СССР, Киргизия, Баткенская область, 14 — 21 июня 1985

— Ты ушёл вместе с Игуменом…

Петя… Пёрышко. И в то же время не он — выражение лица совсем не добродушно-глуповатое. Скорее, прохладно-лукавое. И… какое-то взрослое. Старое даже.

Опять короткий хохоток.

— Нужен был мне этот идиот! Сам запаниковал, за что и поплатился. А мне в Обители просто стало нечего делать.

— Ты агент Клаба! — Руслан вскинул пистолет.

Странный парень, не опуская рук, прыснул.

— Дурак ты, Загоровский. Я не агент Клаба. Я сам — Клаб.

Руслан вдруг почувствовал, что это истинная правда. Откуда пришла такая уверенность, он понятия не имел. И что с этим делать, тоже не знал.

— Ты Сахиб? — тихо спросил он бывшего приятеля.

Тот весело закивал.

— Помимо прочих имён. Да опусти ты пистолет, шизик. Популять успеем. Поговорить надо.

— Мне с тобой говорить не о чем.

Особой уверенности в голосе Руслана не было.

— Есть, есть о чём, — заверил Сахиб, опуская руки.

А Руслан опустил пистолет. Он понимал, что перед ним главный противник, смерть которого может стать поворотным моментом Игры. Но вдруг пришло понимание, что Игра для него не главное. Он Отрок и должен совершить Деяние. А Деяние — он ясно понял это — почему-то требовало от него выслушать врага.

— Ну, что ты хочешь сказать? — хмуро бросил он.

— Давай хоть присядем, — предложил Сахиб. — Всё-таки, старые однокашники, столько не виделись…

Руслан опустился на гладкий камень, однако пистолет держал на колене и ствол был повёрнут в сторону Сахиба. Тот словно не замечал этого, без церемоний и опасений устраиваясь напротив.

— Как там Обитель? — поинтересовался он.

Руслан пожал плечами.

— Долго по тебе не рыдала… Пёрышко… Сахиб или как тебя…

— Можешь Кимбел. Самое первое моё имя.

— Кимбел, ты меня просчитал и пришёл сюда. А дальше?

— Ага, мы тебя от Ташкента вели.

— Ври больше! И поэтому патрули ментовские по всем дорогам расставили?

— Ну, признаюсь, потеряли недавно. Но я подозревал, что ты едешь сюда. Интуиция, знаешь ли… Да, ментов пришлось подключить. И заметь, я не сомневался, что ты через них пройдёшь. Но тогда нам уж точно станет известно, куда ты намылился.

— А что в Артели не дураки сидят, ты в курсе?

Сахиб взглянул на него с иронией.

— Я в курсе, что в Артели сидят не дураки, — раздельно проговорил он. — Но им по любому нужно время, чтобы сюда добраться.

— И что за это время произойдёт?

— А ты заценил, что я тут без группы?

Руслан промолчал.

— Это потому, что мочить тебя мне резона нет, — продолжал Сахиб.

— А какой у тебя резон?

— Да ясно же, — хохотнул президент Клаба. — Ты — Отрок, и только ты можешь отдать Артефакт кому хочешь. Вот мне и отдашь.

— Пошёл на…

— Сам пошёл.

Светлые глаза вперились в Руслана.

— Подумай, Ставрос, подумай. Я ведь тебя не зря в Зал привёл. Я, можно сказать, и в Обитель-то внедрился, чтобы его увидеть.

В памяти Русланом вставали стены Зала Игры, испещрённые серебряными и золотыми именами.

— И что? — тихо спросил он.

— То, что Зал сам по себе, понимаешь? Я ведь сначала думал, что это какая-то артельная штучка, на которую можно руки наложить. Но нет. Посидел там, подумал и понял.

— Что?

— Что он ни на чьей стороне. Мы играем, а он…судит что ли. Я сам не совсем понимаю. Но уже то, что он меня к себе допустил, хоть я и клабер, да ещё главный клабер…

Руслан пожал плечами.

— Ты хочешь сказать, силы, которые управляют Залом — вроде как нейтральный арбитр? Да фигня! Там имена одних артельных и тех, кто был до Артели.

— Да?

В глазах Сахиба блеснула ирония, и Руслан вспомнил скромную серебряную надпись: "Петя Пёрышкин". И другие надписи, те, которые стали чёрными.

— Во-во, — заметил его замешательство Сахиб. — Он кого захочет, того и пускает. Я уверен, что в него можно попасть не только из Обители. Может, если я найду вход в него из своей берлоги, увижу на стенах имена всех клаберов с незапамятных времён…

— Это вряд ли, — хмыкнул Руслан. — Что-то раньше никто такого зала не видел.

— Да просто не искали.

Руслан скрывал сомнения. Сахиб, конечно, не знал, что его имя на стене не почернело… Впрочем, Зал мог не признать его предателем лишь потому, что "Пёрышкин" никого и не предавал, а был разведчиком в стане врага. В одном Кимбел, пожалуй, был прав: Залом управляли некие силы, и цели их были темны.

— Но и Отрока посылают силы, которых не знаем ни ты, ни я, — прервал клабер его раздумья, и юноша вздрогнул от того, как точно тот угадал его мысли.

— Отрок всегда против ваших, — убеждённо возразил Руслан.

Клабер полез в карман, вытащил кисет и папиросную бумагу.

— Хочешь, тебе сверну?

— Свои курю, — Руслан вытащил пачку БТ.

Некоторое время молча курили. Кисловатый запах болгарского табака мешался с пряным ароматом самокрутки.

— Ну да, уел ты меня, — признал Кимбел. — Отроки всегда работали на Восток. Даже когда не хотели. А ты не думаешь, что пора бы родиться Отроку для Запада?

— Не думаю, — быстро ответил Руслан.

— А почему?

— Потому что дело ваше не правое, — в тоне юноши сквозила убеждённость.

