Рас Белинджер презирал весь род людской, а семейство Мозесов и вовсе ненавидел лютой ненавистью. После истории с Оделлом Притчеттом дела его пошатнулись, а люди судачили за его спиной, когда он приезжал в город закупать корм для лошадей. Ненависть к соседям разрослась гнойной язвой, не давала покоя ни днем ни ночью. В последнее время его тянуло к дому Мозесов, и он пристрастился проезжать мимо и смотреть, как там живут.

Через дорогу от участка Каллы лежали шестьдесят акров земли, принадлежавшие семье Ледбеттер. Ледбеттеры выращивали здесь хлопок, но несколько лет назад Карл Ледбеттер умер, а жена его Ирма перебралась в город. От фермы остался лишь пустырь, где буйствовал кустарник, сарай, заросший ядовитым плющом, да табличка «Продается недорого», которую сбил пьяный водитель и никто не удосужился поправить. Иногда, ближе к ночи. Рас сворачивал на пустырь, ставил за сараем грузовичок и часами наблюдал за домом Мозесов.

В конце октября зарядили дожди, похолодало. Той проснулся однажды после обеда, воздух после недавнего дождя пах ароматными яблоками. Той через силу отправился открывать бар. Не дело это, ночи напролет тут торчать.

Бутси Филипс, который был бы не против торчать в баре хоть всю жизнь, в тот день так наклюкался, что свалился с табурета под стол. Той и завсегдатаи не стали его трогать. Это был далеко не первый раз. Около четырех утра, когда все разошлись и остался один Бутси, Той вдруг подумал: одно дело – блюсти традицию, другое – быть набитым дураком. Это же глупость несусветная – маяться здесь без дела и любоваться на спящего Бутси Филипса, так он ни гроша не заработает, а главное, не успеет сделать то, что больше всего на свете любит, – встретить жемчужный рассвет. Из-за того, что «Мозес – Открыт Всегда» работает всю ночь, в лес он попадает, когда солнце уже высоко, свет льется сквозь листву и на траве пляшут солнечные зайчики.

Не желая расталкивать Бутси и сажать его пьяного за руль. Той сдернул с вешалки старый отцовский плащ и укрыл пьянчужку. Погасил свет, вышел из бара и запер дверь.

Посреди двора он остановился на миг, вдохнул запах прелой земли и осени. Зачем вообще людям дома? Ему стены без надобности, и сейчас, когда стен вокруг нет, от радости дрожь пробирает.

Рас Белинджер сидел в грузовичке, воображая, как рад будет наконец расквитаться с Мозесами. Они лишили его дохода, украли сына, а его самого выставили идиотом. Они за все заплатят, заплатят сполна. Все, что нужно для осуществления плана, уже есть. Осталось лишь выбрать время.

Бара не видно, он с другой стороны дома, лишь ореол от фонарей во дворе. Посетители сперва прибывали, потом разъезжались, друг за другом. Когда погасли огни, было уже далеко за полночь. Рас насторожился: что бы это значило? Никогда прежде он не видел, чтобы во дворе у Мозесов погас свет. Ни разу.

До рассвета не меньше часа. Может, пробраться к Мозесам, пройтись вокруг дома? Схватить Блэйда и бежать с ним? То-то он полюбуется, каково будет этим ублюдкам – проснутся утром, а парня и след простыл!

И вдруг в боковом дворе замигал огонек. Свет в кабине грузовика Тоя. Сквозь тьму проступили силуэты грузовика и Тоя Мозеса. Рас видел, как рослый Той просунул руку в кабину и достал ружье. Вынул из-под сиденья жилет и надел. Охотничий жилет. Закрылась дверца кабины, и двор вновь погрузился во тьму. Через миг заплясал луч карманного фонарика, удаляясь от дома, и Рас домыслил все, чего не видел. Той Мозес идет прочь со двора к лесу, за плечами ружье. «Ружье-ружье-ружье» – вертелось в мозгу у Раса, звенело и жужжало, жужжало и гудело – вот так удача, удача, удача – можно отомстить прямо сейчас, а потом осуществить и изначальный план – проще простого, как пирожок съесть, и даже слаще.

Узкий ручеек вился через выгон Мозесов, петлял вдоль восточной границы угодьев Белинджеров и устремлялся на север, к ферме Хэмпстедов.

Той пробирался вперед, не следуя в точности изгибам ручья, но и не теряя его из виду. В предрассветных сумерках легко заблудиться в густом лесу, если не обращать внимания, на каком ты берегу и куда течет вода. Он, конечно, нашел бы дорогу, да не в том дело. Главное, что минуты эти – украденные, каждая на счету, не хотелось бы омрачать их тревогой. Он будет свободен, как вода ручья. А когда рассвет позолотит небо – а рассвета ждать уже недолго – будет пить его жадно, залпом, до дна. Он пришел сюда не охотиться (и ружье-то взял непонятно зачем), он пришел принять крещение – единственное, в которое верует, другого он не признает. Погружение в тишину, помазание жемчужным рассветом.

Когда Той достиг первой большой излучины. Рас Белинджер добрался до дома. Тоже достал ружье, пересек двор и исчез в лесу. Он понятия не имел, куда направлялся Той Мозес, но охота есть охота. Читаешь следы, пытаешься влезть в шкуру своей добычи – и ни звука, ни шороха.

В иные минуты перестаешь думать. Перестаешь мечтать. Ни о чем не просишь, ничего не желаешь, ни в чем не нуждаешься – просто живешь. Так встретил Той Мозес жемчужный рассвет. Просто жил. Сидел на корточках на берегу и смотрел в воду – как она светлеет, точь-в-точь как небо. По воде плыл рыжий листок. Одинокий листок с загнутыми краями – яркое пятно на звонком серебре воды, и Той не мог оторвать от него глаз, так он был прекрасен.

Когда Той рухнул ничком, ему почудилось, будто листок несется ему навстречу, летит стрелой, а вместе с ним – вода. Успел подумать: вот так лист, что вытворяет – как вдруг услышал сухой щелчок и понял: его подстрелили.