Когда Муций закончил свой рассказ, друзья молча уставились на него. Они не знали, то ли восхищаться Муцием, то ли поднять его на смех. История дикая. Как можно в нее поверить? Хотя, с другой стороны, Муций представил доказательства – плащ Руфа, все еще мокрый, и собственный фонарь. Скорее всего, он ничего не придумал. В таком случае Муций – герой и заслуживает большого уважения.

Ребята находились в своей пещере, сидя на расшатанных ящиках вокруг стола, на мраморной треснутой крышке которого горела только одна свеча. Однажды, играя на Эсквилинском холме, они наткнулись на просторную пещеру в скале и тут же завладели ею. Это был их официальный штаб. Здесь они собирались, когда нужно было обсудить нечто важное, и здесь же они прятались, когда возникала необходимость какое-то время отсидеться в укромном месте. В одном из темных углов пещеры был свален всякий хлам, который ребята собирали по всему городу с намерением когда-то обставить свое убежище. Над входом они повесили старый вытертый ковер, служивший занавесом.

Публий первый выразил сомнение в рассказе Муция.

– Ты хочешь сказать, что провел всю ночь взаперти в банях Дианы? – медленно проговорил он.

– Можешь узнать у смотрителя, если мне не веришь. – Муций был глубоко оскорблен.

– А что тебе сказали родители, когда ты возвратился домой? – робко поинтересовался Флавий.

– Мне повезло, – ответил Муций. – Вчера вечером они были в театре, а потом пошли в гости, так что вернулись поздно и утром поздно встали. Меня видел с утра только привратник, а уж он меня не выдаст.

– Если бы я знал, что ты останешься у Лукоса, я бы тоже остался, – заверил Муция Антоний.

– Я вовсе не хотел оставаться там, – ответил Муций. – Я попал в ловушку, когда вы, идиоты, захлопнули дверь за собой.

– Как ты думаешь, Лукос мог бы наслать на тебя порчу? – спросил Флавий.

– Этого я не могу сказать, – засомневался Муций, – но там повсюду ползали змеи, и мне почему-то это не очень понравилось.

– А я заколол бы Лукоса своим кинжалом, – хвастливо заявил Антоний.

– Если только для начала не свалился бы замертво от страха, – поддел его Публий.

– Тихо! Все это теперь неважно, – прервал их Юлий. Он отодвинул свечу в сторону и вопросительно взглянул на Муция. – Так ты думаешь, что Руф тоже был заперт в банях Дианы в роковую ночь? – спросил онl.

– Я уже все объяснил. – Муций терял терпение. – Наверное, Руф отправился к Лукосу. Потом он, скорее всего, прыгнул в бассейн. Утром, когда смотритель отпер дверь, он выскочил из бань и удрал. Попасть в бани можно было только так, как я, – через крышу. Произошло это наверняка между первым и вторым часом ночи, когда из бассейна выпустили еще не всю воду. Если бы он прыгнул позже хотя бы на полчаса, то сломал бы себе шею. Так что Руф невиновен. Он не мог расписать стену храма.

– Но зачем он ходил к Лукосу? – не понял Флавий.

– Только боги могут ответить, – вздохнул Муций. – А я знаю одно: если Руф побывал в банях Дианы, попасть туда он мог только пройдя по крыше дома Лукоса. Его дом – единственный на улице такой же высоты, как бани Дианы.

– Муций все правильно говорит, – возбужденно воскликнул Юлий. – Помните одежду Руфа, которую мы нашли под кроватью? С нее даже капало.

– Вот именно! – выкрикнул Муций, обрадовавшись поддержке. – Она была мокрой потому, что Руф прыгнул в бассейн бань Дианы.

– Нужно немедленно что-то предпринять, – решительно заявил Юлий.

– Но что именно? – спросил Флавий.

– Пойдемте к Ливии и все ей расскажем.

– А что Ливия сможет сделать? – засомневался Публий. – Она сама говорила, что бессильна. Городской префект не примет ее, так как знает, что император не жалует Претония.

– Тогда нам остается пойти к самому императору, – рассудил Флавий. – Если император прикажет освободить Руфа, тут и делу конец.

Идея была смелой.

– Ну кто бы мог подумать! – съязвил Публий. – Флавий на старости лет становится героем.

– Придумано неплохо, – отметил Муций. – Мы сможем доказать императору, что Руф не виноват.

– Это совеем непросто, – возразил Юлий. Он понизил голос и зашептал: – Императора тщательно охраняют. Он живет в постоянном страхе, что его пытаются убить. Просто так к нему не пройдешь – сначала нужно попросить аудиенции, а это займет несколько дней.

– Я знаю, что нам делать, – заявил Антоний с видом заговорщика.

– Что? – мрачно поинтересовались остальные, так как знали – Антоний обязательно предложит что-нибудь несуразное.

– Мы напишем ему письмо, – выпалил Антоний. – Письма он не испугается.

Друзья онемели. Единственный раз Антоний предложил что-то разумное. Они смогут оставить письмо во дворце, и его немедленно передадут императору.

– А кто напишет письмо? – спросил Флавий.

– Ты, конечно, – решил Публий. – У тебя лучший почерк в классе. Хоть раз на что-то сгодится.

Флавий запротестовал, но все его возражения были отвергнуты.

– На чем же мне писать? – недовольно спросил он.

– Проще простого, – сказал Юлий, доставая из-под тоги пергаментный свиток. – Вот сборник речей Цицерона. Мне не хотелось бы расставаться с ним, но мы могли бы написать письмо на обратной стороне. Она почти чистая.

