Когда я вошёл в офис, все вокруг побросали свои дела и, как по команде, повернулись в мою сторону. Стараясь не обращать ни на кого внимания, я прошёл к своему рабочему месту и поставил портфель на стол, вытаскивая папки с документами. Сначала коллеги молча за мной наблюдали, потом кто-то тихо спросил:

– Макс, ты как, держишься?

– Держусь, – машинально ответил я. На самом деле я не знал, как я. Внутри у меня было пусто. В груди свистел ветер, будто какой-то неведомый зверь разорвал её и выжрал все мои внутренности. Впрочем, почти так накануне и было.

Я сел и попытался разобраться с бумагами, но голова ничего не соображала, текст расплывался перед глазами, и, как я ни старался, я не мог сфокусировать взгляд.

– Как жалко их!.. – донеслась до меня приглушённая реплика коллеги. Я даже не понял, кто именно это был – голоса сливались в один.

– Да, такая красивая пара была! – с сочувствием поддакнули ему.

– Кошмар, зачем же она это сделала?!..

– Послушайте, – воскликнул я, вскочив. В моих висках отбивала барабанная дробь. – Да заткнитесь вы наконец! Хотя бы сейчас прекратите свои сплетни! Она вас уже не слышит, но я всё ещё живой!

В офисе повисла тишина. Взволнованные взгляды коллег прожигали меня словно непотушенные сигаретные окурки. Да, кстати, о курении:

– Дайте мне закурить, – попросил я хрипло. Руслан, шагнув ко мне, молча протянул мне зажигалку и открытую пачку «парламента». Он наверное ожидал, что я вытащу одну сигарету, но я отобрал всю упаковку целиком и, забыв поблагодарить, выскочил с ней в коридор.

Закрывшись в кабинке сортира, я опустился на кафель и нахально закурил прямо в туалете. Я сидел на полу и смолил почти непрерывно – выбрасывал очередной бычок в унитаз и тут же тянулся за новой дозой никотина.

Вентиляция не справлялась – под потолком уборной клубился едкий, слепящий глаза, сизый дым. Моя голова кружилась, желудок сжимался, и к горлу настойчиво подступала рвота, но даже это меня не останавливало. Затяжка за затяжкой, я пытался заглушить душевную горечь физической.

Наверное, и вы тоже хотите знать, что же такое произошло этим утром? Из-за чего весь офис поголовно стоит на ушах и не закрывает рта? А ещё – почему там, внизу, собрался целый кортеж спецтехники: две машины скорой помощи, две полицейских и один эвакуатор? Что ж, в любом случае, мне пришлось бы рано или поздно это рассказать…

Всю прошлую ночь за окном лил дождь, и прекратился он только к утру. Выйдя из дома, я отметил про себя, что на улице сильно похолодало – в рубашке и пиджаке я быстро продрог, но садиться в тёплый Сашин «мерс» не торопился. И хотя товарищ, как обычно, подрулил к моему подъезду, чтобы меня захватить, я проигнорировал его великодушный поступок и, отвернувшись, пошёл пешком по лужам в направлении метро. Некоторое время Коршунов просто тащился за мной на черепашьей скорости вдоль тротуара, потом потерял терпение и начал сигналить, привлекая к себе внимание. Ещё чуть позже он опустил стекло и, высунувшись, крикнул:

– Эй, хватит дурить! Я вчера просто перенервничал, извини меня! Больше так не буду! Макс, слышишь, запрыгивай!

Я сдался не сразу. Ещё полминуты по окрестностям тщетно разносились крики, перемежающиеся с гудками автомобиля, но когда очередной возмущённый шумом прохожий буркнул что-то вроде «Как же надоели эти пид#ры со своими разборками», я понял, что пора заканчивать представление. Безусловно, со стороны мы и правда смотрелись не очень-то мужественно. Вздохнув, я залез в машину.

