Охваченная необъяснимым беспокойством, Миранда положила листок со списком работ, которые предстояло выполнить, и отправилась на лужайку позади дома. Она вдыхала свежий, напоенный ароматами воздух и раздумывала о причине своего беспокойства.

Всю предыдущую неделю она бралась за работу по дому и тут же бросала ее. Сегодня, например, решила испечь кекс, но поймала себя на том, что, добавляя в тесто необходимые составляющие, размечталась и не могла вспомнить, положила ли она соль и соду. Тесто пришлось выбросить. А новый замес делать не хотелось. Казалось, что ее энергия уменьшается по мере того, как возрастает беспокойство.

Не раз Миранда замечала, что погружается в мысли о том, о чем ей совсем не хотелось думать. Но ей не удавалось отогнать их.

Все это время она упорно пыталась отвлечь внимание от человека, который трудился в кабинете неподалеку от кухни, надеясь, что ее увлечение Камероном О’Доннеллом скоро закончится. Но, как оказалось, озабоченность, связанная с этим человеком, со временем только возрастала. Вначале Миранда думала, что ее интерес к нему мимолетен, и впервые за многие годы стала посматривать на других работников ранчо и тех мужчин, которых встречала во время поездок в город за покупками. Но никто из них не был причиной такого волнения, какое вызывал Камерон всего лишь своим присутствием в одной комнате с ней.

Проклиная свой злосчастный выбор, Миранда решила вообще не обращать внимания на мужчин, включая и Камерона О’Доннелла. Попытка последовать этому решению также кончилась безрезультатно. Почувствовав себя дурой, которой пора бы с возрастом поумнеть, она намеренно изменила отношение к Камерону: вместо того чтобы ругаться с ним при каждой встрече, стала вести себя подчеркнуто вежливо. Но каждая новая встреча еще больше расстраивала ее.

Миранда знала, что за маленьким Майклом присматривает Люси, и поэтому зашагала по траве среди диких цветов, слушая птиц, наполняющих воздух своими трелями. Разноцветные бабочки порхали среди стеблей водосбора и кустов пижмы. Но и в этой миролюбивой обстановке она чувствовала некую болезненную напряженность.

Неожиданно жизнь, которая до последнего времени полностью устраивала ее, показалась лишенной спокойствия и порядка. Миранде хотелось чего-то большего, но чего? На глазах выступили слезы, и она, боясь поддаться слабости, смахнула их.

— А, вот вы где!

От неожиданности Миранда вздрогнула и резко повернулась. Перед ней стоял человек, который заполнил все ее мысли и мечты.

— Что вы здесь делаете? — резко спросила она.

— Я вижу, вы, как всегда, настроены весьма дружественно, — сухо ответил Камерон.

Спохватившись, Миранда изменила тон и спокойно и подчеркнуто вежливо ответила:

— Вы меня напугали. Я могу что-нибудь для вас сделать?

Он сузил черные глаза, и свет их бездонных глубин заставил ее вздрогнуть.

— Вы мне больше нравитесь, когда кусаетесь. — От удивления ее брови подскочили на лоб, но он опередил ее. — Это намного лучше, чем холодный душ.

Миранда резко отвернулась в сторону.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Что-то я сомневаюсь в этом, мисс Абернети.

— Миранда, — выпалила она, прежде чем сумела остановить неосторожно сорвавшееся с языка слово.

Настала очередь удивляться ему.

— Ми-ран-да? — Камерон произнес ее имя медленно, растягивая слоги. В его устах оно прозвучало совсем не чопорно и уж совсем не так, как обращаются к старой деве.

Смутившись, она вновь отвернулась от него, уставившись на волнистую линию окружавших их холмов. Кое-где на небе начал проступать красно-оранжевый цвет от лучей заходящего солнца. Чувствуя себя чрезвычайно неловко, Миранда хотела, чтобы Камерон ушел, и в то же время страстно желала, чтобы он остался и снял с нее груз беспокойства, от которого она сама избавиться не могла.

