В которой героям приходится спасать похищенного Лёлика.

Когда я стал из этой самой пропасти выкарабкиваться, быстро теряя из памяти обрывки сумбурного сновидения, то первым делом почувствовал, как что-то тёплое и мохнатое прижимается к моему боку. Я попытался сообразить: какая-такая часть царского тела обладает повышенной волосатостью, протянул руку и нащупал нечто небольшое, свернувшееся в уютный клубочек и приветливо замурлыкавшее. Я открыл глаза и увидел (автор надеется, что большинство читателей уже догадалось) кошку. Клеопатры в зоне видимости не наблюдалось. Как и в зоне слышимости.

Впрочем, тишины как таковой и не было. Господствовали наглые и громкие звуки, уже привычно врывавшиеся в распахнутое окно. В утренней благодати они раздавались особенно контрастно, а оттого и доходчиво. Серёга звонким голосом звал попеременно то меня, то Лёлика. Ему в аккомпанемент кто-то периодически пронзительно визжал, как только что обчекрыженный поросёнок.

Я свесился с ложа и первым делом проверил наличие личного оружия. Автомат был на месте. Я лениво спустил на пол ноги, почёсывая грудь, и вдруг сообразил, как царица ночью меня надула, подсунув местный люминал. В сердцах я выругался и наподдал кулаком по подушке, отчего начавшая было ластиться кошка спрыгнула на пол и стала глядеть обиженно из-за кушетки. Не имея более сил терпеть Серёгины позывные, я встал, высунулся в окно и рявкнул как следует о своем присутствии.

Серёга помахал мне рукой с зажатым в ней маленьким кувшинчиком и продолжил кликать Лёлика, равномерно промачивая горло. Я быстро оделся, схватил автомат, оглядел внимательно комнату на предмет сувениров, но затем махнул рукой и покинул помещение.

При прохождении пустынного коридора подумалось: а не поискать ли коварную царицу на предмет претензий и разборок, но бесперспективность подобных веяний была налицо, и я решил не ворошить прошлое, а с надеждою смотреть в будущее.

Во дворе утреннее солнце, уже заметно поднявшееся над крышей, резко било в глаза острыми лучами и ощутимо припекало.

— Ага, пришёл! — удовлетворённо подметил Серёга и, хлебнув из кувшинчика, рявкнул: — Лёлик, едрит тя за ногу, выходи!

Тут же в унисон раздался поросячий визг. Автором его оказался Раис, сидевший голяком в сухой чаше бассейна и принимавший водные процедуры, для исполнения коих задействованы были две рабыни-негритянки. Одна из них, самая здоровая, тягала из колодца за верёвку кожаное ведро и наполняла большие кувшины, а другая окатывала из этих кувшинов обильным сверкавшим потоком старательно визжавшего при этом коллегу.

Я подошёл к колодцу, похитил горсть воды и умылся, вызвав тем самым ворчливые наставления Раиса на предмет того, что, дескать, сначала заведи себе рабскую силу, выучи её, не щадя живота своего, а затем уж и пользуйся.

На каменной скамейке в скудном тенёчке располагался зевавший Джон, порядком всклокоченный и даже спавший с лица. Тем не менее, он так и светился самодовольством и лукавством и даже, посмотрев на меня с ехидным прищуром, похехекал. Я было собрался похехекать в ответ сообразно со своим ракурсом, но подумал, что хоть и досталась любострастцу фальшивая подмена, зато, небось, обманного зелья ему не подсовывала и, вообще, вела себя паинькой.

Я прилёг рядом с мирно сопевшим под розовым кустом Бобою и закрыл глаза, собираясь подремать, но не тут-то было. Из дома нарастающе раздались истерические выкрики, выскочила оттуда рабыня-губошлёпка в сильном волнении, подскочила к Серёге, залопотала, размахивая руками.

— А?! Чего?!… — вскочил всполошённо Боба, пуча очумело глаза.

— Да что-то не то, — сообщил я ему, с неохотою встал и подошёл поближе.

Рабыня безостановочно галдела и показывала на дом; кожа её имела нездоровый мучнистый оттенок.

— Чего, орёшь, пожар, что ли? — дружелюбно спросил её Серёга.

Мы поглядели на всякий случай на строение, но следов возгорания не наблюдалось.

