Мозаика из переливающихся солнечных цветов. Иду и слышу под ногами бесконечно шуршащие листья. Так сложно идти по земле, я словно хожу босиком по стеклу. И кровь моя наполняет листья и наделяет их вишнёвой краской. Боюсь сделать следующий шаг. Ведь что же будет дальше? Прохладный ветерок и его касание моей щеки. Но нет, мне неприятно. Меня сейчас раздражает любой звук и любое прикосновение. Прекрасная погода, щебет птиц и поцелуй влюблённых птиц. Почему меня, столь романтичную и сентиментальную личность, так не привлекает эта картина? Ведь она написана такими пестрящими красками, которые всё ещё не высохли и дразнят мой нос. Нелюбимое время года. Такое неопределённое, как и я сама. Сегодня веселишься, завтра грустишь. Сегодня дождь, завтра палящее солнце. Пылкость и холод, безразличие и озабоченность. Это я и она. Осень и я. Два синонима.

Сегодня на улице было по-особенному морозно, хотя ведь только начало осени. Неужели природа предупреждает нас об опасности?

Я выходила из замка только тогда, когда мне хотелось подумать об Уильяме. Я знала, что это всё глупости, но мне было страшно от того, что окружающие прочтут в моих глазах такую явно тоску по нему. Кроме того, я ужасно скучала по дочери. И хоть каждую осень мы находились в разлуке, и я должна была бы привыкнуть к этому, но мне было тягостно от того, что она так далеко находится от меня. Но меня успокаивали письма сестёр Энтони, сообщавших о том, что Маргариту там очень любят и, как могут, развлекают. Дочь набросала мне лишь несколько слов: о том, что научилась новому танцу, прочитала несколько книг и что к концу года выполнит обещание отца. Но ни слова о том, что она скучала по мне! Я горько плакала над этим письмом, когда его получила. Я не могла обижаться на свою маленькую дочь и знала, что она поймёт меня только тогда, когда сама станет матерью. Но как же мне хотелось, чтобы она хоть несколько фраз обронила о том, как она нас любит и скучает. Но я успокоила себя мыслью о том, что если она не скучает, то ей там очень хорошо, а для матери это самое главное.

С Энтони мы разговаривали лишь о делах, о предстоящей войне и о нашей дочери. В остальное время мы вообще старались не проводить время в компании друг друга. Кажется, сплетники немного успокоились и теперь сосредоточили своё внимание на спасении собственных шкур в ожидании надвигающейся угрозы. Кое-кто из моих придворных уже выразил желание отправиться в отчий дом, но я не преминула им напомнить, что они мне нужны здесь, во дворце. И, если честно, они действительно мне были нужны. Благодаря им я старалась держаться спокойно, не выдавать тревоги или какой-то тоски. Они помогали мне не расклеиваться. И хоть это была всего лишь игра, лишь она заставляла меня быть сильной, что было важно в такое беспокойное время.

10 сентября мы получили вести от Уильяма и других шпионов. Они сообщали о том, что войско пиратов пополнилось за счёт добровольцев из Северна и они уже около наших границ. Это был настоящий удар. Кузен моего первого супруга теперь открыто объявил о войне между нашими королевствами! Как так вышло, что люди, чьей королевой я была всего семь лет назад, чьи головы я спасала от пиратов, теперь стояли с ними по одну сторону дороги, противоположной нашей.

Я сразу же написала королю Ричарду и его регенту письмо, в котором просила их прислать нам подкрепление. Нашего войска и тех немногих, которых прислал нам король из родного королевства Энтони, могло не хватить для отражения атак пиратов и их союзников. Моё сердце дрожало от страха, когда я думала о том, что мой дорогой Уильям находился сейчас совсем близко к угрозе. Кто знает, какое ещё поручение дал ему король, и как далеко пойдёт Уил для того, чтобы услужить мне и моему мужу.

В ту же ночь муж зашёл ко мне в спальню. Я была в ночной сорочке, длинные рыжие волосы спадали мне на плечи, а служанка пыталась их причесать. Мои яркие зелёные глаза создавали сильный контраст с мертвенно-бледной кожей лица. Я застыла перед зеркалом, словно пыталась проникнуть внутрь него и открыть для себя тайны вселенной или хотя бы того, что нам ещё уготовано судьбой. Король попросил прислугу оставить нас наедине, и, услышав его мужской баритон, я лишь тогда заметила его, и повернулась к нему боком, не решаясь сказать ни слова.

