Вирд

Вирд носился со всех ног по отцовскому дому, взбегал по ступенькам на одном дыхании и, представляя, что летит, съезжал по перилам, лежа на груди и широко раскинув руки-крылья. Внизу он умудрялся вывернуться и не упасть носом в пол. Вирд всегда хорошо удерживал равновесие. Он мечтал, что когда вырастет, то сможет владеть мечом – он станет боевым Мастером… Хотя отец всегда говорил, что Дар сам выберет, если он у Вирда есть, а если нет – не беда, можно отправиться в Пятилистник, в Академию Воинств.

Вирд снова взбежал наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки, но съезжать по перилам передумал: он увидел, что отец вышел из мастерской и направляется на кухню, чтобы наскоро перекусить. Последнее время он работал почти без отдыха над каким-то странным предметом, который заказал ему Советник Ках. Он принес отцу камень ярко-алого цвета, размером с яйцо, только идеально круглый. Отцу был не известен этот камень.

Советник Ках, о чем прознал пронырливый Вирд, просил отца сделать оправу точно по чертежам и не повредить сам камень. Заказы от Совета отец должен был выполнять незамедлительно, но в этот раз работа давалась ему трудно. Вирд слышал, как отец жалуется маме, что его Дар как будто сопротивляется.

Теперь, когда заказ был почти готов, отец перестал пускать Вирда в мастерскую, хотя раньше он всегда показывал ему то, над чем работал, и рассказывал, как он это делает. Рассказывал о свойствах камней и металлов, об их назначении и заключенной в них силе. Вирду нравилось в мастерской так, как нигде. Он мог часами любоваться на драгоценные сияющие камешки, рассматривать фигурки из золота и серебра, которые нужно было вначале отливать, а затем дорабатывать специальным резцом, он согласен был сидеть тихонько рядом, не мешая, не производя шума, и следить, как отец творит чудо.

Теперь же возможности взглянуть на камни или на новую работу не было. И все из-за этого неприятного Каха.

Вирд незаметно проник в мастерскую, прикрыл неслышно за собой дверь и вскарабкался по выложенной природным камнем стене наверх – там было его потайное место – ниша почти под самым потолком, как раз такого размера, чтобы мальчик вроде него мог улечься в ней, вытянувшись по весь рост. Из своего убежища Вирд хорошо видел стол отца, его работу и вообще всю комнату. Он не раз здесь прятался, с тех пор, как обнаружил это место. Ничего не было интереснее, чем вот так наблюдать за отцом как будто из засады.

Заказ Советника Каха лежал на столе рядом с развернутыми чертежами. Тот красный камень был сейчас внутри какой-то странной конструкции из золотых тонких рам: круглый камень в треугольнике, затем следовало еще два круга, снова треугольник, только вершиной вниз и все это в большом многоугольнике. Когда отец вернулся в мастерскую и взял эту вещь в руки, то Вирд увидел, что все эти рамы еще и вращаются в разные стороны вокруг своих осей. У него просто зачесались руки, потрогать и повертеть все это…

Отец, сосредоточившись, смотрел на предмет в своих руках. Тонкая узкая ось, на которой вращались все рамы, оканчивалась острой иглой, игла засветилась, и Вирд понял, что отец сейчас оттачивает ее с помощью Силы. Когда игла заострилась достаточно, он осторожно положил предмет в заранее приготовленный специальный футляр, обитый красным бархатом. Он закончил.

Отец подошел к окну, которое выходило на ярко освещенную светом фонарей (а сейчас был вечер) улицу Мудрых, и стал смотреть на прохожих – он кого-то ждал. Наверное, Советник Ках должен был прийти за заказом. Обычно отец выглядел радостным, когда оканчивал работу: немного усталым, но довольным. Сегодня было не так. Вирду тоже стало как-то грустно и немного стыдно за то, что он подглядывает. Он даже хотел было вылезти и показаться отцу, но тут дверь распахнулась. Отец резко обернулся: он не видел в окне тех, кто пришел, наверное, они вошли с черного входа.