— А ну, что за дела? — спросил подошедший Джон и строго оглядел рабыню, но та лишь тараторила на тарабарском языке и всё тыкала в сторону дома.

— Пошли что ли, посмотрим, — предложил я.

Всей компанией направились в дом; Раис заорал, чтобы подождали его, выскочил из бассейна, привычно содрал с ближайшей рабыни юбку и стал ею торопливо вытираться.

Негритянка, не переставая панически тарахтеть, провела нас через банкетный зал и дальше коридором почти до самого центрального входа, где обнаружилась полуотворённая дверь, из-за которой доносились сдавленные всхлипы. За дверью оказалась небольшая скромная каморка с белёными стенами; там прямо на полу среди кучи тюфяков и подушек лежала начисто лишённая одежды, но зато крепко связанная по рукам и ногам, а также с обильным кляпом во рту, давешняя блондинка-арфистка. Глаза её были круглыми как у карася, по бледным щекам текли беспрерывно слёзы, на скуле багровел большой синяк. Увидев нас, она забилась и застонала совсем душераздирающе.

— Ну ничего себе! — поражённо воскликнул Джон. — Ну Лёлик, ну маркиз де Сад!

— Да неужели это он практиковался? — усомнился Боба. — А тогда где он сам?

— А ну-ка… — я отодвинул коллег, подошёл к бедняжке, вытащил кляп и штык-ножом разрезал верёвки.

Блондинка тут же закашлялась до красноты, приподнялась на карачки, проползла к валявшейся в стороне одёжке и неуклюже, прикрываясь сведёнными локтями, стала накидывать её на себя, торопясь и всё больше запутываясь. На белой коже синими бороздами выделялись следы от верёвок.

— Кто ж тебя так, болезную? — участливо спросил Боба, присаживаясь рядом и помогая разобраться с гардеробом.

Девушка судорожно вздрогнула и заплакала пуще.

— А ну, куда Лёлика дела, говори?! — рявкнул вдруг Серёга ей прямо в ухо.

Шоковое воздействие дало благотворный результат — блондинка дёрнулась, умерила плач, и, запинаясь, начала лепетать:

— Я не знаю!… Ночью!… Кто-то ворвался! Жрецы… Схватили, накинули мешок… А меня… — губы ее поползли в разные стороны, и она вновь собралась зареветь в голос.

— Какие жрецы?! — заорал барышне Джон в другое ухо.

— Я не знаю-ю-ю… — простонала та и всё-таки заревела.

— Жрецы? — недоумённо пробормотал Джон. — Зачем им Лёлик?

— Слышь, братва, а, может, это те, у кого мы винишко прихватили? — выдал здравую идею Серёга.

— Точно, он же их кошек тиранил! — воскликнул Боба.

— Ага! Мстят, гады! — гневно затряс кулаками Серёга.

— Вполне реально… — согласился Джон.

— Оружие утащили. И мешок, — отметил я, оглядев помещение.

— А? Чего тут? Где Лёлик? — заскочил в комнату запыхавшийся Раис.

— Похитили! — мрачно проинформировал Джон. — Жрецы кошачьи. На "Вискас".

— Кошки людей не едят, — неуверенно произнёс Раис, разглядывая блондинку.

— Тигры тоже кошки, — уверил его Джон.

— Так что стоим? — спросил я, чувствуя начало стресса. — Надо в храм ломиться, по горячим следам.

— Ну так, давай, побежали, — поддержал меня Боба.

— Быстро хватаем барахло и вперёд! — скомандовал Джон.

Мы поспешно забрали амуницию, мирно лежавшую в банкетном зале, выскочили из дома и торопливо побежали известной дорогой к храму. Местный народ выполз на улицы, поглядывая по сторонам с опаскою; некоторые тащили тюки и корзины. Беспутных легионеров не наблюдалось.

Мы выбежали на знакомую площадь с кошкоголовою скульптурой и притормозили. Ворота в ограде храма были распахнуты настежь, и туда без всяких препонов заходили люди. Отдышавшись и присмотревшись, мы также зашли во двор.

У кошек было время трапезы. Деловитые жрецы наваливали в каменные корытца из вёдер розовые мелкорубленые мясные кусочки, хором исполняя при том торжественные напевы на незнакомом гортанном языке; стоявшие вокруг прихожане подпевали, благоговейно вскидывая руки к небу. Кругом крутились с возбуждённым видом кошки; вокруг корыт они буквально кишели, толкаясь и залазя друг на дружку.