По дороге Алекс извиняющимся тоном говорил что-то про жену и её очередную утреннюю истерику, но я его почти не слушал, погрузившись в собственные мысли. Во-первых, я был сконцентрирован на личных переживаниях, а во-вторых, если уж совсем честно, мне надоело выслушивать его постоянные жалобы и играть роль мусорного бака, куда он сбрасывал свои негативные эмоции. К тому же, я всё ещё злился на него после вчерашнего разговора. Если он никогда не пытается понять меня и поддержать, то почему я должен регулярно это делать?.. Примерно так я рассуждал на протяжении всей поездки, и его нытьё, влетающее в моё левое ухо, тут же вылетало из правого.

Грудная клетка после энергетических ударов Марины по-прежнему болела, я ощущал эту боль буквально физически. Несмотря на то, что дыра в моей ауре за ночь затянулась примерно на одну треть, я всё ещё не мог о ней забыть. По телу разливалась слабость, сердце билось часто и тревожно. Даже наяву меня не покидало ощущение, будто я лечу на огромной скорости в какую-то тёмную, всепожирающую бездну. В общем, мне было явно не до Алекса с его бытовухой.

Припарковаться на стоянке рядом с офисным зданием нам не удалось: несмотря на ранний час, там по какой-то причине собралось огромное количество людей. Саша прервался на полуслове и, остановившись у въезда, настойчиво надавил на руль, пытаясь гудком разогнать толпу, но ни один человек не удостоил его вниманием. Никто даже не обернулся. Почуяв неладное, я первым выскочил из машины, чтобы узнать, что произошло.

Я попытался растолкать зевак, протискиваясь поближе к месту действия, но они стояли плотным кольцом и не позволяли мне ничего разглядеть. Оставалось только догадываться, почему асфальт под моими ногами хрустел битым стеклом. Возможно, – подумал я, – какой-нибудь хулиган вышиб ночью окно моего оставленного на парковке автомобиля, чтобы его обворовать. Однако чуть позже я заметил на земле под ногами капли свежей крови и понял, что произошло нечто более серьёзное.

– Ой, это же Макс Серов, её парень! – воскликнул вдруг кто-то из коллег, и толпа резко, словно по команде, расступилась, открывая моему взору ужасающее зрелище.

Крыша «пежо» была смята так, что лобовое стекло, лопнув, вылетело полностью, усыпав всё вокруг осколками. По белому капоту текла дорожка ярко-красной крови, собираясь в лужицу под передними колесами. Сверху на машине, лицом вниз, неподвижно лежала девушка. По всей видимости, она упала с большой высоты: её руки и ноги были переломаны и неестественно вывернуты, блузка задралась, оголяя спину – всю в лиловых кровоподтёках. Кончики белокурых локонов окрасились в бордовый цвет от густого месива, вытекающего из расколотой головы. Изменившиеся формы её фигуры сейчас настолько трудно угадывались, что я даже не сразу понял, кто передо мной. Только по одежде мне, в конце концов, удалось узнать Танечку.

Шумно втянув в себя воздух, я почувствовал необходимость подбежать к ней, поднять на руки, прижать к груди, но моё тело напрочь отказалось это делать. Я полностью перестал его ощущать – весь окаменел от макушки до пят и не мог пошевелиться.

Саша, между тем, оставил авто на аварийке, догнал меня и, выйдя вперёд, некоторое время молча изучал вместе со всеми эту жуткую картину. Я ждал от него любых слов. В основном, конечно, матерных, но, может быть, напротив, приторно ласковых – этакую попытку сдержать лавину моих неуправляемых эмоций. А возможно, он захотел бы меня осудить, и это я тоже терпеливо принял бы, согласившись. Я готов был услышать всё, что угодно, но только не то, что он в итоге сказал.

– Макс, у тебя же «каско» оформлен? – повернувшись ко мне, спросил друг, чем окончательно меня добил.

