В которой герои скоропалительно возвращаются домой.

За поворотом послышался быстро нараставший топот, подкрепляемый воинственными криками. В переулок выскочила толпа легионеров, размахивавших факелами и мечами, и понеслась ко мне. Я моментально саданул коня в лоб, перекинул поводья и, подстёгиваемый страхом, лихо взлетел ему на спину.

Надо полагать, тогда при необходимости я бы сумел запрыгнуть и на слона.

Легионеры были уже в паре метров, когда я развернул жеребца в нужном направлении и так наподдал ему по бокам, что тот с места припустил как безумная борзая. Коллеги находились уже в конце переулка. Я быстро нагнал их. Шум погони сзади стих. Мы в один миг оказались на знакомой улице, проскакали по ней к спуску с Квиринала и, направив коней вниз, съехали к подножию холма, где остановились.

— Ну, куда путь держим? — спросил Джон.

— А чо нам тут уже ловить? — сказал Серёга. — Как бы самих не поймали.

— До лифта и домой! — призвал Лёлик, оглядываясь боязливо.

— Дорогу кто-нибудь помнит? Как до пещеры добраться? — уточнил Джон.

— Да, вроде, через эту, как её… Субуру… через рынок, а там дальше примерно туда, — сказал Боба, махая рукой неопределённо.

— Ладно, на месте стоять не будем! — сказал я, чувствуя лихорадочный мандраж. — Как-нибудь найдём!

— Во, во, а то ещё шмон по городу объявят! — поддержал меня Серёга.

Мы на рысях поехали знакомой дорогой к рынку. Улицы были не совсем пустынны; кое-где виднелись отдельные фигуры, шаставшие туда-сюда вполне энергично и целеустремлённо.

Быстро светало. Небо неуловимо теряло предутреннюю мутность, плавно наливаясь бледной синевой. Кучевые облака переливались опалово, освещаемые лучами ещё невидимого из-за домов солнца. День обещал быть комфортным.

Мы быстро доехали до рынка и стали его огибать. Раис с ностальгическим сожалением смотрел на торговые ряды и вздыхал уныло. Миновав рынок, мы поехали по незнакомой улице, примерно имея в виду нужное направление.

Впереди послышались звуки, вызываемые, по всей видимости, активной гражданской позицией большого скопления народа. Судя по разбираемым крикам, громили чей-то дом, что подтвердили и появившиеся клубы дыма.

— Однако, беспорядки… — скороговоркой резюмировал Раис.

— Смута налицо, — подтвердил Боба.

— Объехать надо! — потребовал Лёлик. — А то будет смута на лице!

Мы свернули в переулок. Миновав его, а потом ещё несколько улиц, мы выскочили на незнакомую площадь, обременённую фонтаном и несколькими неуклюжими статуями. На другой стороне площади кучковались люди. Незамысловатая одежда выдавала в них представителей местного плебса. Они галдели и вели себя суетливо, явно собираясь заняться погромами.

Мы и в этот раз благоразумно свернули и попали в район узких извилистых улиц, застроенных со всех сторон двухэтажными жилыми домами потрёпанного вида. Здесь пришлось проезжать, растянувшись в цепочку. Многие окна были закрыты ставнями, но из некоторых уже высовывались любопытные обыватели заспанного вида. Вскоре мы совсем перестали понимать: где находимся и куда надо ехать.

— Эй, как бы не потеряться! — трагично вскричал Лёлик, судорожно держась за конскую шею двумя руками.

— Слушайте, а как дорога та называется, по которой мы в Рим пришли? — спросил Джон и посмотрел на Лёлика.

Тот пожал плечами:

— Книжка-то моя справочная тю-тю!…

— Как-то типа Чебур… Тибур… — наморщил лоб Боба.

— Тибуртинская! — вдруг выдал Серёга, имевший не обременённую знаниями память, а оттого иногда удивлявший её прекрасными способностями.

