Посадочная капсула падала, казалось, на сплошную жёлтую равнину, но чем ближе становился момент открытия тормозных парашютов, тем отчётливее виднелось место, куда, если повезёт, удастся приземлиться. Что происходило за его спиной на орбите, видно не было, поскольку каких-либо средств для наблюдения из кормовой зоны в посадочном модуле не предусматривалось. Правда, представить то, что сейчас творилось на низкой орбите, капитан Ледов вполне мог представить – всё ещё стоящая перед глазами картина боя не отпускала ни на мгновение.
Пронзительно запищал датчик радиационной опасности, и он понял, что в дело вступили «Миротворцы» с их ядерными ракетными кулаками, предназначенными для уничтожения целых континентов. Приборная панель вспыхнула и погасла, сменив успокаивающее свечение датчиков с показаниями тонкими струйками седого дыма, принявшимися причудливо завиваться над ней, словно какие-то дивные растения. Приборы были уже не нужны, двигатели отработали своё ещё пару минут назад, а тормозные парашюты можно выпустить и вручную, спасибо старым техникам, придумавшим практически безотказную технологию возвращения на бренную землю – всё так же исправно работающую, несмотря на более чем вековой возраст с момента изобретения.
Усмешка судьбы. Он снижался как раз над своей зоной ответственности в северо-восточном районе Причерноморья. Южные степи, выжженные жарким и сухим летом, в это время казались жёлтой пустыней, испятнанной частыми проплешинами больших и малых городов, ещё каких-то полсотни лет назад цветущих, как сады, и наполненных спешащими по своим делам трудолюбивыми людьми, а теперь опустошённых и сожранных всепоглощающим пламенем долгой череды войн и конфликтов.
Капсула падала явно за линию фортов севернее Славянского укрепрайона, который прикрывал поселения Республики, разросшиеся под его защитой. Её организовал жёсткие люди, выжившие в суровые времена, не променяв совесть и убеждения предков на сиюминутную выгоду и дешёвые бумажки. В общем, это союзная территория, такая же, как и Остров за Мелитопольским проливом…
Кружащийся жёлто-серый водоворот стремительно приближался, и Анатолий вдавил кнопку отстрела парашютов. Тотчас же сила торможения выбила из измученного тела сознание, почти вырвав и остатки израненной души.
Когда капитан пришёл в себя и выбрался наружу, стало видно, что капсула приземлилась посреди иссушенной серо-жёлтой пыльной степи. Кругом, на сколько хватало глаз, расстилались пологие, перетекающие один в другой холмы, местами переходящие в балки. Недалеко к востоку виднелся узкий и синий, как небо над головой, рукав речки. Взглянув с опаской на синеву, из которой он недавно свалился, Анатолий опешил, и сердце, казалось, замедлило свой бег от увиденного: на самом краю горизонта, в противоположной стороне от заходящего солнца, всё небо покрывали беззвучные вспышки и росчерки лазерных копий, казалось время от времени впивающихся в землю где-то там на вечернем горизонте. Бой всё ещё не закончился, а это говорило только о том, что их первоначальный план полетел ко всем чертям, а все немногочисленные орбитальные силы, собранные из враждующих остатков военно-космических сил былых сверхдержав, сейчас, по-видимому, методично добивались на низких орбитах.
Понаблюдав ещё несколько минут мельтешение вспышек на небосводе, Анатолий достал из потрескивающей, остывающей, но всё ещё раскалённой спасательной капсулы рюкзак со спецкомплектом и укороченную штурмовую винтовку, завёрнутый в лёгкую разгрузку – бронежилет 10-го класса с шестью запасными магазинами и парой гранат. Подогнав амуниция на себе и закинув нетяжёлый ранец за спиной, он, бросив прощальный взгляд на почерневшие от нагара бока его спасительницы, неторопливо зашагал в сторону весело синеющей невдалеке реки.
Вся одежда быстро пропиталась потом – Земля встретила навалившейся вечерней жарой: пекло, Донбасс, пустыня. На орбитальной станции иногда наступала духота, как в турецкой бане, да ещё и сдобренная запах замкнутого пространства, в котором живут люди, а тут стояла совершенная сушь с запахом трав. Всё же лучше, чем духота, если честно. Для него – по крайней мере.
Но жара стала давить уже через какую-то сотню шагов, и вскоре Анатолию пришлось снять верх комбинезона и завязать его на поясе, подставив под палящие лучи жёлтого солнца промокшую насквозь майку. Терпкие запахи высохшей полыни и ещё сотен незнакомых трав ударили по обонянию, отвыкшему за полгода от такого острого букета запахов в затхлой атмосфере тесных отсеков орбитальной платформы. Вспомнив, как Тимофей как-то сказал ему, глядя на жёлтые, выжженные просторы под ними: «И кто бы знал, что мне просто не будет хватать запаха полыни и бескрайности степей…», он подумал, что эта обонятельная палитра понравилась бы погибшему напарнику, Но Анатолий тут же отогнал от себя воспоминания – последние минуты на станции он до сих пор не мог для себя самого осознать до конца.
За полдня он сумел прошагать десяток километров по хоть и кажущейся ровной и плавно переливающейся из одного холма в другой степи, но всё же обильно изрезанной всевозможными оврагами и руслами пересохших ручьёв. Литровая фляга уже заметно опустела, булькая оставшимися глотками, и уже пару раз приходилось себя одёрнуть от рефлекса промочить горло, першащее от жары и пыли.
Он шёл всю ночь, не останавливаясь, и когда начало светать, прикинул, что находился где-то в районе ничейных земель, так называемого Дикого поля, вновь образовавшегося юго-западнее после долгих лет кровопролитной гражданской войны, уничтожившей в этих местах всю инфраструктуру и разогнавшей по большей части всё население. Теперь здесь простиралась ничейная земля. К югу – за линией пограничных укреплений последней была Донецкая Республика, а на северо-западе злобный конгломерат союзных нацистских территорий, который донецкие по привычке именовали Хунтой; они так же, по сложившейся за десятилетия привычке, лениво отбивались от наскоков нацистских террорбатов.
