Хмурый Леонтьич сердито понукал и дергал лошадей, приторачивая вьюки.

— Куда кочевать будем? — недоброжелательно спросил он Лидию Петровну.

— Вниз, в долину.

— Плохо, шибко плохо!

— Ничего страшного, Леонтьич! Сама все осмотрела.

— Ты смотрел днем… Ночевал здесь. Там ночевать плохо…

Проводник нервничал все больше и больше.

— Какой дорогой пойдем? — допытывался он.

— Дима проведет. Он знает. А если вы уж очень боитесь, то можете ночевать наверху. Берите к вечеру лошадь и поезжайте наверх. По утрам будете возвращаться.

Старик молча кивнул головой.

Когда все было готово, Нуклай шепнул Лидии Петровне, что они с Борисом провожать их не будут, а незаметно останутся тут.

— Думаю, что Басаргин скоро появится именно здесь. Он захочет проследить, куда вы перебрасываете свой лагерь.

— Вы взяли все, что вам нужно? Продукты, снаряжение…

— Все. Ну, счастливо. Желаю успеха. Только на всякий случай делайте так, чтобы ваш проводник об этих успехах не догадывался.

— Понимаю.

Через несколько минут караван тронулся.

Впереди шел Димка, ведя в поводу Сокола. За Соколом осторожно ступали Карько и Буланка, — двух лошадей оставили Светлане. Замыкали караван Леонтьич и Лидия Петровна.

Не видя Нуклая и Бориса, проводник спросил геолога, где они.

— Ушли к Светлане, — объяснила Лидия Петровна…А Борис и Нуклай уже углублялись в тайгу.

— Как же мы будем искать? — поинтересовался подросток.

— А ты как думаешь?

— Не знаю. Я думал, мы будем сидеть и караулить, когда он придет сюда.

— А если он не придет?

— Тогда не знаю.

— Надо, как на фронте, добывать языка, — совершенно серьезно заметил Нуклай.

— А какой же здесь язык?

— Свой, таежный. Прежде всего, давай говорить потише. Тайга имеет не только язык, но и уши. Наша первая задача: определить, подходил ли к нашему лагерю Басаргин. Когда мы тушили пожар, он жил вон под тем кедром.

— Как вы узнали?

— Очень просто. Там остались следы костра. Смотри: угли свежие, и пепел еще не раздуло. А здесь притоптано. Тут он спал. Ходил он мало, больше лежал: трава помята в нескольких местах и помята основательно. Не пойму только, чем он кормился? Скорее всего воровал у вас консервы, банки, понятно, прятал подальше, чтобы вы их не нашли…

Послышался какой-то шорох, и Нуклай замолчал. Но тревога оказалась напрасной.

— Веди себя тихо, — продолжал следопыт, — прислушивайся к каждому шороху. Наш условный знак — двойной крик кедровки. Можешь?

— Нет.

— Вот так! — Нуклай дважды издал звук, очень похожий на крик кедровки. — Попробуй.

Борис попробовал, но вышло плохо.

— Ничего. Попробуй еще раз. А ну, еще. Теперь как будто выходит. Пойдем мы отдельно, но будем держаться друг около друга. Ты пойдешь хребтиком, я по склону.

Борис сделал несколько нерешительных шагов. Но как ни осторожно ступал он, под ногами то и дело раздавался хруст. Хрустели сухие ветки, крупная хвоя. Плотным ковром лежала она под кедрами, только кое-где прорывались кверху какие-то жалкие стебельки и мох. По мху идти было легче. Мягкий, податливый, он хорошо скрадывал шаги.

Борис смотрел не только под ноги и вперед, но и оглядывался по сторонам, стараясь отыскать среди стволов фигуру своего спутника. Однако стволов было много, и Борис никого не видел. Решив, что Нуклай ушел далеко вперед, юный следопыт, подражая кедровке, неумело крикнул два раза и совсем близко услышал голос Нуклая:

— Здесь я. Следы нашел?

— Нет. Это я вас потерял из виду, — смущенно ответил подросток.

— Уж очень ты скоро меня потерял. Иди себе по указанному направлению и не беспокойся, я буду рядом.

Пристыженный Борис заторопился вперед, еще внимательнее всматриваясь в каждое дерево, в каждый кустик. И оказался на небольшой поляне. По ней там и тут сочилась вода, еле различимая в зарослях дикого лука. Борис сорвал горсть высоких трубчатых стеблей и стал жевать их. Лук и трава росли такой ровной щеткой, что казалось, здесь никогда не ступала нога человека.

За полянкой снова потянулась тайга, пропитанная густым смолистым запахом.

— Нет, не был здесь старик, — решил Борис. — Трава не тронута.

В чаще молодых лиственниц промелькнула тень, и подросток успокоено отметил про себя:

— Нуклай тут.

Затем откуда-то совсем незаметно выбежала узкая тропинка. Борис пошел по ней. Она так петляла между стволами деревьев, что следопыту приходилось то и дело пригибаться. Шелковая хвоя лиственниц щекотала лицо, шею.

— Козья тропа, — определил Борис, заметив, что дорожка повернула к обрывистым скалам, заросшим мхом и лишайниками.

Следопыт свернул с тропки и пошел низом. Но и здесь дорогу ему перегородил неведомо откуда взявшийся отвесный каменистый гребешок.

