Мири дома держалась тише воды ниже травы, пускай и волновала этим Элис – в некотором противоречии требованиям Боба не общаться больше с Робертом. В любом случае оба вроде бы считали, что Роберт при первой же возможности снова ее обидит.

О’кей. Пускай Роберт занимается чем хочет. Она старалась не появляться дома одновременно с ним. И шпионила за ним везде, где это не доставляло трудностей.

Приближался Хеллоуин. Ей стоило бы сейчас зависать по сайтам приятелей, утрясать последние детали. Они с Аннет и Полой столько сил положили на инсценировку по Спилбергу – Роулинг. Теперь все это казалось ей откровенным идиотизмом.

Поэтому Мири зависала с друзьями откуда подальше. Родители Цзиня были шринки, о них заботились в региональном центре социального медобеспечения на Хайнане. Цзинь не очень хорошо говорил по-английски, но Мири по-китайски – еще хуже. В общем-то, языковой проблемы у них не возникало. Они собирались у него или у нее на пляже – смотря в какой части света было светло и стояла хорошая погода – и болтали на пиджинглише, подбирая из воздуха кругом варианты перевода и рисуночные замены. Их маленькая клика активно работала на форумах по интересам; среди всех увлечений Мири это было самым «социально ответственным».

Цзинь увлеченно строил теории насчет Роберта:

– Твоего деда фактически с того света вытащили. Неудивительно, что он сейчас себя скверно чувствует.

Он призвал пару научных статей в подтверждение своей мысли. В этот день у Цзиня хостились несколько ребят, вынужденных проживать совместно с маразматиками или другими пожилыми калеками. В основном просто слушали, приняв обличья песчаных крабов или ограничиваясь иконками присутствия. Кое-кто нацепил человеческие образы, возможно, отвечавшие реальной внешности. Заговорила одна из них, прикинувшаяся девочкой лет десяти:

– Моя двоюродная прабабушка такая. В двадцатом веке она была старшим аудитором. – Гм, а эти обязанности были совсем не такие, как можно подумать по словесному оформлению. – К началу десятых совсем сдала. Я картинки видела. Впала в депрессию, шарики за ролики. Бабушка говорит, потеряла нюх, а следом и работу.

Влез один из песчаных крабов, прежде молчаливый, а теперь задетый за живое:

– И что в этом нового? Мой братан весь в депрессии, без работы сидит, а ему всего двадцатник. Трудно продержаться.

Десятилетка проигнорировала его вмешательство.

– Моя двоюродная прабабушка просто старомодная. Бабушка ей работу нашла, дизайнером ландшафтов… – Девчонка переключилась на чисто визуальный ряд, продемонстрировав старомодную телефонную рекламу фоновых заставок, которые можно было показывать, если вам звонят, а вы в ванной. – У нее это хорошо получалось, но таких денег, как раньше, она не зарабатывала. А потом видеоландшафты совсем вышли из моды. В общем, она с моей бабушкой двенадцать лет вместе прожила. Похоже, у тебя что-то в этом роде намечается, Мири.

Двенадцать лет! Да я через год рехнусь, самое позднее.

Она гневно уставилась на девчонку.

– И что случилось дальше?

– О, все закончилось счастливо. Мама ей клинику нашла. Специализируются на апгрейде профессий. Сорок восемь часов в клинике, и у двоюродной пра все навыки рекламного менеджера. – Это можно было считать современным эквивалентом «старшего аудитора».

Молчание. Даже некоторых крабов, кажется, шокировало.

Спустя миг Цзинь произнес:

– Как по мне, это похоже на динамическую переподготовку.

– Динамическая переподготовка? А что это такое?

– Динамическая переподготовка незаконна, – заявила Мири. Не хочу я об этом говорить.

– В те годы еще не была. Да и потом, нет в ней ничего особенно плохого. Двоюродная пра живет нормальной жизнью, если не забывает апгрейдиться. Вид у нее счастливый, но, правда, часто плачет.

– Я бы сказал, это вроде ментального контроля, – заметил Цзинь.

Девчонка рассмеялась.

– Да нет же. Кому, как не тебе, знать, Цзинь Ли! Тебе, китайцу с двумя шринками-родоками. – Ее глаза заплясали, ведя поиск чего-то, невидимого остальным. – Твои предки же в армии служили, э? Они всё про ментальный контроль должны знать. Вы, ханьцы, его в Мьянме как раз и применяли!

Цзинь вскочил и пнул песок, взметнув его сквозь образ девочки.

– Нет! То есть это было давно и неправда. Никто ничего такого теперь не делает! Мы так уж точно!

