В обеденную пору в невероятную жару тарахтела по Городецкой дороге на Львов одинокая карета в сопровождении охраны из двух вооруженных всадников. Четверкой гнедых лошаков правил сонный и разомлевший на солнце возчик в соломенной шляпе, его голова с закрытыми глазами то безвольно болталась, то резко дергалась вверх, отряхивая обильную пыльцу сна, но только для того, чтобы снова упасть на грудь и беззаботно посвистывать крючковатым носом. В карете дремал львовский лавник Базилий Конопка, чей носище, втайне от хозяина, очень быстро спелся с носом возницы, и скоро это трогательное чудо-пение заглушило даже скрип колес.

Вдруг лошади остановились и зафыркали. Извозчик дернул голову вверх, протер глаза на мглистый нечеткий мир и побледнел: поперек лесного пути он увидел поваленный граб, а за ним – двух молодцов с пистолетами и ружьями наготове. Их рожи не вызывали никакого доверия. Возчик оглянулся на драгун, но те сидели на лошадях неподвижно под прицелом ружей еще двух разбойников. Пятый разбойник с мечом в правой руке подошел к карете и скомандовал вылезать. Это был высокий стройный мужчина с закрученными вверх усами и длинными черными волосами, заплетенными в две косички, как у лемков. Извозчик послушно сошел с козел и принял согбенно-покорную позу, а из окошка кареты высунулась испуганная персона пана Базилия, часто-часто захлопала осоловевшими глазами, шмыгнула носом и пробормотала:

– М-м-м… э-э-э… с кем имею честь?

Однако разбойник не собирался соблюдать правил вежливости, а дернул дверцу и гаркнул:

– Вылезай, чертов Конопка!

Пан Базилий почувствовал, как его сердце проваливается туда, где еще час назад упокоилась печеная индейка с несколькими кружками пива, и, видя, что с ним не шутят, закряхтел и засопел, вылезая из кареты. Он уже догадался, что попал в руки Головача. Уже более года Львов полнился слухами об этом грозном разбойнике, затаившимся в лесах и грабившим путников. Видели его, правда, на разных дорогах, а потому трудно было определить, где он поселился, чтобы устроить ему ловушку. О Головаче известно было немного. Вроде он нанялся в армию, служил драгуном и даже принимал несколько раз участие в битвах, но поскольку терпеть не мог никаких верховод над собой, то вскоре дал деру. Почти месяц бродил без дела, а как кончились деньги, собрал еще несколько дезертиров и в лесной пещере устроил уютное гнездо. Купеческие мажи, одинокие всадники и путешественники – все они становились легкой добычей Головача. Больше всего ему везло в ярмарочные дни. Сам атаман, переодевшись то одноглазым нищим, то бывшим воином с деревянной ногой, то крестьянином с мешком, в котором визжал поросенок или гоготал гусь, появлялся в разных местах и разведывал, где и чем можно поживиться.

– Во Львов, ваша милость? – спросил разбойник.

Пан Базилий кивнул и попытался даже вежливо улыбнуться.

– Парит, а? – ткнул пальцем в небо. – К вечеру, глядишь, и ливень будет.

– Гм, – пожал плечами разбойник. – Это уже как выйдет. А вы нам выделите деньжат для начала.

– Каких еще деньжат? – засуетился лавник. – Побойтесь Бога! Нет у меня деньжат. Откуда?

– Ну, коли нет, так уже и не будет, – буркнул разбойник и, вытащив из кареты шкатулку, отправился к своим товарищам.

– Что вы делаете?! – закричал пан Базилий. – Это деньги магистрата. Вам за это головы не сносить!

– Следите лучше за своей, а наши оставьте в покое, – ответил разбойник, а через мгновение все пятеро исчезли в чаще.

Можно только представить, какой переполох поднялся в Ратуше с появлением пана Конопки – до сих пор нападения разбойников не увенчивались такой крупной добычей, и неудивительно, потому что сейчас им в руки попали все деньги, которые пан Конопка заработал, продав двадцать фур зерна в Кракове. Фуры, извозчики и драгуны были магистратские, а следовательно, и часть денег тоже принадлежала городу. Войт не на шутку разволновался и отчитал Конопку за то, что тот рванул вперед, а не возвращался вместе с фурами. Даром что приехал бы на несколько дней позже, зато деньги были бы целы, так как возницы все были при оружии и могли дать отпор.