Он, потупив взор, старался не встречаться глазами с моими. Я не старалась ему помочь, молча сидела на стуле и дожидалась его. Мы так давно не оставались наедине, что не знали, как себя вести. Ведь тут можно было не играть.

– Миледи, не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Я не хотел уезжать, не попросив у вас извинения. – Решился наконец он.

– Уезжать? Куда уезжать? – Пытаясь придать голосу большей озабоченности, поинтересовалась я.

– Мы собрали войска и направляемся на юго-восток. Если верить нашим источникам, пираты нападут совсем скоро, гораздо раньше, чем мы предполагали.

– Но как же войско короля Ричарда? Разве мы не будем ждать его?

– Нельзя терять времени, миледи. Мы не можем позволить, чтобы пираты разграбляли наши провинции, в то время как мы ожидаем подмоги. Войско Ричарда присоединится к нам позже.

– Ты прав. Но тогда и я поеду с вами. – Уверенно произнесла я.

– Нет, этого допустить нельзя. Это слишком опасно.

– Ну как же? Я ведь всегда участвовала в сражениях. Помнится, меня даже называли символом нашего королевства и говорили, что я приношу удачу.

– Простите, королева, но я не могу согласиться с вами. У вас было всего два сражения и благо все они закончились благополучно. Но сейчас всё по-другому. К тому же, теперь у вас есть дочь, и вам необходимо оставаться в безопасности и выжить если не ради меня и вас, то хотя бы ради дочери.

Взвесив его доводы, я поняла, что он прав. И, несмотря на все наши недомолвки, я видела в глазах этого человека искреннюю неподдельную обеспокоенность. Он любил меня, несмотря ни на что. Несмотря на то, что я его не любила.

– В таком случае, я прощаю вас, мой супруг. И благословляю. – Я совершила с ним то же, что недавно совершила с Уильямом. Но уже без какой-либо нежности и любви, а просто будто бы из чувства долга.

Конечно, я не ненавидела этого человека, я была ему благодарна и жалела, что не сделала его счастливым. Но и он не должен был требовать от меня того, что дать ему я не могла. Я подарила ему дочь, себя, корону и королевство. Думаю, этого было достаточно, чтобы он ни в чём меня не упрекал.

– Уильям Кофер вернётся во дворец? – Вдруг задала я неуместный вопрос. Если честно, меня мало волновало то, что это могло задеть моего мужа. Я больше была обеспокоена самым предметом разговора.

– Нет, он войдёт в число нашей армии. – Сердито буркнул муж, но я словно не заметила его тона:

– Почему же? Он ведь не военный, а всего лишь бывший конюх. Он в первый же день погибнет от руки врага! – Парировала я, лишь убедив мужа в правдивости слухов.

– Ну, тогда будем надеяться, что на небесах к нему будут также добры, как вы к нему при жизни. – И тут он ядовито улыбнулся и ушёл, хлопнув дверью.

Простившись с мужем теплее и дружелюбней на следующий день, я с ужасом осознала, что могу с ним больше не увидеться. И тогда я, не для удовольствия придворных, а лишь для самого мужа, поцеловала его крепко в губы, стараясь подарить ему хоть частичку своего запаха, раз сердце моё было отдано другому. Он даже немного улыбнулся, хоть и с тенью грусти на глазах, сжал меня в объятиях и ответил на поцелуй. Мы попрощались, и я ещё долгое время смотрела ему вслед, моля Бога вернуть мне мужа в целости и сохранности.

Жизнь в неведении и постоянном ожидании была просто невыносимой. Наши посланники, натасканные моими приказами, каждый день приносили нам вести обо всех изменениях в ходе военной кампании, о каждом шаге моего мужа и шаге противника. К сожалению, чем больше я знала обо всех деталях, тем сильнее боялась за жизнь двух своих мужчин. Все ждали, затаив дыхание, когда же начнётся война.

И вот она началась. В день столкновения армий моего супруга и пиратов я несколько часов подряд стояла на коленях перед распятием и просила Господа помиловать меня, моего мужа и весь мой народ за грехи и подарить нам мир. Я не хотела даже думать о том, что мы можем поиграть. Видно, это и разгневало Бога, т. к. мы получили известие о том, что удача оказалась не на нашей стороне, и Энтони потерпел первое поражение. Получив эту новость, я ещё долгое время не могла придти в себя. Но, опомнившись, я поняла, что нужна мужу и не позволю страху полностью парализовать меня.