— Ты уверен? Совсем-совсем?

Голос был вкрадчив, но прозвучал зловеще.

Руслан напрягся и отбросил недокуренную сигарету, почувствовав какое-то коварство. Всё это время он ждал, что противник начнёт атаку и, похоже, дождался. Бешеные, неестественно светлые глаза приковали взгляд юноши, затягивали в бездонные омуты чёрных зрачков. Ужас выплеснулся в сердце Руслана, он вдруг почувствовал, что снова стоит на Горе Орла и пытается противостоять неодолимой безымянной силе. Но единственное слово, вырвавшееся из Сахиба, как струя пламени из пасти дракона, погрузило его в бездну.

— Махди!

Уронив пистолет, Руслан откинулся назад, словно его изо всей силы ударили. Потом сполз с камня на стынущий песок и остался сидеть, мотая головой. В памяти его безумные голоса вопили: "Мурдаги!" Через пару минут юноша зашевелился, схватившись за валун, поднялся и сел, глядя на Кимбела отчаянными глазами.

— Смотрю, я был прав: ты подзабыл свои приключения в Бадахшане, — спокойно заметил президент Клаба.

Последний раз Руслан чувствовал себя так, когда Ак Дервиш заставил его вспомнить уроки в состоянии продлённого сознания. Нет, тогда было куда легче… Сейчас на него обрушились одновременно горечь предательства, боль от ран, чёрное отчаяние, тоска по погибшим. Он вновь испытал каменное бесчувствие и равнодушие к жизни. Да, был отказ от долга. Был Бадабер. Казаков. Инга…

Из прекрасной ясности он был сброшен в хаос яростного безумия. Словно очутился в иной вселенной, где недействительны законы, только что всецело управлявшие его жизнью.

Но постепенно стал осваиваться со своим состоянием. Вспомнил не только отречение, но и горькую молитву на поле боя, и ответ на неё. Образ Прекрасного Человека стал опорой. Он вспомнил, что остался Отроком. А ещё он вспомнил обещание, данное Казакову.

"Стечкин" опять смотрел в лоб Сахибу.

— И что теперь? — спокойно и мрачно спросил Руслан.

Президент Клаба слегка передёрнул плечами — кажется, ожидал другого.

— Упрям ты, Загоровский, — проворчал он.

— Кимбел, — тихо проговорил Руслан, — вот скажи, что мне сейчас мешает пристрелить тебя?

— Две вещи, — рассудительно ответил тот. — Первая: я тебя интересую.

Руслан слегка наклонил голову, признавая справедливость этого утверждения.

— А вторая?

— У меня есть то, чего нет у тебя.

Юноша молчаливо ожидал объяснений.

— В моей машине — два комплекта снаряжения для… caving, — проговорил Кимбел и рассмеялся, видя скользнувшее по лицу Отрока недоумение.

— Спелеология это у вас называется, лазанье по пещерам. Всё-таки я гений: так ведь и знал, что не подумаешь взять. Ну да, ты же у нас Отрок, у тебя Деяние. А о верёвке-то кто позаботится, помимо старины Кимбела?..

Руслан лихорадочно размышлял. Конечно, он не был настолько непредусмотрителен: в багажнике его машины лежали и бухта хорошей верёвки, и каска, а также всякие крюки, карабины и кроли. Опыта спелеологии у него не было, но азы скалолазания в Обители преподавали, а в Энске он ходил в заповедник причудливых скал, где одолел несколько несложных маршрутов. Вряд ли Кимбел всё это не учёл, просто бутафорил, пытаясь смягчить ситуацию. И сильно рисковал. Ему нужен был Крест, а найти его мог только Отрок. Чем ближе Руслан продвигался к Артефакту, тем прочнее становилась их связь. А клабер без него будет бессмысленно плутать в тёмных галереях и штреках.

Но та же связь с предметом его поисков шептала Руслану другое: Кимбел должен быть рядом с ним, когда он осуществит Деяние. За это не было ни малейших разумных доводов, и всё же… Именно здесь, у входа в Рудник Смерти, Отрок XII до конца осознал своё бремя и понял, что кажущиеся нелогичными поступки его предшественников часто были продиктованы этой особой, нечеловеческой логикой. Именно с её помощью он постиг сейчас, что Артефакт не принадлежит ни одной из сторон Большой игры, а дан всем людям. И что сама Игра — лишь один из инструментов Творения, а противостояние цивилизаций в глазах правящих миром сил — не более чем шумные детские игры.

Добро оставалось добром, а зло — злом, но ни он, ни Кимбел не были безусловными носителями одного из этих начал. И если он, Руслан, сейчас делает выбор, то возможность выбора надо было предоставить и стоящему напротив него юноше со странными глазами. Они вместе должны достичь Креста.

Руслан опустил пистолет.

— Ты пойдёшь со мной, — просто сказал он.

Кимбел, кажется, хотел сказать нечто язвительное в своём стиле, но не стал, лишь заметил:

— До утра несколько часов, надо бы отдохнуть.

— У меня только один спальник, — ответил Руслан

— У меня два, но не советую лежать здесь на голой земле — полно скорпионов.

— Значит, спим в машинах, — пожал плечами Руслан.

Утром на них обрушился туман. Скалы и старые отвалы выступали из мутного облака, как части тела колоссального чудовища, зловещей пастью чернело отверстие штольни. Напряжённая тишина и муть слово бы съедали издаваемые юношами звуки, казалось, они двигаются под водой или вообще в чужой атмосфере. С усилием Руслан подавил в себе позыв к панике и стал помогать Кимбелу в сборах.

Они были недолги. Нагруженные снаряжением, спальниками и канистрами с водой партнёры подошли к отверстию. Оно не было главным входом в рудник, но Руслан был уверен, что спускаться следовало здесь, а Кимбел его решения не оспаривал.

