Я взяла выходной. Я хотела залезть под ковер, собрать недостающие кусочки, очистить их от пыли, убедиться в том, что они не утратили форму, не порвались, не испортились от времени. И проверить, что это именно те фрагменты, которые мне нужны. Никогда ведь не знаешь, пьяный производитель пазлов мог подсунуть в коробку неподходящий фрагмент – W вместо X или, что касается нас, X вместо У.

Мари-Луиза умерла, но мне нужно было убедиться, что злая воля, погубившая маму и Камиллу, а нас с папой сковавшая по рукам и ногам и приговорившая к молчанию, ее не пережила.

Кроме того, я хотела узнать, кто искалечил мою сестру (или моего брата). Я хотела узнать имена тех, кто его убил.

Я знала, где найти эти имена.

А еще мне нужно было кое-кого поблагодарить.

*

Я вошла через 77-е отделение. Было без пятнадцати два. Проходя перед открытыми дверьми, я увидела, что кабинет консультаций и кабинет Анжелы пусты. Из-за конторки доносился стук клавиш.

– Что ты здесь делаешь, дорогая? – спросила Алина, когда я встала возле нее. – Я думала, ты взяла выходной.

– Я решила провести расследование в интересах своей семьи. И кое с кем поговорить. Как дела?

Алина помрачнела:

– У меня все в порядке, а вот Франц меня беспокоит. Он становится все печальнее. Он то и дело повторяет, что, возможно, прожил жизнь зря.

Ошеломленная, я развела руками и посмотрела на небо:

– Как это, прожил зря? А ты? А Манон?

– Он говорит не о нашей жизни, а… – она указала на коридор, – об этой, о своем профессиональном выборе. Он постоянно говорит о пациентке Альфа, это меня бесит. В конце концов, я посоветовала ему поговорить об этом с тобой, теперь вас двое, и если вдруг она придет на консультацию к тебе…

Я покачала головой: Дорогая, это напрасный труд.

– Держу пари, он ответил: «Об этом не может быть и речи! Я не могу велеть Джинн опрашивать всех женщин, родившихся с тем или иным синдромом и предупреждать меня, если одна из них окажется похожей на ту, что я жду! Это было бы нечестно по отношению к ним обеим!» Или что-то в этом духе.

– Да, ты хорошо изучила моего мужа, – вздохнув, сказала она.

– И он хорошо меня изучил. Он прекрасно знает, что если я ее увижу, то не смогу с ней поговорить. Но иногда – я это поняла лишь в последние дни – тот, кто больше всего занимает наши мысли, не является корнем проблемы. Может быть, его мучает вовсе не она. Может быть, она всего лишь предлог. Может быть, она что-то символизирует. Если это так, ты можешь ему помочь. Вы много говорите друг с другом, ты его давно знаешь, ты ему поможешь…

Она отрицательно покачала головой:

– Когда с ним случилась эта история, мы еще не были знакомы, тогда мне было… двенадцать. Потом он рассказывал мне обо всех женщинах, которых знал, но о ней не говорил ни слова.

– Понимаю.

Она помолчала, потом сказала:

– Мы познакомились, когда мне было девятнадцать… – Она указала на кабинет Анжелы: – В кабинете Анжелы.

– Правда?

–  Ммммм…

Я видела, что она готова рассказать больше, но сегодня у меня были другие планы.

– Я очень хочу послушать о тех временах, но… может быть, в другом месте? Более спокойном.

Ее лицо просветлело.

– Значит, мы куда-нибудь сходим?

– Отличная мысль. – Я посмотрела на часы, которые дал мне папа. – Мне пора.

– Сегодня увидимся?

– Вряд ли.

Она меня обняла.

Я толкнула двойную дверь коридора роддома и оказалась на лестнице, ведущей вниз, в отделение ДПБ.

*

Коридор отделения ДПБ был пуст, из буфетной доносился звон посуды. На этот раз, пройдя через дверь подвала, я намеренно свернула направо. Я точно знала, куда идти.

По всей длине коридора по-прежнему стояли металлические шкафы с выдвижными ящиками и написанными на них цифрами и буквами. Я могла найти в них то, что мне было нужно.

Я одну за другой открывала металлические дверцы и внимательно просматривала надписи на ящичках: 1989, 1987, 1983… Я открыла еще одну дверь.

Помещение снова изменилось. Это была уже не комната, а квадратный кабинет. Вдоль перегородок поставили такую же мебель, как в коридоре, а также шкафы с картами, высокие этажерки с тетрадями, книгами, бумагами, картами в картонных коробках, регистрами, а еще старые ЭВМ – «Amstrad», «Apple IIc», «РСАТ», «Olivetti» с двумя дисководами… Коробки с дискетами… Настоящий маленький музей вычислительной техники.

– Здравствуй, Джинн.

Я обернулась и не сразу узнала человека, стоявшего за моей спиной. Это была женщина лет шестидесяти, с морщинистым, но улыбчивым лицом. Ее длинные волосы, черные с белыми прядями, были аккуратно заколоты. На ней были халат поверх блузы и юбка. Руки в карманах. На груди висел бейдж с именем и должностью: «Р. Серлинг. Редактор».

– Ре… Рене?

– Вы помните мое имя? Очень приятно.

Но я вас видела уже два раза, и оба раза вы были муж…

– Здесь все так изменилось… – сказала я, смутившись, что случалось со мной всегда, когда я оказывалась в этой комнате.

– Да, здесь стало гораздо лучше! Теперь я могу работать.

– Работать? Чем вы занимаетесь?

– Я разбираю архивы больницы «Север».

