В которой появляется древний аферист Рабирий.

Это был весьма пожилой, но бодрый старичок с пушистыми сединами вокруг розовой плеши. Морщинистая его физиономия лучилась полнокровным счастьем и радостью; он улыбался во весь щербатый рот и походил на плотника Джузеппе, только что сплавившего папе Карло непонятное полено.

Антоний кисло посмотрел на свежеявленную личность и поморщился.

— Я несказанно счастлив приветствовать несравненного полководца Маркуса Антония Великолепного! — завопил старик оглушительно и неожиданным образом кинулся к оторопевшему Антонию обниматься.

Антоний невежливо его оттолкнул, оглядел и настороженно спросил:

— Никак Рабирий?

— Он самый! — расцвёл в радостной улыбке старичок.

— Ну-с, Рабирий, и чего тебе надо? — бесцеремонно спросил Антоний.

— Ну так… почтение засвидетельствовать… — с образцовой искренностью заявил старичок, смотря на Антония преданно.

Антоний недоверчиво хмыкнул.

— Это что за чудило? — с наглецой поинтересовался Серёга, явно продолжавший чувствовать себя гвоздём программы.

Антоний оглядел гавань, в которую неторопливо втягивались корабли римской флотилии, откинулся на спинку, ухмыльнулся и неспешно пояснил:

— Это известный аферист и выжига!…

Старичок потупился и стеснительно улыбнулся, словно услышал приятный комплимент. Впрочем, при этом он не преминул зыркнуть на нас внимательно.

— Сам римлянин. Из богатого семейства, — продолжал Антоний. — Дела всякие торговые да финансовые крутил. Деньги лопатой грёб. Богаче его в Риме и не было. Личным банкиром Цезаря был…

— Вот, вот, я лояльный и Цезаря люблю! — воскликнул старик.

— … А потом с Птолемеем Авлетом стакнулся. Тот тогда без трона остался. Египтяне его тогда попёрли, потому что тот полный болван был. Не мог править, как положено, налогами душил, а сам только и знал, что оргии устраивать да на флейте пиликать. Да тогда ещё по постановлению Сената мы у Египта Кипр оттяпали…

— В смысле, завоевали? — уточнил Джон.

— Да нет, — спокойно разъяснил Антоний. — Забрали да и всё. По праву сильного… Ну так вот. Египтяне взбунтовались, пинка Авлету дали, а на трон его старшую дочь Беренику посадили. А Авлет в Рим прибежал, искать: кто бы ему помог на трон вернуться. Сенат ему сначала от ворот поворот дал. Помпей, покровитель Авлета, к тому времени вес свой прежний уже потерял. Тогда Авлет решил к Цезарю за благосклонностью обратиться, чтобы тот словечко замолвил. Да на всё деньги нужны были. А сбежал Авлет налегке. Даже жену и детей в Александрии бросил. Тут-то Рабирий и подвернулся. Авлет ему наобещал чуть ли не пол-Египта отдать. Тот деньгами Авлета и стал снабжать без счёта. Правду я говорю, Рабирий?

Старикан согласно кивнул, улыбнувшись довольно, словно повествовалось о его заслугах несомненных.

Антоний продолжил:

— А Авлет деньги швырял как на ветер. У Рабирия свои кончились, а дело-то ещё и не сладилось. Пришлось ему самому под проценты бешеные занимать. А репутация у него была дельца первостатейного. Да ещё про грядущие египетские богатства расписывал как пьяный жрец. Так что чуть ли не весь Рим ему деньги принёс. А, Рабирий? Ты сколько должен остался?

Старикан сокрушённо охнул, всплеснул руками и покачал головой.

— В конце концов, Авлет при помощи наших мечей на трон обратно вернулся, — продолжил рассказ Антоний. — А вместо того, чтобы с Рабирием по-честному рассчитаться, назначил его первым министром. А наш делец тут же и бросился возмещать свои затраты. Такие налоги ввёл, что народ вдругорядь взбунтовался. Авлет не будь дурак, объявил Рабирия вором и врагом Египта. В тюрьму бросил. Но, правда, потом дал по-тихому сбежать. Правильно я говорю? — в очередной раз спросил Антоний.

Старикан утвердительно агакнул.

— Рассказывали, что сбежал ты куда-то в Малую Азию, где и спрятался. А тут, вишь, объявился! — Антоний в который раз хмыкнул, с подозрением оглядел родоначальника финансовых аферистов, а потом напористо спросил: — Ну, и как ты снова здесь оказался?

