Фенэ Хай-Лид ди Курсан
Фенэ казалось, что по дороге в Город Семи Огней она теряет свою старую жизнь, словно жемчужины с разорванного ожерелья. Все изменилось. Ничего уже не было как раньше. Ее рабыни Кара и Гоа уже не так быстро и охотно выполняют ее поручения, Гани Наэль все чаще зовет ее просто Фенэ, без «к’Хаиль» или «госпожа», Ого нет все время рядом, как раньше. Она сама вложила меч в его кутийские руки… теперь он не раб, а воин, и воина не стоит заставлять выбирать между мечом и женщиной. Иногда она злилась и думала, что зря не продала его Кох-То – та упрашивала ее чуть ли ни целую ночь. Она бы дала хорошую цену.
Тарийцы не относятся к ней с должным почтением, здесь каждый второй – Мастер, гражданин Города Огней… Одаренный… И родовое имя Хай-Лид для них ничего не значит. Да что там Мастера, даже Алот – простой командир небольшого отряда – и тот спорил с ней при каждом удобном случае. Посмел бы он перечить ей в Аре?
Мастер Агаят – другой. Он похож на ее отца – сильный, уверенный, он не станет спорить с женщиной, но решение всегда за ним. Да и внешность у него как раз по вкусу Фенэ. Он красивее всех окружающих ее мужчин.
Гани Наэль слишком низок и хрупок для Фенэ. У этого Одаренного мальчика Вирда красивые черты лица, он высок, но в нем еще нет той мужественной широты в плечах и силы в руках, крепости и надежности, что нравятся ей, и, если честно, он пугает ее тем, на что способен. Ого красив, но он бывший раб и слишком молод, его шрам на щеке получен не в бою. Да и слишком уж горячий у него нрав. Одно слово – кутиец.
Правители Шеалсона ничем особым не отличаются, они, скорее всего, никогда не держали в руках меча. Что за мужчины?
А Мастер Агаят – высокий, крепко сложенный, широкоплечий, с выступающим массивным подбородком, крупным носом, широким лбом. У него лицо настоящего воина, и шрамы на нем получены в настоящем сражении. Черные глаза – спокойные и решительные. Когда он смотрит на нее, внутри поднимается волна жара, словно ей пятнадцать лет… Он тот мужчина, кому она могла бы подчиниться, не о многих она сказала бы так. Даже ее муж к’Хаэль Курсан к таковым не относился. А вот отец – да. Фенэ представила спокойные глаза отца… ему стоило сказать только слово, и Фенэ сделала бы все, что угодно.
Сегодня она достала из сундуков лучшие свои наряды, привезенные из Ары; здешняя мода – шелковые, но слишком простые прямые платья, немногочисленные украшения, неглубокие вырезы, не позволяющие показать грудь, не подходит для настоящей к’Хаиль. И хотя у нее нет более ни рабов, ни земель – она благородная, ее имя Хай-Лид; и эту жемчужину в ее ожерелье жизни она терять не собирается.
Музыкант и его бывший ученик переселились к той болтливой старухе. Но Фенэ подобало жить в Здании Правления. Да и Мастер Агаят был здесь. Она распорядилась, чтобы все ее бывшие рабы тоже были расселены поблизости и могли прислуживать ей. Только Ого намеренно отослала: пусть селится в домах жителей вместе с тарийскими воинами. Он не должен мешать, ей предстоит охота на другого зверя – покрупнее.
Кара и Гоа сейчас подавали ей платье, ее роскошные волосы уже были уложены в прическу и украшены тонкой золотой диадемой в форме кобры. Арайская кобра… Может быть, это слишком вызывающе – в то время, когда идет война? Фенэ сменила диадему на тонкий золотой обруч с рубинами.
Единственное, что приглянулось ей в одеянии шеалсонцев – это шелковые туфли, мягкие и красивые. Шелка здесь предостаточно, в окрестностях Шеалсона его производят даже больше, чем в Западной провинции Ары. Фенэ приобрела себе несколько пар таких туфель.
Но платье она надела арайское. Желтый цвет ей идет, и в желтом она выгодно отличается от неярких, не очень красивых тарийских женщин. Мастер Агаят непременно обратит внимание на нее. Хотя он уже обратил. Он выслушивал ее речи со всем вниманием, присущим заинтересованному мужчине. Фенэ уже чувствует скорую победу, она выигрывает эту битву.