Флавий опять был недоволен.

– Письмо на обратной стороне свитка! Что подумает император! Он, скорее всего, прочтет речь Цицерона, а не наше письмо.

– Император умнее тебя, – с убежденностью заявил Муций. – Мы не можем тратить драгоценное время на поиски навощенных табличек. Дело очень срочное. Император поймет. Просто перечеркни речи на свитке.

Но Юлий и слышать об этом не хотел.

– Нет! Ничего не вычеркивай! – взмолился он. – Очень жалко. К тому же императору это может не понравиться. Он очень высокого мнения о Цицероне, и ему будет приятно получить его труды. Просто пиши на другой стороне, ничего дурного здесь нет. Ну, начинай!

– Но я пока не знаю, что писать, – признался Флавий.

– Я продиктую, – предложил свои услуги Юлий.

Флавий уселся за стол, развернул пергамент, расправил его, поставил рядом свечу и взял в руки угольный карандаш. Потом выжидательно посмотрел на Юлия. Тот принялся шагать взад и вперед в размышлении. Наконец он остановился за спиной Флавия и начал: «Дорогой император». Только и успел он произнести, как Муций и Публий тут же накинулись на него.

– Так императора не приветствуют, – заявил Муций.

– А как тогда? – оскорбился Юлий.

– Я знаю, – выпалил Антоний. – Божественный, милостивый, знаменитейший, глубоко почитаемый, мудрейший император.

– Это чересчур, – буркнул Муций.

Они заспорили о том, как следует обращаться к императору; затем они устраивали дебаты по поводу каждого предложения, которое диктовалось Флавию; и наконец сразились из-за подписи.

Когда письмо было закончено, прошел почти час. Но они в конце концов остались довольны, и Флавию пришлось зачитывать его вслух несколько раз.

«Досточтимый, божественный император, – читал Флавий, – мы умоляем пощадить Руфа, сына Претония. Он сейчас в тюрьме по обвинению в том, что написал „Кай – болван“ на стене храма Минервы, посвященного тебе. Руф невиновен, так как он был заперт в банях Дианы всю ночь. Он прыгнул в бассейн через проем в крыше. Это могло произойти только между первым и вторым часом ночи. Если бы он прыгнул, когда в бассейне не было воды, то утром был бы уже мертв и не смог бы убежать. Смотритель уходит вечером и возвращается утром. Тем временем он выпускает воду из бассейна и запирает двери. Руф оказался внутри и не смог выбраться наружу. Он промчался мимо смотрителя утром, и теперь тот думает, что это был Муций, но Муций знает, что это был Руф, так как смотритель нашел фонарь Муция в бассейне, но этот фонарь был у Руфа, а не у Муция. Два стражника заявили, что надписи „Кай – болван“ не было на стене храма до пятого часа ночи. Они в этом совершенно уверены, потому что именно в этот час они всегда чувствуют голод и закусывают хлебом с фигами и пьют вино. Им можно верить: стражники никогда не лгут. Но слова „Кай – болван“ появились на стене до рассвета. В то время Руф все еще сидел взаперти в банях Дианы. Это доказывает, что Руф не слоняется без дела, оскверняя храмы. Поэтому мы припадаем к твоим ногам и просим милости для нашего товарища Руфа.

Ученики школы Ксанфа».

Флавий выдохся и замолк.

– Яснее быть не может, – решил Муций, потирая руки от удовольствия.

– Теперь нужно срочно доставить письмо во дверец, – сказал Юлий.

– Погодите. Поспешишь – людей насмешишь, – предостерег Публий. – Я подумал о другом. А как же Скрибон?

– Что ты имеешь в виду? – недовольно спросил Муций.

– Скрибон – самый известный в Риме знаток почерков, – пояснил Публий. – Если Скрибон утверждает, что почерк настоящий, значит, так оно и есть.

– Хм, – промычал Юлий и начал сверлить глазами Муция.

Антония и Флавия опять одолели сомнения. Кто-то один говорит правду: Скрибон или Муций. Только Скрибон – известный ученый, а Муций – просто школьник.

Муций снова уселся на ящик, подпер голову рукам я и уставился в пустоту.

– Может, тебе все это приснилось? – предположил Антоний. – Мне тоже иногда снятся смешные сны. Вчера мне приснилось, что я пират и что я свалился в воду. Я бы утонул, если бы дельфин не…

Муций вскочил в ярости и сунул мокрый плащ Руфа Антонию прямо в нос.

– Вот! И это тоже приснилось? – завопил он. – А фонарь, который я нашел в банях, забыл?

– Плащ плохо пахнет, – сдавленно проговорил Антоний, чуть не задохнувшись.

– Тогда не болтай чепуху, – сказал Муций. – Руф невиновен. И это не сон, это правда.

– Но в таком случае кто размалевал храм? – спросил Юлий. – Императору это тоже будет интересно.

– Я не знаю! – закричал Муций вне себя. – Но кто-то наверняка подделал почерк Руфа.

– Но кто? – упрямо повторил Юлий.

– Может, это было привидение, – предположил Антоний.

В этот момент в темном углу пещеры что-то с грохотом рухнуло, и приглушенный голос произнес: «Это был я».

Мальчики подскочили от испуга. Из-за груды старых вещей появился Кай. Он взобрался на перевернутую бочку и, сердито глядя на ребят, сказал:

– Это я написал на стене храма: «Кай-болван».