Ранним утром, ровно в девять, я приехал к директору одной крупной компании. Мне предстояло заключить очень важный договор, и опаздывать строго-настрого запрещалось, поэтому, проснувшись, я не дал себе времени задуматься над тем, что происходило со мной прошлой ночью. Начав анализировать ситуацию, я бы непременно задержался, а сегодняшнюю сделку я не имел права сорвать, видя, как много надежд вкладывал Саша в сотрудничество с этим клиентом.

Вместе с тем, если быть честным, в глубине души я догадывался, что по-хорошему мне следовало бы кому-то передать это дело, потому что состояние моё, мягко говоря, не располагало к разговорам с людьми – мне нужно было сначала свыкнуться с информацией, которую накануне раскрыла передо мной река Времён. Любой другой менеджер, даже совсем зелёный, на моём месте справился бы не хуже, ведь всё самое важное я уже подготовил, оставалась только сущая формальность – помочь арендатору поставить подписи в нужных местах. Но, так или иначе, отступать было поздно: Ксения Альбертовна – руководительница фирмы – уже поприветствовала меня рукопожатием и села напротив.

Полная женщина чуть старше сорока, лицо которой обычно не выражало ничего, кроме хронической усталости, сегодня выглядела заметно обеспокоенной. Правда, как мне казалось, беспокоилась она вовсе не о бумагах, а о чём-то абсолютно не связанном с работой. Ей трудно было сконцентрироваться на нашем вопросе – она будто бы вообще с трудом припоминала, кто я такой и зачем в очередной раз к ним нагрянул. Тяжело вздохнув, она посмотрела на меня затравленно и спросила:

– Вы не против, если я ещё раз пробегусь глазами по основным пунктам договора, чтобы убедиться, всё ли там верно?

– Да, пожалуйста, – спокойно ответил я, облокачиваясь на спинку кресла. – Сколько вам угодно. Мы не ограничены во времени.

Ксения Альбертовна принялась читать текст. Её руки немного подрагивали, дыхание было частым и сбивчивым, а аура активно меняла цвета с серо-зелёного до тёмно-красного и обратно. Не нужно было быть Гуру, чтобы понять: её мысли метались точно так же. Она изо всех сил пыталась себя успокоить, но волнения вновь возвращались, раскрашивая её энергетику свежими буро-кровавыми пятнами.

«О господи, как же это страшно, как страшно!» – вдруг тихо, но отчётливо прозвучало в комнате. Я присмотрелся к лицу женщины. Нет, поджатые губы не шевелились, они были полностью неподвижными. Пришлось признать: «сканируя» её, я в конец обнаглел и залез к ней в голову.

Перегнувшись через стол, я заглянул в документ. Мне стало искренне интересно, что такого страшного она в нём нашла, поскольку я был более чем уверен – там всё составлено верно, ошибок я допустить не мог.

– Если у вас возникнут вопросы по условиям договора, – вежливо произнёс я, – смело задавайте, и я вам всё разъясню.

– Что?.. – от звука моего голоса женщина встрепенулась, будто бы очнувшись. – А, да, Максим Олегович, спасибо.

Её взгляд снова упал на бумаги, однако на этот раз она даже не пыталась читать – просто делала вид, остановившись глазами на одной точке. Я понимал, что она поступает так не со зла, и мне хотелось как-то помочь ей, но как именно – я не знал. И тогда я решился на отчаянный эксперимент.

Затаив дыхание, я полностью погрузился в её ауру. Вошёл туда как в бурлящую, стремительно бегущую куда-то реку и позволил ей себя унести. Подхваченный течением, я проследовал её жизненным путём – от самого рождения до вчерашнего вечера, который оказался особенно богатым на переживания. Оказывается, вчера ей назначили дату важной операции, которой она боялась и на которую всё никак не могла решиться. И, на мой взгляд, правильно делала.

Очутившись вместе с ней в её настоящем, я вынужденно остановился. Русло реки здесь раздваивалось, и дальше потоки вели к двум совершенно разным вариантам развития событий. Ксения Альбертовна не могла решить, какой дорогой идти – именно это её сейчас так тревожило, а вовсе не какая-то рабочая сделка. Точнее, душа и сердце, конечно, прекрасно знали, куда следует двигаться, но окружающие сбивали женщину с пути своими неуместными советами. Растерянная, она собиралась отклониться от единственно верного курса.

