Ветви разросшихся плотной стеной деревьев больно хлестали по лицу, а тяжёлое дыхание разрывало лёгкие, отдаваясь терпким и едким привкусом во рту. Поэтому, перепрыгнув через очередную, сверкающую от солнечных лучей прогалину, полную собравшейся в низинке родниковой воды, Ян остановился передохнуть. Мягкие, покрытые пушистым мхом края прогалины словно притягивали, зовя отдохнуть на своих пушистых тёмных перинах рядом с кристально-чистой родниковой водой, которая весело искрилась под лучами полуденного солнца, косо падавшими сквозь плотные кроны.

Ян нагнулся над прозрачной гладью родника и принялся жадно пить показавшуюся сладкой и приятно освежающей воду. Затем спешно снял с пояса и наполнил пустую флягу. Рукав потёртой бритской куртки оказался разорванным прямо на месте споротой когда-то нашивки юнион-джека, где теперь был пришит алый флажок старой империи. Теперь эмблема окрасилась ещё и кровью из глубокого пореза, который, видимо, оставила пропоровшая куртку ветка. Плохой знак. Хотя куда уж хуже сейчас?!

Ещё минуту Ян подождал, пока сбитое долгим бегом дыхание восстановится, поднялся и вновь побежал в сторону уже недалёкого Авачинского поселения. Слева от него замелькало открытое пространство речки Налычева, и он ещё больше ускорил бег.

Так он бежал к родному поселению уже с самого раннего утра. Это ж надо было оказаться в такой момент на самой дальней, затерянной среди торфяных болот охотничьей заимке, со злостью подумал Ян, сцепив до скрежета зубы, Он кинулся назад, как только услышал по УКВ о вторжении ханьцев, о которых уже давным-давно никто и слыхом не слыхивал. Короткий сигнал тревоги и невнятные от шума помех обрывки приказов – вот и всё, что он сумел услышать прежде, чем связь совершенно прекратилась, погрузив эфир в дикий визг и скрежет глушащих помех. И это говорило само за себя, так как на Восточном побережье радиоэфир всегда был заполнен огромным числом передатчиков: военных, промышленников и рыбаков. Ханьцы начали как всегда в своём репертуаре технического превосходства, судя по рассказам немногих живых ещё ветеранов войн смутного десятилетия во время Потопа.

Лес стал заметно крепчать, здесь рядом с поселением уже не попадались тощие и чахлые, кривые, словно их погнул сам ветер, стволы берёз Эрмана и лиственницы, росшие в основном на бедных песчаных и торфянистых почвах в глубине разраставшихся с каждым годом болот. Вокруг него сделалось просторнее, и в то же время тёмные крепкие дубы, подняв ввысь могучие разлапистые ветви толщиной с руку, образовали вверху сплошной шатёр. Висящий за спиной потёртый дедовский, но ухоженный до блеска тяжёлый «Бушмастер» в очередной раз больно ударил Яна в спину, когда он перескакивал через поваленный ствол трухлявого дуба, и парень вынужденно остановился поправить ослабевший ремень. Бережно погладив верного Бура, как почему-то всегда называл винтовку покойный дед, он примкнул тридцатипатронный секторный магазин из ударопрочной пластмассы с тускло блеснувшими в окошке расхода боеприпасов цилиндриками патронов и передёрнул затвор, после чего проверил снайперский прицел, прикреплённый на планке Пикатини. С удовольствием погладил шершавый пластик выдвижного приклада, словно благодаря старого друга за годы надёжной службы, и легко, словно и не устал, побежал дальше.

