В нескольких шагах от стен Ватикана, на виа ди Порта Ангелика, пожилая римлянка продавала зеленые фиги. «Fîchi freschi! vuole! fîchi freschi! dai!» – кричала она во все горло. Перед ней расхаживал наголо остриженный мужчина лет пятидесяти, одетый в белую майку с надписью «Mafia. Made in Italy». В руках он держал палку, на которую была насажена голова пластмассовой куклы-негра. Мужчина протягивал ее паломникам, и они или останавливались, или испуганно шарахались в сторону. На его шее – на длинной, доходившей до ширинки, изящной цепочке – висела большая розовато-красная соска, которую он время от времени брал в рот и, гримасничая, сосал и жевал. «Мам-ма! Мам-ма!» – жалобно завопил мужчина, сунув палку между ног и потирая насаженной на нее головой свои гениталии. Мимо очень медленно проезжал экскурсионный автобус с японскими туристами. Увидев странное зрелище, они прильнули к окнам и захлопали в ладоши. Некоторые туристы тут же подняли свои Fujica, чтобы запечатлеть смешную сценку.

Напротив торговки инжиром на расстеленной на земле газете «Osservatore romano» сидел калека с длинными, по плечи, рыжеватыми волосами. У него не было нижней части тела. Кивая, он протягивал руку всякий раз, когда кто-нибудь из сердобольных прохожих давал ему монетку. За его спиной на стене висел плакат с изображением мальчика, лицо которого скрывала маска. Ребенок сидел на электрическом стуле, под его связанными ногами стояла надпись, сделанная большими черными буквами: «150 mila prigionieri politici torturati in Iran». Когда мимо калеки проходила девочка с пышными белокурыми волосами, он схватил ее руку, поцеловал тыльную сторону кисти с выступившими от летней жары голубыми жилками и погладил малышку по голове. «Ma che bel capello!» – с горящими от восхищения глазами пробормотал калека.

Двое туристов подошли к наголо остриженному, корчившему рожи мужчине лет пятидесяти и встали рядом, чтобы сфотографироваться с ним. Позируя, он с выпученными глазами впился зубами в красные полные губы насаженной на палку головы пластмассовой куклы. «Мама! Мама!» – с гримасой боли на лице завопил мужчина, когда туристы отошли от него. Калека, над которым висело изображение сидящего на электрическом стуле ребенка в кожаной маске, аккуратно засунул деньги под газету «Osservatore romano».

Пикколетто – подросток, у которого были длинные черные, почти касавшиеся щек ресницы и серебряный крестик на шее – стукнул своего младшего брата по затылку большой, размягчившейся на жаре инжирной лепешкой на палочке. Она разлетелась на куски, и они, скатившись с наголо остриженной головы ребенка, упали на его голые, усеянные веснушками плечи. Пикколетто пощекотал палочкой, оставшейся от лепешки, мочку уха белокурой, сосавшей инжир девочки. Она отвернулась от лотка с инжиром и зашагала прочь. «Vuole fichi! – кричала торговка инжиром, обращаясь к веренице тянувшихся мимо туристов и паломников. – Fichi freschi! vuole fichi! dai! fichi freschi!» Стоявший рядом мужчина лет пятидесяти размахивал палкой с насаженной головой пластмассовой куклы, гримасничал и звал маму.