Раис напряжённо всмотрелся в подаваемое мясо и облегчённо пробормотал:

— Не-е, не Лёлик…

Двери в храм были также открыты приглашающе; на пороге, привалившись к косяку, стоял жрец в рыжем балахоне и, меланхолично ковыряясь в ушах, приветствовал поднимавшихся по ступенькам ленивым кивком. Увидев нас, жрец явственно вздрогнул, и, оттолкнув благочестиво семенившего старичка, вбежал вовнутрь.

— За ним! — заорал кто-то из коллег, и мы кинулись в погоню, шуганув как следует кошачью компанию.

Вслед нам раздались возмущённые крики.

Храмовый полумрак после яркого света показался густой чернотою, и мы, привыкая, притормозили. Прямо от входа тянулся длинный зал с рядами одинаковых колонн и каменных фигур у пёстро расписанных стен; вдали у противоположной стены горело пламя. Именно там и мелькнул рыжий балахон. Мы понеслись туда; звонкий топот беготни по каменным плитам спугнул каких-то птах, шустро заметавшихся между колоннами.

В конце зала на широком постаменте торчала ещё одна фигура с кошачьей мордою, но уже с формами серьёзной и хорошо питающейся женщины. У её ног на широком блюде щедрой горкою лежали фрукты, стояли какие-то горшочки. Сбоку от постамента зиял чернотой небольшой проход, куда мы и кинулись. Раис успел на бегу хватануть с блюда первый попавшийся плод и схряпать его на счёт "раз-два".

В проходе было темно, и пришлось умерить разгон. Через десяток шагов появился боковой коридор, освещённый несколькими факелами, торчавшими в настенных железяках.

— Тихо… — прошептал Джон.

Осторожно ступая, мы пошли по коридору, повернувшему зигзагобразно, и оказались у приоткрытой двери. Боба легонько дверь потянул. Та открылась без скрипа.

Комната, также освещённая факелами, была завалена и заставлена громоздившимися друг на друге ящиками, коробами, увесистыми тюками и свёртками, разнообразной утварью в виде бронзовых треножников, статуэток и медной посуды.

В противоположной от двери стене, замысловато изрезанной барельефами, имелось мрачное тёмное отверстие, полуприкрытое отодвинутой плитою, бывшею при других обстоятельствах, судя по умозрительному совпадению скульптурных фрагментов, неотъемлемой частью стены. Пламя факелов дрожало и дёргалось, как будто на них кто-то непрестанно и не на шутку дул. От этого кругом судорожно извивались замысловатые тени, и мы не сразу разглядели копошившуюся в углу фигуру беглого жреца.

Жрец, не замечая нас, шумно уфкал и с усилием дёргал что-то на себя. Вдруг плита стала медленно и плавно двигаться, закрывая дыру. Серёга на цыпочках подбежал к негодяю и жестоко саданул его цевьём по хребту; жрец сдавленно вскрикнул, завалился набок и затих. Одновременно я подхватил медный кувшин приличных размеров и с натугою швырнул его во всё сужавшуюся щель. С грохотом обрушившись на пол и прокатившись, кувшин попал точно в потребное место, застряв напрочь. Раздался скрип и скрежет сминаемого металла, затем плита замерла, оставив весьма скромный проход.

— Ну что, надо туда… — неуверенно сказал Джон, примерился бочком к оставшейся щели и с сомнением посмотрел на Раиса.

Раис с отвращением посмотрел на плиту, пнул её разок и кисло заявил:

— Тут, наверное, замок какой-то с пипочкой должен быть, открыть надо, нечего выкаблучиваться!…

— Да ладно, пролезешь, чего зря время терять! — бессердечно бросил поджарый Серёга и, дельно предложив: — Надо освещение взять, — снял со стены факел и ящерицей проскользнул за плиту.

Раис недоверчиво проследил за Серёгиным гимнастическим антраша и, мрачно забормотав, полез к стене искать пипочку. Мы же, перемигнувшись, деловито подхватили нашего упитанного коллегу за бока и, не слушая сдавленных воплей и нажимая как следует без сантиментов, протолкнули его в щель навроде квашни. Затем передали амуницию Серёге, взяли с собою ещё пару факелов и сами протиснулись один за другим.

Сразу же перед нами предстала лестница с каменными ступенями, которая вела вниз.

