На этом штормовом переходе команде здорово досталось на авральных работах с парусами, постановку и уборку которых сильно осложнял ураганный ветер, поскольку никаких подручных механизмов в виде электрических лебедок на шхуне не было, и все приходилось делать вручную. Часто за один конец нирала (трос, притягивающий парус на рее «бри-фок» к мачте), хваталось до десяти пар рук одновременно и они с трудом справлялись с порывами ветра.

При аврале основная, так называемая «ударная» группа матросов закреплялась на носовой части шхуны, на фок-мачте, которая перегружена парусами, на бушприте с тремя кливерами и стакселем. Два Виктора, напарники-курсанты, были расписаны на бушприте и на фок-мачте, и им особенно доставалось на этих «передовых» позициях во время шторма.

В любую погоду они пробирались на нок бушприта, который находился в двенадцати метрах от носовой части шхуны, и балансируя на этом тонком бревне, убирали или ставили паруса. Хотя они и закреплялись страховочными поясами к вантам бушприта, но иногда приходилось на некоторое время освобождаться от пояса, так как он мешал дотянуться до шкота и закрепить его.

При этом в штормовую погоду бушприт на волнах поднимался почти под облака, и потом вонзался в морскую пучину, и курсанты изо всех сил обнимали бревно бушприта, уходя вместе с ним под воду и, вспоминая всех святых, умудрялись продолжать свою работу. Даже в такие минуты они ни разу не пожалели, что погнались за романтикой, вместо того, чтобы стоять на мостике крупных океанский лайнеров, и, не прилагая никаких усилий, слегка нажимать на кнопки электрического управления рулем. А после вахты принять горячий душ с настоящей пресной водой и посмотреть фильм в уютной столовой. У курсантов и в мыслях не было отказаться от выбранного ими пути и оставить полюбившуюся им парусную шхуну, несмотря на все неудобства и невзгоды.

Работа с парусами на бушприте самая опасная, под ним натянута страховочная сетка, а под сеткой бушует морская волна и в шторм бушприт вместе с матросами зарывается в эту волну, а водяные брызги во время сильного шторма и ветра обдают матросов с ног до головы.

Чтобы тебя не унесло в море, надо страховочным поясом с цепью и карабином на конце прицепиться к боковым штагам бушприта. Но если зацепиться в самом начале, то цепь не даст пройти на нок бушприта, где надо убирать паруса, и надо было проявлять быстроту и ловкость, чтобы успеть до очередного удара волны, пулей пролететь-проползти двенадцатиметровое расстояние, добраться до нока бушприта и успеть закрепиться карабином за боковой штаг бушприта. Со стороны это может казаться захватывающим экстримом, а для курсантов была обычная тяжелая и очень опасная работа, поэтому постановкой парусов в передней части судна подстраховывал и руководил сам боцман.

К тому же, в районе северной части Тихого океана, где шхуна проводила свои геофизические наблюдения, в это зимнее время года было уже весьма холодно, и штормовая роба не спасала от ледяной воды и тем более не грела. Чтобы ребята не простудились после таких водных процедур, старпом прибегал к народным средствам, и после каждого такого аврала приглашал боцмана и этих двух работавших на бушприте курсантов к себе в каюту, наливал каждому по стакану чистого спирта, который он всегда для таких случаев держал про запас, заставлял выпить и приказывал немедленно переодеться в сухую одежду и идти спать.

Естественно, этот «героизм» ребят и принятие особых лекарств для профилактики простуды не остались без внимания остальных членов экипажа, и по этому поводу было много шуток и зубоскальства, но не злословия – все прекрасно понимали ситуацию. Находившийся в составе научной группы экспедиции корреспондент «Комсомольской правды» написал в газету небольшой очерк, в котором красочно описал действия ребят с указанием фамилий в сложных штормовых условиях, и из Гонолулу очерк был отправлен в Москву.

Через некоторое время уже на следующем переходе было получено подтверждение о том, что очерк напечатан в газете. Произошло это следующим образом. Виктор сменился с вахты и зашел в кают-компанию, где его встречали все свободные от вахты члены команды и ученые. Корреспондент зачитал радиограмму отца Виктора «…Сынок гордимся тобой за героическую работу на благо нашей Родины на шхуне «ЗАРЯ»..». После этой радиограммы было много шуток и подначек, и ребята часто, шутя, при встрече произносили ставшую крылатой фразу – «Гордимся тобой…».

После всех этих штормовых мытарств, во время которых продолжалось проведение запланированных научных измерений и прочих связанных с этим работ, шхуна, наконец, вернулась в Гонолулу. Как потом рассказывала Кристина, случайно оказавшаяся в порту во время их прихода, на шхуну нельзя было смотреть без слез: порванные паруса, выломанные фальшборта, поломанный рангоут и разорванные снасти.

