Две недели настоящей пытки! Абигейль потирала ноющие мышцы. Половика их болела от верховой езды, половина — от синяков и ссадин, полученных во время непрекращающихся падений. Хотя она научилась садиться на лошадь, долго держаться в седле ей еще не удавалось.

Несмотря на заверения Бойда, ей хотелось бы знать, нормально ли то, что муки, которые приходилось переносить, всего лишь от верховой езды. В течение первых двух дней она испытывала нестерпимую боль. Временами ей казалось, что внутренности вывалятся от боли, и она сомневалась, не слишком ли рано решила заняться верховой ездой. День за днем она заставляла себя взбираться на спину лошади, тем самым доказывая Бойду, что она не откажется от своей идеи и его ожидания напрасны. И боль постепенно уходила, хотя мышцы, никогда не знавшие такого физического напряжения, восставали. Но это были вполне переносимые страдания, не сравнимые с первоначальными приступами боли.

Абигейль вела Долли из стойла. Молодой Билли Кендалл сдернул шляпу:

— Доброе утро, мэм.

— Доброе утро, Билли.

— Не хотите ли вы, чтобы я оседлал вам Долли? — Предложение было заманчивым, но ей вспомнилась усмешка на лице Бойда. Он настойчиво втолковывал ей важность изучения того, как ухаживать за собственной выездной лошадью, а это включало и умение седлать ее.

— Нет, Билли, лучше я сама. Но спасибо за доброе предложение.

— Не за что, миссис Ферчайлд.

Абигейль вошла в сарай и нашла свое седло и сбрую. Эта часть подготовки к выезду была ей знакома. Посмотрев на седло, она посетовала про себя, что оно такое тяжелое, и взглянула на дверь сарая, пожалев, что не позволила молодому Билли оседлать лошадь. Однако довольно быстро ей удалось сделать это самой — она даже почувствовала некоторое удовлетворение. В том, что работа выполнена ею самостоятельно, что-то было.

Это перевешивало соображения об удобстве и усталости.

Она вывела Долли из сарая и с дрожью заметила, что несколько мужчин собрались возле загона для скота. Ей очень хотелось бы, чтобы они поскорее убрались. Она была неопытной наездницей, и при посторонних у нее все получалось гораздо хуже. Подняв глаза, она заметила Билли, который поощрительно ей улыбнулся. Получив эту моральную поддержку, она села в седло, радуясь, что лошадь не тронулась с места, затем пустила ее медленным шагом и направила в сторону своего обычного маршрута, где практиковалась последние две недели. Абигейль решительно избегала смотреть на собравшихся мужчин и успешно доехала до конца маршрута. Обрадовавшись, она повернула назад и немного ускорила шаг лошади, но, приблизившись к загону для скота, совершила оплошность, посмотрев на скотников, которые следили за ней с большим интересом — особенно Джон Симс, молодой парень. Вдруг Долли неожиданно дернулась в сторону, и, к большому своему огорчению, Абигейль вылетела из седла.

Послышалось веселое хихиканье, и ее уши запылали от обиды. Не было сомнения в том, что мужчины держали пари, как долго она продержится в седле. Поднявшись на ноги, она заметила, что Билли мчится ей на помощь. Он был одним из немногих, кто не смеялся над ней.

Билли протянул ей руку:

— Позвольте мне помочь вам, миссис Ферчайлд.

— Спасибо, Билли. — Игнорируя остальных, она стряхнула с брюк пыль и подобрала поводья Долли.

— Вот ваша шляпа. — Он протянул ей вывалянную в пыли шляпу.

— Спасибо, уже все в порядке.

— Да, мэм. — Билли повернулся и пошел к своим друзьям. Абигейль повела Долли на поводу.

Жаль, что со зрителей нельзя взимать плату за ее ежедневные утренние представления. Абигейль не очень винила мужчин. Ежедневно наблюдать, как она падает с лошади подобно тряпичной кукле, — это, безусловно, забавное зрелище. Большинство этих мужчин почти родились в седле своих верных лошадок. Неумехи были законным объектом их насмешек, даже женщины.

Абигейль прошла барак, где жили рабочие ранчо, и отважилась пойти дальше. Увидев Бойда, выходящего из своего дома, она помахала ему рукой. Он все еще не одобрял ее намерения самостоятельно управлять ранчо и по-прежнему настаивал на том, что лучше всего нанять управляющего, но, по крайней мере, никогда открыто не высмеивал ее. Она наблюдала как он спускается с крыльца главного входа, и думала о том, каков его дом. Она хорошо знала его снаружи, но у нее никогда не было повода зайти внутрь. Абигейль не понимала, почему ей стало любопытно знать, каков этот дом изнутри.

Он подошел поближе, внимательно осматривая ее.

— Уже повалялась в пыли сегодня?

Невольно посмотрев вниз, она увидела свидетельства своего падения в виде пятен пыли на одежде.

— Падение было легким, — ответила она, пытаясь говорить весело. — А ты как себя чувствуешь?

— Кажется, менее энергичным, чем ты. Я только начал свой рабочий день.

— Я хотела сегодня выйти пораньше, хотя тогда не собралось бы столько зрителей.

Бойд засунул два пальца за пояс.

— Они все еще смеются над тобой?

— Да, и я хотела бы, чтобы ты запретил им так себя вести.

