В пятницу утром я проснулся поздно, принял холодный душ, чтобы хоть как-то развеять жару, и натянул брюки и футболку. Родители уже ушли из дома, поэтому я приготовил на завтрак омлет с луком и включил радио. Диктор болтал о результатах бейсбольных матчей, и это напомнило мне, что отец Луи достал нам билеты на очередной матч «Янкиз». Я совершенно забыл об этом из-за головокружительной интерлюдии с Терри.

Когда Баки Гаррис, менеджер «Нью-Йорк янкиз», наведался в «Копу», отец Маленького Луи усадил его за лучший столик, за что Гаррис дал ему дюжину билетов на предстоящую встречу «Янкиз» и «Ред сокс». Матч обещал быть великолепным: Йоги Берра будет принимать подачи Уайти Форда; Джо Димаджио выйдет на поле несмотря на травмированную щиколотку; его брат Дом Димаджио будет играть против него в составе «Ред сокс», а рядом с ним на дальней позиции будет находиться великий Тед Уильямс.

Мы собирались встретиться перед моим домом в одиннадцать утра, чтобы прийти на стадион пораньше, посмотреть разминку и, если повезет, взять автографы. До назначенного времени оставалось еще больше часа, и поскольку мне было известно, что Рыжий каждое утро помогает отцу наводить порядок в его пивной, я решил за ним зайти.

Зал «Ирландской пивной» О’Мары представлял собой длинное и узкое помещение; с одной стороны находилась стойка, напротив размещались кабинки, в середине несколько столов, а в дальнем конце бильярд. Рыжий ненавидел заведение отца. Ненавидел с той самой минуты, когда его впервые заставили подмести здесь пол. Ненавидел он и свою квартиру над пивной, в которой жил вместе с родителями. Пивная находилась между Сорок четвертой и Сорок пятой улицей и была одним из многих питейных заведений, расположенных на Девятой авеню и тайно помогающих повстанцам Ирландской республиканской армии.

Пройдя мимо горстки страждущих, которые жарились на утреннем солнце в ожидании колокола, возвещающего об открытии питейных заведений, я завернул за угол и оказался на Сорок пятой улице. Там был проулок, ведущий к служебному входу в пивную, и я оказался в нем.

Рыжий как раз предпринял последний штурм грязных опилок, которыми был усыпан пол. Увидев меня, он обреченно помахал рукой. Помахав в ответ, я поморщился от затхлого запаха прокисшего пива и окурков и взял стоявшую у стойки лопату. Собрав горку мусора, оставшегося после вчерашнего веселья, я высыпал его в ведро и понес к контейнеру, который стоял в проулке. Я уже направлялся назад, когда послышались громкие шаги Колина О’Мары, спускавшегося по лестнице. Отец Рыжего терпеть не мог нашу банду, поэтому я остался стоять за дверью.

Колин О’Мара был могучим пятидесятилетним здоровяком со скуластым лицом, толстыми ручищами и топорщащимися бровями под стать буйной рыжей шевелюре. В старые времена он наверняка стал бы пиратом. Двое его старших сыновей в составе ИРА сражались в Белфасте за «правое дело»; жена, порох и огонь в женском обличье, считала «правое дело» священной миссией. Она настаивала на том, что каждая настоящая ирландская женщина должна воздерживаться от секса со своим мужем до тех пор, пока тот не внесет свою лепту на алтарь свободы. Круг ближайших родственников замыкали двое ее младших братьев, следователей полиции Нью-Йорка. Оба они «брали на лапу», впрочем, как и половина фараонов города.

— В чем дело, а? — проорал Колин, завязывая фартук. — Пора уже открывать заведение, а весь пол еще в опилках!

Пропустив слова отца мимо ушей, Рыжий взял мешок с опилками и принялся рассыпать их по полу. Всегда немногословный, в кругу семьи он предпочитал вообще почти не говорить. Колин не сомневался, что в родильном доме случайно перепутали двух младенцев и всучили ему Рыжего вместо родного сына. Пока мальчишка рос, он постоянно пытался вбить в него с помощью ремня то, что он называл «здравым ирландским смыслом», однако толку от этого не было никакого. Рыжий молча терпел побои и не обращал на отца никакого внимания.