В мастерской появился Советник Ках, Вирд и раньше часто его видел: он был невысокого роста, худощавый, со светлой косой, такой длинной, что он носил ее как шарф, обернув несколько раз вокруг шеи. У него всегда раздраженное лицо, словно ему кто-то на ногу наступил, резкие движения и виноватый взгляд. И он всегда озирался вокруг, словно выискивая опасность. За ним следовали два незнакомых человека, завернутые в темные длинные плащи до самых подбородков.

Ках кивает одному из них и говорит:

– Проверь, все ли сделано точно.

Отец подходит к Советнику и, возвышаясь над ним, спокойным, но недовольным голосом спрашивает:

– Что это значит, Советник Ках? Почему меня нужно проверять?

Вирд во все глаза смотрит на человека, который подошел к работе отца и взял ее в руки, перед этим откинув плащ, и видит у него очень длинную, черную и блестящую бороду. Он и раньше видел в городе бородатых мужчин, но таких бород – никогда.

В комнате появляется мама, она хмурится, и ее руки грозно сложены на груди.

– Что происходит? Аса?

Советник повернулся к ней и раздраженно сказал:

– Уйди, женщина, тебе нечего здесь делать – это разговор Одаренных.

– А эти двое кто такие? – не сдается мама. – Что-то не похожи они на Одаренных!

– Есть еще кто-то в доме? – вдруг спрашивает Советник то ли у отца, то ли у мамы, то ли у того человека в плаще.

Когда никто не ответил, он уточнил:

– Это дело касается Совета Семи, и я не хочу, чтобы в него вмешивались лишние люди. Мой заказ предусматривал сохранение тайны, Мастер Фаэль. Надеюсь, никто ничего не узнал о нем?

Отец хмыкнув, отрицательно качает головой, а Ках продолжает:

– Вот и хорошо. Но, если у вас гости, скажите, а то кто-нибудь может случайно сюда войти.

– Никого, кроме нас с сыном, в доме нет, – отвечает мама, вскинув голову.

– А мальчик где? – спрашивает Ках, не переставая озираться.

– Играет. – Мама пожимает плечами.

В это время бородач положил обратно в ящик изделие отца и сказал, странно выговаривая слова, делая ударения не там, где нужно, и выделяя шипящие звуки:

– Все по чертежам! Ошибок нет!

Советник улыбается.

– Вот видишь, Фаэль, все в порядке!

Он подходит к отцу очень близко и кладет руку ему на грудь. Вирд из своего убежища очень хорошо видит: глаза отца вдруг расширяются, а лицо становится белым, как его рубашка; пошатнувшись, он падает навзничь.

– Нет!!! – одновременно закричали и мама и Вирд. Она кинулась к отцу, а Вирд дернулся, не удержал равновесие и свалился на пол головой вниз. В голове вспышка взорвалась тысячами огней, его затошнило, а комната вокруг пошла колесом.

– А вот и мальчик! – голос Каха.

У Вирда страшно болит голова, в глазах двоится, и он с трудом понимает, кто что говорит и делает.

– Сынок! – Мама оборачивается к Вирду, но его уже поднимает Ках.

– Что с ним? – Мама обнимает отца, прикладывает руки к груди. – Он не дышит! Это ты сделал?

Ках, не ответив, кивает второму человеку:

– Проверь дом и закрой все двери!

– Ты это сделал?! – повторяет мама, из глаз ее катятся слезы, а голос дрожит. – Как? Как ты мог? Ты же Советник, ты же Мастер Целитель!

– Не просто Мастер Целитель, а заметь – еще Целитель Созидатель! А ты что думала, женщина, – что созиданием нельзя никому навредить? – Он указал на отца. – Я создал лишнюю перегородку под его сердцем – и оно остановилось.

