Когда практикующий врач проводит консультацию в присутствии интерна, интерн, как правило, молчит. Но в 77-м отделении «все не как у людей». Пока я ждала, что Франц попросит меня продолжить ему ассистировать, как на первой неделе, Алина немедленно перепланировала график и выделила мне время для самостоятельных консультаций. У женщин появилась возможность выбирать из двух врачей. Это длилось недолго: через три недели многие пациентки, как «старые», так и новые, стали просить, чтобы на их консультации мы присутствовали вдвоем, «дуэтом, потому что вы – отличная команда», объясняли они.
*
Мне нравятся консультации, когда мы работаем вдвоем. В перерыве между пациентками я задаю ему вопросы, которые накапливала первые дни. Я спрашиваю его о том, как он выполняет ту или иную процедуру, о его привычках, наваждениях, ошибках.
– Вы никогда не говорите с тучными женщинами о лишнем весе… и тем, кто курит, вы никогда не советуете бросить курить.
– Верно.
– Но мы здесь, чтобы…
– Мы здесь не для того, чтобы говорить им, что нормально, а что нет. Мы здесь для того, чтобы помогать, поддерживать. Если бы каждый раз, когда сюда заходит тучная женщина, я ей говорил: «Дорогая, вам надо бы похудеть», – это бы означало, что, по моему мнению, эта проблема для нее важнее, чем та, с которой она пришла. Я говорю о лишнем весе, только если это уместно с медицинской точки зрения – если он понизит эффективность противозачаточных таблеток или вызовет флебит. Но если у нее медная ВКС и она не просит помочь ей похудеть, по какому праву я буду ее пугать или учить? Она знает, что у нее лишний вес. Ей и без меня об этом напоминают каждый день – муж, свекровь, подруги. Когда она входит сюда, она не «женщина с лишним весом», а мадам Г. Это ее право – расставлять приоритеты, а не мое. То же самое относится и к курильщицам. В тридцать пять лет я советую им сменить таблетки или поставить ВКС…
– Если вы не убедили их раньше…
– Да… Но если я перед этим буду их запугивать – незаконно, – говоря, что они могут умереть из-за того, что курят и принимают таблетки, я прекрасно знаю, что они предпочтут бросить таблетки, а не сигареты… А что случается, когда женщина пускается во все тяжкие? Инфаркт или беременность?
*
Иногда пациентки тоже приходят парами. Мамы с дочками, например.
Одни приводят дочку, чтобы она получила те противозачаточные средства, которые попросила. Они входят в кабинет, потому что их девочка не хотела идти одна, но не хотят там оставаться: «Я приехала с ней, потому что она боялась, но на консультации я ей не нужна…»
Другие приходят, хотя их дочки предпочли бы, чтобы их не было, и их мягко прогоняют, но потом они возвращаются, тайком, и спрашивают, что мы сказали их дочери: «Это моя дочь, в конце концов…» – «Конечно, но вы бы хотели, чтобы мы рассказали об этой беседе вашей дочери? В конце концов, вы ее мать…»
У третьих вопросов больше, чем у их дочери, которая еще не поняла, зачем мама сюда ее притащила: «Она меня бьет, потому что я встречаюсь все время с одним и тем же парнем, и она уверена, что я занимаюсь с ним любовью, но она ошибается, я Артура очень люблю, он симпатичный, но не до такой степени, и к тому же он еще об этом не знает, но я уверена, что он гей…»
Четвертые уже перешли тот возрастной рубеж, когда можно говорить о контрацепции или даже о лечении в период менопаузы, и никогда и не думали обращаться к врачу по такому вопросу но их привела дочь, потому что у них «шарик в груди, но я сразу вас предупреждаю, я пришла, чтобы успокоить дочь и не собираюсь обследоваться». Мы успокаиваем дочь («Позвольте, мы обсудим это с вашей матерью?») и болтаем с мамой…
Есть матери, которые приходят с десятилетними дочками, сами сдают мазок или просят установить им спираль и не думают о том, чтобы оставить ребенка в зале ожидания. Мы проводим процедуру и объясняем каждый свой шаг и матери, и дочери. «Это хорошо, – говорит мать, лежа на гинекологическом кресле. – Когда это случится с ней, она уже будет готова».
Школьные подружки, которые приходят вместе, одна хочет таблетку, а другая либо уже таблетки принимает и пришла, чтобы задать другие вопросы, либо не принимает, но никогда бы не решилась прийти одна.
*
Сестры.
Старшая, которую младшая, совсем ненамного, но еще несовершеннолетняя, попросила прийти, чтобы записаться на ДПБ.
Младшая, активная и заботливая, вталкивает старшую сестру в кабинет, садится и решительно заявляет: «Мы отсюда не уйдем, пока ты им все не расскажешь».
