НАБЛЮДЕНИЯ И ЗАМЕЧАНИЯ
Описанные здесь языки составляют сравнительно малую долю всех, «имеющих
хождение» в детских городских и сельских группах. Некоторое число их
не вошло в мое настоящее описание по случайным причинам; в большом
количестве они остаются недостаточно примеченными.
Почти все «школьные способы скрывания истинного смысла речи прибавлением
к слову или каждому слогу какого-нибудь «условного слога» (определение
Поржезинского), или «разные коверкания языка у школьников» (по
определению Томпсона), как и другие описанные способы взаимообщения
через слово, дети и подростки называют языком. Но для каждого языка
обычно нет определенного наименования; в жизненном обиходе языковой
общины употребляется чаще всего описательное выражение, напр., «говорить
на бер», «говорить на шицы» и т.п. (§ 3, 9, 13, 14, 15, 16); для
некоторых, напр., argot (§ 27), нет никакого обозначения; сравнительно
редко встречаются названия, напр., тутни, зутни, оборотный,
тарабарский (§ 4, 5, 24, 25, 26).
Все описанные языки должны быть отнесены к тайным языкам: все они
(некоторое исключение можно сделать для заумного языка) имеют целью
сокрытие тайны. Правда, часто язык служит у малых детей и для забавы, но
не они должны браться во внимание, а группы более старшего возраста,
являющиеся если не создателями (§ 17) и не всегда преобразователями
языка (§ 23), то хранителями, носителями его; в этих группах пользование
языком имеет целью «скрывание смысла речи» (§ 3, 5 и др.); если в этих
группах и наблюдаем игру языком (с целью ли обратить на себя внимание,
или с целью заинтриговать кого-нибудь), то и в этих случаях общее
положение не нарушается: заинтриговать можно только неожиданным,
неизвестным, тайным.
Все эти языки, по Поржезинскому, – «естественные продукты общежития
людей, и развиваются они на фоне обычных языков». Выделив детский
заумный язык и argot, обо всех остальных описанных тайных языках можно
сказать, что в них звуки, грамматический строй, значения слов, часто
словарный состав – все сохраняется из обычного языка главной языковой
общины (языка взрослых).
Три вида слов можно наблюсти в тайных детских языках. Заумные слова (§
1) просты: они представляют один легко узнаваемый элемент – только
словесный знак. Большая часть слов (§ 3–26) состоит из двух элементов –
словесного знака и значения. В словах детского argot (§ 27) часто
находим три элемента – словесный знак, значение и художественный образ.
Особенностями детских тайных языков, сличительно с повседневным общим
языком, надо считать прежде всего способы словообразования: включение в
«основу» слов односложных и многосложных частиц (§ 3, 4, 5 и мн. др.),
замена окончаний (§ 18–22), перестановка звуков (§ 23, 26), склеивание
разных слов (саракот, напр., § 27). В то время как обыкновенный язык,
по-видимому, обнаруживает тенденцию к ограничению числа звуков в целях
возможно широкого и быстрого общения, в тайных детских языках
наблюдается противоположная тенденция – к увеличению (нагроможденью)
числа звуков в словах (§ 4, 5 и др.) в целях затруднить понимание языка
для чужих и тем самым мешать его распространению.
Наряду с увеличением числа грамматических ударений и некоторой
подчеркнутости их (§ 4, 5, 6, 7 и др.) во всех описанных языках
(исключение составляют, не говоря о заумном, argot и тарабарский)
наблюдается почти полное устранение смыслового (логического) ударения и
заметное угасание эмоционального тона, которым сопровождается в обычном
языке «передача понимаемого нами осмысленного содержания сообщения»,
по слову Шпета.
Приметной особенностью большей части языков является быстрое
произношение и как следствие – сокращение пауз до возможного минимума.
Утрачивая в одном отношении, некоторые языки выигрывают в другом: напр.,
скопление гласных создает музыкальность языка (§ 4, 5, 10 и др.).
Очень редко удается установить, кто является творцом, изобретателем того
или другого языка (в сделанном описании только в одном случае дается
такое указание – § 17); немного чаще встречается возможность говорить о
преобразовании языка и о преобразователях (см. § 4, 5, 23).
Носителями их являются преимущественно городские дети, как мальчики, так
и девочки; если они наблюдаются у некоторых групп сельско-деревенской
детворы, то, за редкими исключениями (§ 19), почти всегда можно
установить воздействие – посредственное или непосредственное – города (§
4, 22, 24, 26).
Возраст их – от 8 до 15 лет; в отдельных редких случаях можно говорить о
пользовании тайными языками детей более младшего возраста, несколько
чаще – подростков старше 15 лет. Период раннего детства, как и начало
второго периода, видимо, не создает тех условий, которые вызывают
появление тайного языка. В одних случаях, может быть, анатомические
основы речи у детей недостаточны для овладения сложным языком и особенно
манерой произношения. В других случаях, может быть, еще нет таких тайн,
которые послужили бы толчком к усвоению тайного языка. Такое
предположение подсказывается тем наблюдением, что ребята этого возраста,
перенимая от старших тайный язык и пользуясь им как тайным при общении
со старшими, в своем кругу, в кругу однолеток, пользуются им только для
развлечения, ради забавы.