Фенэ готова – она во всеоружии. Ее воинские доспехи – шитое золотом платье, ожерелья, браслеты и кольца, диадема и серьги. Ее мечи – подведенные глаза, полные алые губы, полуобнаженная грудь. Кто устоит?
Алей Агаят, склонившийся над картами в своих покоях, удивленно поднял голову, когда она вошла без стука.
Он был одет только в шелковую тунику и свободные штаны, что носят под кам. Шелк мягкими волнами подчеркивал выступающие мускулы, а в низком вырезе туники Фенэ видела многочисленные шрамы.
Мужественное лицо Агаята выглядит озадаченным и серьезным. Он пронзительно смотрит на нее, склонив голову, как бы размышляя, зачем она здесь. Затем взгляд его теплеет, скользит по ее лицу, шее, опускается ниже…
Зверь угодил в ловушку. Фенэ усмехнулась – Агаят ее усмешки не заметил, все равно он сейчас не смотрит на ее лицо.
Мастер Меча, сдвинув брови, одернул себя и поднял взгляд.
Она присела в кресло у входа.
– Я пришла, чтобы сыграть с вами, Мастер Агаят… – Голос Фенэ – настолько соблазнительный, насколько это возможно. Пауза, чтобы дать ему повод подумать о разных играх. – …партию в Хо-То.
Она показывает ему коробку с фигурками для игры и сложенной расчерченной тканью внутри, которую до этого прятала в складках накидки. На крышке – хорошо знакомый любителям этой игры символ: два льва, красный и белый, ставшие на задние лапы друг против друга. Хо – по-ливадийски «красный», То – «белый».
– Надеюсь, я не отвлекла вас? Если так, я уйду… – Фенэ делает виноватое и немного огорченное лицо и привстает; нужно заставить его уговаривать ее остаться, тогда присутствие здесь Фенэ будет его решением. Мужчина чувствует себя лучше, когда инициатива принадлежит ему. Вернее, когда он думает, что решает.
– Нет… Нет. Останьтесь, госпожа Фенэ. – Он точно попался. – Я найду время для партии в Хо-То с вами. – Мастер Агаят улыбается, просто, по-солдатски, без тонких намеков, оттенков интриги или изворотливой лжи. Он приближается к ней, накидывая кам на ходу – ему неловко, что он неподобающе одет. – У нас в Тарии женщины очень редко играют в эту игру…
– Но после того, как я перешла границу, у НАС, в Тарии, появилась по крайней мере одна женщина, которая любит и умеет играть в Хо-То. – Фенэ опускает ресницы, он, глядя на нее сверху вниз, непременно заметит, какие они густые и длинные.
Мастер Агаят подал ей руку и пригласил присесть на софу. Он легко поднял небольшой, но массивный столик и перенес его, чтобы можно было разложить на нем круглое поле для игры.
Агаят взял коробку и уверенными движениями опытного игрока расставил фигуры. Львы – красный и белый по центру друг против друга, тигры по краям поля, кони сплошным рядом по правую сторону от тигра, орлы, волки… Белого на поле пока столько же, сколько красного.
Он отдал кости Фенэ для первого броска. Она бросила, изящно изогнув белую холеную руку. Она проиграет, но эта победа для него не будет легкой. А ведь дочь рода Хай-Лид, дочь своего отца, легко может выиграть в Хо-То даже у тарийского Мастера.
Стратегия продумана, тактика просчитана до мелочей, сражение в Хо-То она сдаст, а в главной битве – выйдет победительницей, он получит ее белого льва, а она получит своего льва…
Алей Агаят увлечен игрой и не замечает мелочей, как всякий мужчина. Он радуется как мальчишка, когда ускользающий от него всю игру ее белый тигр попадает ему в руки. Закрывая белые поля, что принадлежали до этого Фенэ, красными кружками, он большую часть поля сделал «хо». «Ах! Загорелся! Глаза блестят в азарте! Нет, милый, льва ты так просто не получишь. Нужно подогреть тебя еще немного. Вот забирай моего коня – смотри, какую глупую ошибку я делаю». Он радостно ставит красный кружок на белое. Фенэ, умышленно отдавшая коня, отвоевывает назад свое белое поле и ставит кружок «то» на красный сектор. «А! Не думал, что я способна забрать своего тигра назад, да и твоего прихватить заодно? Огорчение? Играй! Рискуй! Действуй! Победа – твоя!»