Президент Клаба быстро и споро забил коронку, расклинил, вбил серьгу и сделал навеску. Похоже, действительно не новичок в caving.

— Берёшь верёвку, откидываешься назад и спускаешься. Я буду подтравливать, — инструктировал он Руслана, защелкивая на его груди страховочный карабин.

Оба надели респираторы — даже отсюда было видно, насколько внизу пыльно.

Сразу за входом начинался вертикальный провал. Пыль была везде — подобно мошке в тёплую летнюю ночь, она кружилась в свете закреплённого на каске фонаря, лезла в глаза, несмотря на респиратор, скрежетала на зубах. Метров через двадцать пять Руслан ощутил под ногами твердь. Фонарь еле разгонял густую темень, но юноша разглядел что-то вроде огромных крысьих нор, очевидно, систему штреков.

Сверху послышались звуки — напарник спускался без страховки. Утвердившись рядом с Русланом, оглядел удручающий пейзаж, приподнял респиратор и ожесточённо сплюнул.

— Скрежещет зубами Великая пустота… А я-то всё гадал, что это значит… — проговорил он, ни к кому не обращаясь.

— Ну что, теперь туда? — повернулся он к Руслану.

Тот кивнул.

Штреки закончились жуткой дырой колодца. Молча спустившись на несколько десятков метров, по явно рукотворному серпантину, юноши попали в огромный зал. Свет выхватывал участки стен, блистающих серебром. Кое-где на них ещё оставались жерди, на которых во времена оны трудились рудокопы.

Сквозь гроты, колодцы, узкие ветвящиеся ходы, лестницы, грубо вырубленные в камне, они двигались к своей цели. Вернее, двигался Руслан, а Кимбел шёл за ним, приспосабливаясь под его хромоту, от усталости и плохого пути ставшую ещё заметнее. На их пути росли белоснежные гипсовые "цветы", сверху свисала бахрома из тончайших длинных иголок, которые рассыпались в прах от движения воздуха. Пищали орды встревоженных летучих мышей.

Достигнув грота, где была скала, поразительно напоминающая сидящего верблюда, Руслан, казалось, остановился в затруднении, но вскоре нашёл ведущую вниз дыру, от которой начиналась новая система ходов. Здесь двигаться стало гораздо труднее — из-за наросших по стенкам бесчисленных чёрных кристалликов какой-то неведомой породы. Этот путь был очень труден, порой приходилось вставать на четвереньки и буквально протискиваться вперёд. Но вскоре всё закончилось небольшим зальцем, откуда хода не было.

— Ну и что? — спросил Кимбел, оглядываясь по сторонам.

— Здесь, очень близко, — отрывисто бросил Руслан.

Кимбел залез в рюкзак и вытащил мощный фонарь. Вспыхнул яркий свет, осветивший серебрящиеся стены и слой ржавчины на полу, среди которой было множество костей летучих мышей.

— Где же?

Руслан не ответил, вперив взгляд в особо густую кучу всякой дряни в дальнем углу, подошёл к ней и стал разгребать руками, потом копать ножом. Кимбел присоединился к нему. Скоро лезвие ударило по твёрдой поверхности, отозвавшейся объёмным звуком. Фонари высветили старые доски. Ещё через несколько минут открылся прочный дощатый щит. Юноши подсунули под него лезвия и попытались приподнять. Постепенно он поддавался их усилиям, наконец, поднялся и свалился в сторону.

Из открывшегося тёмного провала пахнуло затхлым воздухом, и выскочила стайка потревоженных скорпионов. Фонари осветили яму. Она была не глубока, а на дне её опять были доски.

Руслан скользнул вниз и попытался приподнять оббитый железом продолговатый деревянный ящик.

— Тяжелый, — бросил он Кимбелу.

— Обвяжем верёвкой и вытащим, — ответил тот.

Через несколько минут ящик стоял на полу пещеры. Повозившись некоторое время с заржавленными замками, партнёры откинули крышку и увидели парусину, в которую был завёрнут некий длинный массивный предмет. Полуистлевшая ткань легко рвалась.

"Птица!" — вспыхнуло в Руслане.

Да, это было самым верным словом, хотя прилагалось оно к тяжёлому, почерневшему от времени куску дерева, за многие века намертво слившемуся с остатками столба, на котором он был укреплён. Он действительно напоминал раскинувшую крылья птицу, и Руслан физически переживал ощущения полёта в неизмеримом пространстве.

Он знал, что брус назывался "патибулум" и именно его несли на своих плечах приговорённые к распятию до места казни. На концах его чернели глубокие трухлявые рытвины — следы гвоздей. В неверном свете фонарей юноше показалось, что древесина вокруг них темнее, чем везде.

Неужели следы крови?!

Ему чудилось, что он видит сведённые смертной судорогой ладони, пригвождённые запястья. Переведя взгляд на перекрестье, в каком-то золотом сиянии увидел лицо Распятого.

Руслан упал на колени и лбом приложился к одному из отверстий. Над ним слышалось тяжёлое дыхание Кимбела.

Пещера содрогнулась. Страшный гул прошёл по каменным толщам. Сверху полетели куски породы. Руслан ничком рухнул на Крест, а на него упал Кимбел.

Вокруг всё тряслось и грохотало так, будто они стояли на пути дедушки всех штормов. Несколько мгновений казалось, что всё кончено — сейчас пещера рухнет и погребёт и их, и Артефакт. Но циклопические содрогания прервались также неожиданно, как начались. Несколько минут ещё падали последние камни, но вскоре рудник вновь погрузился в первозданную тишину.

— Хорошо тряхнуло, баллов семь, — заметил Кимбел, вставая и потирая ушибленные места.

Руслан с трудом поднялся на ноги. Взглянув на Крест, убедился, что тот совершенно цел. Потом оглянулся и застонал. Узкий проход, которым они попали сюда, исчез, словно его и не было.