Экскурсовод – американец в зеленой соломенной шляпе – вывел туристов на площадь Святого Петра, раскрыл большой иллюстрированный путеводитель и сначала показал фото собора, а потом уже ткнул пальцем в сторону стоявшего прямо перед туристами величественного храма. Старая цыганка в черном одеянии присела за колонну собора, помочилась в руку, набрала пригоршню мочи и обрызгала ею слегка завядшие красные розы. «Mille Lire! Mille Lire!» – кричала она, предлагая розы прохожим. Недалеко от выхода из папского склепа – между «Casa del Rosario», магазином сувениров, и общественным туалетом – стояли в ряд, прислонившись к стене, сидели на корточках или на земле сотни туристов и паломников. Они терпеливо ожидали своих родных и знакомых, чтобы взять у них длинные брюки, штаны от тренировочного костюма или – на худой конец – от пижамы. Надпись на табличке гласила, что входить в собор Святого Петра в коротких штанах или слишком короткой юбке строго запрещается. Перед магазином сувениров беззубая старуха продавала туристам длинные белые бумажные брюки с зеленой надписью «Roma». Позвякивая серебряными талерами, на которых была вычеканена голова папы Иоанна Павла II, она выкрикивала, обращаясь к только что прибывшим на площадь туристам: «Pantaloni lunghi! diecimila! pantaloni lunghi!» Мальчик – на его носках был изображен звездно-полосатый американский флаг – раздавил пустую банку из-под колы, и она громко треснула, издав звук, похожий на короткую автоматную очередь. Его младший брат – на его носочках были изображены полосатые тигры – застегнул кожаные сандалии на ногах отца, застенчивого, старомодно одетого человека. Он со скучающим видом бренчал ключами от дома, висевшими на брелоке в виде детской головки из ляпис-лазури. На правом предплечье Отца был вытатуирован крест, на левом – голая длинноволосая женщина. Четырнадцатилетний, наголо остриженный мальчик – спущенный нагрудник и лямки его красных расстегнутых кожаных шорт, на которых был вышит эдельвейс, свешивались на обнаженные бедра – положил голову на плечо своего старшего друга. Старший из подростков – он был одет в широкую майку с изображением головы индейского вождя – поднял руку, чтобы оттолкнуть младшего, и мальчик с любопытством заглянул в поросшую черными, поблескивавшими от пота волосами подмышечную впадину своего приятеля. А потом друзья стали смеяться и шутить стараясь вывести из себя сидевшую напротив девочку. Она упорно притворялась, что разгадывает кроссворд и ничего не замечает вокруг, но время от времени с ревнивым видом посматривала на подростков.

Священник – на поясе у него болтались четки, – проходя мимо чернокудрой, сидевшей на земле, широко раздвинув ноги, девочки, взглянул на видневшиеся в штанины ее шорт розовато-красные трусики. Девочка ела арбуз, и голуби клевали его коричневые зерна, которые она сначала выплевывала на ладонь, а потом бросала на землю. Подросток – он тоже был одет в шорты – яростно бил себя пластиковой бутылкой по голому колену, кипя от злости и возмущаясь тем, что не может переступить порог собора Святого Петра. Его младший брат со скучающим видом дунул в пластиковую бутылку, а потом, бросив ее на землю, стал катать ее по асфальту, разгоняя голубей. Юноша – он тоже был в шортах и ждал своей очереди, чтобы надеть брюки и войти в собор – расстегнул ремень из змеиной кожи, снял его и, обмотав вокруг голого бедра, стал засовывать серебряный язычок пряжки в глазницы змеи. В аркаде, среди колонн, громко возмущался мальчик, которого полицейский попросил прикрыть обнаженную верхнюю часть тела. Монахини – похожие друг на друга как две капли воды сестры-близнецы – лизали покрытое шоколадом мороженое, сделанное в форме детской ступни.

Пикколетто – подросток с длинными ресницами, которые почти касались щек – сидел, широко расставив ноги, между общественным туалетом и магазином сувениров, на картонной крышке с изображением пронзенного стрелой сердца. Он сунул горлышко закрытой пластиковой бутылки из-под минеральной воды в рот и пососал голубую крышку. В широкие штанины его шорт были видны желтые трусы, слегка покрытые волосами яички и часть лобка со светлой, не загоревшей кожей. Пикколетто похлопал пустой бутылкой себя по загорелому бедру и сунул в рот висевший у него на шее серебряный крестик. Напротив него сидела белокурая девочка – у нее из-за пояса торчал план Рима – и листала альбом Микеланджело, поглаживая ладонью иллюстрации, на которых были изображены полуобнаженные фигуры. На белой футболке девочки были нарисованы бордовые верблюды и песочного цвета пирамиды. Пикколетто встал, зажав в зубах серебряный крестик и не сводя глаз с сидевшей напротив девочки, засунул в трусы правую руку, поправил свои половые органы, одернул шорты и снова опустился на картонную крышку.

