СССР, Ленинград, 31 декабря 1983

Совет Артели очень редко собирался в этом доме. Для его заседаний имелись места более удобные: конспиративные квартиры по всем городам и весям Союза. Там можно было быстро собраться, не привлекая лишнего внимания властей и в тайне от противника, и так же быстро рассыпаться, бесследно растворившись на просторах громадной страны.

Но этот трехэтажный, розового гранита, особняк с цветистой полоской мозаики над верхними окнами, особняк в самом центре бывшей столицы, в двух шагах от Исаакия, незаметным назвать было невозможно. Сейчас в нем располагалась какая-то скучная советская контора, но в славные имперские времена им владели люди значительные: директор Царскосельского лицея, пара сенаторов и даже один из убийц императора Павла. Перед самой российской катастрофой одна богатая дама подарила его своему мужу — деятелю из тех, кто усердно катастрофу эту на свою голову приближал: видному члену партии кадетов и депутату Госдумы. Но прославлен дом был не им, а его сыном, ставшим в эмиграции знаменитым, хотя и с оттенком скандала, писателем. Несмотря на то, что его произведения оставались в СССР под запретом, все нынешние обитали дома были прекрасно осведомлены, у кого гостят, и с некоторым пиететом относились к останкам легендарной старины — огромному, во всю стену, зеркалу на площадке второго этажа, чудом сохранившемуся цветному витражу в стиле рококо, а главное — к бывшему будуару хозяйки, высокому помещению с лепниной, дверями резного дуба и умопомрачительным камином, дерзко оправленным в дерево. Разумеется, камин давным-давно не функционировал, да и всё здание требовало основательного ремонта. Но пребывать в нем всё равно было приятно.

Запасной штаб-квартирой Артели дом был уже давно, чуть ли не с самого бегства хозяев за кордон. Но какая-то информация о тайном использовании помещений всё равно просачивалась в администрацию многих сменившихся здесь контор, что ослабляло конспирацию. Потому дом относился к Артели, скорее, как музейный экспонат, напоминающий о грозных временах смуты.

Но сегодняшнее совещание Ак Дервиш почему-то назначил именно здесь, а в Артели не принято обсуждать приказы Батыря батырей. Провели обычные спецмероприятия: соответствующим чиновникам были спущены нужные указания, кто-то получил денежное вознаграждение, кто-то дефицитный подарок. По случаю приближающегося Нового года, сотрудников конторы распустили засветло. Охрана на эту ночь со здания была снята, сигнализация отключена, и, как обычно бывает при общем сборе батырей, точка была плотно блокирована секретами соработников — оперативников, стражей и снайперов.

На сей раз Совет был в полном составе — Герш Лисунов восседал в кресле у камина, покуривая драгоценную манильскую сигару. В другом кресле основательно укоренился владыка Назарий. Мастер, как всегда, практически, слился со стеной. Остальные сидели за длинным столом посередине комнаты, служащим в конторе для утренних пятиминуток. У дальнего его конца красовалась наряженная елочка, чье легкомысленное убранство резко контрастировало с суровым видом сидевшего на месте директора Ак Дервиша.

— Господа Совет, — произнес он негромко, но в резко нарушенной тишине все одновременно вздрогнули. Кроме Мастера, конечно.

— Дела наши незавидны, — продолжил глава Совета, и собравшиеся кивками подтвердили этот бесспорный факт.

— Я не собираюсь оправдываться, хотя и чувствую свою вину в том, что отпустил Отрока с отрядом "Лейла". Однако вы должны понять, что выхода у меня не было: в выборе Отрока я не властен.

— Мы понимаем, — с горечью уронил Палыч.

Он сильно осунулся, не спрашивая разрешения, прикуривал одну сигарету от другой.

— Прекрасно, — кивнул Дервиш, — значит, мы можем перейти к обсуждению текущей конфигурации. Поскольку операцию "Лейла" курировал я сам, мне и докладывать.

Он недовольно втянул носом табачные миазмы, и вдруг, к изумлению большинства присутствующих, вытащил из кармана кисет, старую изогнутую трубку, и стал тщательно её набивать с помощью миниатюрного серебряного уплотнителя. Говорить, впрочем, при этом не прекратил.

— Явной целью операция имела заброску агента "Лейла" в ставку лидера моджахедов Ахмада Шах Масуда в Панджшерском ущелье. Лейла получила задание войти в контакт с Масудом и вызвать его доверие с целью дальнейшей агентурной работы под прикрытием. Неприятель об этих планах был осведомлен. Мы рассчитывали, что Клаб беспрепятственно пропустит группу, дабы получить контроль над внедрённым агентом. Однако…

— Однако они предпочли перестрелять их, — горько уронил Палыч, нервно давя в пепельнице очередную сигарету.

— Батырь Учитель, позвольте напомнить вам о субординации, — мрачно одернул Ак Дервиш, но тут же сам согласился:

— Да, мы не учли, что у противника может быть иная логика. Впрочем, о судьбе отряда ничего не известно с 20 декабря, когда мы получили от него радиограмму, что он попал в засаду и принял бой в горах афганского Бадахшана. Наши вертолеты были там через час, однако поиски на месте боестолкновения ничего не дали — ни трупов, ни раненых, лишь кровь на снегу, осколки и стреляные гильзы.

Он, наконец, набил трубку и долго раскуривал от спички. Выпустив клуб дыма, заключил:

— Разумеется, мы не прекращаем поиск. Но надежды всё меньше день ото дня.

— На днях я еду в Афганистан, — тихо произнес Мастер, и все, как всегда, вздрогнули, осознав его присутствие.

— Мы с тобой уже говорили об этом, — поморщился Дервиш. — Должен ехать я, в конце концов, это мой регион.

— Ты нужен здесь, — Мастер отвёл возражение так, что стало понятно — он делает это далеко не в первый раз. — А я разыщу Руслана где угодно.

— Если он жив… — обронил Дервиш.

— Если он жив, — без всякого выражения повторил Мастер.

— Кто ещё причастен к этой операции? — нервно бросила Княжна. Лицо её напоминало маску слоновой кости.

— Учитель и Герш, — ответил Батырь батырей из клуба дыма.

Княжна дернулась и гневно уставилась на Лисунова, который ответил ей любезной улыбкой.

— Полноте, ваше сиятельство, — спокойно проговорил Ак Дэ, и она стухла.

— Зачем вообще было посылать на эдакое дело юную девицу? — пробасил из своего угла Назарий.

Палыч поморщился и переломил не закуренную сигарету.

— Думаю, остальным членам Совета пора узнать подробности, — мягко заметил Дервиш.

— Её нашел я, в Москве, случайно, — неохотно начал Палыч.

Потянул, было, ещё одну сигарету, но передумал.

— Я с ней познакомился… да что там, она познакомилась со мной, в школе рабочей молодёжи — вёл там три-четыре часа в неделю на полставки, нужно было, чтобы зачли стаж работы на предприятии. Там училась её мать. Дочку она оставляла в пустом классе, пока занималась. Там я её как-то и обнаружил — срочно требовалось поработать над артельными бумагами, и я искал тихое место.

Лицо его от воспоминаний на миг просветлело.

— Вы знаете, что я тогда состоял в Приказе вербовки, и в этих делах разбираюсь. Лицо человека, способного принять Игру как свою жизнь и смерть — оно особое. Конечно, у детей это не так выражено, но Алиса — да, её зовут Алиса — была чрезвычайным ребенком. Я опешил — не столько от того, что вижу в пустом классе маленькую девочку, сколько от этого выражения готовности к жертве и радостного ожидания…чего-то, что она ещё не понимает. Точно такое же лицо было у Руслана, пока он не узнал об Игре… А потом — целеустремленность и покорность долгу.

Учитель всё-таки зажег новую и молчал, пока не выкурил треть.