Мама закричала громко и пронзительно, как будто только сейчас осознав, что произошло, и упала отцу на грудь.

Вирд хныкает и пытается вырваться, но Советник держит его крепко, больно вцепившись в предплечье. Вирд знает, что отец умер…

– Забирайте мальчишку, – сказал Ках бородачу и тому, второму, который сразу грубо схватил Вирда и оттащил в сторону. Комната не перестает кружиться, но в глазах уже почти не двоится, вот только голова страшно болит.

– Зачем? Зачем? – повторяет мама.

Она тяжело поднимается на ноги, ее глаза красные от слез.

– Зачем ты все это делаешь? Оставь в покое мальчика! – кричит она.

– Если бы твой муж умел держать язык за зубами, то я бы не тронул ни тебя, ни сына, – отвечал Ках ворчливо. – Я так и планировал, но как я посмотрю, в эту комнату, – он окинул взглядом помещение мастерской, – беспрепятственно входили и ты и ребенок, который мог что-нибудь испортить.

– Он не входил сюда! – говорит мама.

– Тогда как он тут оказался? Да это уже не важно. Я думаю, мальчику ты объяснишь, что и к чему, чтобы он мог спокойно дожить хотя бы до лет отца. А что до тебя, то – слушай и запоминай: твой муж умер от оттока Силы! Ты сама видела, как он упал в обморок, когда работал над… – Ках обводит глазами комнату, как будто что-то выискивая, и наконец берет с полки недоделанный браслет, – вот этим! Я, как Мастер Целитель, смогу подтвердить, что Аса Фаэль умер при оттоке.

Мама неровно, тяжело дышит, ее голова опущена, а руки сжаты в кулаки. Вирду очень хочется, чтобы она ударила Советника Каха прямо в лицо.

– Потом ты объявишь на Совете, что отказываешься от всех привилегий жены Мастера Силы, что не хочешь никого видеть и ни с кем разговаривать. Ты скажешь, что отправила сына к родственникам. А после ты уедешь в Тайрен. И там встретишься со своим мальчиком.

– Ты сделаешь все правильно, – продолжает Ках, Вирд видит, что его слова причиняют маме боль, – иначе придется прислать тебе голову твоего сына. Ты хочешь увидеть голову сына отдельно от тела?

Вирду вдруг становится очень страшно, он не думает о том, что умрет, а почему-то представляет, как неудобно ему будет без головы, как темно и страшно, как он не сможет есть и не увидит, куда идет…

Мама вздрогнула, ее кулаки разжались, и она спрятала лицо в ладони.

Ках обратился к двум незнакомцам:

– Вывезите мальчишку!

– Как мы его вывезем незаметно? – спросил один из них.

– Положите в сундук и вывезете!

– Не нужно! – вскричала мама и вцепилась в руку Советника. – В сундуке он же задохнется!

– Не думай, что я монстр, Лисиль! – проговорил он, отталкивая ее. – Я не стану убивать без надобности.

Разговаривая, Советник Ках подошел к Вирду и протянул к нему руку, Вирд отшатнулся, ожидая боли, но от руки этого злого человека исходило тепло. Он положил свою ладонь ему на лоб и глаза, в то время как другие двое держали его. Тепло проникало внутрь Вирда, и сильная головная боль стала утихать.

– Больше того, я исцелю его! Он хорошо приложился головой при падении – и заметь, я его туда не сажал и оттуда не сталкивал! От этого удара он и вправду мог бы умереть. Это я тебе говорю как Мастер Целитель. Не бойся, все время в сундуке он будет спокойно спать, и это только пойдет ему на пользу. Только на пользу! Особенно после такого удара.

Тело Вирда стало как будто погружаться в теплую воду. Его глаза закрываются. Первой в нем засыпает боль, кричащая о том, что отца больше нет. Потом засыпает тревога за маму, потом страх за себя самого и наконец злость и ненависть к Каху. Погружаясь в теплый приятный сон, Вирд слышит голос Советника:

– Сделай все правильно, Лисиль, и уже через две недели ты увидишься с сыном в Тайрене.