Он повернул голову и посмотрел ей в глаза:

— А как, по-твоему, я должен это сделать?

Абигейль повела носком сапога по пыли.

— Не знаю. Я думала, ты можешь… Я не знаю, поговори с ними.

— Ты могла избрать более легкий путь.

Это требовало повторения слов:

— Я не собираюсь нанимать управляющего.

Он пожал плечами.

— Хорошо, я скажу ребятам, чтобы они перестали тебя дразнить.

— Не в такой форме.

— Послушай, Абигейль. До тех пор, пока ты будешь падать с лошади и выглядеть как…

— Как что? — прервала она его с горячностью.

Его голос погрубел, глаза стали совсем непроницаемыми.

— Не важно. Просто начинай тренировки попозже, когда утром мужчины разъедутся по рабочим местам. Тогда и седлай свою лошадь.

— Звучит разумно.

— И еще кое-что, Абигейль.

— Да?

— Постарайся не выглядеть так… как… — Взгляд его опять изменился.

— Как что, Бойд?

— Черт подери, просто постарайся держаться в седле. — Он помчался прочь. Абигейль смотрела вслед, удивляясь, какая муха его укусила.

Всю неделю Абигейль пыталась следовать совету Бойда, но все же слышала насмешки мужчин, работавших поблизости. Она совершенно не обращала на них внимания и с каждым днем ездила все увереннее. А накануне Бойд заявил, что завтра они поедут инспектировать состояние ограды. Это будет ее первая поездка к границам ранчо.

Она сидела перед зеркалом и поглаживала тонкую ткань новой рубашки. Ей очень нравилась эта рубашка, вручную пошитая Люси, и Абигейль не без удовольствия разглядывала свое необычное отражение в зеркале. В хорошо подогнанной одежде она выглядела еще более привлекательно.

Абигейль без сожаления отбросила бриджи и рубашку, принадлежавшие одному из рабочих, которые носила до этого, с большим удовлетворением продолжая рассматривать новую одежду, сшитую Люси. Узкие, сходящиеся книзу брюки изящно облегали ноги. Она повернулась, чтобы осмотреть себя со спины, и нахмурилась: брюки слишком уж плотно обтягивали тело. Но в целом одежда ей очень понравилась. Хотя Абигейль привыкла к самой лучшей одежде — она заказывала ее в лучших магазинах в городах восточного побережья или по каталогу фирмы «Гудис Ледис Бук», — все же ее полностью удовлетворяло качество пошива нового костюма для верховой езды.

Она еще раз взглянула на себя в зеркало и порадовалась свободе своих движений. Перед ней была совершенно другая Абигейль Ферчайлд, выглядевшая совсем иначе. Конечно, вряд ли этот наряд понравился бы ее строгой матери, но Абигейль полагала, что Бойд одобрит его. Прежняя одежда, не подогнанная по длине и размеру, была причиной нескольких падений с лошади, когда ноги в слишком длинных штанинах запутывались в стременах.

Абигейль услышала стук во входную дверь и наконец оторвалась от зеркала, поняв, что опаздывает. Она побежала к лестнице и начала спускаться. Но Миранда уже открыла дверь, и густой голос Бойда, сопровождаемый радостным смехом Майкла, заполнил всю лестницу. Абигейль сомневалась, что кто-нибудь может разорвать узы, которыми оказались связаны Бойд и ее ребенок. Налет беспокойства заставил ее нахмуриться, но она отбросила эти мысли прочь.

К тому времени, как она спустилась с лестницы, Бойд уже держал Майкла на руках, и тот заливался счастливым смехом.

— Я готова, — заявила Абигейль, не желая, чтобы Бойд подумал, будто она в чем-то не подготовилась к первому дню выполнения своих подлинных обязанностей по управлению ранчо.

— Даже не выпив кофе?

— Ты слишком хорошо изучил мои привычки, — пробормотала она.

Бойд оторвал взгляд от Майкла. Удивление и еще что-то отразилось на его лице. Абигейль следила за тем, как его взгляд обегает ее фигуру. Его брови сходились на переносице по мере того, как он оценивающе осмотрел брюки, плотно облегающие ее формы, рубашку, совершенно отличную от широченной несоразмерной рубахи, которую она носила прежде. Затем его глаза потемнели. Почему? Она не понимала.

— Вчера поздно вечером я просматривала амбарные книги, — выговорила она смущенно, стремясь заполнить возникшую паузу.

Выражение его лица изменилось.

— Хорошо, — сказал он и пощекотал ребенка, который ответил на это широкой улыбкой.

— Пожалуй, ничего хорошего нет, нахмурилась она. — Это одна из сторон хозяйства, которую я перепоручила бы профессионалу. Последний бухгалтер уехал, поскольку ему не понравилось, как он выразился, жить в «дикой глуши». С тех пор какие-либо записи в книге отсутствуют. Подвести баланс невозможно. А если нам предстоит совершать крупные покупки, необходимо знать, какими суммами мы располагаем и на какие счета они положены.

Абигейль пропустила невнятное замечание Бойда, решив, что оно вряд ли было приятным. Из мира, где царили комфорт и всеобщее одобрение, она вдруг перенеслась в мир, в котором приходилось ежедневно, даже ежечасно утверждать себя. Этот болезненный процесс подтачивал ее нервы и уверенность в своих силах.

— Что следует предпринять, чтобы нанять бухгалтера? — спросила она, бессознательно проводя руками по бедрам.

