«Кап!..»

Маленькая холодная капелька падает мне на лицо.

«Кап-кап!» – ещё две капельки. Одна соскальзывает по лбу, вторая остаётся на носу. Я хочу вытереть её и поднимаю руку, но вдруг понимаю, что всё это происходит не по-настоящему. Я уже сплю. Моя физическая рука неподвижно лежит на одеяле, а астральная – полупрозрачная, словно дым – висит в воздухе и голубовато-сизой рябью мерцает в темноте комнаты.

«Кап-кап!»

Да что же это такое? Я сел на постели, поднимаясь над своим телом, и первым делом взглянул на Танечку. Девушка глубоко спала, на её губах сияла мечтательная улыбка – судя по всему, ей снилось что-то очень приятное, а наводнение в нашей комнате ничуть её не беспокоило.

«Кап…» – очередная капелька, упав с потолка, стекла по моей скуле и попала в уголок рта, смочила губы солоноватым привкусом.

Спустив ноги с кровати, я увидел, что пол был нещадно затоплен – прибывающая вода уже доходила мне до щиколоток, а дождь всё никак не унимался, напротив, он постепенно усиливался. Порыв ветра, ворвавшийся сквозь приоткрытое окно, окутал меня ароматом Средиземного моря и слёз. Слезами пахло даже больше.

– Максим, ты слышишь меня?.. Ты в порядке?.. Мне так плохо… – донёсся до меня очень далёкий, почти неразличимый голос. Я улыбнулся. Теперь понятно, какая колдунья наслала на меня этот суровый циклон. Недолго же мы друг без друга продержались.

Впрочем, звать меня дважды Марине не пришлось. Молниеносно перелетев к ней, я крепко её обнял:

– Милая, я тут! Что случилось?

Сидя на песке ночного пляжа – того самого, где мы однажды уже встречались – девушка горько рыдала, пряча заплаканное лицо в ладонях, а я снова стоял перед ней на коленях. Море, беззвучно поднимаясь над берегом, обрушивалось на нас прохладными волнами.

– Это ужасно, Макс, ужасно!.. – обессилевшая, она буквально упала в мои объятья. – Почему это произошло? Почему?!.. Что я сделала не так?.. Макс!..

– Звёздочка моя, да ведь всё же в порядке! Вот он я, живой. В целости и сохранности! – для убедительности я взял её руку и поднёс к своей груди. – Послушай, даже в астрале у меня бьётся сердце, а всё благодаря тебе! Когда я увидел то самое время на часах, меня всего парализовало. Я даже дышать не мог, не говоря уж о том, чтобы выехать на перекрёсток. Какая же ты молодец, моя волшебница! Ты столько сил потратила, чтобы меня спасти!.. Не плачь. Посмотри, на мне ни царапинки!

Казалось, мои доводы на девушку не действовали, напротив, она, вместо того, чтобы успокоиться, пуще прежнего залилась слезами. Я же с удивлением понял, что, глядя на неё, такую беззащитную и эмоциональную, получаю неописуемое удовольствие. Не думал, что когда-нибудь скажу это, ведь раньше я не замечал за собой особой любви к женским истерикам. Подобное поведение меня скорее раздражало. Но Марина была той единственной, которую я любил целиком и полностью. Такой, какая она есть…

Я видел, как расползаются по её телу новые побеги душевной боли – черные, извивающиеся линии, словно фарфоровую вазу раскалывающие хрупкую фигурку – и, наблюдая за ними, я страдал вместе с ней. Такое зрелище не могло оставить меня равнодушным. Моя аура сама собой вспыхнула и разрослась до огромных размеров. Свет, исходящий из глубин моего сердца – ярко-зелёный с серебристыми вкраплениями – опустился на неё нежным пушистым облаком. Этот исцеляющий, искрящийся изумрудный туман окутал девушку с ног до головы, чтобы утешить и согреть. Он проникал в мельчайшие трещинки её энергетики и наполнял их собой, склеивал, лечил.

А потом я вдруг подумал, что одного зелёного цвета мало. Я решил устроить этой царевне Несмеяне целое представление. Помня, что всё вокруг подчиняется силе моей мысли, я начал «раскрашивать» её сон:

– Мариночка, – я вытер очередную слезинку с её подбородка и обратился к ней, словно к ребёнку. – А ты знала, что у тебя волшебные слёзы?

– Вол… волшебные? – всхлипывая, переспросила она, не понимая ещё, к чему я клоню.

– Ага, ты только посмотри!