— У Алисы тоже стало такое лицо — когда она узнала… Но тогда она просто и серьёзно поздоровалась со мной, спокойно объяснила, что тут делает и попросила разрешения остаться — откуда-то знала, что я тут преподаю.

— Вы что, сразу решили, что она пригодна для Игры? — бесстрастно спросил Мастер.

— Нет, конечно, — помотал головой Палыч. — Вы же знаете, я сам безотцовщина… Долгое время был таковым… Судьба этого ребенка, оставленного одного, пока мама учится, была для меня очевидна. Мать-одиночка, лимита, крохотная комнатка в общежитии, где они спали на одной кровати, ткацкая фабрика, вечером — ШРМ… Просто…мне стало её жалко. Ну, и предчувствие какое-то, это обязательно… Короче, мы вместе дождались её мать, и я с ней познакомился. Конечно, та подумала, что я заинтересован ею. Это могло быть правдой: Мария Загорянская была очень красива. Её обстоятельства были на виду, но о прочем она никогда не рассказывала. По крайней мере, при её жизни я так и не узнал, кто был отцом Алисы. Она записала её на имя своего отца — Петровна, я сначала подумал, что девочка — отпрыск инцеста, такое случается, вы знаете. Но потом понял, что ошибаюсь: о покойном отце Маша всегда говорила с уважением, и из родной Коломны уехала только после его смерти. Она мечтала поступить в ГИТИС, и, думаю, у нее были шансы.

— Др-руг мой, — мягко вступил Герш, — всё-таки объясните, какие у вас были основания вводить девочку в Игр-ру?

— Я с первой минуты не сомневался, что она создана для Игры, — твердо ответил Палыч. — У неё феноменальные данные, которые до сих пор ставят в тупик наших специалистов. Интеллект, способность к адаптации, актёрское мастерство. При этом — абсолютное хладнокровие в экстремальных ситуациях, стратегическое мышление и умение волевым усилием подавлять рефлексии. То, из-за чего Руслана батырь Мастер именует "ходячей смертью"… И все это врождённое, наставникам в московской обители Святого Георгия почти ничего не пришлось ей ставить, только нарабатывать технику.

— Готов поверить, — кивнул Мастер. — Но почему мне не дали поработать с этим ребенком? Было бы интересно…

— С ней работали специалисты-дамы, — ответил Дервиш, выбивая трубку в хрустальную пепельницу директора конторы. — Ты должен понимать, почему.

Мастер скептически пожал плечами.

— В моём деле женщина не может быть специалистом.

Княжна злобно, но тихо фыркнула.

— И тем не менее, — закрыл тему Батырь батырей.

— Мне бы не хотелось говорить про девочку плохо, — осторожно вставил владыка Назарий, — но я несколько раз с ней беседовал и у меня сложилось впечатление, что её духовный рост не поспевает за житейским. Может быть, это обычный подростковый максимализм, но я не рекомендовал бы её сейчас для серьёзных операций.

— Это переходный возраст, владыка, — возразил Палыч. — И в любом случае мы вынуждены были рисковать. Под угрозой — Деяние…

— У Руслана таких проблем не было. А ведь они почти ровесники… — заметил Назарий.

— Руслан — мужчина, — веско произнес Дервиш. — А в этом деле, уж поверьте старому шпиону, необходим агент-женщина. Но любая разведка, использующая женщин, напоминает игрока, идущего ва-банк: он или всё приобретет, или всё потеряет…

Архиерей тяжело вздохнул и замолк.

— Я устроил Алису в свою закрытую спецшколу для отпрысков советской элиты, — Палыч продолжил, будто его не прерывали. — Она прекрасно училась, но чувствовалось, что ей хочется много большего, и что она знает, что рано или поздно с ней произойдет…нечто. Потом она мне говорила, что всегда понимала: это придет через меня, что я не просто так появился в её жизни…

Он снова потянулся к пачке, но вдруг злобно скомкал её и отбросил в корзину.

— Примерно через полгода после перевода в спецшколу на неё вышел Клаб. Один Бог знает, как они до этого додумались, очевидно, рыскали за Отроком по всей стране и цеплялись ко всем неординарным ребятам.

— Они на это задействовали несколько тысяч агентов по всему Союзу. Кроме того, их прогнозисты сумели вычислить кое-какие данные, сузившие круг. Алиса попадала в него идеально, — пояснил Дервиш.

Палыч кивнул.

— Алиска и сама не особенно береглась, хотя я осторожно пытался её урезонить. Проделывала такие кунштюки, что я за голову хватался…

— Да, они должны были обратить внимание на десятилетнего ребенка, который вместо заболевшей подруги, заморочив голову родителям и всем надзирающим органам, уехал на неделю с детской делегацией на Кубу, да ещё произвел фурор в тамошнем обществе… — заметил Ак Дэ. — Нам пришлось немало попотеть, чтобы сгладить ситуацию.

— Я знаю за ней ещё десяток подобных хулиганств, — в голосе Палыча промелькнула гордость. — А ведь ей ещё не было десяти лет. Не знаю, с каких пор, но вскоре клаберы абсолютно уверились, что имеют дело с Отроком. То, что Отроки всегда были мальчиками, их почему-то не смутило.

— А почему это должно было их смутить? — заметил Герш. — Нигде не написано, что Отрок обязательно должен быть мужчиной…

— Нигде не написано, что Отрок вообще должен быть… — парировал Палыч.

— Интерес к себе неких сил она заметила очень быстро, но вскоре агенты Клаба уже говорили с ней прямо. Разумеется, про Игру всё изложили в своей интерпретации: благородный цивилизованный Запад противостоит варварским ордам с Востока. И просчитались. До этих пор Алиса думала, что вот, началось то, для чего она предназначена. Её только несколько удивляло, что я в этом никак не задействован. Но после таких бесед она поняла, что имеет дело с неприятелем. И сразу всё рассказала мне.

— Положение было щекотливое. Я тогда даже не ставил вопрос об участии Алисы в Игре, поскольку по уставу мы не можем привлекать детей до тринадцати лет. Но она уже знала очень многое. Я вынес вопрос на Совет, и, как некоторые тут помнят, получил разрешение посвятить её в суть дела…

— Го-оспода, — прервал его Герш, взглянув на свои старинные карманные часы, не иначе, как принадлежавшие некогда князю Потемкину-Таврическому — настолько они были усыпаны бриллиантами, — Новый год через две минуты.

— Батырь, неужели вы способны материализовать сейчас бутылку шампанского? — с иронической улыбкой оборотилась к нему Княжна.

— И не одну, ваше сиятельство, — невозмутимо подтвердил почтенный плейбой, пододвигая к своему креслу объемистый чемодан.

Будучи раскрыт, он предстал переносным холодильником, удобно разместившим в ячейках три бутылки Дом Периньон 1973 года и шесть хрустальных бокалов.

Против кратковременного перерыва никто не возражал. Только Мастер проворчал:

— Крымское было бы патриотичнее…

— Теперь оно называется "Советским", — заметил Палыч, поглядев на того с удивлением. Похоже, до него одного дошел невероятный факт: Мастер изволил отпустить шутку.

Вино быстро разлили и посмотрели на Ак Дервиша в ожидании тоста.

— Господа соработники, — не заставил тот себя ждать. — Мы пережили год тяжёлый и волнительный. Игра не всегда конфигурировалась так, как хотелось бы нам. Конец года был трагичен. Но вся история нашей игры до сих пор подтвердила всего один, но зато бесспорный факт. Вы знаете, какой.

— Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра, — почти хором произнесли члены Совета Артели.

— Так, — кивнул Дервиш. — А значит, рано успокаиваться и переживать своё поражение. Мы живы, живы неприятели, и — я горячо уповаю на это — живы наши потерянные дети вместе с Отроком. А значит, нам предстоят бои, и не имеет значения, победим ли мы в них или будем биты. За Игру!

