Я повторяла свои дыхательные упражнения, пытаясь успокоить биение сердца.

Вдох — выдох.

Вдох — выдох.

Сквозь узкие прорези глаз я наблюдала, как Линда Чамберс проскользнула в палату, ее шаги стали неуверенней, когда она увидела доктора Фонсеки. Рональд Чамберс остановился за ней, положив руки на ее плечи. Его глаза были сосредоточены на мне, и я решила, что безопаснее держать мои закрытыми.

— Как… — Линда прочистила горло. — Как она? Доктора Майерс и Ортиз, сказали, что есть шанс, что она очнется сегодня.

— Ее состояние улучшилось. Она дышит сама и шевельнулась мгновение назад, — сказал доктор Фонсека.

— Она шевельнулась? — надежда в голосе миссис Чамберс заставила почувствовать меня самым худшим лжецом в мире. Она должна была оплакивать свою дочь, а вместо этого надеялась на чудо.

— Даже если она очнется, не ожидайте слишком многого от нее. После того, что ей пришлось пережить, Мэдисон придется учить многое с нуля. Должно пройти некоторое время, чтобы она начала ходить и говорить, как раньше. Вполне возможно, что ваша дочь не будет многого помнить, может даже вас, — он сделал паузу, прежде чем продолжить. — Очень важно, чтобы вы не давили на нее, заставляя вспоминать. — Слушая, с какой легкостью говорит доктор Фонсека, я удивилась, как он мог лгать им так много, без дрожи в голосе.

— Мы не будем. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ей выздороветь, — ответил отец Мэдисон.

Я позволила своим рукам шевельнуться и глазам моргнуть.

— Я думаю, она просыпается, — сказал мистер Чамберс.

Шаги прозвучали ближе.

Я знала, что они наблюдают за каждым моим движением. Я повернула голову на дюйм, но держала глаза закрытыми и испустила хриплый вздох.

Матрас просел.

— Мэдди? Дорогая, проснись.

— Кексик, мама и папа здесь, — голос Рональда был таким мягким, таким любящим, таким нежным. Я не могла надеяться, но интересно, говорил ли мой родной отец так со мной, был ли он счастлив, когда я родилась, скучал ли по мне когда-нибудь.

Я открыла глаза на мгновенье, достаточного, чтобы увидеть их обеспокоенные лица надо мной, прежде чем закрыть их снова. Рука, слишком мягкая и маленькая для мужчины, коснулась моей щеки.

— Дорогая?

Я никогда не думала, что лишь одно слово может передать столько любви. Ладонь Линды была теплой и успокаивающей, хотя это и было чужим прикосновением, я почувствовала, как расслабляюсь.

Наконец, я открыла свои глаза. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь смотрел на меня как Рональд и Линда — будто я была самим дорогим в их жизнях.

— О, Мэдди.

Линда начала плакать, и я хотела присоединиться к ней. Расслабившись с облегчением и радостью, она волновалась по неправильным причинам. Она не знала, что ее мертвую дочь увезли на каталке всего через несколько минут, после того как врачи рассказали ей историю о волшебном выздоровлении их дочери. Чамберсы не знали, что их маленькая девочка лежала в холодном морге, ожидая дня, когда моя работа будет выполнена и когда они, наконец, узнают правду.

Влага снова наполнила мои глаза, когда губы Рональда прошлись по моему лбу, и он прошептал слова утешения. Вдруг, я больше не могла сдерживать слез. Слезы потекли по моим щекам и объединились у моих губ.

Линда обняла меня, ее прикосновения были мягче шелка, она боялась навредить мне. Рональд пригладил волосы у моего лица и обнял меня и Линду. На мгновение я позволила себе представить, что их любовь на самом деле была для меня.

В конце концов, они отстранились.

Я заметила, что доктор Фонсека покинул комнату. Может он не мог стоять, наблюдая за счастливым воссоединением, зная уродливую правду.

Рональд поставил стул к кровати и сел. Линда сидела на кровати, держа мою руку в своих ладонях.

— Ты знаешь кто мы, Кексик?

Голубые глаза Рональда горели надеждой, но губы по-прежнему были сжаты.

Я кашлянула снова, потому что в моей медицинской карте было написано, что мне трудно говорить после того, как убрали аппарат для дыхания. Технически, я не должна была говорить еще несколько дней, но ожидание бы убило. Выражение лица Линды стало озабоченным.

— Хочешь воды?

Я кивнула.

Рональд подал мне пластиковую чашку, и я начала приподнимать руку.

Ты только вышла из комы. Двигайся медленней, сказала я себе и уронила руку.

