Большого желания возвращаться к Синей Бороде у меня не было. Но и уходить от него не хотелось. Он дал мне неделю. Я хотела победить в его собственной игре. Мне было интересно узнать, до чего он готов дойти. Я не хотела уходить побежденной.

Слишком часто меня унижали и недооценивали, потому что я – баба.

Слишком часто от меня требовали, чтобы я выполняла свою работу не хуже мужчин. И даже лучше.

Мне этого не говорили. Слова были не нужны. Они просто были рядом и смотрели на меня, и я все понимала. Я выбрала хирургию, и их недоверчивых и презрительных взглядов было не избежать. Женщина-хирург, выполняющая мастерскую, мужскую работу? Никогда в жизни.

Они думали, что я сдамся, что не пойду до конца, что стану плакать из-за их унижений, придирок, издевательств. По отношению к мужчинам это работает. Я видела многих мужчин, которые поддавались и, сломленные, уходили в другую больницу. И каждый раз, когда я видела, что интерн напился потому, что его унизил руководитель, каждый раз, когда один из них на следующее утро не выходил на работу, я чувствовала себя более сильной. Более самоуверенной. Я чувствовала, что я лучше их.

Неужели этот Карма, с его напускным добродушием, от которого меня тошнит, неужели он действительно думает, что сумеет меня обхитрить?

Думая об этом и стараясь совладать с охватившей меня яростью, я свернула на улицу Мэзон-Вьей и проехала вдоль педиатрических корпусов, после чего оказалась на территории акушерской клиники. Разумеется, все места были заняты. Я сделала круг по двору, выехала и добрых пять минут потратила на поиск свободного и бесплатного места, которое нашла в трехстах метрах от клиники, напротив школы.

*

Поднимаясь по лестнице, я увидела в коридоре два силуэта. Одним из них была чернокожая тучная женщина, одетая в бубу. Она склонилась над стойкой Алины, небрежно положила одну руку на пластиковый паспорт, а другой качала коляску, в которой ревел и брыкался крупный мальчик на вид примерно полутора лет. Второй силуэт принадлежал женщине лет сорока, стройной блондинке, с тонкими чертами лица, в безукоризненно сидящем костюме. Она держалась в стороне. Когда я открыла дверь, женщины повернули головы в мою сторону. Тучная пациентка скользнула по мне взглядом, затем продолжила вяло отвечать на вопрос, который ей задала Алина. Другая женщина осмотрела меня с ног до головы.

– Здравствуйте. Привет, Алина.

– Здравствуйте, мисс… простите, доктор Этвуд, – ответила Алина.

Раздраженная до предела, я укрылась в кабинете. Положила сумку на стул, сняла пальто, достала вчерашний халат, заметила, что моего бейджа на нем нет, и едва не взвыла. В выдвижных ящиках шкафов, среди наборов для анализов, пластиковых гистероскопов, одноразовых зеркал, шприцов и иголок, я увидела моток белого лейкопластыря. Я отрезала от него два кусочка, наклеила их друг на друга и написала: «Доктор Этвуд, интерн». Этот самодельный бейдж я прикрепила к карману халата на груди.

Затем, сгорая от гнева, села в кабинете, на место Кармы.

В этот момент я заметила ноутбук.

Плоский параллелепипед со скругленными краями, по размеру не больше стандартной страницы.

Не раздумывая, я его открыла. Экран засветился и показал мне покрытую текстом страницу.

И, по-прежнему не раздумывая, я прочитала текст.

Жизнь женщины

Я расхохоталась. Представить, как он сочиняет стихи, я не могла. На этом песенка заканчивалась, и вторая часть документа была совершенно иной.

–  В первую очередь целитель верен своим пациентам и лишь потом своим коллегам.

–  Реальность богаче всего, что рождается в твоем воображении. Однако то, что рождается в твоем воображении, более тревожно.

–  Жертвой твоей лени и невнимательности становится пациент.

–  Никогда не стесняйся обращаться к своим учителям. Их незнание серьезнее твоего, поскольку они, в отличие от тебя, уже не могут оправдать его неопытностью.

–  Лечение людей не имеет никакого отношения к власти.

–  Врачи чаще других смертных употребляют наркотики и кончают жизнь самоубийством, это не значит, что они страдают больше, чем простые смертные. И это не дает им права мстить.

–  Ты лечишь не результаты анализов – ты лечишь людей.

–  То, что женщина чувствует, гораздо важнее того, что ты знаешь. То, о чем она молчит, гораздо важнее того, что ты думаешь.