Они были погребены на третьем ярусе Рудника смерти.

… Откуда-то сюда поступал воздух — иначе оба были бы уже трупами. Они не знали, как долго находятся здесь, под нависшими сводами, но в любом случае вполне достаточно, чтобы сжечь весь кислород в маленькой пещерке. Очевидно, через какую-то систему трещин она всё же сообщалась с верхними уровнями.

Конечно, было душно. Конечно, было темно — фонари зажигали в крайнем случае. И было страшно. Руслан подавлял в себе приступы клаустрофобии.

Самостоятельно выбраться не было никакой возможности. Землетрясение сдвинуло пласты породы, и проходы, по которым они сюда проникли, оказались не то что закупоренными, а плотно запаянными косным камнем. Возможно, конечно, закрывшийся участок был невелик — они не могли знать этого. Но в любом случае без отбойного молотка тут не обойтись.

Разговаривали редко, чаще просто сидели по разные стороны сундука с Артефактом, погружённые в свои мысли. Когда голод и жажда становились невыносимы, отпивали по глотку воды из фляги и съедали немного пищи — они не рассчитывали задерживаться под землёй и взяли с собой слишком мало припасов. Обоим очень хотелось курить, но они терпели, чтобы не портить и так затхлый воздух. Оправлялись в дальнем углу, где было небольшое углубление, но всё равно вонь неуклонно нарастала.

От голода, жажды и недостатка кислорода Руслан потихоньку впал в странное сонно-экзальтированное состояние. Словно под воздействием наркотика, сознание его изменилось. Перед ним медленно плыли картины его жизни, порой наполняясь совершенно иными, чем ранее, смыслами. Он перебирал прошедшие события, всматривался в них, пытаясь выстроить в логически непротиворечивое целое. Но картинки рассыпались, как бусы на ветхом шнурке, хаотически мерцая. Он задавался мыслью, не есть ли эта пещера последний тупик, откуда нет выхода, потому что путь его завершён. Но в таком случае он не понимал, зачем шёл и куда. И начинал подозревать, что понимание это ему и не требовалось.

Отрок. Кнехт. Слуга. Долг. Деяние. "Ныне отпущаеши раба Своего".

Никакого "зачем" для него не было предусмотрено.

Что думал Кимбел, он не знал. Президент Клаба почти не двигался, часами глядя в одну точку, иногда начиная мычать какую-то мелодию. Глядя на него, Руслан вдруг подумал, что их вражда потеряла всякий смысл. Каждый из них как будто утратил свойства, имевшие значение в мире, откуда они пришли. Здесь не было ни Клаба, ни Артели, ни Игры. Только они двое и полсотни килограммов древнего дерева. Никто не мог спуститься сюда и подтвердить, что они друзья или враги, и рассказать, кто они вообще. Они были, словно эмбрионы в ещё не родившемся, эмбриональном мире. Абсолютно равны. И чужды друг другу. И потому одиноки.

— Как два диска йо-йо, — голос прозвучал во тьме потусторонне жутко.

Руслан вздрогнул и включил фонарь. В руках Кимбела была его игрушка.

— Посмотри. Они совершенно одинаковы и расстояние между ними ничтожно. Но они никогда не соприкоснутся. Разве что если йоха сломается.

Руслан несколько секунд глядел на поблёскивающие стальные диски, потом перевёл глаза на собеседника.

— Кто ты, Кимбел? — тихо спросил он.

Сахиб тихо рассмеялся, и смеялся долго, Руслан даже стал подозревать, что тот сошёл с ума. Но звуки смеха постепенно стали переходить в слова, а слова — в песню.

В голосе слышались медитативные металлические нотки, напоминающие звуки варганчика. Монотонная песня несла вдаль, как затягивающаяся под колеса автомобиля змея шоссе.

Песня достигла максимума своей колдовской силы и прервалась. Руслан был потрясён. Он узнал этот голос, но не мог поверить. Это было просто невозможно.

— Ты!

Кимбел опять рассмеялся.

— Прости, друг, захотелось тебя удивить. Да, я был им. Но я не тот, про кого ты читал. Он был одной из моих масок. И вообще "Пинк Флойд" круче…

Руслан всё никак не мог отойти. Узнать, что рядом с ним — покойная звезда заграничного рока, чьи песни с замиранием сердца слушал в скверных записях, пытаясь проникнуть в их смысл, было слишком сильно. Но Руслан давно уже перестал быть простым советским пареньком. И просто принял открытие к сведению.

— Так кто же ты тогда? — вновь спросил он.

— Да Петя же Пёрышкин! — со смехом отвечал Кимбел. — Русь, пойми, я за жизнь носил столько личин, что мне самому трудно разобраться, какая из них моё настоящее лицо. Но Петя мне нравится.

Он задумался и рассеянно сунул руку в карман, вытаскивая табак и бумагу. Посмотрел на них, потом на Руслана.

— Слушай, какая разница, когда мы задохнёмся… Курить очень хочется.

— Давай. Может, хоть говном меньше нести будет, — Руслан достал свои БТ.

Никотин затянул их мозги приятной пеленой. Первым заговорил Кимбел.

— Я изучал твоё досье. Хотя там нечего было изучать. Но я хотел понять, почему именно ты. Все остальные Отроки были выдающимися. Или известными. Или знатными. А ты?

— Откуда я знаю! Да и не все. Чингис был рабом.

— Его отец был почти ханом. Но я не об этом. Ты, может быть, тоже станешь генеральным секретарём КПСС.

— Это вряд ли, — усмехнулся Руслан.

Кимбел кивнул.

— Или не станешь. Ты гляди: жил себе, учился, знать не знал ни о какой Игре, Артели, Клабе… И тут вытаскивают тебя, ничего не понимающего, и бросают, как щенка, барахтаться в воду…

— Убивают отца… — тихо проговорил Руслан.

