Пролетели три дня.

Наша маленькая камера, установленный порядок двухразового питания и тихие разговоры помогли мне смириться с тем, что происходило в данный момент. Моё тело было избито и изранено в тех местах, которые я даже не видела, в ребре дико отдавало тупой болью. После всего того, через что мы прошли, мне было ненавистно просто сидеть там.

С каждым проходящим часом, меня все больше одолевала злость. Сидя на двухъярусной кровати, на изъеденном молью матрасе, я наслаждалась бушующим во мне диким гневом. Независимо от того, как все это было, ожидание тихо убивало меня. Скука зудела сильнее, чем новая татуировка.

Мигающая лампочка отключилась, и я уставилась в темноту. Большинство моих соседок безучастно болтались по комнате, бессмысленно переговариваясь. Я отказалась принимать в этом участие. Не хотела вспоминать о той ситуации, в которой мы находились; я хотела сфокусироваться на менее угнетающем будущем. Старалась поддержать в своем сердце надежду, когда ее душил гнев и ярость.

Когда представится удобный случай — я убегу. Не колеблясь. Не думая дважды. Я рвану со всей мощи. Я убью, чтобы убежать, и осознание того, что я была готова пролить кровь, даже отобрать жизнь, наполнило меня силой.

Брэкс, возможно, умер, борясь, чтобы спасти меня. Теперь пришла моя очередь. Как-нибудь я найду его. Найду, и все это останется лишь дурным воспоминанием.

Лучик света, затем шарканье разнеслось эхом по темным катакомбам нашей тюрьмы. Я застыла под затхлым одеялом.

Стук шагов, затем опять.

Мои руки сжались в кулаки, готовые к нападению. Это была не женщина, которая на цыпочках кралась к ведру в углу. Это был наш надзиратель. Я обращала внимание на характерные черты поведения и манеру передвигаться. Прошедшая неделя научила меня, как использовать мои чувства восприятия.

Я с ужасающей точностью знала, что за мной пришёл Кожаный Жилет.

Рука медленно погладила мое бедро, пытаясь определить мое местонахождение в темноте. Я напряглась, позволив ему прощупать свой путь, выжидая время.

Когда рука нащупала мою грудь, я вдохнула в себя побольше воздуха. Еще нет. Подожди. Я притворилась, что напугана до смерти, позволяя ему думать, что я не буду сопротивляться. Идиот. Мой рот наполнился слюной, желая заставить его истекать кровью. Возмездие было сладким.

Дыхание Кожаного Жилета обожгло меня, когда он прижал одно колено к кровати, придвигаясь, чтобы нависнуть надо мной.

Я резко села.

Мой кулак яростно заехал ему по челюсти. Другой кулак врезался туда, куда я и хотела: прямо ему по яйцам. Победа чувством справедливости растекалась по моим венам, и я улыбнулась.

Он истошно закричал и скатился с меня, с глухим стуком упав на пол. В комнате раздался шум и крики. У нас никогда не было посетителей среди ночи. Это все так глупо и наивно, мы полагали, что были неприкасаемыми, и наше достоинство береглось для наших новых хозяев, кем бы они там ни были.

Я вскочила с кровати и что было сил начала пинать ногами, в том направлении, где, как я предполагала, лежал Кожаный Жилет. Мои ноги касались чего-то, но недостаточно сильно, чтобы нанести ощутимого вреда. Но внезапно сильные руки быстрым движением схватили меня за лодыжку и вывернули ее. Я потеряла равновесие и почти упала на него. Мои ребра взорвались приступом дикой боли, и эта боль почти лишила меня сознания.

Я почувствовала, как он начал мерзко лапать меня, начиная с ног и поднимаясь вверх, выше по бедрам, талии, задерживаясь на груди. Я извивалась и пиналась.

— Отвали от меня.

Я укусила его за ухо, когда ему удалось взобраться на меня.

Он взревел, и металлический привкус крови наполнил мой рот. Я пролила его кровь, ранила его. Это было, как красная тряпка для быка.

Я взбесилась. Все, с чем я столкнулась, вылилось в катастрофический гнев. Я закричала и рванула в атаку. Ногтями, зубами, коленями, локтями. Мне было плевать, куда попадали мои удары. Я больше не была Тесс, я была когтями и клыками.

Кожаный Жилет отскочил от меня, вырываясь, оставляя меня сражаться с воздухом.

— Ты хотел изнасиловать меня, ублюдок? — мой голос дрогнул из-за слез и ярости. — Подойди и возьми меня.

Женщины одобрительно закричали, когда я обращалась в никуда. Я заметила, как Кожаный Жилет споткнулся у двери. Я поймала его и вцепилась в сальные волосы. Со всей силы я ударила его носом об стену.

Он завизжал, когда что-то хрустнуло. Адреналин тёплой волной разлился по моему телу, превращая меня во что-то, наподобие склизкой лапши, колышущейся от каждого прикосновения, но я продолжала бороться, надеясь остаться сильной. Остаться жёсткой.

Загорелась лампочка, и вспыхнул свет, ослепив меня.

Игнорируя мгновенное ослепление, я схватила Кожаного Жилета за палец и со всей дури вывернула его. Он выдернул его и ударил меня кулаком в грудь. Мои легкие сжались, и я не могла сделать ни одного вдоха.

Дверь открылась, и несколько мужчин вошли внутрь, направив пистолеты мне в лицо.

Вдохнув столько воздуха, сколько могла, я отскочила и подняла руки. Кровь стекала из моих ран и ушибов, которые добавились к синякам, но удовлетворение было для меня желанным цветком, когда я посмотрела на раны Кожаного Жилета.