До поселения оставалось всего ничего, и в переплетении мощных стволов впереди стали попадаться просветы. Неожиданно над головой раздался протяжный гром, повторившийся несколько раз, и Янн, напрягая последние силы, устремился к близкой опушке леса. Гром мог означать только одно – это ханьские штурмовики, сеявшие хаос и опустошение ещё в первую войну. Если они объявились так глубоко над территорией протектората, то дела у сил самообороны были совсем плохи. Хотя какая самооборона – так, милиция из местных и малочисленные гарнизоны бритов, которые были кое-где ещё и хуже вооружены, чем сами местные. Федералы вели долгую и непонятную местным, то разгорающуюся, как сейчас, то затухающую войну на своём континенте с латиносами, так они с пренебрежением звали своих противников. Там всё кипело, уже которое десятилетие, сметая всё оставшееся катком часто меняющейся линии фронта, протянувшейся от западного к восточному побережью на многие тысячи километров. Здесь же на Каме, как они именовали Камчатку после договора с ханьцами, воцарилось затишье, длившееся уже почти три десятилетия. Сейчас там, на материке, снова что-то разгорелось, а у них на Каме остались только наземники, так что никто, кроме ханьцев, летать больше не мог. Перехватив поудобнее любимый «Бушмастер», Ян всё же с сожалением подумал, что зря бриты не разрешали им, местным, покупать новые типы оружия, а просто выгребли старые арсеналы и продали втридорога нечаянно свалившейся на их шеи Рашенайлендтеритори. И сейчас эта их политика получит положительную или отрицательную оценку, подписанную, как и всегда в таких случаях, кровью тех, кого должна была в идеале защищать.

Густой покров над головой начал редеть, уступая место густотравью и тёплому свету солнца, а ещё через несколько десятков шагов Ян выбежал на опушку леса. В полукилометре от кромки леса, где он находился, раскинулся в беспорядке Авачинский городок: несколько десятков разномастных домишек, собранных в три кривоватые улицы, которые венчала выглядывающая на противоположном краю радиомачта. Было заметно, что в городке, всегда полусонном и с пустынными улицами, сейчас царит суета. По широким улочкам бегали в одиночку и целыми группами люди, а у здания управы собралась даже небольшая толпа. С запада, со стороны порта, располагавшегося километрах в десяти от городка, были слышны глухие раскаты взрывов и сливающаяся в жужжащий стрёкот оружейная стрельба.

Совершенно неожиданно ударившая воздушная волна кинула в душистое переплетение трав, прокатив парня по мокрой от росы зелени, забрасывая поломанными ветками от прижавшихся на мгновение к самой земле деревьев. Ошарашенно перевернувшись на спину, Ян успел заметить две пронёсшиеся, серыми молниями над самыми кронами деревьев, быстрые тени с красной окантовкой острых крыльев, усеянных карандашами ракет с малиновыми вспышками реактивных факелов в корме. Несколько казавшихся игрушечными ракет тут же отделились и, оставляя за собой серые дымные дорожки, понеслись к посёлку. Штурмовики тут же, отстрелявшись, круто взмыли вверх, выпустив из сопел ослепительно белые струи форсажного пламени, оставившие, в прозрачной ясности утреннего воздуха, белые, медленно рассасывающиеся конденсационные струи. Через мгновенье центр посёлка утонул в оранжевых взрывах: накрывших управу со столпившимися возле неё людьми и несколько домов в центре, которые тут же вспыхнули словно свечки. Одиноко стоявшая ажурная мачта радиовышки, медленно накренившись, с визгом раздираемого металла, завалилась набок, рухнув на ржавый ангар старого аэродрома. Центр города, подвергшийся бомбёжке, затянуло чёрным дымом запылавших зданий, в большинстве своём построенных после Потопа из дерева. Ян поднялся и поспешил в городок.

А с запада уже приближался глухой рокот десантных коптеров, идущих от побережья.

Развороченные улицы тонули в густом покрывале дыма, словно старавшемся укрыть выглядывавшую отовсюду ветхость, помноженную сейчас ещё и на хаос разрушений, оставшийся после налёта ханьских штурмовиков. Дым тёк по широким улицам, распространяясь от горящего центра городка, и, как обалдело заметил Ян, пожары никто не тушил, да и, похоже, не собирался тушить. Немногочисленные женщины, старики и дети спешили тонкими ручейками к той самой опушке леса, из которой он несколько минут назад выбежал.

В затянутом едким дымом переулке, через который Ян хотел срезать дорогу к центру городка, он нос к носу столкнулся со своим соседом Иванычем. Старый инвалид, потерявший правую руку ещё во времена первого конфликта с ханьцами, торопливо вёл за собой группу женщин и детей, покрикивая на самых нерасторопных.

– Где самооборонцы собираются? – выпалил, чуть ли не налетевший на него, Ян.