Пройдя по гребешку над скальным обрывом, он добрался до сравнительно пологого спуска и оказался на новой, более широкой тропе. Она не так петляла, как первая, идти по ней можно было выпрямившись во весь рост, а главное — совсем бесшумно.

Один некрутой поворот, другой, и вдруг… следы. Совершенно явственные следы. На тропе темнела кучка сухого конского навоза.

Сердце подростка так застучало в груди, словно он уже встретился лицом к лицу со своим противником.

Забывшись, Борис крикнул:

— Товарищ Нуклай!

Сейчас же спохватился, поморщился и, спрятавшись за дерево, подал условный знак.

Немного погодя на тропе показался Нуклай.

— Зачем кричишь, да еще зовешь меня по имени? — строго заметил он.

— Простите, опять забыл… обрадовался, — ответил Борис, показывая на кучку навоза.

— Э-э, брат, это старый след, очень старый. Конь здесь прошел, пожалуй, год тому назад, а может, и больше… Но и Басаргин здесь проходил. На этой же самой тропе я видел след лошадиного копыта.

Обняв смущенного подростка за плечи, Нуклай потеплевшим голосом еще раз наказал:

— Тише веди себя, тише! Ходи как козочка — неслышно, неприметно.

— Теперь уж не забуду, Нуклай. Это я от радости кричал. Думал, на след напал…

— А правее пройти нельзя?

— Нет, там скалы, курумник.

— Очень хорошо. Значит, Басаргин может пройти только тут. Здесь мы его и будем ждать.

— Дальше не пойдем? — огорчился Борис.

После того, как первый след был найден, его охватил азарт разведчика.

— Если надо будет, пойдем. Но эту тропку будем держать все время под обстрелом. С правой стороны прохода нет, говоришь ты, с левой тоже нет. Видишь, скалы… Значит, только этим самым хребтиком и можно пройти. Вот ты и сиди здесь, караулы Спрячься как следует между лиственницами. А я пойду вниз, посмотрю еще. Если меня долго не будет, не шуми, не беспокойся. К ночи приду.

— Ладно, — покорно согласился Борис, но сейчас же беспокойно завертелся.

— Чего ты? — прошептал Нуклай, тоже оглядываясь.

— Шум какой-то…

— Ветер. Струей идет, вот лиственницы и зашептались. Ну, карауль! Я скоро.

Через несколько секунд шаги Нуклая словно растаяли в плотном таежном воздухе.

«А что, если старик придет? — размышлял Борис— Что мне тогда делать? Как же это я забыл договориться?»

Подросток прижался к камню, у которого только что устроился. В тайге было тихо. От нечего делать следопыт начал наблюдать за птицами. Таких он еще не видел. Вот одна подлетела совсем близко. Тёмнокрасная головка, такая же грудка и грязновато-серое брюшко… Но рассмотреть птаху как следует не удалось. Стремительно опустившись на куст акации, она сейчас же стала беспокойно оглядываться, совсем как человек в незнакомом месте. Заметив Бориса, трепыхнула крылышками, сердито крикнула что-то по-своему и улетела.

В ответ поднялся гомон на соседних кустах акаций.

Солнце клонилось к закату, и птички, казалось, начинали свою спевку. Какая-то из них, невидимая в густом кусте, выводила трели особенно звонко и весело.

— Запевала, — усмехнулся Борис. А прислушавшись, догадался: — Сибирский соловей.

Мысленно старался выделить из птичьего хора отдельное голоса и мысленно подражать им. Получалось, может быть, не совсем точно, но занимательно.

— Пи-и-ить… Чуть-чуть, чуть-чуть, — просил жалобный голосок.

— Тюир-лиз, тюир-лиз… жив-ли, жив-ли, — спрашивал другой.

Первый продолжал настаивать:

— Чуть-чуть, чуть-чу-уть… пи-ить, пи-ить… А третий отрывисто защелкал:

— Цыть-цыть, цыть-цыть… жив-вить, жив…

И словно по команде, хор умолк. На каменистый гребешок набежала тень. Это запоздавшая туча, темнофиолетовая в середине, светлорозовая по краям, торопилась на запад, догоняя солнце. В траве зашуршали первые крупные капли дождя…

Борис перебежал под старый раскидистый кедр. Там все-таки спокойнее.

Но туча скоро ушла на запад, оставив за собой только легкую полоску тумана да шелест дождевых капель, срывающихся с листьев.

Повеселевший следопыт выбрался на тропу. Ему надоело сидеть на одном месте, и он решил сделать небольшой круг около своего караульного поста.

Однако брести по сырой траве, скользя набухшими сапогами по мокрому камню, тоже невесело. Борис свернул на узкую тропку, ведущую к обрывистым скалам, и почти столкнулся с Нуклаем. Бригадир рассматривал помятую траву, кучу углей и пепла.

— Не усидел? — спросил он растерявшегося спутника. — Видишь, что тут Басаргин наделал? Это уж явные следы. Старик даже консервную коробку забыл спрятать.

Нуклай ткнул носком сапога «Щуку в томате».

— Наши консервы, — узнал Борис.

— А чьи же больше?.. Ну, брат, побывал я и внизу. Там совсем глухо и на каждом шагу тропы маральи и козьи. Словом, конский след потерялся. Придется здесь ночевать. Утром виднее будет, а сейчас давай закусим.

Проголодавшийся Борис охотно сбросил со спины рюкзак.