Мири решила, что девчонка ей не нравится. Сказанное более или менее отвечало действительности, но… Боб однажды рассказывал ей про операцию по восстановлению режима в Мьянме; Мири в ту пору проект по истории в пятом классе делала. Она сослалась на него как на «анонимный высокопоставленный источник в армии США», хотя в действительности его слова не добавили ничего нового к почерпнутому с большинства веб-сайтов. Технология ЛТМП много лет маячила на горизонте Большим Кошмаром. Только в Мьянме ЛТМП испытали крупномасштабно.

– Все сводится к проблеме доставки, – сказал тогда Боб. – У китайской армии имелись новые препараты, весьма эффективные в лабораторных тестах. Но в полевых условиях… китайцы половину бюджета спустили на ЛТМП, а выхлоп от нее ничем не лучше хорошей пропагандистской кампании.

Люди миллион лет эволюционировали, обучаясь сопротивляться внушению; волшебной палочкой тут не намашешься.

Мири тоже вскочила.

– Эй! – воскликнула она тоном, которым иногда пользовалась Элис. – Я сюда не для политических споров пришла! Я пришла за помощью для моего деда.

Маленькая девчонка мгновение смотрела на Мири, скорчив странную гримаску. Все, кроме нее одной, сочувствовали Мири. Спустя миг малышка пожала плечами.

– Я просто пытаюсь помочь. Да ладно. Я буду слушаться. Я обращаюсь в слух.

И подкрепила сказанное графически, отрастив кроличьи уши и выразительно помахав ими.

Все снова сели по местам и немного помолчали. Мири оглядывала пляж. Она никогда не посещала Хайнань физически, но знала, что пейзаж реален. Красиво, почти как в лагуне Ла-Холья, но этот пляж гораздо просторнее, и людей на нем, соответственно, больше. У горизонта маячили три белые вершины: айсберги на пути к прибрежным городам дальше на севере. Совсем как в Калифорнии.

– Ладно, проехали, – сказал Цзинь. – Как нам помочь Мири Гу? Только без динамической переподготовки. Это тупиковый путь. Твой дед хоть на что-то годен?

– Ну он всегда был мастером слова, лучшим из всех мне известных. В одежде вкуса не проявляет, а числа и железки осваивает очень быстро. – Это возбудило интерес; некоторые крабики раскрылись с историями о чудо-счетчиках. – Но его это, по впечатлению, только раздражает. – Она рассказала им про распотрошенное авто. Если б не заступничество Луизы Чумлиг, его бы наверняка выгнали.

Крупные кроличьи уши девчонки ужались до нормального размера. У нее, конечно, нашлось свое мнение:

– Хех. Я про него тут читаю, про того, кем он был раньше. В двадцатом веке пользовался немалой известностью. Выдающийся поэт, ля-ля-тополя. Но его обожали только те, с кем он никогда не встречался лично.

– Неправда! Роберт всегда презирал глупцов, это так, н-но… – Она замолчала, вспомнив Лену и рассказы про двоюродную бабушку Кару. А еще – инцидент с Эзрой Паундом.

Цзинь закопался пятками в песок.

– Вернемся к основной теме. У него друзья в школе завелись?

– Н-нет. Он законтачил с Хуаном Ороско. Но этот парень – серая масса, тупица.

– А как насчет прежних друзей? – поинтересовалась малышка.

Мири покачала головой. Все, кого Роберт знавал в бытность свою великим поэтом, все, кому он помогал… избегали его. Неужели дружба настолько преходяща?

– В классе много стариков, но они на других проектах заняты. Они едва парой слов перебросятся.

– Тогда нужно искать вторую половинку. Наверняка сотни людей страдают от подобной неполноты. – Малышка усмехнулась. – А потом организуй ему случайную встречу. Если твой дед не будет в курсах, кто ее подстроил, то не выдержит и оттает. – Она подняла глаза, словно удивленная собственным озарением. – А еще лучше… когда-то творчество твоего деда привлекало многих критиков. Бьюсь об заклад, его до сих пор магистры да аспиранты изучают и рады бы с ним закорешиться. Подкинь кому-то из них превосходную тему для диссера!

Мири занялась поиском по персоналиям. Один из соучеников Роберта Гу по Фэйрмонтской школе был знаком с ним много лет! Надо было раньше это подметить. У них двоих столько общего! Вот бы их свести. Гм. Как плохо, что вокруг Роберта ошивается этот чурбан Ороско… Но Уинстон Блаунт и помимо школы чем-то занят, при участии по крайней мере одного человека, учившегося вместе с Робертом в аспирантуре еще в 1970-х.

Как бы их всех вместе свести?