— За Игру! — выдохнуло собрание, и все опрокинули бокалы.

— Герш, ты не обидишься? — грохнув пустой бокал о пол, спросил Дервиш.

— Я бы обиделся, если бы ты этого не сделал, — отвечал Лисунов, грохая свой.

Его примеру последовали все остальные.

За окном раздались хлопки и крики. Никто не обратил на них внимания — советское население вылезло из квартир после телевизионной речи генерального секретаря и первых бокалов и стопок, закушенных "оливье" и "шубой". Но Ак Дервиш встрепенулся и приблизился к окну, осторожно заглянув за шторы. Палыч посмотрел на него вопросительно. Батырь Совета резко подал знак к молчанию.

— Господа, — произнес он вполголоса, — должен сообщить вам преприятное известие: нас атакуют клаберы.

— Какие клаберы? — глаза Княжны под очками округлись.

— Как клаберы? — привстал из кресла владыка Назарий.

Палыч вопросительно уставился на Ак Дэ.

Спокойствие сохраняли только Мастер и попыхивающий сигарой Герш.

— Обычные клаберы, наши дорогие противники.

Глаза Ак Дервиша почему-то искрились смехом. От него вдруг изошла удивительная волна веселья, словно в сиротский приют явился не скучный ряженый, а истинный и неподдельный Дед Мороз.

В руках Палыча вырос длинный ствол "стечкина". Княжна сжимала маленький "вальтер".

— Глушитель поставьте, ваше сиятельство, — невозмутимо заметил Мастер, непостижимым образом оказавшийся у окна. — Шум нам ни к чему.

Действительно, то, что происходило на улице, напоминало схватку под ковром двух очень тихих бульдогов. На противоположной крыше бесшумно метались черные силуэты, резко вскидывая ноги и руки. Изредка негромко хлопало. На улице тоже хлопало — бутылки шампанского в руках ничего не понимающих гуляк, выползших отметить Новый год, и бесшумное оружие клаберов и артельных. Несколько человек уже упало, их быстро оттащили в подворотни. Похоже, среди них были и случайные прохожие. Истошно заголосила женщина и тут же замолкла. Размахивая пистолетом и что-то крича, через улицу по диагонали бежал одинокий милиционер. Две тени подались к нему, быстро сбили с ног и оттащили к раненым.

— Надо уходить, — бросил Дервиш и Совет в полном составе покинул будуар матери писателя.

Охрана в приемной стояла, готовая к бою. С третьего этажа уже доносились выстрелы и приглушенная возня. Очевидно, противник проник через крышу. Несколько хлопков слилась в один громкий "пух-х-х" и драгоценное зеркало на площадке брызнуло мелкими осколками под автоматной очередью. Перед своей гибелью оно отразило резво слетавшие по лестнице гибкие фигуры в чёрном.

— Направо, — скомандовал Дервиш, — наши должны держать чёрный выход насмерть.

Совет спешно переместился за угол коридорчика, где оказался выход на узкую винтовую лестницу. Охрана осталась прикрывать отход начальства.

Считанные минуты понадобились батырям, чтобы скатиться до полуподвального помещения. Последним, пыхтя и задыхаясь, однако не отставая, двигался толстый Назарий.

Ак Дэ уверенно отодвинул от стены всякий хлам. Показалась маленькая железная дверца, на первый взгляд, наглухо заваренная. Однако открылась она от одного толчка. За ней оказался полуподвал, отделанный под жилое помещение: встроенные шкафы, мягкая мебель, приятным тёплым деревом обитые стены.

— Бывшая дворницкая, — прокомментировал батырь. — Используется конторой как квартира для гостей. Здесь переждём.

— Переждём? — холодновато спросил Палыч.

— По ситуации, — пожал плечами Дервиш, подходя к защищенному снаружи решеткой окну и вглядываясь через форточку во внутренний дворик.

Раздался негромкий лязг ведущей во двор двери, и смутная тень растворилась в темени новогодней ночи.

— Мастеру, конечно, не сидится, — хмыкнул Дервиш себе под нос.

Послышались приглушенные вопли.

— Вы как хотите, а я пошёл, — нервно бросил Палыч.

— Пожалуй, действительно нечего нам здесь сидеть, — кивнул Дервиш. — Ваше сиятельство, владыко, вас я попрошу остаться.

Княжна и Назарий одновременно отрицательно помотали головами. Ак Дервиш сокрушенно пожал плечами и двинулся к выходу. Все последовали за ним.

Бой был в разгаре. Удивительно, как мало привлекал он внимание здешних жителей, притом, что свет горел почти во всех окнах дома: контора занимала только фасадную часть, все остальное — квартиры. Разумеется, многие из жильцов в этот момент лихорадочно накручивали диски телефонов, вызывая милицию. Разумеется, им это не удавалось — связь не работала ни здесь, ни в прилегающих кварталах. На улицу выскочить тоже никто не мог — обе парадных были блокированы дюжими артельными.

На грязном снегу валялось пять-шесть трупов. Ещё десятка два бойцов, очевидно, расстрелявших все патроны, сцепились в свирепой рукопашной. Сверкали клинки, шмелями жужжали сёрикены, раздавался треск нунчаков. Капли крови и частицы раздробленных черепов летели в разные стороны. То тут, то там мелькал силуэт Мастера, он был безоружен и совсем не суетился, только его противник тут же валился и больше не вставал.

Палыч пристрелил кинувшегося на него с мачете клабера, Княжна тоже дважды выстрелила в появившегося из арки парня с автоматом, заставив того поспешно отскочить под прикрытие. Дервиш бросился в гущу схватки, проворно работая руками и ногами. Герш, было, рванулся за ним, но подкравшийся сзади тип накинул ему на шею удавку. Увидев это, Княжна вновь подняла пистолет. Но выстрелить не успела: захрипев и схватившись руками за петлю, батырь подтянул супостата к себе, движением торса перекинул через плечо, схватил за голову и крутанул, ломая шею.

Только Назарий, так и не вытащивший оружия, стоял среди кровавой вакханалии, крестясь и скорбно покачивая головой.

Бой, впрочем, уже закончился. Во дворе лежало человек десять убитых клаберов и трое артельных, остальные утирали пот и перевязывали раны. Владыка Назарий начал читать отходную.

Судя по всему, с неприятелем было покончено и на улице, и в конторе. Большая часть окон уже не горела: жители жадно смотрели на происходящее. Чистильщикам Артели придется трудиться всю ночь и ещё много дней, прежде чем происшествие будет замято. С органами милиции и КГБ работа уже шла, в конторе прибирали следы ночного побоища. Когда третьего января служащие придут на работу, они найдут все в полном ажуре, и старое зеркало по-прежнему будет сиять на втором этаже.

Вся диверсионная группа Клаба была уничтожена, но и артельные понесли значительные потери. Нескольких пленных в эти минуты уже допрашивали в Обители.

— Пошли, — кивнул членам Совета Ак Дервиш.

Под прикрытием сплошного кольца телохранителей они двинулись к припаркованным неподалеку машинам. Через полчаса никого из них не должно было быть в городе.

— Что это значит? — тихо спросил Палыч Дервиша, вновь ощутив его непонятную радость.

— Это значит, — так же тихо ответил тот, — что агент "Лейла" приступил к действиям.

Демократическая республика Афганистан, провинция Бадахшан, 5 — 20 декабря 1983

— Хотите посмотреть что за этой горой? А там — ещё одна гора… — так напутствовал их перед переходом Пянджа командир заставы, артельщик, обеспечивающий отряду "окно" в Афганистан.

Когда они по камням перешли быструю, но неглубокую на этом участке речку и углубились в горы, ступая по головоломным "оврингам" — искусственным тропам, они оценили мудрость многоопытного майора-осетина. За горами действительно открывались новые горы. И чем дальше, тем выше.