Закончив листать альбом, девочка передала его подруге и, вытащив из матерчатой сумки начатую бутылку колы, поднесла ее к губам. Она пила тепловатую колу, не сводя глаз с половых органов Пикколетто, а он – грызя смокву – рассматривал видневшиеся в широкие штанины ее шорт прозрачные трусики персикового цвета – сквозь них просвечивал поросший волосами лобок. Ходивший по каменной мостовой между их широко раздвинутыми ногами голубь – на его правой искалеченной лапке был всего лишь один красный коготок – громко ворковал и клевал хлебные крошки. У магазина «Casa del Rosario» молодая туристка сфотографировала двух стоявших в одном нижнем белье подростков. Они отдали брюки своим школьным приятелям и теперь ждали, когда группа выйдет из собора Святого Петра и им вернут одежду. Один из подростков, задрав майку, смеялся и кокетливо вилял бедрами, демонстрируя свои топорщившие ткань трикотажных трусов половые органы. Полицейский, проходивший мимо белокурой девочки – она сидела у магазина сувениров и жевала резинку, – бросил взгляд на ее бедра. Когда одна из туристок подошла к нему сзади и осторожно тронула за локоть, намереваясь о чем-то спросить, полицейский вздрогнул и положил руку на кобуру.

Белокурая девочка в майке с бордовыми верблюдами налепила жевательную резинку на язык, и он стал похож на торчащую головку полового члена в презервативе. Она надула пузырь – он долго рос, а потом с шумом лопнул оставив вокруг ее рта и на носу голубые клейкие кусочки резинки. Пикколетто – он как будто только и ждал этого момента – вскочил с места, опустился на колени рядом с девочкой и, смеясь, помог ей вытереть губы и подбородок. Потом сын торговки инжиром вытащил без спросу план Рима из-за пояса девочки – свернутый план был засунут так глубоко в шорты, что доставал до лобка – и снова сел на картонную крышку. Несколько секунд Пикколетто делал вид, что ищет на плане какую-то улицу, а потом свернул его и прижал к носу, продолжая грызть смокву. На правом запястье мальчика висели маленькие разноцветные соски-пустышки. Этим летом они продавались в Риме повсюду. Их носили прежде всего подростки. Но не только они. Свежевавшие овец мясники и вспарывавшие рыбьи брюхи торговцы на рынке Пьяцца Витторио Эмануэле тоже надевали на шею и запястья эти амулеты.

Пикколетто – он не мог отвести глаз от паха белокурой девочки и возбужденно вдыхал исходивший от плана Рима запах – от волнения прикусил язык. Почувствовав во рту привкус крови, он перестал грызть смокву и смущенно перевел взгляд на красные лапки бродившего по мостовой голубя. «Mille grazie!» – сказал Пикколетто, вставая. Он протянул девочке план города и пошел в туалет. Минут через десять сын торговки инжиром вернулся и сел на прежнее место. Белокурая девочка заметила на его руке – чуть пониже локтя – полоску, похожую на след, оставленный улиткой, и поправила увлажнившиеся между ног трусики. Она оттянула их резинку и щелкнула ею по разгоряченному телу, пытаясь немного остудить его. Потом девочка в майке с бордовыми верблюдами начала бросать окурки – ее подруга курила – в ворковавших, клевавших крошки на мостовой голубей.

Рыжий мальчик – английский школьник в майке с надписью «No school, no job!» – решительным шагом направился к открытым дверям собора Святого Петра. Однако одетый в синюю униформу служитель остановил возмутителя спокойствия, молча указав на его голые ноги. Другой юный турист достал из матерчатой сумки – на ней был изображен красный крест и стояла надпись «Help und helpen» – штаны от пижамы и, натянув их поверх шорт, вошел в собор. Чешский мальчик надел черные брюки из искусственной ткани и переступил порог собора Святого Петра. Его школьный товарищ – он был в шортах, – сидя на теплой мостовой, разглядывал черный треугольник, просвечивавший сквозь желтые трусики стоявшей напротив одноклассницы.

В соборе Святого Петра царил полумрак. «Io sono senza colpa!» – бросила молодая беременная женщина, проходя мимо покрытой черным лаком исповедальни. Она прижимала к животу большой пластмассовый корабль. Из окошечка черного лакированного ящика выглянул толстый отец-исповедник и с упреком посмотрел на нее. В другой исповедальне – на ней висела табличка «На немецком языке» – сидел, понурив голову, монах в черном одеянии. Перед немецкой исповедальней было гораздо чище, чем перед английской или итальянской. А там, где исповедовались поляки, было всегда натоптано. Стуча костяшками пальцев по деревянной решетке окна – над ним стояла надпись «Ро Polsku», – толстый исповедник кричал толпившимся туристам: «Avanti, non si ferma qui!» Когда одна из женщин встала на колени перед зарешеченным окошком, перекрестилась и попыталась встретиться взглядом со священником он сердито захлопнул окошко и потушил свет в исповедальне.

