– Помоги мне, нужно найти, откуда кровотечение.

Вокруг стола их было четверо. Одна медсестра занималась капельницей, другая инструментами, а молодой мертвенно-бледный экстерн и пожилой мужчина – тот, что меня приветствовал, – вцепились в тело женщины. Молодой человек пытался справиться с ее сильно дергавшимися ногами, держа их за ступни. Его старший коллега, хирург в халате с короткими рукавами (он оперирует с короткими рукавами?), склонился над животом, из которого вылезали кишки, как щупальца осьминога.

– Помоги, ты что встала как вкопанная?! Умеешь держать инструменты?

Я поспешила к столу, по пути схватила пару перчаток, мигом их натянула и схватила инструменты, на которые мне, не теряя спокойствия, указал хирург. У него было улыбчивое лицо, и на вид ему было чуть больше шестидесяти лет.

– Держи ее руку, чтобы она меня не била, пока я ищу источник кровотечения.

Из живота брызнул фонтан крови.

– Ах, вот оно.

– Что с ней?

Тело женщины перестало дергаться.

– Валиум подействовал, – сказала медсестра.

– Вижу. Это облегчит мне жизнь и позволит нам спасти ее… – Он на мгновение поднял глаза на меня. – Она вскрыла себе живот кухонным ножом.

– Вы знаете почему?

– Нет, но есть три возможных объяснения. Возьми это, только не тяни, чтобы ничего не оторвать.

Он протянул мне пинцет, которым только что перекрыл сосуд брыжейки, и погрузил компрессы в лужицу крови.

– Если баба пытается покончить с собой, она делает это либо из-за своего мужика, либо из-за своей матери, либо потому, что ей кажется, что она полное дерьмо.

Он говорит, как Карма. Может, это его отец?

– Допустим, – иронично ответила я. – Ас ней что случилось?

Он поправил кетгут [30] на иглодержателе и опустил его в зияющую рану.

– Ну, для того чтобы она решилась на харакири, нужны все эти три повода сразу! Я Ив Ланс. А ты?

– Джинн Этвуд.

Он быстро завязал несколько узлов. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то справлялся с этим быстрее.

– Ах! Франц говорил мне о тебе. (Как они умудряются обо всем друг другу рассказывать? Может, их мозг подключен к единой сети?) Добро пожаловать! Посмотрим, не испортила ли она свою кишку, эта маленькая…

Он поднял кишку и стал осматривать ее сантиметр за сантиметром.

Стоявший в конце стола экстерн икнул, развернулся, вышел за занавеску и исчез. Было слышно, как его стошнило в коридоре.

Ланс посмотрел на меня:

– Это его первый день. Не на праздник он попал, бедняга. Ты занимаешься хирургией, правильно я понял?

– Да.

– Любой хирургией?

– Кроме нейрохирургии.

– Здесь бы тебе это не понадобилось. Конечно, нам случается иногда просверлить в черепе дырку, но это каждый дурак может, верно? Чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь?

Он схватил кишки в ладони и уложил их в сальник, как рубленое мясо.

– Хирургией груди и половых органов.

– Ничего себе! Рак или пластика?

– Какая разница? И то, и другое – хирургия.

– Думаешь? Разница не в движениях, а в мотиве. В обстоятельствах. В женщине. Возьми вот эту. Перешить ей желудок будет недостаточно. Ее придется еще и лечить.

Ланс указал на женщину, и я наконец увидела ее лицо. Ей было не меньше тридцати. Ее лицо было покрыто синяками, нос сломан.

– …а в этой профессии есть только два варианта: либо лечить, либо мучиться.

– Простите?

– Если тебе не нравится лечить, ты будешь мучиться. – Он указал на поднос с инструментами: – Поможешь мне ее зашить?

– Минуту.

Пока я мыла руки, он тихо переговорил с медсестрой-анестезиологом.

Я натянула чистую пару перчаток, стерильный халат, маску, отрезала кусочек полипропиленовой пластинки, выбрала иглодержатель и рассасывающуюся нить и, не медля, стала зашивать брюшную стенку стежок за стежком.

– Делай все сама, – сказал Ланс (Да, ты этим воспользуешься, чтобы удрать, и заканчивать придется мне, закрывать не так почетно, и хирург, лучший из лучших, заставляет этим заниматься мелких сошек), но он оставался здесь, на поле боя (чтобы убедиться, что я не испорчу его работу), и удовлетворенно мычал:

– Ты аккуратно работаешь.

– Чтобы держалось так же крепко, как и прежде, – сказала я.

– Зачем? Скорее всего, она возьмется за это снова. Ты ее рожу видела?

– Неважно. Если я оставлю в ней дыру, она будет страдать, а я думаю, что у нее и без того поводов достаточно.

Он расхохотался, и я поняла, что он меня проверял, старая хитрая мартышка.

– Франц прав. Где-то глубоко в тебе еще есть чувства. Надежда еще есть.

Он заговорщицки взглянул на анестезиолога и другую медсестру.

Что ж, придется убить еще троих. Но под маской я не смогла сдержаться и улыбнулась.