На сегодняшний день во Львове активно «орудуют» около трёх десятков духов. Большинство из них прописались в старых монастырях, музеях, дворцах и в замках на околицах Львовщины, отдельные духи больше жалуют кладбища, вступая в разговоры с посетителями или присоединяясь к похоронным процессиям.
В ХІХ веке часто видели на Лычаковском кладбище печальницу – женщину в чёрном, которая шла позади похоронной процессии. Когда у неё интересовались, не приходится ли она родственницей покойнику, печальница начинала рыдать ещё громче, но не произносила ни слова. После похорон она незаметно исчезала, чтобы через миг присоединиться к другой процессии.
Сначала многие считали, что это какая-то сумасшедшая, но как-то священник махнул кропилом так, что несколько капель попало на печальницу. Она вскрикнула и мгновенно растворилась в воздухе.
Поезд в никуда
По старой бездействующей колее, даже после того, как охотники украли рельсы на лом, иногда тарахтит в направлении Винников поезд. Сначала он едет через лес со стороны Львова, а потом пролетает в воздухе над дорогой там, где когда-то был мост, а сейчас виднеются лишь каменные подпоры. Между прочим, это место знаменательно тем, что там неоднократно разбивались автомобили.
Поезд тяжело выкашливает клубы пары, а в тусклых окнах виднеются пассажиры, одетые по моде позапрошлого века. Одни читают газеты, другие играют в карты, третьи ужинают. Лица спокойные, улыбающиеся, даже радостные.
Но когда поезд на минутку останавливается возле бывшей будки железнодорожного сторожа, пассажиры, будто по команде, срываются с места, отчаянно кричат и прислоняются к окнам перекошенными от ужаса лицами, царапая ногтями стёкла, словно сдирая с них какую-то невидимую пленку. Их вопля не слышно, но он угадывается по выражению их лиц, по вытаращенным глазам и губам, искривлённым криком.
Двери вагонов во время остановки приоткрываются, и появляются в них кондукторы в чёрных плащах, но из-под их фуражек виднеется только темнота вместо лиц. Слышно, как кто-то рвётся к выходу, но все его усилия напрасны. Это длится минуту-две, а потом поезд трогается, пассажиры успокаиваются и снова занимают свои места. Они продолжают делать то, что и раньше, так, будто этой страшной остановки не было. Так, будто они и не подозревают, что ни их, ни этого поезда, ни путей уже давно не существует. Время для них остановилось.
Рассказывают, что один человек, возвращаясь поздно с гуляний, успел на остановке заскочить в тот поезд. С тех пор никто его больше не видел.
Дом-призрак
Дом-призрак появлялся на улице Цетнеровка в Лычаковском парке под номером 28. Дом в венском стиле манил к себе ярким освещением, музыкой, которая звучала из окон, тенями танцующих и гостеприимно открытыми дверями.
Дом был плотно увит плющом, в котором слышалась какая-то возня и попискивание – это летучие мыши устраивались на ночь. Вокруг рос небольшой садик, в котором все деревья были ужасно искорёжены, а трава уже выросла по пояс. Через садик пробегала дорожка из гравия как раз такой ширины, чтобы поместилась бричка. Кто осмеливался зайти в этот дом, больше уже не выходил.
Как-то в конце войны в дом наведались два немецких офицера, которых привлёк громкий женский смех. С тех пор их силуэты так же были очерчены на фоне штор. Видно было, как они расхаживают с бокалами в руках и разговаривают с дамами.
В последний раз дом появился в 1974 году, поглотив студента университета. Интересно, что студент попал в дом не случайно, а по приглашению, которое он получил по почте с точно указанным адресом. Несколько его друзей видели это странное приглашение, на котором изображена была танцующая пара в платье со шлейфом и во фраке, обрамленная чудесными старосветскими вензелями. Запомнился им и адрес, однако, придя на ту улицу после того, как студент исчез, они увидели, что дома под номером 28 не существует.
Пан в халате
Путники, которые останавливались в старом здании гостиницы «Жорж», жаловались на комнату № 11, в которой случались странные вещи. Оставшимся на ночлег являлся какой-то пожилой пан в длинном обтрёпанном халате и ночном колпаке на голове. Он мог сидеть в кресле и попыхивать трубкой, а мог ворошить кочергой угли в камине, или ходить из угла в угол, громко вздыхая и стеная. Однако, при первом же недовольстве он с рыданиями исчезал и больше в ту ночь не беспокоил. Правда, нужно сказать, что редко кто после этого мог спокойно заснуть.