Гани Наэль

Гани сидел в гостиной госпожи Миче. Кресло под ним мягкое, в котором утопает тело, что расслабляет подуставшие за время путешествия мышцы. Его ноги лежат на приставном табурете. На коленях арфа, а в руках кубок с вином. Чего еще можно желать? Портреты смотрели на него со стен, и он, отсалютовав им кубком, пригубил терпкое молодое вино, которое делали горцы, жившие в Сиодар.

Здесь у нее уютно, словно в доме под Торилагом, где он вырос. Может быть, когда-нибудь он купит себе такой уютный дом и осядет, женится, заведет кучу детишек, будет учить их музыке и рассказывать истории. Но пока рановато.

Он мог бы остаться здесь подольше, сытно есть, сидеть вот в этом кресле, пить вина из погребов госпожи Миче; она далеко не бедна, да и сын у нее Одаренный, так что Гани ей не в тягость, наоборот, скрашивает будни старушке музыкой и пением. Но он не был бы Гани Наэлем, если б его не подначивало что-то изнутри двигаться вперед. Бабка Наэля говорила, что его прадед был пиратом и ходил в Горное море, скорее всего, эта тяга к странствиям у Гани от него. Но сейчас больше даже не к странствиям – его тянет, тянет прямо за жилы к Городу Семи Огней. Правду говорят, что, поймав человека один раз, Город Огней уже не отпустит его.

В Шеалсоне тихо и спокойно. Пока спокойно. Не известно еще, что с этими арайцами в лесу. Пора бы уже и двигаться к столице, они и так задержались здесь на две недели. Гани Наэль ждал, пока соберется Фенэ, все же путешествовать в компании приятнее и, главное, безопаснее. Он не сомневался, что Мастер Агаят из особого к Фенэ расположения выделит ей для охраны десяток-другой воинов. Но, как оказалось, расположение Агаята к к’Хаиль было настолько особым, что он даже собирался сделать ее ди Агаят, или госпожой Агаят, выражаясь по-тарийски.

Хитрая Фенэ получала сразу и защиту, о какой можно только мечтать (еще бы! три тысячи воинов!), и гражданство Города Семи Огней – Агаят был Мастером, выпускником Пятилистника, получившим гражданство вместе со своим браслетом. Гани невольно потер свой, с выгравированными птицами и арфами, ему дали его вместе со званием Мастера Музыканта. А ведь ему она отказала… Он усмехнулся. Хорошо это или плохо?

Плохо то, что теперь Фенэ останется здесь, а значит, и все ее бывшие рабы и повозки, а им с Вирдом придется путешествовать вдвоем. Еще хуже то, что ему, видно, не избегнуть затрат на покупку лошадей и припасов. В первый раз за целый год (больше чем за год) у него возникла необходимость доставать золото из его холщовой сумки. Но, опять же, не будет он Гани Наэлем, если не найдет выхода и из этой крайне неприбыльной ситуации.

Что до Вирда, то его нужно как можно быстрее передать в руки самого Верховного, ну в крайнем случае – Совета Семи, пока он не свел его, Гани, с ума своими выходками в духе Астри Масэнэсса. Да и сам парень мечется, не понимая, что с ним творится.