— Обратиться за рекомендацией к людям, которым ты доверяешь.

Абигейль порылась в памяти. Лицом, которому она доверяла в вопросах управления ранчо, помимо Бойда, была Джем Мак-Интайр — одна из владелиц соседних ранчо. Джем, сокращенное от Джемима, была единственной женщиной-владелицей ранчо во всей соседней округе. Она также была верной подругой Абигейль.

— Кого бы порекомендовал ты, Бойд?

— Понимаешь, прошло слишком много времени с тех пор, когда мне приходилось заниматься подобной проблемой. Лучше спросить владельца другого ранчо, которому ты доверяешь.

Абигейль посмотрела на него в недоумении и с растущей тревогой. Она знала, что ее оценки других людей далеко не всегда ошибочны, и уже устала от отношения к себе как к бездари.

— А я-то думала помчаться и нанять жулика, чтобы он занялся моими деньгами…

Бойд улыбнулся одной из своих редких улыбок, и она вдруг поняла, что он улыбался только тогда, когда был с маленьким Майклом. Интересно, смеется ли Бойд вообще когда-нибудь, и как он выглядит смеющимся.

— Я, пожалуй, выпью чашечку кофе, — сказала она и направилась на кухню.

Миранда уже заранее налила кофе в ее чашку. Абигейль любила кофе теплым, вдоволь разбавленным молоком. Бойд усадил Майкла на его стульчик и тоже взял чашку. Его кофе был, конечно, черным.

Абигейль облокотилась на стойку, прихлебывая кофе. Хотя она с нетерпением ожидала, когда ее начнут обучать чему-либо помимо верховой езды, предстоящая инспекционная поездка беспокоила ее. Она не была уверена в том, что мужчины воспримут ее приказания. Ее подруга Джем взяла на себя полное и неоспоримое руководство на своем ранчо, но ведь она была рождена для этой роли. Абигейль крепче сжала нежными руками чашку с кофе. Было совершенно очевидно, что она не приспособлена для грязной работы.

Раньше она избегала выходить из дома, разве только для коротких прогулок пешком или в коляске. Ее интересы ограничивались вышиванием, музыкой, созданием гостеприимной атмосферы. И хотя ее восхищала грубая простота ее теперешней жизни, она никогда не задумывалась над тем, что придется управляться здесь самой. Ей стало ясно, что прежние способности и увлечения следует сменить на новые.

— Абигейль, давай подумаем, что нам сегодня потребуется, — начал Бойд.

Открытое неповиновение вспыхнуло в ее обычно кротких глазах.

— Я буду признательна, если ты перестанешь относиться ко мне так, как будто я совершенно бестолкова.

— Я только хотел убедиться, что ты готова к сегодняшней поездке. Тебе понадобится…

— Я подготовилась. И, пожалуйста, поверь, что я все-таки немного соображаю.

В раздражении Абигейль с неожиданной силой стукнула своей пустой чашкой о стойку и вышла из кухни, успев заметить открытые от удивления рты. Не следовало говорить так резко, но в последние недели она была постоянным объектом насмешек. Хватит! Хорошего понемножку.

Открыв входную дверь, она увидела свою кобылу и жеребца Бойда, привязанных к коновязи. Он уже оседлал обеих лошадей. Не дожидаясь помощи, Абигейль продела носок сапога в стремя и рывком поднялась в седло. В какой-то момент ей показалось, что она перевалится через лошадь и упадет с другой стороны, но ей удалось удержаться. Бойд вышел из дома, когда она уже выпрямилась в седле и улыбнулась ему, как ей казалось, уверенной улыбкой, хотя держала равновесие еще не совсем твердо. Он поднял брови, признавая ее успех. До последнего дня ему обычно приходилось помогать ей садиться в седло.

— Абигейль, ты уверена, что взяла…

— Бойд, пожалуйста, не сомневайся, я взяла все, что нужно. Ну, поехали?

На его лице появилось выражение безразличия. Он кивнул и направил лошадей в сторону пастбищ. Сначала они ехали шагом, потом перешли на легкий галоп. К несчастью, как только они подъехали к группе скотников, Абигейль потеряла равновесие, сползла с седла и хлопнулась на землю почти в середине группы рассмеявшихся рабочих.

— Хватит насмешек! — резко приказал Бойд. Смех постепенно стих, но не прекратился совсем. — Вы же все любите миссис Ферчайлд. Почему же вы так плохо относитесь к ней?

Смех затих окончательно. Абигейль увидела на некоторых лицах понимание и сочувствие. Очевидно, рабочие думали, что она падает нарочно, чтобы повеселить их. Она хотела бы не принимать насмешки близко к сердцу, но не могла.

Воспользовавшись помощью Бойда, Абигейль вновь села на лошадь. К счастью, на этот раз ей удалось удержаться в седле. Она поглядела на окружающих и улыбнулась им.

— Пожалуйста, продолжайте заниматься своими делами.

Но рабочие не сводили с нее глаз, пока Бойд не кивнул им. Только тогда они дружно повернулись и приступили к работе. Абигейль посмотрела на ехавшего рядом Бойда. Произошедший эпизод ясно продемонстрировал, кто руководит ранчо. Не имело никакого значения, что ее имя, как владелицы, связано с официальным названием ранчо — управляющим был Бойд. Она не хотела подменять его, но ей было необходимо добиться авторитета среди этих людей.

