Зульфикар Шариф пропал из аспирантуры Орегонского университета. Роберта встретило весьма старомодное сообщение об ошибке:

Не числится среди зарегистрированных студентов, не числится в Орегонском университете.

Даже энум Шарифа был помечен как незанятый. Это немного пугало. Роберт отправился на поиски. В мире обнаружилось около тысячи поисковых соответствий запросу «З* Шариф». Однако ни одно из общедоступных не подходило, а остальные с разной степенью компетентности пытались закрыться от внимания.

Но Зульфи Шариф, который требовался Роберту, технически грамотней не стал. Спустя пару часов Роберт напал на его след в Калькуттском университете.

Шариф выглядел очень уныло.

– Профессор Блэндингс меня уволила.

– Как, из орегонской аспирантуры? В мое время у нас, профессоров, такой власти не было.

– Профессору Блэндингс помогли ваши спецслужбы. Я несколько недель пытался объясниться с чрезвычайно настойчивыми агентами американского правительства. Им все не верилось, что я не имею отношения к неоднократным взломам своей учетки.

– Гм. – Роберт отвернулся от Зульфи Шарифа, посмотрел на город вокруг. День, судя по всему, выдался жаркий и душный. Рядом с их столиком кружились толпы, смеялась и распевала молодежь. На горизонте положенное количество башен, высоких и из слоновой кости. Калькутта в современном индийском представлении. На миг им овладело желание открыть второй канал, отрицающий, и попытаться отделить надуманное от реального. Нет, сосредоточься-ка лучше на том, что в Зульфи Шарифе реально, а что надуманно.

– Я догадываюсь, что лучшим доказательством вашей непричастности стало разрешение вернуться в Индию.

– И это так, хотя порой я задумываюсь, не оставили ль меня, как рыбу, бултыхаться на конце очень длинной удочки. – Он устало усмехнулся. – Профессор Гу, я искренне хотел написать о вас диссертацию. Вначале мной владело академическое отчаяние. Я вас рассматривал как трофей, которым смогу откупиться от Энни Блэндингс. Но чем больше мы общались, тем…

– Как много было в том Шарифе от вас? Сколько вас?..

– Я тоже гадаю! По меньшей мере двое, помимо меня. Это чрезвычайно раздражало, сэр, в особенности поначалу. Я мог интервьюировать вас, продвигаться по списку вопросов, которые, как я знал, впечатлят профессора Блэндингс, а потом – бац! – и оказаться посторонним слушателем!

– Значит, вы по-прежнему видели и слышали происходящее?

– Да, зачастую это было так! И настолько часто, что я начал размышлять, не используют ли меня другие для формулировки вопросов, которые затем искажают в собственных целях. В конце концов (и признать это перед вашей полицией было моей ошибкой)… в конце концов я начал ценить эти сумасбродные интервенции. Мои дорогие похитители задавали вопросы, до которых я бы никогда не додумался. Так я втянулся в ваш библиотомный заговор и в итоге произвел впечатление идеального иностранного провокатора.

– И если бы не вы, в тот вечер беспорядков моя Мири погибла бы. Что вы видели, Шариф?

– Что? Ну меня в тот вечер почти полностью отключило, наглухо. Другие игроки, управлявшие моим персонажем, выстроили свои планы на тот вечер и литературных дискуссий не позволили. Но я продолжал попытки достучаться до вас. Полицейские заявляют, что без помощи террористов я бы не преуспел. В любом случае на несколько секунд я увидел вас лежащим на полу. Вы попросили о помощи. Лава подползала к вашей руке… – Он задрожал. – Если честно, у меня духу не хватило смотреть дальше.

Роберт помнил тот разговор. Один из самых четких фрагментов во всей мешанине.

Двое посидели молча несколько мгновений в восьми тысячах миль друг от друга. Затем Шариф испытующе склонил голову.

– Теперь с моим опасным литературным расследованием покончено. И все же я не могу удержаться от вопроса. Вы начали новую жизнь, профессор. Можно ли ожидать чего-нибудь нового под солнцем? Впервые в человеческой истории, новых «Тайн веков»?

Ага.

– Вы правы, всегда есть место для чего-то нового. Но, как бы вам объяснить, некоторые тайны недоступны описанию тех, кто с ними сталкивается.