Хорошо, что в Шеалсоне они не стали рассказывать о всех его талантах, иначе чрезмерного внимания, а оно никогда не на пользу, не избежать. И так после того, как Вирд исцелил жену Главы Тола от какой-то застарелой болячки, так некстати напомнившей о себе, его не приглашал в дом с просьбой об исцелении разве что самый ленивый из почетных горожан. Гани предчувствовал, что скоро осмелеют и прочие, не такие почетные, и им придется пробиваться сквозь толпу просителей чуть ли не с боем. А по поводу Вирда он не мог сказать с уверенностью, чем такой бой может закончиться: всеобщим исцелением, ради которого они застрянут в Шеалсоне до конца своих дней (по крайней мере, до конца дней Наэля), или всеобщей бойней…

Гани Наэль знал на своем веку разных людей. Были такие, чья жизнь – словно озеро в безветренный день: только редкая рябь иногда проходит по гладкой недвижной поверхности. Встречались и такие, чья судьба – это горная река: стремительная, быстрая, опасная. Что до Вирда, то стезя его – это сплошные водовороты, пороги и водопады внушительной высоты. И тех, кто рядом, тоже затягивает в этот бурлящий котел.

В гостиную спустился Вирд. Только вспомни о нем… Вид у него уставший: снова, видно, донимают его сны. Он одет в шелковый кам, подаренный правителями Шеалсона; у Гани такой же, только цвет и рисунок отличаются.

«А он носит кам, будто в нем и родился, – заметил Наэль. – Никогда бы не сказал, что мальчишка был рабом». Вирд осторожно присел в кресло напротив.

– Не пора ли уходить? – спрашивает Вирд о том же, о чем размышлял Гани.

– Пора, вот только подыщем себе подходящую компанию.

– Ого идет с нами.

– Еще бы, а куда ему деваться? Фенэ он теперь не нужен.

– Я подумал, что это ребенок Ого… – почти прошептал Вирд.

«О чем это он?»

Гани потянулся в кресле. Впереди ужин, теплый шеалсонский вечер. Может, прогуляться по улицам? Развеяться? Посмотреть на здешних дам?

В прихожей раздались чьи-то голоса. Кто-то пожаловал к госпоже Миче. Слышны голос слуги и другой мужской голос – незнакомого гостя. Вот шаркающие шаги старушки Миче, она спускается с лестницы.

Слов Гани Наэль разобрать не мог, лишь интонацию. Миче вскрикивает, что-то перепуганно переспрашивает, мужской голос спокоен. Затем тишина, возможно, она читает какое-то послание. И вновь разговор. Старушка добродушно лепечет что-то, и они направляются в гостиную.

– … так рада, что вы приехали ко мне. Так рада! Я буду счастлива, если вы поселитесь у меня, – наконец разбирает Наэль при их приближении. – Я-то сначала подумала, что вы мне хотите сообщить… недобрую весть… Когда командир сына приходит к матери…

В комнату входила Арада Миче, а за ней смутно знакомый Наэлю высокий худощавый мужчина. Легендарный Мастер Кодонак?! Командующий Золотым Корпусом?! Собственной персоной!..

От удивления Гани даже подался вперед в кресле, отчего его арфа едва не упала с колен, а вино расплескалось.

Вид у Кодонака потрепанный, на лбу, вместо д’кажа, коричневая повязка с серой косой звездой по центру. Что за ерунда? Повязка изгнанника? Меча нет… Кодонак – без меча?!

Вирд вскакивает с места, и они с Кодонаком одновременно вскрикивают:

– Ты?!

Госпожа Миче смотрит на обоих, приоткрыв рот. У Гани, скорее всего, такой же ошарашенный вид.

– Мастер Кодонак!

– Кто ты такой?

Это они тоже говорят одновременно.

– Я Вирд. Вирд Фаэль, – отвечает парень. Когда это он вспомнил свое второе имя? Фаэль?

– Вирд Фаэль? – Мастер Кодонак еще больше удивлен, хотя, казалось бы, куда уж больше… По его реакции при виде Вирда, похоже, что события на том поле боя действительно произошли, а не привиделись парню. Гани представил себя на месте Кодонака – появляется кто-то, исцеляет тебя, приказывает чудовищам, исчезает, и вот он встречает этого «кого-то» в обычном доме провинциального Шеалсона! Прощай, Астри Масэнесс! До сих пор ты был не превзойден!

