За завтраком Сэмюэль спросил остальных, не видел ли кто поблизости чернявого мальчишку, которому, судя по всему, негде жить, и все вдруг смутились, особенно Сван: никакого мальчика она не встречала, и вообще ни одной живой души, а если бы увидела, сразу сказала бы взрослым.

Столь упорное отрицание Уиллади взяла на заметку, занесла в мысленную записную книжечку.

– А я несколько раз видел, – сказал Сэмюэль. – Сегодня ночью он опять таскал еду из кухни.

Бабушка Калла покосилась на Сэмюэля, брови поползли вверх чуть не до макушки.

– Опять, – повторила она, то ли задавая вопрос, то ли отзываясь эхом.

– Я должен был раньше сказать, – продолжал Сэмюэль. – Он уже не первую неделю к нам ходит. Вначале я был уверен, что у него есть семья, – может, они голодают, – но теперь уже не так уверен.

И рассказал, как выследил мальчугана, и как он зарылся в сено, и какой он был жалкий, точь-в-точь беспризорный щенок, которого бросили у дороги.

– Я взял одну из ваших простыней и укрыл его. Вы ведь не против?

Калла была не против – на то и простыни, чтобы укрываться, с какой стати их жалеть?

А Бэнвилл, узнав, что Сэмюэль позаимствовал его одежду, потому что мальчик был одет в грязное тряпье, горделиво выпрямился, словно ему сообщили, что среди его предков сам Авраам Линкольн.

– Пусть носит, мне не жалко, – сказал он великодушно. – Для чего еще нужна одежда?

На другом конце стола сидела Бернис, держась за руки с дядей Тоем, как и подобает примерной жене, которую она так старательно изображала. Столь безграничная доброта показалась ей приторной.

– Вот что, – проворковала она, – надо узнать, кто его родители, и отправить его домой. Они, наверное, места себе не находят.

Тут вмешалась Сван:

– А вдруг его родители – плохие люди? Вдруг его отец – злобный, подлый су…

Сэмюэль строго глянул на дочь, и Сван как раз вовремя успела поправиться:

– …субъект? Вдруг мальчик боится идти домой?

Уиллади и эти слова взяла на заметку.

Той Мозес отодвинул тарелку, закурил.

После завтрака вся семья собралась у окна – все смотрели, не покажется ли кто из дверей сеновала.

– Спорим, уже убежал, – разочарованно протянул Нобл. Ему так не терпелось увидеть мальчика, который ночует на чужих сеновалах и таскает припасы из чужих кухонь. Этот парень наверняка из «сильных духом».

– Раз он здесь ест и спит, куда же он денется? – спросила Уиллади.

А Калла сказала:

– Я так волнуюсь, будто у меня корова телится.

Блэйд Белинджер примерил одежду Бэнвилла, и рубашка оказалась по колено. Вот и хорошо, потому что брюки тоже велики и без конца сползают.

Не хотелось надевать чистую, красивую одежду, потому что он такой грязный, а теперь не хочется вылезать наружу таким чучелом. Блэйд еще посидел на сеновале, и надеясь и страшась, что из дома кто-нибудь выйдет. Наверняка они хорошие люди, только хорошие люди выйдут ночью из дома и укроют чужого человека простыней, от которой пахнет солнцем. И все-таки страшно.

Немного погодя он решился покинуть сарай и сел на землю, скрестив ноги и глядя на дом. И стал ждать.

Все сразу увидели его – и заахали, будто в самом деле смотрели, как рождается на свет теленок. Все, кроме Тоя – он понял, о ком речь, еще до того, как Блэйд вылез из сарая. И кроме Бернис – она просто-напросто не умела разделять чужие радости.

– Вот он! Вот он! – завопил Нобл.

А Бэнвилл крикнул:

– Чтоб мне провалиться!

А Калла заметила:

– Ну и вид у него в одежде Бэнвилла!

Уиллади глянула на мужа, гордясь его поступком, но Сэмюэль не ответил на ее взгляд. Он столько перечувствовал, что был не в силах смотреть никому в глаза, даже Уиллади.

Сван же была уже в дверях.

– Я с ним поговорю! Я с малышами умею ладить.

Мысленная записная книжечка Уиллади быстро заполнялась.

Блэйд замер, увидев, как из дома вылетела Сван. Не успел он опомниться, она уже стояла рядом.