Повсюду валялись тонкие волосы, на его скуле сочилась кровь из пореза, и, казалось, будто его избила горилла. Он проворчал:

— Vete a la mierda, puta, (прим. пер. исп. – Иди на хер, шлюха) — он осторожно поправил палец и, подходя ко мне, указал в сторону на мужчину с пистолетом.

Я не думала. Моё тело инстинктивно реагировало. Я влепила ему пощечину так сильно, как только смогла; ладонь обожгло болью, но это было совершенно ничем по сравнению с моим счастьем от красного отпечатка ладони на его щеке. Я была причиной его страданий, и я наслаждалась этим.

Я была опаснее, чем думала.

Он посмотрел на меня налитыми кровью глазами.

— Estás muerto.

Я знала перевод этих слов: ты умрешь.

Прежде, чем Кожаный Жилет смог прикоснуться ко мне, его схватили двое мужчин и вытащили из комнаты. Он что-то громко кричал, когда они уводили его.

Остальные мужчины двинулись на выход, направляя на нас оружие, пока не вышли.

Стоя в центре комнаты, я медленно повернулась и посмотрела прямо на всех этих женщин широко открытыми глазами. Некоторые из них натянули одеяла почти до шеи, прячась, а остальные уставились на меня с открытыми от удивления ртами.

Что они видят, когда смотрят на меня? Сумасшедшую женщину, которая подписала себе смертный приговор, или свирепого воина, который спас себя от изнасилования?

Милая азиатка с длинными черными волосами уронила своё одеяло на пол и захлопала.

— Я хотела сделать это с тех пор, как они украли меня из ночного клуба от моего друга, — ее голос дрожал, но вспышка огонька в глазах напомнила мне себя. — Мы будем вновь свободны, — добавила она.

Я уставилась на нее, молча и ошеломленно, а потом к аплодисментам присоединилась роскошная темнокожая девушка. Женщины начинали хлопать, одна за другой, и их несчастные и изможденные лица озаряли улыбки.

У каждой из них в глазах загорелся огонь надежды.

Они сплотились, и я понимала, что мы больше не будем пассивны.

Мы были правы, они — нет.

Справедливость восторжествует, и мы будем свободны.

На следующий день к моей шее опять привязали веревку и повели в душ. Я приспособилась жить с болью, которая наполняла мои мышцы и суставы — она напоминала мне о победе, а не о моей слабости. Это было, как особый знак почёта.

Когда я вымылась, Рваный Шрам вытащил меня в коридор и повел вверх по лестнице. Эта часть дома, фабрики или отеля для работорговцев, — что бы это ни было – была другой. Стены украшали безвкусные картины, а комната, в которую он меня завёл, была полностью в нормальном, пригодном для жизни состоянии. Стеклянные окна выходили на промышленную зону, стоял стол, а на стуле сидел мужчина, который заинтересованно посмотрел на меня.

Он был белым, как я, со светлыми волосами, загорелой кожей и голубыми глазами, такими же светлыми, как у Брэкса.

Сердце сжалось от боли.

Рваный Шрам посадил меня на стул, но я не отводила взгляда от мужчины в деловом костюме.

— Кто ты? — спросила я хриплым голосом.

Мужчина нахмурился и положил ладони на стол. Рваный Шрам отошел и скрылся в тени у стены. Мурашки медленно пробежали по моей спине, но я больше не поддамся страху, что сковывает меня. Я пролила кровь, и это что-то, да значило.

— Я тот мужчина, который держит твою судьбу в своих руках.

— Только я решаю свою судьбу. Не ты. Не твои охранники. Не твоя отстойная работа. Никто.

Он захихикал.

— Игнасио был прав. Ты боец, — он наклонился вперед, вращая ручку между пальцами. — Если ты останешься бойцом — это убьет тебя. Ты должна смириться. Позволить нам вести тебя.

Игнасио? Кожаный Жилет? Меня скрутил гнев.

— Позволить тебе привести меня к моему изнасилованию и расчленению?

Он отклонился назад, как будто я влепила ему пощечину.

— Глупая девчонка. Если ты подчинишься, тогда тебя продадут хорошему джентльмену, который будет рассматривать тебя, как дорогую своему сердцу собственность. Будет щедро баловать тебя своим вниманием. Купит все, что тебе захочется.

Мой мозг свихнулся. Я была права. Меня должна были продать в сексуальное рабство.

— Я никому не принадлежу.

Он покачал головой, улыбаясь:

— Ах, вот тут ты ошибаешься. Ты уже принадлежишь. Продана. По договору. Дело сделано.

Моё сердце так неистово колотилось, что я думала, оно выпрыгнет из горла от ужаса, но сидела, не двигаясь, внешне оставаясь храброй.

— Тебе это с рук не сойдет.

Он выпрямился, улыбаясь, и бросил мне на колени пакет с документами. Поддавшись рефлексу, я поймала его, ужасаясь тому, что там увидела: на поддельном американском паспорте была моя фотография, к нему прилагались документы и на испанском.

— Уже сошло, симпатяжка, — он аккуратно обошел стол и остановился передо мной. Погладил пальцами мою щеку, так нежно, будто с обожанием, как всегда делал Брэкс. — Как тебя зовут?

— Ты не достоин того, чтобы знать моё имя! — выплюнула я, пытаясь укусить его за палец.

Мужчина сделал шаг назад, смеясь.

— Ну, надеюсь, ты достойна клиента, который купил тебя. Я не возвращаю деньги, — он кивнул Рваному Шраму, который подошел позади меня. — Сделай это.

Мой мир рухнул в тот самый момент, когда руки прижали к моему носу и рту тряпку, пропитанную хлороформом. Я пыталась не дышать, из последних сил борясь за свободу, но пары хлороформа застилали мои глаза, проникая в кровь.

Туман начал сгущаться, шепча и унося мое сознание.

Мною завладело бессознательное состояние.