Я-то думал, буду сидеть один, скучать-тосковать и обдумывать дальнейший план жизни, но вместо этого настоящий посетительский день.
Снял я панно недоделанное со станка, выбрал лоскуты которые потолще, ворсистые такие, чтоб ничего не прощупывалось, чистенько закатал в них камушки, завязал узелки. А завязал на этот раз умно, камушек не в узел, как раньше, а между двух узлов, так, чтоб выковырять легко, не распуская все изделие. Кто не знает, тому ни в жизнь не догадаться, а я сразу увижу – где у меня как бы три узелка подряд, там средний и есть камушек.
И только натянул основу, опять звонок в дверь. С Азамом вроде договорились на вечер, значит, это либо нянька, либо Татьяна сподобилась. На случай, если нянька, поехал открывать в кресле, чтоб сразу составила себе правильное представление. Да и Татьяне не вредно напомнить. Хорошо, что камушки успел закатать.
Да еще как хорошо!
Это из полиции ко мне явился, правда, в штатском. Добрались наконец-то.
Все путем, вежливо, удостоверение в дверях показал, хочу, говорит, задать вам несколько вопросов. Ну, давай, задавай, я готов, все дни обдумывал. Хотя поджилки, конечно, трясутся.
Как положено обеспокоенному гражданину, спрашиваю, по какому, мол, поводу.
Сейчас, говорит, все выясним по порядку. Имя-фамилию записал, книжечку назад листнул и спрашивает:
– В полицию звонили, жаловались?
Тут я, прямо с самого начала, чуть ошибку не допустил. Чуть было не сказал, нет, мол, с какой стати. Но спохватился вовремя и говорю:
– Вон оно что! Это вы только сейчас отреагировали? Верно, звонить я звонил, но толку никакого.
– Один раз звонили? Когда? – А сам в книжечку смотрит.
– И один-то раз зря. Когда? Давно уже, больше месяца. Сколько мы тут мучений приняли! Как вечер, стереосистема ихняя бум-бум, трах-трах, да песни орут, а после столы-стулья убирают, опять полночи грохот… Вот, а вы явились, когда уж и ресторан закрылся. Так что спасибо, уже не нужно, и без вас стало тихо.
Но трудно надеяться, что теперь уйдет. Не ушел, конечно, а продолжает:
– И больше не звонили?
– Да что толку-то? Больше не звонил.
– Так, – говорит и в книжечку пишет. – Следовательно, у вас к ресторану отношение было плохое?
– Я, – говорю, – по ресторанам не хожу и отношения к ним не имею.
– Я вас про данный конкретный ресторан спрашиваю.
– Да он закрыт, какое к нему отношение. Дай Бог, чтоб и не открывался.
– А раньше? Когда был открыт? Вы хотели, чтоб он закрылся?
– Я хотел, чтоб было тихо.
– И что для этого делали?
– А что я мог сделать? Их просил да вам звонил, и ничего не помогло.
– А что помогло? Почему он закрылся?
Это он подкапывается узнать, не я ли в полицию сообщил, то есть не видел ли я чего.
И вот тут очень важно соблюсти правильную меру. Я еще из России усвоил, что по своей инициативе с информацией высовываться нечего, даже с самой безопасной. Однако они уже много кого опросили, и разные обстоятельства им известны. Если совсем ничего не расскажу, сразу подозрение. Значит, рассказать надо, но очень, о-очень аккуратно. По большей части строго придерживаться фактов, но при этом все, что сказал Ицик, и что официанточка, и что соседи снизу могли сообщить, все это надо держать в уме и соответственно излагать.
– Почему он закрылся, – говорю, – мне не известно, но предположение сделать могу.
Он сразу насторожился:
– Ну?
– А вот, – говорю, – у нас тут на прошлой неделе драка была. Хозяин ресторана с официантом дрался. Может, повредили друг друга, может, в больницу угодили, это уж я не знаю. Где же вы, – говорю, – были раньше? Или только сегодня узнали?