– Не выдавай, что меня знаешь! – шикнула Сван. – Родители разозлятся, что я разрешила тебе спать у меня в комнате.

Глаза Блэйда округлились, он напрягся, готовый сорваться с места. Когда взрослые злятся, лучше им не попадаться!

Но Сван положила руку ему на плечо:

– Не бойся. Когда мои родители злятся, ничего страшного не бывает.

Блэйд чуть успокоился.

– Почему ты ночевал у нас на сеновале?

Блэйд пожал плечами.

Сван сказала:

– Ничего. Это ничего. Просто любопытно.

Блэйд снова пожал плечами, поддернул штаны

Бэнвилла до самых подмышек, чтобы не сползали.

Сван зашептала:

– Ладно. Ты, наверно, есть хочешь. Пойдем, мама тебя покормит, а я пока расскажу, что можно говорить, а что нельзя.

Не каждый день увидишь, чтобы ребенок ел так жадно, как в то утро Блэйд Белинджер, а вокруг толпилось столько взрослых и все наблюдали с таким интересом. Сван пристроилась рядом, чтобы толкнуть его, если он вдруг запутается, что можно говорить, а что нельзя. Впрочем, нескромных вопросов никто не задавал. Спрашивали: «Помазать блинчики маслом?» или «Еще пару ломтиков бекона?» – и Блэйд только кивал. О себе он ничего не рассказал. За него это сделала Сван.

– Его зовут Блэйд, – объявила она, будто только что узнала. – Его родителей унес ураган, жить ему не с кем, придется нам его усыновить.

Той, стоявший в дверях, чуть не рухнул: ну надо же так врать! Между тем он понимал Сван. Тогда, возле лавки. Рас Белинджер ударил мальчика на ее глазах, и она не желает, чтобы это повторилось.

Не один Той понял, что история Сван шита белыми нитками. Сэмюэль точно знал, что мальчик зачастил к ним еще до урагана. А Уиллади и Калла всегда чуяли, когда Сван врет. Нобл и Бэнвилл несколько растерялись, зато Бернис (не имевшая ни детей, ни потребности в них, ни опыта общения с лжецами – сама она не в счет) приняла ложь за чистую монету.

– Мы не можем усыновить дитя только потому, что оно – сирота, – возразила она.

– Блэйд не «оно», – вспыхнула Сван.

– Конечно, нет. Он ребенок, который лишился родных, а детей, оставшихся без родных, отдают в органы опеки, для их же блага.

Блэйд покосился на нее: не по душе ему эти непонятные слова.

– Никто его пока никуда не отдаст, – вмешалась бабушка Калла. – Бог с вами, давайте сперва дослушаем.

Она кивнула Сван, чтобы та продолжала. Неужели надеялась, что внучка вдруг проговорится.

Но Сван не знала, что еще сказать. Она ожидала, что Блэйду предложат остаться у них, и дело с концом. Конечно, родители Блэйда попытаются его вернуть, но лучше об этом не думать до последнего.

Бабушка Калла смотрела выжидательно.

– Ну… – начала Сван, – он очень страдает из-за гибели родных…

Сэмюэль вставил:

– Сван, Бог тебя слышит.

Сэмюэль всегда учил детей говорить правду и полагаться на Бога – и сейчас самое время проверить это правило. Но Сван совсем завралась, отступать некуда.

– Знаю, – отвечала она серьезно, – и Бог видит, как он страдает.

Сэмюэль не нашел в себе сил уличить дочь во лжи. Только не сейчас, когда этот мальчуган смотрит на Сван как на светлого ангела, а на него, Сэмюэля, как на вершителя своей судьбы.

И он отступил.

– Дослушаем потом.

Сван была благодарна ему.

– А сейчас, – сказал Сэмюэль, – мне пора на работу, а вы, ребята, помогите маме с бабушкой.

– Да не нужно сегодня помогать, – весело отозвалась Калла. – Вчера они так здорово помогли, до сих пор в себя прихожу.

Дети убежали играть, Бернис принялась убирать со стола, а Уиллади наполнила раковину горячей мыльной водой.

– Одного не пойму, – сказала Бернис, – почему никто не удосужится сообщить властям о несчастном сиротке.

– Никакой он не сиротка, – объяснил Той. – Его родители живут за поворотом, в конце дороги, что идет через мелиевую рощицу.

Тарелки чуть не посыпались из рук Бернис.