– Только не в вашем случае, сэр!

Роберт поневоле усмехнулся в ответ. Шариф достоин узнать правду.

– Я мог бы что-нибудь написать. Но не поэтическое. У меня новая жизнь, однако лекарство от Альцгеймера… уничтожило мой дар.

– О нет! Я слышал про неудачные случаи альцгеймеротерапии, но, если честно, никогда не подозревал, что и вы… А я-то думал, что из всей этой истории может получиться нечто достойное, новая часть «Тайн». Мне очень жаль.

– Не жалейте. Я был… не слишком приятной особой.

Шариф опустил глаза, потом снова поднял взгляд на Роберта.

– Это я слышал. В те дни, когда я не мог пробиться к вам, я интервьюировал ваших бывших коллег по Стэнфорду, даже Уинстона Блаунта, если тот был свободен от конспиративной работы.

– Но…

– Неважно, сэр. Я постепенно понял, что вы утратили садистские наклонности.

– Тогда вы, безусловно, могли догадаться и об остальном!

– Вы так думаете? Вы считаете, что ваши талант и злонравие были увязаны? – Шариф подался вперед; таким возбужденным Роберт его с первых дней интервью не мог припомнить. – Я… сомневаюсь. Но исследовать этот вопрос было бы захватывающе! Например, я давно раздумывал, но не осмеливался спросить: что в вас в действительности переменилось? Вы стали добряком сразу после применения лекарства от маразма? Или перемена осуществлялась постепенно, как в «Рождественской песне» Диккенса, так что новый опыт понемногу смягчал ваш характер? – Он отстранился. – Ах, какая бы чудесная диссертация получилась!

Он вопросительно уставился на Роберта.

– Ни за что!

– Да-да, конечно, – покивал Шариф. – Но возможность такая захватывающая, что я и забыл о данных себе клятвах. И первая среди них – больше не влезать ни во что, чреватое разбирательством со спецслужбами. – Он поднял голову и обратился к незримым наблюдателям: – Вы это слышите? Я чист, чист телом, душою и даже новенькой одеждой, ее полностью прожарили! – И снова к Роберту: – Должен сказать, у меня даже специальность сменилась.

– Да?

– Да. Придется несколько семестров повозиться, но оно того стоит. Видите ли, наш Калькуттский университет открывает новый филиал с новым факультетом. Обещаны по-настоящему прорывные исследования. Конкуренция со стороны мумбайских университетов острая, но у нас есть спонсоры, и им нужны свежие лица, вроде меня! – Он энергично улыбнулся озадаченному Роберту. – Я говорю о нашем новом Институте болливудских исследований! Комбинация кино и литературы. Я буду изучать влияние литературы двадцатого века на современные формы индийского искусства. Как ни сожалею я об утраченных возможностях, профессор Гу, но, поверьте, я очень счастлив обзавестись специальностью, где проблем со спецслужбами не предвидится!

В промежутке между семестрами Роберт был очень занят. Придумка с синхронизацией даровала ему репутацию начинающего гуру. Его заметили в небольшой компании под названием Comms-R-Us. Фирма оказалась до некоторой степени традиционная. Старая (пять лет), три сотрудника на постоянных должностях. Не такая гибкая, как иные операции, но несколько инноваций в конкурентных коммуникациях на ее счету было. Comms-R-Us наняла Роберта консультантом на три недели. И хотя «консультативные услуги», ясное дело, лишь давали предлог Comms-R-Us присмотреться к Роберту Гу и решить, есть ли у него будущее, Роберт ухватился за этот шанс.

Впервые с тех пор, как повредиться в рассудке, он создавал нечто ценимое другими.

В остальных сферах дела шли не столь гладко. Хуан Ороско уехал: родители забрали его в Пуэбло к прадедушке по материнской линии на каникулы. Хуан продолжал время от времени заглядывать, но Мири не разговаривала с ним.

– Роберт, я пытаюсь не обращать на это внимания. Может, если перестану ее беспокоить, Мири позволит начать все сначала. – Однако у Роберта сложилось впечатление, что если бы родители не уволокли Хуана, пацан бы так и поселился на крыльце дома Мири.

– Хуан, я поговорю с ней. Я обещаю.