Я несколько раз нажала на значок «следующая страница». Эти афоризмы занимали полдюжины страниц. Вдруг экран погас. Я стала жать на все кнопки подряд, но он не реагировал. В коридоре раздался мужской голос. Карма. Я поспешно поднялась и побежала к коридору. – Ах, вы уже здесь? – сказал он, появившись на пороге. – Хорошо спали?– Нормально…Я шагнула вперед, он шагнул назад. Я понимала, что он хочет войти, и прижалась к стене, а он прошел мимо, положил сумку на письменный стол, повесил пальто в шкаф, поискал что-то глазами, затем поднял голову и, широко улыбаясь, покачал головой:– Ах да, сегодня консультаций нет.–  Нет? – Нет, этим утром я попрошу вас сделать обход моего маленького отделения.Он прошел передо мной, застегивая халат.– Идемте?– Я не знала, что у вас есть койки…– Я об этом не…– Но все же…– …к тому же там нет больных.– Простите?– …впрочем, никто их не лечит, – сказал он, криво ухмыльнувшись.Что он такое говорит? Он вышел за стеклянную дверь и пошел по длинному коридору акушерской клиники, но тотчас же свернул к лестнице в подвал. Спустившись по ней, он толкнул другую дверь и придержал ее, пропуская меня.Это был очень светлый зал. Справа я увидела три или четыре двери и темный коридор. Карма свернул налево, в проход между двумя стенами, покрытыми афишами фильмов и образовательными плакатами, и просунул голову в дверь крошечной кухоньки, в которой санитарка лет двадцати с завитыми волосами и веснушчатым лицом готовила подносы.– Доброе утро, Элоиза!Она повернулась, и ее глаза засверкали так, как будто перед ней возник мессия.– Доброе утро, Франц.«Франц»? Она тоже обращается к нему по его чертову имени? – Познакомьтесь с доктором Этвуд. – Здравствуйте, доктор Этвуд,  – сказала Элоиза. Карма усмехнулся и повернулся к открытой двери кабинета слева:– Доброе утро, Каролина.Секретарь, сорокалетняя женщина с шиньоном и в больших очках, ответила ему той же улыбкой, что и санитарка:– Доброе утро, Франц. Ты в порядке?– В полном. Позволь представить тебе доктора Этвуд. – Здравствуйте, доктор! – сказала секретарь, нахмурившись.– Здрасьте, – процедила я сквозь зубы и последовала за ним к последней двери, в глубине коридора.– Привет, Анжела, – сказал Карма, входя в кабинет.Женщина шестидесяти лет со светлыми выцветшими волосами положила шприц с белой жидкостью на голубой столик рядом с раковиной, повернулась, улыбнулась ему еще более влюбленной улыбкой и пробормотала:– Доброе утро, мой Франц. Она повернула к нему голову, дотронулась ладонью до его щеки, и я подумала, что она вот-вот… но нет, как ни странно, они так далеко не зашли. Однако, зная, что он собой представляет, я была почти уверена, что она его поцелует.Он поднял палец и указал на меня:–  Доктор Этвуд. Анжела вытаращила глаза:–  «Доктор» Этвуд? Я сглотнула:– Можете называть меня Джинн.– Очень приятно, Джинн.Она протянула мне руку, я поколебалась, взяла ее руку и, не знаю почему, почувствовала, будто мне в лицо подул теплый ветерок.– Что у нас сегодня? – спросил Карма.– Три ДПБ, три консультации. Ты сначала хочешь сделать обход твоего отделения?– Как хочешь. Проблемы есть?– Нет, но Аиша хочет задать тебе несколько вопросов, одна пациентка выписывается, а мадам X… требует тебя.– Как всегда по средам…– Да, как всегда по средам.– Тогда я пошел. Двадцать минут?– Никаких проблем. Третья дама еще не приехала.Он развернулся на пятках, собрался выходить, задержался на пороге, посмотрел на Анжелу, которая отрицательно покачала головой:– Нет, не сегодня.–  Что? – Ну, хорошо, может быть, в следующий раз.– Да. Хорошо, что она сообщает тебе новости. Ты знаешь, что, если она окажется здесь и спросит тебя, я сразу тебе позвоню.Он кивнул и поспешно вышел, как будто опаздывал на поезд. Я побежала за ним.Он прошел к коридору, более мрачному, чем я успела заметить, и оказался в подвале.Пройдя еще несколько метров, он толкнул дверь с табличкой: «Вход только для сотрудников клиники».