Сван решила спасти Блэйда Белинджера. Минуло уже три дня, медлить больше нельзя.
Над домом будто нависли тучи с того самого утра, как все проснулись и нашли подарки на плите нетронутыми. Взрослые много говорили (в основном шепотом, думая, что дети не слышат) о том, что могло случиться с мальчиком, и как хотелось бы ему помочь, и о том, что Рас Белинджер и полиция обрушатся на них, словно чума, стоит им только попытаться, – но ни слова о том, чтобы пойти и забрать Блэйда.
Сван завела разговор с отцом о взятии Иерихона и сказала, что если Бог позволил Иисусу Навину одержать такую победу, то уж наверняка благословит их на спасение Блэйда. Как-никак Иисус Навин и его воины разрушили крепостные стены. А им нужно всего-навсего напугать одного маленького гаденького человечка. Или хотя бы отвлечь, чтобы под шумок увести Блэйда. Раз труб у них нет, говорила Сван, сойдут и колокольчики. В сарае есть старые, ржавые, но если их потрясти как следует, то гремят хоть уши затыкай.
Сэмюэль объяснил, что не стоит и пытаться повторить библейские чудеса, но Сван возразила: нет, стоит, если имеешь веру хотя бы с горчичное зерно. Это она запомнила из отцовских проповедей – как крохотное зернышко веры способно принести богатый урожай.
– Ты всегда так говоришь в проповедях, – сказала она отцу. – Если Бог видит нашу веру, то явит нам свою милость.
– Но окружать дом Белинджера с колокольчиками – не самая хорошая затея, – возразил Сэмюэль.
Ничего лучше он, однако, не предложил, как и все остальные, и Сван решила взять дело в свои руки. Но вот беда: руки у нее всего две, а надо бы больше. Впрочем, она знает, где взять еще четыре.
Нобл и Бэнвилл чуть не подавились от ужаса, когда Сван открыла свой план.
– Он нас убьет, – испугался Нобл.
– Пусть сначала поймает, – возразила Сван. – Но сперва надо, чтобы Господь был на нашей стороне. А добиться этого можно молитвой и постом.
– А долго поститься? – спросил Бэнвилл. Он точно не знал, что сегодня на ужин, но, когда в последний раз пробегал через кухню, мама готовила банановый пудинг.
Сван решила: сутки – это в самый раз. Библейские герои молились и постились дольше, но сейчас случай особый. А услышав про банановый пудинг, Сван еще подсократила время поста. Если пропустить второй завтрак (скорее всего, бутерброды с арахисовым маслом) и весь день простоять на коленях, этого будет достаточно. Тогда к ужину они успеют спасти Блэйда и вернуться домой.
Сван знала дорогу к дому Белинджеров, но считала, что лучше подкрасться незаметно, окольным путем. Наверняка к дому можно пробраться задами – есть перед, значит, должен быть и зад, – и наверняка окольный путь лежит вдоль ручья. Ведь Блэйд с отцом пришли к ручью, когда она искала купель для Дави, получается, должна быть дорожка.
Спасение требует подготовки, и главное, чтобы взрослые не намылились искать тебя в ту самую минуту, когда ты готов сделать Решающий Ход. (А если дети не приходят к обеду, взрослые непременно начнут их искать.) И Сван с братьями открыли маме часть правды – что решили поститься и молиться за Блэйда. Уиллади вызвалась составить им компанию, но дети отмахнулись: не надо, сами справимся.
Уиллади рассказала матери, что затеяли дети (точнее, свою версию), и Калла Мозес прослезилась.
– Может, стоит и нам поститься и молиться, – сказала она. Ни дня в жизни она не постилась, считала посты крайностью, но на этот раз была растрогана и хотела поддержать детей.
– Я уже предлагала, – ответила Уиллади. – Они, похоже, хотят, чтобы это осталось между ними и Богом.
Калла все понимала. Уж она как никто другой верила, что отношения с Богом – глубоко личное дело каждого.
Молиться решили на сеновале, стоя на коленях на одеялах, которые так и не позволили родителям унести в дом.
– Когда Блэйд наконец придет, – объясняла Сван, – найдет теплое местечко и обрадуется.
Она не допускала и мысли, что Блэйд может совсем не прийти, – как не допускала и вся семья.
Нобл, как самый старший, вел молитвенное собрание, да так, что заслушаешься. На молитвенные собрания он ходил сколько себя помнил. Он знал, как надо молиться.
– Господи, – начал он, – Сван, Бэнвилл и я просим Тебя дать нам силы.
– Аминь! – сказал Бэнвилл.
– Да, Господи! – крикнула Сван.
– Помоги нам выдрать Блэйда Белинджера из рук зла, – продолжал Нобл.
– Вырвать, – поправил Бэнвилл.
– Продолжай, брат Нобл, – велела Сван.