В тот же день помчался на место грабежа отряд драгун, но вернулся ни с чем. И еще не раз, не два отправляли войско для поимки сорвиголовы Головача, и все напрасно, потому что выходил он на разбой не часто. Головач справедливо считал, что нельзя быть жадным, и лучше ограбить одного богача, чем десять бедняков, а когда случалось так, что, грабя кого-то, находил он у него совсем уж смехотворную поживу, то не только ничего не брал, но и извинялся и вручал несколько дукатов за беспокойство. Это Головач делал с тайной мыслью, что разнесут о нем славу, как о щедром и справедливом защитнике народа. Но все испортил один жестокий поступок.

Как-то на дороге исчез местный помещик вместе со слугой. Перед тем этот помещик имел неосторожность похваляться на ярмарке, что Головач служил у него на конюшне и не раз получал плетей за лень, а потому у Головача теперь только один выход: прийти к нему, покаяться и просить о помиловании. А если нет, то он, то есть помещик, пойдет в лес с кнутом, который уже разбойнику знаком, и выпорет его, как когда-то в старые добрые времена. А на вопрос, как же выглядит этот страшный разбойник, помещик описал его как мерзкое чудовище с перекошенной рожей, которую ему кобыла копытом подправила, и одним ухом, потому что второе жеребец отгрыз.

Всех эта история очень развеселила, а поскольку передавалась из уст в уста, обрастая причудливыми деталями, то докатилась и до самого Головача и рассердила его не на шутку, так что он поклялся отомстить помещику. Такая возможность предоставилась, когда все паны в округе вместе со своими женами и детьми отправлялись во Львов на ярмарку. Когда карета помещика выехала на проезжую дорогу, вдруг путь ей преградил сам предводитель разбойников, упал на колени, заломил руки и стал просить о милосердии и прощении. Помещик сначала с недоверием и страхом смотрел на эту комедию, но, оглядевшись и не заметив больше никого, надулся, как индюк, и продолжал слушать уже крайне горделиво. Между тем Головач приблизился к карете и сообщил, что хочет передать помещику все свои сокровища, потому что предпочитает уйти в монастырь и замаливать свои грехи. Глаза помещика загорелись.

Головач сказал, что речь идет о целом сундуке, который он сам не поднимет, а так как на днях он разогнал всю свою разбойничью шайку, то просит, чтобы помещик пошел с ним, прихватив своего слугу, и вместе они бы его дотащили. Это недалеко, совсем рядом в домике. Туда как раз, мол, пришла его мать, которая, собственно, была на той ярмарке, и убедила его, что поступить следует именно так, и тогда не только помещик, а может, и сам Господь сжалится над ним, как сжалился когда-то над разбойником Мадеем. Пани помещица и молодая панна пытались остановить его, но жадность взяла верх. Ради безопасности помещик сунул за пояс два пистолета, дал ружье слуге, и отправились они в лес вслед за разбойником. Недалеко и ушли, как на поляне действительно увидели старую наклонившуюся хижину, крытую соломой. Головач зашел в дом и выволок сундук во двор. Видно было, что он довольно тяжел. И когда помещик наклонился к сундуку, чтобы посмотреть, что за сокровища его там ждут, Головач выдернул из кустов меч и молниеносным ударом отрубил ему голову. Слуга не успел нацелить ружье, как и его голова слетела с плеч. Затем разбойник приказал своим закопать оба тела.

На самом деле это было первое его убийство, потому что прозвище Головач он получил, еще когда находился в армии. Этот жестокий поступок главаря напугал некоторых его соратников, и наконец один из разбойников сбежал во Львов, пришел к лавникам и рассказал о том, куда девался помещик и где он закопан. Также открыл он место, где разбойники обустроили свое гнездо. В тот же день драгуны бросились на поимку, но Головач после побега собрата уже не сомневался, что следует ждать гостей, а потому велел быстренько все из пещеры перенести в другое место, а на холмах и деревьях выставить стражу. Так что войско застало в пещере лишь кучи сена да старые лохмотья.

После этого разбойники нашли другое убежище – перешли в пещеры в Стольско и спрятались у подножия отвесной скалы. Их схрон был окружен рвом и частоколом, к тому же был выкопан подземный ход, ведущий в глубь леса. Все это скрывалось за густыми зарослями. Сама пещера заросла плющом, так что входа в нее и видно не было. На скале постоянно стояла стража. И все же Головач не был доволен новым схроном, и внимание его привлек старый запущенный замок, в котором жила вдова когда-то владетельного помещика, промотавшего свое состояние в карты. У замка были толстые стены, прочные башни, а вокруг – болотистый ров. Также ходила молва, что там были еще и просторные подземелья. Вдова доживала свой век, не имея возможности куда подеться, и если бы кто-нибудь выкупил замок, она с радостью бы его бросила, чтобы не жить в этой глуши. Поэтому она искренне обрадовалась, когда ее старый маршалок сообщил, что прибыл в карете гость. Вскоре прилично одетый пан уже целовал сухую сморщенную руку хозяйки и говорил, что интересуется замком. Хозяйка поводила его по различным закуткам, даже подземелье показала, и робким голосом назвала цену, гость сказал, что должен подумать. На том они и расстались.