Еще она поискала магистров и аспирантов, которым была бы интересна беседа с Робертом. Она не сомневалась в способности деда и бабки распознать лесть, но считала полезным организовать Роберту встречу с посторонним человеком, который бы его искренне уважал. Если этот посторонний неопытен в работе с данными… ну это как раз и к лучшему, будет повод помочь им напрямую.

Она искала по всему миру – при этом обычно набегают орды верблюжьих погонщиков, жаждущих прокачать английский. Но сейчас… вау, меньше чем за пять минут нашлась идеальная кандидатура. И этот Шариф в Орегоне работает, как раз на достаточном удалении, чтобы большую часть встреч проводить виртуально, с перспективой тонкой настройки. Та девчонка, конечно, задавака, но советы ее оказались на удивление полезны.

Мири помедлила. Собственно, все сколько-то полезные советы принадлежали той девчонке. Возможно, под маской «малышки» кто-то прячется. Мири стала рассылать запросы в надежде выяснить, кто бы это мог быть. Но если даже девчонке и впрямь десять лет, это ничего не докажет. Пятиклассники бывают реально крутые.

Женщина была высокая, вся в черном.

– Насколько я понимаю, вам нужна помощь, – сказала она.

А? Зульфикар Шариф вскинул глаза от тако с говядиной. Он не услышал ее шагов. Потом сообразил, что по-прежнему один за столиком у дальней стены кафетерия Орегонского университета. Он нахмурился, смерив взглядом привидение.

– Я не ведусь на выдумки.

Господи избави. Только бы не заморочили снова.

Женщина высокомерно поглядела на него в ответ. Ей на вид было не больше тридцати, но он не мог ее вообразить на свидании.

– Молодой человек, я не ваша выдумка. Вам ведь требуется помощь с темой диссертации, не так ли?

– А! – Зульфи Шариф недолюбливал хайтек, но на втором году аспирантуры факультета литературоведения Орегонского университета, признаться, малость отчаялся. От его руководительницы толку было чуть: профессор Блэндингс, кажется, больше всего нуждалась в постоянном бесплатном помощнике, а не кандидате. Поэтому еще в январе Шариф закинул невод. Уловом стали бесчисленные объявления – реклама плагиата и диссертаций на заказ. Энни Блэндингс ему так обрыдла, что Шариф едва не соблазнился некоторыми ранними находками, пока его более сведущие в технологиях друзья не объяснили, какие неприятные последствия это возымеет.

Шариф отфильтровал плагиаторов и саркастических насмешников. Остались сущие крохи. Ну и толку с этого хайтека? Он два семестра продвигал карьеру Блэндингс в области деконструктивного ревизионизма. Оставшееся время подвизался в справочной службе 411 Американской поэтической ассоциации и пытался высосать из пальца диссертацию. Он прибыл в Америку, надеясь обрести старомодное откровение насчет любимой литературы. Он все чаще задумывался, а не лучше ли было остаться в Калькутте.

И вдруг – эта незнакомка. Мои молитвы услышаны. Да-да, наверняка. Он жестом пригласил ее садиться, рассчитывая привести в замешательство. Но привидение вполне отдавало себе отчет, где находится, и опустилось на противоположный стул, идеально совместив телесный контур с мебелью.

– Я, по правде сказать, ожидал имейла, – проговорил он.

Женщина в черном только плечами пожала. Ее презрительный взгляд не дрогнул. Шариф поколебался и продолжил:

– Действительно, я ищу тему диссертации. Но должен предупредить, что мне не интересны подделки, плагиат или совместные формы работы. Если вы продаете что-нибудь в этом роде, катитесь на все четыре стороны. Мне требуется лишь указание, – и поддержка, – что мог бы дать аспиранту хороший руководитель.

Женщина улыбнулась жестокой улыбкой, и Шариф внезапно подумал, что она может быть как-то связана с Энни Блэндингс. Старая карга даже носить не умела, но вдруг у нее есть знакомые, которые на такое способны?

– Ничего незаконного, мистер Шариф, вовсе ничего. Я просто увидела ваше объявление. И я хочу подкинуть вам великолепную возможность.

– У меня нет столько денег!

– Думаю, мы договоримся. Ну как, интересует?

– Гм… возможно.

Женщина в черном подалась вперед. Даже ее тень превосходно соответствовала освещению кафе. Шариф и не думал, что такая точность достижима.

– Я так понимаю, вы не в курсе, что Роберт Гу жив-здоров и обретается в Южной Калифорнии?

– Что? Ерунда! Он же умер несколько лет назад. О нем не было… – Под ее безмолвным взглядом он стух и застучал по фантомной клавиатуре, вызывая стандартный поиск. Работая в службе 411, он отточил навыки сверхбыстрого поиска. По столешнице заструились результаты. – О’кей. Он просто бросил писать. Альцгеймер… и он выздоровел!