Рука его потянулась к пистолету, с которым он не расставался. Кимбел не дрогнул, но весь подобрался.

— Ты бы на моём месте сделал то же самое, — проговорил он.

Руслан с удивлением понял, что не хочет смерти человека, который — до него только сейчас дошло — отдал приказ убить его отца. Слишком много трупов было на его пути. Он, конечно, убьёт Сахиба, не задумываясь, но только если это будет необходимо, а не ради мести, как Рудика.

— Может быть, — ответил он. Рука опустилась.

— Я понимаю, почему ты согласился идти в Игру, — осторожно продолжил Кимбел. — В школе душно. А у вас, в Союзе, так вообще… Ты хотел подвигов, приключений, яркой жизни… Я знаю, сам был таким. И меня тоже заманили в Игру.

— Говорят, тебе очень много лет… — в голосе Руслана угадывались вопросительные интонации.

— Да, много, — медленно ответил Кимбел. — Много. Но я всё помню, словно это было вчера. Индия, странствия, учитель… Я был тогда счастлив. Как, наверное, и ты в начале.

— В психушке — не очень, — заметил Руслан.

— Ну, тебя из неё вытащили артистически. Даже я на какое-то время поверил в твою смерть. Не в этом дело. Из нас — и из меня тоже — слишком рано сделали взрослых. Ты вот хотел быть взрослым?

Руслан пожал плечами.

— Ты не мог этого хотеть, — убеждённо продолжил Кибел. — Нельзя отнимать детство. Я знал это, когда ещё не умел формулировать мысли. Но знал! И остался ребёнком! Я никогда не вырасту, Руслан, ты понимаешь?! У меня в руках всё, чего может пожелать взрослый, но я — ре-бё-нок!

Он вскочил и счастливо засмеялся. В мрачной душной пещере это прозвучало зловеще.

— Пусть они сами живут в своём поганом мире и оставят меня в покое! Взрослые, большие, сильные, умные… Проклятые педрилы!

Лицо его исказилось от ярости.

— Я командую ими, как хочу, а сам не подчиняюсь их дурацким правилам. Потому что я дитя. Оставьте деточку в покое!

Слова песни полились из него, словно прорвался нарыв.

— Пой со мной! — закричал он Руслану, и тот, поддаваясь магической воле этого голоса и бешеных глаз, стал незаметно для себя подтягивать:

— All in all it's just another brick in the wall…

Сверкающие светлые пятна глаз вдруг оказались очень близко, у самого его лица.

— Русь, Русь, — горячо зашептал Кимбел, — ты тоже не взрослей. Ладно? Обещай мне, что не повзрослеешь! Я дам тебе вечную жизнь, всё, что ты хочешь. Мы всегда будем вместе. Сейчас совершим ритуал, он подействует, я чувствую, даже без Копья. Я стану таким сильным, что мы тут же выйдем отсюда. А потом… Я стану властелином мира! И ты тоже! Мы вместе будем править миром!

Руслан пребывал в трансе. Он понимал, что загипнотизирован, но тело его продолжало покоиться, он послушно кивал в ответ на горячие слова.

— А эти педрилы побоку. Они же все грязные вонючие педрилы. И самый главный — Тот, Который на небесах. От Него всё зло. Но мы и Его надуем, да, Русь?

Со звериным рыком Кимбел впился поцелуем в губы Руслана, жадные руки зашарили по телу юноши. Поднявшаяся в том волна отвращения привела его в чувство. Не раздумывая, привычным движением он хлопнул ладонями по ушам Сахиба, одновременно коленом отбрасывая его от себя. Пока не ожидавший сопротивления клабер ошеломлённо мотал головой, Руслан рёбрами ладоней ударил его по почкам и вскочил на ноги. Его "Стечкин" был направлен в лоб Сахибу.

— Сам ты вонючий педрила, — тяжело дыша, проговорил он в лицо противнику.

Кимбел глянул на него погасшими глазами.

— Дурак ты, Загоровский, — равнодушно бросил он и уселся на своё место.

Больше они не разговаривали.

Никто из них не знал, сколько часов прошло в темноте и молчании. Они то засыпали, то просыпались, продолжая грезить наяву. Мучила пыль и духота. Мучительно сохло в горле. Воды почти не осталось, и стало понятно, что умереть им суждено от жажды.

Тьма затопила их души и убаюкивала в своём лоне. Надежды не было. Руслан не сознавал, что шепчет пересохшими губами какие-то молитвы, а рука его судорожно сжимает угол сундука.

В этом полубредовом состоянии они не сразу восприняли некие посторонние воздействия на их могилу. Сначала это были почти незаметные сотрясения — где-то очень далеко. Их можно было принять за стихийные оседания породы. Потом к ним стали проникать глухие удары: тум-тумтум-тум-тумтум-тум.

Они уже поняли, что звуки означают чью-то деятельность в недрах рудника, но не говорили друг с другом об этом, опасаясь спугнуть вспыхнувшую надежду. Был момент, когда тум-тумтум вдруг стихло и не возобновлялось долго-долго, и отчаяние вновь подавило их. Но потом — совсем близко — раздался сильный удар, от которого со сводов пещеры полетели тучи пыли, а дальше пошёл привычный и всё приближающийся ритм: тум-тумтум-тум-тумтум-тум.

— Или ваши, или наши, — проговорил в пространство Руслан.

Вспыхнувший свет фонаря Сахиба на несколько секунд ослепил его.

— Скоро узнаем, — раздался из-за завесы света слегка напряжённый голос президента Клаба.

— Тум-тумтум-тум, — слышалось уже совсем близко.

Завалившие вход в пещеру плиты пошли трещинами, откуда брызнул свет. Слышались уже и голоса, и даже тяжёлое дыхание работающих. Наконец стали вываливаться большие камни, а потом рухнула большая плита, из образовавшегося отверстия показалась светящая фонарём каска. Человек в грязном комбинезоне встал, огляделся и увидел юношей.