Когда Виктор после швартовки сошел на причал и посмотрел со стороны на шхуну, он сразу вспомнил висевшую в холле общежития училища картину Айвазовского «Бриг «Меркурий» с пробитыми турецкими ядрами парусами и пробоинами в корпусе. Это был героический корабль и стоит сказать несколько слов о его неравном бою с турецкими кораблями.

24 мая 1829 года российский фрегат «Штандарт» и бриги «Орфей» и «Меркурий» крейсировали у входа в пролив Босфор, наблюдая за турецким флотом. Заметив турецкую эскадру в составе четырнадцати кораблей, они поспешили донести об этом командующему флотом. Более быстроходные «Штандарт» и «Орфей» ушли вперед, а тихоходный бриг «Меркурий», по согласованию с командирами двух ушедших кораблей, принял бой.

От турецкой эскадры отделились два линейных корабля: 110-ти пушечный «Селимие» под флагом командующего турецким флотом, и 75-ти пушечный «Реал-бей», которые в надежде на быструю победу направились к бригу «Меркурий». Командующий турецким флотом хотел показать своим подчиненным, как он расправится с русским кораблем и надеялся принудить его сдаться после первого же залпа с обоих турецких кораблей, поскольку русский бриг с его двадцатью пушками не представлял, по мнению турецкого адмирала, для них серьезной угрозы.

Однако командир «Меркурия» капитан-лейтенант Казарский думал иначе. Обратившись к команде с призывом «не посрамить чести Андреевского флага», он смело вступил в бой турецкими линкорами, которые имели десятикратное превосходство в вооружении.

Казарин был превосходный моряк и провел не одно морское сражение. Используя свое морское мастерство и отличную выучку артиллеристов, командир «Меркурия» умело лавируя между турецкими кораблями, открыл по ним прицельный огонь, снес главные мачты и вынудил оба линкора выйти из боя. Остальные турецкие корабли стояли в стороне и участия в бою не принимали, разумно полагая, что Аллах все рассудит сам.

«Меркурий» получил серьезные повреждения, но смог самостоятельно, в том числе и с помощью весел, которые были предусмотрены для этого типа кораблей, отправился в сторону своей гавани. Ушедшие раньше корабли «Штандарт» и «Орфей», услышав звуки канонады, были уверены, что русский бриг в плен не сдастся, а противостоять целой эскадре он просто физически не в состоянии, поэтому решили, что он потоплен, и приспустили в память о нем флаги.

Каково же было их удивление, когда спустя некоторое время они увидели едва двигающийся бриг «Меркурий» с порванными парусами, дырами от ядер в бортах и пробитым многочисленными пулями, но гордо развевающимся на гафеле Андреевским флагом.

Россия по достоинству оценила подвиг моряков «Меркурия» и ставило их в пример потомкам, о чем и гласит следующее послание.

«Если в великих деяниях древних и наших времен находятся великие подвиги храбрости, то сей поступок должен все иные помрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми буквами на храме Славы – оно называется капитан-лейтенант Казарский и бриг «Меркурий».

В ознаменовании этого беспримерного подвига в Севастополе на морском бульваре поставлен памятник с надписью:

«Казарскому. Потомству в пример».

Вот такая история вспомнилась Виктору, когда он смотрел на потрепанную суровыми штормами шхуну и с некоторым оттенком радости подумал, что шхуне придется постоять в порту, чтобы привести ее в порядок, и им удастся еще погулять по гостеприимной земле Гавайских островов.

По календарю в Москве было Рождество, по нашему середина зимы, а в Гонолулу было жарко, и повсюду царила рождественская елочная суета. Везде торговали подарками, все было красочно, играла музыка, атмосфера была очень праздничной.

За время вынужденной стоянки на шхуну приходило много гостей, чтобы осмотреть необычное судно и пообщаться с советскими моряками. Курсанты и члены команды вдоволь нагулялись по Гонолулу, посмотрели музеи, отдохнули на пляже, позабыв на время жестокие шторма, в которых они недавно побывали.

Особенно курсантам запомнилось посещение Гавайского университета, куда они попали по приглашению ректора и студентов отделения русского языка. Студенты устроили морякам настоящий праздник с играми и развлечениями местной молодежи. Но главное, они стали учить русских моряков входившим в то время в моду танцам – твисту и рок-энд-роллу, что курсантам очень понравилось, и по возвращению на Родину они стали одними из первых распространителей этих танцев, к большому неудовольствию многочисленных блюстителей порядка – милиции и дружинников.

Когда шхуна завершила ремонт и выходила из Гонолулу, на берегу собралась приличная толпа знакомых и новых друзей, члены команды бросали с отходящей от причала шхуны красивые цветочные гирлянды – по поверью тогда опять вернешься в этот благодатный край. И Виктору через много лет посчастливилось еще раз побывать в Гонолулу, но уже с рабочим визитом.