Комиссия заседала в одной из рабочих комнат департамента земледелия. Бахбах добился этого под тем предлогом, что одна из лабораторий департамента занималась исследованиями биофизических излучений животных, и таким образом ее консультации могли оказаться полезными при научной экспертизе. Но в действительности Бахбах стремился к тому, чтобы повести все дело по таким каналам, которые вызвали бы как можно меньше любопытства и толков. Соберись комиссия в здании БИП, департамента иностранных дел или тем более департамента вооружения, это сразу же привлекло бы сюда свору репортеров и дело приняло бы огласку, которой БИП старалось всеми возможными средствами избежать. Весь расчет строился на том, чтобы не дать на заседании развернуться политическим дискуссиям, застращать упорствующего, сломить его волю и сделать все это в условиях строжайшей секретности.
И это был третий просчет Бахбаха.
Заседания комиссии носили характер самого обычного суда, хотя подсудимому предоставили мягкое кожаное кресло, а судьи не были в коричневых мантиях, как принято в Бизнесонии.
Председателем комиссии был сенатор Хамертонт известный мясоторговец Бизнесонии, которому место в сенате досталось на последних выборах. Членами комиссии сенат назначил: от департамента вооружения полковника Холфорда и от Бюро исследования поведения майора Бахбаха. Экспертом по научным проблемам выступал референт департамента земледелия и животноводства господин Купманн.
…Глупость – не вина человека, тем более, что все на свете, как говорится, относительно. Глупость тоже. Любой глупец может утешить себя тем, что есть люди еще глупее его. Беда в том, что мало кто в состоянии объективно оценить свой ум. Случаются парадоксальные вещи. Великий мыслитель, память о котором живет в веках, произнес фразу, ставшую исторической: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Но есть люди, куда более счастливые, чем он: они вполне удовлетворены тем немногим, что даровала им природа, и жалкими крохами, которые впопыхах собрали на пиршестве науки. На этом основании они со спокойной совестью берутся поучать других, а в силу существующих в Бизнесонии порядков, обретя власть, начинают понукать другими, презирать тех. кто безмерно выше их, но оказался внизу, без власти, без прав.
Если действительно, как утверждают некоторые, существует католический бог, то к нему и следует обратиться с вопросом, каким образом оказался даже в таком захолустном, с точки зрения карьеры, учреждении, как департамент земледелия и животноводства, в должности референта Фреди Купманн. Тогда, пожалуй, уже нетрудно будет объяснить, каким образом он стал экспертом комиссии по расследованию нелояльной деятельности гражданина Бизнесонии Терри Брусса.
А стоит ли, собственно, подробно рассказывать это? Разве мало в Бизнесонии примеров, когда бездарности, неучи, пройдохи, пользуясь кто деньгами, кто протекцией, кто всевозможными жульническими махинациями, захватывают должностные места, которые по логике, праву и даже в интересах правящих кругов должны были бы занимать другие? Поэтому мы не станем подробно излагать биографию Купманна и пути, которые привели его в департамент земледелия и животноводства. Скажем только, что католический бог сыграл в его карьере не последнюю роль.
Отец Фреди Купманна был пастором. Действуя от имени бога, он сумел сколотить капиталец, открывший сыну дорогу в высшее учебное заведение и соответствующие общественные круги. Авторитет пастора был достаточным для того, чтобы его сыну после окончания учебного заведения предоставили место в департаменте земледелия. Для дальнейшей карьеры Фреди Купманну требовалось участие в каком-нибудь солидном деле, и оно представилось в виде заседаний комиссии по расследованию нелояльности гражданина Бизнесонии Терри Брусса, куда опять-таки не без помощи пастора, выполняющего, как известно, прямые директивы католического бога, Фреди попал в качестве консультанта по научным вопросам.
В целях объективности следует сказать: когда Фреди было предоставлено слово на заседании комиссии, он вначале вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды, Фреди с большим пафосом говорил о патриотическом призвании ученого служить своему отечеству и гневно заклеймил тех немногих представителей науки, которые во имя эгоистичных, личных интересов или, что еще хуже, в угоду враждебным силам отказываются отдать свои знания делу прогресса отечественной науки и укрепления вооруженных сил, стоящих на страже мировой цивилизации.