Руслану они не нравились. Может быть потому, что он впервые оказался в настоящем высокогорье, да ещё зимой. Впрочем, половину ноября они тренировались на советском Памире, и некоторую сноровку он все-таки приобрел. Но она ни в какое сравнение не шла с подготовкой его товарищей по отряду, успевших пройти стажировку в советских войсках в Афганистане. А Цыган так вообще один раз уже прошел весь предстоящий маршрут в составе разведгруппы. Даже Лейла не была здесь новичком. А он — был.

Но уступать товарищам не собирался. Да и обязан был взять на себя часть общих трудов, поскольку сам напросился в рейд.

Отряд был снаряжен как обычная группа разведчиков, вышедшая в горный поиск. За тем исключением, что настоящая группа должна быть раза в три больше. Командир Цыган, кроме автомата, нёс ручной пулемет. Ангелок — снайперскую винтовку и второй пулемет. Он и Поясок — тоже с СВД и РПГ-22 — играли роль боевого охранения. У Руслана и Лейлы было по АКМС с подствольником, кроме того, девушка, исполнявшая в отряде роль фельдшера, несла все медицинские прибамбасы, а Руслан — второй РПГ-22. При этом у всех было по два комплекта патронов, АПСБ, ножи разведчиков, проволочные удавки, саперные лопатки и ледорубы. Под серо-стальными пуховиками скрывались разгрузочные жилеты, именуемые в Афгане "лифчики", держащие запасные магазины и ручные гранаты. Но больше всех был обременен Ведмед — заместитель командира и радист: кроме автомата, РПГ-7 и пяти мин к нему, на нём висела мощная рация. Казалось, впрочем, что все эти игрушки он почти не замечает.

Десантные рюкзаки были туго забиты всякой всячиной — сигнальными устройствами, осветительными ракетами, противопехотными минами, щупами, флягами с витаминизированной водой, плащ-палатками и ещё множеством предметов, которые только кажутся мёртвым грузом, но критически необходимы для выживания во враждебных зимних горах.

Отряд неуклонно поднимался, переходя небольшие речушки, разлившиеся и бурлящие после снегопадов, пережидая камнепады и лавины. Темп движения старались сохранять как можно более щадящий: сорок пять минут хода, пятнадцать отдыха. К вечеру забивались под какую-нибудь скалу или пещеру, готовили и ели ужин, и проваливались в черную пропасть сна. Поднимались с рассветом, готовили горячую еду на примусе и трогались в путь.

Впереди всегда шел Поясок, сзади, с хорошим интервалом — Цыган и Лейла, за ними — Ведмед со Ставросом, и замыкал группу Ангелок, которому вменялось наблюдать за пройденным путем. Надо сказать, не зря: примерно через неделю после перехода через речку за ними увязался отряд духов. Очевидно, те помирали со скуки, зимуя в уединенном кишлаке, и до смерти обрадовались возможности поохотиться на "шурави аскар". Правда, охота вышла им боком.

Поняв, что отряд преследуют, Цыган приказал устроить засаду. На склоне горы, чуть выше тропы, поставили четыре противотанковые мины. Конец детонирующего шнура держал засевший за валуном Поясок. Метрах в двухстах выше засел Ангелок со снайперской винтовкой. Остальная группа расположилась ниже тропы.

Духи возникли из-за скалы тихо и неожиданно. Руслан впервые так близко видел моджахедов. Обычные афганцы: окладистые бороды, чалмы или шапки-паколь, покрывала и жилетки. У всех хорошее оружие, не хуже, чем в группе, примерно половина — советского производства. Шли молча, внимательно осматривая путь. Но особенно не осторожничали — знали, что группа мала. Самих их было больше двух десятков.

Напряжение в засаде нарастало. Руслан даже удивился, что духи не чувствуют этих звенящих вибраций, предшествующих хаосу боя. Его же душу медленно сжимали ледяные тиски. Даже неважно было, что сейчас он может умереть — к "памяти смертной" он привык давно. Просто… Он весь был, как сжимаемая пружина, жаждущая распрямиться.

Когда неприятельский отряд почти полностью растянулся по тропинке, Поясок привел мины в действие. Грохот, взметнувшийся смерч из обломков камней и кусков тел, разрешили напряжение Руслана. Пружина разжалась. Он стал в упор поливать ошеломленных моджахедов, ударной волной брошенных прямо в объятия группы.

Заговорили автоматы остальных, ухнул гранатомет Ведмеда, взметнув на тропе ещё одно облако. В общем гвалте винтовка Ангелка находила жертвы почти неслышно.

Скоротечный огневой контакт дорого обошелся духам: на склоне горы осталось валяться двенадцать, человек десять пыталось уйти, но пули остановили ещё пятерых. Выживших не преследовали, трофеи не собирали, пристрелив раненых, сразу отправились дальше. Изо всей группы пострадал только Поясок — осколками ему посекло лицо.

Им повезло, что они имели дело с моджахедами: при нападении советских солдат тоже пришлось бы драться — Лейлу необходимо было уберечь любой ценой.

С самого начала это было для Руслана загадкой. Ценность девушки казалась ему преувеличенной. Но приказ был однозначен — рейд совершается ради её заброски, что было подчеркнуто и кодовым названием отряда. А большего, похоже, никто из группы не знал.

Кроме неё, естественно. Впрочем, она никак не показывала свою важность: беспрекословно подчинялась приказам, шла наравне с парнями, тащила свою долю груза, хладнокровно расстреливала духов, врачевала натертые ноги и исполосованное лицо Пояска.

Мальчишки и не задавались вопросом, зачем сопровождают ее — артельное дело есть артельное дело, и Игра есть Игра. А Цыган, похоже, вообще был неравнодушен к её скуластому лицу и точеной фигуре, которую не мог скрыть даже толстый пуховик.

Тем больше это интересовало Руслана. В конце концов, он же был как бы сам по себе… Отчаявшись узнать что-нибудь у однокашников, он, ещё на учениях в Таджикистане, несколько раз заговаривал с ней. Пока речь касалась мелочей похода или сравнения учебы в "Кресте" и "Егории", девушка болтала волне охотно. Но как только он пытался ненавязчиво перевести вопрос на задание, сразу умолкала. В последний раз, когда он попробовал особенно хитрый подход из арсенала профессиональных вербовщиков, дико взблеснула на него кошачьим взглядом:

— Ставрос, тебе это надо? — она подняла к нему серьёзное лицо. — У тебя что, своих заморочек мало?

— У меня заморочек…много, — проговорил он столь же тихо и размерено.

И прекратил расспросы.

С тех пор их отношения стали менее напряжёнными.

С остальными членами отряда продолжалось то, что началось в Обители, но под гнетом тяжёлых трудов и постоянной опасности усугубилось. С суровым Цыганом он никогда не был накоротке, зато с Ангелком охотно пикировался, а иногда не прочь был подшутить над однокашниками, Лейлой, заданием и даже Игрой. Оба они были весьма независимы и насмешливы, но Руслан был не настолько зол. Добродушный увалень Ведмед продолжал молчаливо признавать превосходство приятеля, но когда заходил серьезный разговор, Руслан поражался точности и глубине его редких и немногословных фраз.

Поразил его и Поясок, бывший в Обители почти парией. Здесь он сбросил вечную приниженность, стал смел и дерзок, первым кидаясь на самые опасные участки. Но в перерывах между действием оставался молчаливым и угрюмым.

Чем выше поднимались, тем меньше рыскали глазами в поисках мин и позиций снайперов. От трудной отупляющей ходьбы на всех снизошло какое-то серое безразличие. Страх растворился в этой тяжёлой пелене без остатка, а к концу дневного перехода смерть от пули казалась уже желанным избавлением.