Сделав неподдающееся описанию усилие над собой, я расщепил своё сознание надвое и отправил его сразу в обе версии будущего, чтобы проверить, всё ли почувствовал правильно. Её дальнейшая судьба, менее чем за секунду развернувшаяся перед моим взором, так сильно меня впечатлила, что я не смог сдержать слов:

– Не надо этого делать! – воскликнул я, нарушая тишину. – Вы совершаете огромную ошибку!

– Вы… – она не поверила своим ушам, – Максим Олегович, я не ослышалась? Вы меня сейчас отговариваете от заключения договора?!

– Да я не про договор. Не делайте аборт. А с договором всё нормально.

Она вздрогнула, отодвинулась к стене и удивлённо посмотрела на меня. Бумаги выпали из её неподвижно зависших над столом рук:

– Что вы сказали?!

Моя интуиция услужливо намекнула мне, что здесь следует остановиться и больше ничего не уточнять, иначе я рисковал остаться без её подписей. Однако контракт на несколько сотен миллионов сейчас казался мне гораздо менее важным, чем события, через которые я только что прошёл вместе с ней.

– С вашим ребёнком всё будет в порядке, – я просто не мог её не успокоить. – Это мальчишка, и он полностью здоров. А анализ на синдром Дауна врёт.

– Откуда вы знаете про…

– Тот мужчина, – беспощадно продолжал я, – к вам не вернётся, потому что у него другая семья, и там тоже есть дети. Но сын будет для вас надёжной опорой до конца жизни и в итоге займёт ваше место в компании. Благодаря ему, всё, что вы сейчас создаёте, не пропадёт и будет приумножено. Поэтому не слушайте никого. Не обрывайте его судьбу так рано.

Её глаза округлились, зрачки к концу моего короткого монолога напоминали по размеру пятирублёвые монеты. Вскочив на ноги, Ксения Альбертовна наспех оправила задравшийся пиджак, извинилась передо мной и, сказав, что не готова сегодня что-либо подписывать, не оглядываясь выбежала за дверь.

Взяв со стола любезно приготовленную для меня пол-литровую бутылку воды, я сделал несколько глотков. Мои губы несмело улыбнулись. Роковое распутье осталось позади: вильнув в нужную сторону, река её жизни резво потекла дальше. Так же резво, как текли по её раскрасневшимся щекам дорожки крупных слёз…

– Серов! Где тебя так долго носило?!

«Да что же это такое», – подумал я. Одна только интонация голоса новоиспечённого начальника отдела дала мне понять, что взбучки не избежать. Наверное, это какой-то синдром Анатолия, которым неизбежно заболевают те, кто занимает его место.

– Руслан… – примирительно начал я, но он меня перебил:

– Ты как со мной разговариваешь?! К высшему руководству принято обращаться по отчеству!

Слышать это мне было странно, потому что на протяжении всех лет нашей совместной работы в компании мы называли друг друга просто по имени, и в общем-то разница в возрасте между нами была всего полгода. Тем более что это он был младше, а не я.

Сейчас же он говорил со мной с открытым пренебрежением, а ведь я ещё даже не успел рассказать ему последних неутешительных новостей. Больше всего мне хотелось остаться одному, никому ничего не объясняя, но я собрал свою волю в кулак и честно признался:

– Руслан Маратович, мне очень жаль. Сегодняшняя сделка не состоялась. И, похоже, она откладывается до конца года.

– Абзац! – незамедлительно выругался Рус, бледнея. – Катастрофа! Коршун меня прибьёт!..

– Не прибьёт, я сам с ним поговорю.

– Как ты вообще умудрился её сорвать?! – не слушая меня, частил он. – Что ты ей такого наговорил про объекты?!

– Абсолютно ничего. Ксения Альбертовна просто перенервничала по личным причинам. Сегодня она не могла думать о работе, уверяю тебя… эээ, то есть, вас. У неё были совсем другие переживания. По факту от сделки она не отказалась, но всё равно у нас в ближайшее время ничего не получится. Понимаете, Руслан Маратович… Загвоздка в том, что Ксения Альбертовна сейчас находится в положении и…

– Заканчивай трёп, – он решительно встрял в поток моей бессвязной речи. – До обеда предоставь мне подробную объяснительную. Я её перенаправлю Коршуну.