Он встал рядом с ней и посмотрел в том же направлении.

— Красиво здесь, не правда ли?

В горле пересохло, от появившегося комка Миранда чуть не задохнулась.

— Мне всегда здесь нравилось.

— Вы родились где-нибудь поблизости?

Миранда продолжала избегать его взгляда.

— Родилась я в Техасе. Родители хотели получить от правительства участок земли и поселиться здесь. Поэтому мы приехали сюда.

— И получили они… — он на секунду остановился, — участок земли?

— Нет, умерли по дороге сюда. Инфлюэнца.

— А братья или сестры?

Миранда покачала головой и с горечью сказала:

— Никто из них не выжил. Мне одной повезло.

— Это случилось много лет назад?

Неожиданно засмеявшись, она наклонила голову, не сознавая, что выглядит весьма игриво.

— Вы хотите таким образом подчеркнуть, насколько я стара?

О’Доннелл не поддержал шутливого тона.

— Совсем нет. — Его взгляд задержался на ее блестящих волосах с медным оттенком, а затем опустился ниже, на ее стройную фигуру. — Любой мужчина в здравом уме сочтет, что вы находитесь в расцвете своей привлекательности.

В смятении Миранда попыталась отвернуться от его пронизывающего взгляда, но он быстро загородил ей дорогу.

— Хотите сбежать? Вот никогда не подумал бы так о вас.

Она с трудом заставила себя сдержаться.

— Вы слишком мало знаете меня, чтобы судить об этом.

— Но совсем не потому, что я не пытался узнать вас. — Он протянул свою длинную руку и взял ее за подбородок. — Вы возвели вокруг себя стены выше, чем здешние горы.

Ей хотелось возразить, сказать, что он ошибается, но его прикосновение парализовало ее. А когда О’Доннелл погладил ее по щеке, она почувствовала, как все ее тело охватила слабость — неожиданная, нежелаемая, неопровержимая.

— Зачем вы так, Миранда?

У нее кружилась голова от его слов, от звука своею имени, слетавшего с его губ, от ощущения его прикосновений. Но она проглотила комок страха, застрявший в горле, желая скорее отделаться от своей мечты. Она знала, что в споре лучше наступать, чем обороняться, и поэтому сама напустилась на него:

— А вы, Камерон О’Доннелл? Я никогда еще не встречала такого свирепого человека.

Темная линия его бровей изогнулась.

— Замечательное признание, Миранда.

— Признание? — Она с опаской посмотрела на него.

— До настоящего момента вы делали вид, что не замечаете меня. — Он придвинулся поближе. — Я больше предпочитаю вас такой, какая вы сейчас.

Боясь быть разоблаченной, Миранда решила занять более прочную оборонительную позицию.

— Я не знаю, что вы имеете в виду.

— Здесь вы как раз и не правы. И именно это вас пугает.

— Ваша голова полна глупостей, — усмехнулась она, надеясь таким образом разрешить проблему. Миранда не имела опыта легкого флирта и не умела вести словесных баталий с мужчинами. Она говорила просто и незамысловато и не была знакома с различными уловками, которыми пользовались большинство мужчин и женщин, обмениваясь любезностями.

— Неужели это действительно так? — спросил он, и его голос, как и прикосновение, искушал до невозможности.

Миранда посмотрела на него. Сейчас Камерон О’Доннелл напоминал ястреба. У него были очень выразительные глаза, а лицо казалось особенно суровым в обрамлении черных густых бровей и черной же шевелюры. Его худощавая высокая фигура таила в себе неиссякаемую энергию. Миранда попыталась вспомнить, о чем он ее спросил, но была как в дурмане.

— Набита ерундой и глупостями, — повторила она, желая, чтобы голос ее прозвучал грубовато и небрежно, но, к своему ужасу, произнесла эти слова еле слышно.