Моя рука сама собой взметнулась вверх, и вместо ответа я двинул кулаком ему в лицо, а потом, не оглядываясь, решительно скрылся за дверями офиса.

Ну, а окончание этой истории вы уже знаете: я очутился на полу общественного сортира в обнимку с пачкой сигарет, которую почти полностью опустошил чуть больше, чем за час.

Открыв глаза, до этого в изнеможении закрытые, я увидел внизу, в проёме туалетной кабинки, Сашины до блеска начищенные ботинки.

– Серов, ты как? Выйдешь?

– Не хочу, – наотрез отказался я, затягиваясь.

– Ты же не можешь вечно здесь сидеть.

– А мне кажется, могу. Здесь, среди дерьма, мне самое место.

– Макс, прекрати. Открой дверь, давай поговорим.

Я вздохнул. Затушил окурок о край унитаза, бросил его в воду и щёлкнул замком, отпирая дверь:

– О чём ты хочешь со мной поговорить? Тебе не даёт покоя моя страховка?

Его губа после щедрого удара выглядела вполне сносно: даже не распухла, остался только небольшой фиолетовый синяк, расчерченный кровавой трещиной. Подойдя ко мне, товарищ присел рядом:

– Макс, прости, я опять ляпнул глупость. Хотел разрядить обстановку и не знал, что сказать. А потом вспомнил, что авто ещё совсем новое. Как-то само собой вырвалось про страхование…

– И ты меня прости, Алекс, – отозвался я тише.

– Только что я дал показания полиции и распорядился, чтобы «пежо» увезли на стоянку, – в продолжение своего оправдания добавил Саша.

– Спасибо тебе. Не представляю, как бы я один со всем этим справился.

– Ты и не должен был, ты тут ни при чём. А вот я совершил большую ошибку. Не нужно мне было вас знакомить.

– Откуда же ты мог знать…

– Да, теперь я буду внимательно присматриваться к тем, кого беру на работу. Она казалась мне вполне адекватной девчонкой.

– Саш, давай не будем.

– Хорошо, понял. Кстати, вот, держи-ка. Выпей.

Он надломил упаковку какого-то лекарства, вытащил две белые таблетки и протянул их мне вместе с пластиковым стаканчиком, наполненным водой. Всё это время он держал его в руках, но я, находясь в прострации, заметил только сейчас:

– Что это такое?

– Успокоительное. Глотай, и поедем домой.

– А как же работа?

– Какая работа, Макс? Ты что, можешь в таком состоянии работать?

– Не уверен.

– Вот и я не могу. Считай, что мы с тобой вынужденно вышли в отпуск пораньше на пару неделек. Да, послушай, – ещё немного подумав, добавил он. – Может, мы тебя всё же запишем к психотерапевту? Супруга одного моего знакомого – прекрасный специалист, к ней пол-Москвы в очереди стоит. Моя тоже раньше ходила и осталась довольна. Правда, в её случае психотерапевты, судя по всему, бессильны, но это к делу не относится. Мне кажется, тебе это сейчас не помешает. Расскажешь ей про всё. Про эти сны…

– Ты считаешь, что сны во всём виноваты? – с натяжением в голосе переспросил я.

– Я этого не говорил, – поспешно уточнил Саша. – Но они как минимум очень странные. И то, что они начали влиять на твою реальную жизнь – лично мне это не нравится. Согласись, ведь было бы спокойнее, если бы их у тебя не было?

– Ты прав, – со вздохом согласился я. – Всё как-то слишком далеко зашло. Я согласен.

– Вот и отлично! – он первым встал с пола и подал мне руку. – Поднимайся и поехали. По дороге я позвоню в клинику и узнаю, когда они смогут тебя принять.

