. Василий Константинович дал мне перед этим десятидневный отпуск, который я провел, знакомясь с Приморским краем. Во Владивостоке я застал Бояна Папанчева, чей район действий включал Дальний Восток, Китай, Японию. С ним была и его жена Пенка. Мы встречались и раньше, когда приходилось «заезжать» во Владивосток и Хабаровск, для упаковки ящиков, направлявшихся в Китай. Теперь Боян работал в разведке.
В Москве меня ждал большой сюрприз. В списке бойцов, которых В. К. Блюхер представил к награждению орденом Красного Знамени, был и я. Орден мне вручил в торжественной обстановке в Кремле М. И. Калинин. Я получил повышение по службе: в моих петлицах появился ромб.