— We came to take you, Sahib, sir.

"Стечкин" уже был в руке Руслана, но выстрелить он не успел — йо-йо Сахиба, взвившись, как атакующая кобра, ударила стальными дисками юношу прямо в висок. Тот сразу рухнул, головой ударившись об угол ящика с Артефактом.

В пещеру проникли ещё несколько человек, тут становилось тесновато.

— Вы в порядке, сэр? — по-русски спросил молодой клабер без каски. При свете фонарей его волосы отливали рыжиной, а зелёные глаза смотрели нагловато.

— Да, — бросил ему Сахиб. — Хорошо, что вы поймали сигнал моего маячка. Я почти не надеялся, что он пройдёт сквозь камень.

— Еле засекли, — радостно сообщил рыжий, — вчера только.

Вместо ответа Сахиб повернулся к неподвижно лежащему Руслану. Волосы юноши были в крови, кровь обильно пачкала доски сундука. Сахиб пощупал пульс на шее.

— Пока жив, но ненадолго… — проговорил он.

— Прикончить? — с готовностью выскочил рыжий.

— Нет! — рявкнул Сахиб, и тот замолк, будто ему заткнули рот.

— Он сделал своё дело и теперь безопасен, — сказал Сахиб более спокойно. — Если повезёт, выживет. Берите сундук и пошли — Артель на подходе, чую…

Только для членов Совета Артели.

Артельный меморандум N 0567 — 942.

1865 год, Апреля 7-е.

Батырю батырей (генералиссимусу) Артели Драгуну (князю В.А. Долгорукову) от артельного VIII ранга Султана (штабс-ротмистра Валиханова).

Милостивый государь, князь Василий Андреевич!

Вашему сиятельству известно, что некоторое время назад я почёл своим долгом выйти из Артели, так как не разделяю более её целей. Отныне я, будучи Султаном Киргиз-кайсаков, намерен нести европейское просвещение своему народу. Однако при этом я чувствую, что бремя Деяния не может быть с меня снято. Будучи материалистом, я не могу признать его ниспосланным свыше, и предмет, так почитаемый верующими, для меня остаётся лишь куском дерева. Тем не менее я столь многим обязан Артели, что чувствую себя перед ней в долгу. Во исполнение оного мной была проведена операция по сокрытию известного предмета. При всём своём атеизме я признаю его важным для множества людей, а посему убеждён, что храниться он должен в тайне, дабы не поощрять фанатизма и суеверий. В своё время я ознакомил с этими соображениями Совет Артели и получил его одобрение на операцию. Я осведомлён, что у Совета свои соображения по этому поводу: батыри считают, что предмет необходимо скрыть в преддверии ожидаемой ими общественной смуты. Я не разделяю этих страхов, но мои стремления счастливо совпали с расположением Совета.

В бытность свою в 60-м году в Петербурге я изъял предмет из тайного зала в подземельях артельной обители. Предмет проделал со мной путь на родину, где я его надёжно укрыл до тех пор, пока не подыщу для него постоянного места. Случай представился весной минувшего года, когда я присоединился к экспедиции западносибирского отряда полковника М. Г. Черняева (артельщик VII ранга Аральский). Для пользы дела нами с Михаилом Григорьевичем было уговорено разыграть ссору, что мы и сделали после взятия крепости Аулие-Ата. Приказом Черняева я был отправлен обратно в Верное, однако накануне отбытия туда отряда, в сопровождении двух Киргиз-Кайсаков, я тайно направился в другую сторону. Предмет был при мне: он был спрятан в походной кровати, которую, как знали все, я постоянно вожу с собой, поскольку из-за своей болезни не могу спать на голой земле. Мы направлялись в место, которое заранее было выбрано мной для сокрытия предмета, и которое отлично знал один из моих сопровождавших. Где оно, я не открою и вам, так как уверен, что этот символ должен быть скрыт от всех, в том числе и от Артели.

Могу лишь сообщить, что, после довольно трудного путешествия, потеряв одного из спутников, я прибыл в это место и спрятал предмет там, где он пребывает и сейчас. Таким образом я смею считать себя свободным от каких бы то ни было обязательств Артелью.

С неизменным уважением к вашему сиятельству и батырю,

Чокан Валихан, Султан Киргиз-Кайсаков (более не Отрок).

Приписка

Через три дня после написания этого документа штабс-ротмистр Валиханов, Отрок 10-й, умер в урочище Кочен-Тоган, выкурив трубку отравленного табаку, переданного ему клевретом Клаба. Артель не успела предотвратить несчастье. Официально причиной смерти Валиханова признана застарелая чахотка. Местонахождение Древа остаётся неизвестным.

Батырь батырей Драгун.

СССР. Узбекистан. Ташкент. 22 июня 1985

— Как он? — нетерпеливо спросил Палыч вошедшего в комнату Ак Дервиша.

— Перелёт перенёс нормально, в Бурденко его уже обследовали, ничего особо страшного, обещают поставить на ноги.

Батырь батырей вытащил из кармана старую трубку и кисет.

— Удар в висок пришёлся по касательной, только содрал кожу. А вот рана во лбу глубокая, череп пробит.

— Слава Богу! — пробасил с трудом умостившийся на хлипком кресле владыка Назарий.

Совет Артели собрался в этом полуазиатски убранном доме, поскольку всё равно большая часть батырей находилась в Средней Азии — искали Отрока. А совещание Совета требовалось незамедлительное.

— Мне бы хотелось, чтобы Господь направил нас в р-рудник чуть пор-раньше, — пророкотал лениво развалившийся на суфе Лисунов. — Клабер-ров с Артефактом уже и след простыл, а мальчик едва не умер-р.