В ту ночь Алекс решил не уезжать к себе домой и остался спать у меня, мотивируя это тем, что мне нужна моральная поддержка. Поначалу я даже практически поверил в чистоту его помыслов, но когда друг, свернувшись на диване в гостиной, уснул прямо посреди нашего разговора, я понял: причина заключалась в чём-то другом. Наверное, – предположил я, – он просто побоялся возвращаться к жене после их очередного скандала.

Накрыв сопящего товарища пледом, я ушёл в спальню. Разделся, снял с кровати накидку и приготовился уже залезть под одеяло, как вдруг до меня долетел слабый, почти не уловимый аромат женских духов. С того момента, как Танечка была здесь, не прошло ещё даже суток – простыня пахла её телом, а на подушке, к тому же, осталось несколько вьющихся светлых волос.

Давящая боль с жаром сжала мои лёгкие, мне стало трудно дышать. Я подскочил к окну и распахнул его до упора, чтобы поскорее проветрить комнату. Выглянул наружу, жадно втягивая в себя свежий воздух. Посмотрел на затопленную дождём дорогу, по которой под светом фонарей плыли машины, и поёжился.

Промозглый ветер забрался мне под кожу, по рукам прошлись мурашки, но ложиться в постель не хотелось. Одетый только в трусы и майку, я забрался на подоконник и свесил вниз босые ноги, высунувшись как можно дальше на улицу. Снаружи оконная рама была мокрой от дождя и скользкой, но это меня не останавливало, скорее напротив – приятно манило. Подумать только: бухгалтерия, откуда выпала Танечка, находится на двадцать втором этаже, а я живу всего лишь на девятом. Расстояние, отделяющее меня от земли, сейчас казалось смешным. Чем-то несущественным и совсем не опасным.

Не то, чтобы я замышлял нечто дурное, вовсе нет. Просто я решил хорошенько провентилировать комнату, а заодно и охладиться самому. Пофилософствовать немного о смысле жизни, глядя в асфальтово-серые глаза собственной смерти, которая выжидающе смотрела на меня снизу, со дна глубоких луж.

А действительно, так ли уж я нужен этому миру? Иногда мне кажется, что я зря занимаю здесь место. Жалкий и слабохарактерный, я пытаюсь угодить всем, но в итоге не приношу людям ничего, кроме боли. Беспомощное тело, набитое ломкими костями и привязанное к земле, а по ночам тайно мечтающее о крыльях. Почему тебя так трясёт – ты просто замёрзло или на самом деле трусишь? А хочешь… хочешь, я покажу тебе, что такое настоящий полёт?..

– Макс, ты дебил?!

Я дёрнулся от испуга и, наверное, действительно свалился бы, но Коршунов вовремя схватил меня за шкирку и втащил обратно в квартиру. Его глаза метали молнии.

– Я что-то не понял, зачем я тут с тобой ночую?! Ты хочешь мне ещё одно свидание с полицией обеспечить?

– Саша, ты посмотри только на мои руки! – я вытянул перед ним свои дрожащие ладони.

– А что с ними? Руки как руки.

– Они полны чужой крови… – глядя в никуда, ответил я глухим, отстранённым голосом. В тот момент мне казалось, что такой аргумент исчерпывающе всё объясняет. Передать ему свои эмоции как-то иначе я не был просто не в состоянии.

– Твои руки полны ответственности за твою же собственную жизнь! – воскликнул Алекс и с размаху шлёпнул меня по щеке. – Приди в себя, наконец!..

Он не сюсюкался со мной, не жалел силы для удара – моё лицо загорелось, но это жжение было как раз тем, в чём я на тот момент нуждался. Оно пробудило в моём одеревеневшем и, казалось бы, абсолютно бесчувственном теле хоть какие-то отголоски ощущений. Следом за щекой, теплом наполнилась и моя грудь, меня захватила какая-то несвойственная мне беспечная детская радость. Я вдруг понял, что именно так и должна выглядеть настоящая товарищеская поддержка: после Сашиных слов про ответственность, несмотря на всю его резкость, я ожил, почувствовав себя прощённым. И при этом меня простил не кто-то посторонний, вроде священника, которому до моей жизни в действительности нет никакого дела, а лучший друг – один из самых близких для меня людей.