Хуан с сомнением посмотрел на него.

– Но так, чтоб она не подумала, что это я тебя попросил!

– Не буду. Я аккуратно выберу время.

Роберт десятками лет совершенствовал умение наносить удар в нужное время. Этот случай не обещал трудностей. Мири своему демопроекту еле-еле выклянчила незавершенный статус. А следовательно, когда под конец следующего семестра она с ним таки справится, ей предъявят еще более высокие стандарты. Пока же девочка хлопотала по дому, в основном заботилась о матери. Элис Гу превратилась в тень себя прежней. Стальной стержень последних пятнадцати недель их знакомства из нее вырвали. Результат был… очаровательным. Элис и Мири частенько, обычно по вечерам, зависали на кухне, делая вид, что у них там много кулинарной работы. Невестка держалась отстраненно, однако ее улыбка больше не выглядела бессмысленным рефлексом.

Потом Боб снова уехал, а Мири принялась хлопотать еще старательней. Каждый день она подбрасывала ему новости о лечении ожогов и травм конечностей. Вскорости потребуется использовать это как предлог для разговора начистоту о Хуане… и о самом Роберте.

Возможно, этим вечером время настало. Боба все еще нет в городе, Элис вскоре после ужина убралась в берлогу на первом этаже. Никаких «настольных игр» с Мири. Игры были прикольные, одно из немногих светлых пятен в его жизни после того ужасного вечера в УСД, но сегодня Роберт наконец нащупал решение некоторых задач для Comms-R-Us. Работая над ними, он потерял счет времени. Отвлекшись передохнуть, он обозрел результаты: похоже, работодатели останутся довольны. Какой чудесный вечер!

Внизу хлопнула дверь. Не отрываясь от работы, он слушал, как Мири с топотом взбегает по лестнице. Она пробежала по коридору и кинулась к себе в спальню.

Спустя несколько мгновений вышла и постучала к нему в дверь.

– Роберт, привет, могу я тебе показать, что я сегодня накопала?

– Конечно.

Она влетела в спальню и подтянула к себе кресло.

– Я нашла еще три проекта, которые могут помочь твоей руке.

Фактически левой руки у Роберта Гу с медицинской точки зрения и не было. Она полностью обгорела в нижнем предплечье. В двух местах у плеча рука держалась в буквальном смысле на полоске плоти. Его «протез» больше напоминал старомодный лубок. Но, что интересно, медики отказались от мысли отрезать ее и заменить каким-нибудь современным чудом. Рид Вебер, тот самый ассистент терапевта, которым прикрывались доктора, если требовался физический фронтэнд, объяснил ситуацию, хотя, вероятно, и не в тех терминах, какие предпочли бы врачи:

– Роберт, вы стали жертвой нового веяния: «защитной медицины». Видите ли, существуют протезы с моторным контролем пяти пальцев, почти не уступающие выносливостью настоящей руке. Но они несколько тяжеловаты, а сенсорная система и близко не такая, как у настоящей. С другой стороны, очевиден прогресс в регенерации нервов и костей. Никто не знает, как это произойдет и произойдет ли вообще, но имеется неплохая вероятность, что через восемнадцать месяцев вам вырастят новую руку на основе той, что у вас есть сейчас, доведут до естественного состояния. А врачи опасаются, что если сейчас отрезать вашу искалеченную руку, заменив ее протезом, то впоследствии адаптировать более совершенное решение будет намного дороже. Поэтому вам пока придется походить с заменой, которой бы и ваш дед остался недоволен.

А Роберт кивал и не жаловался. Каждый день он ощущал на левом плече мертвый груз, и это было своеобразной епитимьей, напоминанием о том, какой малости не хватило, чтобы его глупость разрушила чужие жизни.

Мири об этом не подозревала. «Защитную медицину» она считала чушью. Мири верила в самолечение.

– Вот эти три группы, Роберт. Одной удалось вырастить полноценную обезьянью лапу, другие работают над протезом всей конечности, но очень легким, а третья продвинулась в нейрокодировании. Готова побиться об заклад, твои друзья из Comms-R-Us охотно им тебя в аренду на опыты сдадут. Что думаешь?

Роберт коснулся пластикового лубка, заключавшего то, что осталось от его руки.