Горная болезнь подкрадывалась незаметно. Сперва судорогой схватило левую ногу. Руслан постоял, давая ей отойти, но через несколько шагов начались жесточайшие спазмы правой. Одновременно почувствовал на лице мокрую теплоту. Утёрся, на перчатке осталась кровь, пошедшая носом. Сел и стал массировать ногу. Немного полегчало. Прошел ещё несколько метров, на ходу хватая снег и прикладывая к переносице. Опять скрутила судорога.

Сел.

Пить хотелось страшно. Ещё недавно мокрая от пота одежда была суха, словно весь день лежала под жгучим солнцем. Но здесь оно не было жгучим: холодный медный таз, полный застывающей багровой крови, невыносимо давил на глаза. Опустил солнцезащитные очки. Не помогло. Попытался встать, но завалился на спину.

С трудом перевернулся на живот и лежал, от невыносимой жажды хватая ртом снег.

— Хватит снег жрать, — раздался над ним наставительный, впрочем, с немалой ноткой сочувствия, голос. — Вот через это здесь и замерзают.

Лейла рывком перевернула его, расстегнула пуховик, обнажила руку и ловко закатила несколько уколов витаминов и анальгетиков. Поднесла к губам страдальца флягу. Тот сделал несколько судорожных глотков травяного чая.

— Ну что, доходяга, полегчало? — спросила она насмешливо. — Вставай, скоро уже привал.

Руслан с трудом поднялся на дрожащих ногах. Вроде бы, держали. Прохрипел:

— Спасибо.

— Спасибо в кармане не звенит, — опять подколола она. — Держись, отрок, может, мужиком станешь…

Только многочасовые тренировки на самообладание позволили Руслану не уставиться с изумлением на девушку, несмотря на то, что именно таков был его первый порыв. Вместо этого он механически зашагал по маршруту, делая вид, что озабочен только тем, как бы быстрее добраться до привала. На самом деле лихорадочно пытался сообразить, было ли случайностью только что им услышанное.

Незаметный взгляд, брошенный на лицо идущей рядом Лейлы, ничего не прояснил — оно, как всегда, было сосредоточено и спокойно. Он решил пока считать, что отроком она назвала его нечаянно. Но факт этот теперь не покинет его памяти.

Отряд погиб через две недели после перехода границы. Уже смеркалось, когда он втягивался в узкое ущелье. Поясок исчез за поворотом, и здесь его попытались бесшумно достать из засады. Бесшумно не получилось — с торчащим в спине ножом он мгновенно вскинул висевший на плече прикладом вверх автомат и полил выскочивших духов свинцовой струей. Упали двое, но очередь с другой стороны скосила его. Ничком повалился он на чистый снег, превращающийся под ним в розовую кашу.

После первых же выстрелов отряд подался под прикрытие, только Цыган сунулся, было, за угол, чтобы попытаться вытащить Пояска, но очереди отбросили его назад.

Группа утягивалась под "стреляющую" скалу, чтобы у противника был как можно меньший сектор обстрела. Несколько небольших валунов послужили артельщикам укрытием — весьма своевременным, потому что в дело вступили гранатометы. Осколки свистели у ребят над головами, но особого ущерба пока не причиняли, поскольку стрелять нападающим было крайне неудобно. Потому молчали и гранатометы группы — пытаться закинуть мину на скалу прямо над головой не имело смысла.

Долго так продолжаться не могло. Духи постепенно стали перебираться на противоположную сторону ущелья, хотя под плотным огнем им это было нелегко. Но их было много — стрельба сверху не ослабевала, заставляя артельных вжиматься в землю, но уже нарастала и с фронта.

Все эти минуты Ведмед делал свое главное дело — разворачивал рацию и передавал на заставу, с которой они ушли, сообщение об атаке. Оттуда оно уйдет в Совет Артели, который обязательно отреагирует, своей невидимой властью подняв с одной из советских баз несколько вертолетных бортов с экипажами из артельных соработников. Но помощь эта придёт не раньше, чем через пару часов. А столько продержаться было проблематично.

Закончив передачу, Ведмед поднял РПГ-7. Осколочный выстрел разворотил верх противоположной скалы, где уже скопилось немало духов, и откуда интенсивно работал тяжелый пулемет. Почти одновременно туда послал свою мину и Руслан. Пулемет замолк, но точный выстрел снайпера ("Винтовка Бур-303, английская", — механически подумал Руслан) прошил Ведмеду грудь.

Пуля пробила "лифчик" и легкое. Ведмед страшно закашлялся, отхаркивая окрашенную кровью пену. При каждом вздохе в его груди свистело. Повалился, безуспешно пытаясь подняться.

Из-за соседнего валуна к нему ползла Лейла. Зубами разорвав индивидуальный пакет, быстро перевязала рану. К этому моменту Ведмед был уже без сознания.

Раздался жуткий вопль, и духи бросились на группу с двух сторон. Очевидно, их командир тоже понимал, что вот-вот могут появиться вертолеты, и велел атаковать. Сверху, со скалы, шел непрерывный обстрел, в промежутках раздавались голоса на ломаном русском: "Артэль, сдавайса!"

Не было никаких сомнений — засаду устроил Клаб.

Оглохший от выстрела своего гранатомета Руслан изумленно смотрел на атаку духов. Под призрачным светом почти зашедшего солнца в своих развевающихся черных накидках они напоминали огромных сказочных птиц, на лету поливающих всё огнем.

В этот момент в дело вступил Поясок, которого все уже похоронили, но кторый был еще жив. Дотащив своё тело до поворота, он подтянул РПГ-22, с трудом привстал и послал мину точно в середину атакующих, сразу же бессильно повалившись на снег. Взметнулось облако, полетели части тел. В упор ударили автоматы группы. Руслан бросил ручную гранату. Оставшиеся в живых духи спешно оттягивались назад.

Но взрыв взметнулся и на том месте, откуда стрелял Поясок. Мина, пущенная со скалы, разорвала его на куски.

На каком-то уровне сознания Руслан испытывал удивление, что воспринимает происходящее так спокойно, словно зритель в кинотеатре. При этом действовал четко и, кажется, правильно — стрелял, бросал гранаты, вжимался в землю под выстрелами неприятеля.

Со скалы ещё раз ухнул гранатомет, и отряд остался без командира. Мина прямой наводкой попала Цыгану в затылок, его отбросило далеко вперед. Обезглавленное тело ещё дергалось на земле, а душа Цыгана уже искала тропу на небо.

На рефлексии времени не было — духи атаковали опять. В этот раз дошло до рукопашной. Руслан в упор всадил целый рожок в двух лезущих на него моджахедов, но третий сбил его с ног и подмял под себя. Парень был очень силен и тяжёл, провести приём никак не удавалось. Руслан поднял глаза. На него глядело искажённое ненавистью лицо белого человека. Чалма свалилась, открыв бритую голову с оранжевым ирокезом и бритвенное лезвие в ухе.

Его Руслан и рванул изо всех сил, оторвал вместе с ухом, и несколько раз полоснул, стараясь попасть в глаза. Панк взвыл и, отняв руки от горла Руслана, схватился за лицо. Из-под пальцев выступила кровь. Освободившись от захвата, Руслан выхватил нож и всадил его в бок противника. Тот снова страшно закричал, вскочил, но, пробежав несколько шагов, упал и затих.

Руслан не глядел на него, лихорадочно вставляя новый рожок. На укрытие бежал еще с десяток духов. Он понял, что не успеет открыть огонь.

— раздались вдруг совершенно неуместные здесь слова.

Из-за дальнего валуна во весь рост поднялся Ангелок с пулеметом. Длинные очереди вонзились в накатывающую цепь и смешали ее.

Очередь рассекла его надвое. Он замолк одновременно со своим пулеметом и рухнул грудой.

Руслан, сменивший рожок, полил нападавших огнем. Не умолкал и автомат Лейлы.

Очнулся Ведмед.