Тем временем Коршунов опомнился и, по всей видимости, решил, что шлепок смотрелся с его стороны недостаточно мужественно. Через секунду в мою челюсть полетела уже не раскрытая ладонь, а плотно сжатый кулак. От неожиданности я пошатнулся и был вынужден схватиться рукой за стену, инстинктивно пряча лицо, но он вцепился в моё плечо и снова развернул к себе. Следующий удар пришёлся мне аккурат в переносицу, на мою майку брызнула кровь. В этот момент помимо боли, от которой потемнело в глазах, я ощутил стыд. Мне стало жутко неудобно перед ним: он так старательно, тратя собственные драгоценные силы, разъяснял мне с помощью рукоприкладства мои житейские ошибки, а я же в последнее время совсем не интересовался его бытом. Я игнорировал любые его попытки обсудить со мной перипетии личной жизни, поэтому понятия не имел, что происходило в его семье с тех пор, как разрешился вопрос с видеозаписями.

– Саш, а что у тебя сегодня стряслось дома? – выпалил я, смахивая с разбитого лица кровавую жижу.

– Я же рассказывал утром.

– Я прослушал. Расскажи ещё раз? Обещаю на этот раз быть внимательнее!

– Ты мне зубы не заговоришь, хер собачий, не старайся! – рассерженно прорычал Алекс и, после недолгой передышки, зажёг «фонарь» под моим левым глазом.

– Мне правда интересно! Опять ссора?

– Ссора? Нет, никаких ссор. Просто супругу пришлось экстренно, – он приложился костяшками пальцев к моему второму глазу, – госпитализировать.

– Ого! Надеюсь, с ней ничего серьёзного?! Ты её, главное, почаще навещай! Врачи – это хорошо, но поддержка близких гораздо важнее!..

В этот момент Алекс вынужден был поддержать и меня – схватить за грудки, потому что я от болевого шока принялся уже терять сознание. Контрольным ударом свободной, левой руки он разбил мне губу – наверное, хотел отыграться за собственный синяк – а потом небрежно кинул меня на кровать и показательно отвернулся. Он делал вид, что его вдруг очень заинтересовал пейзаж в окне, но я прекрасно понимал: товарищ по какой-то причине захотел спрятать глаза.

– Саш?.. – позвал его я. – А в каком она отделении?

– Какая тебе разница, – несмотря на то, что его голос немного смягчился после того, как он выплеснул в драку весь свой адреналин, злоба всё же не позволяла ему выйти со мной на доверительный контакт.

– Я просто подумал, что… может быть, пора вас поздравить? Мне так стыдно, что я перестал следить за вашими отношениями… Она снова ждёт ребёнка?

– Типун тебе на язык, – буркнул товарищ и добавил совсем тихо. – Только через мой труп.

Он наверное думал, что эта фраза до меня не долетит, но я каким-то образом расслышал её и озадачил Коршунова новыми вопросами:

– А что же тогда произошло? Несчастный случай? Алекс, поделись со мной, пожалуйста! Да, не спорю, я плохой друг, часто говорю только о своих проблемах, а о твоих слушаю вполуха, но ты должен дать мне ещё один шанс! Прошу, не сердись на меня…

– Макс, закругляйся со своей патетикой! – грубо, заметно нервничая, он меня перебил и после небольшой паузы бросил словно бы между прочим. – В дурке она. Ничего нового.

Я замолчал, поражённый неожиданным поворотом событий, а он, без сил опускаясь на стул, пробормотал:

– Как же вы мне надоели, психопаты…

Остаток ночи прошёл спокойно, разве что Коршунов чаще обычного бегал в туалет. Видимо, перенервничал за день со всеми этими навалившимися на него приключениями, в которых только он один – впрочем, как и всегда – сумел сохранить трезвость мысли.