– О, мне кажется, что сделка с обезьяньей лапой слишком рискованная.

– Нет-нет, тебе обезьянью лапу пришивать не станут. Обезьянья лапа – это просто… – Судя по виду, Мири взялась гуглить. – Роберт! Я не про старый рассказ. Я же тебе помочь пытаюсь. Я хочу этого сильнее прежнего. Я твоя должница.

Да, сегодня определенно удачный вечер для разговора начистоту.

– Ты мне ничего не должна.

– Эй, пусть я ничего и не помню, но Боб мне рассказал о том, что видел. Ты своей рукой лаву перегородил. Ты ее сдержал. – Ее лицо вздрогнуло от воображаемой боли. – Ты меня спас, Роберт.

– Я спас тебя, детка. Да. Но этим я создал проблему. Я заигрался с кем-то очень злым.

Или очень странным.

– Ты отчаялся, и я это понимала. Я просто не понимала, как глубоко можно во всем этом увязнуть. И мы оба начудили.

Пора было ему упасть перед ней на колени и просить прощения. Но сначала следовало объяснить, почему прощения ему нет. Слова давались мучительно.

– Мири, ты начудила, когда пыталась все исправить. Но я… Это я навлек на твою мать то, что ее практически погубило.

Вот. Он это озвучил.

Мири сидела в полной неподвижности. Спустя мгновение она опустила глаза и сказала мягко:

– Я знаю.

Теперь оба застыли в полной неподвижности.

– Боб тебе рассказал?

– Нет. Элис. – Она подняла глаза. – И еще она сказала, что им до сих пор не удается выяснить, каким образом это могло ее свалить. Все о’кей, Роберт.

Она внезапно разрыдалась. И Роберт таки упал на колени. Внучка обхватила его за шею. Она плакала в три ручья, так что все тело тряслось в рыданиях. И колотила его кулачками по спине.

– Мири, мне так жаль. Я…

Мири зарыдала еще громче, но перестала его колотить. Спустя полминуты ее воющие рыдания улеглись, сменились сдавленными всхлипами, а потом стихли окончательно. Но она не выпускала его из объятий. Слова Мири звучали сбивчиво, неразборчиво:

– Я только что… Я обнаружила… Элис… Элис снова на переподготовку пошла.

Ого.

– Но она ведь еще не выздоровела! – Мири снова расплакалась.

– А что твой отец говорит?

– Боб сегодня не в Сети.

– Не в Сети? – В этот день и век?

Мири отпихнула его. Начала вытирать лицо рукавом, но выхватила салфетку из коробки, которую он поставил рядом.

– Да, полностью выпал. Тактический блэкаут. Ты… Ты за новостями не следишь, Роберт?

– М-м…

– Учись читать между строк. Там, где сейчас Боб, предметы и места будут потом светиться в темноте. – Она энергично вытерла слезы с лица, а голос обрел некоторое соответствие нормальному тембру. – О’кей, может, не буквально; Боб так говорит, когда хочет намекнуть, что ему поручили по-настоящему неприятную работку. Но я слежу за жерновами слухов, я наблюдаю за Элис и Бобом. И в совокупности это позволяет строить неплохие догадки. Иногда Боб недоступен, а я потом читаю о чем-нибудь странном или о чем-то ужасном в другой стране. Иногда Элис уходит на тренинг, и я понимаю: кому-то нужна помощь, или случится нечто по-настоящему ужасное. Сейчас Боб в отъезде, а Элис возвращается к тренировкам. – Она на миг заложила руки за спину, потом снова стала вытирать лицо. – Я п-предполагаю, что самые популярные слухи верны. Во время библиотечных беспорядков случилось что-то ужасное, даже страшнее захвата GenGen. Все сверхдержавы напуганы до усрачки. Они полагают, кто-то нашел способ взломать их системы безопасности. А Э-Элис едва не призналась в этом сегодня. Она себе в этом оправдание ищет!

Роберт снова сел, но на самый край кресла. Его великое признание растворилось в бездне.

– Тебе лучше поговорить с Бобом, когда он вернется.

– Я поговорю. И он попробует ее отговорить. Ты сам слышал, как это бывает. Но в конечном счете остановить ее не удастся.