Километра через четыре Анатолий почувствовал резкий запах горелой резины, металла и ещё чего-то, сладковатого и настолько неприятного, что пустой желудок неприятно содрогнулся. Запах гари был узнаваемый – так может пахнуть только сгоревшая техника, а вот что там было ещё, он сначала не сообразил, а когда сообразил, то содрогнулся, хотя и понимал, что в нынешние времена один запах без другого редко встречался.
Впереди был холм с опоясывающим его руслом высохшей речушки, и из-за холма-то как раз и поднимались слабеющие клубы серого дыма. Остановившись, капитан внимательно осмотрел местность через прицел – было бы слишком глупо попасть в кровавую переделку после того, чего он чудом избежал на орбите. Но вокруг всё оставалось спокойным, только высохшую до желтизны траву перечёркивала паутина колёсных и гусеничных следов, шедших прямиком на холм перед ним.
Обходить неприятности впереди, а в том, что там были именно оные, он был уверен, – было слишком долго, да и с невысокого холма впереди всё вокруг просматривалось как на ладони. Что на холме, мог находиться наблюдатель, сомневаться не приходилось, а в тёмном комбинезоне, космонавт был заметен в степи, как кусок угля в сахарнице. Уйти же на своих двоих от моторизированного дозора в степи, если за ним погонятся, – гиблое дело. Если же его пока не засекли, оставалось только просочиться мимо тех, за холмом, по руслу и пойти дальше. Правда, была ещё вероятность, что там находится какое-то подразделение Конфедерации, но надеяться на это сильно не стоило: слишком далеко, судя по тому, куда он приземлился, оставалось ещё до их границы.
Анатолий направился к высохшему руслу, решив попробовать обойти холм. Пробираться пришлось по скрывавшим его от вероятного наблюдателя лощинам, заросшим переплетениями разросшихся, как кустарник, зарослей полыни и амброзии.
Твёрдая, словно камень, земля неожиданно осыпалась, и он полетел кубарем в русло, неглубокое, но усеянное камнями и заросшее твёрдыми, словно настоящие деревья, стеблями сорняков. Клубы пыли поднялись – накрыв с головой, а острый камень ударил прямо в коленную чашечку, выбив невольный стон, но он тут же вскочил, преодолевая боль и усталость, вскарабкался наверх – огляделся. Всё, к счастью для него, по-прежнему оставалось безжизненно и тихо.
Небольшое поселение открылось его взору всего через сотню шагов по извилистому руслу ручья. Поначалу можно было подумать, что местные совсем безалаберно относились к охране прилегающих к посёлку территорий, но две искусно замаскированные растяжки из простых Ф-1 с натянутой по самому низу и почти невидимой рыболовной леской говорили совсем о другом. Его спасли только намётанный на бесчисленном множестве тренировок взгляд, зацепившийся за леску, почти сливавшуюся с потрескавшейся квадратами глиной на дне русла, и рефлекс – остановившие уже занесённую над ней ногу. После этого ещё удивительнее было, что местных он всё же застал врасплох, но увиденное на другом скате холма всё объяснило.
Десяток домишек и старый, ещё допотопного вида кирпичный ангар ютились на самом подоле склона, точнее, там располагалось всё, что от них осталось. Лет тридцать назад на этом месте, вероятно, стоял небольшой городок, но теперь о нём напоминали лишь остатки фундаментов да редкие зубья полуразобранных стен. То, что сегодня составляло поселение, где половина строений больше напоминала покатые, полуврытые в землю доты с маленькими окошками-бойницами, выгорела дотла и уже лениво чадила струйками дыма. Загадка, как местные могли пропустить нападение, раскрылась сама собой, просто, по всей видимости, он не услышал боя, который бушевал здесь сравнительно недавно. Местных не застали врасплох – их просто задавили массой. Въехав в один из крайних домов и выставив всё ещё дымящиеся задние колёса, чадил, испуская сладковатый запах горелого мяса вперемешку с вонью горелой резины, БТР. Тип бронемашины определить было пока сложно, так как башню скрывала обвалившаяся кровля. Ещё одна единица бронетехники, сбросив башню, валявшуюся словно диковинный гриб с тонким стеблем пушки, застыла на склоне холма, размотав сорванные траки гусениц. Ещё несколько машин догорали с другой стороны селения, плохо видимые с того места, откуда смотрел Анатолий, а вот скопление людей в центре селения на своеобразной площади было как на ладони, как и оставшаяся невредимой техника захватчиков. Уцелевших местных присутствовало явно немного, и почти всё были дети и женщины, а раненые как раз заканчивались. На глазах притаившегося возвращенца с орбиты от кучки перемотанных бинтами раненых оттащили одного и один из победителей тут же прострелил ему голову, затем, пнув ещё стоящее на коленях тело чёрным, как и вся форма, шнурованным ботинком, тут же махнул пистолетом, приказывая тащить следующего. С пленными, по всей видимости, уже раньше успели поработать, и ни один не мог сам стоять на ногах.
Капитан вспомнил учебку и наставления в школе, да что там наставления – всю свою жизнь. Всё это требовало только одного – умереть с честью и исполнить долг перед израненной родной землёй и такими же опалёнными жаром войны соплеменниками. Пусть и цеплявшимися за жизнь на территориях, неподконтрольных новой Империи, но они были свои. Долг и честь – без них нет жизни, а всего лишь её пресная иллюзия. Этим всё было сказано.
Следовало спешить. Он удобно пристроил обмотанную ремнём винтовку на удачно оказавшемся рядом куске трухлявого бревна, постарался перевести дух, унять заколотившееся сердце, и подумал, что в смерти есть что-то успокаивающее. Мысль о том, что завтра тебя может не стать, позволяет ценить жизнь сегодня – какой бы та ни была, и ещё не позволять себе попросту растрачивать драгоценное оставшееся время. Его давно уже не пугал вид крови, да и не пугали мёртвые тела с самого детства. Когда он видел мёртвого человека, появлялась мысль лишь о том, что совсем недавно тот тоже был живым. А ещё некоторые были недостойны и такой суровой жизни, как сейчас, превратившись в чудовищ. Они не чувствовали боль других, точнее им было всё равно – главное, чтоб им самим было комфортно. Без боли нет страдания, а без страдания мы никогда не научимся извлекать уроки из собственных ошибок. Вот только многие это позабыли.