Продолжая свою гневную тираду, Колин направился к входной двери, чтобы открыть заведение. Взмахнув рукой, словно дирижер, он проворчал:

— Шлялся где-то до полуночи со своими треклятыми дружками-итальяшками! Тюрьма по ним плачет! А потом дрых все утро, так что до сих пор опилки не убраны. И этот никчемный балбес еще ожидает, что я буду его кормить и давать кров за здорово живешь! Продолжай в том же духе, мальчик, и я еще дам тебе отведать ремня!

Колин открыл входную дверь, и в мгновение ока его грозный оскал превратился в улыбку. Он радостно поздоровался с пятерыми жаждущими, которые, болтая между собой по-ирландски, прошли к своим излюбленным высоким табуретам у стойки и стали с нетерпением ждать «первую кружку дня». Колин зашел за стойку и начал наливать одновременно пять кружек, а первые посетители болтали, перемежая свою речь непонятными для меня галльскими словечками. Колин прыснул, судя по всему, веселясь шутке. Он все еще улыбался, когда Рыжий, подобрав с пола последнюю горсть опилок, пошел к выходу. В следующее мгновение на лице у Колина произошла обратная смена выражений: вместо улыбки вернулся оскал.

— И куда это, черт побери, ты направляешься? — рявкнул он, выскакивая из-за стойки.

Достав из заднего кармана бейсболку, Рыжий натянул ее козырьком назад и остановился перед отцом. На нем были футболка, парусиновые брюки и штиблеты на босу ногу. Сжатые в кулаки руки застыли на бедрах; казалось, его не сдвинуть и тягачом. Рыжий не был великаном, он имел средний рост — однако при своих пяти футах девяти дюймах был набит так же плотно, как банка сардин, и мышцы его вздувались канатами. Сплюнув на пол, Рыжий спокойно взглянул отцу в лицо и сказал:

— Я ухожу.

Колин стремительно выбросил вперед кулак, попав сыну в лицо. Голова Рыжего дернулась назад, глаза сверкнули. Почему он не ответил — для меня эта тайна была большей, чем Воскресение; но он лишь смерил отца убийственным взглядом и потрогал губу. Кончик пальца окрасился алым.

— Поздравляю, — сказал Рыжий, снова сплюнув на пол.

Затем он развернулся и вышел.

Смущенный присутствием посторонних, Колин не попытался его остановить и лишь проревел сыну вдогонку:

— Тебе это зачтется, парень, — тебе и твоим дружкам-итальяшкам! Это я тебе обещаю!

Посетители, которым уже не раз приходилось видеть подобные стычки, не обратили на эту никакого внимания. Сверкнув взглядом вслед удаляющейся фигуре, Колин вернулся за стойку. Я покачал головой и, пройдя переулком до Сорок четвертой улицы, встретил Рыжего на углу Девятой авеню.

Рыжий терпел придирки отца потому, что обещал матери не уходить из дома до окончания средней школы. Однако когда в начале июня он получил аттестат, мать упросила его остаться до конца лета, когда они должны были отправиться в Ирландию. Рыжий любил мать, поэтому рассудил, что, раз уж терпел хлещущее из отца дерьмо на протяжении восемнадцати лет, черт побери, можно потерпеть еще несколько месяцев, если матери так будет приятно. У всех членов моей банды были свои причины не уходить из дома. Мальчонку удерживало то же самое, что и Рыжего: его отец имел привычку регулярно напиваться и колотить жену, и Мальчонка решил уйти из дома только тогда, когда у него появится возможность забрать мать с собой. Луи не мог позволить себе завести собственное жилье потому, что все деньги тратил на наряды. Ну а Порошок считал, что его мать готовит лучше всех в городе, так зачем же ему куда-то уходить? Прыгун все еще учился в школе, Бенни уже имел собственную квартиру, а я до сих пор никак не мог определиться, чем заниматься в жизни.

Мы с Рыжим пошли по Девятой авеню, ни словом не обмолвившись о случившемся. Все наши мысли уже были с «Янкиз» на стадионе.