Когда О’Доннелл наклонился к ней, Миранда в какой-то момент подумала, что он хочет ее поцеловать. Но вместо этого он поднял руку к выбившемуся из тугого пучка локону.

— Как жалко.

— Что? — Она попыталась унять вдруг участившееся дыхание и даже подумала о возможном инфаркте.

— Жалко стягивать такие волосы в узел.

Ее рука непроизвольно поднялась к пучку, в который она привыкла скручивать волосы. Воспоминание о том, как безжалостно ее дразнили в детстве из-за рыжей шевелюры, вспыхнуло — в сознании. Неужели и он опустится так низко, что оскорбит ее? Хотя, рассуждая логически, Миранда понимала, что цвет ее волос изменился и приобрел более спокойный оттенок, но воспоминание о прошлом давило на нее.

— Я буду вам весьма благодарна, если вы прекратите разговоры о моих волосах.

Его совсем черные глаза, как это ни странно, еще больше почернели.

— Они светят, как маяк. Богатым, роскошным и искушающим светом.

А с Мирандой случилось то, чего с ней не происходило уже много лет: она покраснела. Покраснела от корней золотисто-каштановых волос до ямочек на шее. Чувствуя, как к лицу приливает кровь, она напрягла всю волю, чтобы заставить краску исчезнуть, но по смешкам Камерона могла судить, что ее усилия тщетны.

— Очаровательно, — заявил он, снова удивив ее. — Немногие женщины, которых мне приходилось встречать, сохранили способность краснеть.

— Вы думаете обо мне, как о глупой старой деве! — горячо воскликнула она.

— Совсем нет, Миранда. — Его голос прозвучал неожиданно нежно. — Я просто не встречал никого, кроме восемнадцатилетних девственниц, кто мог бы так краснеть.

Упоминание о девственницах обожгло ее и без того уже болезненную восприимчивость.

— Ну, я полагаю, вам лучше знать.

— Да, по-видимому, лучше. Мисс Миранда, не пройдетесь ли вы со мной немножко?

Она никак не могла отбросить подозрения.

— Куда?

— Куда-нибудь… никуда. — Он улыбнулся, заметив смущение на ее лице, и предложил ей руку. — Со времени моего приезда мне немногое удалось здесь увидеть.

Миранда колебалась, вспоминая время, когда она с завистью наблюдала, как изящные маленькие блондинки проплывали по аллеям в объятиях ухажеров. Из-за того, что она была высокой, даже выше большинства мужчин, эти мечты оставались только мечтами. Но повернув голову и встретившись с Камероном глазами, она поняла, что рядом с этим высоким стройным человеком смотрится вполне приемлемо.

— Если вы действительно хотите осмотреть окрестности, я могу пройтись с вами.

— Да, именно этого я и хочу, мисс Миранда.

Несмотря на всю свою неопытность, она заметила в его тоне неожиданную интонацию, говорившую о чем-то другом, а не только о невинности его слов. Но пока она пыталась додумать их значение, он смотрел ей в глаза ласково и успокаивающе.

Не зная, как себя вести, Миранда пошла вперед. Легкое касание его руки ударило ее так, будто по телу прошелся разряд молнии. Она старалась унять дрожь, вызванную этим прикосновением, и шла, ничего не видя перед собой.

Последние лучи заходящего солнца освещали их путь через лужайку. Но путь, который предстояло пройти сердцу Миранды, был гораздо труднее. Она сделала первый шаг и теперь со страхом ожидала следующего.

После первой паники во время бури стадо в ту же ночь еще раз бросилось врассыпную. Животные поодиночке и целыми группами пытались убежать от основного стада, и все погонщики с позднего вечера до раннего утра были в седле, собирая их. К утру все были совершенно измучены, но стадо наконец успокоилось.

Бывает так, что стадо может начать движение, сорвавшись с места и впав в панику, и подобное начало нередко перерастает в привычку, от которой очень сложно избавиться. Но после первой паники стадо может и оправиться, и тогда привычка не закрепится. Поскольку за последнюю пару дней их стадо вело себя спокойно, можно было надеяться, что до конца пути оно таким и останется.