– Сын Мастера Ювелира Аса Фаэля? – переспрашивает Кодонак. Гани потер подбородок: чем дальше, тем запутаннее эта история… Только сегодня он думал о водоворотах и водопадах, а ведь это действительно так. Хуже: они просто внутри урагана!

– Да, Мастер!

– Я уже не Мастер… – Он касается своего лба. – Эта повязка означает, что я изгнан и лишен звания Мастера Силы. Ты разве не знаешь?

«Что же случилось?»

– Нет… – Вирд качает головой.

«Ты даже не догадываешься, Кодонак, как много он не знает, и даже не предполагаешь, как много знает не известного никому!»

– Почему тебя изгнали?

Кодонак смеется. Да у него истерика! Гани, будь он Кодонаком, наверное, и вовсе повалился бы в обморок. Что же с ним случилось? Такого не было уже шестьдесят лет, чтобы Мастера Силы лишали звания…

– Скажи мне, Вирд Фаэль, – Кодонак наконец может говорить, – это ты был на том холме у дорженской границы?

– Да, это я. – Вирд не опустил глаза, смотрит твердо. Под его пытливым взглядом иной раз и Наэлю неловко.

– Что ты сделал?

– Я остановил эффов. – На этих словах юноша, кажется, смутился.

– Еще ты исцелил меня, ведь так?

– Да. – Вирду еще больше не по себе.

– А как ты там оказался?

– Не знаю… кажется, переместился… – Парень в растерянности.

Кодонак постукивает по своему длинному носу указательным пальцем, оперев локоть одной руки о другую.

– Так кто ты такой?

Вирд выглядит сейчас как мальчишка, не выучивший урок, он едва не плачет.

– Я не знаю… – шепчет он. – Не знаю…

– Меня изгнали потому, что не поверили в твое существование. – Кодонак усмехается. – Ты точно из крови и плоти?

Этот же вопрос часто приходит на ум Гани Наэлю. Парень обхватил себя руками и сел, склонив голову. Пора вмешиваться. Он напуган, запутан, поражен. Он – Мастер Путей, это уж точно. Первый за несколько тысяч лет.

Гани встал со своего кресла и подошел к Кодонаку.

– Мастер Музыкант Гани Наэль, – представился он, подавая руку.

– Хатин Кодонак, – пожал ему руку бывший Мастер Силы.

– Этот юноша – сплошная головная боль, – говорил Наэль, уводя Кодонака вглубь комнаты и усаживая в кресло, которое только что занимал сам. Он налил гостю вина и присел напротив. – Но у него очень не простая судьба. На многие вопросы не то что Вирд, сам Верховный, – при этих словах Кодонак едва заметно морщится, – не ответит. Позволь, я расскажу тебе все с начала. А ты, как Мастер Силы… как Одаренный, сможешь рассудить.

Рассказ вышел долгим. Вирд не возражал, он смирно сидел в сторонке, словно речь и не о нем. Госпожа Миче тоже слушала, незаметно присев на софу прямо под портретом Кодонака. Ее всегда доброжелательное, открытое и улыбающееся лицо сейчас было серьезным и задумчивым.

Гани Наэль считал, что вправе рассказать о Вирде легендарному Кодонаку, которого знали все в Городе Семи Огней и за его пределами. Хатин слыл человеком чести, первым рыцарем Тарии. И Гани, несмотря на то, что не был знаком с ним лично, ему доверял. Даже эта позорная повязка на лбу героя любого тарийского мальчишки ничего не значила для Наэля. Скорее он поверит в то, что император Ары лично привез щенков эффа Королю-Наместнику, или в то, что солнце взойдет посреди ночи, чем в предательство Кодонака.

Почему Совет и Верховный лишили его всех званий и отправили в изгнание? Кто поймет этих Одаренных… Гани Наэль не думал, что из-за этой повязки от Хатина Кодонака отвернется хотя бы один из его сторонников. А Золотой Корпус ни за что не примет другого Командующего. Водовороты и водопады или бушующее море… Но его прадед, пират, говорят, ходил в бурю от острова Парта до острова Коготь, а там дюжины мелких островов, мели и рифы на каждой миле. Может, и умение деда лавировать тоже унаследовал Гани Наэль.