— Точно! — обрадовался Джон и незамедлительно спросил у глядевшего на нас из окна небритого мужика с заспанным лицом, более напоминавшим морду: — Не скажешь ли, любезный, как нам проехать на Тибуртинскую дорогу?

Мужик посмотрел на Джона как на кошмарное недоразумение и захлопнул ставни.

Мы проехали ещё вперёд, пару раз свернули и, наконец, выбрались из лабиринта кривых закоулков на широкую прямую улицу. Тут же в глаза резко ударило ослепительное солнце, таившееся до сих пор за крышами.

По улице неспешно двигался караван из гружёных мешками повозок.

— Ага! — воскликнул Джон. — Явно едут в город, а не из города.

Мы согласились с его дедуктивным выводом и поехали в установленном направлении. И вскоре оказались на явной окраине города. Теснившиеся многоэтажные дома сменились на редко стоявшие низкие халупы с огородами, а затем показался и пост стражи, возле которого никого не было. Мы пустили коней вскачь, миновали границы города, но вскоре остановились, чтобы оглядеться.

Впереди горбатились каменистые холмы незнакомых очертаний, поросшие у подножия густым кустарником и плешивые сверху. У дороги стояло ветхое полуразвалившееся строение, руины которого затягивали переплетения дикого винограда. Вдоль дороги тянулась пустошь, покрытая сухой травой.

— Там акведук был, а тут нету! — вспомнил Лёлик и тут же застенал, обращаясь к Джону: — Ты чо, дура, куда вывел, Сусанин?

— Причём тут я? — резонно ответил тот.

— Главное, из города вырвались, — успокоительно отметил Боба.

— Вырвались! — язвительно взвопил Лёлик. — А куда вырвались?! Куда ехать-то?!

— А ты на свой компас посмотри, — издевательски порекомендовал Раис.

Лёлик машинально вскинул руку, вперился в прибор для ориентирования, но ничего, конечно, толкового не высмотрел, после чего надулся и стал изобретательно Раиса обзывать:

— Додик невнятный!… Гузка поросячья!… Цуцик окаянный!… Пожарник недоделанный — в огне не тонет, в дерьме не горит!…

Раис, явно задетый последним величанием, с негодованием рявкнул:

— Ах ты, су…хомлинский!…

Затем, ловко направив коня, приблизился к Лёлику и, грозно посулив:

— Щас как пину пендель! — прямо на ходу попытался привести угрозу в исполнение.

Лёлик в ответ также замотылял ножкой, отчего получилось какое-то ножное фехтование.

— Ну вы, бойцы!… Хорош воевать! — воскликнул Джон. — Тут ситуация критическая, а они всё успокоиться не могут!

Антагонисты вняли призыву, перестали пинаться и разъехались.

— А всё-таки, куда теперь-то? — справился Боба и активно закрутил головой. — Где эта Чебуртинская дорога?

— А вон какой-то придурок иногородний едет. У него сейчас и спросим, — указал Серёга на неспешно приближавшуюся к нам повозку, которую тащили два лениво шагавших ушастых мула.

Ими управлял шедший сбоку растрёпанный, загорелый до черноты пейзанин в залатанной тунике. Он с интересом смотрел на нас, далеко выпятив нижнюю мокрую губу, и при том, по всей вероятности, пытался приветливо улыбаться, что делало его внешность весьма своеобразной.

— Эй, брат, а не скажешь ли ты нам, где тут Тибуртинская дорога? — проникновенно спросил его Джон и криво осклабился в ответ.

Пейзанин посмотрел с приятным удивлением на Джона, задумчиво почесал затылок, скосив глаза в сторону, потом расплылся в щербатой улыбке и застенчиво спросил:

— А ты… по правде мой брат?

Джон, опешив, крякнул и пожал плечами.

— А что? Кто знает, согласно предков и потомков, может, и вправду родственники… — пробормотал глубокомысленно Боба.

Раис пошарил в кармане, достал оттуда сестерций и, показав её пейзанину, спросил строго:

— Так где тут Тибуртинская дорога?