Анатолий приложился к уже раскалившейся от жары винтовке – переводил прицел, оценивая происходящее в разгромленном посёлке. Из трёх оставшихся одинаковых, как братья, испятнанных безликим цифровым камуфляжем БТР-7, только на ближайшем, раскрывшем боковые люки словно недоразвитые крылья, сидел дозорный пулемётчик. Ещё один гусеничный БМП стоял чуть поодаль, почти скрывшись за стеной разрушенного дома – лишь длинный ствол с квадратным набалдашником дульного тормоза торчал наружу, выдавая его расположение. Ещё кое-какая техника располагалась за остатками строений – отчётливо виднелся только грузовик с мощным КУНГом из сваренных труб и пристроенной в кузове ЗСУ, у которой, лениво куря, развалился расчёт из двух человек. Большая группа людей в чёрном камуфляже перед грузовиком так же лениво наблюдала за происходящим на площади. Но ими он займётся потом, если это «потом» успеет для него настать. Все были заняты происходящим на площади, по сторонам не посматривали. С чего они такие смелые стали? Сколько раз их столицу бывшую адовцы брали – три или четыре раза?! Так что пришлось её переносить вглубь своих территорий, пока пшеки с запада и их не урезали. Опять, наверное, бывшие союзнички между собой грызутся.
Анатолий навёл прицел на пулемётчика. На такой дистанции, да с оптикой не должен промахнуться, хотя, конечно, практики у него давно не было, и это вызывало определённое беспокойство. Те, кто в оцеплении пленных справа от него, тоже не слишком далеко. Должен успеть дотянуться и до них. И до тех, кто слева, тоже дотянется, а если нет, то они дотянутся до него. Но главный противник – ближайший БТР-7 со своей неслабой автоматической пушкой, и если там, кроме фривольно рассевшегося на башне пулемётчика, есть кто-то ещё, и он сумеет засечь позицию капитана, то последнему не поздоровится: тридцатимиллиметровки пробить полено, за которым он залёг – плёвое дело. А вот пробить мим девятимиллиметровым винторезом броню БМП, если в неё кто-то успеет заскочить, – задача невыполнимая.
Всё остальное, чем располагает противник, не страшно. Главное – вовремя снять прислугу и пулемётчиков. Не достанут – просто так должно быть и будет. Не с обвешанного противокумулятивными сетками с торчащей рогаткой ЗСУ в кузове древнего КамАЗа, направившего торчащие рога спарки куда-то в сторону далёкого горизонта, усеянного тёмными горами осыпавшихся от древности терриконов. Не успеют развернуться, если всё пройдёт, как запланировано. А что он может сделать с сотней прекрасно экипированных карателей с опытом и при поддержке бронетехники?! Умереть достойно, прихватив с собой как можно больше врагов и доказав самому себе то, что жить без чести и совести не сможет. Но просто пройти втихую мимо, пока там расстреливают, насилуют и всячески измываются над, считай, соотечественниками, которые разговаривают на одном с ним языке, – он не мог. Лучше уж смерть в безнадёжном бою, чем жить дальше с таким грузом на душе.
Самый близкий пулемёт его не достанет – он первая цель, а все остальные ведут себя слишком халатно, даже охраны по периметру нет, кроме пары-тройки человек у ЗСУ и вольготно курящего на башне БТР пулемётчика. Для РПГ, которые могут быть у бандитов и которых он пока не заметил, расстояние великовато – не попадут так сразу, а он попадёт, и не раз. Хотя опыта воевать даже у этих должно быть с излишком – одна надежда, что они расслабились и не ждут нападения.
Перекрестье прицела послушно упёрлось в потную шею сидящего на башне пулемётчика. Тот явно скучал, и происходящая на площади расправа над захваченными в пограничном поселении людьми его мало волновала. Неяркие цифры в прицеле податливо выдали расстояние и практически нулевую скорость ветра, на данный момент совершенно отсутствовавшего. Он заметил на предплечье закатанных по локти рукавов пулемётчика несколько красных нашивок под скрещёнными рунами – ветеран эсэсов. Понятно теперь, что этот и не такое видал, да и сам творил, наверняка, дела пострашнее. «Сичови стрельци», сокращённо эсэсы, были одним из подразделений Западной Хунты, которые пытались «освободить» территории Республик, собравшихся в Федерацию, раскинувшуюся от горла разлившегося Днепра и Меотидским проливом отделяющего бывшее Каспийское море от тоже видоизменившегося моря Чёрного. Хозяева их вооружили давно, вот только победить они быстро не смогли, хотя, видимо, те и знали задолго до Потопа о чём-то, недаром же они располагали все свои военные базы по всему миру не менее чем в 100 метрах над уровнем моря. Почему-то они пересмотрели и конструкции подводных лодок в пользу универсальности перевозимого груза. Но штормы и ураганы, землетрясения и тайфуны, наводнения и жестокая засуха – всё это одинаково тяжело ударило по всем, сведя все приготовления, если таковые и были, практически к нулю. Хотя на тех землях, где господствовала Хунта, с наводнениями бороться не пришлось, вот только всё остальное ударило по ним ещё сильнее, чем по потерявшим свыше половины территорий Республике Федерации.
