Мнение Гельмута Шредера о России как непредсказуемой стране разделяла сорокалетняя американка Шейла Робинсон, занимавшая угловой полулюкс. Ее второй муж, известный автогонщик, привнес в жизнь Шейлы пьянящий привкус риска. Когда в конце концов на скорости 200 миль в час он не вписался в поворот извилистой трассы «Хунгароринг» под Будапештом, Шейла одна вернулась в свой штат Юта и два года провела в обществе кошек и собак.
Тоска по острым ощущениям погнала ее по свету. Но ни бой быков в Испании, ни сафари не принесли утоления. Встреча в Найроби с подругой по колледжу дала мыслям новое направление.
«Моя дорогая, – уверяла та, – проехав десять остановок в московской подземке в час пик, ты получишь острых ощущений больше, чем если бы спустилась в пиро́ге по Ниагарскому водопаду».
Шейла начала изучение России с Выборга, где не было метрополитена. Зато, к великому удивлению, здесь имелись велорикши. Решив прокатиться после ужина в экзотическом экипаже, госпожа Робинсон села в коляску напарника Дымова, известного по кличке Чума.
Прогулка превзошла все ее ожидания!
Тормозной тросик лопнул на спуске. Ни раньше, ни позже, а именно когда Чума направил свой трехколесный экипаж вниз по узкой улочке, круто спускавшейся вниз. Коляску нещадно мотало, потому что улочка была вымощена булыжником, и пассажирке да и самому велорикше казалось, будто они попали в стремительно несущийся по камням поток.
Ой, что сейчас будет!
Но нет, Чума не бросил руль, не выпрыгнул на ходу, когда скорость была еще не больше тридцати в час. Кто помнил бывшего призера чемпионатов бывшего Союза, победителя в многодневных международных велогонках, тот знал: Силкин сражается до конца. На трассе, в картежных баталиях и с бутылками за столом.
Вот и теперь Чума хладнокровно соображал, как уцелеть самому и не расшибить вдребезги иностранноподданную, еще не чующую беды.
В прозрачных сумерках волшебной белой ночи желтая коляска летела под уклон. Пассажирка помещалась впереди, так как коляска была классической конструкции. Справа у колеса есть в коляске ручной тормоз, но седоком на этот раз была женщина, да еще иностранка. Такой объяснять – не поймет все равно, особенно сейчас, на ходу. Опять же, не знал Чума других языков, кроме русского и матерного.
– Эхма! – громко прокричал Витя Силкин и, повернув руль, притер правое колесо коляски к высокому поребрику тротуара. Из-под стального обода снопом полетели искры, и первый раз взвизгнула пассажирка. Восемь пудов ее живого веса увлекали экипаж вниз с нарастающей скоростью.
Чума привстал на педалях. Перегнулся через руль, пытаясь достать ручной тормоз. И в ту же секунду заметил голубой капот поливальной машины, наперерез выезжавшей из переулка.