Пейзанин, увидев серебряный блеск, тут же позабыл про генеалогические изыскания, с аппетитом сглотнул и пояснил:

— Обмишулились маненько. Вон там она, — и махнул рукой вбок. — Сейчас чуть дальше проедете, а там за холмом вот этим повернёте налево. Так на Тимбуртинскую дорогу и попадёте.

Раис с явной неохотой вручил ему гонорар, и мы направили коней по указанному маршруту. За холмом свернули налево и поехали по тропе, проходившей через рощу одичавших олив.

— Так у тебя, значит, денежка-то ещё осталась? — обличительно спросил Лёлик нашего казначея и каптенармуса.

Раис помялся, но потом подтвердил:

— Осталось чуть-чуть, — и достал из кармана невпечатляющую горсть серебряных и золотых монет.

— А, может, хватит на домик в деревне? — с надеждой спросил Боба.

— Если только на халупу беспонтовую, — хохотнул Серёга.

Раис побренчал деньгами, вздохнул и неуверенно сказал:

— А чо… Может, попробовать зацепиться где-нибудь в этой… как её… провинции…

— Ага, зацепишься тут без скорострельных аргументов, — саркастически осадил его Джон. — Самого зацепят, да в рабство!… Или ты и на таких условиях согласен?

— Не!… Не согласен… — пробурчал Раис. — Не привык рабом работать… не обучен такой профессии…

Джон вздохнул, помолчал, угрюмо глядя на дорогу и сердито хмурясь, а затем пробормотал:

— Мерзавки!… Пригрели на груди… Ведь как к родным!…

Роща закончилась, и, миновав неглубокую канаву, мы выехали на дорогу, показавшуюся уже знакомой, и оглядели окрестности. На фоне городских видов красовался приметный акведук, за ним пост стражи, а потом череда придорожных храмов. Мы развернули коней крупом к Вечному городу, и пустили их неспешным шагом. Торопиться не хотелось.

Утро было вольготное; на голубом небе белыми пышными кучами размещались облака, в своём неторопливом дрейфе то и дело прикрывавшие солнце. Птицы переливчато щебетали в кронах росших по обочинам кипарисов. Воздух был мягок и душист.

Раис всё трогал макушку, непривычно не обременённую брандмейстерским головным убором, а потом пожаловался:

— Эх, каску жалко!… Как же я теперь без неё-то!…

— Потерявши голову, по перхоти не плачут, — резонно заметил Джон.

— Какая ещё перхоть! — обиделся Раис. — Это каска моя личная, заветная!… Где я теперь такую найду!

— Ишь ты! Каску ему жалко! — привычным образом осерчал Лёлик. — А больше ничего не жалко?!… Сам, понимаешь, не уберёг ключ заветный от сундука оружейного!… Весь арсенал тю-тю, а ему только каску жалко!… А сейчас бы стрельнули пару раз, все бы и разбежались… А мы, раз, и власть бы прихватили!… Императорами бы заделались!

— Императоров много сразу не бывает, — возразил Джон.

Когда дорога стала взбираться на холм, коллеги принялись то и дело оглядываться и вздыхать по очереди. Я тоже посмотрел назад — с грустью, порождаемой прощанием с местом, связанным только с приятными воспоминаниями.

Лёлик забормотал под нос печально:

— Да, Рим город ничего себе… Весёлый… Скучать буду… — он ещё раз повернулся, да так и замер, после чего неуверенно спросил: — А чего это там… скачут?

Мы все враз повернулись; из-под акведука шустро вытекали всадники; было их десятка три. На ходу перестроившись в плотную организованную группу, они пустились скакать по дороге столь быстро, словно в их лошадях встроены были моторчики.

— Шухер, погоня! — заорал Серёга.

Коллеги как один завопили всполошённо, захлестали по конским шеям поводьями, замолотили пятками наподобие шпор. Лошади от такого обхождения прянули резко, тут же набрав бодрую скорость; ветер засвистал в ушах. Дорога стала шустро убегать назад; мимо проносились придорожные насаждения, какие-то каменные столбы, не виденные, вроде, ранее, отчего возникала паническая мысль о роковой ошибке, из-за которой несёмся мы чёрт те куда, но только не к заветной пещере.