– Коршунову, – в который раз поправил я. – Его фамилия Коршунов.

С запиской мне удалось справиться довольно быстро. Поначалу я задался вопросом, должен ли я быть откровенным или лучше приврать, но почти сразу понял – сил лгать у меня попросту не осталось. Поэтому я описал всё, как есть – и уже через полчаса Алекс, настаивая на срочном разговоре, вызвал меня к себе.

– Даже не знаю, смеяться мне или плакать, – вместо приветствия признался он, едва увидев меня на пороге. Голос его звучал озадаченно, – Я прочёл этот шедевр. Зайди и сядь. Да, и дверь лучше закрыть.

Я послушно повиновался.

– Извини, Саш. Мне правда очень неловко.

– «Извини», «неловко»? И это всё?! Ты больше ничего не хочешь мне поведать? С каких пор ты предсказателем будущего заделался?

– Походу с сегодняшнего дня. Я постарался всё детально описать Руслану, – я кивнул в сторону своего сочинения.

– Ага, детальнее некуда. Даже хочу перечитать ещё раз, чтобы убедиться, ничего ли я не пропустил, – прочистив голос, он принялся с сарказмом цитировать. – Начальнику отдела продаж ООО «Алькор Групп» Ахматову Р. М. от старшего менеджера по продажам Серова М.О… Объяснительная, мать твою, записка.

– Такого я там не писал. Про мать.

Пропустив мимо ушей эту ремарку, Коршунов встал и, вытянув перед собой руку с листком, принялся декламировать:

– Я, Серов Максим Олегович, относительно заключения договора аренды с АО «Инсайт», запланированного на третье августа, сообщаю следующее: подписание документов не состоялось в виду случайно открывшихся мне личных обстоятельств, которые я не мог не затронуть в разговоре исходя из… едрить-колотить, ну ты и завернул!.. из морально-этических соображений.

– Да, примерно так и было.

– Встреча с Морозовой К. А., – он продолжал с растущим возмущением в голосе, – была по обоюдному решению сторон перенесена на пятнадцатое августа, однако, к сожалению, её также придётся отменить, поскольку из достоверного источника мне известно, что завтра Ксения Альбертовна… охренеть, не встать!.. будет экстренно госпитализирована в больницу на сохранение беременности, где она пробудет как минимум два ближайших месяца. За#бись, ты у нас теперь Ванга, что ли?!

– Алекс, хватит ругаться. Читай дальше.

– Тот же источник сообщает, что реальная возможность заключить данный договор появится только к декабрю текущего года, о чём спешу заранее проинформировать вышестоящее руководство во избежание дальнейших конфликтов по этому поводу… Но тут я вынужден вас расстроить, Максим Олегович Нострадамус, конфликтов с руководством ни вам, ни вашему долбанному источнику не избежать. Где это видано – пять месяцев разминать и увлажнять клиента, а потом в одночасье всё провалить?! Зря я тебе доверил вести это дело что ли?!..

– Наоборот, не зря. Мы с тобой сегодня спасли человека. Даже двух, представляешь?..

– Спасли от чего?

– Благодаря тому, что я рассказал ей, она не сделает аборт! Но это ещё не всё. Завтра во время операции она должна была умереть от открывшегося кровотечения. Понимаешь, большой срок беременности, поздний возраст, плохая свёртываемость и, вдобавок, молодой хирург в сильном похмелье после дружеской пьянки в пабе, куда он собирается сегодня вечером… – встревоженный увиденным, я спешил поделиться с ним мельчайшими подробностями, но товарищ, не желая слушать, грубым голосом меня перебил:

– Макс, какой же ты идиот! Если я ещё раз от кого-то услышу, что ты гадаешь на кофейной гуще, я тебя уволю! И на этот раз я не шучу. Ты мне так всех клиентов распугаешь, придурок!

– Вот спасибо, друг. Я знал, что ты меня как всегда поддержишь.

Мне было нечего добавить. Спорить с ним и доказывать ему свою невиновность я устал. Не проронив больше ни слова – хотя они прямо-таки бурлили у меня внутри – я поднялся и покинул его кабинет.