Рабирий деликатно откашлялся и пояснил:

— Ну так я ведь с Пофином хорошо знакомствовал. Когда этот бессовестный Авлет помер, то Пофин меня обратно позвал. Для того, стало быть, чтобы воспользоваться умишком моим невзрачным. Я теперь у Пофина советник.

— Так это он тебя сейчас подослал? — нахмурился Антоний.

— Нет, я сам, — быстро сказал Рабирий.

— А чего тогда хочешь? — осведомился Антоний.

— Так я ж римлянин. Как же я могу римлянам не помочь?! — патетически воскликнул Рабирий и даже привстал в порыве на цыпочки.

— Ну ты тут давай, не крути! — категорически не поверил Антоний. — Чего хочешь-то?

Рабирий стеснительно ухмыльнулся и просительно сказал:

— Я тебе помогу, чем могу. Расскажу всё, что знаю. И вообще… А ты, Маркус Антоний, замолви за меня словечко Цезарю… Чтоб он меня под своё покровительство принял…

— А если тут у вас заговор? А если тебя подослали, чтоб в ловушку лютую нас заманить!? — с угрозою вопросил Антоний, нахмурясь сурово.

Старичок плаксиво сморщился, отступил на шаг как от предательского удара и с надрывной обидою пролепетал:

— Как можно?!…

Антоний от такой искренности даже немного устыдился, задумался, помял подбородок, а затем сказал:

— Ну ладно! Посмотрим — как поможешь.

Рабирий приободрился и даже расправил плечики молодцевато.

— Ну, что там у нас с разгрузкой… — пробормотал Антоний, встал, потянулся, насколько позволили доспехи, и стал смотреть на гавань.

Вид с лестницы являл картину, великолепную в своей живописности, все краски которой яркое солнце заставляло блистать изрядно. В синем небе вздымались ввысь белоснежные кучевые облака, корабли с разноцветными парусами уже вовсю заполнили гавань, покачиваясь на бирюзовых волнах, которые гнал свежий ветер, дувший упруго и непрерывно. Слева далеко в море уходил каменистый остров, на оконечности которого вздымалась башня Фаросского маяка, плотно окружённая строениями обыденных размеров. Остров соединялся с большой землёй узкою дамбой.

На площади никакой торговли уже не наблюдалось; местные дисциплинированно расходились, а взамен площадь заполняли легионеры, споро покидавшие швартовавшиеся один за другим римские корабли.

Рабирий пристроился рядом с Антонием и воодушевлённо гаркнул:

— Орлы! Как есть орлы!

Антоний от подобной лести важно усмехнулся, а потом пробормотал:

— Ну что, пошли к войскам…

Мы спустились на площадь. У подножия лестницы преторианцев явно прибавилось. С ними был и Дыробой. Он доложил, что вся преторианская когорта уже находится в полной готовности выполнить любую команду своего начальника и благодетеля.

К нам торопливо подошёл легат с военными трибунами и с осмелевшими адъютантами. Все они вытянулись во фрунт и поприветствовали своего патрона, на что услышали от высунувшегося из-за спины Антония Лёлика: "Вольно!". Легат доложил о том, что площадь оцеплена, разгрузка началась полным ходом и к вечеру завершится. Антоний вкратце поведал о переговорах с Пофином. Стали совещаться: куда определить войско. Толкавшийся рядом Рабирий с готовностью сунулся советовать:

— Так в старый дворец можно, который рядом с Римским кварталом. Он пустой стоит.

— Где это? — спросил Антоний.

— Тут недалеко. Вон туда идти, — Рабирий показал пальцем. — Как улица заканчивается, так налево и прямиком на площадь. А там старый дворец.

— И какой он? В смысле укреплений, — поинтересовался легат.

— Стеной окружён, — доложил Рабирий. — Ворота крепкие. По углам башни есть. Да и сам дворец как крепость.

Антоний подумал, решил принять совет как руководство к действию и приказал разместить всё войско в указанном месте до того, как стемнеет, а корабли у пристани не оставлять, а отойти на середину гавани, встать там на якоря и держать ухо востро.

Легат с трибунами ушли руководить и организовывать. Адъютанты остались.

Рабирий интимно заглянул Антонию в глаза и позвал:

— Маркус Антоний, а, Маркус Антоний!

— Чего тебе? — резко спросил полководец.

— Прошу тебя смиренно почтить своим присутствием мой дом. На пир вечерний…

Антоний с сомнением посмотрел на старикана.

Рабирий добавил:

— И жена моя просила непременно быть. Ты, Маркус Антоний, помнишь мою жену Валерию?

— А как же! — подтвердил Антоний и сально ухмыльнулся.

Джон внимательно зыркнул и сделал стойку.