— По-во-рот!… — орал Лёлик как оглашённый. — По-во-рот!… Не про-пус-ти-те!… Там… храм… был!…

Какая-то нелепая то ли пылинка, то ли мошка попала в глаз, вызвав нестерпимый зуд и слёзы, но никак невозможно было поднять руку для борьбы с этой напастью, не рискуя свалиться на полном скаку. Приходилось терпеть. Время непонятным образом раздвинулось, и каждое мгновение представало вязким долгостроем, успевавшим безмерно надоесть. Тряска выматывала все селезенки.

Непонятно: сколько таких мгновений изнурительной скачки случилось, но, наконец, показалась справа беседка с колодцем, а затем и храм, за которым мы довольно-таки ловко притормозили коней, направили их на боковую дорогу и снова погнали вскачь.

Вскоре объявились знакомые виноградники, за которыми промелькнула белая крыша виллы любителя неразбавленного вина. Скакавший рядом Раис оглянулся и завопил. Я кинул взгляд через плечо — погоня была от нас в какой-то сотне метров. Преследователи, пригнувшись к конским холкам, нагоняли нас. Впереди на породистом скакуне нёсся здоровяк в блестящем римском шлеме с пёстрым плюмажем. Он бодро размахивал мечом и хищно скалился.

— Ходу, ходу! — заорал Джон, тоже узревший настигавшую опасность.

Мы наподдали лошадям ещё, но те уже предъявляли явные признаки изнеможения; бока под сжимавшими их коленями ходили ходуном, шкура была мокрой от пота. Кони стали сбоить, их бег замедлился. Сзади раздалось торжествующее хоровое улюлюканье и стало приближаться неотвратимо; страх заставил вжать голову в плечи в ожидании жестокого удара.

— Вон!… Гора!… — прерывисто прокричал Серёга.

Впереди открылось взору долгожданное как райские кущи поле с приметной покосившейся гермой, а за ним на своём месте стояла гора, таившая в недрах спасительный путь домой.

Коллеги заорали, стали охаживать коней каблуками и кулаками. Те из последних сил рванулись рваным галопом, но тут же пришлось их притормаживать, чтобы свернуть на поле, которое оказалось только что вспаханным. Неровные борозды из вывороченных рыжих глянцево блестевших комьев земли тянулись до самого подножия горы. Подобные пахотные неровности никак не располагали к стремительности — лошади начали оступаться, оскальзываться; их способ передвижения превратился в какие-то паскудные прыжки, и никакие истязания уже не могли вытянуть из вконец измученных животных потребного в ситуации спорого бега.

Скакавший первым Лёлик вдруг дёрнул поводья, осаживая своего аргамака, спрыгнул на землю, шлёпнулся, вскочил и чесанул к горе во все лопатки. Коллеги также не замедлили спешиться и припустить следом. Я не успел ещё дёрнуть повод, как мой конь, надрывно захрипев, остановился столь резко, что я чудом не улетел головой вперёд. Тем не менее, полученный импульс помог мне бойким гимнастом соскочить на землю, перекувыркнуться, измазавшись в липком суглинке, и, с низкого старта, взять резвый разбег, позволивший за пару вздохов догнать вырвавшихся было вперёд коллег. Впрочем, первый порыв быстро испарился; земля щедро липла к обуви, и казалось, что с каждым новым шагом к ногам притачивали по очередной немалой гире. Улюлюканье сзади прекратилось. Очень хотелось оглянуться на предмет оценки нахождения преследователей, но всё внимание приходилось уделять передвижению, потому что предательские кочки так и норовили стать причиной вывиха, растяжения и иной травмы.