– В районе складов. Степаныч собирает всех рейнджеров. Дуй туда! – задыхаясь о гари и спешки сообщил Иваныч, придерживая левой рукой массивную кобуру со стечкиным, и уже в спину Яну крикнул: – Удачи тебе! Если что – отходите к болотам…

Ян лишь нетерпеливо махнул рукой в ответ, уже несясь дальше по задымлённым узким улочкам.

Ополчение, или, как их именовали федералы, рейнджеров, он нашёл возле вросших в землю по самые окна древних и мощных стен старых пакгаузов, используемых как склады или просто стоявших пустыми со времён всеобщего развала. Под защитой толстенных, потрескавшихся и покрытых налётами тёмно-зелёного лишайника стен с узкими, тёмными как бойницы окнами было прохладно и чувствовалась какая-то уверенность, передающаяся от простоявших уж лет двести строений. Здесь собралось около сотни человек, записанных в милицианты, как говорил их главный рейнджер Семёныч.

Сейчас Семёныч возвышался над толпой, взобравшись на невысокую погрузочную рампу, всю увитую зелёными побегами вьюна, усыпанного девственно-белыми цветочками. Громкий голос главного рейнджера отскакивал от могучих стен и разносился с эхом по длинному проходу между пакгаузами. Далеко в вышине невероятно голубого неба, усеянного ошмётками облаков, кружил, время от времени пронзительно крича, огромный чёрный ворон. Широко раскинув крылья и паря над людьми, как гласили легенды, древнее божество Ворон-Кутха – создатель Камчатки, словно пытался защитить их.

Со стороны порта вставали над лесом громадные клубы жирного дыма – горел нефтеперегонный терминал. Стрельба с той стороны уже почти прекратилась – похоже, участь боя там уже решилась в чью-то сторону.

Ораторствовавшего Семёныча прервал резкий рокот, и из-за близкой стены леса, наступавшего на заросшую травой аэродромную полосу, вынырнули несколько десятков полосатых камуфляжных коптеров. Впереди неслись, словно хищные звери, вынюхивающие добычу, низко опустив носы, поводя хоботками автоматических пушек и поблёскивая вращающимися, словно огромные лезвия, винтами и выпуклыми блистерами кабин пилотов, штурмовые коптеры. За ними плотным строем медленно, словно боясь упасть от явной перегрузки, ползли десантные «бегемоты».

Исход предстоящего боя был понятен для всех, собравшихся у пакгаузов – слабо вооружённая кучка народной милиции, да ещё к тому же разбросанная по заросшим дремучими лесами поймам рек и берегам многочисленных заливов, не сможет надолго остановить серьёзный десант ханьцев, а союзников-федералов на Каме осталась лишь горсточка. И сейчас, скорее всего, те, наверняка, пытаются не защитить союзную территорию, а смыться подобру-поздорову. Никакой веры в стойкость федералов, при столкновении с численно и качественно превосходящим противником, Ян не питал, хотя им на обязательных семинарах который год подряд постоянно вдалбливали, что после заключения Амурского пакта любой конфликт будет чрезвычайно невыгодным для обеих сторон. Правда, в обещания любой власти местные верили и прислушивались так же, как и ранее их предки – одним ухом, а руками и головой готовились, как всегда, к самому худшему сценарию из возможных.

Но Ян ошибался. Через мгновенье за их спинами из серой болотной дымки вынырнуло звено боевых самолётов федералов – сотрясая землю рёвом форсируемых двигателей, они пронеслись в десятке метров над столпившимися людьми. Рейнджеры-ополченцы с радостными криками кинулись кто на крыши зданий, кто в проходы между пакгаузами, чтобы увидеть разгром вертолётного десанта.

Пара серебристых «Рапторов» почти сразу же открыла огонь – дымные стрелы ракет испятнали все небеса перед ними. Над растянувшимся строем ханьских десантных коптеров встал целый частокол противоракет, и около половины снарядов атакующих, к великому огорчению собравшихся зрителей, отклонилась от захваченных целей, не нанеся ханьцам никакого ущерба. Но остальные всё-таки достигли цели, и в пушистые «чёрные» объятья леса посыпались пылающие обломки вперемешку с обезображенными частями тел десантников. В красных цветках взрывов исчезли пять грузовых коптеров и ещё два ударных, к тому же – несколько, видимо, были повреждены близкими взрывами и, дымно зачадив, отваливали в сторону над самыми кронами деревьев. Но они уже были возле взлётно-посадочной полосы, и один дымящий и горящий, словно факел, грузовой коптер, свалив корпусом толстый ствол сосны, рухнул на полосу, разбрызгав волны пламени на таких же пылавших, словно лучины, людей, выпрыгивавших из него на лету.