Капелька, которую я держал на пальце, и правда сейчас вела себя не совсем обычно. Она была уже не прозрачной, а плотной как театральная краска, и при этом разноцветной – переливалась под светом луны всеми оттенками радуги. Улыбнувшись, я принялся накладывать себе грим – для начала прочертил короткую линию вдоль носа. Потом повторил процедуру ещё два раза: смахнул с её лица свежие влажные дорожки и нарисовал ещё пару пёстрых полосок, уже подлиннее – поперёк своих правой и левой щёк. С такой яркой боевой раскраской я смотрелся в лучшем случае как индеец, а в худшем – как клоун, но на это я и рассчитывал. Больше всего на свете мне сейчас хотелось её развеселить.

Марина сначала удивлённо застыла, глядя на мою разукрашенную физиономию, а потом вдруг рассмеялась, сбрасывая с себя напряжение. Безудержный поток слёз за считанные секунды прекратился.

– Нет, погоди ты, постой! – шутливо попытался остановить её я. – Поплачь ещё немного. Пожалуйста! Мне ещё нужны брови. Такие толстые разноцветные брови. Ну, какой же индеец без бровей!

– Макс, ты такой классный! – хихикала она, придерживаясь за мои предплечья. Про плач она, конечно, уже позабыла. Я крепче прижал её к себе, поцеловал в растрёпанные влажные волосы и сбивчиво зашептал на ушко:

– Прошу тебя… сейчас, когда опасность позади… пообещай мне, что будешь приходить, как раньше! Обещаешь?..

Девушка потрясённо молчала. Видимо, она не ожидала такого от меня услышать, а я с воодушевлением продолжал:

– Пожалуйста, не оставляй меня! Без тебя я совсем потеряюсь в безумии реальности, это болото меня поглотит и навечно придавит ко дну, утопит. Ты – единственное волшебство, которое помогает мне жить и держаться на плаву. Поверь, мне не надо многого. Просто возьми мою руку, держи её покрепче и никогда не отпускай. Не дай мне утонуть, Мариночка! Ты мне очень нужна!

Услышав последнюю фразу, она дёрнулась, прикрыла лицо ладонью, а потом, не сдержавшись, снова разрыдалась. На этот раз, как мне показалось, уже не от горечи, а от радости ощущать себя нужной. Я и сам чуть было не прослезился, понимая, как здорово мне повезло: я повстречал человека, который искренне заботиться обо мне, который переживает за мою жизнь, как за свою собственную, но при этом не пытается удержать меня рядом и вообще не просит абсолютно ничего взамен. Разве такие люди вообще бывают? Это чудо, это настоящее волшебство. Наверное, она и правда не принадлежит человеческому миру – быть может, она мой ангел-хранитель?..

Прижимаясь ко мне, Марина делала вид, что не слышит этих мыслей. Щедро и самозабвенно она заливала моё плечо яркими красками, сочащимися из ранок её прекрасной, разносторонней, безграничной души.

Растроганно зарывшись носом в её волосы, я жадно вдыхал знакомый, уже ставший родным, запах. Оказывается, так мало нужно для счастья – просто обнимать любимую девушку и чувствовать, как она замерла в твоих объятиях на целую вечность…

– Максим!!! Макс, тебе плохо?!!!

До этого истошного крика мне было очень, очень хорошо. Но теперь, услышав его, я едва не откинулся от испуга, поэтому даже не знал, что ответить.

– Макс!!! Макс, ты чего не отзываешься?! Что с тобой?! – похоже, Танечка уже давно трясла меня и била по щекам, пытаясь привести в чувство.

Очнувшись, моё тело сделало резкий вдох, и я вскочил на кровати, прижав руку к груди. Я с трудом понимал, где нахожусь. Сердце колотилось быстро и гулко.

– Никогда больше не делай так!

– Как?!

– Не буди меня посреди ночи!

– Но уже утро!!!

И впрямь. Оглядевшись по сторонам, я увидел, как тёплый солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, отбрасывает на паркет игривые блики. Пол, разумеется, был совершенно сухим. Никакого намёка на случившийся тут недавно астральный потоп.

– У тебя сработал будильник. Пора на работу, – девушка одновременно и непонимающе, и виновато смотрела на меня, хлопая длинными ресницами.

– Спасибо, – я потёр лицо ладонями. – Прости, со мной всё в порядке. Просто я очень глубоко заснул.

Холодный душ немного привёл меня в чувства. Стоя под ледяной водой, я взбодрился, полностью вернулся в тело, и мой пульс наконец-то успокоился. Побрившись, я с дотошной аккуратностью оделся, даже завязал галстук, которым брезговал в последнее время, и тщательно начистил ботинки – всё это, как мне казалось, помогало мне лучше зафиксироваться в реальности и осознать себя наяву.