Превращаясь в средство для забавы, такой язык теряет свое основное
свойство, т.е. перестает быть тайным; поэтому ребята постарше иногда
изобретают особый язык, недоступный малышам (§ 17).
В городе или районе, на территории школы существует несколько языковых
общин; каждой желательно иметь свой тайный язык; обыкновенно каждая
община владеет не одним языком; один их них – в роли эсперанто,
употребляющийся для сношения с другими языковыми группами. Иногда группа
девочек имеет свой тайный язык, который не должны понимать мальчики; к
нему они прибегают в случаях необходимости обменяться между собою словом
в обществе мальчиков.
Большая часть описанных тайных языков сравнительно легко дается и
неграмотным членам языковых групп (§ 4, 19 и др.). Разница между
грамотными и неграмотными в границах языковой группы заключается в том,
что господствующий в определенной провинции говор (акающий или окающий)
у неграмотных выступает заметно, в то время как члены языковой общины,
отягощенные школьной грамматической эрудицией, гласные, а иной раз и
согласные, звуки произносят «по-книжному» (§ 7, 16, 18); стоит отметить
также большую свободу неграмотных в разделении слов на слоги (§ 16, 18 и
др.).
Изобретение нового языка – дело, надо думать, далеко не повседневное.
Обыкновенно язык получается, как культурное наследство, младшими
товарищами от старших. Но унаследованный язык, как сказано, иногда
творчески перерабатывают, применяясь к обстоятельствам, вкусам и пp.,
подвергая изменениям, преобразованиям. Источники, питающие детское
языковое творчество, различны. В отдельных, не очень редких, случаях
можно наметить и книжные изводы: «Маленькие дикари» С.Томпсона дают
готовый язык и подражания ему (§ 4). «На крайнем севере» Лонга
обогащает детский словарь, дав прозвища и обозначения, которые вошли
составною частью в тайный язык (§ 4); то же приходится сказать про
«Песнь о Гайавате» и о романах Фенимора Купера; Аверченко
подсказал принцип или, правильнее, дал эмбрион оборотного языка (§ 24);
кажется, через сочинения Мельникова-Печерского вошел в детскую среду
тарабарский язык (§ 26); через сборник детских пьес вошел в обиход
подражательный язык (§ 22).
Некоторые из тайных детских языков отличаются удивительной живучестью.
Для одного имеем засвидетельствование его по меньшей мере
шестидесятилетней давности (§ 19); нет оснований отказываться от мысли,
что давность существования другого языка должно измерять по малой мере
десятилетиями, разделяющими начало нашего столетия oт времени пребывания
в бурсе Помяловского (§ 23), и пр.
Некоторые из описанных детских языков имеют большое географическое
распространение; см. § 5, 7 и др.
Каким требованиям должен удовлетворять искусственный, в частности,
тайный язык, чтобы привиться в детском обществе, сохраниться и широко
распространиться?
Требования эти (поскольку дело не касается тарабарского языка и argot)
главным образом практического характера.
а) Прежде всего этот язык должен быть непонятным для непосвященных. Как
только язык дешифрирован, особенно взрослыми, немедленно его осложняют
или совершенно оставляют, заменяя новым (§ 23): хорошая группа недаром
владеет несколькими языками.
б) Он может и, чтобы возбудить интерес, должен быть сложным и трудным,
но в меру – не настолько, чтобы им не мог овладеть круг детей и
подростков, корпорация.
Пользуются предпочтительно тем языком, который в определенных
обстоятельствах является наиболее полезным, целесообразным. Меньший
возраст обыкновенно пользуется языками более простыми – в меру сил и
возможностей (§ 8, 13, 16). Восходя «от силы в силу», тонко овладевают
более сложными и, значит, более трудными языками.
в) Строение языка должно обеспечивать быстроту произношения. Быстрота
произношения преследует те же цели сокрытия тайны (§ 3, 8, 9, 23).
Она достигается выбором четких вставных слогов, помещением ударения в
самом начале слова или определенной группы звуков или в конце; в средине
слов ударение если и встречается, то очень редко.
г) К искусственному языку предъявляются и требования эстетического
порядка: он должен быть звучным и ритмичным.
Звучность достигается или равномерным чередованием гласных и согласных,
или преобладанием гласных (§ 4, 5, 17); или подбором звонких согласных
(§ 19); во многих случаях наблюдается ассимиляция соседних или
несоседних звуков – гармония гласных, состоящая в том, что гласные утка
частично или полностью уподобляются гласным основы (§ 4, 5, 10, 11, 23).
Члены языковой общины, не лишенные «чувства языка», в затруднительных
случаях умеют избежать всего неуклюжего, жесткого, мертвого, сухого в
используемом языке (§ 6, 10, 13, 17, 23, 24). Повторение через
определенные, иногда точные, промежутки времени одних и тех же тонко
подобранных звуков и их комплексов нередко сообщает речи ритмичность.
Косность неподвижных привычек и правил пользования словом преодолевается
со смелостью, ничем не ограниченной, и радостью, не отравленной робостью
и сомнением.
(При оформлении материала использованы иллюстрации Б.Лебединского к
работе Г.С. Виноградова «Детские игровые прелюдии» (1927-29).)