Я писала государям различных стран и просила их о помощи, чтобы хоть как-то помочь своему королевству. Большинство ответили отказом, но всё же один король согласился мне помочь. И, может, я буду жалеть об этом всю жизнь, т. к. заплатила слишком высокую цену за дружбу с этим государем, но другого выхода у меня не было. Этим союзом мы скрепляли с королём помолвку его сына с моей дочерью. Вспомнив её рыжие пряди волос, такие яркие, как будто они впитали в себя все краски осени, я даже заплакала. Король Ницберга послал 10-тысячное войско моему мужу, на юго-восток, где должна была разразиться новая битва. Я отослала мужу письмо, в котором сообщала об условиях этого договора. Я не знаю, как он отреагировал на это послание, но думаю, что и он помолился о том, чтобы будущий супруг дочери оказался хорошим и добрым человеком, или хотя бы глупым неотёсанным мальчишкой, которым она могла легко помыкать.

Новый союз был составлен очень вовремя и помог моему супругу. Увидев новоприбывших в числе армии Энтони, кое-кто из армии противника перешёл на нашу сторону, боясь умереть или быть взятым в плен после поражения. Это умножило наши шансы на победу.

Я получила от короля Ричарда письмо, в котором тот сообщал о внезапном нападении варваров на их северные земли. В связи с этим, мой друг был вынужден сам встать во главе своей армии и отправить все свои силы на защиту собственного государства.

Тем самым, число людей, за которых я молилась, увеличилось, и мы потеряли одного союзника. Страшные картины прошлой битвы всплывали перед глазами, даже когда я шептала молитву. Как бы я хотела, чтобы люди никогда не начинали войны, но, как мы знаем, даже из исторических книг, война и жажда обогащения заложена в природе человеческой, и, в отличие от животных, которые убивают для того, чтобы выжить, мы убиваем ради того, чтобы обрести власть, деньги и земли. Думаю, что варвары особенно отличались жаждой кровопролития и их с детства учили убивать, иначе я не могу объяснить, как так выходит, что наши жизни висели на волоске, даже если численность нашего войска превосходила их.

Решающее сражение произошло в четверг. Я спряталась в церкви с молитвенником в руках, зная, что совсем далека сейчас от этого священного места и вряд ли смогу прочитать хоть одну из молитв. Телом я была здесь, но мыслями и духом я была сейчас со своим супругом, и любимым мужчиной, Уильямом Кофером.

Когда же я осознала, что на самом деле люблю этого человека, несмотря ни на какие предрассудки и прочие обстоятельства? Думаю, что только сейчас. Тогда, когда мой возлюбленный находился в смертельной опасности, когда он был так далеко от меня, и так близок к моему сердцу. Даже тогда, когда я прощалась с ним, я не осознавала, как он много значит в моей жизни. Он был для меня не просто добрым другом. Я любила его, любила всем своим небольшим израненным сердцем, которое когда-то, при такой же войне, закрыла на замок от всех прочих мужчин. Кофер появился в моей жизни так же стремительно, как и прорвался в глубинные коридоры моей души, найдя дверцу к моему сердцу.

Я видела в нём родственную душу, знала, что этот человек – тот единственный. Он пролил свет в моей жизни, придал ей новый смысл. И хоть любовь моя не имела будущего, я была счастлива. Счастлива уже от того, что могу снова любить. Мы не калеки, изувеченные в прошлой войне, как все, да и мы сами, думали. Мы ещё можем любить, а, значит, мы ещё живы.

В это же время на северных землях Лавадии состоялась другая битва. Я отговаривала своего друга, короля Ричарда Белкрафта, от идеи возглавить войско и вместе с ним выступить против варваров. Он был уже не тот могущественный воин, каким слыл ещё семь лет назад. Прошлые раны разбили в нём ту непробиваемую стену. И я всерьёз обеспокоилась, получив от него ответ. Я понимала его, и даже восторгалась его решимостью, но вместе с тем, будучи его другом, я беспокоилась о том, что в такой войне он может погибнуть. Все свои силы и молитвы я посылала на север Лавадии, где мой храбрый старый друг боролся с превратностями судьбы, упорно защищая своё королевство, и на юго-восток Креонии, где армия, под предводительством моего супруга, и в которую входил мой любимый, сражалась со своим врагом.