— У тебя все в порядке?

— Да, я начинаю привыкать к падениям. И, если бы мне не грозило переломать кости, я могла бы покувыркаться вокруг всего ранчо.

— Ты ездишь намного лучше, чем неделю назад.

Абигейль подозрительно посмотрела на него, стараясь понять, не пытается ли он щадить ее ущемленное самолюбие.

— В самом деле?

— Ага. Конечно, ты избавила бы себя от всех этих забот, если бы…

— Наняла управляющего, — закончила она за него. — Ответ по-прежнему отрицательный.

— Как прикажешь. — Он задвигался в седле, кожа которого заскрипела под тяжестью его массивного тела, и посмотрел на безоблачное небо. — Ты готова?

— Конечно. — На этот раз, пустив лошадь более быстрым аллюром, Абигейль была осторожнее и удержалась в седле. При быстрой езде она непроизвольно размахивала руками и удивлялась, как это Бойд ухитряется скакать на лошади так легко и ровно.

— Сегодня нам придется подниматься в горы. Крепко держись за поводья и не забывай сжимать колени.

— Ты всегда любил ездить верхом? — спросила она, крепче берясь за поводья и прочнее усаживаясь в седле.

Казалось, он задумался над ее вопросом.

— Полагаю, что да. Никогда об этом не думал. Мальчишкой я ездил верхом столько же, сколько ходил пешком. Это было частью моей жизни. — Он помолчал. — А ты что любишь делать?

Абигейль подумала о танцах, приемах гостей, которые раньше так увлекали ее.

— Круг моих интересов несущественен по сравнению с управлением ранчо.

— Совсем нет, если ты находишь в своих занятиях радость.

Ее поразило это замечание. Она кивнула в знак согласия.

— Я люблю содержать в порядке свой дом, развлекать гостей. — Ее улыбка стала шире. — Читать перед горящим камином холодным зимним вечером или вышивать, Я люблю вечеринки, но и тихую спокойную компанию друзей тоже люблю. — Она вдруг остановилась, прервав свой словесный поток. — Я не имею в виду болтовню.

Все его черты лица отражали какую-то странную борьбу чувств.

— Не обрывай себя на половине фразы, Абигейль.

Почувствовав признательность, она молча поехала рядом с ним. Настроение значительно улучшилось. Дрожащие листочки осины шелестели под мягким дуновением ветра, сопровождаемым пением птиц, и она расслабилась, впитывая в себя красоту окружающей местности.

— Для тебя все это давно стало привычным, не так ли? — спросила она через некоторое время. — Красота земли, ее опасности…

Бойд задумался над ее вопросом.

— Это все, что я узнал за свою жизнь. Когда-то я даже несколько завидовал городским пижонам.

Она с подозрением взглянула на него.

— Почему?

— Несмотря на то, что, попав на Запад, они из-за своей неприспособленности становятся объектами насмешек, через какое-то время большинство из них приспосабливаются к местным условиям. Но ведь они приезжают из других мест, обладают совершенно иным жизненным опытом, знают, что значит жить в большом городе, — и в результате познают лучшее, что есть здесь и там.

— Я никогда не думала об этом, — размышляя над его словами, сказала она. — Но, кажется, не жалею, что начала свою жизнь на востоке страны. — Неожиданно ее лицо осветилось улыбкой. — Даже, если сейчас мне больше всего хочется научиться покрепче держаться в седле.

— Это придет со временем.

— Надеюсь. — Абигейль вдруг поняла, что ее утреннее настроение, навеянное предстоящей поездкой, изменилось, и она посмотрела на окрестности словно новыми глазами. — Как далеко до границы ранчо, где мы будем инспектировать состояние ограды?

— Три-четыре часа езды.

— Ого! — Хорошего настроения как не бывало. Ее мышцы все еще давали о себе знать после коротких поездок вокруг загона для скота. Но Абигейль была полна решимости не позволить им испортить ее первое путешествие. — Сегодня прекрасный день для дальней поездки, — заметила она.

— День будет очень жарким.

Она почувствовала потребность одернуть его.

— Бойд, ты не мог бы стать хотя бы немножко более жизнерадостным, смотреть на вещи более оптимистично?

Неожиданно он фыркнул от смеха.

— Я с оптимизмом утверждаю, что будет долгий жаркий день.

— Я совсем не это имела в виду. — Хмыкнув в притворном возмущении, Абигейль посмотрела на игру красок на простиравшемся перед ней ландшафте, намереваясь насладиться открывающимся видом.

— Я просто стараюсь быть правдивым.

— С большим трудом, я полагаю. А ты не пытался замечать во всем только хорошее? — Она повернула к нему голову, ожидая ответа.

Некоторое время Бойд молчал. Слышался только стук лошадиных копыт по земле.

— Было время, когда пытался. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Но лучше, когда я этого не делаю.

Абигейль поняла, что он имеет в виду свое прошлое, которое до сих пор не может забыть, и ей захотелось переубедить его.

— Я не понимаю, как можно видеть жизнь в таком мрачном свете. Если бы я не знала, что все происходящее имеет причину, что в конце концов добро побеждает, то, наверное, не могла бы жить.

При таких взглядах я не могла бы верить в светлое будущее маленького Майкла.

— Вероятно, рождение ребенка меняет человека, — предположил Бойд.