И Нобл продолжал. Он молился и молился, и
Сван наконец решила: хватит. Есть время молиться, и есть время действовать.
Сложнее всего придумать, как сделать так, чтобы колокольчики не звенели на подходе к Полю Битвы. Находчивый Бэнвилл предложил обернуть язычки лоскутками, а когда будет нужно, быстро и аккуратно развернуть.
Осталось раздобыть лоскутки. А это проще простого. У бабушки Каллы под прилавком хранится запас тряпочек, целая коробка. Самое трудное – достать их так, чтобы она не заметила. Не то чтобы она этими тряпочками дорожила – у нее целая куча старых наволочек, их можно пустить на тряпки, просто не хотелось, чтобы бабушка стала задавать вопросы.
Сван должна была отвлекать бабушку, пока братья «одалживают» тряпочки. Слово «красть» они на сегодня забыли. Разве это кража, если ради Святого Дела?
Сван не первый день жила на свете и недаром гостила у бабушки Каллы с начала июня, за это время она усвоила, как привлечь бабушкино внимание всерьез и надолго. Она заглянула в лавку с виноватым видом, какого всегда ждала от нее бабушка. Вернее, не всегда, а раньше. В последнее время она почти перестала об этом говорить.
– Я, кажется, нечаянно затоптала твои цветы, – сказала Сван, когда бабушка Калла обернулась и заметила ее. Вранье, конечно, ничуть не лучше воровства, вдруг Бог не благословит их теперь на спасение Блэйда? Но это не вранье. Точнее, не совсем вранье. Она сказала «кажется».
– Я-то думала, у вас пост и молитва.
– Да. Но мне нужно было в дом – кое-что захватить, – и я не смотрела под ноги.
– Цветов у меня много, – ответила бабушка Калла великодушно, – куда ни ступишь, всюду цветы. Так какие цветы ты, кажется, нечаянно затоптала, когда не смотрела под ноги?
Сван нарочно медлила, будто признание давалось с большим трудом.
– Маки… – виновато шепнула она.
Сван и глазом моргнуть не успела, как Калла Мозес выскочила из-за прилавка и бросилась вон, с невиданным для пожилой женщины проворством. Десять лет она пыталась вырастить в цветнике маки, но ей не везло. До нынешнего года. На сей раз маки взошли и расцвели, и каждое утро Калла первым делом выходила во двор поглядеть на них, даже попросила Тоя передвинуть кресло-качалку, чтобы, сидя за чашкой кофе, любоваться ими. Калла ни слова не сказала Сван. Как говорить, если дара речи лишилась?
Сван дождалась, когда Калла исчезла за домом, и тихонько свистнула. Караулившие на улице Нобл и Бэнвилл ворвались в лавку. Сван припустила за бабушкой.
Обогнув дом, она увидела бабушку Каллу в кресле-качалке; та сидела с видом человека, который думал, что его хватил удар, а оказалось, просто в жар бросило.
– Маки-то целы, – сказала бабушка.
– Может, я не их затоптала, а тигровые лилии?
– Тигровые лилии затоптать не так-то просто, – объяснила бабушка Калла. – Они выносливые. Недаром они растут возле заброшенных домов, чьи хозяева уже полвека как умерли или переехали.
И добавила:
– С маками их тоже не спутаешь.
И недоверчиво покосилась на Сван.
– А куда подевалась твоя коробка с тряпочками? – спросила Уиллади.
Они с Каллой жевали всухомятку бутерброды с арахисовым маслом, стоя у прилавка, а когда ешь стоя, считала Уиллади, можно заниматься чем-нибудь полезным.
Калла заглянула под прилавок – коробки как не бывало.
– Ах вот оно что! – догадалась она. – Так я и знала, что Сван Лейк способна отличить мак от тигровой лилии.
Уиллади спросила, к чему это она, а Калла ответила: сама не знаю, но за детей душа спокойна. Дел у них столько – молятся, постятся, врут и воруют, – что до серьезных неприятностей вряд ли дойдет.
Пока Нобл и Бэнвилл оборачивали язычки колокольчиков, Сван на всякий случай принесла еще и дудочки-манки, на которые наткнулась однажды, когда шарила в сарае для инструментов. От колокольчиков шуму много, но они ни капельки не похожи на трубы, а Сван решила, что нужны духовые инструменты, чтобы все было как в Библии. Манки вставили внутрь колокольчиков.
Выгон перешли, как переходили его сотни раз, только сейчас были молчаливей обычного. Серьезность предстоящего дела давила. Но пути назад уже нет. Блэйда Белинджера надо спасать, а кроме них, спасти его некому.
Добравшись до ручья, они присели на корточки и стали пить воду пригоршнями – так, наверно, пили еврейские дети. Все это время они настороженно оглядывались по сторонам, понимая, что впервые в жизни им предстоит столкнуться с настоящей опасностью.
Бэнвилл хотел еще помолиться, а потом в путь, но Сван возразила: молиться можно и на ходу.
