Ник Колуччи оставил машину на Сорок первой улице, у самого пересечения с Пятой авеню, прямо напротив главного входа в Публичную библиотеку Нью-Йорка. Братья Сэл и Аль Руссомано сидели сзади, Станкович был впереди. Они видели, как мы с Сидни поднялись по величественным ступеням и вошли в здание. Ник вышел из машины и проводил нас до читального зала, где мы увлеченно занялись книгой. Удовлетворившись, что мы какое-то время проведем в библиотеке, он вернулся к машине и стал ждать, жалуясь на то, что у него раскалывается голова и ноет все тело, — и это несмотря на полдюжины таблеток аспирина, которые он успел проглотить за последние полчаса. У него в желудке не мог удержаться ни глоток еды, аспирин прожигал в стенках дыры, и Ник чувствовал себя так, словно у него обострилась язва.

Получив приказ от Драго, Колуччи первым делом попытался связаться со своим братом Малым. Малого не оказалось ни дома, ни в ломбарде, и отец, Честный Фред, его не видел. В конце концов Ник вынужден был отказаться от поисков Малого и взять с собой братьев Руссомано и Вонючку Станковича. Он рассудил, что вчетвером они без труда справятся со мной, а Сидни принимался в расчет лишь как мелкая помеха. Ник на протяжении всего лета следил за нами и знал, что мы ходим в библиотеку по понедельникам, средам и пятницам. Однако сейчас он начинал нервничать. Драго сказал: «до захода солнца», а времени уже было много. Ник сказал своим подручным, что напасть на нас нужно, как только мы выйдем из библиотеки. Если мы успеем спуститься на улицу, там будет слишком людно, и какому-нибудь козлу может взбрести в голову разыграть из себя героя.

Станкович взглянул на часы.

— Они торчат в этой помойке уже два часа. Черт возьми, чем они там занимаются?

— Набираются ума-разума, — презрительно бросил Ник. — Но только впрок это им не пойдет.

— Мне, конечно, наплевать, но почему именно сейчас? — продолжал Станкович.

— Что почему сейчас? — переспросил Ник.

— Мы уже много лет терпеть не можем этого козла. Чем он вдруг нас так обидел, что мы решили его отметелить?

— Тебе достаточно знать только то, что ты, Сэл и Аль разделите на троих два «куска».

— Может, мне сходить на разведку? — предложил с заднего сиденья Сэл. — Вдруг они ушли через другой выход?

— Нет, они выйдут отсюда. Я уже давно слежу за ними, с тех пор, как Веста связался с этим жиденком.

— Ты уверен? — спросил Станкович.

— Раз машина Весты здесь, значит, он все еще внутри. — Подумав, Ник добавил: — Если только, конечно, он не заметил за собой слежки. А в этом случае он мог смыться через другой вход в Брайант-парк… Проклятье! — выругался он, хлопнув по рулевому колесу. — Надо зайти внутрь и взглянуть. Сэл, оставайся в тачке. Как только увидишь, что они выходят, заводи мотор. А я, Вонючка и Аль — мы займемся ими. Увидишь, что дело пошло, подруливаешь сюда, забираешь нас, и мы уносим ноги. Все понял?

— Все, — ответил Сэл.

Ударный отряд из трех человек вышел из машины и пересек Пятую авеню. У Станковича в штанине была спрятана монтировка. Ник и Аль держали в кармане по тридцатидюймовому отрезку стальной цепи. Поднявшись по лестнице, они прошли мимо массивного каменного льва и остановились за такой же огромной каменной чашей.

— Аль, загляни внутрь и проверь, там ли они. А мы с Вонючкой останемся ждать здесь.

Аль скрылся в дверях. Через пять минут он вернулся.

— Они все еще там.

— Отлично, — распорядился Ник. — Поднимайся к дверям и, как только увидишь их, дай нам знак. — Он указал на колонны, стоящие по обе стороны от арки главного входа. — А потом прячься там. Мы с Вонючкой здесь, ты там. Когда они окажутся между нами, бросаемся вперед.

— Хорошо, — сказал Аль и вернулся к дверям. Ник и Станкович остались на месте, не отрывая взгляда от входа.

Поставив томик «Гроздьев гнева» на полку, мы с Сидни направились к выходу из просторного читального зала.

— Итак, в «Гроздьях гнева» и в «О мышах и людях», — возбужденно начал Сидни, — Джон Стейнбек пишет о дружбе и о борьбе за достижение своей цели. В «Гроздьях» Том Джоуд и Джим Кейси стремятся добраться до Калифорнии. В «О мышах и людях» Джордж и Ленни мечтают о том, чтобы купить собственную ферму.

— Да, но только отношения между друзьями различные, — заметил я.

— Совершенно верно, — подтвердил Сидни, радуясь тому, что я обратил внимание не только на сходства, но и на отличия. — Отношения между Джорджем и Ленни — это отношения господина и раба, и в конечном счете это приводит к трагедии. Отношения между Томом Джоудом и Джимом Кейси основаны на равноправии, и это позволяет им надеяться на спасение.

Выйдя из дверей, мы направились к лестнице. Поглощенные беседой, мы не заметили, как Аль Руссомано подал знак, после чего снова скрылся за колонной. Мы стали спускаться по лестнице, и я обратил внимание на шестерых монахинь, поднимавшихся нам навстречу.