Заворожённо наблюдая за моими действиями, Танечка молчала – только поедала меня широко раскрытыми синими глазами и мечтательно закусывала губу. Вопреки ожиданиям девушки, я не догадался даже поцеловать её на прощание. Просто посадил на такси до офиса, а сам отправился за Алексом.

 

* * *

Жаркие бразильские страсти, бушевавшие в то утро у Саши дома, окончательно помогли мне спуститься с небес на землю. Из раскрытых окон двухэтажного коттеджа до меня ещё издалека донеслись рассерженные женские крики. А когда я подъехал ближе, мне пришлось поднять стёкла, чтобы спасти себя от оглушения. Боже, – подумал я тогда, – как хорошо, что я не женат!

Уверен, весь посёлок слышал, как орала эта баба. Назвать мадам Коршунову по-другому у меня на тот момент не повернулся бы язык – душераздирающие, истерические вопли едва ли могли охарактеризовать её с лучшей стороны. Сплошные оскорбления и ругательства: «Ты… ты… ты…», – это единственное, что я могу процитировать, все остальные слова были крайне нецензурными. Теперь понятно, кто научил Алекса так плотно материться.

Мне стало противно, я поёжился. Конечно же, я сразу вспомнил о Марине – о том, как деликатно и тихо она плакала на моём плече – и мне непреодолимо захотелось обратно в астрал. Я снова подметил про себя, что сны во многом гораздо приятнее и осознаннее этой агрессивной, тяжёлой реальности с бешеными, вовсе не женственными женщинами.

Кстати, а вот Сашу мне на этот раз не в чем было упрекнуть, друг вёл себя на удивление ласково. Я слышал его неудачные попытки вставить в монолог супруги несколько нежных фраз, начинающихся с «Милая…», «Дорогая…», «Любимая…». Наконец, сдавшись, он проговорил что-то вроде:

– Радость моя, мне надо мчаться на работу. Сегодня я вернусь пораньше, и мы обязательно всё обсудим! Ну, дай я тебя поцелую!.. Побежал!

Нет ничего удивительного в том, что, садясь ко мне в машину, он был бледен как полотно. Да она его в могилу сведёт, – посетовал я и тут же подсунул ему конфетку, валявшуюся в бардачке. Алекс без слов закусил её зубами и, закрыв за собой дверцу, облегчённо выдохнул.

– За что она на тебя так взъелась? У неё ПМС?

– Нет, хуже.

– Что может быть хуже?

– Она нашла мою переписку с Алиской. Зараза, говорил этой дуре – не пиши мне по вечерам, но та как специально строчит…

– А что там, в переписке?

– Как что, интимные подробности нашей тайной жизни, конечно. Вернее, уже не тайной.

Я посмотрел на него с сожалением, не зная, что сказать. Вообще-то я не раз его предупреждал, что всё тайное в итоге неизбежно становится явным, и сейчас я тоже вспомнил эту всем известную прописную истину, но озвучивать её заново не стал. Теперь, когда всё уже случилось, нужно было как-то поддержать товарища, а не добивать его нравоучениями. В любом случае ведь уже ничего не изменишь.

– Да, дела… – я постарался не выдать голосом своих эмоций. – И что теперь?

– Орёт, что подаст на развод, – хрипло проговорил Алекс. – Надеюсь, что сейчас перебесится и успокоится. Закажу ей сегодня цветов, подарков каких-нибудь – глядишь, остынет. Разводиться нам ни в коем случае нельзя.

– Да, у вас же ребёнок.

– Жеребёнок, – хмуро исказил Саша мои слова. – Нет, не в этом дело.

– Скажи… – неуверенно начал я, – а ты вообще… Ты любишь её?

Товарищ затравленно взглянул на меня. Я видел, что ему неприятен был мой допрос, и всё же он нашёл в себе силы выйти на откровенный разговор:

– Рано или поздно по-любому пришлось бы тебе это поведать. К тому же, сейчас мне и правда нужно кому-то высказаться, иначе я сойду с ума. Только, пожалуйста, давай уедем отсюда поскорее! Ещё не хватало, чтобы она выбежала за мной вслед, мне и так перед тобой ужасно стыдно.

В этот момент, словно подтверждая его опасения, щёлкнул замок передней двери коттеджа. Испугавшись, что сейчас воочию столкнусь с этой фурией-домохозяйкой, я, не оглядываясь, вжал газ. «Пежо», взвизгнув резиной, пулей унёсся прочь, подальше от дома Коршуновых.

Удирая, в боковом зеркале я увидел, как через глухой металлический забор перелетел высоко подброшенный Сашин мобильник – между прочим, огромный смартфон последней модели – и шлёпнулся позади нас на проезжую часть. Даже если бы он меня попросил, клянусь, я бы не стал останавливаться. Телефон скорее всего погиб, а мы, в отличие от него, ещё могли спастись. Стрелка спидометра подпрыгнула ещё на несколько делений вверх.