Из офиса я ушёл, не дожидаясь конца рабочего дня. Купил бутылку пива и выпил её, сидя в ближайшем сквере. Впрочем, особого удовольствия мне это не доставило, скорее даже наоборот – вместе с алкоголем мой живот наполнился горьким отвращением к самому себе. Впервые за долгое время я не торопился домой и не был рад возвращаться туда. Хотя бы просто потому, что меня, казалось, вообще больше ничего в этом мире не могло порадовать. Стоя в метро, у самого края платформы, я рассматривал рельсы и ловил себя на полном отсутствии страха за собственную жизнь. Наверное, я даже мечтал о том, чтобы кто-нибудь из пассажиров по неосторожности толкнул меня в спину. Мной овладевало отчётливое чувство никому-не-нужности, непонятости, бесполезности существования.

Каким-то чудом я всё же добрался до квартиры невредимым. Упав на диван в гостиной, свернулся в позу эмбриона и закрыл глаза, притворяясь, что меня нет. Я не двигался, почти не дышал и ни о чём не думал, будто бы на самом деле уже умер. Возможно мне даже удалось бы в это поверить, если бы не тошнота, периодически сжимающая желудок и тем самым напоминающая, что я ещё жив.

Я пролежал так около получаса и вынужден был признать: на этот раз одиночество не помогало, мне становилось только хуже. Нестерпимая горечь, поднимавшаяся внутри, с каждой секундой отравляла меня всё сильнее. Мои напряжённые руки сами потянулись к телефонной трубке.

– Танечка, милая… – проговорил я слабо, едва услышав её голос. – Мне так паршиво… Ты могла бы ко мне приехать?

За что она мне нравилась – так это за то, что почти никогда не задавала лишних вопросов:

– Да, конечно, Максюш. Я сейчас выезжаю. Что-то купить? Может, вина? – подумав немного, поправилась. – Коньяк?

– Нет, ничего не надо. Хотя… разве что резинка не помешает, а то мои запасы закончились. Если тебе не трудно…

Поговорив с ней, я немного успокоился и даже задремал, так безмятежно, как раньше – без выходов в астрал и осознанных снов. Просто провалился в какую-то вязкую черноту и с наслаждением потерял в ней себя.

Проснулся я от того, что Танечка, склонившись надо мной, приложила ладонь к моему лбу, чтобы измерить температуру. Наверное, я забыл запереть входную дверь, и она, воспользовавшись этим, беспрепятственно вошла в квартиру.

– Ты такой холодный, – тихо сказала девушка, заметив, что я открыл глаза. – На улице жара, а у тебя просто ледяной лоб.

Потом она укутала меня в плед, принесла кружку горячего чая и, присев рядом на кровать, вытащила из одного кармана джинсовки «орбит», а из другого – «дюрекс»:

– Я не поняла, какую резинку ты имел в виду, но решила не терять времени и не переспрашивать, – она посмотрела на меня с невинной улыбкой.

– А что, это тоже пригодится, – я положил мятную подушечку в рот и облегчённо выдохнул, чувствуя, как отступает тошнота.

– Ну, а теперь рассказывай, что у тебя случилось?

– Не знаю, как тебе объяснить… Мне очень тяжело, я совсем потерялся. Я не управляю больше своей жизнью, меня просто треплет, как пушинку, на ветру. Я чувствую себя так, словно куда-то падаю, вязну, тону, и мне не за что ухватиться. У меня нет твёрдой почвы под ногами.

Её рука мягко коснулась моей:

– Макс, сейчас просто такое время. Ни у кого нет под ногами твёрдой почвы. Каждый из нас в любую секунду может поскользнуться и упасть. Но выбор всегда остаётся за тобой – просто падать или расправить крылья и лететь.

– В том-то и дело, что летать наяву у меня не получается. Тут мои крылья постоянно мешают окружающим, и лишь во сне я могу их расправить. Только ночью мне удаётся ожить. А потом наступает рассвет, и я снова умираю. Каждое утро мне всё сложнее просыпаться, а ещё тяжелее – уговорить себя выйти из дома. Этот мир такой противоречивый: вроде бы люди живут бок о бок, спят вместе – спина к спине, работают в тесных офисах плечом к плечу… и, тем не менее, мы невыносимо, до волчьего воя, одиноки. Будто находимся на разных полюсах планеты, на противоположных концах Вселенной, в параллельных реальностях. Никто никого не слышит, не пытается понять. Словно ты кричишь в тишину, а ответа нет. В надежде смотришь близкому человеку в глаза, как в зеркало, чтобы увидеть там себя, но они ничего не отражают. Пусто, тоскливо, холодно. Пожалуйста, хотя бы ненадолго, загляни в мою душу, почувствуй меня настоящего, побудь со мной…

Наклонившись ко мне, девушка коснулась моих губ своими. Сначала отрывисто, негромко причмокнув, потом уже более продолжительно, скользнув языком по моей шершавой коже. Я придержал её за талию и усадил на себя сверху. Чай снова остался недопитым – я к нему даже не притронулся – но её заботливые объятия согревали меня ничуть не хуже.