В Санта Капелла молилась полька – ее морщинистое лицо было землистого цвета. Рядом с ней на коленях стояли ее сыновья. Старший, двадцатилетний, усердно читал молитву, сложив ладони. Младший – ему было лет шестнадцать, – обернувшись, смотрел на проходивших мимо девочек. Перед алтарем стояла плачущая девушка, она молилась, зажав между ладонями банку колы. В лунке выставленной на алтарь дароносицы лежала гостия, испеченная из муки грубого помола. Справа и слева стояли горящие восковые свечи и букеты белых и красных гладиолусов. Один из туристов подарил молившейся в Санта Капелла польке маленькую статуэтку Девы Марии, которую он купил в магазине сувениров у выхода из папского склепа. Даже не взглянув на подарок, женщина зажала его в руке и зашептала молитву. Из ее закрытых глаз потекли слезы. Молодая монахиня в сером одеянии молилась, прижав к губам указательный палец. Другая монахиня мыла жидким моющим средством золотую тарелку (на ней во время мессы лежала плоть Христова) и золотой кубок (в нем во время мессы вино претворялось в кровь Христову). Пожилая женщина подкатила украшенную желтыми гладиолусами кресло-коляску – на ее сиденье лежало распятие величиной с детскую руку – к пиете Микеланджело, прижала к пуленепробиваемому стеклу измятую бумажную иконку, а потом поцеловала изображенную на ней Богоматерь с младенцем и три раза перекрестилась. У ног японских туристов – они снимались на фоне пиеты – лежали фотоаппараты. Сменяясь, японцы выходили по очереди вперед – каждый брал свой фотоаппарат, – щелкали всю группу и закрытую пуленепробиваемым стеклом пиету, а потом снова становились на прежнее место. На главном алтаре собора Святого Петра лежали подарки прихожан. Среди них – написанная маслом картина с изображением Богоматери с младенцем и ковер ручной работы с ликами Девы Марии и младенца Иисуса. На перевязанных пакетах с подарками лежали красные розы и белые лилии. Женщина – она держала под мышкой итальянскую спортивную газету – дотронулась до потертой ступни статуи Петра, а потом поцеловала свои пальцы.

«Pour moi c'est trop macabre!» – сказал чернокожий мальчик – на нем были длинные белые бумажные брюки с зеленой надписью «Roma» – и впился зубами в желтую мякоть персика. Он отказался спуститься с приятелями – французскими школьниками – в склеп, в котором были погребены папы. Сок персика потек по тыльной стороне его кисти и, когда струйка достигла локтя, стал капать на мраморный пол. На бумажных брюках чернокожего мальчика зеленым фломастером были нарисованы кошачья голова и пронзенное стрелой сердце. В папском склепе семенили, двигаясь гуськом между саркофагами, малыши лет четырех-пяти. Монахиня – в белом одеянии и белых туфлях на деревянной подошве – мыла и чистила щеткой надгробие папы Павла VI. Она отполировала сильно пахнувшим специальным средством могильную плиту, собрала грязь в пластиковый мешок, осенила себя крестом и покинула папский склеп, забрав с собой метлу, щетку и мусор. «Пойдем, я хочу еще раз щелкнуть тебя на фоне папских могил!» – сказала немка, обращаясь к своей спутнице. Сфотографировавшись, они вышли из папского склепа и направились в магазин сувениров. У его стены стоял молодой человек в одном нижнем белье. Поглядывая на выход из папского склепа, он со скучающим видом покусывал обтрепанный край газеты «Сгопаса vera» – в ней, как всегда, сообщалось о трагедиях в Италии. Газета пестрела снимками свидетелей преступлений, трупов самоубийц, лежащих в уличной пыли окровавленных жертв мафии и фотографиями пышногрудых красоток.

В витрине магазина «Casa del Rosario» стояла маленькая запыленная статуэтка младенца Иисуса. Иисус с грустным выражением лица – по-видимому, уже предощущая грядущие смертные муки – перебирал пальчики на своей ножке. К его проволочному нимбу была прикреплена табличка «Offerte 3500 Lire!». Рядом лежало большое распятие, филигранно вырезанное из слоновой кости. Обмотанные ватой и перевязанные нитками кисти рук пригвожденного Иисуса походили на боксерские перчатки. Маленький мальчик – поляк – рылся в ящике с распятиями, перебирая товар. Достав одно из распятий, он подержал его в руках, вглядываясь в лицо Иисуса, а потом тронул за локоть мать – она выбирала статуэтку Девы Марии. «Mammi! Mammi!» – прошептал мальчик и сунул в руку матери несколько лир.