Линда взяла чашку у своего мужа. Он помог мне сесть и поддержал, пока она поднесла к моим губам чашку и наклонила, чтобы я могла пить. Вода смочила мое сухое горло.

— Лучше? — спросила Линда.

Я кивнула. Рональд поднял подушки позади меня, чтобы мне было удобно сидеть.

— Ты знаешь, кто мы? — спросила Линда.

Рональд кинул на свою жену предупреждающий взгляд.

— Да, — еле прохрипела я. Мое горло сжалось при виде их радости. Они не ожидали, что я буду говорить, помнить их, и технически я не должна была. Но Майор думал, что это ускорит миссию, если мне не придется притворяться, чтобы узнать каждую мелочь, снова и снова. Он хотел, чтобы я отправилась в их дом и исследовала школу, как можно скорее.

— Что еще ты помнишь? — спросила Линда.

— Я… — я снова закашлялась. — Я не уверена, — я заставила свое лицо выглядеть озадаченным. — Я помню Анну и Девона. Я помню Флаффи, — я замолчала.

— Это хорошо, — Рональд сделал паузу. — Ты помнишь, что случилось?

Что-то темное затуманило его глаза и его руки сжались в кулаки. Линда постаралась держать лицо расслабленным, но ее руки, обнимавшие меня, задрожали.

— Нет, я… не знаю, как я здесь оказалась, — я колебалась, слова сдавили мое горло. — Что случилось? — спросила я быстро.

Линда соскользнула с кровати и быстро подошла к окну. Мне бы хотелось видеть ее лицо, но когда ее плечи задрожали, наверное, хорошо, что не видела. Рональд крепко сжал свои колени.

— Это длинная история. Наверное, мы должны подождать, пока ты не станешь чувствовать себя лучше.

Я кивнула. Никто из них не говорил после этого. Я наблюдала за ними полузакрытыми глазами, но Линда до сих пор смотрела в окно. В конце концов, Рональд подошел к ней и обнял за плечи.

С коротким стуком, дверь открылась, и парень-подросток проскользнул в комнату. Я узнала его по фото, брат-близнец Мэдисон. Я держала глаза полузакрытыми и притворилась, что засыпаю, чтобы понаблюдать за их взаимодействием, прежде чем буду вынуждена вступить в разговор. Я еще не была готова знакомится с моим ложным братом.

Девон был крепкий как борец, но не такой высокий, как Алек. Его светлые волосы были коротко обрезаны и стильно уложены с помощью мусса, придавая ему только-встал-с-кровати вид. Мне пришлось напрягать слух, чтобы услышать его.

— Как она?

Лицо Линды было покрыто красными пятнами.

— Она только что проснулась.

Глаза Девона округлились, когда он позволил своей матери обнять себя.

— Она говорила с нами, она помнит нас.

— О, мам, это великолепно, — он отстранился, его взгляд вернулся ко мне. — Она что-нибудь помнит о нападении?

Рональд покачал головой.

— Нет, кажется, она ничего не помнит о том дне.

— Выходит она не имеет понятия, кто сделал это с ней, — сказал Девон.

— Я не думаю, что мы должны говорить об этом рядом с ней, — ответила Линда. Она обошла кровать и начала гладить мои волосы.

— Прости, мама, — его кроссовки заскрипели по линолеуму.

Вероятно, было еще слишком рано, чтобы я проснулась, но притворяться спящей оказалось труднее, чем звучало. Я хотела двинуться.

Я шевельнулась, кашлянула и встретилась с пронзительными голубыми глазами. Фотографии не были справедливы к Девону. Его улыбка была солнечнее, и его взгляд был почти таким же интенсивным, как у Алека.

— Эй, соня, — его тон был играющим и источающим теплоту.

— Девон, — прошептала я.

Он криво ухмыльнулся, но потом его взгляд метнулся к моему горлу и на секунду его лицо потемнело. Я сражалась с желанием прикоснуться к шраму.

Майор внес обоих, Девона и Рональда в свой лист подозреваемых, наравне с практически каждым мужчиной Ливингстона. Но если бы он видел их реакцию на выздоровление Мэдисон, то, наверное, изменил свое мнение о них. Было очевидно, что они оба любили Мэдисон. Как мог один из них навредить ей?

— Флаффи спит на твоей кровати с тех пор, как ты попала в больницу, — сказал Девон, с легкой небрежностью в голосе. — Он даже раз похоронил мертвую мышь в твоем покрывале. — У меня на лице появилось отвращение, которое заставило их рассмеяться. Неожиданная радость наполнила меня, когда я услышала их смех.

Здесь было счастье, была любовь и здесь была самозванка, не принадлежащая этому. Как они не могли видеть сквозь маску?