– Карты пациентов? – спросила я, указывая на полки и шкафы.

– В том числе. Помимо карт здесь хранятся дела врачей и персонала. А также техническая документация.

– Как давно… вы здесь работаете?

– О, боже! Всю жизнь. Мне очень жаль, прежде, когда вы сюда заходили, я была не в форме, мы не могли поговорить, но девочки рассказывают о вас много хорошего. Значит, это правда? Вы на какое-то время останетесь здесь и будете работать с Францем, Алиной и Анжелой?

– Да, – ответила я, – потому что они разрешили мне остаться…

– А еще потому, что они научили вас ценить себя, я уверена. И наоборот.

Я почувствовала, что краснею:

– Да. Вы правы. Когда я сюда пришла, я не могла оценить их по достоинству.

– Верно. Вы очень злились. И сильно нервничали.

– Да…

Откуда она знает?

– Мне знакомы такие колебания. Но в итоге я себя нашла… – Она указала на кабинет, в котором мы находились: – Долгое время это место было таким же, как я. Изменчивым. – Она рассмеялась. – Однако недавно нам обоим стало гораздо лучше. О, боже, простите! Я болтаю, болтаю, задерживаю вас. Чем я могу вам помочь?

Я секунду поколебалась.

– Я ищу карту одного пациента.

Она достала из кармана халата карандаш и маленький блокнот и приготовилась записывать, как официантка в кафе. Я помнила, что прежде она была на голову ниже меня, а сегодня она была со мной одного роста. Я посмотрела на ее обувь. На ней были туфли на плоской подошве.

– Пациента какого рода?  – спросила она, хитро улыбаясь.

– Если бы я знала…

– Вам известна его фамилия?

– Мержи. Имя: Камилла.

– Пол?

– Женский. Официально…

Рене покачала головой.

– Дата рождения?

– Тысяча девятьсот шестьдесят пятый. Точная дата мне неизвестна.

– Отделение, в котором она лежала?

– Гинекология.

– Отлично, – сказала она и перевернула страницу блокнота. – Я легко ее найду..

Я раскрыла рот, она заметила мою нерешительность:

– Да?

Черт. Я не обязана ее читать.

– Может быть, вы найдете и второго пациента? Только боюсь, это будет задача посложнее.

– Доверьтесь мне. Вам известно его имя?

– Нет.

–  Мммм… Пол?

– Неопределенный.

–  Мммм… Отделение?

– Это был младенец нескольких недель от роду. Думаю, неонатология.

– Хорошо… Дата госпитализации?

– Это было давно, но когда точно? Я знаю, что тогда там работал доктор Мансо.

–  Мммм… Еще одно ценное сведение.

– Да, но думаю, больше я ничего сказать не смогу…

– Может быть, имя другого врача, который им занимался?

– О, конечно! Франц Карма.

–  Хорошо. Вам известно что-нибудь еще?

– Нет, к сожалению…

– Хорошо. Я посмотрю, что смогу сделать, – сказала она, убирая блокнот. – Но, как вам известно, из соображений конфиденциальности карты пациентов доступны третьим лицам лишь в крайних случаях…

– Да, понимаю. Но я не знаю, является ли мой случай…

Она открыла металлическую коробку, лежащую на столе:

– Я дам вам заполнить анкеты, по одной на каждого пациента. Мне очень жаль, что приходится отнимать у вас время, но вы же знаете администрацию…

Она указала на одно из кресел, положила передо мной две прямоугольные картонные карточки с надписью: «Поиск карты», на которых один раздел назывался «информация о пациенте», второй – «личность и статус просителя», а третий – «медицинский повод для поиска».

Я тщательно заполнила первые два столбца каждой карточки и долго думала над тем, что написать в третьем.

Наконец на карточке Камиллы я написала Ретроспективное исследование, а на второй – Перспективное исследование.

Я протянула их Рене. Она села за стол, изучила их, посмотрела на меня поверх очков, наклонила голову, достала из ящика печать, проштамповала обе карточки и встала:

– Вы можете подождать?

Она скрылась за шкафом.

Я посмотрела на часы. Они остановились.

– Может быть, мне лучше зайти по…

– Держите, – сказала она. – Мне очень жаль, я немного замешкалась, но иногда то, что лежит под носом, замечаешь в последнюю очередь.

Она протягивала мне толстую карту в желтой обложке, усыпанную бесчисленными цветными заплатами, наклеенными одну на другую, – свидетельства беспрерывных консультаций и госпитализаций. Мое горло сжалось. Это была карта Камиллы.

– Это она?

– Она, – сказала я. – Думаю, вторую будет найти не так просто.

– О, простите! Тысячу извинений! Мне следовало положить ее сверху!

Она скользнула рукой под толстую желтую обложку и достала другую карту, тонкую, белую, анонимную. Я ее открыла, заметила несколько листков и сразу захлопнула:

– Но… на ней нет имени.

– Да… Прежняя обложка истрепалась. Я вложила карту в пустую обложку.

– А… вы уверены, что это та карта, которую я ищу?

– Согласно информации, которую вы мне дали, карта та. Хотите проверить?

Я не могу, это не моя пациентка.

– Нет, нет, я вам полностью доверяю. Сколько времени я могу держать их у себя?

– Столько, сколько вам понадобится. Только не забудьте мне их вернуть, ладно? Если они когда-нибудь потребуются кому-то еще…

Она вернулась к письменному столу и протянула карточки, которые я только что заполнила:

– Не могли бы вы поставить здесь свою подпись, чтобы подтвердить, что я вам их выдала?

Я достала из кармана ручку и расписалась.