Герои, как они сами себя называли, а на деле – дикари и безмозглые машины для террора и убийства всех, на кого им укажут вожаки. Обосновывать что бы то ни было им не требовалось – смерть ворогам, а это все те, кто не такие, как они, тех всех можно уничтожить, ну и конечно же, пограбить и понасиловать, чтоб скучно не было. Приезжая же из кровавых рейдов домой, они сразу становились верующими христианами, ходили в церковь, видимо считая, что боженька простит их, вымазанные по локти в крови невинных жертв руки… Мрази и живой пример извратившейся человеческой цивилизации, почему-то очень плохо учащийся на своих ошибках. «Чёрные» – те хоть реально чужие, а эти, которых и язык не поворачивается назвать людьми, когда-то не так уж и давно жили с нами вместе, а сейчас расстреливают и насилуют – без зазрения совести. Хотя о какой морали и совести по отношению к эсэсам можно вести речь вообще? Это как ненавидеть собаку за то, что тебя укусила – своего мышления, мнения у них давно уже нет, только то, что вкладывают в головы стоящие наверху кукловоды.
Винтовка в Толиных руках тихо кашлянула и толкнула в плечо, а пулемётчик беззвучно осел на полку под башней, чуть брызнув фонтанчиком крови на броню. Пока это вряд ли даже кто-то заметил, так что стоило поспешить – Анатолий тут же перенёс прицел на грузовик, ещё два толчка в плечо, и прислуга около рогатки ЗСУ свалилась на дно кузова.
А на площади к палачу с пистолетом притащили очередного пленного. Расстреливал их, видимо, командир, собственноручно, так сказать, расправляясь с пленными сепарами, как нацики называли республиканцев. Рубленное словно топором лицо не излучало совершенно никаких эмоций: седые волосы торчали длинными прядями из-под чёрного, как и вся форма, берета с той же самой руной и трезубом на околыше, показывавшем звание – оберштабспастер. Несколько фигур в чёрном выволокли женщину из толпы пленных и, выкручивая руки и срывая на ходу одежду, потащили в полуразбитый дом. Оставшихся пленных конвоиры, видимо ради профилактики возражений, принялись бить прикладами и колоть штык-ножами. Убивать никого не стали, видимо оставив для развлечения своему командиру. Все их захватчиков и само их деловитое поведение говорили только об одном: ничего личного, просто работа. Да и не люди вы, пленные, а просто сопротивляющаяся помеха на пути у нашей нации.
Прицел лёг перекрестьем прямо на чёрный берет, и палец плавно нажал на курок. Выстрел и в этот раз достал палача, и тот повалился на окровавленную его жертвами землю – добавив в этот раз и свою кровь. Притащившие очередного пленного каратели ошарашенно уставились на повалившегося предводителя, и в этот момент вдруг неожиданно взорвалась БМП, стоявшая за испятнанной снарядными пробоинами стеной, вызвав недоумение у капитана, уже прицелившегося в очередного карателя.
Боекомплект в БМП взорвался так сильно, что у неё башню сорвало и словно пушинку забросило на стоявший невдалеке КамАЗ, проломив крышу кабины и смяв ЗСУ с уже мёртвым расчётом. Сам низкий, широкий и острый корпус боевой машины пехоты зачадил чёрным дымом и дохнул пламенем из всех щелей. От этого взрыва досталось и стоявшим возле грузовика карателям. Несколько повалились словно куклы, остальные же бросились врассыпную – вот чего-чего, а стойкости им никогда не хватало. Воевать со слабо вооружённым ополчением, грабить, насиловать и расстреливать пленных – это всегда пожалуйста, но всерьёз с настоящим упёртым противником, на равных – кишка была тонка.
Четверо бросились прямиком к сиротливо стоявшему БТР с мёртвым дозорным, развалившимся, словно уснувшим у башни с другой, не видимой ими стороны. Но каратели не пробежали и двух десятков шагов, как повалились один за другим на иссушенную землю. Последним упал самый прыткий, оказавшийся всего в метре от спасительно раскрытого люка. Гильзы из винтовки Анатолия, скатились по иссушенной земле.
Вокруг всё взорвалось от начавшейся перестрелки. К выстрелам пушек с оставшейся брони карателей присоединился ровный перестук тяжёлых пулемётов и трескотня стрелкового оружия. Ухнула где-то неподалёку танковая пушка, разворотив один из пытавшихся огрызаться огнём БТР. Очереди из КПВТ стали прошибать насквозь стены, выискивая затаившиеся чёрные фигурки, пытавшиеся оборонятся от внезапного нападения.
Очередная очередь из КПВТ прошила корпус одного из размалёванных цифровым камуфляжем БТР с такой силой, что тот закачался на рессорах, а из бронированного борта фонтанами вышибло снопы искр, как от электросварки. Три фигуры в чёрном разом повалились на траву, забрызгав кровью и внутренностями бока изрешечённой машины, а остальные бросились наутёк. Вот только бежать было поздно, да и некуда.
Вторая «семёрка» ловко прикрылась корпусом горящей БМП, а уцелевшие эсэсовцы перебежками начали подтягиваться к машине. Анатолий навёл на них прицел.
Все в новых чёрных арамидных шлемах. Сначала показалось, что таких же, как и у имперской лёгкой инфантерии, но нет. У этих явно другое производство – по форме он, вроде, с бритских островов, а имперский вообще ни на какой не похож. Чёрная разгрузка штурмового типа, с принайтованными сзади рюкзаками-двухдневками. Карманы под шесть автоматных магазинов, кобура на животе. Карман для рации, ну и прочее. Для штурма разгрузка, для захвата, а не для долгого боя. Да ещё и чёрная в такое-то пекло. Даже невозможно приблизительно понять, для чего, с какой мазохистской целью они их на себя напялили. Наверное, просто для тупого подражания, как символы СС, вольфхагены и тому подобное. Как их после этого понять?! Правда, таких и не стоит понимать – просто нужно точнее целиться. Каратели-бандеровцы – не люди, и понять их уже никто и не пытается, как когда-то. Просто молча действуют и искореняют. Животная их дикость, суть этого тлетворного движения, вырвалась на волю – и поздно их перевоспитывать, да и недосуг уже.