За последний месяц интим с Танечкой превратился для меня в своего рода пытку. Да и для неё, наверное, тоже, потому что чем ласковее я занимался любовью с Мариной в своих снах, тем грубее становились мои действия в реальности. Будто бы я пытался доказать самому себе, что происходящее наяву – это просто секс. Секс, и ничего кроме.

Собственно, так оно всегда и было, но только не сегодня. Сегодня я хочу прикасаться ко всему её существу, а не только к телу. Она нужна мне как никогда раньше.

С тихим шорохом её одежда падает на пол. Плед тоже больше не нужен – моё сердце ускоряется, и мне тут же становится жарко. Чувствуя мою усталость, дальше она делает всё сама. Прогибаясь вперёд, Танечка практически ложится на меня, как игривая кошка. Сжимает мой потвердевший член у основания, а головку облизывает и проводит ей по своему лицу – по щекам, губам, подбородку. Дотрагивается до своей груди, играет с сосками, скользит вдоль живота, прикасается к клитору и какое-то время массирует себя так, тихонько постанывая.

Шелестит упаковка от второй покупки. Девушка медленно расправляет тесный латекс – обращается со мной очень аккуратно, стараясь не поранить своими длинными ногтями. Какая же всё-таки она нежная. И как только у неё хватает терпения на то, чтобы оставаться со мной, ведь я всегда такой резкий и чёрствый, полная противоположность ей.

Закрыв глаза и довольно улыбаясь, она садится сверху, впуская меня внутрь. Её бедра начинают плавно раскачиваться вверх и вниз. Сначала медленно, потом слегка ускоряясь. Постепенно она входит во вкус и начинает буквально прыгать на мне – так смело и беззаботно. Иногда она забывается и, насаживаясь слишком сильно, ахает от боли. Я стискиваю её ягодицы, пытаясь сдержать девушку и уберечь от травм, но она слишком увлечена, чтобы останавливаться. Звуки хлопков становятся всё громче и громче.

Приподнимаясь, я сажусь на кровати и подхватываю её ноги под коленями, начиная самостоятельно управлять нашими движениями. Хватает нескольких проникновений, чтобы Танечка испытала оргазм. Она запрокидывает голову назад и громко стонет – так сладко, томно, с надрывом.

От её эмоций меня всего будто бы прошивает ударом тока. Тело становится напряжённым и словно электризуется, по животу пробегает раззадоривающая щекотка. Обняв девушку за плечи, я легко укладываю её на лопатки, а она без сопротивлений мне поддаётся. Теперь сверху уже я, но я по-прежнему не позволяю себе забываться. Я вхожу в неё неглубоко и делаю это так, как нравится ей. Чёрт, ведь я всегда знал, как именно она любит этим заниматься, но почему-то очень редко вспоминал о её желаниях.

Не проходит и минуты, как она кончает во второй раз. По её щекам катятся крупные слёзы, она буквально захлёбывается от подступившего к горлу удовольствия. Чистые, искренние, живые эмоции окрашивают её ауру в яркий солнечно-жёлтый цвет, и, видя это, я моментально теряю рассудок. Боже, сейчас она так похожа на…

– Звёздочка! – шепчут мои губы, и следом за шёпотом по комнате разлетаются сбивчивые стоны. – Радость моя, как же я тебя люблю! Обними меня покрепче!.. Прошу, не покидай меня больше. Не уходи никуда!.. Ты моё счастье… Мне так хорошо с тобой!.. Спасибо тебе, любимая!..

Моя голова падает, лбом я упираюсь в её плечо, и волна оргазма уносит меня куда-то далеко, прочь от мучительных терзаний и укоров совести.