Он на мои претензии ноль внимания и жмет дальше:
– Вы видели, как дрались?
– Видеть, – говорю, – не видел, я дома сидел, а как орали, слышал хорошо.
– А еще что вы слышали? Из-за чего они дрались?
– И про это могу сделать предположение.
– Говорите.
Я подъехал к своему столику, где у меня тряпочки рассортированы, показываю ему:
– Видите мои материалы?
– Вижу, – говорит.
– Вот такие же мне как раз в тот день привезли. Два мешка. Да. Я ковриками занимаюсь. Вот эту работу видите? – говорю и показываю ему недоконченное панно. – Вот на нее тот материал и пошел.
– Да?
Тут у меня опасный, тонкий момент. То есть что Ицик мне мешки принес, а Ицика упоминать не хочу. Но авось проскочим.
– И вот, только я мешки с материалами получил, даже открыть не успел, вваливаются ко мне эти двое, говорят, они из ресторана, и…
– Двое – это хозяин и официант? Вы с ними знакомы?
– Да знать я их не знаю! Говорят, мы из ресторана, мы, говорят, в твоих мешках кое-что спрятали, хотим обратно забрать. И стали в мешках копаться, они вот тут стояли.
– А вы что? Позволили?
– А я инвалид, что я с ними мог сделать? Стали копаться и что-то нашли.
– Нашли?! Что нашли?
– А что, мне не видно было. Хозяин отвернулся от меня, стал находку разглядывать, да как заорет, а красное? красное, говорит, где? И этого второго, рыжего, за грудки. А этот замельтешился, клясться стал, я, говорит, не брал, может, говорит, оно в третьем мешке. А мешков и всего-то было два. Всегда три привозят, а в тот раз почему-то два. Чего-то этот рыжий темнил. Ну, тогда они убрались во двор, третий мешок искать, а потом стали драться.
Он все за мной аккуратно записывает.
Я спрашиваю:
– А что они такое там спрятали, вы знаете?
А он мне на здешний манер:
– А вы знаете?
– Знал бы, – говорю, – не спрашивал бы.
– А какое, – говорит, – ваше предположение на этот счет?
– Да какое, только одно и может быть.
– Какое же?
– Да наркотики, что еще. У них ведь это так и называется – белое, черное, зеленое, ну, видно, и красное есть.
Тоже записал, а я предлагаю:
– Может, вы кофе хотите или воды попить?
Он говорит:
– Спасибо, воды, если есть холодная.
Я поехал на кухню, налил воды из холодильника, возвращаюсь, а он тряпочки мои рассматривает, пальцами перебирает.
Господи, второй раз на том же месте! Ну, чего, спрашивается, я ему дверь открыл? Как тогда с Кармелой! Мог бы вообще не открывать, будто дома нет или болен. С какой стати я свои заготовки на видном месте разложил? Почему, идиот, так был уверен, что никому в голову не придет! Вот сейчас нащупает, и конец всему. Так и подмывает, чтоб заготовки эти у него выхватить, но вместо этого говорю сердито:
– Нет, – говорю, – вы меня простите, но заготовки мои не трогайте.
А он целую горсть заготовок набрал, и именно которые уже с узелками, потряхивает в руке, как взвешивает, и говорит:
– Вот это и есть те лоскуты, которые вам тогда привезли?
– Я их каждую тряпку в лицо не помню. Вы, главное, на место положите, они у меня в определенном порядке лежали.
Ну, на это ему плевать, но бросил заготовки обратно на столик.
– Так вы всю мою работу испортите!
Сердито говорю, а сам от облегчения чуть в обморок не падаю, спасибо, сижу.
– А как, – говорит, – эти, предположим, наркотики в ваши мешки попали? Они просили, что ли, их спрятать?
Одно из двух – или совсем дурак, или это метода такая, дурацкий вопрос задать и смотреть, какая будет реакция. Главное, понять не могу, подозревает он или просто выясняет ситуацию. На это очень толково надо ответить, но тут произошел перерыв.