— Вполне возможно, но я верила в добро и до его рождения.

— Всегда? — тихо спросил он.

— Почти.

Отзвук боли прозвучал в ее ответе. Какое-то время их долгая поездка проходила в молчании.

Подъем все возрастал. Раз Абигейль чуть не свалилась, но сумела удержаться в седле. После часа верховой езды ее мышцы давали о себе знать. А путь вел их все выше в горы, через изрезанные холмы, которые было очень трудно преодолевать. Бойд поехал медленнее, давая своей спутнице возможность приспособиться к новым трудностям, но ей все равно приходилось тяжко. Она посмотрела на едущего впереди Бойда — тот двигался с привычной легкостью, как будто они все еще ехали по равнине. Ей пришлось напомнить себе, что он всю свою жизнь провел в седле, иначе она закричала бы от чувства разочарования и безысходности.

После второго часа в седле Абигейль еле переводила дух. Силы были на исходе. Но ей казалось, что они близки к цели своей поездки, и это подбадривало ее. Однако Бойд не останавливался, и ее охватило сильнейшее беспокойство.

— Должно быть, мы уже близки к цели? Много еще осталось?

Он с удивлением посмотрел на нее.

— Весь путь — три-четыре часа в каждую сторону. Нам предстоит еще немало проехать.

Потрясение, которое она испытала, искало выхода в крике протеста. Но Абигейль заметила в его взгляде вызов и распрямила спину.

— Ясно. Я просто спросила.

— Можем повернуть обратно, если хочешь.

И признать тем самым, что она не может научиться управлять ранчо и ей придется нанять управляющего.

— Нет. Поедем дальше. — Скорее она умрет, чем признает свое поражение.

Подъем становился все круче и круче. Абигейль слышала, как катятся вниз камешки из-под копыт лошадей. «Интересно, где все эти камешки останавливаются?» — подумала она, но потом решила, что легко может узнать это, сорвавшись с седла и проделав весь путь вслед за камешками.

Солнце продолжало подниматься вверх по небосклону. На небе не было ни облачка, которое могло бы защитить от слепящих лучей. Абигейль проглотила слюну. Ей хотелось выпить глоток холодной воды, но она с ужасом подумала, что для того, чтобы взять флягу, придется отпустить поводья, которые она сжимала изо всех сил. В конце концов она решила-таки отказаться от своих намерений, попросить Бойда повернуть обратно и уже совсем готова была признать свое поражение, как он вдруг натянул поводья и сказал:

— Ну вот, мы и приехали.

Абигейль подняла глаза, но ничего не увидела и, повернувшись к нему, спросила:

— Откуда ты знаешь? — Она ожидала увидеть сторожку или какое-нибудь иное сооружение, но ее взгляду открывались только простиравшиеся на многие мили предгорья.

Бойд указал на едва различимую ниточку ограды.

— Вот граница ранчо.

— И кого же эта ограда здесь должна впускать или не выпускать?

Абигейль не верила своим глазам. Неужели они забрались почти на край света только для того, чтобы поглядеть на накрученную на колья проволоку?

— Это очень важная разделительная ограда. Она не дает нашему скоту перебираться на территорию, принадлежащую Мак-Интайрам. В миле отсюда находится жилище сторожа, скотника Гарольда Росса. Он здесь живет. Гарольд расскажет нам, в каком состоянии находится здешнее пастбище.

— Ну, и чему я здесь научусь? — запротестовала она, полагая, что, кроме перетруженных мышц, ничего не вынесла из этой поездки.

— Владелец ранчо или его управляющий должен знать каждого человека, который на него работает. — Бойд встретился с ее взглядом и поправил себя: — Или на нее. Тебе следует знать, какую работу выполняет каждый из них, честно ли относится к своим обязанностям. Можешь ли ты поручиться, что он регулярно проверяет состояние изгороди и чинит в ней прорехи, или весной тебе предстоит потерять половину скота, так как твой сторож провел зиму, сражаясь с виски, вместо того чтобы служить тебе верой и правдой. Единственный путь обеспечить выполнение работниками своих обязанностей — следить за ними, проверять их работу и затем решать, совпадают ли их рассказы с тем, что ты только что видела. Управлять ранчо из кресла невозможно.

Абигейль расслабилась — тело требовало теплой ванны и мягкой постели.

— А я и не рассчитывала управлять из кресла. Я только хотела знать цель настоящей экскурсии.

— Когда мы поедем к сторожке, смотри направо. Попытайся обнаружить, нет ли в ограде дыр или мест, где провисла проволока и скот может перебраться на другую сторону.

Смотреть на ограду, когда все внимание сосредоточено на том, как бы удержаться в седле? Бойд хотел слишком многого. Подъемы и спуски были коварны и пугающи, но она что есть силы держалась за поводья и только иногда посматривала направо.

Тропа понемногу спускалась и становилась все уже. Абигейль уже совсем не следила за оградой — остаться живой было куда важнее. Расщелина, по которой они ехали, все расширялась, образуя глубокую пропасть. Ее охватила слабость от сознания того, что она упадет туда, если лошадь оступится и она соскользнет с нее.

— Красиво здесь, не правда ли?

Абигейль подняла голову, продолжая уделять все внимание дороге.

— Да… красиво.

— Какую местность ты любишь больше всего?