Гудящая слабость, резко накатившая на моё тело, успокоила меня и убаюкала. Моих сил хватило только на то, чтобы снять презерватив, а потом, опустив голову на подушку, я сразу же провалился в сон. Правда в уме у меня успела проскочить привычная мысль о том, что по-хорошему мне следовало бы отправить девушку домой, но я отмахнулся от этой идеи как от назойливой мухи и плотнее сомкнул веки.

Лёжа рядом, Танечка ещё долго гладила меня по голове, и её чуткие пальчики вынимали из моей души последние осколки печали.

 

* * *

– Выходи, нам нужно поговорить!

Эти слова прозвучали резко и буквально полоснули меня ножом по сердцу. А в следующую секунду моё сознание внезапно сотряслось от жаркого удара током, и я как теннисный мячик выскочил из тела, отлетев к противоположному концу комнаты. Напротив меня стояла Марина. Её широко раскрытые глаза сверкали кроваво-красными искрами, по щекам катились слёзы.

Обернувшись, я в растерянности посмотрел на свою физическую оболочку. Я глубоко спал, словно ребёнок, положив голову Танечке на плечо. Её ладонь, после того, как она уснула, так и осталась лежать на моей голове. Мне хотелось что-то сделать, чтобы Марина не видела этой картины – отстраниться, сбросить с себя Танину руку, вскочить – но, находясь в астрале, сделать этого я не мог, а обратно меня не пускали. Стоило мне сделать шаг по направлению к кровати, как Марина кинула в меня ещё один огненный шар, беспощадно пробив мою энергетику в самом центре груди. Сквозная рваная дыра, болезненно завибрировав по краям, начала медленно затягиваться.

– Мариночка…

– Не называй меня так!

Алые языки пламени облизывали её напряжённые пальцы – она собирала новый «файербол», чтобы ещё раз меня ударить в том случае, если я снова попытаюсь убежать.

– Милая, пожалуйста, выслушай меня! Это не то, о чём ты подумала!

– Ты признавался ей в любви! – отчаянно выпалила она в ответ. – Точно так же как и мне! Теми же самыми словами!

– Да, случайно наговорил лишнего в порыве страсти. Но, честное слово, я представлял на её месте тебя. Клянусь, – мой голос дрожал, – она для меня никто! В моём сердце только ты!

Она перестала плакать и, нахмурившись, рассерженно посмотрела на меня:

– Никогда не говори так. Неужели ты сам не слышишь, как мерзко это звучит? Мужчина должен уметь признавать свои ошибки. А ты… ты… мне сразу следовало догадаться, что ты такой же, как твой дружок!..

– Нет, я не такой!

Её губы снова искривились, руки безвольно опустились и повисли вдоль тела. Аура стала тускнеть, исчезая.

– Марина, не уходи! – метнувшись вперёд, я попытался удержать девушку, но её кисть, стоило мне к ней прикоснуться, превратилась в гадкий змеиный хвост – влажный и холодный – и выскользнула из моей ладони. Красное свечение погасло. Оставив меня наедине с разъедающей, пульсирующей болью в груди, Марина пропала.

Интуиция подсказывала, что с таким пробоем в биополе нужно свести к минимуму астральные прогулки – вернуться в тело и дождаться, пока дыра заживёт, но я не смог оставить всё, как есть. Сейчас не время зализывать раны, – сказал я себе и, настроившись на энергетику Марины, шагнул в бездну следом за ней.

Расправленные крылья унесли меня в густой еловый лес. По ночному небу плыли чёрные тучи, дул сильный ветер, и острые верхушки деревьев угрожающе колыхались от его порывов.

– Не приближайся! – злобно воскликнула Марина, обернувшись. – Забудь обо мне!

– Ты нужна мне как воздух! Прошу, прости меня!

– Никогда! – с эхом разнеслось по лесу нечеловеческое рычание.

Она сделала шаг назад и внезапно, прямо на моих глазах, превратилась в огромную серую волчицу. Непроизвольно ахнув, я инстинктивно отшатнулся от дикого зверя. Я хотел просто отскочить подальше, но споткнулся о торчащую из земли корягу и упал назад.

Теперь волчица стояла передо мной, глядя сверху вниз. Её крупные лапы были широко расставлены, словно она готовилась к броску. Шерсть на холке поднялась дыбом, морда яростно оскалилась. Некоторое время она пожирала меня своими голодными, налитыми кровью глазами, собираясь накинуться, но в последний момент всё же передумала. Только мелькнула перед моим носом пышным хвостом, а потом скрылась в тёмной чаще.