— Однако, подземелье… — с опаской резюмировал Раис.

Снизу слышались монотонные гулкие удары, будто там звонили в большой колокол.

— Чего это там за звонарь такой… — пробормотал Джон.

Мы спустились по лестнице и пошли осторожно по очередному ходу, присматриваясь и прислушиваясь. Колокольные звуки нарастали. К ним начали примешиваться и человеческие голоса.

Ход поворачивал; мы поочерёдно выглянули за угол и увидели большой зал, достаточно освещённый пламенем торчавших повсюду светильников.

Судя по кошкоголовой фигуре из отполированного розового гранита, стоявшей в углублении стены между двумя изрезанными иероглифами квадратными столбами, это был очередной культовый зал; вот только личина у фигуры была уже не добродушной домашней кошки, а кровожадной хищницы — с прижатыми ушами, с оскаленными крючками клыков, с дикими зенками, словно готова она была тут же зашипеть и кинуться попить тёплой кровушки.

Перед статуей в глубокой тазообразной посудине на трёх ножках дымилась большая куча багровевших углей. Дым тянуло вверх к небольшому квадратному отверстию в потолке; пахло душистой смолою и палёной шерстью.

— Никак Лёлика изжарили… — промямлил Раис и, издав судорожный горловой всхлип, зажал рот рукою.

В комнате было достаточно много народу. Сразу бросились в глаза явные улики пребывания здесь Лёлика: а именно его вещи. Только вот самого его видно не было.

Прямо у статуи толпилась группа весьма занятых жрецов: молодой служка, зажмурившись, держал на вытянутых руках перед собою Лёликов автомат, другой жрец жал скрюченным пальцем на спуск и заодно дёргал туда-сюда прицельную рамку; а самый старый и, судя по одежде с золотистой каймою и толстой цепи на шее, самый главный, то заглядывал в дырочку ствола, то, приближая губы, усердно выкрикивал туда гортанные речёвки, одновременно приглашающе помахивая своей богине. Два жреца рылись в Лёликовом рюкзаке, раскладывая вещички прямо на полу аккуратным образом.

Колокольные же звуки извлекал из огромной наглухо закрытой пузатой медной бочаги дюжий, квадратного вида коротыш, лупивший по её бокам железной булавою. Ещё четверо служителей культа водили вокруг бочаги нечто вроде хоровода и хором производили торжественный речитатив.

За общим шумом и занятостью наше появление не замечалось.

— Атас! — заорал вдруг Серёга и, выскочив вперёд в своей суворовской манере, пульнул вверх.

Пули с противным визгом отрекошетили и врезались в статую, устроив как раз на месте пупка приличную выбоину. Мы посыпались следом, закричав оглушительно что-то типа: "Стоять, козлы!" и "Руки вверх, стрелять буду!". Жрецы заметались с визгом, но из-за недостатка места перепутались и сбились в углу в кучу как деморализованные полоняне. Коротыш с грохотом уронил булаву и спрятался за бочагу. Один лишь старшой не растерялся, подхватил автомат и стал тыкать им в нашу сторону, сбивчиво вопя на свой эзотерический манер.

Боба спокойно подошёл к нему, выписал могучий фофан, отчего жрец шмякнулся на задницу, и отобрал вооружение. Раис завладел Лёликовым рюкзаком и, прислонив свой факел к подножию статуи, стал заботливо запихивать обратно вещички, бормоча с выражением под нос:

— Это что за Бибигюль мне залезла в ридикюль…

Серёга подскочил к жрецам, схватил первого попавшегося за грудки и заорал:

— Где Лёлик!?

Жрец стал белым и повалился без сознания.

— Слушай, а чего это они по бадье колотили? — резонно спросил Джон.

Серёга вмиг подлетел к бочаге, отогнал пинками коротыша, с грохотом скинул крышку, заглянул вовнутрь и замер с открытым ртом. Оттуда, медленно и слегка извиваясь как змея факира, с плотно зажмуренными глазами за поблескивавшими стёклышками очков, начал вылезать искомый Лёлик. Мы подскочили со всех сторон, подхватили, вытащили. Лёлик, не переставая жмуриться, постоял, обвисая на наших руках, сглотнул судорожно, потряс головой как дряхлая старушка, затем приоткрыл один глаз и вдруг, заорав: "Убью-ю!!", рванулся к своему акустическому истязателю, норовя звездануть его сразу всеми своими конечностями, включая голову. Коротыш ахнул и бросился ловко убегать, зашмыгав по всему залу. Лёлик понёсся за ним, вопя бессвязно и оглушительно.