Ещё один каратель пытался спрятаться в клубах дыма за бронёй и выскочить из атакованного селения. В очередной раз приклад боднул плечо, и очередной эсэс повалился в пыль и пепел возле сгоревшего дома. Пуля пробила навылет шлем и оставила на броне крадущегося в пелене дыма БТР красную кляксу. Впрочем, этот выстрел наконец выдал и его позицию – один из стоявших рядом с повалившимся словно сноп эсэсом что-то закричал, указывая в сторону холма, и почти сразу на Анатолия обрушился ответный огнь. От трухлявого бревна полетели щепки, и снайперу пришлось скатиться на дно высохшего ручья. Сверху несколько раз серьёзно грохнуло, забросав его, почти закопав, землёй и камнями из развороченного берега, служившего ему ещё пару секунд назад бруствером.
Где-то сверху грохнуло ещё раз, но уже в отдалении, и накал перестрелки стал спадать. Отряхнувшись, протерев засыпанные песком глаза, Анатолий, отбежав с полсотни метров дальше по руслу, вновь выглянул. С этого места было видно, что исправной брони эсэсов больше в селении не было. Та последняя «семёрка», рядом с которой он снял очередного эсэса и которая влепила из своей тридцатимиллиметровой скорострелки по его позиции, развалилась на неряшливые куски дымящейся брони с исковерканным кубом двигателя. Изломанные тела пытавшихся прорваться эсэсов валялись вокруг. Тут капитан заметил наконец-то и нападавших: десяток фигурок, экипированных в песчано-серый камуфляж, слаженно передвигались между развалин. Впереди крались легковооружённые пехотинцы, сзади их прикрывали обвешанные трубами гранатомётов товарищи. Где-то позади огрызалось редкими пушечными выстрелами и порыкивало движками и их прикрытие – танки. Несколько чёрных фигурок даже не успели выстрелить в ответ, изрешечённые сразу с нескольких ракурсов подошедшими незаметно штурмовыми группами. Раненых тут же добивали – жалости к ним нападавшие явно не питали. Оставшиеся эсэсы забаррикадировались в одном из домов в центре и яростно отстреливались.
Засевших в доме сразу же обложили со всех сторон и принялись методично добивать. Сначала по дому откуда-то со стороны холма отработала автоматическая пушка, но достаточно толстые стены и узкие бойницы окон выдержали стальной дождь снарядов. В ответ полетела стрела ПТУРС, и увернувшийся БТР нападавших выскочил из-за крайних домов, резко тормознув, закачался на рессорах, словно кланяясь опалённой земле под своими толстыми колёсами. Где-то за домом бахнула слабым хлопком разорвавшаяся впустую ракета, и тут же за дело взялись штурмовые группы.
Разложив лёгкую трубу одноразового ручного гранатомёта, один из появившихся пехотинцев вскинул её на плечо, наведя в окно. Бахнуло, граната перечеркнула прозрачным дымным шлейфом расстояние между крайними домами, из окон которых отстреливались последние тербатовцы, и рванула внутри здания, выбросив клуб штукатурной пыли. Грохнуло последовательно ещё три раза – вызывая крики за окнами и слабую ответную стрельбу. Одна из залетевших гранат рванула с такой мощью, что у дома слетела половина крыши – наверняка, нападавшие ударили боеприпасом объёмного взрыва. Вскоре атаковавшие ворвались внутрь дома, последовали отдельные выстрелы, и наступила тишина.
Капитан навёл прицел на стоявший неподвижно БТР атаковавших – требовалось понять, кто это такие, хотя вариантов было не так уж и много. На броне всё ещё стоявшего возле крайних домов БТР в песчаной окраске серело пятно опознавательной метки, и, припав к окуляру, он рассмотрел запылённую эмблему и облегчённо вздохнул – свои. Чёрное солнце, восходящее из моря, а под ним угадывались выведенные затейливой старославянской вязью буквы АД, Армия Донбасса. Вездесущие ДРГ донецких, доводящие до истерики уже которое десятилетие эсэсов на севере незалежной Руины и тех за днепровской затокой, которые всё не могут определиться, с кем они хотят двигаться дальше.
Анатолий осторожно положил винтовку на спёкшийся от жары песок и выглянул из своего укрытия – можно было уже и выходить, но осторожно, чтобы ненароком не словить свинцовую пилюлю от своих. Но в этот момент сзади неожиданно громко на дно посыпались камни, и кто-то соскочил вниз прямо за его спиной. Толя напрягся как струна, но сразу поворачиваться не стал. Рука заученно легла на ремень с прикреплённым карманом, где лежала пара гранат, и одна из них скользнула в покрывшуюся липкой испариной ладонь. Чека упала под ноги. Оставалось только успеть забрать с собой того, кто сумел как-то его выследить.
Сзади раздался насмешливый голос:
– Не делай глупости. Мы наблюдаем за тобой с самого начала боя. Ты имперский пилот? Только как-то ты слабо экипирован. Повернись и гранату смотри не урони, союзник.
Капитан последовал совету и медленно обернулся. На дне стоял, прислонившись к вымытой когда-то давно водными потоками кладке из плоских камней – пластунов, пожилой мужик с уже серебрящейся на висках сединой под грязно-жёлтым беретом. Богатая экипировка, штурмовой бронник, старый, но хорошего имперского качества и ухоженный АК-120 с подствольником и наростом прицела дополняли картину. Как и нашивка с тем же самым рисунком чёрного солнца, идентичная той, что красовалась на борту запылённого БТР в разгромленном пограничном поселении. Цепкие голубые глаза внимательно следили за ним, а поза только казалась расслабленной. Профессионал, сразу видно. Они осмотрели друг друга, и Толя ответил на вопрос:
– Я не пилот! – спокойно и уверенно, как и следовало человеку, давно уже привыкшему к смерти вокруг, сказал он.
– Но ты имперец, так ведь?! – Адовец кивнул на его рукав с пришитой нашивкой имперского стяга. – Если не пилот, то как оказался на самой границе? Не волнуйся, мы заметили, как ты валил нациков, тут вопросов нет. Просто интересно. Это самая Окраина – до куйского укрепрайона нациков сотня камэ всего…
Анатолий поднял упавшую чеку и не спеша вставил её обратно, загнул усики потуже и вложил гранату в кармашек пояса. Потёр похолодевшие и неприятно липнущие руки о раскалившуюся на солнце тёмную ткань комбинезона. Сержантские лычки на запылённом камуфляже его неожиданного соседа он сумел разглядеть только сейчас.