Ему интересно. Это словно играть веревочкой с котом, как она делала в детстве. Сделай ее слишком легкой или слишком трудной добычей – и он утратит к ней интерес. А заинтригуй его – и он твой: сдвинь веревочку с места и тяни за угол; как только она исчезнет за поворотом – кот прибежит.
Ее ошибка. Еще ошибка. Все больше красного поля. В его руках белый волк, почти все ее кони. Пора уже дать поймать своего льва, они играют уже с час. Там, за дверью, стоит ее раб… теперь слуга, он не впустит случайного посетителя, и никто их не прервет.
Победа! Он ставит кружок «хо» на последний белый «то», и все поле становится красным, словно кровь.
Он победил, и она победила – об этом говорят его сияющие глаза.
– Я уж и не надеялся выиграть! – Мастеру Агаяту стало жарко, он распахнул свой застегнутый было на все пуговицы до горла кам. – Вы, госпожа Фенэ, один из самых достойных противников, с кем мне приходилось садиться играть.
«Ты даже не знаешь, насколько я достойный противник…»
– Вы тоже, Мастер Агаят. – Она скромно улыбается и, собирая фигуры, как бы невзначай касается его руки, поднимает глаза, смотрит на него долго и задумчиво, отдергивает руку и опускает ресницы.
Кажется, она слышит, как громко стучит его сердце.
Фенэ поднялась, и он тоже встал.
– Спасибо вам за игру, – говорит она и делает вид, что собирается уходить.
Он молчит, так как растерян и не хочет, чтобы она ушла, но не знает, чем задержать ее. Но она-то знает. Коробка с игрой умышленно забыта на столе.
На полпути она оборачивается, подходит к нему очень близко, чтобы взять коробку, но вместо этого касается его горячей руки, дает полюбоваться на грудь в низком вырезе, неожиданно поднимается на цыпочки – он высокий – и целует его в губы.
Алей вспыхивает, как факел, она даже чувствует, как ее обдает жаром. Его руки обхватывают ее талию, он впивается поцелуем в ее губы.
Фенэ спускалась по лестнице Здания Правления; до обеда она должна проверить свои повозки, своих лошадей и своих рабов… слуг. Все ли разместили правильно? Все ли устроены? Все ли накормлены?
У слуг в Шеалсоне слишком много свободы, и они могут недобросовестно относиться к своим обязанностям.
Она осталась довольна вчерашней встречей с Мастером Агаятом, и, судя по тому, что он не хотел отпускать ее до поздней ночи, а сегодня появился с раннего утра со знакомым ей увлеченным блеском в глазах, он тоже был доволен.
Вверх по ступенькам навстречу ей кто-то стремительно взбегал. Одаренный? Этот Вирд? Что он тут делает?
– Здравствуйте, госпожа Фенэ, – поклонился он, притормаживая за пару шагов на три ступени ниже, чем стоит она. Из-за разницы в росте сейчас их глаза напротив друг друга. Но он смотрит почему-то на ее живот.
Фенэ невольно прикрыла себя накидкой. Какой дерзкий. Что он увидел там? Может, пятно от вина?
– Что ты здесь делаешь? – холодно спросила Фенэ.
– Я сказал, что я Целитель, а госпожа Абра заболела; Глава просил меня исцелить ее, – пояснил он, неловко поглядывая на Фенэ, он стеснительно опустил глаза, но тут же вновь уставился на ее живот… Это раздражало.
Фенэ кивнула, и они разминулись, он уже не взбегал, а медленно поднимался по ступенькам, а она, осторожно спускаясь, на ходу откинула накидку и внимательно изучала ткань пониже талии на наличие пятен.
– К’Хаиль Фенэ! – вдруг окликнул он ее.
Фенэ обернулась. Он мгновение постоял на месте, колеблясь, а затем решительно спустился и приблизился.
– Позвольте вас исцелить, – сказал он, снова глядя на ее живот.
– Исцелить? – Фенэ не ожидала.
– Если не исцелить, он не сможет закрепиться и погибнет, – бормотал Вирд.
– Кто? – Фенэ похолодела. О чем он говорит? Да, определенно этот юный Одаренный пугает ее.
– Ребенок… – голос Вирда очень тихий. Она едва расслышала.
– Что?
– У вас будет ребенок, если вас исцелить… будет… Он очень маленький, ему меньше суток…
– ЧТО?!