Сестры-близняшки, которым уже за тридцать. Марианна, замужем, двое детей, и Марион, не замужем. Их Карма лечит с тех пор, как они были подростками. Они заходят вместе, смеются и сообщают, что приходят на мазок всегда вместе, чтобы рассказать обо всех своих проблемах и ничего не забыть. Затем, через пять минут веселой болтовни и смеха, Марианна возвращается в зал ожидания. Оставшись одна, Марион становится серьезной и объясняет, что не хотела говорить при сестре, но, скорее всего, у нее инфекция, передаваемая половым путем: «Я не хочу, чтобы она об этом знала, потому что, понимаете, я хочу сказать это вам, несколько лет назад я начала заниматься проституцией, но Марианна думает, что два года назад я с этим завязала…» Исстрадавшаяся Марион держится достойно, выходит из кабинета и садится в зале ожидания, а Марианна заходит к нам и через полминуты, обливаясь слезами, признается, что ей стыдно, как никогда, ей бы очень хотелось поговорить об этом с сестрой, единственным человеком, с которым она могла говорить, раньше , но это невозможно, она может сказать ей все, только не это: «Но я должна кому-то сказать, поэтому и говорю вам, мой муж без работы уже полгода, это очень тяжело, а поскольку я (горький смешок) еще ничего, несмотря на две беременности, я собираюсь работать в Бреннсе по выходным два раза в месяц (стон) как хостесс… то есть буду сопровождать директоров предприятий на ужины и иногда… оставаться с ними на ночь, потому что (рыдания) этим можно прилично зарабатывать, но мне стыдно, так стыдно, если бы вы только знали, и единственная, с кем я могла бы об этом поговорить… потому что она бы меня поняла, не хочу вам говорить почему, она моя сестра, но об этом я не могу ей сказать (водопад) ». Я смотрю на Карму и понимаю, что он тоже не знает, что нам делать, но одно мы знаем точно – мы не можем раскрыть сестрам их секреты… Даже если это облегчит их страдания. Я прикусываю губу до крови и вижу, что Карма встает и молча выходит из кабинета. Через несколько секунд в кабинет влетает Марион и бросается обнимать Марианну, и, пока сестры, обнявшись, обливаются горючими слезами, Карма зовет меня в коридор и закрывает дверь. Он садится на стул в коридоре, указывает мне на другой стул, и мы сидим рядом, скрестив руки, молча, и во взгляде Алины сквозят замешательство и уважение. Через четверть часа, сжимая в руках платки, тесно прижавшись друг к другу, как сиамские близнецы, сестры выходят из кабинета, прощаются с нами – одна просто улыбается, другая беззвучно произносит «спасибо» – и скрываются за стеклянной дверью.
– Что вы ей сказали? – спросила я, схватив Карму под руку и затащив его в кабинет.
– Ничего. Ни слова. Я просто вошел в зал ожидания, посмотрел на нее, она посмотрела на меня, поняла, что ее сестре плохо, вскочила и помчалась к ней.
– Но… почему вы к ней пошли?
– Ну, я поступил, повинуясь импульсу, но пока Марианна говорила, я подумал: у них дома, как у одной, так и у второй, они будут не на нейтральной территории, и в другом месте они наедине, возможно, не окажутся. Они вместе выйдут из клиники, но в толпе не смогут об этом поговорить. Конечно, они рассказали нам об этом по отдельности, в тайне друг от друга. Но пришли они вместе. Наверное, это что-то да значит. Да, хотя они в этом и не признались, но пришли сюда вместе, в надежде найти здесь хотя бы минуту уединения, которую не найдут больше нигде. Было бы очень глупо не помочь им этим воспользоваться.
– Но разве это не значит оказать на них давление тогда, когда они особенно уязвимы?
– Возможно. Не знаю. Но если уж нам было больно смотреть, как они страдают, можно представить, насколько невыносимым было это молчание для них самих. Возможно, я совершил ошибку, но смотреть на их страдания и ничего не делать показалось мне…
– Жестоким?
– Правда? Ты тоже так думаешь?
*
Парочки.
Супруга, которая со всеми подробностями описывает свои выделения, кровотечения, зуд, боли, перед, во время или после проникновения («Особенно когда он входит сзади, да, я знаю, ему так больше нравится, к тому же он грузный, и, когда он на мне, уже через две минуты у меня начинают болеть бедра, поэтому я тоже предпочитаю на четвереньках, я знаю, что это долго не продлится, через две минуты он кончит, но, сколько бы я ни говорила, чтобы он был аккуратнее, он меня не слышит, трясет меня как сливовое дерево, видимо, если мужикам что-то надо, им становится наплевать на всех остальных, но у кого потом весь день все болит, а? Я у вас спрашиваю!»). А супруг в это время сидит на соседнем кресле и с каждой новой интимной подробностью сжимается все больше в тщетной надежде исчезнуть в глубине кресла. Навсегда.