С ревом выскочил он, схватил ближайшего духа за шею и рывком сломал. Резво развернувшись, полоснул другого по горлу ножом, и тут же всадил его в третьего. Подняв автомат убитого, выпустил все патроны в остальных, и дико захохотал. Он был настолько страшен, что нервы духов сдали, и они вновь подались назад.

Ведмед все стоял и хохотал, когда со скалы в спину ему ударили трассирующие очереди. Один из духов, очевидно, командир, поскольку автомат его был заряжен трассерами для коррекции огня, перебрался на удобный карниз и расстрелял в Ведмеда всю обойму.

Тело послушника обмякло, колени подогнулись, он повалился лицом в снег. Но от спины его словно бы исходило фантасмагорическое сияние, великолепное в густых горных сумерках. Это трассера, шипя, догорали в его теле.

Завороженный этим зрелищем Руслан даже не понял, что пришла его очередь. Совсем рядом бесшумно полыхнуло, и он почувствовал, что летит.

Как ни странно, он не потерял сознание. Взрывная волна подняла его и кинула в глубокий сугроб, образованный снегом, набившимся под каменный козырёк.

Он оглох и знал, что нога его очень плоха. Не мог пошевелить головой, но и смотреть на ногу не хотелось.

В полной тишине, лежа в сугробе, как медведь в берлоге, он видел удивительное зрелище: Лейла поднялась из-за валуна, спокойно отряхнулась, подняла автомат и рюкзак, и пошла к повороту дороги, на котором в сумеречном небе четко обрисовывались силуэты двоих. В неё никто не стрелял.

— Сука!

Руслан думал, что прокричал это, на самом деле из него вышел лишь хриплый стон.

Он искал автомат или пистолет, чтобы выстрелить ей в спину, но не находил. Со стоном откинулся на спину.

Один был высокий, худой и губастый молодой араб с иссиня-черной, "ассирийской" бородой, держащий "калашников" в левой руке. Второй — совсем мальчик, одетый, как все моджахеды, но с европейским лицом. У него были странные светлые глаза. В руках металась нелепо смотрящаяся тут детская игрушка — йо-йо.

— Почему ты стреляла в нас? — спросил он Лейлу, словно ничуть не удивился ее появлению. — Тебя могли убить.

— Они могли от вас отбиться, и как бы я тогда объяснила свое поведение? — пожала плечами девушка.

Мальчик чуть подумал и кивнул головой.

— Шейх, — обратился он к арабу, — пошлите ваших "Чёрных аистов" собрать трупы.

Тот отрицательно мотнул головой и размерено проговорил по-английски с вежливой интонацией:

— Думаю, на это нет времени — русские сейчас будут здесь.

Йо-йо нетерпеливо метнулось. Юноша пристально посмотрел на араба. Тот отвечал ему благожелательным взглядом чёрных, как маслины, глаз.

— Сахиб, я не успела сообщить: ближайшее совещание Совета Артели состоится тридцать первого декабря на базе "Лолита"

Президент Клаба удовлетворенно кивнул, на лице появилась редкая для него довольная усмешка. Впрочем, она тут же пропала, когда Лейла добавила:

— И ещё. В этой группе шёл Ставрос.

Сахиб вздрогнул и пристально посмотрел в лицо девушке. Наконец спросил:

— Он мёртв?

— Когда я уходила, они все были мертвы.

Сахиб повернулся к месту, где погиб отряд, потом взглянул на небо, и принял решение.

— Ладно, нет времени искать. Надеюсь, он жив. А если мёртв, обойдусь без него. Шейх, собирайте своих покойников и быстро отсюда.

Он отвернулся и засвистел. Йо-йо прихотливо порхало.

Архив Артели

Единица хранения N 010-9322

Совершенно секретно, выдается артельщикам не ниже III ранга.

Как Животворящий честной Крест вернули из плена Вавилонского в Святой Град.

Божией милостью Модест, патриарх святого Града Иерусалима и всей Палестины, братьям своим по сообществу, нареченному Отряд (прим.: Орда).

Мне хочется уподобиться евангелисту Матфею, возвестившему о рождении Иисуса Христа, Сына Давида. Я, братья мои, поведу речь и опишу дела подобно ему, но тайно, и повесть сия будет сокрыта для профанов, а видеть её смогут только глаза воинов славного нашего Отряда.

Я, смиренный Модест, бывший настоятелем монастыря св. Феодосия в Иерусалиме, вступил в Отряд, дабы послужить Богу и народу христианскому. Между тем война распространилась по всему миру так, что в нем не осталась спокойного уголка. И Судья правды, желающий не гибели грешника, а обращения и жизни, наслал на нас злой персидский род, как посох учения и лекарство обличения. 15 апреля, второго индикта, на четвертом году царствования Ираклия (прим: 614 г. от Р. Х.), враги подступили ко Святому Граду, и через двадцать дней взяли его. Злые персы и мерзкие иудеи, точно рассвирепевшие звери, бегали по городу, истребляя христиан. Животворящее Древо военачальник Расми-Зодан (прим.: Шахрвараз) отослал царю Хосрою (прим: Хосров II), и тот положил его в свою сокровищницу, ибо знал от мудрецов из сообщества Белого лотоса, наших лютых врагов, что та страна, в коей Истинный Крест хранится, будет великой. У мудрецов Лотоса были причины говорить так, ибо желали они могущества царства персидского, дабы оно с запада прикрыло великое государство Чин (прим.: Китай) от удара нечестивых последователей новой ереси, которая, как слышно, ныне очень распространилась среди агарян (прим.: ислам). Но благодать от Святого Креста подается одним только благочестивым народам, а для нечестивцев, напротив, умаляется. Не зная того, Хосрой радовался великой радостью, что овладел пречистым Древом.

Но в лето пятнадцатое после пленения Иерусалима, в девятнадцатый год царствования Ираклия, десятого индикта (прим: 28 февраля 628 г. от Р.Х.) тем же Расми-Зоданом Хосрой был убит. Царем стал его сын Сирон (прим: Кавад II Шируйе). Вскоре Расми-Зодан убил и его, и возвел на престол его малолетнего сына Ардасира (прим.: Ардашир III). Об Ардасире же этом следует сказать, что он и был Богом посланный Отрок. В этом он сам открылся старцам Отряда, после того, как святой архангел Михаил явился ему в видении и велел возвратить Крест христианам, дабы не нарушалось в мире Богом установленное равновесие.

Ардасир отпустил из плена блаженнейшего патриарха Захарию и передал царю Ираклию животворящий Крест, тем совершив свое Деяние. За что обществом Лотоса в лето семнадцатое после пленения Иерусалима, третьего индикта, был убит (прим.: 27 апреля 630 г. от Р.Х.).

21 месяца марта того же года царь Ираклий водрузил опять на своем месте славное и честное Древо Креста, запечатанное по-прежнему в ящике, как он и был взят. Ящик оставался нераскрытым, так как Сохранивший Ковчег завета нераскрытым среди иноплеменников сберёг и животворящее Древо.

На меня же, смиренного Модеста, после скорой кончины блаженного Захарии, было возложено бремя патриаршества.

Все это рассказал я вам, братья, дабы не забывали вы о милостях Божиих нам, грешным, так явственно показанным чудесным возвращением спасительного Креста. Не прогневайте Его, дабы обетованная земля вновь не рассеялась, место святости не опустело, а церкви Христа не были бы разрушены.

Во Святом Граде Иерусалиме, февраля 20, индикта четвертого, в 21-й год царствования Ираклия (прим.: 20 февраля 632 года)

С отеческими молитвенными пожеланиями и патриаршим благословением,

Модест, Патриарх Иерусалимский (прим: 18 декабря 634 года патриарх Модест был отравлен агентами Байляньшэ).