— Он жив, и это главное, — бросил Палыч, давя в пепельнице окурок.

— Насколько я понимаю, он теперь нейтрален для Игры? — спросил новый член Совета, молодой чекист из Петербурга. — Деяние совершено, и совершено не в нашу пользу.

Его холодноватые глаза остановились на Ак Дервише.

— Батырь Юрист не совсем прав, — Дервиш обращался ко всем присутствующим. — Деяние завершено лишь тогда, когда Артефакт находит постоянное место пребывания. Тогда Игра стабилизируется. Пока этого не ощущается — всё в подвешенном состоянии. И раньше такое случалось: был персидский плен Креста, был долгий путь из Иерусалима до Тэмуджина. И в эти периоды Игра была хаотична и непредсказуема. Но как только Артефакт утверждался где-нибудь или в чьих-то руках, наступал период затишья. Думаю, и сейчас будет так, и лишь когда с судьбой Креста всё станет ясно, можно будет говорить, что этот Узел полностью сформировался.

В знак понимания Юрист наклонил голову с большими, несмотря на молодость, залысинами. Тем не менее, спросил:

— А не может быть так, что, овладев Крестом, Клаб стал теперь его хранителем?

— Думаю, нет, — ответил Ак Дервиш, выпуская клуб дыма. — Но чтобы быть в этом уверенным, надо выслушать девушку. Батырь Учитель, позовите её, прошу вас.

Палыч порывисто встал.

— По-прежнему убеждён, что не надо было срывать её с важного задания и со страшным риском тащить сюда, — заметил он.

— Она носительница слишком важной информации, которую членам Совета необходимо получить непосредственно от неё, — ровно ответил Батырь батырей. — Зовите.

Лейла вошла в комнату с обычным своим видом "а-не-пойти-ли-вам-всем", но за ним угадывалась почтительная робость. Одета была в скромную блузку и длинную юбку, светлые волосы собраны на затылке в пучок.

Члены Совета, кроме Назария, встали.

— Садитесь, моя милая, — галантный Герш указал на суфу, но Лейла помотала головой и подошла к епископу.

— Благословите, владыка.

— Бог благословит, — Назарий перекрестил её склонённую голову. — Садись, дочь моя.

Лейла приложилась к руке священника и уселась на табуретку. В ожидании вопросов Совета она была, как натянутая струна.

— Сударыня, вы близки с президентом Клаба, — начал Ак Дервиш.

Девушка слегка покраснела, но продолжала сидеть неподвижно и прямо.

— Вы можете предположить, что он собирается делать с Артефактом?

Чуть подумав, Лейла заговорила.

— По некоторым его намёкам, у меня сложилось впечатление, что он собирается провести с Крестом какой-то магический ритуал. Для этого нужно Копьё Судьбы, которое уже в руках Клаба. Но, насколько я поняла, можно обойтись и без него. Кимбел…Сахиб уверен, что этот ритуал даст Клабу решающее преимущество в Игре, а его самого сделает правителем мира.

Ак Дервиш кивнул.

— Этот обряд давно уже был разработан в различных оккультных учениях. Считается, что новое распятие на Истинном Древе сделает распятого царём мира сего. К этому надо относиться очень серьёзно.

— Тогда необходимо немедленно вернуть Крест, — поджав тонкие губы большого рта, произнёс Юрист. — Организовать атаку на Монтана де ла Крус вполне в наших силах.

— Не всё так просто, — пожал плечами Ак Дервиш, — скорее всего, без Отрока нас ждёт неудача. А Отрок пока не в состоянии быть с нами.

— Надо завладеть хотя бы Копьём, — бросил Герш.

— Это мы сделаем, — Ак Дервиш посмотрел на Лейлу, которая вся подобралась и кивнула. — Но, насколько я осведомлён об обряде, Копьё в нём действительно не столь необходимо. Главное, чтобы в процессе распятия на Древо пролилась кровь будущего царя.

— Тем более что в руках Клаба и гвозди от Святого Древа, — пробасил владыка, размашисто крестясь.

— Это не совсем так, — заметил Ак Дервиш. — Я не успел информировать всех членов Совета: хранитель фрагментов нижней части Креста и гвоздей, член правления Клаба месье Жан бесследно исчез. Очевидно, он давно готовился к побегу: его замок продан, а шпионская сеть усыплена.

— Это достовер-рная информация? — вскинул голову Герш.

— Её донесла Лейла.

Девушка кивнула.

— Я убеждена в её достоверности. В отсутствие Сахиба донесения приходили ко мне.

— Значит, этот…фр-ранцуз р-решил сыграть собственную игр-ру, — Герш откинулся на суфе. — Почему-то я вовсе не удивлён…

— Это нам мало что даёт, пока верхняя часть Креста в руках Сахиба, — пожал плечами Батырь батырей. — Но, по крайней мере, заставит его какое-то время искать беглеца, отложив ритуал. Да ещё если Копье… Сударыня, пока вы свободны.

Лейла вскочила с табуретки, но не ушла.

— Батырь, прошу как можно скорее переправить меня обратно. Я не знаю, где Сахиб, но как только он появится, станет меня искать, — произнесла она быстро. Было видно, что фраза заготовлена давно.

— К сожалению, мы тоже не знаем, где он, — с лёгкой досадой сказал Дервиш, прочищая трубку. — Если этот тип сумел внедриться в Обитель, он может быть где угодно… Но вас мы прикроем: в Лондоне ваше отсутствие будет длиться не более нескольких дней, а на это время вы без труда найдёте объяснение.

— Подожди в соседней комнате, — велел девушке Палыч.

Та бросила на него загадочный изумрудный взгляд и, сделав общий реверанс, вышла.

— Можно ли доверять этой девице? — спросил Юрист, когда дверь за ней закрылась.

— Да! — тон Палыча был резок.

Чекист внимательно посмотрел на него, но промолчал.