– Сын Раса Белинджера?

– Кто это. Рас Белинджер? – спросила Уиллади. Из здешних мест она уехала давно. Белинджеры поселились здесь уже после того, как Сэмюэль увез ее в Луизиану.

– Чертов пасынок, – ответила Калла. – Так мне кажется, когда смотрю на него.

– Тогда мальчику нельзя здесь оставаться, – объявила Бернис. – Я не стану ночевать в доме, где прячут ребенка, который сбежал от родителей.

Калла чуть не сказала Бернис, что она может ночевать где угодно, но сдержалась.

– Завезу его домой по дороге в город, – решил Сэмюэль.

Уиллади и Калла постарались не выдать чувств.

Позади дома Нобл, Бэнвилл и Сван показывали Блэйду «территорию».

– В той стороне у нас Пустоши. – Нобл указал на выгон. – А вон там, – он махнул в сторону ручья, – Большая Река.

Блэйд с серьезным видом кивнул, поддернул Бэнвилловы штаны.

Нобл кивнул на птичник:

– А здесь салун. Заходить туда нельзя, большой пестрый петух шпорами разорвет, зато можно постоять у входа и поговорить о том, что ты не прочь бы выпить стаканчик сарсапарели.

Блэйд снова кивнул. Столько всего нужно запомнить!

Нобл повернулся к загону для телят, где стоял Снеговик.

– А вон там Бокс-каньон, куда мы заманиваем преступников, а когда они выезжают, стреляем по ним.

При виде лошади у Блэйда загорелись глаза.

Сван обняла Блэйда за плечи, как старого приятеля.

– Главное, что ты должен помнить на территории, что Хорошие Парни против Злодеев и Хорошие Парни всегда побеждают.

Здорово, если ему выпадет быть Хорошим Парнем. Это, похоже, выгоднее. Сван двинулась к Бокс-каньону, увлекая за собой Блэйда. Нобл и Бэнвилл увязались следом.

– Сегодня мы ловим негодяя Доусона, – объясняла Сван. – Он подсыпал яд в источники, чтобы разорить хозяев ранчо, а их землю перепродать железнодорожной компании.

Нобл сказал:

– Я шериф.

А Сван:

– Я маршал Соединенных Штатов Америки.

Бэнвилл знаками стал показывать, кто он, но

Блэйд не понимал языка жестов и обернулся к Сван – у нее был на все готов ответ.

– Он глухонемой индеец-разведчик, – пояснила Сван. – Он не слышит и не разговаривает, зато при нем можно говорить что угодно.

Нобл повернулся к Бэнвиллу, улыбнулся до ушей и сказал:

– Ты урод, и воняет от тебя, как от коровьей лепешки!

Бэнвилл улыбнулся, закивал, будто в знак согласия.

Блэйд залился хохотом. Никогда в жизни он так не веселился!

Сван сказала:

– Ладно, давай придумаем, кто ты.

Нобл уже успел подумать. Пусть Блэйд будет мексиканским мальчиком, которого нашли в пустыне умирающим от жажды, дали напиться из своих фляг, и теперь он всюду следует за ними. Бэнвилл возразил: так не пойдет, нужен еще один индеец. Сван сказала, что хватит с них и одного индейца, а вот адъютант ей пригодится.

Пока они спорили, Блэйд зашел в телятник. Дети услышали скрип калитки и разом обернулись, когда Блэйд уже подходил к лошади. Они бросились на защиту, но Блэйд в защите не нуждался. Он протягивал руки, а лошадь подставила морду. Будто встретились после долгой разлуки два старых друга.

– Нельзя подходить к незнакомой лошади, – предостерег Нобл. – В этот раз тебе повезло, но вдруг попался бы норовистый жеребец?

– Я его знаю, – сказал Блэйд и ткнулся носом в морду Снеговика. – Это я-то тебя не знаю. Снеговик?

Сван вздохнула. Жалко расстраивать малыша, но придется сказать правду.

– И нельзя давать имена чужим лошадям. Его зовут Джон, это лошадь бабушки Каллы.

– Никакой он не Джон, а Снеговик, – возразил Блэйд. – Это лошадь мистера Оделла Притчетта.

Все трое уставились на Блэйда: неужели правда? И не заметили дядю Тоя, который пришел сказать Блэйду, чтобы тот бежал к дому, Сэмюэль сейчас повезет его к родителям.