Но тут погоня сама дала о себе знать: со свистом пронеслись над нами стрелы; впереди всполошённо взлетела стая заоравших тревожно галок. Кто-то из коллег истерически захохотал. К счастью, полоска твёрдой, поросшей травой, земли была уже рядом.

В растягивавшем сухожилия прыжке я вынесся на неё и даже умудрился шаркнуть подошвами, сбивая налипшие оковы. Снова стремительно прогудели стрелы, разбились о бока громоздких валунов, щедро покрывавших подножие заветной горы.

Петляя между камней как слаломисты, мы кинулись вверх с новой энергией. Но и тут оказалась форменная полоса препятствий: побеги низкого кустарника цеплялись за ноги, то и дело попадавшаяся каменная осыпь заставляла предательски скользить. Всё это напоминало дурной сон.

Вновь сзади раздалось мерзкое улюлюканье, вызвавшее душевную изжогу. Преследователи гнались, как казалось, по пятам.

Склон, поначалу пологий, стал забирать всё круче, и приходилось уже карабкаться чуть ли не на четвереньках. Пот заливал глаза, в которых уже и без того начинало темнеть; в лёгких хрипело как в испорченной гармошке, воздуха хронически не хватало. Тело изнывало и просилось присесть, и лишь заполонившие всё нутро ощущения гонимого зайца позволяли достаточно споро и сноровисто двигаться. Рядом таким же макаром с сипеньем и проклятьями перемещались коллеги.

Я поднял голову; тёмный зёв пещеры с нависавшим над ним тяжёлым каменным козырьком был уже рядом, хотя и приближался замедленно, как в полноценном кошмаре. Закусив до боли губу, я поднажал. Ноги уже были совсем ватными, когда я выбрался на площадку перед входом, затянутым переплетением колючих веток. Один за другим стали появляться изнурённые скалолазы. Последним карабкался багровый как варёный рак Раис. Мы с Бобой схватили его за руки и вытянули на площадку.

Я глянул вниз: преследователи прилежно, как муравьи, лезли вверх по склону. От нас они отставали всего лишь на пару десятков метров.

Раис тяжело поднялся и, шатаясь как пьяный, с размаху вломился прямиком в заросли ежевики, прошибая проход в пещеру. Мы наперегонки бросились следом. Колючки пребольно царапнули по руке. Запинаясь о каменные неровности, мы кинулись в глубину пещеры. После яркого дневного света глаза отказывались видеть что-нибудь дельное.

— Никто?!… — страшно прохрипел Джон, видно, желая осведомиться: никто ли не отстал.

— Все!… — утвердительно просипел кто-то и мучительно закашлялся.

Раис слепо зашарил по стене и жалобно застенал:

— Кнопка… Где?!… Где?!… Кнопка?…

— Дальше, дальше!… — прокричал Боба.

Мы заторопились в глубь пещеры.

— Вот она! — торжествующе воскликнул Серёга, указывая пальцем на красный кругляш, внятно выступавший посередине неровной каменной стены.

Свет, сочившийся от входа, вдруг померк.

— Выходи, а то убьём! — противно закричали оттуда.

Раздался дробный топот.

Лёлик кинулся вперёд, споткнулся и в состоявшемся полёте врезал по кнопке кулаком. Раздался треск; кнопка была разбита вдребезги.

— Ты что наделал, гад? — завопил Раис, но потайная дверь дёрнулась и стала медленными рывками отъезжать в сторону.

— Вот они! — громогласный крик наполнил всю пещеру.

— У-лю-лю-лю-лю! — завыли словно бы со всех сторон.

Сердце заколотилось безумно; показалось, что пространство вокруг нас наполнилось до отказа враждебными силами. Впрочем, так оно и было. Преследователи, толкаясь и теснясь, окружили нас плотно, прижав к стене; в тусклом полумраке выделялись хищные оскалы перекошенных рож и холодно поблескивавшие лезвия мечей.

На секунду все замерли; нападавшие словно бы приготовились к решительному рывку и теперь последнее мгновение смаковали его неизбежность.