Абигейль измучилась. С того самого момента, когда она увидела могучее тело Бойда, она была одержима мыслями о нем. Когда он в ту ночь залез под фургон и улегся рядом с ней, она всю ночь не спала, представляя себе, что случилось бы, не убеги она с озера так трусливо. К тому же ей помнились касания его рук, и все это привело к тому, что она провела кошмарную ночь.

А еще ее мучила совесть: она нахально следила за ним, а он ничего не знал. Тем более раньше, в аналогичной ситуации, Бойд заверил ее, что не будет подглядывать. Как же она могла не только подглядывать за ним, но и наслаждаться этим зрелищем! В невероятном смятении она долго и мучительно раздумывала над тем, что было бы, если бы они с Бойдом довели свои взаимоотношения до логического конца, но выхода из создавшейся ситуации не находила.

Абигейль вздохнула, согнала с шеи мухи движением колен послала Долли вперед. Поднимаясь по склону, она смотрела на длинную ленту идущих животных, растянувшуюся далеко вперед. Стадо, подобно огромной коричневой реке, продолжало свой путь. Она вспомнила слова Бойда о красоте здешней местности, о том, как доволен он своей работой, и почувствовала, что и сама начинает разделять его воззрения.

Несмотря на пыль, жажду, солнечные ожоги, холод и опасности, люди, жившие на этой земле, принесли с собой нечто большее, чем профессионализм. Бойд говорил ей, что почти у всех них не было иного выбора, но они тем не менее проявляли беззаветную преданность, и это волновало ее. Была и другая отрезвляющая мысль: все их благополучие зависело от благополучия Трипл-Кросс. Конечно, можно было устроиться на других ранчо, но здесь они были частью Трипл-Кросс. Обман с ее стороны мог бы поломать жизнь очень многим из них.

Абигейль посмотрела вверх и заметила, что к ней подъезжает Рэнди Крегер. Правая рука Бойда и его друг, он все время держался на почтительном расстоянии. По некоторым признакам она подозревала, что Рэнди несколько напуган тем, что хозяйка ранчо, красивая женщина, участвует вместе с ними в перегоне скота. Он держался с ней сдержанно, даже застенчиво.

— Миссис Ферчайлд? — В знак приветствия он приподнял шляпу.

— Привет, Рэнди.

— Хороший день, не правда ли?

Абигейль почему-то засомневалась, что он подъехал к ней только для того, чтобы обсудить погоду.

— Да, день прекрасный, Рэнди. Ты сегодня возглавляешь стадо?

— Джон меня подменил. Я должен сменить лошадей. А по дороге решил проверить, все ли у вас в порядке.

Абигейль не знала, как воспринимать это вступление к разговору. Конечно, она ценила его заботу, но совсем не хотела, чтобы к ней относились как к инвалиду из-за того, что она свалилась в речной поток.

— У меня все в полном порядке, Рэнди. И совершенно ни к чему уделять мне столько внимания.

Рэнди сдвинул назад шляпу и почесал голову.

— Ой, мэм, извините, я вовсе не хотел вас обидеть.

— Никакой обиды нет. Я понимаю, люди должны знать, что я собой представляю как владелица ранчо.

— Извините меня, пожалуйста, мэм, но, я думаю, они получили об этом ясное представление, когда вы заштопали молодого Билли. Ведь многие владельцы считают, что если работник получает увечье, это касается только его самого. Мало кто из них думает о том, чтобы оказать ему медицинскую помощь. И ни один не снизойдет до того, чтобы сделать это лично.

Абигейль было очень трудно придерживаться общепринятой дистанции в своих отношениях с работниками Трипл-Кросс: с недавних пор она почему-то начала себя чувствовать так, будто приобрела целую кучу друзей и родственников, И это совсем не казалось неприятным обстоятельством.