Антоний повеселел и с некоторой глумливостью спросил Рабирия:

— Ну и как: справляешься с женой молодой?

— Ну так конечно… — туманно отвечал старичок. — Дело привычное… А Валерия у меня молодец: хозяйственная, заботливая, всё папулей меня кличет и одуванчиком, солнышко моё!… — старикан расслабился и заулыбался нежно.

Антоний недоверчиво хмыкнул и криво, в нашу сторону, ухмыльнулся, а потом даже и подмигнул универсальным мужским образом.

— …А что в Риме про неё говорили, так всё клевета! Люди злые, завидуют счастью семейному! — напористо продолжал счастливый семьянин.

— Ну а как сестра жены твоей? Она, вроде, с вами уехала? Замуж ещё не вышла? — спросил полководец.

— Нет, — печально покачал головой Рабирий. — Всё никак жениха по душе выбрать не может…

Раис дёрнул старикашку за рукав и, переводя разговор на волновавшую его тему, деловито осведомился:

— А пожрать у тебя чего там есть?

Рабирий искоса посмотрел на него без уважения и громким шёпотом спросил у Антония:

— А это что за варвары?

— Союзники… — пробурчал тот.

Рабирий с сомнением покачал головой и отвернулся, пробормотав при том:

— Наглые какие!…

Раис на подобное оскорбление отреагировал на удивление вяло и бесхребетно: лишь обложил старикашку вполголоса вонючим козлом да плюнул сзади на подол.

— Ну так что же, Маркус Антоний? — залебезил Рабирий. — Стоим тут, на солнцепёке. А у меня столы уже накрывают!

Антоний задумался.

— Антош, нехорошо человека обижать, — вкрадчиво, как врач-психотерапевт, сообщил Серёга.

— Там жратвы, небось, вкусной до фига, а мы чего думаем? — удивился Раис.

Джон взял Антония под локоток и веско заявил:

— Всенепременно идём!

Антоний нахмурился от столь вопиющего давления, а потом махнул рукой:

— Ладно! Пошли.

Рабирий оглядел всю нашу команду и тускло спросил:

— А эти… союзники… тоже идут?

— А как же! — значительно заявил Раис и приосанился.

Рабирий, встав на цыпочки, замахал кому-то, находившемуся на краю площади. Очень быстро оттуда примчалась галопом живописная группа. Аж дюжина мускулистых негров тащила носилки, которые, судя по их изрядной величине и богатству отделки, были чем-то вроде местного представительского лимузина. Носилки в качестве эскорта окружали крепкие мужики в одинаковых белых коротких туниках с палками в руках.

Рабирий подошёл к носилкам, отдёрнул роскошный шитый золотом полог и пригласил:

— Прошу, Маркус.

— Я тоже хочу! — капризно закричал Лёлик. — Устал я!

Тут же стал вторить коллеге Раис, при этом напирая боевито на старикашку и украдкой показывая ему топорик. Рабирий испуганно захлопал глазами, обернулся к Антонию за поддержкой, но тот дипломатично отвернулся, разглядывая с интересом Фаросский маяк. Рабирий растерянно пожал плечами и отступил.

Лёлик с Раисом взапуски хлопотливо ломанулись садиться в экипаж, стали толкаться не понарошку, оттягивать друг друга за штаны, и, в конце концов, распределившись каждый со своей стороны, залезли оба, отчего носильщики — несмотря на своё немалое количество — охнули, закряхтели и зашатались на подогнувшихся ногах.

Антоний, выпучив глаза, внимательно проследил за сценой захвата полагавшегося ему средства передвижения, после чего послал адъютантов за лошадьми. Дыробою же приказал сопровождать свою особу всею преторианскою когортой. Дыробой побежал командовать.

Лошади вскоре были приведены. Мы, использовав в качестве нужного возвышения ступеньки лестницы, залезли на своих скакунов. Антоний, куда как ловчее запрыгнув на вороного красавца, предложил Рабирию также проехаться верхом, но тот замахал отрицательно руками, потом задумался, почесался лихорадочно, просветлел лицом и требовательно помахал самому здоровому из мужиков с палками. Тот подошёл. Рабирий ему что-то сказал. Мужик присел на корточки и даже нагнулся пониже. Рабирий лихо задрал подол как баба на мелководье, оголив при том кривые бледные ноги с шишковатыми коленками, шустро забрался мужику на плечи и крепко вцепился в его шевелюру, отчего физиономия у того заметно поехала гримасой боли. Мужик, придерживая своего седока, осторожно выпрямился. Рабирий посмотрел на всех нас с видом весёлого и находчивого и заболтал ногами. Его богатые башмаки засверкали золотыми пряжками и самоцветными камнями.