– На этот раз, возможно, он сумеет это устроить в обход Элис или попросит врачей подкрепить его позицию.

Мири помедлила и, кажется, слегка расслабилась.

– Да. Этот раз особенный… Я… Я рада, что мы можем общаться, Роберт.

– В любое время, детка.

Но после этого она замолчала.

Роберт наконец спросил:

– Ты что-то замышляешь или просто гуглишь?

Мири помотала головой.

– Н-ни то ни другое. Я пыталась кое-кому дозвониться… но мне не отвечают.

Ага!

– Мири, ты же знаешь, Хуан в Пуэбло у прадедушки. Может, он не все время носит.

– Хуан? Я ему бы не стала звонить. Он не слишком умный, а в Пильхнер-холле, когда приперло, толку с него было чуть.

– Ты не можешь знать наверняка!

– Я знаю, что спустилась в туннели одна.

– Мири, я разговаривал с Хуаном почти ежедневно с того момента, как записался в Фэйрмонтскую школу, и я уверен, что он бы тебя не бросил. Подумай, как все было в те моменты, которые ты помнишь. Вы двое наверняка часто общались, следя за мной. Не сомневаюсь, что он честно выполнял свою часть уговора. Он может стать тебе хорошим другом, и с ним ты тоже будешь общаться.

Мири тут же понурилась.

– Ты знаешь, что я не могу с ним этого обсуждать. Я бы и с тобой не могла, но ты и так в курсе.

– Это правда. Кое о чем ты с ним говорить не вправе. Но… мне кажется, он заслуживает лучшего к себе отношения.

Мири вскинула голову, посмотрела ему в глаза, но смолчала.

– Помнишь, я тебе рассказывал, что ты похожа на твою двоюродную бабушку Кару?

Мири кивнула.

– Ты обрадовалась. Но я думаю, ты в курсе, как я обращался с Карой. Это вроде инцидента с Эзрой Паундом, но повторялось снова и снова много лет. У меня не было шанса искупить вину; она умерла, когда была немногим старше нынешней Элис.

На глаза Мири снова навернулись слезы, но салфетки были под рукой.

– И я всю жизнь так прожил, Мири. Я женился на чудесной женщине, которая меня очень любила. Лена от меня натерпелась больше, чем Кара, и продолжалось это дольше. И хотя я потом ее выгнал, она в конце концов вернулась помочь мне в «Конце радуг». А теперь она тоже мертва. – Роберт опустил взгляд; на миг у него все вылетело из головы, кроме сожаления об утраченных возможностях. О чем бишь я? Ага. – И… мне кажется, ты обязана Хуану. Ты, конечно, обходишься с ним не так мерзко, как я. Но у тебя остаются шансы исправить положение.

Он посмотрел на Мири. Ее плечи обвисли. Девочка рвала салфетки в клочья.

– Мири, просто подумай об этом, ладно? Меня отсюда вперед ногами пока выносить не собираются.

Наконец она нарушила молчание:

– Роберт, ты когда-нибудь нарушал чистосердечное обещание?

А это еще откуда? Но не успел он рта раскрыть, как Мири добавила:

– Потому что я сейчас нарушила!

С этими словами она схватила коробку салфеток и вылетела из комнаты.

– Мири!

Но когда он выскочил в коридор, Мири уже исчезла в своей спальне.

Роберт на мгновение растерялся. Можно добежать до ее спальни и заколотить в дверь. Или послать сообщение.

Он повернулся, зашел обратно к себе – и увидел на столе, рядом с местом, где сидела Мири, золотистый огонек. Это был энум, открывавший канал ограниченного обмена сообщениями. Но Мири ему такой уже выдала, и не только такой. Он открыл золотой энум и посмотрел, что там.

Энум был настроен на Лену Льюэллин Гу.

Роберт просидел рядом с энумом почти полчаса. Он обследовал его. Изучил сопроводительную документацию. Все было так, как он и подозревал. Лена жива.

Физического адреса нет, но ей можно было отправить простое сообщение. У него ушло всего два часа на составление текста. Меньше двухсот слов. И были это самые важные слова из всех когда-либо написанных Робертом Гу.

Роберт в ту ночь не спал. Наступило утро, за ним день.

Ответа не было.