– Я космонавт с орбиталки! Видели, что творилось в небе? – так же тихо и спокойно добавил он.
Их разговор неожиданно прервали – сверху полился целый водопад из камней и затвердевших до состояния камня кусков глины, и на бруствер сразу вышли, открыто во весь рост, трое в таких же камуфляжах, как сержант, но существенно помоложе его. Один из них что-то бубнил в переносную рацию и поглядывал с интересом на капитана, как, впрочем, и оба рядом стоящих.
Круглолицый парень, бубнящий в рацию, наконец, оторвался и кивнул в сторону посёлка:
– Комбат приказал возвращаться и прихватить с собой нашего неожиданного гостя.
Тройка, отойдя на пару шагов, легко одновременно перескочила через высохшее русло на другой берег и скрылась из виду. Анатолий с сержантом, который так и предпочитал держаться немного сбоку и позади него, тоже вылезли осыпающего речного русла и не спеша направились к разгромленному поселению. Там уже царила деловая суета: дома один за другим обыскивали группы бойцов, подошла и остальная бронетехника.
Сержант вскоре пошёл рядом.
– Что там на орбите? – жадно спросил он. – Мы пятый день в рейде. Патрулируем ничейную зону и проверяем, как дела у диких колонистов. Отчаянные они, – он с укором кивнул вперёд, – но знают, на что шли. А этим просто не повезло, слишком большая группа эсэсов наскочила. Да и разведка их тоже прохлопала, а мы не успели вовремя на маяк прийти.
– Вы действовали очень профессионально! – заметил Анатолий. – Жертвы и так были неизбежны, но хоть кого-то удалось спасти. – Он указал на нескольких бойцов, делающих перевязки людям, лежащим вповалку на площади, где всего несколько минут назад их забивали как зверей.
Тут же он с удивлением увидел лежащего под присмотром пары солдат раненного в голову оберштабспастера. Того самого, что расстреливал пленных. Всё лицо и форма его были залиты кровью, всё ещё струящейся из длинной раны на виске. Всё же промазал, с досадой подумал Анатолий.
Сержант, как и двое охранявших эсэса солдат, жёг того полным ненависти взглядом. Капитан же просто поднял винтовку и снёс ему голову. Пуля развалила череп, а в месте, где вышла из него, выбила фонтан крови и мозгов. Фактически обезглавленное тело расплескало по пыльной земле смявшееся лицо с остатками разбитой черепной коробки.
– Извините, не люблю оставлять дела незаконченными, – сухо сказал он стоявшим вокруг бойцам. – Эта сволочь людей расстреливала, уже пленных.
Никто не проронил ни слова.
– Вы позволите? – спросил Анатолий сержанта, кивая на труп офицера. Сержант лишь махнул рукой – валяй, мол.
Тогда Анатолий нагнулся и осмотрел разгрузку эсэса – трофеи есть трофеи, а брезговать чем-то в его ситуации себе дороже. К тому же они ещё не на базе адовцев и далеко не за Имперской железной стеной. В кобуру был вложен новенький «Форт», рядом, в отдельных карманах, два запасных магазина к нему. Он достал пистолет, осмотрел. Патроны новые, бронебойные 7Н21, с торчащими вперёд из плоских головок остриями сердечников. Неплохо, можно броники дырявить, особенно такие хреновые, как у эсэсов. Подделки западных хозяев для послушных вассалов. «Сто пятый» старый, но исправный, опять подделка, но лишним тоже не будет, и шесть магазинов к нему на трупе. Да ещё и с коллиматорным «белком», которому тоже очень обрадовался – у этого прицела рамка такая, что вообще ничего не закрывает. Его винтовка была всё же хороша на средних дистанциях, но в скоротечной близкой схватке лучше был старый добрый калаш, снабжённый к тому же и каким-никаким плохеньким прицелом. А вот в специальном кармане хранился ночной монокуляр, и на шлеме убитого, прикреплённого к ремням разгрузки, размещалось съёмное крепление под него. Тоже может пригодиться, даже очень, сами поносим. Кто знает, что впереди ждёт, и хотя надежда на возвращение за родной железный занавес после встречи с адовской группой быстрого реагирования сильно укрепилась, но, как говорится, нужно всегда надеяться на лучшее, а готовиться к худшему.
Разглядев получше экипировку лежащих возле здания, вытащенных из него нацбатовцев, он всё же пришёл к неутешительным выводам: экипировка и снаряга тех, показавшаяся ему сначала дешёвыми подделками, как и оружие, оказалась при ближайшем рассмотрении довольно сносного качества, и всё было западного производства. Ничего не меняется, уже какую сотню лет – эти господа чаще пытаются воевать чужими руками.
Затем он открыл карман для документов на разгрузке убитого. Там и вправду нашлось какое-то закатанное в пластик удостоверение с фотографией, стопка бумаг и фотографий. На фото в удостоверении был, без сомнения, убитый – это даже сейчас не трудно было заметить, хоть ему и снесло пулей полголовы. Ага, Зымчук Арсен Николаевич, а под уже известной эмблемой с рунами было отпечатано: «Прыкордоный нацбат «Бандерштат». Ну, теперь уже никаких сомнений, кто это такие, не осталось. И заодно понятно, откуда деньги на такую экипировку, потому что ни в какой армии Республик всё это и не снилось. Но оружие само, к счастью, не умеет воевать.
Он подумал о том, что здесь происходит уже который десяток лет. Хотя везде одно и то же. Ему ли не знать – видел всё с орбиты. Здесь на границе эти скоты озверели от власти и безнаказанности. Озверели настолько, что сомневаться начинаешь, неужели мы с подобными тварями по одной земле ходили и, типа, братьями были?