«Гладкую дорогу», — хотелось ей сказать.

— Ну… я не знаю. — Она на мгновение закрыла глаза, произнеся про себя молитву. — А ты?

— Я люблю, когда видно на многие мили вокруг, как бы с вершины горы.

— Нам еще долго придется ехать по вершинам?

— А что? Ты боишься высоты?

Абигейль взглянула на зияющую пропасть сбоку. Тропа все сужалась, и стало ясно, что они едут по гребню горы.

— Это… пожалуй, что-то другое.

— Люди, попадая в горы, первое время очень нервничают. Но потом привыкают.

Она посмотрела в бездонную пропасть, на дне которой, без сомнения, лежали кости других идиотов, поехавших этой дорогой.

— Я уверена, что ты совершенно прав.

— Там, впереди, дорога выравнивается. И оттуда уже близко до сторожки. Ты не заметила разрывов в ограде?

Абигейль рывком повернула голову направо, вспомнив о его поручении.

— Нет… ну… кажется, нет.

— Тогда ты со знанием дела можешь разговаривать с Гарольдом о состоянии ограды на его участке.

— О… да. Конечно. — Абигейль пыталась говорить уверенно. Многое ли она проглядела? — Я готова к встрече с ним. — «И к прекращению этой чертовой поездки», — мысленно добавила она.

Дорога начала расширяться и выравниваться. Теперь можно было отъехать от края, грозящего ей падением в пропасть, и вздохнуть с облегчением.

— Сейчас можно ехать побыстрее. Скоро мы доберемся до места. — Бойд перевел своего жеребца на медленный галоп и поехал впереди нее.

Абигейль стиснула зубы, предчувствуя боль, которая, как она знала, будет все сильнее отзываться с каждым скачком кобылы, но тем не менее подхлестнула Долли и на последнем дыхании поскакала вслед за Бойдом. Через некоторое время показались очертания хижины. Если бы она захотела выразить свою радость открыто, то громко прокричала бы: «Слава Богу!» — но вместо этого, к удивлению Бойда, одарила его широчайшей улыбкой. Очевидно, он ожидал, что в конце пути его спутница полностью выдохнется.

Абигейль сузила глаза и подумала, не умышленно ли он выбрал эту опасную дорогу — с тем чтобы заставить ее признать поражение и нанять управляющего. Она совсем не была такой слабой, какой казалась окружающим. К примеру, когда дело касалось ее сына, она могла призвать себе на помощь силы, которых никто в ней даже не подозревал.

— Ты готова выступить в качестве босса? — спросил Бойд.

Абигейль не была уверена в том, что правильно поняла его, и осторожно ответила:

— Надеюсь, я смогу этому научиться.

— Отлично. Быстрые решения могут как обогатить ранчо, так и разорить его.

Абигейль вздохнула. Какие именно решения? Не желая показать свое невежество, она воздержалась от вопросов. Число их, судя по всему, будет расти с каждой минутой.

Приближаясь к хижине, она следила за Бойдом, ожидая каких-нибудь указаний. Он соскочил с лошади, и она последовала его примеру. Они не успели постучаться, как дверь открылась, и на пороге появился сторож. Абигейль подумала, что его работа неразрывно связана с одиночеством, поскольку до ближайшего живого человека было несколько часов езды. В ней заговорила присущая ей заботливость.

— Добрый день, Гарольд, — приветствовал его Бойд.

— Какая неожиданность, — ответил тот. — Очень приятная неожиданность, — добавил он, с любопытством посматривая на Абигейль.

— Это миссис Ферчайлд.

Он протянул ей руку.

— Гарольд Росс, мэм.

— Рада с вами познакомиться. Вы новенький на ранчо Трипл-Кросс?

Он почесал свои редкие темные волосы.

— Я работаю здесь уже больше шести месяцев.

— Он все время находился тут, — пояснил Бойд.

Ситуация прояснилась. Абигейль знала имена почти всех работников ранчо, а этот был ей незнаком.

— Приятно иметь вас работником Трипл-Кросс.

— Спасибо, мэм. Я хотел бы работать у вас долго.

— Мы также рассчитываем на это. — Она взглянула на Бойда и заметила, что тот нахмурился. Что-нибудь не так?

— Отчитывайся о своей работе, Гарольд.

— Может быть, войдете в дом?

Абигейль с радостью подумала о возможности сесть не в седло и собралась идти.

— Нет. — Одно слово Бойда остановило ее движение.

— Как скажете, — ответил сторож.

Абигейль слушала, как Гарольд подробно рассказывает Бойду о своей работе, но как ни пыталась она сосредоточиться и следить за их разговором, ничего не получалось. Для этого необходимо было четко представлять себе все ранчо, все направления его деятельности. С самого начала разговора ей стало ясно, что Бойд в деталях знает, как обстоят дела на Трипл-Кросс, — так же, как она знала свой дом. Он не упускай ни одной мелочи, о которых упоминал Гарольд в своем докладе о положении на участке, находящемся в его ведении. Когда Бойд закончил, Абигейль посмотрела на того и другого. Бойд молчал.

Очевидно, настал ее черед.

— Ну, Гарольд, продолжайте и дальше так же хорошо трудиться. Это все, Бойд?

Мускулы его лица напряглись. Он крепко стиснул зубы.

— Да, все в порядке.

