– Спасибо, доктор, – сказала пациентка, пожимая ему руку. И, проходя мимо меня, добавила: – До свидания и успехов в учебе!

Она что, не рассмотрела меня как следует? Она думает, что я начала учиться на прошлой неделе?

Я вежливо улыбнулась. Карма проводил ее, после чего вернулся и встал передо мной:

– Вопросы?

Его подчеркнуто любезная улыбка была мне невыносима.

Если он думает, что сможет вырвать из меня всю подноготную, как из них…

– Нет. Вопросов нет.

– Все понятно?

– Все понятно.

Вид у него был немного разочарованный, но он продолжал улыбаться. Он секунду поразмыслил, затем вернулся в кабинет, положил карту пациентки, указал мне на кресло и предложил сесть.

Я присела на подлокотник кресла. Карма устроился на своем кресле на колесиках, склонился над картой и скрестил руки на животе. Он вдруг показался мне высоким и худым, почти тощим, хотя теперь старательно изображал из себя старого пузатого врача.

– Чему вы собираетесь здесь научиться?

И снова он застал меня врасплох. Я не знала, что ответить, мне хотелось дать волю чувствам и сказать: Я не хотела сюда идти. Я не должна здесь находиться. Я даже не должна находиться в Турмане, черт побери! В октябре прошлого года декан сказал: «Этвуд! У тебя есть все для того, чтобы занять должность руководителя клинической практики в акушерской клинике Бреннса, лучшей во Франции». Но все было занято. Мой руководитель позвонил декану Бреннса, которого знал уже сорок лет, и тот сообщил ему что должность освободится в феврале. А пока он мог устроить так, чтобы пятый год я провела, заняв одно из свободных мест в Турмане, поскольку Коллино, заведующий акушерской клиникой, – один из его учеников. Я задалась вопросом, почему здесь так много свободных должностей, и теперь я это знаю. Коллино – маньяк. Он хочет, чтобы интерны прошли через все отделы. В том числе побывали на ДПБ [13] и плановых консультациях. Но меня совсем не радует перспектива просиживать здесь часами и выслушивать, как всякие клуши рассказывают о проблемах со своим «нижним этажом», ожидая, что их погладят по головке. И потом, меня раздражают ваша борода и торчащие вихры на голове… и ваш рот, который постоянно двигается, даже тогда, когда вы молчите, и ваша слащавая любезность, от которой так и веет фальшью. Но полгода прошли, и в Бреннсе не освободилось ни одного места, так что мне пришлось остаться на новый срок на своем месте, и это начало мне жутко надоедать, я вкалывала как сумасшедшая, и, даже если здешние хирурги не самые лучшие в мире, я стала одной из лучших, и мне бы очень хотелось ее заполучить, эту проклятую должность заведующей в Бреннсе, я достаточно долго для этого пахала. К счастью, Коллино меня любит, так что он меня наверняка поддержит. Но поскольку он уважает правила, он сказал, что, даже если я хочу заниматься исключительно хирургией, я недостаточно изучила медицину и он подготовит мне очень хорошие рекомендации, но требует, чтобы я провела полгода или в родильных залах (нет, этого я больше не вынесу), или здесь, где я буду присутствовать на консультациях, видеть пациенток, два раза в неделю по утрам ассистировать на ДПБ. Поскольку в предпоследнем семестре я этого не сделала, нужно сделать это сейчас… если в октябре я стану заведующей, я сразу окажусь в операционном блоке… Он сказал мне это очень спокойно, но твердо, и я поняла, что отсечь это не смогу – даже очень острым скальпелем – и что без этого он не подпишет мое утверждение: он довольно щепетильный в таких вопросах… и даже невыносимый. Так вот, я позлилась, но подумала, что, если нужно это пройти, я проявлю терпение и возьму себя в руки, а потом подумала, что это пойдет мне на пользу – ведь эти часы работы более совместимы с Жоэлем, потому что его начало бесить, что я каждый день возвращаюсь домой поздно и регулярно остаюсь в блоке на дежурство, и я сказала ему что скоро это кончится, что, как только я получу должность заведующей, все уладится. Я знаю, что он мне не очень-то поверил, но тут я ничем ему помочь не могла, раз уж он не понимал мою профессию, однако я попыталась ему объяснить, но он ничего не хотел знать – когда работаешь в строго установленные часы, вероятно, этого не поймешь. Когда я наконец должна была получить более спокойную должность, чтобы мы могли чаще видеться, он мне сказал, что проблема не в этом, и это меня настолько вывело из себя, я сказала, что мне плевать на его замечания, вздохи и нелепые требования и что ему лучше уйти, а он, вместо того чтобы извиниться, как ему следовало бы сделать, взял и ушел! Дурак! В любом случае все рухнуло, мы больше не разговаривали, и даже если целовались, как боги… почему я думаю об этом сейчас, ведь момент не самый подходящий…

Карма смотрел на меня своим полусочувствующим-полуиспытующим взглядом, но о том, чтобы ему обо всем этом рассказать, не могло быть и речи, ведь это его не касалось, а девушки, которые рассказывают о своих переживаниях, чтобы смягчить мужчину, – это не про меня, ведь я заканчиваю пятый год и я – интерн, у которого самые лучшие оценки в отделении и даже во всем УГЦ, так что черта с два. Я сделала глубокий вдох и ответила, глядя ему прямо в глаза:

– Честно говоря, меня интересует исключительно хирургия, но я считаю, что узнать немного обо всем остальном тоже полезно.

Я приготовилась к тому, что он застрелит меня взглядом, но он рассмеялся.

И я увидела, что один из его верхних резцов очень заострен.

– Здесь нужно как минимум научиться… – Он выдвинул один из ящиков металлического письменного стола, порылся в нем, не нашел того, что искал, закрыл его, открыл нижний шкаф, достал из него толстую книгу в яркой обложке и протянул ее мне. – Вот этому!

Я прочла название: «Женское тело».

Я подняла голову.

– Это седьмое издание, исправленное и дополненное. Оно вышло в прошлом месяце. Если у вас есть адрес электронной почты, сегодня вечером я могу отправить вам PDF-версию, и тогда вы начнете читать ее сегодня и управитесь до конца недели. А в понедельник мы ее обсудим.

Я пыталась понять, шутит он или говорит серьезно, но, прежде чем я успела что-либо сказать, он поднялся и вышел. Я услышала, как он вызвал следующую пациентку.

Я пролистала книгу и почти сразу положила обратно на стол. Шестьсот страниц, испещренных мелкими буковками. Он что, действительно думает, что я стану это читать?