*
Молодые парочки, которые приходят, держась за руки, смотрят на нас сияющими глазами и говорят, что хотят сделать ребенка.
*
Мужья, которые служат переводчиками своим женам-иностранкам.
*
Мужчины и женщины, не состоящие в паре. Одна женщина с помощью гротескных анекдотов и ругательств описывала свои любовные отношения за последние три года, одно за другим (и одно проблематичнее другого), периодически поворачиваясь к мужчине, который пришел с ней, и спрашивая у него: «Помнишь, да? Помнишь?», – и он, возведя глаза к небу, каждый раз отвечал: «О-ля-ля, вот это был мерзавец так мерзавец!»
*
Однажды пришла пара лесбиянок. Они пришли сдать мазок и очень удивились, узнав, что врачей двое (когда Алина сказала им об этом по телефону, они не поняли). Войдя, они сразу меня предупредили: все женщины-врачи, к которым они ходили раньше, в их глазах некомпетентны, а мужчин они сторонятся как чумы, кроме Кармы, который никогда не смотрел на них свысока и не делал неуместных намеков. Одна бы хотела, чтобы Карма взял у нее мазок, другая попросила сделать это меня. Когда я предложила «своей» выйти поболтать в коридор, пока Карма будет осматривать ее подругу, она ответила: «Нет, я лучше останусь», и я поняла, что она хочет следить за каждым жестом мужчины, который прикасается к ее подруге. Когда затем Карма предложил ее подруге выйти, она тоже отказалась и внимательно следила за моими действиями… мне показалось, даже еще внимательнее…
*
Время от времени приходят мужчины, одни.
– С тех пор как ты здесь, им предлагают двух врачей на выбор, но они всегда выбирают Франца, – сказали мне Анжела и Алина. – Они знают, что это женское отделение, и стесняются приходить к врачу-женщине.
– Понимаю, но… зачем они вообще сюда приходят?
– О, об этом нужно Франца спросить.
– Он мне не скажет, он очень скрытный во всем, что касается пациентов.
– Все равно спроси, он, по крайней мере, скажет, почему он их принимает.
Я спросила.
– Потому что для мужчин то, что происходит в их теле, еще более загадочно и волнительно, чем для женщин.
– Тогда, – шутливо ответила я, – нужно написать книгу «Мужское тело»…
– Да, – очень серьезно ответил он. – Я уже очень давно об этом думаю. Но у меня никогда не было на это времени. Нельзя успеть все.
*
Однажды Карма пошел за пациенткой в зал ожидания и сквозь стеклянную входную дверь увидел женщину, которая поднималась по лестнице. Он сунул мне карту в руки, сказал: «Займись ей сама», поспешил навстречу новой пациентке и своими широкими плечами заслонил дверной проем – я поняла, что это для того, чтобы она не смогла заглянуть внутрь. Я поспешила за пациенткой в зал ожидания и закрылась с ней в кабинете. Когда я вышла, чтобы проводить ее, Алина подняла трубку и сказала: «Путь свободен». Карма вышел из кабинета Анжелы с женщиной, которую перехватил на входе, проводил ее в кабинет консультаций и дал мне знак следовать за ним.
Там женщина выдала нам свою версию («Доктор Карма в курсе, но я предпочитаю сама обо всем вам рассказать») того, что рассказала мне предыдущая пациентка: несколько недель назад она узнала, что ее мужчина много лет изменяет ей с другой («Она на два года старше меня. Он даже не смог найти кого помоложе!»), которой он сделал двоих детей («Мне он сделал троих»), которой он оплачивает аренду квартиры и машину («Мне он оплачивал все, иначе и быть не могло! Все-таки я была первой! Но этот мерзавец никогда не предлагал мне пойти на курсы вождения!») и с которой он проводит неделю в июле под предлогом стажировки («С нами он проводит неделю на Новый год, он понимает, что иначе я начну что-то подозревать, но мне интересно, что он рассказывал ей, этой бабе »). Узнав обо всем (однажды ночью у нее была бессонница, и она услышала, как он говорит во сне), она заставила его порвать с той женщиной. (Другая женщина рассказала мне, что узнала обо всем при таких же обстоятельствах: он так громко говорил во сне, что она проснулась.) Но две недели назад этот тип исчез, и каждая из женщин думает, что он ушел к другой. «Я хотела убить их обоих, – брызгала слюной наша пациентка, почти слово в слово повторяя то, что мне несколько минут назад рассказала другая фурия, – но я понятия не имею, где живет эта шлюха». (Другая назвала ее так же.)
*
– После того как я по вашей просьбе провела два семинара, мне стало казаться, что у меня шизофрения.