— Спасибо за такие слова, Рэнди, но так поступил бы любой человек, умеющий сострадать ближнему.

— Может быть, и так. Но мне не приходилось встречаться с таким отношением.

— О-о. — Смутившись она повернулась и посмотрела на движущуюся ленту стада, притворяясь, что поглощена видом, который наблюдала каждый божий день. — Я рада, что мой поступок так высоко оценен. — Ее голос прозвучал мягко и еле слышно даже для собственных ушей.

Рэнди вдруг широко улыбнулся, и его обветренное лицо сразу же стало моложе на несколько лет.

— Да, мэм, высоко. — Но улыбка тут же слетела с его губ и он нахмурился.

— Что случилось, Рэнди? — Она повернулась в седле, изогнулась, пытаясь увидеть, во что он всматривается, и рот ее от удивления раскрылся.

Абигейль была так потрясена, что не обратила бы внимания, если бы мухи со всей территории влетели к ней в рот. Прямо на них на полной скорости мчались индейцы, те самые, которых она так опасалась и о которых и думать забыла после заверений Бойда.

Около сотни индейцев с перьями на головах, с раскрашенными в боевые цвета лицами, в одежде, сшитой из оленьих шкур, неслись прямо на них — без сомнения для того, чтобы убить их или покалечить. Их разрисованные лица напоминали страшные маски, в которых не было и намека на дружеские намерения.

Эти варвары быстро окружили их, и Абигейль напряглась, размышляя, убьют ли они ее сразу или оставят в живых для более ужасных… Вдруг она вспомнила о револьвере, который по совету Бойда вернула в фургон с припасами. И под влиянием минуты поклялась убить его, если только им удастся выжить.

Но пока, не произнеся ни звука, с пересохшим ртом она наблюдала, как круг всадников постепенно сжимался. Бойд, однако, спокойно сидел в седле, не вынимая ружья из седельного чехла. Внимательно посмотрев вокруг, Абигейль увидела, что ни у кого из их людей не было в руках оружия. При мысли о полной беззащитности ее охватила паника.

Ничего себе положение, подумала она. У людей есть оружие, но они не собираются им пользоваться!

Она задержала дыхание, увидев, как один из индейцев, очевидно вождь, подъехал к Бойду. Несмотря на свою дикую окраску и одеяние, держался он с достоинством. В наступившей тишине были слышны индейские слова, которыми он обменялся с Бойдом, но понять, что сказал каждый из них, она не могла. Вдруг Бойд резко поднял правую руку. Абигейль, затаив дыхание, ожидала, что индейцы уедут. Но они оставались на месте, только Бойд сделал поднятой рукой какой-то знак.

— Что это значит? — шепотом спросила она Рэнди, не в силах дальше оставаться в неведении.

— Поднятая рука и жест означают, что воины могут в обмен за разрешение проехать через их земли получить для еды одну корову.

— И тогда они уедут?

Рэнди пожал плечами.

— Может быть.

Погонщики поймали одного из бычков и подвели к вождю. Тот поднял ружье и выстрелил в голову животного, убив его на месте.

— Почему… — начала Абигейль, удивляясь, почему они убили животное здесь вместо того, чтобы взять его с собой.

Но индейские воины спешились, окружили бычка и тут же содрали с него шкуру. Затем тесной толпой собрались вокруг туши, толкая друг друга, и начали есть еще теплое сырое мясо. Кровь стекала по их щекам на руки. В жаркую безветренную погоду воздух быстро пропитался запахом крови.

Абигейль сжалась, опасаясь, что ее вырвет и этим она привлечет к себе внимание. А Бойд и другие погонщики даже не вздрогнули. Все они продолжали сидеть в седлах совершенно неподвижно, наблюдая за отвратительным пиршеством. Двигались только хвосты лошадей да иногда на фоне чавканья и сопения слышался стук копыт о землю.