Коротыш, сделав пару кругов, наткнулся на Джона, неожиданно ловко заехал ему в глаз, выхватил из рук факел и шмыгнул за культовую статую, где и пропал. Лёлик бросился туда же, но пропадать не стал, а заорал куда-то угрожающе, требуя выходить. Джон бессильно матюгался и щупал стремительно наливавшийся фингал.

— Слушай, а где остальные?!… — после некоторой заминки удивился Боба, растерянно оглядывая помещение.

Никого из местного духовенства в зале не осталось.

— Убёгли! — воскликнул Раис, держа крепко Лёликин зашнурованный уже рюкзак. — Сейчас дверцу-то прихлопнут!

Не сговариваясь, мы кинулись бежать обратно, быстро взнеслись по лестнице, но не успели, уловив лишь последнее движение плиты, намертво вставшей на законное место. Снаружи раздавались звуки торопливой возни: по всему к плите чего-то подтаскивали и громоздили в кучу.

— Что они там, баррикаду строят? — заволновался Раис.

— С этой стороны, наверное, тоже открывалка есть, — предположил Боба.

Начали искать и, действительно, нашли в стенной нише толстый железный прут, торчавший из глубокой щели. Раис торжествующе нажал, прут со скрипом поддался, плита начала толчками отодвигаться, но, явив щель не шире карандаша, из которой тут же потянуло свежим сквозняком, заскрежетала и замерла.

— Открывай! Я ещё не завтракал! — истерически заорал Раис, но снаружи донёсся лишь издевательский гогот.

По очереди мы стали дёргать прут, но ничего путного не получалось; к тому же после могучего рывка Бобы прут и вовсе переломился.

Подумав, мы вернулись в зал, где оставался Лёлик, который, просунувшись между столбом и статуей, всё продолжал вопить, сыпля вперемешку ругательствами и угрозами.

Серёга взял его за плечо, извлёк наружу и спросил, хохотнув нервически:

— Ну, Лёлик, зачем кошек давил?

— А чего они!… — невразумительно прокричал тот.

— Вот ведь всё хорошо было, девочки тебе, завтрак, солнце, воздух и вода, а тут сам в историю вляпался и нас всех за собою!… — начал бурно возмущаться Раис. — Вот всегда с ним так!

Лёлик бессвязно огрызнулся, причём с громкостью паровозного свистка. Раис отшатнулся, впрочем, не переставая гундеть и маяться.

— Ладно, хватит! — оборвал его Джон. — Надо думать, как выбираться будем.

— А может, рванём к ядрёной фене!? — бесшабашно предложил Серёга.

— Опасно. Рухнуть всё может прямо на голову, — предостерёг я бомбиста.

Серёга посмотрел на свод, сложенный из каменных блоков, и настаивать не стал.

— А куда тот звонарь делся? — вспомнил Джон, потрогав багровый фингал с досадою.

— Там проход за статуей! — прокричал Лёлик как на взлётном поле, болтая пальцами в ушах.

— Чего кричишь? — миролюбиво спросил его Боба.

— Не кричу я! — вновь крикнул Лёлик и насупился.

— Да это ему ухи заложило, — объяснил Серёга.

Не вдаваясь в подробности, я заглянул за статую, светя факелом. Там в стенной нише начинались ступеньки, уходившие круто вниз в подозрительную темноту.

— Ну, похоже, судьба нам по катакомбам полазать, — обнадёжил я коллег, приглашая также посмотреть.

Все по очереди посмотрели. Боба начал вспоминать всякие книжки про египетские коварные лабиринты, из которых невозможно выбраться.

Раис выслушал рассказчика и, схватившись за голову, завёл плаксиво:

— Замуровали демоны, замучили мальчонку голодом лютым!…

— Ну а тот-то куда-то убежал ведь. Значит, есть дорога, — оптимистически напомнил Джон. — Так что надо дерзать. Не сидеть же сиднем, пока не околеем.

— И то правда! — поддержал я коллегу. — Ждать нечего, пойдём, посмотрим, может, выход рядом совсем, а мы тут, понимаешь, паникёрствуем.