– Знаешь, – сказал я, выруливая с просёлочной дороги на шоссе, – это так странно…

– Что именно?

– Я почему-то не вижу ни твою ауру, ни её, хотя по идее её аура должна была быть ярко-красной и широкой. Энергетику злящихся людей видно даже через стены, да и вообще, она заметна на большом расстоянии.

Я ожидал, что Алекс снова огрызнётся в ответ на байки о нефизическом, но сегодня он отнёсся к моим речам на удивление благосклонно. Он даже не покрутил пальцем у виска, вместо этого на полном серьёзе переспросил:

– Что вообще такое эта твоя аура? Это душа?

– Ну, что-то вроде того.

– А вдруг у меня её нет?

– Как это нет?

– Может я уже давно продал её в обмен на все свои достижения.

Такого я от него услышать никак не ожидал, поэтому удивился и прервался, а Алекс тем временем продолжал:

– Понимаешь, иногда мне кажется, что я вообще не живу. Просто существую, от работы до работы. Ты себе не представляешь, как я ненавижу этот бизнес! Но бросить его не могу, потому что вбухал туда много сил, и теперь жалко отступать. Я продажный человек, Макс, до самых костей. Казалось бы, я делал всё это для себя, но в итоге я пуст, у меня ничего нет. Ничего, даже ауры.

– Почему ничего, а семья?

– Ага, особенно семья… Чёрт меня дёрнул на этот брак! Каждый день видеть опостылевшую женщину. Ещё и больную истеричку к тому же.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

Нет, он не преувеличивает, – услужливо подсказал мне мой внутренний голос. – Это он ещё смягчил. Больная – не то слово.

– И всё же, ты любишь её? – я повторил свой вопрос. – Или любил когда-то?

– Нет, никогда. Поначалу хотя бы трахаться было прикольно, а с тех пор, как она родила, даже этого уже не хочется. Её, разумеется, кесарили – рожать самостоятельно таким идиоткам не дают, в итоге у неё отвратный шрам на животе, и кожа над ним провисла. Выглядит мерзко, я предлагал пластику, но она, дура, вопит, что я должен любить мать своего ребёнка любой. А как мне её полюбить, если тело потеряло форму, а до её души мне и вовсе никогда не было дела!..

– Зачем тогда ты женился?

– Я женился не на ней.

– Не понимаю. А на ком же, если не секрет?

У меня создалось впечатление, что Саша, как и я, начинает потихоньку трогаться умом, вот и несёт всякую околесицу. В доказательство моим догадкам в следующий миг он с отстранённой лёгкостью произнёс:

– Не секрет. Я женат на погонах.

– На каких ещё погонах?

– Такие, знаешь, со звёздочками… – видя на моём лице неприкрытый скептицизм (я уже тянулся к сотовому, чтобы вызвать ему неотложку), он поспешно пояснил. – Речь о погонах её отца. Он генерал.

– Вот оно как! – я выдохнул с каким-то своего рода облегчением. Вопреки моим самым страшным опасениям, с рассудком Алекса всё было в порядке. Ну, конечно, если можно назвать фиктивный брак здравомыслием.

В любом случае, его лаконичное признание многое лично для меня объяснило: и то, зачем он так быстро расписался – всего через пару месяцев после знакомства, и то, почему не позвал никого из друзей на свою свадьбу, и его категоричные отказы знакомить меня с женой. Значит, любовью там и правда не пахнет, по крайней мере с его стороны. Тогда для чего же он всё это затеял?..

– На самом деле, всё банально до неприличия, – словно прочитав мои мысли, ответил Саша. – Ты уверен, что хочешь об этом слушать? Это долгий разговор.

Посмотрев на плотную утреннюю пробку, простирающуюся вдаль насколько хватало взгляда, я пожал плечами:

– Мы в любом случае тут надолго. Так что не торопись, рассказывай.

– Окей. Мы познакомились четыре года назад в отделении полиции.

– Где?!

– Макс, если ты хочешь дослушать эту историю до конца, будь добр, не перебивай. Мне и так тяжело говорить.

– Прости.

– Она закончила университет МВД и работала следователем. Как её только туда взяли – я не знаю, потому что она уже тогда была клиентом психиатра. После болезненного расставания с парнем несколько месяцев лечилась в дурке. Депрессия, анорексия, истерические срывы и прочий бред. Конечно, мне сразу стоило насторожиться, но я подумал – мало ли, девчонка молодая, доверчивая. Ну потрепали ей нервы, не выдержала, с кем не бывает…