Слава об этой комнате быстро разлетелась по всей Галичине, и в какой-то момент никто уже не хотел там селиться. Однако же это не означает, что комната пустовала. Призрак человека в халате топтался там каждую ночь, а его стоны слышно было в соседних номерах. В результате уже три комнаты перестали приносить прибыль владельцу отеля. И это несмотря на то что отель «Жорж» был любимым местом проживания украинского духовенства.
Но призраку человека в халате одной комнаты оказалось мало, и он начал наведываться в обе соседние, заставляя дрожать от страха тех, кто был в смежных покоях. Возникла реальная угроза, что сколько бы комнат ни пустовало, а призраку всё будет мало, и он продолжит захватывать новые территории.
Наконец старую гостиницу в 1894 году разрушили и под подвалом откопали скелет неизвестного в истлевшем халате и ночном колпаке. На шее у него был туго натянутый шнурок, который свидетельствовал о том, что его удушили. Неизвестного похоронили и начали расследование. Для начала полиция выписала из гостиничного журнала всех мужчин, которые останавливались в 11-й комнате до того, как там начались кошмары. Список оказался довольно большим, но со временем удалось установить, кому принадлежал скелет: помещику из Чорткова. А удушил его в 1844 году зять.
В новой гостинице, которой перешло старое название, духи уже никого не беспокоили.
Печальная панна
Зато призрак панны в «Английском отеле» в начале ХХ века был не такой надоедливый, я бы даже сказал, уж очень интеллигентный. Панна иногда стучала в чью-то комнату и просила стаканчик молока. Если его не находилось, панна с тихим жалобным плачем уходила и скрывалась в глубине коридора, шурша длинным платьем. А если у кого-то молоко всё же находилось, она невыразимо радовалась.
Загадку этого духа разгадали во время Первой мировой войны, когда в подвале наткнулись на истлевшие останки молодой женщины и грудного ребёнка. Оба были отравлены.
Убийцу нашли довольно быстро. Им оказался бывший жених панны, который нашёл себе более выгодную партию, а когда покойная стала ему угрожать, что придёт на его свадьбу с ребёнком, он разыграл перед ней сцену примирения, пригласил в гостиницу и там отравил.
Комната № 13
Тринадцатого номера ни на одной улице старого Львова не существовало. Вместо того цепляли номер 11 «а», а следующий дом был уже под номером 15. Но не только тринадцатые номера домов отсутствовали, не было также тринадцатых номеров комнат в гостиницах. И только в отеле «Европейский» 13-й номер в определённые часы ночи всё-таки появлялся.
Это был один из самых старых отелей, открытый в 1804 году на площади Марийской, 4. Если кто-то из постояльцев гостиницы, услышав шум, поднимался с кровати и выходил в коридор, то с ужасом протирал глаза: комната-призрак, которой раньше не было, сотрясалась от шума. Слышался резкий стук, тяжёлые удары, свист, хлопанье дверями, жужжание, топот множества ног, передвижение мебели и кроватей, звучали чьи-то голоса, сыпалось стекло, что-то падало и с треском ломалось. При этом из-под дверей выбивалась тоненькая струя света.
Ни стук в двери, ни призывы затихнуть не помогали, но когда жители будили владельца гостиницы и возвращались с ним на место события, комната № 13 исчезала бесследно. Так длилось до тех пор, пока здание не разрушили и на его месте не выстроили новую гостиницу.
Пан в шляпе
Человека в фетровой шляпе с папироской можно было заметить в 1920-х годах в полночь на остановке трамвая «двойка» на улице Сиктуской. Трамвай в такое время уже не ходил, но мужчина терпеливо стоял, курил и ждал. Поздние прохожие, проходя мимо таинственного незнакомца, могли заметить на его груди огнестрельную рану, которая кровоточила.
Однажды какая-то женщина, возвращаясь под хмельком из весёлой компании, увидев призрак человека в шляпе, истерически закричала:
– Гена! Так ты жив, свинья?! А кого же я тогда похоронила?!
В тот же миг призрак исчез и больше уже не появлялся.
Почтальон
Призрак горбатого почтальона с большой сумкой, набитой письмами, ходил маленькими улочками Лычакова, где расположились частные домики, и бросал в ящики письма. Однако, когда хозяева выходили, чтобы забрать почту, то сундучок оказывался пустым.