Радостные вести пришли только с одной стороны: армия моего мужа и его союзников вдребезги разбила своего противника. Народ ликовал, ликовал и мой двор, вот только я лишь тихонько содрогалась при той мысли, что это ещё не конец. Мы нужны были Ричарду, от которого я получала лишь плохие вести: армия варваров прорывалась уже вглубь страны, всё сильнее ударяя по армии Ричарда и заставляя того ретироваться.

Я послала своему мужу инструкции и попросила его немедленно направить армию в Лавадию, и спасти положение нашего старого союзника. Тот ответил, что остаётся пока на юге страны, дабы разобраться с пленными и раненными. Большую же часть войска во главе с Уильямом Кофером он отправляет в Лавадию. Когда посланник мужа дочитал письмо, я вырвала у него его и сама убедилась в том, что там действительно написано имя Уила. Но как такое возможно? Это что, новая выходка моего супруга? Может, он считает, что Ричарду не победить и для того, чтобы не подвергать себя новой опасности, сам не отправился в Лавадию, а отправил туда возлюбленного своей жены? Чёртов трус! Да как он посмел так поступить?! Как мог оказаться таким трусом? И остаться там, на пустынном поле, занимаясь совсем никчёмными делами, которые мог поручить кому угодно, даже бывшему конюху.

Теперь меня накрыло новой волной тревог и волнений. Мои подданные даже не сомневались, что я молюсь не только за своего старого друга Ричарда, но и за нового: Уильяма Кофера. Я, наверное, была слишком глупой, раз так неумело играла на публику и наплевательски относилась к чужому мнению. Но мне было действительно плевать на других, в то время как близкие люди находились в опасности.

На улицу я не выходила, ела мало, особо ничем не могла заниматься, кроме ведения корреспонденции, подсчётом расходов в ходе войны, отправкой средств на лечение раненных и похороны умерших. Я скорбела вместе с теми, чьи мужа, сыновья, братья не вернутся домой после этой войны. Нельзя сказать, что эта победа нам досталась легко, ведь ни одна из войн не может пройти бесследно, не нанеся ущерба даже победившим. Мы потеряли множество сил, средств, а, главное, мы потеряли людей. Неважно, сколько их было: сто или тысяча, всех их уже нет, их уже не вернуть. Поэтому вместо того, чтобы праздновать одну победу, я облачалась в белое, и отдавала дань моему народу, который ради меня и моей семьи жертвовал своими жизнями и жизнями своих близких. Для меня эта победа была не праздником, за эту победу я слишком дорого заплатила: моя дочь, ставшая пешкой в наших с королём руках, выйдет замуж за незнакомого ей человека, и дай Бог, чтобы он не оказался таким же жестоким, как мой первый муж, Говард.

Я сгорала от непреодолимого желания написать Уильяму, но всё же смогла преодолеть его. Каждая весточка от короля Ричарда была для меня спасением. В очередном письме он сообщал, что благодарит меня за то, что я прислала ему на помощь своё войско и с особой благодарностью отзывается об Уильяме, который стал настоящим драгоценным камнем как для моей, так и для его армии. Такого ловкого лучника, как он, ему не удавалось ещё встречать. Я лишь обомлела, прочитав это, и прижалась к стене, чтобы не упасть от удивления. Мой Уильям ещё и прекрасный воин? Я просто слезами захлёбывалась от счастья и невероятной гордости. И тут же сравнивала его с моим мужем, который чёрти чем занимается на юге моей страны. Я послала туда проверенного человека, которому доверяла, и которому дорого заплатила за то, чтобы он сам отправился к моему мужу, и выяснил, что там происходит. Любовницу очередную завёл, которая зализывает его раны? От этой мысли у меня к горлу подступил завтрак, и я чуть не вырвала.

Посланник вернулся уже через пару дней. Он ещё не успел переодеться после дороги, умыться и поесть, как я вцепилась в него своими руками и приказала, не медля, обо всём мне доложить. Тот даже не удивился, и вид его был довольно омрачён. На лице прослеживалась тревога и сомнение, как будто он переживал внутреннюю борьбу с самим собой.

– Ваше величество, не знаю, как вам сказать… – Замялся он.