Мне стало очень неловко перед ним за своё поведение, ведь, судя по всему, именно оно и явилось для него последней каплей. Одевшись, я даже хотел сбегать в круглосуточную аптеку за лекарством, если бы друг уточнил, что именно его тревожит, но тот не стал распространяться и приказал мне лечь спать. Сам же он, кажется, больше не ложился: сначала из-за проблем с самочувствием, а чуть позже, с восьми утра, из-за непрекращающихся телефонных звонков. Закрывшись на кухне, Алекс терпеливо общался с подчинёнными, и хотя он говорил тихо, я вскоре поднялся и присоединился к нему – заварил кофе и начал стряпать завтрак.

– Спасибо, Макс, я не голоден, – коротко отозвался Саша в перерыве между разговорами. – На меня не готовь. Доброе утро.

И снова взялся за сотовый. Впрочем, спустя некоторое время мой телефон тоже ожил, и интонация речи звонившего в свою очередь лишила меня признаков аппетита. Без предупреждения в динамике прозвучало отчаянное:

– Это ты! Это ты довёл её до самоубийства!

От неожиданности я опешил и с трудом смог собраться с мыслями, чтобы ответить:

– Честное слово, я не хотел этого делать!.. Неужели вы думаете, что я умышленно?

– Твой Коршун, конечно же, сейчас будет тебя отмазывать, но я приложу все усилия, чтобы засадить душегуба за решётку! – хриплый мужской голос истерически дрожал. – Убийца должен сидеть в тюрьме!

– Григорий Петрович, я всё понимаю, но вы ведь взрослый человек. Не называйте его, пожалуйста, Коршуном…

Поначалу я думал, что Алекс не следил за моим разговором и вообще не знал, кто мне звонит, но товарищ, услышав мою последнюю фразу, встрепенулся и быстро свернул текущую беседу. Отложив свою трубку, он буквально выхватил мою с коротким «Дай-ка мне его на секундочку».

– Григорий Петрович, здравия желаю. Коршун на проводе, – удивительно спокойным, но как всегда уверенным голосом произнёс он. – Я от всей души выражаю вам свои искренние соболезнования. Несчастный случай, с которым столкнулась ваша семья, поистине трагичен. Сожалею, что мне вовремя не удалось довести дисциплину в компании до должного уровня и пресечь эти небезопасные курения из окна на рабочем месте…

Он прервался, терпеливо выслушивая возражения мужчины, а потом невинно переспросил:

– Надеюсь, вы не полагаете, что это самоубийство?.. Я вас уверяю, Татьяна Григорьевна не могла такого совершить. Она была крайне прилежным, компетентным, эмоционально зрелым сотрудником. Единственная пагубная привычка, которую она имела – это курить в бухгалтерии, сидя на подоконнике. Причём она нередко свешивала ноги вниз и сильно высовывалась наружу, чтобы не срабатывал датчик дыма. Я не раз её ругал, штрафовал и предупреждал о высокой степени риска, которому она себя тем самым подвергала, но, к сожалению, я чисто физически не мог присматривать за ней постоянно. Я готов ручаться перед вами, что это ни в коем случае не суицид, а просто трагическая случайность. К тому же, рядом с её телом была найдена недокуренная сигарета. Следствие ещё ведётся, однако я более чем уверен, что сотрудники полиции придут к такому же выводу. Григорий Петрович, вы обязательно должны отпеть её, как положено по христианским традициям, и похоронить на кладбище рядом с другими вашими родственниками. Она ни в чём не виновата. Сегодня же я займусь вопросом полной компенсации вашей семье всех ритуальных услуг… – видимо, с другого конца провода на него посыпались извинения, потому что после паузы он непринуждённо откликнулся. – Ничего страшного, я всё понимаю. Все мы подчас ошибаемся в людях.