В конце концов, насытившись, вождь опять повернулся к Бойду, и тот вновь подал знак рукой. Отловили еще одного молодого бычка. Абигейль, закрыв глаза, ждала другого выстрела и звука ножей, разрезающих кожу, но услышала лишь шум, вызываемый садящимися на своих низкорослых лошадей индейскими воинами. Заставив себя открыть один глаз, она увидела, что они отъезжают с бычком на поводу.

Слабость охватила ее. Абигейль прилагала все усилия, чтобы удержаться в седле, глядя на Бойда, медленно подъезжающего к ней. Она была права с самого начала, а он сглупил и заехал прямо в западню! А из-за него и она не приняла должных мер предосторожности. Абигейль терпеливо ожидала искренних извинений Бойда за то, что тот не принял ее опасений всерьез.

— Ну, видишь, я же говорил тебе, что не о чем беспокоиться, — сказал Бойд, останавливая лошадь рядом с ней.

Единственным ответом, на который она оказалась способна, был невразумительный квакающий звук.

Рэнди закашлялся и, пришпорив коня, умчался прочь, оставив их одних.

— Как ты можешь так говорить? — зашипела она в ярости. «Из-за своего нелепого поведения, — подумала она, — этот глупец почти подставил нас под выстрел».

— Спокойно. Твои волосы пока что на голове. Никто не убит, и сейчас мы продолжим перегон.

Абигейль невольно коснулась своих волос и, убедившись, что они на месте, снова набросилась на Бойда:

— Никто из вас не был готов защитить нас.

— А ты послала бы дюжину работников против более чем сорока воинов? — спросил он очень уж спокойным, совершенно бесстрастным голосом.

— Да! То есть… нет… Я не знаю. Но вы все смотрели и ничего не предпринимали, чего-то ждали!

— А со сколькими индейцами разделалась ты?

На секунду Абигейль запнулась, а затем глаза ее от ярости превратились в узкие щелочки.

— Ты же сам сказал, чтобы я не опасалась их.

— И что? Я был не прав?

Заикаясь, она почти выкрикнула:

— Не прав? Нам просто очень повезло, что нас всех не перебили!

Обычное выражение лица Бойда сменилось на выражение несокрушимой убежденности, и Абигейль отступила под его жестким взглядом.

— Везение здесь ни при чем. Мы в безопасности потому, что я знаю, как себя вести с голодными индейскими воинами. Если бы мы попытались поднять оружие, то мы давно лежали бы, уткнувшись лицами в пыль. — Он намеренно замедлил свою речь. — Кроме тебя. Они сохранили бы тебе жизнь надолго, наслаждаясь тобой, в то время как ты молила бы Бога о смерти. С твоей белоснежной кожей и золотистыми волосами ты стала бы переходящим призом для мужчин всего племени. А потом они продали бы тебя другому племени… за лошадь, а может быть, даже за две.

Кровь отлила от ее лица — картина, которую он нарисовал, впечатляла.

— Тогда почему ты не позволил мне держать при себе револьвер?

— Потому, что я умею себя вести с ними. Когда ты поймешь это, Абигейль? Здесь мой край. Я знаю его законы и обычаи. Надев пару бриджей, научившись ездить верхом и даже поучаствовав в перегоне скота, ты еще далеко не освоилась с ним. Для этого нужно время и уважение. Уважение к земле, к людям, которые по ней ездят, к народу, которому она исконно принадлежит. Помни это, Абигейль. Здешняя жизнь — не игра, во время которой ты можешь взять назад неверный ход или начать партию с начала. Тут неверный ход часто означает потерю жизни.

Бойд развернул своего коня и погнал его к голове стада, помахав погонщикам шляпой, чтобы те возобновляли движение. Быки-вожаки бодро пошли вперед, предвкушая, что вскоре напьются из очередного колодца. Вслед за ними двинулись коровы. Абигейль потребовалось больше времени, чтобы прийти в себя и тронуться в путь. Еще больше времени понадобилось ей, чтобы признать, что Бойд и на этот раз был прав.