– Говори, как есть. Ведь за этим я тебя и послала! – Внутри меня уже начали зарождаться новые ужасающие догадки.

– Его величество, король Энтони болен. – Посланник наконец с этими словами скинул всю тяжесть со своих плеч.

– Что? Ты, наверное, что-то путаешь? Мой муж не может быть болен. Он занят там различными делами. Это он приказал тебе соврать? – Грозно поинтересовалась я.

– Нет, ваше величество. Я с королём не виделся. К нему мало кого пускают вообще. Говорят, он получил обширную рану в плечо во время первой битвы. – С жалостью в глазах промолвил мой посланник.

– Этого не может быть. – Я думала обо всём, что угодно, строила различные догадки, но мне даже в голову не приходило, что мой муж мог заболеть. Теперь было ясно, почему мой муж сам не отправился в Лавадию, но зачем он скрыл от меня свою болезнь? Ему было стыдно или он не хотел меня беспокоить, как всегда? – Но ведь это не смертельно?

– Не могу знать, ваше величество. Вначале это была просто рана. Королю необходим был отдых, но он никого не слушал и продолжал вести войско во втором сражении. После него ему стало хуже. – Этому человеку было искренне жаль моего мужа, что говорило о том, что народу плевать на то, какое происхождение у короля или королевы, что для них главное, чтобы их правитель был добрым и справедливым государем.

– Так, значит, он может умереть? – Как попугай повторяла я. Губы, и всё лицо тотчас побледнели, как будто у меня самой появилась смертельная болезнь. Посланник испугался, что я могу лишиться чувств и попытался успокоить меня.

– Ваше величество, врачи делают всё возможное, чтобы помочь ему. Я не могу говорить точно, выживет ли король, всё в руках Господа Бога. – Простодушно ответил слуга.

Я поблагодарила его, велела кухарке приготовить ему ужин, а сама отправилась к себе, выпроводив из своей комнаты всех, кто пытался попросить у меня аудиенции. Затем я призвала совет собраться в кабинете моего мужа.

– Дорогие мои советники и друзья, кто-то говорит, что эта война была самой успешной за всю историю существования нашего королевства и что далась она нам легко. Но я бы хотела опровергнуть это лживое заявление. Во-первых, мы потеряли наших людей, и кое-кто из сражавшихся не вернётся к своим семьям. Во-вторых, мы посягнули на счастье моей дочери, нашей принцессы Маргариты, обещая выдать её замуж за сына короля, который стал нашим союзником лишь по принуждению. В-третьих, наше войско отправилось на помощь нашему союзнику в войне против варваров. И кто знает, сколько ещё будет смертей. А, в-четвёртых, мы можем потерять нашего горячо любимого короля, моего супруга, Энтони Джонсона. Он храбро сражался за то, чтобы мы сейчас спокойно ложились в постель и не беспокоились о будущем нашей страны, хотя бы на некоторое время. И за эту победу он расплатился своим здоровьем. Наш король находится сейчас на юго-востоке страны лишь потому, что его состояние очень тяжелое, и он может умереть.

Советники переглянулись между собой и с замиранием сердца ловили каждое произнесённое мною слово. На их лицах больше не было празднества и торжественности. Они были напуганы, словно маленькие зверьки, на которых объявили охоту. Страх, подобно писклявой флейте, разнёсся по их устам.

– Я отправлюсь к нему. Я нужна ему там. И сделаю всё от меня зависящее, чтобы наш король вернулся в столицу в полном здравии и бодрости духа. – Высокопарно отчеканила я. На самом деле, я почти слышала, как сильно стучат мои зубы от страха. Но «толпа» придавала мне сил. – Вальтер Брелье, я ставлю вас во главе совета. Будете писать мне о самых срочных и важных делах. В остальных случаях, господа, рассчитываю на вашу преданность мне, мужу и нашему королевству. – Затем мы обсудили кое-какие другие важные государственные вопросы и простились в глубоком унынии.

Эту ночь я не спала. И вообще провела её вне стен своей комнаты. Я знала, что мне нужно отдохнуть, но как же тяжело мне было сейчас уснуть крепким сном, когда я знала, что мои любимые люди подвергаются смертельной опасности. Я хотела бы раздвоиться, раствориться в их бедах, и как губка вбирать в себя всю кровь, которую они проливали. Я бы пожелала сама умереть вместо них, и подарить им возможность прожить ещё много лет.