Потом мать бросила монетку в прорезь на груди ангела, и он кивнул головой. Сунув руку в сумку, женщина открыла лежавшую там маленькую круглую коробочку – на ее крышке был изображен портрет правящего папы, – достала оттуда две таблетки и незаметно положила их себе в рот. Испанский подросток – он держал руку в кармане брюк и играл со своим половым членом – остановился перед большой картиной, изображавшей окровавленного, снятого с креста Иисуса из Назарета. Одна из монахинь – обе были одеты в темно-коричневые рясы, черные накидки и черные туфли и лизали малиновое мороженое в стаканчиках – перевернула маленькую пиету из белого мрамора и взглянула на приклеенную к основанию этикетку с ценой. Мужчина – на его предплечья был наложен гипс, – подойдя к выставленной в витрине пластиковой мадонне, сложил ладони в молитвенном жесте. На белом, уже слегка грязноватом гипсе были нарисованы фиолетовые бабочки. В корзине, сплетенной из луба, на клочках ваты лежал, раскинув руки, младенец Иисус, его охраняла полуметровая фарфоровая собака. Рядом с ножом из слоновой кости – его зеленая рукоятка имела форму головы папы – в витрине «Casa del Rosario» стояла маленькая пластиковая пиета под стеклянным колпаком.

Испанский подросток – его отец рылся в ящике, доставал одно за другим небольшие распятия, а потом долго рассматривал их – окинул тоскливым взглядом продававшую сувениры послушницу, которая с шумом высыпала из пластиковых мешочков в контейнер сотни маленьких фигурок Христа. Юная испанка достала из деревянной шкатулки (на ее крышке был выжжен портрет Иоанна Павла II, а на дне – букет роз) ароматизированные четки, понюхала их и протянула подружке. Взяв четки, подруга тоже с наслаждением вдохнула их запах. Двое подростков – они разговаривали между собой по-польски – попытались украсть пару серебряных крестиков, но, заметив, что за ними пристально наблюдает прелат, с независимым видом направились к выходу из магазина – один из них что-то насвистывал, другой что-то напевал. Оказавшись на площади Святого Петра, они быстро растворились в толпе.

«Preghi ancora?» – спросил сын торговки инжиром – подросток с длинными, почти касавшимися щек ресницами – женщину, ежедневно приходившую на площадь Святого Петра. «Sempre!» – смущенно ответила она. На шее у нее вместо бус висели четки, а на грязных икрах синей шариковой ручкой были нарисованы кресты. «Perché sempre?» – «Non lo so!» Она клала в рот – одну за другой – синие виноградины. «Voi un'uva?» – прошептала женщина на ухо Пикколетто, игравшему с наполненным водой ярко-красным воздушным шариком. Пару дней назад женщина – в руках она держала обклеенную изображениями Девы Марии картонную коробку, в которой лежала фигурка младенца Иисуса – расхаживала среди паломников по площади Святого Петра. Она опускалась на колени прямо на мостовую, гладила младенца Иисуса по белым блестящим щечкам, вынимала из грязного пластикового пакета одну за другой белые гостии и, подержав святые дары у губ фигурки, клала их себе в рот, с благоговейным видом бормоча молитвы. Сегодня – в жаркий летний день – она сидела на краю чаши фонтана посреди площади Святого Петра, смеялась, болтала ногами и, произнося молитву, которую читают во время обряда крещения, плескала на фигурку младенца Иисуса прохладную влагу. «No! no!» – воскликнула одна из туристок, когда ее муж – на его лбу и висках от зноя выступили капельки пота, – облокотившись о край чаши фонтана, хотел зубами открыть жестяную банку пива. Попытки сделать это с помощью ножа не увенчались успехом, и в конце концов мужчина на глазах своей встревоженной жены приподнял зубами язычок крышки. Девочка лет десяти – она держала за волосы куклу Барби, – подойдя к фонтану, нагнулась, чтобы сполоснуть лицо и руки. Повернув голову в сторону сидевшего на краю чаши Пикколетто – зажав в губах серебряный крестик и широко расставив ноги, он в этот момент снимал носки, – она долго разглядывала видневшиеся в штанины шорт яички подростка и морщинистую крайнюю плоть его большого полового члена. Пикколетто окунул босые ноги в воду фонтана, а потом снова надел носки. Девочка окунула в воду куклу – она держала Барби за белокурые волосы. Когда девочка ушла, сын торговки инжиром решил, что на него теперь никто не смотрит, стряхнул с половых органов липкие, поблескивавшие на солнце песчинки и поправил шорты.