Нет, неправильно, поправил себя Анатолий, озверели они не от власти и не от безнаказанности. От этого они только проявили свою истинную сущность, до поры скрытую или прикрытую ширмой нормальности. Ну, ничего, эти у нас допрыгались, и остальным недолго осталось. Именно этим и займусь, как только на орбиту вновь попаду, в свободное от несения вахт время. Вот только бы платформа уцелела.
Ещё несколько израненных пленных карателей приволокли из разных мест посёлка, и теперь все они сидели и лежали посреди площади. До них стало доходить, что правила игры радикально изменились, и жертвы теперь станут их судьями, а они, ещё четверть часа назад чувствовавшие себя сверхчеловеками, вершителями судеб и непобедимыми воинами, лежали в пыли у ног тех, кого они ещё несколько минут назад считали возможным безнаказанно расстреливать и пытать.
Над всем этим грозовой тучей висело тягостное, недоброе молчание – люди стояли молча вокруг нелюдей, и в глазах всех читался один приговор: смерть.
Когда капитан вошёл в круг, все уставились на него, словно ожидая сигнала или команды. Но всё закончилось быстро, наверняка быстрее, чем того требовала месть, разгоревшаяся в глазах и душах людей. Послышался рокот мощного дизеля, и из-за разбитого дома с торчащей из него обгоревшей задницей БТР появился танк, притащивший за собой тучу воняющей дизельным выхлопом пыли. На башне танка красовалась всё та же эмблема с чёрным солнцем и надпись: «ГБР Спарта – Армия Донецка» – группа быстрого реагирования – сборная солянка из подразделений адовцев.
С танка спрыгнуло несколько человек. Один из них, невысокий, но широкоплечий и мощный, выделялся среди всех и явно был главным – похоже, это и был уже упомянутый комбат. Он протолкался сквозь толпу, а вслед ещё несколько бойцов растолкали народ, оттеснив от пленных. Новоприбывший командир громко объявил:
– Никакого самосуда! Мы не они! Всё по закону сделаем. Они нарушили демаркационную линию, напали на поселенцев и по законам военного времени приговариваются к расстрелу.
Большинство пленных начавших выть и орать, что они не виноваты, и что их заставили эсэсы, но бойцы, не обращая на это внимания, отащили всех к стене одного из зданий. Здоровяк в запылённом камуфляже произнёс короткую речь, больше для народа, зароптавшего от того, что палачей вырвали из их рук.
– Мы их всех туда отправим! – Он ткнул грязным пальцем в небо. – И пусть там он, если, как говорят, он взаправду есть, и разбирается, кто праведник, а кто грешник. Нам тут недосуг в тонких материях нацистов рыться. Руби дрова!
Очередь из ручного пулемёта скосила стоящие съёжившиеся фигурки, разбрызгав на побелённые стены кровавые клочья и выбив куски штукатурки с осколками кирпича. Солдаты, не говоря больше ни слова и не оглядываясь, помогли оставшимся поселенцам забраться в нутро захваченного бэтээра. Раненых уже перевязали санитары, а тех, кто не мог двигаться, загрузили со всей осторожностью в кузов подъехавшего грузовика, в котором пришлось освободить место от патронных цинков и множества канистр с топливом.
Комбат, разобравшись со срочными делами и о чём-то переговорив с сержантом, подошёл к Анатолию.
– Командир сводной патрульной бригады майор Иловайский. Мы всегда рады союзникам на нашей земле. Как только сможем, то переправим вас за Занавес.
– Капитан ВКС Российской Империи Анатолий Ледов. Спасибо! Если есть возможность, то сообщите о моей посадке. Пусть передадут дальше – это очень важно.
Комбат отрицательно покачал своей большой бритой головой.
– Связи нет уже почти сутки, – он кивнул в небеса, – с того самого момента, как началось это светопреставление. Все спутники, похоже, отключились. Нет даже сигналов джи-пи-эс и глонас. Так что только по старинке передадим до границы в целости и сохранности с курьерами. Не впервой такое…
Комбат не выглядел сильно расстроенным или растерянным из-за потери связи – он, как и его люди, крепко знал своё дело. Проблемы со связью тут случались всегда, а ещё недавно её и подавно не было. Но всё же происходившее на орбите, да ещё приземлившийся далеко от спасательных зон космонавт заставили его насторожиться. Происходило что-то действительно странное, и он должен понимать – что, чтобы в случае изменения ситуации принять правильные решения. Поэтому, помолчав несколько секунд и внимательно разглядывая Анатолия, словно ожидая каких-то разъяснений, он спросил напрямую:
– Так, что там у вас наверху стряслось, что такой фейерверк в небесах устроили?
– Нападение извне. Платформа, та, на которой я был, видимо, сбита или сильно повреждена. Мой напарник погиб. Во всяком случае, эвакуироваться он не успел, – не особо желая вдаваться в странные и для него самого непонятные подробности, ответил космонавт. – Потому меня и следует поскорее доставить к нашим. Может, чем-то смогу помочь…
– Платформа, та, что над нами висела?! Плохо, – помотал головой комбат и что-то тихо заговорил в ларингофон, отвернувшись.
Затем он махнул Анатолию рукой – то ли прощаясь, то ли просто прося подождать, и споро пошагал прочь в сопровождении пары бойцов, умело прикрывающих его и беспрестанно вертящих головами в запылённых шлемах. Кругом царила деловая суета – собирали трофеи и всё, что можно было унести с собой. Уцелевшие жители и защитники тоже собирали свой нехитрый скарб – у кого он остался, возвращаться сюда вряд ли кто-то планировал.
Анатолий обратил внимание, что в группе быстрого реагирования кроме крепких молодых парней хватало и людей старшего возраста, и даже попадались совсем уж седые деды.
Вместо ушедшего комбата к нему подошёл тот самый сержант, что выследил его позицию, и, закурив сигарету, Толя поинтересовался:
– У вас даже старики лямку тянут?
– Мы, что с Донбасса, до смерти военнообязанные. Судьба, видно, такая. – И, сплюнув в покрытый гарью песок под ногами, спросил в свою очередь: – Теперь с нами до Донецка?!