– Вот почему в Библии сказано: «Непрестанно молитесь», – объяснила она. – Это значит, молитва не должна отвлекать от дел.
Они шли, не сбавляя шага, до самого обрыва над купальней и вдруг застыли, у всех троих пересохло во рту.
– Неееееет, – простонала Сван.
Нобл и Бэнвилл лишь молча смотрели перед собой.
Остановились они, заметив разбросанную по берегу одежду. Одежду Бэнвилла. Ту самую, в которой в последний раз видели Блэйда. Одежда здесь, но где же мальчик? В купальне его нет, а с какой стати ему бегать по лесу голышом?
– Неужто его съели? – выдохнул Бэнвилл.
Нобл презрительно фыркнул:
– Сперва раздели, а потом съели? Если бы съели, одежда была бы рваная и в крови.
Одежда целая, без следов крови. Хороший знак.
Сван собрала одежду, прижала к сердцу. Братья осмотрели все кругом, ища следы борьбы. Нет, никаких следов.
– Если его схватили, не очень-то он сопротивлялся, – рассудил Нобл.
Его слова не успокоили Сван. Она вспомнила, как отчаянно рвался Блэйд из рук дяди Тоя, и никаких следов борьбы в загоне не осталось. Если ребенка держит в воздухе могучий взрослый, земля не сохранит отпечатков.
Теперь дети еще сильнее чувствовали, что надо спешить, но продвигались вперед еще осторожнее – молча, следя за каждым шагом. Они приближались к земле Белинджеров, а значит, им скоро предстоит узнать, сотворит ли Бог чудо.
Есть в жизни особые минуты – их не предугадаешь, к ним не подготовишься, и их хотелось бы избежать любой ценой. Для Сван и ее братьев наступала одна из таких минут.
По плану, который чуть раньше изложила Сван, они должны были, едва заметив Врага, обойти вокруг него семь раз, как жрецы при штурме Иерихона. Молча, без единого звука, пока не сделают семь кругов. А потом они бесшумно развернут язычки и – по знаку Сван – зазвонят в колокольчики и задудят в манки. Если от звука семи труб рухнули стены Иерихона, то трех колокольчиков и трех манков хватит, чтобы рухнул Рас Белинджер. А уж дальше обо всем позаботится Бог – не даст ему подняться, пока они не отыщут Блэйда и не уведут прочь от опасности.
Однако осуществить план так и не довелось. Как только они подползли под колючую проволоку, обозначавшую (как они правильно догадались) границу между фермой бабушки Каллы и угодьями Белинджеров, послышался голос. Братья, хоть прежде его не слыхали, догадались, кому он принадлежит. Сван не требовалось гадать. Она знала.
– Опа! – говорил Рас Белинджер. Насмешливо. – Куда пошел? Не-ет. Не сюда. – И чуть погодя: – И не туда.
Сван с братьями застыли, боясь дохнуть. Опомнившись, стали пробираться в ту сторону – к кучке плакучих ив.
Шли они пригнувшись, раздвигая поникшие ветви, стараясь не шуршать листьями. Наконец впереди замаячил просвет – большая поляна, а на ней поваленные сосны, должно быть выкорчеванные ураганом. Сосны упали крест-накрест, поломав друг другу сучья. Все было усыпано обломками ветвей.
Посреди обломков стоял Блэйд. Одежда перепачкана грязью, и сам такой же грязный, густые черные волосы спутаны. Он собирал хворост. Шмыгал туда-сюда, все быстрей и быстрей, а отец щелкал своим страшным кнутом и выкрикивал приказы.
– Вон ту ветку пропустил! – рявкал Белинджер. – Да что с тобой? Ничего не можешь сделать по-людски!
Сван, потрясенная, схватилась за руку Нобла, чтобы не упасть. Бэнвилл, оказавшийся по другую сторону старшего брата, уцепился за его рубашку. Нобл позволил брату и сестре держаться за него, но сам едва стоял на ногах.
И настала та самая минута. Блэйд замешкался, не успел увернуться от кнута и получил удар по лицу. Он жалобно взвизгнул и перестал метаться. Замер.
Сван с братьями в ужасе смотрели на друга. На кровь, что текла оттуда, где только что был его правый глаз.
Сван потеряла сознание.
Нобл успел подхватить сестру на лету. Бережно опустил на землю, чтобы она не ушиблась, а Белинджер не услышал. Бэнвилл уже не цеплялся за рубашку брата и стоял неподвижно, зажмурив глаза и сжав губы, и только Нобл видел, что случилось дальше.
Рас Белинджер взглянул на дело своих рук, покачал головой скорее с досадой, чем с раскаянием. Не выпуская из правой руки кнута, подошел к Блэйду, сгреб его в охапку и понес прочь под мышкой, как фермер визжащего поросенка. Прочь с поляны. Прочь с этого места.
Прочь.