Фенэ смотрела на него широко распахнутыми глазами, а он виновато опустил голову и закусил губу.
– Здесь? – спросила Фенэ. – Ты исцелишь меня здесь?
Вирд пожал плечами.
– Давай! – Голос Фенэ дрожал, а на глаза навернулись слезы.
Юноша положил ей необычно теплую руку на живот, и она почувствовала, как тепло волнами распространяется внутри, затем на мгновение ее словно пронзили ледяным мечом, Вирд скривился от боли одновременно с ней, и вновь тепло окутало это место.
Вирд отнял руку.
– Мальчик, – сказал он, улыбаясь. – Я пойду?
Фенэ молча кивнула. Она не могла прийти в себя. Ребенок? Мальчик? Меньше суток? У нее будет сын от Алея Агаята?!
Стоило! Стоило заплатить такую цену, покинув все в Аре, стоило заплатить и больше. Ради этого – стоило!..
Юноша убежал, а она села прямо на ступеньки и зарыдала, слезы катились неистовым потоком. Фенэ никогда в жизни не плакала так…
Итин Этаналь
Он шел, преодолевая крутой подъем. Ноги дрожали от усталости и напряжения. Сильный ветер на склоне пронизывал его насквозь, не помогали даже куртка из овчины и теплая шерстяная рубаха. Понимая, что так идти дальше он не сможет, Итин поднял с земли толстую сухую ветку, обломал сучки и, опираясь на нее, упрямо продолжил свой путь наверх. Еще не здесь – выше, выше. В этом месте почти не было травы, одни камни и скудные растения, отчаянно цепляющиеся за эти камни и за жизнь. Дальше начиналась снежная шапка.
Гора Волков. Почему она так называется? Может, она кишит хищниками, и его, Итина, сожрут, как только наступит ночь? Не сожрут. Он быстрее замерзнет, сорвется в пропасть или умрет от усталости. Зачем он сюда лезет?
Нет! Он должен! Он может это сделать, и к этому призывает его сердце. Не просто призывает – требует. Он слишком долго «прятал топор в сундуке», как сказал тогда Алсо.
Он должен!
Он сделает сначала это, а потом вернется в Город Семи Огней и расскажет Совету о своих догадках. Ущелье, что видел Шифто, могли проложить только Мастера Разрушители. И очень подозрительно, что как раз в том районе они и работали.
Почему Разрушители продались Аре? Они же в Золотом Корпусе, и первый их долг – защитить Тарию!
Еще несколько дней назад Итин надеялся, что война эта его не коснется. Для того чтобы заниматься войной, есть армия, Король-Наместник, боевые Мастера Силы, в конце концов. Его дело – строить, а не разрушать!
Но ведь коснулась… И он думает об этом день и ночь. Почему? Почему? Почему? А ответов нет!
Каждый раз, проходя мимо Мастеров Стихий, он бросал на них подозрительные взгляды, пытаясь понять, были ли среди них те, кто открыл дорогу арайцам. Те смотрели на него не менее подозрительно. Но игры в гляделки – пустая трата времени. Итин должен действовать.
Внутри все скручивало от страха, от недоброго предчувствия и от острой необходимости что-то предпринять.
Мало ему этих подозрений, еще и слова Алсо о долге, о зове сердца, о том, что нужно сделать… Итин слушал их и видел себя, стоящим перед Башнями Огней и не решающимся построить свою. Он – трус. Он всю свою жизнь боится. Боится, что его поднимут на смех, что его Дар окажется не таким уж великим, как ему казалось. Что кто-то посмотрит на его работу и скажет: «Ничего особенного! Зачем ты лезешь так высоко? Просто строй дома и дороги!» Его желудок скручивало от ужаса, когда он представлял, что его неказистую башню сносят Мастера Разрушители по распоряжению Совета и Короля-Наместника.
Может, так и было бы. Но, услышав слова Алсо, он вдруг понял, что ДОЛЖЕН ее построить, какой бы ни вышла она – ДОЛЖЕН! И будь что будет!
Он заберется так высоко, что Разрушителям лень будет сюда добираться. Он возведет свою башню, и ее будет видно вдоль всего участка дороги, который они строят. Может, когда он спустится, все будут смеяться над ним и его творением, но он все равно сделает это!