Они сели на лошадей и поехали прочь. За время стоянки Абигейль немножко отдохнула и теперь смотрела на окружающий ландшафт с новым интересом. Величественные Скалистые горы, представляющие собой громаду высоких пиков, острых хребтов и глубоких ущелий, могуче поднимались в небеса подобно божеству, охраняющему свои бескрайние владения. Солнечные лучи отражались от синей поверхности ручья, убегающего вдаль и сливающегося с необъятным пространством неба.

— Я начинаю понимать, что ты имел в виду, говоря о здешней местности, — кротко произнесла Абигейль.

— Неужели? — весьма сердито откликнулся Бойд.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Что-нибудь не так?

— Так. Но ты сейчас сказала работнику, которого следовало немедленно уволить, что он хорошо поработал и ты надеешься на то, что он продолжит работать здесь еще очень долго.

— Уволить? — Она пыталась уяснить значение его слов. — Но почему?

— Ничего из того, что он говорил, не совпадает с тем, что мы видели.

Абигейль охватило чувство вины. Она почти сразу же прекратила следить за состоянием ограды — все ее внимание было приковано к лошади, на которой она еле держалась. Очевидно, она проглядела больше, чем предполагала.

— Неужели все так плохо?

— Так плохо? — Бойд откинул шляпу, выпустив на волю свои кудрявые волосы. — Это зависит от того, считаешь ли ты дыру в ограде, через которую свободно пройдет целое стадо, заслуживающей упоминания.

— Но ведь Гарольд ничего не сказал о такой большой дыре. Я слушала его отчет.

— Именно так.

— О! Значит, он врал, говоря, что проверял состояние ограды?

— А ты как считаешь?

Абигейль помолчала. Она начала понимать масштабы предстоящей работы.

— Считаю, что мне предстоит многому научиться.

Его взгляд оценивающе пробежал по ней.

— Правильно. Если бы ты не понимала этого, мы по-настоящему оказались бы в беде. Знай на будущее: когда человек врет, хитрит и не выполняет порученную работу, его увольняют.

Его гнев, очевидно, исчезал так же легко, как и возникал. Сейчас, казалось, он совершенно улетучился, и Бойд указал рукой на ручеек впереди с поросшими осиной берегами.

— Давай там позавтракаем.

Она кивнула в знак согласия, вдруг почувствовав, что очень проголодалась. Бойд первым слез с лошади и привязал поводья к дереву. Абигейль перекинула ногу через круп кобылы, намереваясь слезть, но ноги от усталости ослабли так, что она начала падать. Бойд подскочил и подхватил ее. Ощущение его ладоней, охвативших ее руки и плечи, пронзило Абигейль. То же самое чувство она испытала, когда он подвязывал ей волосы. Она попыталась отодвинуться, но заметила вдруг необычно сияющее выражение его синих глаз и, вздрогнув, внимательно посмотрела на него.

Он отпустил ее, отошел к своей лошади, порылся в седельных сумках и глухо произнес:

— Я отведу лошадей к ручью.

— Конечно. — Чувствуя, что ее голос дрожит, она придала ему больше твердости. — Я думаю, что мы должны дать им попастись.

Их глаза встретились, и Абигейль отчетливо ощутила, что он, как и она, думает совсем не о лошадях.

— Правильно. Позаботься о своей лошади, и она позаботится о тебе, — сказал он бездумно, как будто слова слетели с губ помимо его сознания. Или почти так, догадалась она. Может быть, он пытался замаскировать словами свои мысли? Неожиданно она почувствовала неловкость и носком сапога поддела клочок травы.

— Я запомню эту поговорку.

Его взгляд задержался на ней еще мгновение, и он пошел к ручью. Она следила за очертаниями его фигуры, за тем, как прямо и стройно он держится. Высокий широкоплечий мужчина с тонкой талией и узкими бедрами — его силуэт привлекал внимание. Осознав направление своих мыслей, Абигейль тряхнула головой, чтобы избавиться от них.

И все же узы, возникшие между ней и Бойдом в день, когда появился на свет маленький Майкл, никогда не ослабевали. До настоящего момента она не задумывалась о каком-либо другом характере их отношений, полагая, что их скрепляет крепкая дружба, замечательное взаимное доверие. Совсем иное чувство, порожденное близостью Бойда, заставляло ее смотреть на привлекательные очертания его фигуры. Абигейль никогда не замечала, насколько он мужествен. В противоположность покойному мужу, Бойд был высоким и мускулистым до неприятного. Она считала, что частое общение, связанное с изучением ранчо, позволит ей лучше узнать его. До этого они часто бывали вместе с маленьким Майклом, но никогда не оставались вдвоем наедине надолго.

Все еще взволнованная, она повернулась и осмотрела место, выбранное Бойдом для привала. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву и сучья, создавали на ковре из листвы сетчатый узор. Прекрасное место для пикника. Абигейль подумала о нем как об убежище для влюбленных и тут же пожалела о сравнении, пришедшем ей в голову. Она опустилась на траву и попыталась более женственно вытянуть ноги, что в ее одежде оказалось трудным. Пока Бойд поил лошадей, Абигейль размышляла над тем, что он довольно привлекателен… не женат… Мысли при этом несколько раз отклонялись так, что она вынуждена была немедленно прерывать их. В наказание она заставила себя поразмыслить о собственном одиноком существовании. Прошло уже полтора года, как умер Майкл. Это слишком много для женщины без мужчины на этой малолюдной, отдаленной территории.