Я не хотела прощаться ни с кем из этих людей. Ричард Белкрафт, мой дорогой друг, который когда-то был моим врагом. Сейчас мы стали друг для друга какой-то связующей нитью, возвращающей нас в прошлое. Мы потеряли в той войне близких, но остались друг у друга и стали от этого роднее. И пусть Ричард не мог мне вернуть моего Эдварда, он дарил мне частичку его, делясь некоторыми своими воспоминаниями о сыне.

Энтони Джонсон, мой друг и муж. Я не могла ни в чём упрекать его, т. к. сама была несправедлива к нему. Он никогда не был эгоистичным человеком, всегда думал только обо мне, моей дочери и королевстве. Я не злилась на него, я всегда злилась на себя и незаслуженно вымещала эту злость на муже. Я не могла простить не его, а себя, за то, что так и не смогла полюбить его. Конечно, я его ценила, уважала, восхищалась им. Но это не то, что ему было нужно. Он был достоин любви любимой женщины. А я, наверное, всю жизнь себя буду корить за то, что не смогла в полной мере любить этого человека.

Уильям Кофер, мой новый друг и возлюбленный. Как так вышло, что я полюбила его, незаметно для самой себя, и так очевидно для окружающих? Завязав с ним знакомство, я ведь и не предполагала, что всё обернётся этим. Я всё ещё не могу разобраться в себе, всё ещё путаюсь в мыслях, желаниях. Я разрываюсь на части. Разум мой говорит, что я должна опомниться. А сердце, сердце уже давно никого не слышит. Оно безоговорочно отдано ему. И хоть я знаю, что мы с ним не будем вместе, мои чувства от этого не ослабевают. Они лишь переливаются разными цветами, оттенками, как будто играя со мной. Я не знаю, почему судьба уготовила мне такую любовь, и почему я вновь не могу быть со своим любимым. Но я стараюсь быть благодарной уже за то, что вновь смогла впустить мужчину в своё сердце. Только теперь моё сердце разрывается от боли, от страха, что мой возлюбленный погибнет… Любовь – это боль и постоянный страх. Во всяком случае, у меня.

Прохладный вечер уступал дорогу морозной ночи. Воздух был по-особенному свеж, как будто пропитан влагой водного источника. Деревья понуро склоняли ветки по велению ветра. Круглолицая луна осторожной поступью ступала на ещё голое небо. А звёзды спрятались под буро-зелёными тучами, как будто боясь увидеть ещё один труп на земле. Вся природа и всё живое оплакивали умерших, а печальная осень своим холодом наказывала всех тех, кто был тому виной. Но я не замечала этот холод, хоть синюшные руки подсказывали, что тело моё всё сильнее охладевает. Ночь окутывала меня бледной пеленой, в которой даже моя тень и очертания тела казались невесомыми, относящимися к иному миру, миру призраков.

Я просила, словно какая-то язычница, у небес спасения, не для себя, пропащей, а для своих близких. Я уже не знала, в какого Бога верить, и какому поклоняться, чтобы спасти дорогих мне людей. Через какое-то время я перестала чувствовать своё тело, и даже руки, сомкнутые в замке, казались мне чужими. Поняв, что скоро я превращусь в ледышку, я попрощалась со своими внутренними богами и направилась обратно в замок.

Порой я удивлялась, откуда во мне появляются эти силы? Ведь вряд ли меня можно назвать сильной личностью: я не могу скрывать своих эмоций. Если мне больно – я плачу, если мне хорошо – я искренне радуюсь. Я жалею людей, многое могу прощать, из-за чего не раз уже пожалела об этой своей черте характера.

Но вместе с тем, иногда я похожа на нерушимую скалу, которая способна встретиться лицом к лицу с любыми бурями и штормами. Я никогда не опускаю руки, несмотря на то, что мне тяжело нести ношу одной. Я ступаю по земле, ударяясь ступнями об острые камни, сбивая колени в кровь, но продолжаю идти. Иногда я вижу впереди себя свет, иногда я иду в абсолютной темноте, не видя перед собой никакой надежды. Но она есть, она живёт в моём сердце. Всегда жила. И сейчас я, помолившись, не утратила надежды и веры в то, что нависшие над нами тучи вскоре обойдут нас стороной.