Тихий океан. Остров Монтана де ла Крус. 19 января 1984

На сей раз, когда охрана пропустила членов правления Клаба в овальный зал, Сахиб уже сидел на президентском месте. Мэм, было, радостно подалась к нему, но, не почувствовав ответного порыва, растерянно опустилась в кресло.

Она так ждала этой встречи! Когда несколько дней назад ей позвонил Милорд, кодом сообщив, что правление должно собраться сегодня на острове, и ожидается присутствие президента, она впала в светлую эйфорию, продолжавшуюся до этой самой минуты.

Все было прекрасно: Кимбел жив, и она сделала все, что он просил. Копьё у нее. Но непосредственно перед ее отбытием, в почтовый ящик ей была брошена открытка с видом тихоокеанского острова и словами, написанными знакомым неразборчивым почерком: "Все OK. За подарком приеду лично". Она поняла, что Копьё следует оставить в тайнике, куда она его спрятала.

Мэм до сих пор поражалась, насколько лёгкой оказалась эта операция. Особенно по сравнению со вступлением в Орден Саркофага. Впрочем, если бы не Джеронимо…

Джеронимо… Она до сих пор не могла понять, действительно ли разговаривала с духом индейца или ей все это привиделось от напряжения и страха. А может, "братья" действительно добавили ей наркотик в питье. Но это было неважно. Главное, тогда, в Саркофаге, всё было для неё вполне реально: вождь в призрачном синем свечении и его слова, произносимые глухим, как из бочки, голосом:

— Твой народ любит торговать. Я тоже хочу продать тебе кое-что.

— Что? — почти закричала она.

Все происходящее казалось ей страшным сном.

— То, что тебе нужно: Копьё, которым проткнули Бога.

Спазм перехватил ей горло. Несколько секунд не могла говорить, наконец, с трудом выдавила:

— Его не достать, оно в Форт Ноксе.

— Нет, — покачал головой призрак Джеронимо, — его нет в каменном вигваме бледнолицых.

— А где оно? — снова выкрикнула Мэм.

— Там же, где и мой череп, — глухо ответил призрак.

Мэм непонимающе смотрела на видение.

— Ты получишь Копьё, если поклянешься взять вместе с ним мой череп и вернуть моим людям. Пусть они захоронят его в прежнем месте.

Она молчала.

— Я хочу домой, — вновь заговорил индеец тихо и печально. — Туда, где я был, пока белые не вырыли мой прах из земли. И если он не будет упокоен, я так и буду скитаться. А я хочу домой. Кукуруза и орехи пинон, перепела и дикие индюшки, кактусы и деревья пало верде — все они скучают по мне. Они не понимают, куда я делся. Они хотят, чтобы я вернулся. Мне не нравится эта земля — то, во что вы её превратили. Помоги мне, чёрная скво!

В Мэм поднялась волна жалости.

— Я сделаю то, что ты просишь. Если это вообще возможно, — проговорила она.

— Тебе это будет легко, — заверил призрачный индеец. — А теперь слушай…

Она вернулась за стол снова под аплодисменты братии. Улыбалась, шутила. Главной ее мишенью стал бывший "Дон Кихот" — слабоумный отпрыск вице-президента.

Призрак был прав: это оказалось легко. Кажется, парню нравились чёрные женщины. Очень скоро Мэм оказалась там, где хотела — в маленьком техасском городке, в старинном доме, который всесильный папаша купил для сына, когда, после службы в армии, пристроил его младшим компаньоном в нефтедобывающей фирме. Толку, конечно, в деле от него никакого не было, но и наносить большого вреда производству ему не давали.

Всё оказалось просто до идиотизма. Копье Лонгиния давным-давно уже было извлечено из Форт Нокса. Это сделал папа "Дон Кихота" в свою бытность директором ЦРУ. Намерения у него были самыми добрыми: он хотел сделать подарок своему сыну, к великому удивлению родных, таки закончившему высшую школу бизнеса.

— Это Копьё — символ власти, Джордж. Возьми его и стань великим человеком.

Очевидно, у папаши оставались надежды лишь на потусторонние силы, иного способа поставить отпрыска на ноги он не видел.

Джордж несколько дней поиграл массивным наконечником и забросил его в письменный стол. Там оно и лежало. Во всяком случае, так сказал призрак Джеронимо. Его череп, упертый из могилы родоначальником славной американской династии, приглянулся юному Джорджу еще в Йеле. И добрый папа добился, чтобы братия Ордена передала артефакт сынку "на хранение". Поиграв недельку "в индейцев", Джордж забросил голову вождя и попросту забыл бы о её существовании, если бы раз в году, в апреле, братья не требовали предоставить череп для церемонии инициации.

С дурачком ей было легко и противно: особенными сексуальными силами он не отличался и быстро засыпал, пуская слюни, как насосавшийся младенец. Когда она оказалась в его доме, всё вообще прошло элементарно, она даже засомневалась, действительно ли держит в руках мощный артефакт, которому Сахиб придавал такое огромное значение. Но она слишком хорошо изучила его фотографии, чтобы ошибиться — да, из завалов в письменном столе глупого Джорджа она вытащила подлинное копьё центуриона Лонгиния.

Череп вообще стоял на виду — на книжной полке. Он был куда менее запылен, чем соседствующие с ним книги. Когда она взяла голову вождя, чтобы положить в свою объемистую сумку, ей помстилось, что призрачный воин пристально глядит на нее из синеватой дымки.

После этого она решительно порвала с Джорджем и бросала трубку, когда он звонил. Надо сказать, первое время тот был настойчив — несколько недель жила, как на пороховой бочке. Но потом отстал — очевидно, просто забыл про неё. Он даже не понял, что у него больше нет Копья и черепа (вместо него Мэм оставила маленький череп ребенка, который достала в запасниках Музея индейцев). Во всяком случае, никакой реакции на кражу не было.

Теперь артефакты были надежно спрятаны, а она явилась за заслуженной наградой.

Но почему же он так холоден?..

— Господа, — начал Сахиб, и все отметили, что он не достал свою вечную игрушку.

— С нашей последней встречи произошло множество событий — прискорбных и радостных. Прежде, чем начать заседание, я попрошу почтить вставанием наших коллег Монсеньора и Ковбоя, павших от рук неприятеля.

Оставшиеся члены правления послушно встали, несмотря на то, что по поводу этих смертей у них были несколько иные мысли.

— Как только я закончу операцию, которую сейчас провожу, мы заполним вакантные места в правлении, — заверил Сахиб, приглашая садиться.

— Пока же хочу выслушать доклад дорогого дядюшки Цзи об актуальной конфигурации.

— Если мне позволено будет это сказать высокому господину, — начал старый китаец, — конфигурация довольно благоприятна. Советские войска безнадежно завязли в Афганистане. На днях моджахеды сбили из ПЗРК "Стрела-2М" самолёт Су-25. Это ПЗРК из той партии, которую им продали наши люди в КГБ. Считаю, что эту практику следует продолжить. Советы уже прочно застряли в Панджшерском ущелье. Теперь моджахеды не дадут им господствовать в воздухе.

— Согласен, — кивнул Сахиб, — чем больше жертв Союзу принесет эта война, в которую они так глупо влипли, тем скорее произойдет его развал, и, соответственно, исполнение наших планов в Центральной Азии и в мире вообще. Но после вывода советских войск с гази нам придется туго. Я знаю афганцев, они будут продолжать воевать ещё сто лет.

— Мы думаем над этим, — низко поклонился Цзи. — Пока вырисовывается вариант ультрамусульманского государства, поддерживающего террористические группы по всему миру. Его существование должно стать неприемлемым для США и их союзников.

— Разумно, — кивнул Сахиб. — У меня, кстати, есть и хорошая кандидатура на роль "главы мирового терроризма". А уж громкие теракты Клаб ему обеспечит… Что в Кремле?