Когда же дело дошло до научной части проблемы, интересующей комиссию, у Терри Брусса создалось впечатление, что перед ним невежда, если не сказать просто дурак. Разъясняя членам высочайшей комиссии научную сторону дела, Фреди Купманн начал с того, что поставил под сомнение саму возможность осуществления передачи мыслей на расстояние.
– Я ознакомился со всеми исследованиями, – заявил с апломбом Фреди, – которые велись в этой области на протяжении ста лет, и установил, что за это время не было передано на расстояние от одного мозга к другому ни одной фразы.
– Что вы ответите на это? – обратился к Терри Брусу председательствующий господин Хамертон.
Терри вначале изумило невежество эксперта и возмутил его апломб, но потом он подумал, что это, возможно, специально задуманный ход, и вступил в дискуссию.
– С таким же успехом мой коллега, – сказал Терри, – мог бы утверждать, что за многие тысячелетия до наших дней люди не сумели разгадать тайну атома.
– Но никто до сих пор не сумел объяснить природу парапсихологии – науки, на которой вы базируетесь. Ибо основана она на явлениях, которые невозможно объяснить. Они необъяснимы, находятся в сфере мистики и божественных влияний.
– Насколько мне известно, – возразил Терри, – были еще совсем недавно люди, подобные моему оппоненту, которые не верили в радио. То, что неведомо человеку сегодня, может быть, и будет познано им завтра, послезавтра.
Спор то затихал, то разгорался. (На это, заметим в скобках, и рассчитывали организаторы судилища, «подсунув» ученому Фреди Купманна и соответствующим образом проинструктировав его, чтобы попытаться между делом выпытать у подследственного хотя бы какие-нибудь подробности устройства аппарата).
Но Терри разгадал этот замысел и удвоил осторожность.
Дело зашло в тупик, и председательствующий объявил перерыв на полчаса. Надо думать, что в это время Фреди получил необходимые инструкции и, когда заседание возобновилось, выразил сомнение в возможности передачи мыслей на расстояние на том основании, что один из столпов науки утверждает, будто биотоки мозга настолько слабы, что для их улавливания понадобилось бы соорудить колоссальную антенну.
Тогда Терри рассказал об опытах, которые производились над одним из видов ночных бабочек.
Самцов выносили за 6–8 километров от оплодотворенной самки, и они возвращались к ней. Летели они по пересеченной лесной местности, по ветру. Таким образом, они не могли чувствовать запаха или «тока», испускаемого самкой.
Как же они находили дорогу и слетались к незнакомому месту, куда приходилось лететь 40–45 минут?
Возникло подозрение, что самцы воспринимают призыв с помощью усиков, являющихся своеобразными антеннами. И действительно, самцы с отрезанными усиками не находили дороги к самке. Но усики у них маленькие.
На это Фреди заявил, что бабочки и прочие насекомые не входят в число представителей фауны, которой интересуется департамент земледелия и животноводства, и потому он не считает нужным придавать значения этим опытам.
– А чему вы придаете значение? – вспылил Терри. – Вы пытаетесь доказать, что передача мыслей на расстояние невозможна. Значит, вы отрицаете возможность существования аппарата? О чем же тогда идет речь и чего вы хотите от меня?
Рано или поздно глупость проявит себя. Простой, непредусмотренный сценарием, разработанным для Фреди, вопрос поставил его в тупик. Он так и не сумел выкарабкаться из этого положения.
Ко всем бедам председательствующий господин Хамертон во время перерыва плотно подкрепился и, убаюкиваемый как этим, так и малопонятным ему спором между подследственным и экспертом, сладко задремал.
Он был выведен из этого состояния нарочито громкой репликой Бахбаха, но никак не мог понять, что делается вокруг него и что от него требуется. Так и не уразумев ситуации, он счел за благоразумное объявить перерыв до следующего дня.