Из носилок выглянул Лёлик, увидел новоявленного наездника и явно завистливо задумался на предмет того, не прогадал ли он с выбором средства передвижения, и не последовать ли ему в меру своей застенчивости примеру Рабирия.

Подъехали конные преторианцы. Антоний махнул рукой Рабирию; тот незамедлительно мотанул ногами навроде пришпоривания, дёрнул мужика за волосья да ещё и прикрикнул что-то вроде "Но-о, пошёл!". Мужик потрусил вперёд. Антоний, важно подбоченившись, направил вороного за ним. Мы, кое-как управляясь с лошадьми, пристроились следом. За нами в колонну по четыре потянулись конные преторианцы, а за ними уже потопали негры с носилками, отчего-то заметно раскачивавшимися. Впрочем, на том построение походных порядков не завершилось — топоча как стадо бегемотов, нашу кавалькаду бегом догнали пешие преторианцы во главе с Дыробоем и слаженно попёрли сзади, выглядя грозно и внушительно.

Вслед за Рабирием, управлявшим своим мужиком с явно излишней энергичностью, мы покинули площадь при дворце, а затем проехались по прямой широкой улице, вымощенной каменными плитами и застроенной крепкими высокими домами с малым количеством узких окон, словно местные обитатели постоянно опасались предательского налёта лихих людей. Посередине улицы располагались прямоугольные вазоны, в которых росли не только цветы, но и деревья. Горожан на улице было немного, а кто был, явно при виде нас не испытывал особого воодушевления.

Улица повернула направо и вывела на обширную площадь перед впечатляющим сооружением. Высокая стена из каменных блоков вздымалась метров на семь; по её углам торчали квадратные башни. Крепкие ворота из деревянных брусьев, сплошь покрытые бронзовыми защитными нашлёпками, были распахнуты настежь, являя пустынный двор и большое угловатое здание, стены которого покрывала порядком облупленная роспись.

— Это и есть старый дворец, — громко доложил Рабирий, выглядевший бодрым живчиком — не в пример своему мужику, который, наоборот, был взмылен и тяжело пыхтел.

На другой стороне площади имелось ещё одно монументальное здание в три этажа — с широкими галереями, с большими оконными проёмами, с крышей из медных листов, празднично горевшей на жгучем африканском солнце.

— А это Библиотека, — ткнул пальцем Рабирий.

— В смысле, Александрийская? — удивлённо спросил Джон.

— А какая же ещё? — в ответ удивился Рабирий. — Ежели в Александрии стоит.

Антоний приказал одному контуберналу скакать к войску, чтобы указать путь к месту выбранной дислокации.

Мы тронулись дальше и вскоре оказались на улице, застроенной богатыми домами.

— А это вот Римский квартал. Тут диаспора наша проживает, — сообщил Рабирий и указал вперёд: — А вон там и домишко мой.

Запыхавшийся ездовой мужик без команды с облегчением остановился у огромного домины, окружённого каменной стеной, живописно оплетённой поверху плющом, присел на корточки, помог Рабирию покинуть свою шею, после чего привалился к стене, вытирая пот и отдуваясь.

— Вот, значит, хижинка моя, — с удовлетворением повторил Рабирий.

Мы спешились. Антоний подумал и отдал команду увести лошадей в старый дворец. Туда же отправил всех конных преторианцев и основную часть пехоты, оставив при себе лишь один манипул, то есть сто двадцать человек, вместе с Дыробоем.

Задыхавшиеся, дрожавшие от напряжения негры подтащили носилки. Из-за занавесок слышались звуки суматошной возни и сдавленные проклятия; носилки дёргались, грозя завалиться, что и произошло в последний момент — один негр не удержал ручку, и экипаж опрокинулся набок; оттуда клубком выкатились тузившие друг дружку в тесной борцовской позе коллеги. Впрочем, почуяв свет божий, они разлепились и встали на ноги, отряхиваясь и поправляясь. Джон спросил их о причине побоища, но драчуны угрюмо отмолчались.

Рабирий во все глаза следил за инцидентом; Антоний, уже имевший опыт общения с нами, лишь поджал губы.

— Ну что, папаша, идём или стоим? — как ни в чём не бывало спросил старикана Раис.

— Ну да!… — опомнился тот и стукнул в ворота. Те тут же распахнулись.

— Прошу, прошу!… — приглашающе запричитал Рабирий.

Вслед за ним мы вошли во двор, где подверглись бурным приветствиям со стороны группы товарищей рабского вида.