— А-а-а!… — заорал дурным голосом Раис, выхватил что-то из кармана и швырнул щедро в сторону; раздался мелодичный неподражаемый звон. — Золото!! Золото!! — как заведённый стал надрываться он, продолжая судорожно копаться в карманах и расшвыривая монеты по углам пещеры.

Враги смешались и кинулись собирать привалившие подарки. Один лишь командир взревел боевито, замахнулся мечом и бросился на Раиса. Раис в ужасе отшатнулся, шлёпнулся на задницу, завалился набок и попытался откатиться в сторону, уходя с линии атаки, но сложный рельеф пола в сочетании с крутыми боками коллеги прихотливо изменили траекторию ретирады, так что Раис, вместо того, чтобы укатиться прочь, стремительным колобком покатился прямо в ноги к агрессору. Тот, не предвидя такого коварства, незамедлительно споткнулся и полетел рыбкой, в конце пути приложившись калганом о каменный нарост с крепким стуком. Шлем слетел с его головы и брякнулся рядом с нами. Лёлик тут же шлем подхватил и прижал к груди.

— В лифт! — заорал Джон.

Каменная плита сдвинулась уже достаточно, чтобы лицезреть спасительную, освещённую жёлтым электрическим светом, каморку. Молниеносно мы оказались внутри. Последним впрессовался запыхавшийся Раис. Мы замерли в ожидании, но дверь оставалась на своём месте, и не думая закрываться. Ушибленный командир тяжело встал на четвереньки, помотал башкой и уставился на нас.

— Что стоим?! — истерически закричал Лёлик. — Поехали давай!

— Принято, — раздался с потолка мелодичный голос, и дверь наконец-то стала неторопливо закрываться, отсекая от нас едва не случившийся каюк.

С мягким чавканьем дверь встала на своё место; тут же воцарилась тишина, от которой зазвенело в ушах. Никто не дышал. Нервная дрожь начала отпускать. Соринка в глазу напомнила о себе неудержимым свербением, и я с наслаждением стал усиленно глаз чесать. Коллеги тоже завозились; послышались облегчённые вздохи, смешки. Все выглядели не лучшим образом и походили то ли на молодых бойцов после усиленной полосы препятствий, то ли на помоешных бомжей. Впрочем, крепко испачканные и исцарапанные физиономии светились радостью как китайские фонарики.

— Однако, чуть не влипли! — придурочно заухмылялся Боба.

— Удача на стороне сильных! — важно выдал Джон и, не удержавшись, изобразил ещё более придурочную ухмылку.

— И чего вообще бежали? — с нахальной удалью усомнился Лёлик, любовно надел захваченный головной убор и невразумительно добавил: — Надо было сразу им отпор дать, набить по мордам, оружие отнять, да вернуться, да набить, да отнять и снова…

Раис посмотрел на стратега внимательно и вкрадчиво спросил:

— Ты чего мой шлем притырил?

— Я нашёл, мой шлем! — отрезал Лёлик и на всякий случай прижал предмет раздора к голове обеими руками.

— Это я гада подпинул, мой трофей! — возмущённо воскликнул Раис.

— Ха-ха! — оскорбительно ответствовал Лёлик. — Вот пока ты там валялся, я его и нашёл!

Раис начал было закипать, сжимая кулаки, но тут лифт крепко качнуло, и дверь медленно стала открываться.

— Никак, авария!… — в ужасе пискнул Лёлик.

Но всё было в порядке. Дверь отъехала, открыв взорам тихое подземное помещение, откуда мы и начали свой вояж. Всё было на своих местах: по стенам тянулись трубы и переплетения проводов, тускло светила под пыльным потолком лампочка, мерцали стекляшки в непонятных приборах. Слышно было, как где-то медленно капает вода.

На мониторе инвентарного шкафа мигали красными буквами слова: "Сдайте амуницию, сдайте амуницию".

— Да пошла ты!… — выругался Серёга. — Кто мне мой шмайссер сдаст?

— Давайте, давайте! — начал торопить нас Лёлик, подталкивая к выходу.