Видели его только по вечерам, иногда он забредал на Кайзервальд и сидел там на лавочке, внимательно просматривая почту. Когда к почтальону кто-то приближался, он быстренько убегал и растворялся в воздухе.
Дорожка-призрак
На Лычаковском кладбище есть один скрытый проход между гробничками, свернув в который сразу попадаешь в ловушку, откуда начинаются долгие блуждания. Это означает, что придётся долго и нудно плутать между гробниц, пока не выберешься на какую-то нормальную дорожку, которая выведет тебя с кладбища.
Люди, которые попадались в эту ловушку, могли блуждать часами, и всё это время были как будто отрезаны от всего мира. До них не доносились никакие звуки города. Невероятная мёртвая тишина окружала их со всех сторон, не слышно было даже собственных шагов. Казалось, будто кто-то тебе в одночасье залил воском уши. А в воздухе слышался резкий запах мокрой земли, плесени, сгнивших досок и прелой листвы.
Это было настолько жуткое ощущение, что людей охватывала паника, они бросались бежать напрямик, перепрыгивая через могилы, запутываясь в высоком широколистном папоротнике и побегах плюща. Но именно это их и спасало, только на бегу и удавалось вырваться из проклятого круга.
Странное видение
На Кастеловке, которая получила свое название в честь архитектора Антонио Кастелли, в 1751 году произошло странное приключение.
Однажды осенним вечером возвращался архитектор в бричке в свою виллу. Ему нравилось самому править лошадьми, в этот раз он тоже не взял кучера. И вот, когда уже до дома осталось совсем недалеко, заметил он, что на дороге кто-то стоит. Чем ближе он подъезжал, тем чётче становилась фигура какого-то мужчины в чёрном плаще. Антонио попросил его уступить дорогу и попробовал приостановить коней, но те мчались прямо на человека.
Архитектор ощутил, как мурашки побежали по спине, и на всякий случай нащупал рукой пистолет, потому что подумал, что, возможно, его подстерегает разбойник. Он изо всех сил натягивал вожжи, стараясь остановить коней, однако они его не слушали и мчались вперёд. И вот, когда уже до странного человека оставалось около десяти метров, Антонио узнал в нем своего брата Джузеппе, который несколько месяцев назад вернулся в Италию.
Внезапно кони дёрнулись в сторону, а брат архитектора стал расти и расти, вытягиваться в воздухе, пока не растворился совсем. Только после этого кони успокоились и побежали во весь опор. Подъезжая к вилле, Антонио увидел снова своего брата, который поднимался по ступенькам на крыльцо, а потом вошёл в дом.
Антонио соскочил с брички и бросился домой. В гостиной он застал жену на диване за вышиванием. И больше никого.
– А где мой брат Джузеппе? – спросил он.
Жена очень удивилась, она была одна, больше в дом никто не заходил. А Джузеппе, как известно, в Италии, и, судя по его последнему письму, во Львов не собирался.
– Но я же только что встретился с ним на дороге, а потом видел, как он заходит в дом!
Антонио не успокоился, пока не переспросил всех слуг, но никто не видел его брата.
Прошла неделя, и из Италии пришло письмо от родственников, которые сообщали, что в тот самый день под вечер Джузеппе Кастелли почил в Боге.
Старое платьице
Когда Анна Салёва, которая много лет была актрисой городского театра, открыла в 1846 году первый антикварный магазин, это стало сенсацией.
Седая элегантная старушка вела хозяйство в небольшом помещении на улице Новой. Чтобы помочь заслуженной актрисе, львовские паны принесли в лавочку груду разных вещей совершенно бесплатно. Ведь пани Салёва в преклонном возрасте осталась без средств к существованию.
Теперь здесь красовалась свалка немодных уже шляпок, чепцов, шалей, вылинявших платьев, поблекших коронок, мебельной обивки, цветастых жилеток и галстуков. В витрине виднелись потрёпанные тома французской энциклопедии, дешёвая бижутерия, выщербленные китайские веера, фарфоровые статуэтки и необычные вазы. За каждой из этих вещей скрывалась своя история.
Потихоньку в магазин потянулись люди, которые нуждались в деньгах, принося то, чем некогда дорожили.
Появление зимним вечером старой пани было явлением обычным. На ней был поношенный плащ с общипанным лисьим мехом. Женщина принесла вечернее платье, сильно побитое молью. Даже для такой непритязательной лавочки, как эта, оно было очень сомнительным товаром. Хозяйке достаточно было мельком глянуть на него, чтобы сделать вывод:
– Оно в плачевном состоянии. Я не могу его взять.