— Отличные книги, — сказал я. — У Стейнбека есть еще что-нибудь, что можно почитать?

— Другие отличные книги. «Консервный ряд» посвящена сезонным рабочим, а лично мне больше всего нравится «Квартал Тортилья-флэт», своеобразные легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, но только перенесенные в среду городской бедноты.

Мне показалось, я услышал за спиной приглушенные шаги, и непроизвольно обернулся на этот звук. Вниз по лестнице на нас бежали двое. Один из них размахивал над головой отрезком цепи — Ник Колуччи! Другой, бородатый верзила, сжимал в руке изогнутую монтировку — Станкович! В тот же самый миг третий нападавший налетел на Сидни. За те доли секунды, которые потребовались Нику и Станковичу, чтобы добежать до меня, я понял, что у меня есть только один шанс. Воспользовавшись им, я сжался в комок и бросился нападавшим под ноги. Я попал Нику и Станковичу на уровне голени, и они, перелетев через меня, покатились кубарем вниз по лестнице.

Подняв взгляд, я успел увидеть, как Аль Руссомано раскроил цепью лицо Сидни. Из разбитого носа хлынула кровь, и он упал на колени. Вскочив на ноги, я бросился на Аля, но не успел предотвратить второй удар, который тот, словно кнутом, обрушил Сидни на голову, раскроив череп.

Я тяжелее Аля на тридцать фунтов, поэтому, когда я налетел на него всем своим весом, он, не устояв на ногах, ударился спиной о каменную чашу. Воздух со свистом вырвался у него из легких, глаза закатились. Отшвырнув Аля на ступени, я подобрал его цепь.

К этому времени Станкович пришел в себя и побежал ко мне. Монтировку он держал на уровне пояса, как опытный боец держит нож.

Нику, судя по всему, пришлось несладко. Он с трудом поднимался по лестнице следом за Станковичем, прижимая руку к животу и борясь с приступами тошноты. Где-то у меня за спиной заголосили монахини.

Я выбросил вперед цепь, стараясь вырвать у Станковича из руки монтировку. У меня ничего не получилось. Цепь обвилась вокруг стальной полосы, но не я вырвал монтировку у Станковича, а, напротив, бородатая горилла вырвал у меня цепь. Швырнув цепь мне в лицо, Станкович замахнулся монтировкой. Я присел в сторону, уклоняясь от цепи, и монтировка прошла мимо моей головы, но попала по плечу.

Второй раз за два дня вся левая сторона моего тела онемела. Сделав отчаянный рывок вперед, я обвил Станковича руками, словно боксер в клинче, затем, набрав полную грудь воздуха, погрузил великану в пах свое правое колено. Послышался рев, проникнутый болью, но Станкович высвободился из моих объятий и ударил меня наотмашь по лицу. Я потерял три зуба — один из них вывалился через щеку. И тут у меня перед глазами все померкло. Я почувствовал, как мой рот заполнился кровью; колени стали ватными. До меня смутно доносились чьи-то крики, но слов я разобрать не мог. Я рухнул на лестницу, больно ударившись головой о ступеньку.

Станкович занес над головой монтировку, собираясь нанести завершающий удар, но прежде чем он успел опустить руку, его захлестнула неудержимая черная волна. Я разглядел пальцы, царапающие ему лицо, услышал пронзительные вопли, похожие на голоса сошедших с ума призраков. На бородатого великана напали монахини.

Судя по всему, Ник мгновенно оценил обстановку. Сидни лежал на ступенях, обливаясь кровью. Аль Руссомано, откашливаясь, пытался подняться на ноги. Меня сбил с ног Станкович, но самого Станковича окружили со всех сторон… монахини? В довершение всего вокруг начинала собираться толпа, и кто-то уже был готов прийти на помощь монахиням. Откатившись подальше от разгорающейся надо мной свары, я поднял взгляд и увидел на лице Колуччи панику. Держась за живот, он доковылял до Аля Руссомано и помог ему встать.

Через несколько мгновений я увидел, как Сэл Руссомано пересек наискосок Пятую авеню, зацепив при этом две машины, и резко затормозил у тротуара. Выскочив из машины, он побежал вверх по лестнице, размахивая над головой цепью, словно арканом. Увидев приближение нового врага, монахини на мгновение отвлеклись от Станковича, и тот вырвался от них. Сбежав по лестнице, он запрыгнул в машину. Ник и Аль последовали за ним, и Сэл плюхнулся за руль. Водители двух поцарапанных машин бессильно грозили кулаками, но Сэл, визжа покрышками, заложил крутой вираж и скрылся за углом Сорок второй улицы.

Я попытался было встать, но надо мной склонилось ангельское лицо, обрамленное черным монашеским платом. Я подполз к Сидни. Он лежал в луже крови, похожий на сломанную куклу. Приложив ухо к его груди, я прислушался, пытаясь уловить сердцебиение. Сердце Сидни слабо, но билось.

Одна из монахинь сняла с себя длинное черное одеяние и подложила Сидни под голову. Вдалеке послышался звон колоколов собора Святого Патрика. Они били пять часов. После третьего удара к ним добавился вой полицейских сирен, и я потерял сознание.