– Расскажи…
– Первая группа, студенты, приехавшие в больницу, – они все идеалисты, энтузиасты, полны усердия и уважения к пациентам. Мысль о грубом обращении с людьми им невыносима, напротив, они хотят их защищать, окружать заботой и ограждать от больничного насилия. Они хотят изменить мир и – как девочки, так и мальчики – надеются, что у них это получится. Понимаете?
– Отлично понимаю!
– Вторая группа – студенты, которые скоро будут защищать диссертацию и которые сейчас на замене. Я обратилась к ним, исходя из того, что мы с ними почти ровесники и у них должен быть примерно такой же взгляд на вещи, что и у меня. Я начала свою презентацию, посмотрев девушкам в глаза и сказав: «Наверное, все мы согласимся с тем, что метод контрацепции выбирает женщина, а не врач…», и при этих словах все, начиная с девушек , подпрыгнули и воскликнули: «Что? Этого еще не хватало! А если они курят? Если трахаются с кем попало? Не надо им ничего говорить? Вы что, больная? Если им не говорить, что делать, они все умрут!» Они были в ярости. И все они, юноши и девушки, жаловались, что пациенты обоих полов тупые, не слушают их, не хотят следовать их рекомендациям. Они занимаются практикой всего несколько месяцев, а уже успели стать озлобленными, агрессивными, разочарованными!
– Да…
– Уходя от этой второй группы, я подумала: «Как это возможно? Они всего на четыре года старше первой группы. Четыре года назад они наверняка были такими же. Что с ними случилось за это время? Почему они так изменились?»
– Мммм… И у тебя есть ответ?
– Увы, есть! У меня были такие же чувства и иллюзии, как у первой группы, я очень хорошо это помню. А потом я пришла в УГЦ, прошла специализацию. Я видела пациентов только через их органы. Я видела профессоров-параноиков, которые пугали нас своими догмами; одержимых фобиями, которые заражали нас страхом суда; великих извращенцев, которые делали все, чтобы вызвать в нас чувство вины. Как и все мои приятели, я начала видеть врагов повсюду, начиная с каждого пациента, который ко мне обращался. Чтобы защититься, я оделась в броню. В первой группе они легкие и свободные. Во второй они уже в броне. Как можно этого избежать?
– Ну, от дурного влияния ты их не защитишь, но ты по меньшей мере можешь предложить им другой выход, кроме цинизма или фобии. Ты можешь дать им другой образец поведения, чем тот, который пытаются вбить им в головы. Ты можешь стать образцом для тех, кто ищет другие ориентиры и помочь им сделать то, что ты сделала здесь: снова стать собой. Ты не сможешь помочь всему миру, но для тех, кто в этом нуждается, встреча с тобой станет определяющим моментом в жизни.
*
Несколько раз по вечерам на той же неделе после ужина с друзьями я возвращалась в отделение, чтобы поработать за компьютером Алины, потому что мой сломался. Однажды в кабинете консультации я увидела Карму. Он сидел перед открытым ноутбуком, вставив в уши наушники, откинувшись на спинку кресла и положив ноги на стол.
– У меня дежурство, – объяснил он. – Я пользуюсь этим, чтобы посмотреть или пересмотреть фильмы, которые мне нравятся.
– А не лучше ли посмотреть их у себя дома?
– Нет. Оказавшись на диване, я засыпаю через пять минут. И если меня вдруг вызовут, я буду не только сонным, но и в плохом настроении, потому что я даже не смог посмотреть фильм! Поэтому мне лучше здесь. А ты что тут делаешь?
– Я пришла поработать, мне нужно кое-что написать…
– Еще один отчет для фармацевтической индустрии?
– Нет, с этим покончено, это…
– Кстати, коварная Матильда оплатила тебе ту работу, что ты тогда сделала?
– Ага. Но я вернула ей чек по почте. Что вы смотрите?
– «Красную бороду» Куросавы. Смотрела?
– Нет.
– Думаю, тебе понравится. Это история молодого японского врача, который в начале XIX века вместо престижной клиники, где планировал работать, был переведен в диспансер для бедных. Там он знакомится с суровым врачом по прозвищу Красная борода, который относится к нему очень пренебрежительно.
– Вы смеетесь надо мной?
– Вовсе нет. Я дам тебе его посмотреть, и ты сама все увидишь.
Через два часа, когда я уходила из клиники, он дал мне DVD. Фильм длился почти три часа, но я посмотрела его целиком за одну ночь.
– Что ты об этом думаешь? – спросил он, когда я возвращала ему диск.
– По-моему, слишком мелодраматично. Зато очень красиво… Больше всего мне понравилась сцена… ближе к концу… когда родители маленького вора отравились сами и отравили своих детей…
– Ах, да…
– Как маленький вор оказался между жизнью и смертью и женщины из диспансера, которые к нему очень привязались, всю ночь кричали, чтобы удержать его душу среди живых. Меня это очень… тронуло.