– Но, пани, очень вас прошу…
Тяжело отказать, когда слышишь такой жалобный голос. Может, бедняге не на что еды купить?
– Ну хорошо, сколько?
– Вы меня не так поняли. Я хочу его вернуть.
– Вернуть? – не поняла пани Анна.
Старуха положила платье на прилавок и быстро ушла, не добавив больше ни слова.
«Что она имела в виду?» – удивлялась пани Анна. Нехотя взяла она платье в руки и развернула. Что-то в нём было ей знакомо… Так вот оно что… Она узнала! Это было платье, которое подарили ей на бенефис тридцать шесть лет тому назад. Принесли его из салона мод пани Адамской.
В памяти зазвучала музыка, вспыхнул яркий свет, кружение пар, кавалеры, шампанское… Бог мой, как это было давно! Но что дальше было с тем платьем? Оно пропало. Пропало из её театральной гримёрки. Кто-то его похитил.
Пани Анна лихорадочно перебирала всё в памяти. Подозрение тогда упало на Адашинскую. Такая себе обездоленная актриска на третьих ролях. Но никто ничего не мог доказать, потому что Адашинская вскоре уехала куда-то из Львова.
А дальше? Что было дальше? Платья – ни следа. Адашинская несколько лет тому назад снова объявилась во Львове и даже сыграла несколько незаметных ролей.
Погодите-ка… этот острый носик… мутные глаза… Неужели это она? Вернула мне платье. Зачем? Ведь его теперь остаётся разве что на куски порвать… Вероятно, совесть замучила.
Пани Анна положила платье на груду таких же лохмотьев и перестала о нём думать.
Но вскоре посетил магазин давний коллега пани Анны, актёр, пан Корытко. Когда пани Анна увидела в его руках арфу, то тяжело вздохнула. Ещё бы! Этот Корытко уже не первый раз приносит подобный мусор, а потом торгуется за каждый грош, будто речь идёт о незаурядном сокровище.
– Пан Эдзь, зачем вы такое приносите? Где я это счастье поставлю? Тут уже скоро не будет где ногой ступить.
– Но, пани Нуся, это же греческая арфа! На ней играла ещё та панна, которая от большой любви в море утопилась.
– Это которая?
– Сафо! Не слышали?
– Побойтесь Бога! Эта ваша панна утонула две с половиной тысячи лет назад.
– Ну! Сами видите, что это за сокровище!
– Два золотых, и ни цента больше.
– Два золотых! За арфу Сафо!
– У меня магазин, а не музей.
– В Вене за неё дали бы тысячу!
– Так почему бы вам не поехать в Вену?
– Пани Нуся, позавчера у меня был на обед хлеб с повидлом. Вчера – хлеб с повидлом. Сегодня…
– …снова хлеб с повидлом?
– Нет! Сегодня сказал себе: Едзь, у тебя есть такое сокровище, а ты пухнешь с голоду! И я взял эту арфу, которая в нашей семье хранилась ещё со времён…
– …цезаря Октавиана, – сокрушительно качала головой пани Анна.
– Так вы знаете?
– Потому что я уже это слышала, когда вы притащили то изъеденное молью кресло, в котором Юлий Цезарь отдыхал перед смертью.
– Хорошо – десять золотых. Отдаю даром.
И тут пани Анна вспомнила о платье.
– Слушайте, вы знали такую Адашинскую?
– Милю? Вы ещё спрашиваете! Знал ещё лучше, чем вас. А что?
– Чем она теперь занимается?
– Думаю, стирает рубашки ангелам на небе.
– Как это? Она что – умерла?
– Прошлым летом.
Пани Анна почувствовала, как холодок пробежал у неё по спине.
– Что с вами такое? – всполошился пан Корытко.
– Перед вами была у меня.
– Адашинская? Это невозможно!
И когда пани Анна рассказала о своём приключении, пан Корытко побледнел и крепче прижал арфу к груди.
– Зна… зна… знаете, пани Нуся, пойду я.
– И забираете арфу?
– Эээ, видите ли, лучше я её верну туда, где взял.
– А где вы её взяли?
– В нашем театре.
– Угу. Так я и думала.
– Собственно, вот. Предпочитаю сделать это при жизни, чтобы потом после смерти к вам не таскаться.