Тень появилась на земле прямо перед ней. Абигейль увидела Бойда и подивилась тому, что не слышала его шагов, — наверное, слишком глубоко задумалась. Не в состоянии посмотреть ему в глаза, она перевела взгляд на лошадей, привязанных к ближайшей осине. Они мирно паслись в благодатной тени. Бойд подал ей фляжку, которую достал из седельной сумки.

— Свежая вода из ручья. Еще совсем холодная.

— Спасибо. Вода в моей фляжке вроде как зачерствела.

Он усмехнулся над нелепостью этой фразы и сел на траву, держа в руках ломоть хлеба и что-то еще. В ожидании она посмотрела на него. Ее желудок от нетерпения выворачивался наизнанку.

Но Бойд и не подумал предложить ей половину, и Абигейль внимательнее рассмотрела, что он ест.

— Выглядит вкусно, — заметила она.

Он откусил от ломтя и промычал в ответ:

— Ага.

— Я не хочу казаться невежливой, но разве ты не собираешься со мной поделиться?

— А ты что, не захватила свой завтрак?

Ее рот раскрылся от удивления.

— Ты мне ничего не говорил.

— Сегодня утром я трижды пытался сказать это, но ты заверила меня, что совершенно готова к поездке. — Он спокойно откусил новый кусок хлеба.

— Но ты не предупредил меня, что нужно захватить завтрак.

Бойд проглотил хлеб.

— Ты же устала от того, что к тебе относятся как к неразумной. Я настойчиво пытался напомнить тебе о еде, но ты не слушала. В последний раз я пробовал сказать тебе это перед самым выездом из дома.

Он был совершенно прав. Абигейль была настолько уверена, что он продолжает недооценивать ее умственные способности, что не дала ему слова вымолвить. Она с завистью посмотрела на необычно аппетитную и вкусную еду и, не обращая внимания на урчание желудка, с трудом отвела от нее взгляд.

— Ты прав. Недаром говорится: тяжело в ученье — легко в бою. Продолжай наслаждаться своим завтраком. — Она едва сдерживала желание облизать губы. — Я не очень-то и голодна.

— Держи. — Абигейль бессознательно схватила брошенное ей яблоко. — И возьми еще хлеба и вяленого мяса.

— Но это же твой завтрак? — запротестовала она без особой настойчивости.

Бойд взял порядочный ломоть хлеба, поделил пополам вяленое мясо и передал ей.

— Ешь.

Желудок избрал именно этот неподходящий момент для очередного урчания. Она слабо улыбнулась.

— Пожалуй, съем немножко. — Но аппетит разыгрался вовсю, и она быстро прикончила последнюю крошку завтрака, вытерла руки носовым платком и, чувствуя себя виноватой, пробормотала: — Ты, должно быть, не наелся. Я съела все, что ты мне дал.

— Не беспокойся. Я всегда беру еду с запасом.

Абигейль не поверила, но он великодушно отказался обсуждать этот вопрос. Преисполненная благодарности, она решила в следующий раз захватить с собой самый роскошный завтрак, который понравился бы ему.

— Все было очень вкусно, — заявила она.

— Вряд ли это то, к чему ты привыкла.

Она засмеялась, и ее смех перемешался с щебетанием порхающих вокруг птиц.

— Если бы, когда я жила в Бостоне, мне сказали, что я буду рада куску вяленого мяса, я ни за что не поверила бы.

— Тогда у тебя была совсем другая жизнь.

Абигейль вспомнила балы, званые вечера и бесконечную суету.

— Другая, но не лучше. Я только сейчас начинаю понимать, насколько больше смысла в здешнем образе жизни. И люди, и их устремления намного проще. Здесь гораздо меньше притворства.

— Это важно для тебя, Абигейль?

Ей показалось, что он слишком медленно произнес ее имя, тем самым придав ему почти волшебное звучание. Она ощутила шум в ушах, восприняла его как головокружение и решительно подавила свою слабость.

— Для меня важны люди, Бойд.

Казалось, его глаза обыскивают ее, и дыхание Абигейль прервалось, когда он наклонился к ней.

— Это хорошо. Значит, ты сможешь стать неплохим управляющим, несмотря ни на что.

Его слова вызвали в ней разочарование, а также некоторое беспокойство. Она вдруг поняла, что рассчитывала на то, что его замечание затронет более личные отношения. Но Абигейль была достаточно проницательной и сообразила, что появление такого желания сигнализирует о возможном бедствии. Пока она разбиралась в своих ощущениях, глаза их встретились, и она почувствовала трепет глубоко внутри себя.

Лицо Бойда оставалось в тени широкополой шляпы, а его большая тяжелая фигура, казалось, была рождена для этой суровой, непреклонной земли. И, как здешняя земля, он был отмечен особой грубой красотой. Словно высеченный из камня профиль, освещенный солнцем, отражал силу и яркость его личности, а ослепительная улыбка белой полосой выделялась на загорелом лице. И их губы разделяли всего несколько дюймов.

Абигейль пыталась подавить в себе эти чувства, но они не исчезали, а, наоборот, росли. И были вызваны человеком, знавшим ее лучше, чем любой другой, пережившим с ней самый интимный момент, какой могут пережить мужчина и женщина. Но с этим человеком она никогда не сможет разделить будущее.