Сладким голосом он ещё раз принёс скорбящему отцу свои глубочайшие соболезнования, вежливо попрощался с ним, но в следующую секунду, нажав на «отбой», с раздражением процедил:

– Вот старый пердун!..

– Алекс, – тихо перебил его я. – А правда, что там нашли сигарету?

Саша внимательно на меня посмотрел, молча изучая черты моего лица.

– Да, правда, – наконец ответил он, а потом с облегчением добавил. – Прости, мне опять звонят.

 

* * *

Прошло несколько дней, и острое, прожигающее чувство горести сменилось апатичным оцепенением. Мне удалось смириться с потерей близкого человека и принять текущее положение вещей как неизменную данность. Разумеется, я не стал от этого счастливее, но и безрассудных метаний больше не предпринимал. Моя энергетика восстановилась, пробой в груди исчез.

Алекс заставлял меня регулярно принимать успокоительные таблетки, от которых я отключался как убитый и совсем не видел снов, поэтому мы с Мариной больше не встречались. Правда, наяву я продолжал чувствовать её незримое присутствие. Между нами сохранялась тесная, неразрывная, нерушимая связь. Это трудно объяснить, но временами я даже улавливал её мысли внутри своей собственной головы. Я был уверен, что они принадлежали именно ей. Они могли принадлежать только Марине, и никому другому.

«Знаешь, а я уже совсем на тебя не злюсь. Несмотря на то, что ты сделал, ты для меня по-прежнему самый близкий на Земле человек. Каждый день без тебя оставляет в моей душе новый глубокий шрам…»

«Родной мой, встретимся ли мы снова?.. Всё ли с тобой хорошо? Я так переживаю за тебя, не нахожу себе места и уже выплакала все слёзы. Прости, что не могу сейчас быть рядом! Скажи, как ты себя чувствуешь?..»

«Слышишь ли ты меня, любимый? Правда ли, что мы можем вот так общаться, или я окончательно сошла с ума от одиночества? Существует ли вообще астрал, или я всё это придумала, помешавшись с горя?.. Если расстояния действительно над нами не властны, если мы на самом деле можем общаться вот так, через километры, то поговори со мной, пожалуйста!.. Макс, пожалуйста, отзовись…»

«Мариночка, правда ли я сейчас слышу тебя или же просто тронулся умом? Я ни на секунду не могу забыть о тебе и ужасно скучаю, а не считая этого у меня всё в порядке. Иногда я задаюсь вопросом: а вдруг ты – просто вымысел? Плод моей фантазии, иллюзия, очередная галлюцинация?.. Ты для меня дороже всех на свете, но как я могу узнать наверняка, существуешь ли ты? И если ты существуешь, то где мне тебя отыскать?.. Прошу, звёздочка моя, не молчи. Ответь мне…»

Два внутренних голоса на разных концах города вторили друг другу почти слово в слово, в одно и то же время, практически в унисон. Сами того не осознавая, два человека были связаны особым слухом – интуитивным – мы повторяли похожие фразы и просили об одном и том же: подать знак, заговорить, выйти на контакт, хотя фактически мы уже говорили – на особом, деликатном и очень тихом языке сердца. Несмотря на то, что физически мы находились далеко друг от друга, духовно мы были очень близки. Ближе не бывает – на расстоянии одной только мысли.

Наши беседы оказались для меня настоящим спасением в эти нелёгкие дни. Всё вокруг было разрушено, и только ты, единственная, осталась со мной и помогла мне удержаться на ногах. Когда больше никто в этом мире не мог меня выслушать и понять, когда боль, пожирая все остальные чувства, достигла апогея, и с губ моих готовилось сорваться отчаянное «сдаюсь!» – в этот самый момент я ощутил биение твоего голоса внутри своей груди: «Просто иди вперёд. Даже если мы не вместе, моя душа всегда рядом. Ничего не бойся, я с тобой».

Конец первой части