– Действительно. Не открывает ли это определенные возможности?

– Гм. – Шариф еще пару секунд продолжал изображать интеллект аквариумной рыбки. Просто сопоставь я нужные факты, и узнал бы еще месяц назад. – Это открывает возможности. – Взять интервью у Роберта Гу – наилучшее современное приближение к разговору с Уильямом Шекспиром.

– Отлично. – Женщина в черном сложила пальцы домиком. – Но имеются и осложнения.

– Например? – Например, феноменальное предложение может оказаться розыгрышем.

– Роберт… – Изображение женщины на миг застыло: скорее всего, джиттер на линии. – Профессор Гу всегда презирал глупцов. А сейчас тем паче. Я устрою вам доступ к его личному энуму. Ваша задача – заинтриговать его.

Без энума пробиться к великому человеку чрезвычайно сложно.

– Сколько? – спросил он. Его кредит в студенческом союзе достиг двадцати тысяч долларов. Возможно, калькуттский брат поможет выклянчить еще.

– О, моя цена не измеряется в долларах. Я лишь попрошу вас прикрепить мой тег. Я время от времени буду подбрасывать предложения или задавать вопросы.

– Но приоритет останется за мной?

– Разумеется.

– Я, э-э-э, не знаю… – Шариф колебался. Роберт Гу! – О’кей, по рукам.

– Отлично. – Женщина показала на его руку. – Откройте мне на секунду полный доступ.

Новичкам в мозги вколачивают первое правило Эпифании: Полный доступ только для родителей и близких и только если вам нравится рисковать. Шариф так и не понял, что его сподвигло, властный тон собеседницы или собственное желание, но протянул руку вперед и коснулся пустоты. Указующий жест означал понижение уровня защиты. Легкое покалывание в пальцах было, конечно, иллюзией, но пространство между ними вдруг заполнили доверительные сертификаты.

Потом документооборот завершился, и остался лишь одинокий энум. Шариф посмотрел на идентификатор с неожиданной тревогой.

– И что же, мне ему просто позвонить?

Она кивнула.

– Теперь такая возможность у вас есть. Но помните, что я вам про него сказала: он не выносит глупцов. Вы знакомы с его работами?

– Конечно.

– Вам они по душе?

– Да! От всего сердца и в здравом уме я ими чертовски восхищаюсь.

Эта формулировка срабатывала со всеми известными Шарифу профессорами. В данном случае она еще и отвечала истине.

Женщина кивнула.

– Возможно, этого хватит. Помните: профессор Гу не в лучшей форме. Он еще не до конца оправился от немощи. Вам придется доказать ему свою непосредственную полезность.

– Если прикажет выносить за ним горшок, я и на это пойду.

Изображение снова на миг застыло.

– О, вряд ли в этом возникнет потребность. Но он скучает по прошлому. Он скучает по книгам, по их прежней роли. Ну вы в курсе, по этим неудобным штукам, которые нужно было таскать при себе.

Кто это, блин, вообще?

Но он кивнул.

– Я знаю про, гм, физические книги. Я их видел лично и в большом количестве. – Он уже подыскивал такси.

– Очень хорошо. – Призрак улыбнулся. – Удачи, мистер Шариф.

И пропал.

Шариф сидел неподвижно почти минуту, пустыми глазами созерцая пространство на месте женщины в черном. Затем его охватило страстное желание поделиться этой информацией с другими. К счастью, в такой поздний час кафе практически обезлюдело, а Шариф был не из тех, кто рассылает сообщения по любой прихоти. Нет-нет. Спустя мгновение он сообразил, что новость, скорее всего, нужно держать в тайне, чтобы не выскочила, словно кролик из шляпы, по крайней мере, пока не налажен контакт с Робертом Гу.

Вдобавок… его одолевали запоздалые сомнения. Да как я мог вообще пустить ее к себе поносить? Он пару раз прогнал диагностику Эпифании. В воздухе над тако заплясали виджеты: чисто. Эпифания считала, что с ним все в порядке; конечно, если его заморочили сверху донизу, то как раз такого ответа и следует ожидать. Ядри твою кочерыжку. Опять, что ли, всю одежду в импульсную чистку? Только бы не опять!

Особенно неуместно это было бы сейчас. Он осмотрел золотистый энум: личный идентификатор Роберта Гу! При верном подходе диссер обеспечен. И отнюдь не рядовой диссер. Шариф причислял Роберта Гу к величайшим современным писателям, на уровне Уильямса и Чхо.

Ну а Энни Блэндингс обожествляла Гу.