Звено федералов, не удовлетворившись своей работой, решило повторить заход. Так же снизившись, как и в прошлый раз, и, видимо, не став придумывать новой тактики, они открыли огонь из носовых пушек. Смертоносный дождь обрушился на разомкнутый плотный строй, но коптеры ханьцев успели рассеяться в редкую цепочку. Ещё три машины рухнули на кроны деревьев возле самой взлётной полосы старого аэродрома, но в этот раз перехватчикам не удалось безнаказанно уйти – оставшиеся ударные коптеры повели ответный огонь, и две машины федералов были сбиты. Один из исребителей федералов, не успев отвернуть, нанизался на противотанковую ракету, выпущенную одним из ударных коптеров – ракета проткнула его навылет словно картонный воздушный змей. «Раптор», оставив короткий дымный хвост, замысловато вильнул и с рёвом воткнулся в опушку леса рядом с множеством полыхающих сбитых коптеров. Два собрата сбитого истребителя, уходя из-под обстрела, сделали резкие петли и почти встав на жёлтых языках пламени нещадно ревущих двигателей, поспешили покинуть поле боя на бреющем полёте.

Укрывшись за углом пакгауза, Ян заметил, как из дымки болот со стороны, откуда прилетели вражеские десантные коптеры, вынырнули две пары серых теней. Ускоряясь, они издали резкие хлопки, переходя на сверхзвук, и последовали по пятам только что ретировавшихся «Рапторов». Ян даже, кажется, узнал хищные корпуса перехватчиков восьмого поколения возрождённой Империи Хань, так что шансов уцелеть у престарелых во всех отношениях «Рапторов» оставалось немного. А на потрескавшееся и поросшее травой и тонкими стволами молодых берёзок поле аэродрома уцелевшие ханьские транспортники уже сбрасывали десантников. Через минуту-другую коптеры, даже не коснувшись шасси земли, набрали высоту, пряча свои пузатые, уязвимые тела за кронами леса, а тройка оставшихся штурмовых коптеров исчезла примерно в той же стороне, куда сбежали штурмовики федералов.

Поняв, что поддержка с воздуха закончилась, рейнджеры рассыпались по линии обороны. Они заняли позиции во вросших в землю зданиях пакгаузов, которые словно стеной редутов окружали уже несколько десятилетий никому не нужный аэродром. Яну вместе с его отделением достался подвал одного из зданий, стоявшего в центре. Внутри воняло плесенью и запустением, а мощные полукруглые арки густо запеленала паутина, серебристо отсвечивавшая в неярком свете, пробивавшимся из маленьких грязных окошек у самого потолка.

Высаженный десант, рассредоточился у опушки леса на самом краю взлётно-посадочной полосы, где и залёг, скрывшись в густой поросли трав и кустарника, опоясывающих со всех сторон аэродром. Над полем предстоящего боя повисла напряжённая тишина, которую словно пологом прикрывал тяжёлый чёрный дым от сбитых машин, нёсший запах горелой резины и топлива вперемешку с вонью сгоревшей человеческой плоти.

Ян прильнул к прицельной рамке, стараясь не пропустить момент начала атаки, и когда из травы вынырнули полосатые фигуры и понеслись прямо на него, он почти одновременно с товарищами начал стрелять, и всё вокруг загрохотало. Но ханьцы действовали умело – часть продвигалась вперёд перебежками, а часть вела ответный огонь по позициям обороняющихся, и, отстреляв всего пяток патронов одиночными, Ян вынужден был, выругавшись, отпрянуть от окна: пуля, ударив в старую, трухлявую рамку, выбила её, засыпав ему глаза пылью и древесной трухой. Уже почти не целясь, он выпустил оставшиеся в магазине патроны в сторону перебегающих и заметно приблизившихся фигурок ханьских десантников.