Подойдя к моему дому, мы застали Порошка сидящим на бампере машины; он подбрасывал вверх орешки и ловил их ртом. Мальчонка и Бенни перекидывались теннисным мячиком, Луи жонглировал несколькими лимонами, а Прыгун держал у уха портативный радиоприемник и — ну что еще можно было бы ожидать? — подпрыгивал в такт музыке. Как обычно, все, кроме Луи, были одеты по жаркой погоде. Никто не обращал внимания на щуплую фигурку, сидящую на крыльце.

Сидни.

«Библиотека!» — спохватился я. Не придя в себя после дня, проведенного с Терри, полный предвкушений предстоящего похода на игру «Янкиз», я начисто забыл о Сидни. А он, увидев меня, радостно вскочил, едва не свалив стопку книг. Несмотря на жару, на нем было обычное сочетание костюма, свитера и ермолки. Робко помахав рукой, Сидни окликнул меня:

— Привет, Винни!

Все ребята разом оставили свои занятия и повернулись на голос.

— Э… привет, Сидни, — ответил я, мысленно взвешивая перспективу посмотреть игру «Янкиз» против «Ред сокс» и обещание отправиться в библиотеку. Казалось бы, выбор должен был быть очевиден. Подумать только, «Янкиз»! Вся проблема была в невинном, сияющем, полном надежды лице Сидни. Несколько мгновений я еще пытался бороться, но тщетно.

— Ну… Сидни! — сказал я. — Как, ты готов идти в библиотеку?

— А то как же! — радостно воскликнул он.

Ребята как завороженные проводили взглядом, как Сидни сбежал вниз по лестнице и поздоровался с ними. От меня не укрылось смятение, исказившее их лица. Они виделись с Сидни всего третий раз и до сих пор не могли понять, как к нему относиться; однако все, и я в том числе, были удивлены, когда Сидни обратился к ним по именам.

После того как Сидни поздоровался со всеми, Мальчонка спросил:

— Ты хочешь, чтобы он пошел на стадион с нами? Билетов у нас хватит…

— Нет. Мы с Сидни не идем на бейсбол.

— Почему? — удивился Порошок.

— Мы… э… идем в библиотеку.

— Куда? — изумленно раскрыл рот Мальчонка.

— В библиотеку, — глупо улыбнулся я. — Я обещал Сидни.

Мальчонка не мог поверить своим ушам.

— Послушай, вчера мы поняли, что твой рассказ о гардеробщице был полной туфтой. Но сегодня ты говоришь, что идешь в библиотеку? Что с тобой случилось?

— Ничего. Просто у меня сегодня нет настроения идти на бейсбол.

Бросив взгляд на Сидни, Мальчонка снова повернулся ко мне.

— Можно тебя на минутку?

— Конечно, — ответил я.

Взяв за руку, Мальчонка отвел меня шагов на двадцать в сторону.

— Слушай, если у этого сопляка что-то есть на тебя, мы с ним разберемся.

— Что? — опешил я.

— Эти друзья держатся друг за друга… его старик что, приятель Лански?

— Черт возьми, о чем это ты?

— О том, что, может быть, его старику выкрутили руку, чтобы он заставил своего сынка выкрутить руку тебе — мало ли что.

— Ты что, спятил? Что за бред ты несешь?

Сжав руку в кулак, Мальчонка стал считать, разгибая пальцы начиная с большого:

— Во-первых, ты вытаскиваешь этого еврейчика из ниоткуда и приводишь с собой в «Сабретт»! Во-вторых, ты ссоришься с Колуччи ради его тюбетейки! И, в-третьих, ты отказываешься от нью-йоркских «Янкиз» ради нью-йоркской библиотеки, мать ее за ногу! В твоих поступках нет никакого смысла!

Вздохнув, я уронил подбородок и покачал головой.

— Мальчонка… никакого заговора нет. Мой отец проверил Сидни. Он отличный парень… и очень умный. Может быть, он нам пригодится…

— Пригодится? Да он полудохлый, черт побери!

Я положил руку ему на плечо.

— Отправляйтесь на стадион и ни о чем не беспокойтесь.

Угрюмо кивнув, Мальчонка пробормотал:

— Если ты так уверен…

— Уверен.

Он хлопнул меня по плечу, и мы вернулись к остальным. Мальчонка небрежным тоном произнес:

— Пошли на бейсбол. Винни ведет Сидни в библиотеку.

Они направились на юг, чтобы на станции «Пенн» сесть в метро и поехать в Бронкс; мы повернули на восток, в библиотеку.