Излишне говорить, что это был Головач. Через несколько дней его ребята проникли в замок, именно в ту часть, где никто не жил, и принялись стращать. Ночной вой, стоны, бряцание цепей теперь звучали каждую ночь, вспыхивали какие-то огоньки, запах серы наполнял комнаты, время от времени появлялись привидения в белых хламидах и рыдали. В замке и прежде было неспокойно: ухали совы, толклись летучие мыши и голуби, всегда что-то трещало, осыпалась штукатурка, отваливались старые кирпичи, трещали доски пола, хлопали ставни и скрипели деревья. Так что когда к этой какофонии добавилось еще и новое сопровождение, вдова места себе не находила и переселилась в хозяйственную пристройку. Когда она заходила в библиотеку замка, то заставала там беспорядок и следы крови. За короткое время вдова была доведена до крайности, в отчаянии она покинула замок вместе с челядью, переехав к семье, а на воротах повесила замок. Головач только этого и ждал и сразу же поселился там вместе со своими ребятами.

Слухи об ужасах в замке быстро распространились по всей округе, тем более, что разбойничьи агенты щедро сдабривали их подробностями. Поэтому к замку даже днем никто не рисковал приближаться, и хотя в окрестностях росла сочная густая трава, пастушки предпочитали скот сюда не загонять. А разбойники еще и позаботились о том, чтобы каждого, кто ненароком забредал сюда, ждала какая-нибудь неожиданность – то череп человеческий вдруг выкатится, то медведь заревет, то зашипит кто-то в кустах и завоет. Бывали случаи, когда кое-кто и пропадал без вести, приблизившись к замку.

Замок отныне был надежно защищен, главные ворота закрыты, а разбойники для своих нужд использовали только маленькую калиточку, скрытую от людских глаз зарослями дикого винограда. Время от времени они устраивали засады на разных дорогах, а сам Головач, переодевшись в приличную шляхетскую одежду, любил бывать во Львове на пирах и разных игрищах, где шутя кружил головы юным паннам, изображая храброго рыцаря, который громил турок и татар.

Но однажды случилось неприятное для разбойников происшествие. Именно в ту пору остановился неподалеку дальний родственник покойного помещика, владельца замка, гусарский офицер Кордоба вместе со своим полком. И вот он, наслушавшись в трактире страшных историй о духах, вздумал проверить, так ли это, потому что, будучи тертым калачом, в ужасы не поверил и, прихватив своего пажа, такого же сорвиголову, как и сам, отправился в замок. Они смело подошли к воротам, сорвали замок и вошли во двор, но тут навстречу им выскочил медведь. Офицер, не мешкая, выстрелил из пистолета, медведь заревел и упал на землю. Когда же они вошли в замок, их ждало еще более интересное зрелище. Какие-то чудовища вдруг вырастали и пропадали на глазах, по земле извивались змеи, со стен свисала густая паутина, а в паутине виднелись чьи-то иссохшие руки, страшные пауки с горящими глазами держали в лапах человеческие кости. Слуга неожиданно наступил ногой на одну из змей, поднял ее, и выяснилось, что она изготовлена из тряпья, сквозь которое была протянута пружина.

Разбойники старались как могли отпугнуть незваных гостей, но скоро увидели, что не справятся. Их можно было бы, правда, застрелить, но о полке гусар разбойники были наслышаны, поэтому на такой решительный шаг не решились. Тогда Головач не придумал ничего умнее, чем как в своей благородной одежде со шпагой в руке в сопровождении слуги неожиданно появиться перед гостями, будто он тоже случайно сюда забрел. При этом он вскрикнул от неожиданности и так искренне изобразил удивление от того, что застал здесь живую душу, что офицер даже не усомнился. Более того – Головач сделал вид, что очень напуган, и страх этот передался также офицеру, когда он увидел, как вдруг все змеи и пауки исчезли. Головач тем временем рассказал, что, заходя в ворота, наткнулся на медведя, и, когда прицелился в него из пистолета, голос сверху крикнул: «Уже один наглец стрелял в меня! Если жизнь тебе дорога, не смей делать это во второй раз!»