Тропа стала столь узкой и опасной, что захватывало дух. Итин остановился в нерешительности, сердце неистово колотилось: его отчаянный стук перекрывал даже шум ветра. Там, за узкой тропой, начинался широкий уступ, нависающий над пропастью. Площадка как раз для его башни. Он либо пройдет по тропе и построит башню, либо… Что либо? Остановится? Повернет назад? Как он делал все двадцать восемь лет своей жизни?
Сейчас! Он должен!
Итин ступил на тропу и, дрожа всем телом, пошел вперед. Туда, к уступу. Этот путь занял не больше десяти минут, но Итину казалось, что он шел по нему в страхе всю свою жизнь. С него градом катил пот, несмотря на ледяной ветер. Ноги, казалось, вот-вот откажут – так напряжены его мышцы. Палка в руках скользила во взмокших ладонях. Если он оступится… то умрет, а если повернет назад, то потеряет себя навсегда, и это хуже, чем смерть. Страх пил его кровь и глодал его плоть. Страх, против которого он выступил… Впервые осмелился перечить ему, впервые посмотрел в глаза, впервые не опустил покорно голову. Он не боевой Мастер, но это было сражение! Настоящая, жестокая битва. Или он, или его… Итин до боли в челюстях стиснул зубы, чтобы не стучать ими, и шел.
Последний шаг по самому узкому месту – и он на площадке! Мокрый от пота, тяжело дышащий, но живой. По-настоящему живой! Он поднял руки и закричал так громко, как только мог. Эхо подхватило его крик и разнесло по горам. Итину казалось, что он только что родился заново.
Вместе с криком развернулся Дар, Сила привычными плотными серыми нитями, похожими на проволоку, потянулась из его рук. Сегодня эти серые струны отливали серебром и искрились. Итин набрал полную грудь горного ветра, он наполнился музыкой гор, горьким ароматом трав, холодом снега с вершин, жаром сияющего солнца, крепостью каменной глыбы, красками заката. Он выплеснул все, что копил его Дар столько лет. Нити переплетались с немыслимой скоростью, танцевали в танце света и тени, выемок и выступов. Дар сплетал каркас, творил основание, подыскивал материал – которого здесь, в горах, было предостаточно. Итин задышал свободно: так, будто он долгое время находился в закрытой комнате, и вот – вышел на свежий воздух.
Сила использовала белый и черный камень, сплавляла и заполняла каркас. Для балконов и навершия Дар сплел настоящее кружево, не такое, как на мосту Тотиля: более строгое, похожее на морозный рисунок на окнах. По всей черной башне легли белые морозные цветы: у основания их было немного, а у вершины они взрывались ледяной феерией. Выросли витые лестницы внутри, комнаты со сводчатыми потолками, фигурные колонны, поддерживающие карнизы, устремился вверх сияющей иглой шпиль.
Дар занялся деталями. Итин застыл, весь поглощенный работой, лишь руки его метались в неистовом танце, следуя велениям Силы, и по вискам стекали капли пота. Он сотворил изо льда, сделав его неподвластным таянию, прозрачные витражи и разрисовал их по краям белыми цветами. Он выплавил двери из горной руды и украсил их резьбой, изображающей картины: куплеты песни гор – дерево на фоне горы; маки, растущие на склоне; олень на утесе. Прямо на стенах изнутри вдоль коридоров и лестниц он вырезал контуры бегущих к вершине волков, гибких и красивых животных. А на куполе башни он изобразил тарийское пламя из красного камня.
Под конец работы он обернулся к узкой тропе, по которой пришел, и создал на ее месте широкий мост с высокими и надежными перилами. Он тоже был кружевным, хотя строгая форма узора и отличалась от работы Тотиля.
Казалось, что прошло несколько минут, но он работал много-много часов. Может, даже целые сутки. Когда последняя деталь была завершена, Дар стал устало сворачиваться: не как обычно, судорожно сжимаясь и пульсируя, а будто бы собирающийся отдохнуть после тяжелого дня человек. Итин был слаб, но не чувствовал ни тошноты, ни дрожи, как обычно при оттоках, он вновь замерз – ветер продувал его взмокшую от пота одежду, он медленно, на плохо слушающихся ногах, вошел внутрь башни. Мебели здесь еще не было, но ветер сюда не задувал, и было тепло – стены еще хранили жар творения. Он опустился прямо на теплый пол, прижался щекой к сплавленным его Даром камням, закрыл глаза и уснул.