Мы выбрались в подпол и по лесенке вылезли в горницу. Лёлик со страшным грохотом захлопнул крышку погреба, кинулся к комоду, схватился за него и, багровея лицом от натуги, стал толкать.

— Ты чего? — недоуменно спросил Боба.

— П…по…мо…гай! — прохрипел Лёлик, оторвался от комода и, дыша тяжело, торопливо пояснил: — Закрыть надо! Чтоб не проникли!

Боба понятливо агакнул и стал помогать.

В сенях вдруг загремело неуважительно, отчего измученная душа вновь со страхом всколыхнулась.

Лёлик быстро юркнул за комод.

Дверь отворилась и на пороге предстала соседская девчонка.

— Ты ж мне, Лёличек, не ту газетку дал!… — начала она свою речь, быстро зыркая на нас, но тут глаза её полезли на лоб, она ахнула и с тревогою тихо спросила: — Ой, а что это вы такие мазурики?

Лёлик, продолжая иметь на лихой голове оплюмаженный шлем, выскочил из-за комода и, стыдливо прикрывая исцарапанную щёку, рявкнул:

— Не твоего ума дело! Будешь тут ещё нам, героям, указывать! — после чего подскочил к девчонке и, как уже было ранее, вытолкал её за порог; потом обернулся к нам и, нервно потирая руки, хрипло пробормотал: — Кажись, всё!…

Так и закончилась сия история.

Оказалось, что наше субъективное отсутствие в немалый месяц выразилось по местной хронологии всего лишь минутами, а то и вообще никак. Больше всех доволен был Раис, радуясь сбережению отгулов.

Коллеги о состоявшихся приключениях предпочли не распространяться; один лишь Серёга на следующий день решил приколоться с дворовыми алкашами, но тут же нарвался на осмеяние с уличением в хвастовстве — и всё из-за того же временного парадокса — так как Серёга повествовал о многих днях, а любой слушатель прекрасно помнил про то, что не ранее как вчера рассказчик вместе со всеми угощался бутылочным пивком.

Лёлик поначалу всё порывался забить вход в подпол плотницкими гвоздями, но потом всё-таки ограничился тем, что выдвинул комод на середину светёлки — прямиком на чреватый опасностями лаз. Когда неосведомлённые родственники и прочие знакомые начинали интересоваться столь нестандартным расположением мебели, он бурчал невнятно что-то о замучивших сквозняках, проникающих как раз из злополучного подпола.

Лёлик ещё долго боялся спать дома один и наперебой приглашал нас провести ночь в его хибаре, суля выделить калорийный ужин. Ужин, действительно, выделялся, но, поскольку спальное место в виде продавленного дивана имелось в избе только одно, гостю предлагалось размещаться на комоде, для чего Лёлик заранее стелил туда ватный тюфяк.

Захваченный напоследок римский шлем с перьями Лёлик втихаря попытался продать какому-то серьёзному коллекционеру, но тот, изучив предмет и найдя его на вид совершенно нестарым, назвал Лёлика мошенником и вытурил вон. В настоящее время этот шлем валяется у Лёлика на шкафу; страусовые же перья он выдрал и гоняет теперь ими мух и комаров.

Довольно-таки часто мы все собираемся в гостеприимной избушке. Раис в фотоателье наштамповал фотографий, которые мы с удовольствием рассматриваем, вспоминая запечатлённые события под разными ракурсами, так как каждый из нас помнит всё это приключение по-своему.

Лёлик достаёт новый исторический справочник, открывает страницу на статье про Египетский поход Цезаря и читает вслух, удивляясь историческим нелепицам, выдаваемым за официальную истину. Потом мы начинаем обсуждать возможность нового путешествия по свежему маршруту, памятуя о том, что их ещё в запасе осталось несколько, и если в это время какому-нибудь одинокому прохожему доводится проходить мимо избушки, то он, несомненно, должен слышать бодрые крики Серёги:

— На волю, в пампасы!…