Огромный комплекс Нью-Йоркской публичной библиотеки, раскинувшийся между Пятой и Шестой авеню, с севера на юг тянется от Сорок второй до Сороковой улицы. Вместе с примыкающим парком Брайанта он является национальной исторической достопримечательностью. Внизу лестницы, ведущей ко входу в библиотеку со стороны Пятой авеню, лежат два огромных каменных льва, а на следующей площадке стоят две такие же огромные каменные вазы. Когда мы с Сидни впервые поднимались вместе по лестнице, он указал на львов и сказал:

— У них есть имена.

— У львов?

Кивнув, он объяснил:

— Терпение и Стойкость.

Настал мой черед сказать: «Ого!», но это был слишком мягкий ответ на то изумление, которое я испытал, когда Сидни провел меня в главный читальный зал. Сидни объяснил, что зал является шедевром изящных искусств. В этом не возникало никаких сомнений: отделанный изысканной резьбой по дереву, читальный зал был размером с футбольное поле. Его потолок с позолоченной лепниной поднимался на высоту пяти этажей, а на каждом из сорока массивных деревянных столов для читателей стояла бронзовая настольная лампа под зеленым абажуром. Я еще ни разу в жизни не видел ничего подобного. Наслаждаясь моим благоговейным восторгом, Сидни подождал, пока я впитаю в себя все это, и наконец улыбнулся и сказал:

— Пойдем выберем хорошие книги!

Поскольку он обратил внимание на мой интерес к его книге об эпохе Возрождения, мы начали именно с этого — ища ответы на вопросы, как, почему и когда все это началось. Первые два часа промелькнули как две минуты; поспешно проглотив по бутерброду, мы продолжили. Следующие два часа прошли еще быстрее. В пять часов вечера Сидни взял в абонементе «Государя» и «Мандрагору», и мы с неохотой направились домой.

По дороге Сидни рассказал, что у него не было возможности учиться в обычной школе, потому что скарлатина наградила его слабым сердцем, а астма — слабыми легкими. Ему пришлось превратить в классную комнату это огромное здание на Сорок второй улице, и именно здесь он получил свое образование. На протяжении нескольких лет Сидни постоянно ходил в библиотеку и брал на дом столько книг, сколько мог унести. Все его знания были результатом жадного чтения запоем. С ним лишь изредка занимались учителя из синагоги, но, как объяснил Сидни, он неизменно оказывался умнее и эрудированнее их. В конце концов раввин решил проверить его знания, и оказалось, что коэффициент интеллекта у Сидни равен ста шестидесяти… Я мысленно отметил: «Неудивительно, что он определяет шансы выигрыша в кости с такой легкостью, будто лузгает семечки».

В течение следующих месяцев мне предстояло узнать, что кругозор Сидни бескрайний, глубина его познаний неизмерима, а в уме ему нет равных. Он прекрасно разбирался во всем — в литературе, в искусстве, в истории. Его можно было сравнить с Гудини, решавшим любые загадки, с Аладдином, который расшифровывал тайные письмена, с Али-Бабой, перед чьим волшебным «Сезам, откройся!» отворялись величественные двери Нью-Йоркской публичной библиотеки. Но все эти знания составляли лишь малую толику «здравого смысла улицы».

Я никогда не обращал особого внимания на те предметы, которые преподавали в школе, считая, какая, черт побери, разница, где именно сдался главнокомандующий южан генерал Ли, под Аппоматтоксом или под Анакостией, кто написал «Даму с зонтиком», Моне или Мане, и кто скрывается под псевдонимом Шекспир, Марлоу или Бэкон? Эти знания не помогут спланировать ограбление склада. Но Сидни показал мне, что получение знаний может быть сродни охоте за спрятанными сокровищами, и эта игра меня зачаровала.

Вернувшись домой, я поймал себя на том, что хочу продолжения. Поблагодарив Сидни за такой чудесный день, я сказал, что, наверное, на следующей неделе снова пойду с ним в библиотеку… а может быть, даже два раза… может быть, в понедельник и среду. Просияв, словно протуберанец, Сидни радостно закивал. На эти дни у меня не было намечено ничего важного, и я не сомневался, что с ребятами мне удастся обо всем договориться. Мы попрощались, Сидни вошел в свой подъезд, а я в свой.