Все четверо вышли во двор, потому что офицер захотел убедиться, что его выстрел не дал никакого результата. И действительно – тот самый медведь вскочил и, страшно ревя, скрылся в башне. Правда, в шкуре медведя прятался другой разбойник, так как первый лежал раненый. Понемногу окрестности заволокли сумерки, Головач с офицером покинули замок и вышли на дорогу. Там разбойника ждала карета. Головач предложил подвезти офицера в трактир, где он остановился, но в дороге они так разговорились, что решили еще немного пообщаться и зайти выпить вина. В трактире офицера уже с нетерпением ждали и с восторгом выслушали его приключения. Головач не забывал вставлять свои замечания, которые должны были подтвердить присутствие в замке духов. Офицер выразил сомнение и продемонстрировал кусок тряпичной змеи. Однако слушатели не очень ему верили, тем более, что среди посетителей трактира были и переодетые в лесорубов разбойники – они как раз больше всего и улюлюкали на офицера. Наконец Головач и офицер поужинали, выдув кувшин вина, и распрощались. А утром все постояльцы были еще более напуганы, когда увидели, что тот кусок змеи превратился в обрубок трухлявого дерева. Теперь уже ни у кого не было сомнений, что замок попал в лапы духов.

Однако над замком сгущались тучи. Однажды в схватке с воинами один разбойник был ранен, а следы крови привели к околицам замка. Итак, разбойники были где-то неподалеку. Некоторые также слышали ржание лошадей, и оно вовсе не было похоже на ржание лошадей с того света. А там уже и вдова собралась с духом и обратилась к армии за помощью. Вскоре отряд с полусотней воинов во главе с офицером Кордобой подошел к замку. Головач узнал об этом, но не настолько вовремя, чтобы разбойники успели покинуть убежище, единственное, что им удалось, – это перенести все сокровища в самые отдаленные погреба. Разбойники вооружились и решили защищаться до конца. На этот раз никакие ужасы пришельцев не поджидали, их встретила мертвая тишина. Офицер приказал занять позицию у ворот и калитки, расставил всадников вокруг замка, а сам с остальными воинами попытался проникнуть в погреба, но первая атака не удалась – плотный огонь из мушкетов отогнал нападавших.

Офицер приказал забрать мешки с зерном из кладовых и, забаррикадировавшись, воины начали обстреливать окна погребов. После трех часов упорного боя выстрелы со стороны разбойников утихли. Воины бросились внутрь, но не застали там ни одной живой души. Однако все понимали, что разбойники не могли так просто исчезнуть, ведь только что они отстреливались. Воины обыскали весь замок и сад, прикладывали даже уши к земле, чтобы уловить хоть какой-нибудь звук, но все напрасно. Тогда офицер снова спустился в погреб и внимательно осмотрелся. Пол был твердо выбит глиной, стены плотно укреплены прочными брусьями – то ли чтобы предотвратить оседание стены, то ли чтобы заглушить звуки. Офицер приказал вырвать все эти брусья, и вскоре выяснилось, что шесть из них были обрезаны у самой земли и только приставлены к стене. Когда их убрали, открылся вход в подземелье, присыпанный землей.

Головач действительно воспользовался этим ходом и оказался в другом погребе, который находился уже за пределами замка, но это мало что дало, потому что везде стояла стража, и незаметно ускользнуть не было никакой возможности. Пришлось завалить вход в последний схрон землей и камнями. У самого входа поставили бубен, а на него – стакан воды, и легли спать. По дрожанию воды и по звукам бубна разбойники могли ориентироваться, насколько далеко от них рабочие, раскапывающие схрон. Все выше плескалась вода в стакане, все громче отзывался бубен. Головач решил дождаться, пока стемнеет, и тогда пробиваться через окружение, причем каждый должен был пособлять себе, как мог, и, соответственно, забрать с собой столько, сколько сможет унести.

Вход в свое укрытие из погреба они завалили окончательно, а выход вел под корни старого раскидистого дуба. Сквозь корни проникал слабенький свет, и когда он потускнел и стало темно, разбойники стали вылезать. Воины, утомленные дневными поисками и охраной, разошлись, и только несколько из них стояло на страже. Разбойники быстро перебили их и скрылись в гуще леса. Офицер с воинами прибыл слишком поздно, чтобы преследовать их. Зато повезло отряду драгун, который отправили на подмогу изо Львова. Им попались в руки двое разбойников, которых сразу переправили в город.