— Лейла полностью доказала свою преданность, — заметил Ак Дервиш. — И очень многое сейчас зависит от неё.

— А всё остальное зависит от Отрока, — заключил Батырь батырей.

…Она блуждала взглядом по прихотливым узорам сюзане, не сознавая, что видит. В душе её сочился противный осенний дождик. Никто не знал, каких усилий ей стоило достойно держаться перед Советом… да перед каким там Советом! Перед ним!

В расстройстве девушка не заметила, что он уже здесь — молча стоит и смотрит на неё. Она не удивилась бесшумности его появления — ниндзя есть ниндзя. Просто разрыдалась.

— Паша, Пашенька! — слышалось сквозь рыдания.

— Алиска, ты что? — всполошено спросил Палыч, растеряно гладя её по голове.

"Кто тебя обидел?" — чуть не вырвалось у него, но он сдержался.

До сих воспринимал эту супершпионку, эту леди-вамп как смышлёную и несчастную девчонку, которую ему Бог велел защищать.

— Па-ашенька, я тебя предала! — рыдания достигли апогея.

Палыч похолодел. Игра — опасное занятие. Жить в обманном мире перевёртышей губительно для человеческой психики. Душа, в которой есть слабина, постепенно теряет ориентиры и утрачивает способность различать военную хитрость и предательство, разграничивать долг и личные интересы. Так на стене Зала появляются чёрные имена. Неужто Алиса?!.

Она же совсем ребёнок! Не может быть, чтобы она стала врагом. Но если артельный раз оступился, никто не может гарантировать, что это не произойдёт ещё. Поэтому исход во всех таких случаях один — ликвидация.

"Не дам! Спасу! Скрою так, что ни Клаб, ни Артель…" — билось в нём.

— Па-аша, я влюби-илась!

— Э-ээ… Что?

Его нижняя челюсть слегка отвалилась, что ниндзя, наверное, было не к лицу. Впрочем, кто знает, что им к лицу — они же по жизни в масках…

Ответом были рыдания

— В кого влюбилась? — наконец нашёл, что спросить Палыч. Он ничего не понимал.

— В Отрока-а! В Ста-авроса! В Ру-услана! — имена перемежались рыданиями. — Всё время о нём думаю, с самого Афгана, беспокоюсь, когда его из рудника вытащили, чуть не уме-ерла. Паша, что делать?

Палыч расслабился, словно из пещи огненной рухнул в прохладную воду.

— Ну и люби…Дурочка! Кого же тебе любить, если не его…

— Что?! — теперь настал черёд Лейлы потрясённо вытаращить глаза.

— Брат он твой, братец родной! — Палыч заговорил лихорадочно и быстро. — Да наплевать мне на их секреты! Они меня мучили сколько лет, а вас я мучить не дам! Они, мудрецы наши ититские, считают, что если вы о таких вещах не знаете, это для Игры полезно, а родственные чувства и без знания будут благотворно сказываться. Да пошли они со своей психологией!..

— Брат? Как брат? — тихо спросила Лейла.

— Да так. Отец его в командировку ездил в Москву в шестьдесят восьмом. Познакомился с твоим дедом, выпили, выяснили, что дальние родственники по своему шляхетству, подружились. Набрались крепко, как два поляка, и вместе в вашу Коломну закатились, а там ещё дня два употребляли. А там мать твоя, Мария. Что у них с Загоровским произошло, никто, кроме неё, не знал — он ничего не помнил потом, проверяли. Но явно не силой её взял, иначе она бы твоего деда столько лет не мучила, ничего не рассказывая. И сделала бы аборт, как всякая советская баба. Но ты родилась. В общем, сводные вы брат и сестра. Проверено генетической экспертизой, не сомневайся. И Артель к этому не причастна, само всё случилось.

Девушка потрясённо молчала, но слёзы перестали течь из её глаз.

— Да что удивляться, — продолжал Палыч уже спокойнее. — Гены они гены и есть. Не так уж много людей, созданных для Игры. Если покопаться, запросто может случиться, что все мы родственники. Семья…

— И Руслан не знает? — глаза Алисы почему-то засияли.

Палыч мотнул головой.

— Скажу ему, только когда всё закончится. А то у него и так проблем полно. Но скажу!

— Пашенька!

Девушка бросилась на шею вновь оторопевшему Палычу.

— Пашенька, милый мой, любимый, — причитала она, покрывая его лицо поцелуями. — А я-то думала, что уж совсем бл… стала! Я ж чувствую — люблю тебя, как раньше, а Руслан всё из головы не идёт. Так о вас двоих и думала всё время!

Лицо батыря Учителя сделалось трудноописуемым. Такого откровенного изумления на нём никто никогда не видел. Он не имел сил отстраняться от поцелуев, становящихся всё страстнее, и предпочёл бы пережить нападение десятка синоби, чем отвечать на поцелуи сумасшедшей девчонки… Отвечать? Да, губы его, помимо воли… Целомудренная душа Палыча пришла в ужас, он почувствовал себя старым развратником.

Не успев осмыслить, полной ли неожиданностью было всё происходящее, или в бездне порочной души он всегда желал этого, интеллект его на время уступил руль странному типу по кличке либидо.

— Алиса!..

— Далее неинтересно, господа, — заметил в соседней комнате Ак Дервиш и выключил телевизор, соединённый со скрытой видеокамерой.

— Кому как… — иронически пожал плечами Лисунов.

Юрист посмотрел на него с негодованием, но Дервиш видел, что Герш смущен не меньше потупившего взор владыки Назария.

— Это Игра, сударь мой, — Ак Дервиш трудолюбиво набивал свою трубку. — Иногда её правила нам неприятны…

— …И только когда все умрут…. - подхватил молодой разведчик.

Впрочем, взгляд его из-под высокого лба был вовсе не молод — сосредоточен и холоден.