Открыв холодильник, я достал бутылку пива и решил позвонить Терри перед тем, как она уйдет на работу. Она сняла трубку после третьего звонка.

— Терри слушае-ет.

Как только я услышал ее протяжный южный голос, мое сердце переключилось на высшую передачу.

— Это я, — сказал я.

— Я? И кто же это за «я»?

— Винни! — сказал я и, помолчав, сделал глупость, добавив: — Вчерашний.

Черт побери, сколько «вчерашних» Винни может быть?

— А… Винни. Извини… ну, как ты?

— Замечательно. У меня все замечательно, — сказал я. — Ты просила позвонить.

— Знаю. Просто я…

— Я подумал, может быть, нам с тобой как-нибудь встретиться…

Последовала пауза, потом Терри сказала:

— Винни, я тут размышляла… Ты мне очень нравишься… но, быть может, в этом нет ничего хорошего…

— О чем ты говоришь! Я полагал, мы прекрасно провели время.

— Это так, но… в общем, у меня такое чувство, будто мы что-то делаем не так.

— Мне никогда не было так здорово!

— Да, мне тоже было хорошо, но… Я хочу сказать, я гораздо старше тебя и…

— Мы провели вместе целый день, и разница в возрасте никак не дала себя знать!

— Согласна, но рано или поздно она проявится… и тут ничего нельзя поделать.

— Нет, можно! Я могу забыть обо всем. Терри, я хочу с тобой встретиться.

На противоположном конце последовала долгая пауза, и наконец Терри сказала:

— Я предлагаю вот что. Почему бы нам не поостыть немного, несколько дней? Вернемся к этому разговору на следующей неделе.

— Я хочу тебя видеть.

— Увидимся на следующей неделе, договорились?

— Договорились.

— Всего хорошего, мой сладкий… пока.

— И тебе того же. Пока.

Час спустя я по-прежнему чувствовал себя так, словно меня лягнул мул. Тут позвонил Мальчонка и сказал:

— Все готово!

Он имел в виду то дело по краже спиртного, которое мы пытались провернуть на протяжении целого месяца.

Различные компании, занимающиеся импортом, регулярно ввозили канадское виски через границу и направляли его по всему Восточному побережью. Мальчонка выяснил, что машины компании «Лайонс» обыкновенно переправлялись через Гудзон в Хэкенсеке, штат Нью-Джерси, в ночь на тот день, когда им предстояло доставить выпивку на склад в Куинсе. Поскольку оптовый склад открывался лишь в восемь утра, водители сворачивали в «Гарви» — круглосуточное заведение на канадской стороне реки, где можно было перекусить и урвать несколько часов сна перед последним этапом пути. Пока водители ужинали, грузовики стояли на парковке без охраны. На соревнованиях «Золотые перчатки» Мальчонка познакомился с сыном одного из водителей компании «Лайонс» и подружился с ним. Дождавшись подходящего случая, он спросил, не желает ли отец парня немного подзаработать. И вот сегодня пришел ответ. Водитель позвонил и сказал, что сегодня в половине одиннадцатого ночи подгонит к «Гарви» фуру, груженную тремя сотнями ящиков отборного виски.

Потребовалось два часа, чтобы собрать ребят и, добравшись до Хэкенсека, переправиться на противоположный берег. Там, как мы и рассчитывали, на стоянке уже стоял грузовик компании «Лайонс» в окружении десятка других фур. Порошок, Рыжий и Бенни встали на стреме, а мы с Мальчонкой тем временем замкнули нужные провода в обход замка зажигания и завели двигатель. Луи и Прыгун ждали неподалеку в «Форде», не глуша мотор, готовые срочно забрать нас, если что-нибудь пойдет наперекосяк. Но все прошло лучше некуда, мы переправились обратно через Гудзон и в час ночи уже въезжали через тоннель в Куинс. Подогнав фуру к одному складу на Флашинг-авеню, мы получили по четыре доллара за ящик виски — всего тысячу двести зеленых. Затем мы вернулись к Бенни, я отсчитал четыре сотни, долю водителя, после чего разделил оставшиеся семь сотен на семерых… неплохо за несколько часов работы.