Седобородый горбун – у него было восковое лицо – перекрестился и поцеловал кончики своих костлявых, испещренных черными точками пальцев. Веки и брови горбуна были подведены черной тушью, глаза с желтоватыми белками налиты кровью, редкие волосы на голове перекрашены в черный цвет. Мимо него по площади Святого Петра прошли одетые в красные сутаны епископы. Они вытирали пот со лбов носовыми платками, на которых были вышиты желтые митры. Задыхаясь, горбун открыл рот и, ловя воздух, судорожно сжал рукой горло. Его пальцы были унизаны золотыми перстнями. Проходившие мимо паломники морщились от отвращения и перешептывались. «Pantalom lunghi! diecimila Lire? pantaloni lunghi!» – кричала женщина, торговавшая бумажными брюками с надписью «Roma». Она раскладывала папские талеры ровными столбиками. Мимо нее прошла группа школьников. На желтом флаге, который несла их учительница, была изображена пиета. На майках девочек и мальчиков спереди зелеными буквами было написано «Jesus», а сзади бордовыми – «Alleluja». Бродячий пес, встав на задние лапы, пытался схватить маленькое распятие, висевшее на запястье прислонившейся к стене паломницы. Рядом на земле сидели молодой монах и девушка – она опиралась рукой на бедро своего спутника. Монах держал в руках пластиковый пакет с только что вымытыми персиками – покрытые каплями воды фрукты поблескивали сквозь прозрачную оболочку. Две девочки написали свои имена и номера телефонов на бумажных брюках – между рисунками пронзенных стрелами сердец – и передали брюки мальчикам. Мальчики тут же, смеясь и болтая, сняли шорты и надели бумажные брюки. Проходившие мимо молодые туристы, замедлив шаг, насмешливо смотрели на горбуна – он, высморкавшись, оставил на белом носовом платке следы черной застоявшейся крови, а на его правую руку упало несколько капель алой. «Апчхи!» – весело воскликнула девушка – на ней были солнцезащитные очки с синими стеклами в ядовито-зеленой оправе. Ее спутники рассмеялись. Увидев больного горбуна, испанка положила руку на плечо своего сына-подростка – на его лице уже пробивался светлый пушок, – а потом нежно погладила его по спине и обняла за талию. На развевавшемся подоле ее длинной, почти касавшейся мостовой юбки были вышиты павлиньи перья. Монахиня в черном одеянии, наблюдая за харкающим кровью горбуном – у него было восковое лицо и желтая, испещренная пятнами кожа, – достала из кожаного портмоне четки и поцеловала одну из костяных бусин. Сын торговки инжиром – подросток с длинными черными, почти касавшимися щек ресницами – ушел с площади Святого Петра вместе с белокурой девочкой. Покусывая висевший на шее серебряный крестик и поигрывая болтавшимися на запястье правой руки пластиковыми сосками-пустышками, он прошел всего в нескольких метрах от своей матери, кричавшей: «Fichi freschi! vuole fichi! fichi freschi!», и братишки, пересчитывавшего большие плоские лепешки инжира. Пикколетто и белокурая девочка – на ее белой футболке были изображены бордовые верблюды и песочного цвета пирамиды – двинулись по виа ди Порта Ангелика по направлению к Пьяццале Ризоргименто. Наголо остриженный мужчина лет пятидесяти в белой майке с надписью «Mafia. Made in Italy» ударил насаженной на палку головой пластмассовой куклы по стене – на ней висел плакат с изображением сидевшего на электрическом стуле ребенка в маске. «Mamma! Mamma!» – завопил он и стал гримасничать, теребя свои половые органы. Калека уже исчез с площади. Ветер носил по улице клочки газеты «Osservatore romano». На Пьяццале дель Ризоргименто сын торговки инжиром – подросток с длинными черными, почти касавшимися щек ресницами – и белокурая девочка сели в зеленый трамвайный вагон кольцевой линии и поехали по направлению к Вилла Боргезе.