Я сел, прислоняясь спиной к стволу дерева. Да уж, правду говорят: даже если нам кажется, что жизнь крайне несправедлива с нами обошлась, ни в коем случае не следует жаловаться. Потому что всегда может стать ещё хуже. В любой момент мы, не сумев по достоинству оценить то, что имеем, можем потерять всё.

Подняв лицо к небу, я мысленно просил прощения у Вселенной. Вселенная слушала молча, разве что высокие ели бесшумно качали головами в ответ на мои обещания.

Чуть позже тучи надо мной рассеялись, вышла Луна. Где-то совсем далеко протяжно завыли волки. Как мне показалось, один голос выделялся на фоне их стройного хора, звуча напевнее и печальнее остальных. Взревев вместе с ним, одновременно от боли и от отчаяния, я закричал в пустоту ночи:

– Марина, лучше убей меня! Придуши, разорви на части! Ты же знаешь, без тебя я не выживу!..

Никто не откликнулся. Путеводная звезда скрылась за горизонтом, и моя душа погрузилась в кромешную темноту. Я остался совсем один против огромного, холодного и враждебного мира. Лучшего наказания для меня не подобрать: я не просто умру без неё, я сдохну в долгих мучениях. Что ж, так мне и надо. Я заслужил.

Вернувшись в тело, я приподнялся на кровати. В комнате горел ночник. Напротив меня сидела Танечка и, казалось, она уже давно не спала. Её лицо было озадаченным и напуганным:

– Максим, тебе приснился кошмар? Ты опять кричал во сне…

– Кошмары посещают меня исключительно наяву, – хриплым голосом ответил я и незамедлительно добавил. – Таня, прости, но мы должны расстаться.

– Почему?! – удивлённо пискнула девушка. Бездонные синие глаза смотрели на меня так преданно и открыто.

– Мне очень жаль, – я с ощутимым трудом выдавливал из себя каждое слово. – Я тебя не люблю. Думал, что смогу полюбить со временем, но не получилось. Забудь всё, о чём я говорил тебе сегодня. У меня есть другая, и эти признания в любви были адресованы ей.

Я замолчал и несколько раз подряд судорожно втянул в себя воздух, пытаясь надышаться. Осмыслив услышанное, Танечка ахнула, её губы по-детски поджались.

– Ну и… Ну и дурак, – выпалила она. – Чтоб ты знал, я тебя тоже не люблю. Спала с тобой только потому, что ты лучший друг Коршуна.

Это было ударом ниже пояса. Избитый за одну ночь сразу двумя девушками, я окончательно потерял дар речи и так и не узнал, правду ли она сказала или сочинила это из-за обиды.

– Но я… Я к тебе привязалась, – добавила Таня тише. С раскрасневшейся щеки скатилась слезинка. Смахнув её, девушка подобрала с пола свои вещи, выскочила в коридор и, наспех одевшись, хлопнула входной дверью.

Если бы я знал… если бы я только знал, что мне тогда следовало во что бы то ни стало её остановить! Успокоить, объяснить всё нормально, а не в двух словах, поделиться накипевшим и выслушать то, что накипело у неё. Не для того, чтобы спасти отношения, нет, а просто из человеческого сочувствия. Разделить с ней её боль и не оставлять, ни за что не оставлять молодую, впечатлительную, эмоциональную девушку наедине с непереносимыми горестными переживаниями.

Но нет, я не окликнул её, не побежал следом, и даже не позвонил. Просто лёг и накрылся с головой одеялом, прячась таким образом от внешнего мира, от совести, от самого себя.

Под утро я уснул, и мне снилось, что я парил над Москвой на крыльях цвета самой чёрной ночи – угольных, как у ворона. Я летел сквозь дождь, сквозь плотные грозовые тучи, и молнии сверкали у меня за спиной. Горели и рушились мосты, отрезая мне путь назад. В небо поднимался густой дым, унося за собой ввысь серебристые частички пепла.

Не оборачиваться, не жалеть, не возвращаться.

«Я не выживу без тебя».

«Я никогда тебя не любил».

«Выбор за тобой – падать или лететь»…