Рассыпавшиеся по подвалу бойцы яростно стреляли, и всё поле перед ними усыпало фонтанчиками пуль, выбивавших из сухой земли клочья пыли вперемешку с травой и снопы искр – из старого бетона. Однако, пока Ян менял магазин, бешеный огонь ополченцев начал редеть, и в какофонии выстрелов всё реже звучали очереди, но всё более заметно стали выделяться одиночные выстрелы – ополченцы экономили патроны. К тому же нападавшие развернули пулемётные расчёты, и на узкие бойницы обрушились длинные очереди свинцового града. Сосед слева от Яна, пожилой усатый дядька в латаном-перелатаном камуфляже, беззвучно упал, брызнув фонтаном крови из пробитой навылет головы.

Десантники, осмелев под прикрытием пулемётов, заставивших защитников заметно реже стрелять, уже не пригибаясь, ринулись вперёд. Ян быстро выглянул, успел выпустить короткую очередь по множеству в открытую бегущих на него пятнистых фигур и даже увидел, как сразу двое врагов покатились по бетону старого аэродрома.

Откуда-то с крыши пакгауза стартовали сразу несколько ракет, и лупившие не прекращая по позициям оборонявшихся пулемётные струи прекратили дробить старый кирпич и податливые человеческие тела. Но тут же здание содрогнулось от множества взрывов и прямо перед бойницей Яна упал истерзанный до неузнаваемости труп одного из ополченцев-рейнджеров, занявших позиции на верхних этажах и крыше. Сверху посыпались дождём обломки черепицы вперемешку с трухлявыми щепками деревянных перекрытий, тут же прибитых к земле мощными воздушными струями от прошедшего над самой крышей ударного коптера, расстрелявшего верхние этажи.

С дальнего края посёлка послышались вперемешку частая стрельба, взрывы, и несколько жирных, чёрных как смоль столбов дыма, выросшие из самой земли, перечеркнули светлое небо и ещё недавно такую тихую и мирную жизнь, оставшуюся теперь в прошлом. Стрельба явно перемещалась к центру, и стало очевидно, что даже атака самолётов федералов не смогла качнуть чашу весов в их сторону.

Ренджеры стали менять позицию, отходя под огнём десанта к промышленной зоне посёлка. Там, у распахнутых ворот их собралось всего десяток, и ни одного из командиров. Ян с трудом узнал в тяжело дышащем рядом с ним закопчёном и обожжённом ополченце своего соседа Лёшку Купорева. Остальных он знал только в лицо. Плотненький дядька, с коротко подстриженной бородкой, сжимавший в руках затёртый карабин, быстро протараторил, обращаясь ко всем собравшимся:

– Нужно отходить, а то сейчас эти и сюда нагрянут… – Он махнул рукой в сторону полыхавших складских зданий и, не дожидаясь ответа, рванул вдоль бетонного забора в сторону близкого леса.

Остальные остались стоять как вкопанные, а седобородый дед с хриплой одышкой заорал вслед быстро убегающему толстяку:

– Куда побежал? А семьи и всех остальных просто бросим и кинемся спасать свои шкуры?

Передёрнув, с хрустом, затвор своей старой М16, дед, казалось не целясь, от бедра дал короткую, на три патрона очередь по бегущему сломя голову дезертиру – этого хватило. Тот, взмахнув руками, повалился в густую, высокую по пояс траву, сомкнувшуюся над его телом словно зелёный саван. Повернувшись к остальным, дед с застывшим, словно маска, перекошенным, опалённым лицом – отрывисто выдёргивая слова, словно сухие стебли из неподатливой земли, заговорил:

– Разбиваемся на три группы. Одна, – он кивнул на Яна и ещё двоих, – идёт впереди всех. Остальные рассредоточиваются и двигаются по сторонам за ними. Попытаемся обойти тех, что атакуют с другой стороны, и одновременно оторваться от десанта. Ударим в тыл и попробуем помочь тем, кто обороняет центр города, и отойти с ними к болотам – там они нас не достанут и… – Он не успел договорить, как прямо над ними, почти цепляясь за крыши, пролетел коптер. К его коротким крыльям были прицеплены контейнеры, из которых на землю падали тяжёлые облака серого газа.

В следующее мгновение Ян неожиданно упал на землю, успев заметить, что и все остальные повалились рядом.