Хатин Кодонак хмурился, поглядывал на Вирда и озадаченно постукивал по носу на протяжении всего рассказа. Когда Гани повествовал о том, как Вирд дрался с Хартом, а потом отбил атаку арайцев, Кодонак недоверчиво склонил голову и еще больше нахмурился.

– Расскажи мне, что ты почувствовал, когда взял в руки меч? – спросил Кодонак, оборачиваясь к Вирду, когда Гани Наэль поведал ему все, что знал сам.

– Вначале ничего, – ответил юноша, – а потом я услышал… его голос.

Кодонак одобрительно кивнул.

– Меч стал требовать крови. В первый раз я воткнул его в землю и отпустил и только тогда перестал его слышать. А меч Дилоса я заставил замолчать.

Кодонак недоверчиво хмыкнул:

– Заставил замолчать меч? Кому ж это под силу? Музыкант, Мастер Оружия, Целитель, Мастер Перемещений, Укротитель эффов. – Кодонак загибал пальцы. – Видишь сны? Пророк? Чего ты не умеешь? Летать?

Гани и Хатин оба усмехнулись, а Вирд, похоже, скрежетал зубами.

– Что еще ты можешь? Как ты определил, что эффы убивают только Одаренных? – уже серьезно спросил Кодонак.

– Я видел потоки Силы внутри. Вот у вас алый огонь… бушует и течет по жилам, когда вы призываете его… Я думал, что все Одаренные видят Дар внутри других.

Лицо Кодонака при этом описать можно было лишь одним словом – удивление. Хотя нет – тремя словами: очень сильное удивление.

– Мастера Видящие могут это, больше никто, – ответил он. – Мастер Ректор Академии Силы относится к ним, он узнаёт, какой Дар у студента.

Кодонак вытянул из-за пазухи маленький огонек, он держал его нежно и осторожно, словно цветок. Огонек сиял в ладони, и от него исходило тепло, но не жар. Подобные умели делать Мастера Огней, но, насколько знал Гани, последний из них умер полвека назад, хотя многие негаснущие светильники, созданные ими, сохранились и были почти в каждом Здании Правления городов Тарии. Такие штуки полностью освещали Здание Совета, Дворец Огней и Академию Силы, были они также в Пятилистнике да и почти у каждого Мастера Силы в доме. Тарийского пламени, что использовался для отопления и давал жар, а не свет, осталось намного меньше, такое пламя горело в камине Верховного и наверняка – в Здании Совета, но даже на Академию Силы его не хватило. Говорят, что создать его мог не каждый Мастер Огня, и это отнимало почти все силы создающего.

Этот огонек был теплым и ярко сиял, что отличало его и от светильников, не дававших никакого тепла, и от тарийского огня.

– Такой можешь сделать?.. – Кодонак еще не договорил, а Вирд уже держал на ладони точную копию огонька.

Госпожа Миче ахнула, и Кодонак посмотрел на нее так, как будто только сейчас вспомнил о ней.

– Мастер Путей! – Широкая улыбка впервые за весь вечер, не считая того истеричного смеха, появилась на длинноносом лице Кодонака.

Гани облегченно вздохнул. Его предположение о том, что Вирд – Мастер Путей, это не безумная идея, а правда, какой бы невероятной она ни казалась.

– Я уже почти перестал сожалеть об изгнании, – смеялся Кодонак, – что-то в последнее время мне везет на открытие редких талантов!

– Как оказался в рабстве? – вновь расспрашивает он Вирда.

– Я не помню. Меня, наверное, увезли в Ару спящим, после того как Советник Ках убил моего отца.

– ЧТО?! – вскричали в один голос Гани и Кодонак.