— Операция по ликвидации генерального секретаря идет успешно. Скоро количество яда, вводимого ему медсестрой, превысит критическую массу, и он умрёт. Будет выглядеть, как смерть от почечной недостаточности.

— А дальше?

— Некая промежуточная фигура, которая тоже очень быстро сойдет со сцены. Следующим станет наша креатура.

— Отлично. Что ещё?

— В Индии мы неуклонно добиваемся усиления давления правительства на сикхов. Уже существует план по атаке индийских войск на храм Харимандир Сахиб, главную святыню сикхов.

— Я знаю, этот храм, — передернул плечами Сахиб. — Когда планируется атака?

— Летом. Но план ещё должна утвердить премьер-министр.

— Она утвердит, — убежденно сказал Сахиб. — Постарайтесь, чтобы штурм вышел как можно более кровавым. После чего мы уберем Индиру.

— Исполнители уже готовы, — снова склонился Цзи. — Ее телохранители-сикхи. Они будут действовать под гипнозом.

— Хорошо, — кивнул Сахиб. — Это значительно ускорит планы нашего друга Ага-хана по расчленению Индии. Преемником, конечно, будет её сын, но его мы тоже ликвидируем. Что ещё?

— Я прошу вашего снисходительного одобрения моей маленькой операции в России, — Цзи склонился так низко, что дальше уже и невозможно.

— А именно?

— Как вы знаете, наша атака на Совет Артели успехом не увенчалась.

Лицо Сахиба исказила злоба.

— Да, их охрана оказалась куда эффективнее, чем мы предполагали.

— Но Совет — не вся Артель, — продолжал Цзи. — Я задумал ударить по идеологии, которая питает неприятеля.

— Говорите, — Сахиб внимательно посмотрел в лицо китайца.

— В Ленинграде живет великий ученый, не признанный официальной советской наукой, но на идеях которого Артель во многом строит свою теоретическую базу. Ученый этот продолжает работать и способен написать ещё немало трудов, способных весьма помочь в Игре. Сейчас они помогают противнику, но почему бы ими ни воспользоваться нам? Я прошу разрешения похитить его — пусть работает в неволе, в одной из наших тайных лабораторий. Это будет просто — Артель его не охраняет.

— Я знаю, о ком вы говорите, — задумчиво протянул Сахиб. — Ну что же, мысль мне нравится. Она изящна и парадоксальна, но при этом весьма практична — как и все ваши китайские фокусы. Однако, насколько я знаю, учёный этот вовсе не в восторге от вашей страны. Он согласится работать на нас?

— Уверен, что согласится — наука для него всё. А если нет… Уж во всяком случае, мёртвый он для нас куда менее вреден, чем живой, но на стороне противника…

— Тогда действуйте.

Цзи поклонился в последний раз.

— Ну что же, — заговорил Сахиб. — Я удовлетворен известиями. Все отлично поработали. Но расслабляться не следует — основные труды впереди. Теперь позвольте добавить. С радостью извещаю, что один из необходимых для Деяния артефактов в моих руках.

Собрание замерло. Мэм ожидала, что Кимбел назовет её имя, но тут же поняла, что этого не будет — местоположение Копья должно оставаться тайной для всех.

— Что касается главного Артефакта, то ради его обретения придется ещё немало потрудиться. И этим я собираюсь заняться лично. Я собрал вас здесь для того, чтобы лично уверить: даже моё длительное отсутствие и молчание не означает крушения наших планов. Призываю вас всех спокойно работать и ждать вестей от меня. Вести эти будут грандиозны… А пока вы мои гости, располагайтесь, отдыхайте, развлекайтесь.

Сахиб коротко поклонился и быстро вышел в дверь за своей спиной, оставив всех в легком недоумении.

Лишь Мэм смотрела на его уход с болью.

Эта боль усилилась безмерно, когда она вошла в бунгало. Он сидел в плетеном кресле полностью одетый и лениво играл йо-йо. Его взгляд, устремленный на Мэм, был колок и ироничен.

— Поздравляю тебя, бэби, — сказал он бархатным голосом. — Ты всё-таки сделала это.

Она стояла, как у позорного столба перед глумящейся толпой.

— Кимбел, что случилось?

Голос дрожал.

— А что случилось? — сделал он удивленные глаза. — Неужели ты ожидала чего-нибудь другого? Как сказал великий Шиллер: "Мавр сделал свое дело…" Вернее, мавританка.

Она не могла поверить своим ушам. Ожидала чего угодно, только не этого.

Сахиб лениво повернулся и включил магнитофон. Полились саркастические слова:

Она почувствовала, что он заранее срежессировал эту сцену, и в ней поднялась волна липкой ненависти.

— Ах ты во-онючий засра-анец! — как всегда волнуясь, она начинала растягивать гласные. — Я разорву твою бе-елую задницу! Я тебе кишки-и выпущу, подо-онок!

Он откровенно развлекался, глядя на ее ярость. Йо-йо резво металось перед ним.

— Is this not what you expected to see? If you want to find out what's behind these cold eyes? — ехидно вопрошал певец.

Обессилев от гнева, Мэм только открывала и закрывала рот.

— Но Ду-ульси, до-орогая, — он передразнивал ее. — Ты же не ждала, что я приму тебя из-под Ковбоя и, особенно, того идиота.

— Я это сделала ради твоего долбанного Копья! А Ковбой меня изнасиловал!

Она почти визжала. Глаза, казалось, сейчас прожгут в Сахибе дыру.

— Да, — кивнул Сахиб, — и поплатился за это.

Она мгновенно стухла.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да, это я спустил с поводка Милорда.

Сахиб звонко рассмеялся.

— Он был счастлив. Этот янки здорово его достал.

— Но…

Правда навалилась на неё и раздавила. Она поняла, что всё… абсолютно всё этот дьявольский мальчишка предвидел. И даже контролировал, хотя находился за тысячи миль.

И что она для него была всего лишь инструментом.

И что…

Она повалилась на колени и зарыдала.

Сахиб смотрел на нее равнодушно. Йо-йо лениво раскачивалось меж его пальцев.

— You'll just have to claw your way through this disguise, — закончил певец арию.

— Дульси, девочка моя, — холодно проговорил Сахиб, — когда ты вошла в Клаб, ты поклялась быть сильной и выдержать всё.

Она с трудом кивнула.

— Да, сэр.

— Вот и умничка. Встань, утри слезы и слушай.

Она послушно подчинилась приказу.

— Я не спрашиваю тебя, где оно лежит, уверен, в надежном месте. Пусть там и будет, пока я сам не приду за ним, или не пришлю доверенного человека — оно может понадобиться мне в Афганистане.

— Да, сэр.

— О кей. Теперь свободна.

— Да, сэр.

Она развернулась и хотела выйти.

— Да, вот ещё…

Она порывисто повернулось. В глазах блеснула безумная надежда.

— Благодарю за службу Клабу. Отличная работа.

— Спасибо, сэр, — уронила она безнадежно.

Глядя на уходящую Мэм Сахиб пробормотал еле слышно: "Все-таки, ни то, ни другое"…

— Ну, как я с ней разделался? — произнес он громко.

— Мне было её жалко, — из-за японской ширмы у противоположной стены раздался чистый, но в долей ленивой томности голос.

Оттуда вышла невысокая девушка с ладной фигурой и чуть скуластым лицом. На Сахиба сверкнули зеленью глаза дикой кошки.

— Лейла, девочка моя, — проговорил Сахиб, и голос его был почти нежен, — ради тебя я готов уничтожить кого угодно. Не только эту старую негритянку.

— Я знаю, Кимбел, знаю, маленький чёртик, — большой рот растянула полная соблазна и при этом откровенно хулиганская улыбка.

Она легко присела на подлокотник кресла и прижалась к щеке Сахиба обнаженным плечом.

— All in all it was just bricks in the wall, — отрешенно констатировал Пинк в магнитофоне.