– Да, и чем скорее, тем лучше. – Анатолий в очередной раз посмотрел на давно успокоившееся и безмятежно голубое небо. – Надо скорее к своим, меня, наверняка, уже ждут. Жаль, связи нет.
– Связь – это у нас тут больное место. Одни глушилки вокруг. Уже и не поймёшь, кто кого глушит. А сейчас ещё и сателлиты все отрубились… Так там у вас всё серьёзно? – Он, как и комбат дёрнул небритым подбородком в сторону синих небес.
– Более чем, – лаконично ответил Анатолий и, помолчав, заметил: – А вы тут хорошо организовались. Сколько висели над вами, ни одного крупного прорыва на ваши внутренние территории не заметили, помощь вам не слишком часто приходилось. Я сам, вообще-то, с сибирских территорий, которые ханьцы оккупировали. Не слишком много о вашем конфликте знаю – только в общих чертах, там своих проблем хватало. Да и длится всё уже столько времени… Как так, что вы с ними такие разные? Вроде ж один народ раньше был…
– Один, да другой. Разные мы с ними. У нас свобода и равенство, видимо, в крови, а им всё подачки да перекладывание вины на других подавай. Давний у нас конфликт. Столько крови пролито за последнее время, что век нам больше братьями с ними не быть. Эти-то, говоришь, братья наши? – Он ткнул сапогом лежащий возле стены труп, весь залитый кровью. На рукаве был заметен пришитый шеврон с эсэсовскими рунами. – Братья, которые уже сколько лет бомбят наши города, расстреливают мирное население. Нет уж, не нужны нам такие родичи.
Капитан печально кивнул в ответ:
– Знакомое дело. Заморочили им голову пропагандой, настроили против нас. Кровь пролилась, а теперь уж и все границы перейдены. Гражданская война, одним словом, – без конца, а начало мы уже и сами не помним. Сошедший с ума мир…
– Глупые они. Сами думать не умеют. Всё хотели чего-то сразу, и много, и чтоб другим соседям всем хуже жить было. Нет в них стержня, только податливость, как в глине мокрой, из которой всё что захочешь лепить можно.
– Кто знает, куда нас наш общий стержень приведёт… – задумчиво сказал Анатолий.
– Куда-нибудь, да и приведёт! Главное, что мы хоть пытаемся учиться на своих ошибках и стараемся жить, как мы хотим, и не навязывая нашу точку зрения другим. Знаешь, как мне сказал один мой знакомый, земля ему пухом, в чём разница между нами и ними?! Мы смогли восстать против подонков, кто рассчитывал обращаться с нами, как с быдлом, а они продолжали пресмыкаться. Вот и вся разница!..
Его прервала команда на погрузку, и они направились к головному БТР уже сформировавшейся на окраине небольшой колонны. Вся техника у союзников, в основном, была своя: да, в основном по имперским чертежам сделанная, но на своих заводах, как и вооружение. У Новороссийской Федерации не было другого выхода после начавшейся уже более чем шестьдесят лет назад гражданской войны, кроме как внедрять самые передовые и новаторские технологии в строительстве, инфраструктуре, энергетике и транспорте. Трудные времена требовали рискованных решений для выживания, и они были приняты. Существует такое понятие, как закрывающая технология. Это инновационная категория, которая в результате своего внедрения сокращает потребность в ресурсах. Именно эти нововведения и помогли союзникам лучше других перенести Потоп и всемирную резню за оставшиеся ресурсы. Обычно внедрение таких технологий затруднено инерцией существующего технологического и сырьевого укладов. А также интересами элит, чьё могущество основывается на использовании конкретных технологий, которыми они владеют, поэтому сохранение действующего статуса-кво и является одним из главных тормозящих подобный процесс условий. Оно было изменено на территории Федерации задолго до того, как исчезло в остальном мире, и это обеспечило определённые преимущества. В Новороссийской Федерации сложилась уникальная во всех смыслах ситуация: появились лидеры, которые осознали ответственность перед соотечественниками и хотели как можно скорее и эффективнее наладить жизнь в молодых государственных образованиях. Экономическое пространство стало безолигархическим, а значит, максимально свободным в своём экономическом и технологическом выражении от факторов монополизма и корпоративной солидарности, выражающейся в сознательной обструкции угрожающих олигархам прорывных разработок и идей. Родившаяся менее века назад Федерация уже давно стала идеологическим и мировоззренческим явлением, как место, где заново сформировалась новая идентичность и ментальность. Всё это стало фактически отправной точкой, давшей толчок развития или, по крайней мере, помогшей выжить и не потерять всё.
Капитан, как и остальные, забрался на броню покатой, словно черепаха, покрашенной светло-зелёной и серо-жёлтой краской имперской БМП старого образца. Кубики активной брони делали её неким подобием странного зверя с пупырчатой железной кожей и ощетинившегося на башне, помимо автоматической пушки ещё и противотанковым ракетным комплексом. Короткая колонна, не мешкая более и оставив за собой пепелище, двинулась в путь на юго-восток. Их БМП шла впереди, таща за собой пышный шлейф рыжей пыли, укутавшей следовавшие сзади пару танков и пять таких бронемашин сопровождения, а также тащившиеся в середине колонны три грузовика снабжения, принявших спасённых поселенцев. Ещё один танк и БТР в середине колонны тащили на жёстких сцепках два колёсных броневика разгромленных карателей. Трофеи святое дело – с ними адовцы долгое время выживали и не брезговать ничем привыкли с тех пор. Со всех трупов карателей на месте боя тоже сняли всё, что было возможно. Имперцы помогали своему союзническому буферу, но только в той мере, чтоб он не загнулся раньше времени. Поэтому такие контррейды часто приносили больше толку, чем помощь союзников с востока.
Сидящие на броне бойцы дружно затянули песню, явно радуясь, что они, наконец-то, возвращаются в пункт постоянной дислокации. Вот только песня была не весёлой, как и вся жизнь вокруг: