Легенда о свободе. Мастер Путей

Виор Анна

Он был рабом и мечтал о свободе, ныне он Правитель наиболее влиятельного в этом мире государства – Тарии. Кроме того, он – Мастер Путей, для которого почти нет ничего невозможного… Но обрел ли он истинную свободу и может ли дать ее другим?

Вирд противостоит древнему, возродившемуся из небытия злу, пробужденному предателями. И есть только одно, чего он по-настоящему боится – потерять любимую. Любую цену готов он отдать за ее жизнь, но не слишком ли высока эта цена?

 

Пролог

По собственному выбору

Эрси брел по хорошо утоптанной грунтовой дороге. Ноги уже не так гудели, как поначалу. Он привык. Конечно, можно было бы прихватить с собой лошадь, но наездник из него никудышный, да и за животным нужно смотреть: чистить, кормить, а Эрси лошадей как-то побаивался.

Лошадь нужна тому, кто спешит, а он не торопится никуда, так как не знает, куда идет… Просто на юг. Поначалу он шел на восток: вставал на заре и брел, не различая ничего первые несколько часов, так как утреннее солнце слепило ему глаза. Но сейчас – на юг.

На нем была простая одежда: сорочка, брюки, куртка и добротные туфли. В рюкзаке за спиной одеяло, кое-какая сменная одежда и запасы продовольствия. А еще у него есть достаточно пламенной монеты, да и огоньков с искорками хватает, – если еда закончится, он купит все что нужно в поселениях, встречающихся на пути. Ограбления Эрси не боялся – Тария все-таки страна безопасная, даже для одинокого и небедного путника. Хотя в первые дни своего путешествия Эрси чувствовал себя потерянным ребенком, оставленным родителями посреди базарной площади. Но теперь привык. На юг… на юг… Все свободные птицы летят на юг…

Солнце было уже довольно высоко и припекало, благо зима закончилась. И хотя в южной Тарии зима мягкая, она все же не так приветлива для путешественника, которому частенько приходится ночевать под открытым небом, как того хотелось бы.

Эрси свернул с дороги, заметив подходящее для отдыха место. Зеленая трава здесь буйно разрослась, устилая все вокруг мягким ковром. Он огляделся по сторонам в поисках камня или ствола дерева, – сидеть на земле Эрси не очень-то любил. Пора отвыкать от глупых привычек: в этот раз придется садиться на траву – кресла здесь нет… да что кресла – жесткого треногого табурета – и того нет… Путник вытащил из рюкзака и расстелил одеяло, затем извлек хлеб, солонину и небольшую луковицу, следом – карту.

Одновременно набивая рот нехитрой едой и прихлебывая большими глотками ключевую воду из фляги, Эрси развернул желтоватую плотную бумагу и стал разглядывать схематические изображения гор, рек, дорог, холмов и городов.

Где он сейчас находится? Сам же свернул с мощеного широкого тракта, а теперь вот не знает куда забрел… Приметив название городка, в котором побывал неделю назад и откуда шел дальше уже по грунтовой дороге, Эрси ободрился, даже обрадовался. Он затолкал в рот мешавший руке кусок солонины и стал вести пальцем по полоске на карте, обозначающей тракт – тот (как Эрси надеялся), по которому он сейчас путешествует.

Вот: совсем недалеко отсюда – он дойдет туда уже к вечеру, – город, небольшой, но и не деревушка – Гирсен. Когда-то давно он бывал в нем. Там Эрси купит себе немного овощей и поест нормально в одном из трактиров, а то от солонины уже воротит. Да и выспаться можно в гостиничной комнате.

С хорошим настроением он бодро зашагал по дороге к Гирсену, планируя на ходу покупки, расходы, подбивая баланс оставшихся у него монет.

Местность изменилась, редкие рощицы исчезли вовсе, предоставив место невысоким, покрытым цветущими травами холмам. И среди этого буйства зелени – нигде не видно никакого города!

Солнце уже клонилось к закату, когда Эрси заметил расположившиеся у подножия холма несколько домиков, утопающих в цветущих деревьях. На Гирсен это не похоже… совсем не похоже.

Разочарованно взирая на деревушку, Эрси остановился, вновь стянул с себя рюкзак, вновь развернул карту… Неужели он ошибся? На юге от дороги только эта вот деревушка, а сама дорога дальше сворачивает на запад… а не так, как на карте… «Карты – это не мое! – раздраженно думал Эрси. – Строить планы – это тоже не мое! Что же сейчас… мое?..» Он нервно свернул плотную бумагу, почти смял, засунул обратно в рюкзак и стремительно зашагал к поселению, надеясь, что пока он туда доберется, гнев и раздражение поутихнут. Видно, зря наделся, потому что когда он окликнул встретившегося ему первым в поселении крепкого мужчину возгласом: «Добрый человек!» – тот шарахнулся от него.

Эрси сделал усилие над собою и смягчил тон:

– Добрый человек, где тут у вас гостиница?

Мужик оглядел его с ног до головы и ответил не сразу, будто мозги в узколобом черепе поворачивались слишком медленно:

– А ты чей такой будешь, юноша?

Эрси вымещал раздражение на собственных руках, заламывая пальцы, но ответить все же сумел спокойно:

– Меня зовут Эрси Диштой, я издалека. Путешествую. Думал, что приду в Гирсен, а оказался здесь…

Мужик присвистнул:

– Гирсен!.. Где мы, а где Гирсен – до него неделю топать… Это кто ж тебе так дорогу показал?

– Так что это за деревушка? И есть ли здесь приличная гостиница… – настаивал на ответе Эрси, добавив сквозь зубы: – Добрый человек?..

– Это Большие Луга, юноша. А гостиницы у нас отродясь не было, ни приличной, ни уж тем более неприличной.

Эрси заиграл желваками. Что ж не везет-то так?!

– Где же мне переночевать? Я могу заплатить.

Мужик отмахнулся от него огромной ручищей:

– На что мне твои деньги в таком захолустье? Мне год надо ждать, пока выберусь в город и смогу их потратить. А вот вдове Ришке деньги бы пригодились. У нее сын больной очень, вот она и собирает искорку к искорке. Уже лет двадцать – сколько сыну, столько и собирает… Говорит: «Поеду в столицу, заплачу́ Мастерам Силы, и они его исцелят». За хорошие деньги исцелят, конечно. Как пить дать исцелят!

– Мастерам Силы не позволено брать деньги за использование Дара, – пробормотал Эрси, но мужик его будто и не слышал. Да и какое ему дело. Жили здесь люди до него и будут жить после него. Будут строить планы, ворочая своими куриными мозгами со скоростью убегающей улитки… А у него дорога – своя.

– Иди вон туда, – мужик указал на небольшой покосившийся дом почти на самой окраине, – скажешь вдове, чтоб не боялась тебя пускать: мол, проверил тебя староста. А если что плохое ей сделаешь или не заплатишь… я тебя… – Он угрожающе бухнул здоровенным кулаком по раскрытой ладони.

Эрси взглянул на него снизу вверх, усмехнулся, думая: «И не такие угрожали…» – и, ничего не сказав, побрел к дому вдовы.

Внутри убогое это жилище было еще более скромным, нежели снаружи: побеленные стены и потолок, грубо сколоченные деревянные лавки, всего одна комната. В углу за вязанием сидела не старая еще женщина – вдова Ришка, стало быть. А на лежанке напротив растянулся некрасивый и нескладный паренек лет двадцати. Эрси заметил, что одно плечо у того неестественным образом поднято намного выше, чем другое, левая рука, скрюченная и ссохшаяся, плотно прижата к туловищу. Эрси невольно поморщился и отвернулся от калеки, приветствуя вдову:

– Госпожа Ришка! Примите меня на постой! Я переночую и завтра отбуду… с утра. Заплачу вам огонек – чистое серебро! – Вдова, скорее всего, заметила, как он морщился, глядя на больного ее сына, и смотрела на Эрси с печальным упреком в глазах. Чтобы уменьшить ее сомнения, Эрси поспешил добавить: – Староста меня проверил: сказал, если что – голову мне оторвет…

– Как тебя зовут, сынок?

Эрси никак не мог привыкнуть, что люди старше сорока обращаются к нему со снисходительностью, присущей повидавшим на своем веку старикам по отношению к неразумному юноше.

– Эрси Диштой, – ответил он, подавляя раздражение и теребя локон у виска.

– Что ж, Эрси, входи. Мы с Бини, – она указала на сына, – рады будем твоему обществу. Бини мой болен… ты уж его прости – он не может встать, чтобы тебя поприветствовать. Но ничего, все равно гостю мы рады. Живем тихо, скучно, новостей не слышим. Мы тут, в Больших Лугах, так и обитаем всю жизнь. А ты откуда будешь? Какое твое занятие, Эрси?

– Я… – он замялся. В разных городах Эрси представлялся по-разному, то горшечником, то торговцем, то крестьянином, но все эти занятия ему не подходили, так как он очень смутно представлял себе, в чем, собственно, они заключаются… Что у него было? Знания… пожалуй, только это. – Я учитель. Но сейчас я путешествую.

– Учитель? Такой молодой? Наверное, недавно стал Мастером?

– Я не Мастер! – поспешно воскликнул Эрси, этот допрос стал его раздражать. – Так вы позволите остаться?

– Да, конечно… Только кровати у меня еще одной нет…

Ни искры, ни пламени! Придется спать на полу! Как же у него болят бока!

Эрси с облегчением снял со спины тяжелый рюкзак и поставил у стены. Он нашел глазами свободный табурет и уселся, не зная, чем теперь заняться. «Хоть бы поесть чего предложила…» – думал он.

Женщина, словно прочитав его мысли, встала и направилась к плите, приговаривая:

– Пора бы и поужинать. Я сейчас приготовлю. Может, что интересное расскажешь нам, Эрси? Мы ведь нигде не бываем. А в столице ты был?

Обездоленный ее сынок криво и глупо улыбался – наверное, ко всему прочему, еще и дурачок…

– Был… давно… – нехотя отвечал Эрси. Чего-чего, а развлекать эту семейку беседой весь сегодняшний вечер ему хотелось меньше всего. Но, видно, придется. Назвался учителем – изволь, учи, делись накопленными знаниями!

Эрси принялся нервно барабанить пальцами по сиденью табурета, припоминая что-нибудь интересное. Ну и не такое, что повергнет в шок бедную вдову… Не станет же он ей рассказывать, что в Городе Семи Огней теперь новый Верховный, который к тому же еще и Мастер Путей, или то, что половину Совета Семи сменили… А о Древнем… (Эрси сглотнул, подумав о нем) так и вовсе упоминать нельзя ни в коем случае.

– Есть там… такой Ма… Мастер, что смог… бы меня… и-и-исцелить? – вдруг спросил, заикаясь и нечетко выговаривая слова, больной.

– А мне откуда знать?! – слишком поспешно и слишком резко ответил Эрси, чем снова заслужил неодобрительный укоризненный взгляд вдовы.

– Может, и есть… – сказал он более спокойно. Нужно быстрее думать, он сам должен выбрать тему для беседы. – Про войну с Арой вы слышали?

– Доходили слухи, – бросила женщина, подкладывая в разгорающийся очаг дрова. – Закончилась уже эта война?

– Да. Закончилась…

Так дорого за скромный ужин: тарелка супа да краюха хлеба, Эрси еще не платил! У него болел язык от того, что пришлось болтать без умолку весь вечер. Ему пришлось рассказывать обо всем на свете, начиная от географии Астамисаса и заканчивая сведениями о политическом устройстве и основополагающих законах тарийского государства, он не переставал удивляться невежеству этих провинциалов. Они искренне полагали, что в Тарии всем заправляет именно Король-Наместник, а вовсе не Малый Совет с Верховным во главе; думали, что Одаренные никогда не умирают; что эффы – это такие крылатые твари, вроде драконов; что гряда Сиодар гораздо меньше по протяженности и ниже Фа-Ноллских гор; что Ара населена чернокожими, и так далее в том же духе… Подобной ерундой были забиты их бедные головы по самое не хочу. В какую же дыру его занесло!? Вот зря он свернул тогда с мощеной дороги… Впрочем… он ведь и хотел уйти как можно дальше…

Когда Эрси, наконец, обессиленно умолк, полагая, что из него и пытками уже не вытянешь не единого слова, Ришка с этим ее увечным сыном вновь вернулись к излюбленной теме: «А есть ли такой Мастер в столице, что исцелит калеку? И сколько будет это стоить?»

Слабым уставшим голосом Эрси вынужден был им ответить:

– Денег за исцеление с вас не возьмут. Но сделать это очень трудно… Нужна большая Сила… – «Хотя, – думал про себя Эрси, – новому Верховному, судя по его подвигам, такое исцеление дастся не сложнее, чем щелчок пальцами… – И Эрси в самом деле непроизвольно щелкнул пальцами в подтверждение собственных мыслей. – Но у него сейчас, должно быть, забот полон рот – не до больных провинциалов… Ждали двадцать лет и еще подождете!»

– Но я слышала, что в Городе Огней есть один Целитель – очень сильный! Он – Советник! – проявила вдова необычайную осведомленность. – Я даже имя его попросила записать… Вот… сейчас…

Она встала, принялась рыться в каком-то сундуке, наконец, извлекла оттуда пожелтевший сложенный в несколько раз листок и протянула Эрси со словами:

– Сама-то я читать не умею… Но боялась забыть это имя… Или неправильно сказать, когда приду в столицу. Думала, покажу бумажку грамотным людям, они мне и укажут, как его найти. Но ты-то – учитель, Эрси! Прочти! Вслух прочти! Чтоб я знала, как правильно.

Эрси без какого-либо желания развернул листок и прочел вначале про себя, затем вслух, как и просила женщина:

– Советник Годже Ках… – Нужно ли ей сказать, что такого Советника больше нет? Или пусть живет ее надежда… Может, когда-нибудь она и вправду дойдет до Города Семи Огней с этим калекой…

Женщина вслушивалась в прочтенное имя, как в музыку, завороженно повторяла его, а настроение Эрси окончательно испортилось: он угрюмо извлек из рюкзака свое одеяло и молча принялся укладываться спать на жестком земляном полу.

Эрси услышал сдавленный стон, затем еще один – громче. Не понимая, происходит это во сне или наяву, он вскочил прямо на ноги с лежачего положения, ошалело оглядел незнакомую комнату и только минуту спустя вспомнил, что он в доме у вдовы Ришки. Жалобные стоны продолжали доноситься из угла комнаты, где располагалась лежанка Бини – несчастного ее сына.

В свете лучины Эрси разглядел, что сын вдовы изогнулся на постели в приступе боли, а сама она пытается ему помочь, придерживая здоровую правую руку, которой тот молотил по лежанке, и смачивая ему лицо влажной тряпицей.

«Не мое это дело… – раздраженно подумал Эрси. – И зачем только я напросился на ночлег к этой вдове и малахольному ее сыну?! Лучше уж было заночевать в поле! По крайней мере, я бы выспался!»

Эрси лег на свое место, отвернулся, укрылся с головой. Полежал с минуту. Затем резко откинул одеяло, вновь вскочил на ноги и, подойдя к вдове, сказал:

– Слушай меня внимательно, женщина! – Его голос звучал довольно грубо, но Эрси это мало сейчас заботило.

У больного было временное послабление, он тяжело дышал, но рукой как лопастью мельницы больше не вертел, и его мать могла обернуться к гостю и выслушать.

– Когда я закончу, со мной будет происходить… нечто подобное… Мне будет очень… плохо. Но ты ничего не делай и никого не зови! Поняла?

Конечно же она не поняла, ничего не поняла! Он вытянул из кармана куртки кусок кожаного ремня с завязками на концах, закусил его в зубах, затянул концы на затылке, и со вздохом отстранив мать, подошел к Бини.

«По крайней мере, сейчас я делаю это добровольно… Никто меня не заставляет, и это мой выбор, собственный выбор… Но почему ж, ни искры, ни пламени, так дорого нужно платить за этот выбор?!»

Он протянул руки к парню, сам изогнулся от боли, мучившей больного, почувствовал выгнутый, будто кривая спираль, изувеченный позвоночник, сухую недоразвитую руку, выкрученные колени, поврежденные участки мозга… Он выпустил лазурные потоки, которые практически творили этому мальчишке новое тело: здоровое и сильное… И, наверное, впервые в жизни он почувствовал удовлетворение и покой от того, что делал… делал по своей воле, а не идя на поводу у страстной жажды своего Дара.

Когда он закончил, как и ожидалось, неистовой силы отток сбил его с ног, сжал в тисках, сотряс в судорогах… Но Эрси Диштой исцелял теперь по собственному выбору, а не как Годже Ках, которым он когда-то был… Он потерял сознание.

 

Глава 1

Штиль

Хатин Кодонак

Пятьдесят четыре непривычно коротко стриженных Одаренных стояли навытяжку перед Кодонаком: двадцать – «прыгуны», у остальных Дар Оружия. Даже с десяток Лучников отыскалось… Тайные. Хотя какие они теперь тайные, если всем в Городе Огней известно о Мастерах Силы, которые не обучались в Академии, не повязывали д’кажа и не демонстрировали всем свою причастность к имеющим Дар длинными волосами… Это те, кто не связал себя Кругом: они служили Верховному Атосаалю, теперь готовы служить Верховному Фаэлю. Что с ними делать? Их командиры, как и ожидалось, исчезли вместе с продавшимися Древнему. Эти пятьдесят четыре – так, мелкая сошка… И уровень контроля Дара у них оставляет желать лучшего. В зачистке Золотого Корпуса в старой резиденции они не участвовали, многие были в то время в цитадели Шай, поэтому Кодонак мог сейчас на них смотреть спокойно.

Лица у всех непрошибаемые: ну хоть эмоции свои они умеют скрывать – уже замечательно… Взять их себе в Золотой Корпус? Но тогда Верховный останется без гвардии… Отдать Вирду? Непроверенных людей? Не дававших клятвы всех Одаренных, которую те произносят, становясь Мастерами? Клятву служить Тарии и людям, не имеющим Дара. Может, они тоже давали какую-то свою клятву? Тайную гвардию ведь ввел Атосааль, давно… тогда Хатин еще не подозревал, что у него Дар, а Эбонадо уже был Верховным… Следует признать, – как ни скверно все обернулось, а Эбонадо Атосааль – это целая эпоха в истории Тарии. Какую клятву тот заставил их произнести? Так что же с ними делать? Повязать им д’кажи? Хатин остановился перед высоким, почти одного с ним роста, моложавым мужчиной. По седине в коротких каштановых волосах и в аккуратной бородке Кодонак сделал вывод, что этот старше других.

– Твое имя? – обратился к нему Хатин.

– Илтэс Таш.

«Таш? Знакомая фамилия…» – думал Кодонак и тут – вспомнил! Афэль Таш – так звали парня, которого заговорщики принесли в жертву, пробуждая Древнего. Дали в руки парню «кинжал смерти»… А Кодонак ведь и не догадывался, что такая пакость, заставляющая имеющего Дар Оружия убить самого себя, существует. «Нужно выяснить все сейчас, незачем оставлять за спиной лишние незаданные вопросы», – решил он.

– Ты знаешь Афэля Таша?

– Он мой сын! – ответил воин, глядя в глаза Кодонаку.

– Сколько тебе лет? – Седина появлялась у Одаренного обычно после ста пятидесяти, и в этом возрасте дети рождались уже далеко не у каждого.

– Сто двадцать семь, Советник Кодонак.

Хатин кивнул. Значит, это седина у него появилась рано, а не сын – поздно…

– Советник Кодонак, позвольте спросить? – отчеканил тем же тоном Таш.

– Спрашивай, если смогу – отвечу.

– Вам известно, где сейчас мой сын?

Такого вопроса Кодонак не ожидал. Илтэс Таш не знал? Да… впрочем, откуда тот мог знать? Вот же угораздило его спросить имя у первого попавшегося на глаза бойца… Теперь придется все объяснять отцу…

– Почему ты решил, что мне известно его местонахождение? – ответил Кодонак, просто для того, чтобы что-то сказать.

Взгляд Таша помрачнел, больше он ничем себя не выдал, и пояснил спокойно:

– Вы сами спросили, не знаю ли я Афэля Таша, вот я и подумал… Афэля забрал Верховный Атосааль, когда у сына только развернулся Дар. Он, должно быть, проходит обучение вместе с другими новобранцами.

Новобранцы… Эбонадо не только придумал Тайную гвардию и полностью подмял ее под себя. В последние годы он отслеживал всех, у кого разворачивался Дар Оружия, и допускал к обучению в Академии Силы лишь десятую их часть. Вот почему среди всех студентов сыскалось меньше двух десятков бойцов. Скорее всего, Исма помогал ему в этом: Силой Видения можно определить задатки Дара даже у ребенка. После бегства Атосааля и остальных Кодонак первым делом отыскал базу обучения этих новобранцев в Тайную гвардию и нашел там восемьдесят семь (только подумать!) слава Мастеру Судеб – несвязанных Одаренных с боевым Даром! В том числе и тридцать пять Лучников. Кроме них там тренировали сорок «прыгунов». Молодых людей переправили в Город Семи Огней, чтобы продолжить обучение здесь, и уже под руководством самого Хатина. Эти новобранцы восполнят потери Золотого Корпуса. Но те еще совсем юны – из них можно лепить что угодно, а вот эти… каковы они?..

– Илтэс Таш, – обратился к воину Кодонак. – Ты задержишься, у меня есть разговор к тебе.

Таш поклонился, дотрагиваясь ладонью до груди по военному обычаю. А Кодонак пошел дальше вдоль строя Тайных, размышляя о том, что скажет отцу трагически погибшего юного Афэля.

Вдруг все пятьдесят четыре бойца разом грохнулись на одно колено, склонили головы. Хатин обернулся к входной двери и увидел Вирда: тот был в длинном синем каме: немного оранжевой окантовки и золотой пояс с крылатым человеком на пряжке – вот и все украшения. Атосааль всегда предпочитал более яркие наряды. Не верилось, что он так молод… Казалось, что за месяц, прошедший со дня объявления его Верховным, Вирд стал старше лет на сто, не меньше… Его и до того пронзительные глаза стали еще острее. И юный возраст в среде Одаренных, на чьих лицах не отражается старость, в нем выдавала лишь короткая коса за спиной. Медальона Верховного на Вирде не было – этот атрибут власти прихватил с собою Эбонадо, но в руках Вирда-А-Нэйса перед Сияющим Престолом светились символы на Скипетре Силы – и это говорит о том, что он истинный Верховный.

Кодонак тоже склонил голову и коснулся пальцами меча на д’каже. Вирд ответил коротким кивком. Он окинул взглядом Тайных и направился к Кодонаку; выглядел юноша озабоченным.

– Что-то случилось, Верховный? – тихо спросил Хатин, когда Вирд приблизился.

Вирд хотел что-то сказать, уже открыл было рот, но тут остановился и резко обернулся, словно кто-то его окликнул.

– Встаньте, – мягко сказал он Тайным, что все еще стояли на одном колене. – Илтэс Таш – подойди.

Боец отделился от строя, направляясь к ним. Кодонак же гадал, чего хочет от Таша Вирд и почему именно этого человека он подозвал.

Верховный сделал шаг навстречу Ташу, положил правую ладонь тому на лоб и закрыл глаза. Из-под его руки сверкнул удивлением взгляд Тайного, затем Илтэс тоже зажмурился и застыл каменным изваянием. Остальные, в том числе и Хатин, смотрели на этих двоих в изумлении, задаваясь вопросом, что происходит. На несколько минут в зале воцарилась мертвая тишина, и резкий болезненный вздох Таша в этой тишине показался особенно громким и неприятным.

Илтэс отпрянул от Вирда, хватаясь одной рукой за голову, а другой за сердце и тяжело, безвольно осел прямо на пол. Верховный сделал шаг к бойцу, присел на корточки рядом и тихо произнес (слышал его, кроме Таша, только Хатин):

– Моего отца обманом заставили сделать Доа-Джот, инструмент для служения Древнему, а затем убили. Дар твоего сына, как и Дар моего отца, использовали, а их самих лишили жизни. Это больно. Но ты и я живы, чтобы не допустить подобного впредь.

С этими словами он поднялся, посмотрел на Тайных и вновь подошел к Кодонаку.

– Что ты сделал с ним? – Хатин никак не мог привыкнуть к тому, что с Вирдом нельзя ничему удивляться.

– Показал ему… как погиб его сын…

– Это… жестоко… – прошептал Кодонак, хотя сам был благодарен за избавление от роли вестника смерти.

– Нет. Это милость, – тихо возразил Вирд. – Я знаю… Мне нужно поговорить с тобой. Когда ты будешь свободен?

– Как только решу, что делать с этими Тайными.

– Повяжи им д’кажи, поставь над ними главного, и пусть продолжают делать то, что делали. Пусть охраняют Советников.

– Я бы поставил своих людей… – «Охранять Верховного и мирных Мастеров в Совете Семи… особенно Элинаэль, должны надежные люди», – думал Хатин.

– Они надежны… Но для охраны Советника Кисам поставь еще парочку своих. – Вирд улыбнулся уголками губ, прочтя, казалось, мысли Хатина. Мог он читать мысли?

В это время Таш поднялся с пола, чем привлек внимание Вирда, тот обернулся.

– Спасибо, Верховный… – Боец отсалютовал, приложив руку к груди, не пряча слез.

Неужели это действительно было милостью?

Вирд в ответ приложил руку к символам меча и Света на своем д’каже.

– Все свободны! – громко объявил Кодонак. – Завтра вы официально станете Мастерами Силы. Приказываю всем побриться и облачиться в кам по такому случаю.

– Да горит пламя Совета Семи и Верховного! – хором ответили Тайные и стройной шеренгой покинули зал.

– Ты хотел поговорить, Верховный? – спросил Хатин, едва они остались вдвоем в этом пустом и обширном помещении, находящемся в Здании Совета. Здесь можно было выстраивать отряды бойцов, но для разговора зал довольно неуютен. Вирд, вероятно, тоже это чувствовал, поэтому, положив руку на плечо Кодонаку, переместился в Тихий сад.

– Почему они не стали сражаться за Город, Хатин? – Вирд заговорил не сразу. Перед тем они минут десять молча прохаживались вдоль цветущих клумб, висячих и вьющихся растений. – Атосааль ведь собирался начать бой… Атаятан ему приказал? Может ли Древний воспользоваться телом любого человека?

Хатин тревожно взглянул на Вирда: сколько часов в сутки тот спит? Он выглядит измотанным. Он слишком переживает, думает, что теперь всю Тарию обязан нести в одиночку на своих плечах.

– Вирд, – Кодонак позволял себе обращаться так к нему наедине, – я задаю себе те же вопросы каждый день. Насчет того, что может Атаятан, а чего не может, лучше обратиться к Пророкам и Толкователям. Как бы там ни было, но мы должны подготовиться к обороне. Хорошо, что Древний дал нам это время.

– Но он тоже не станет сидеть без дела! – возразил Вирд. – Что он предпримет? На какой город нападет? Нужно ли создавать заслон с севера? Ведь вполне могло статься, что он давно переместился в совершенно противоположную часть мира?

– Логику Атаятана мне сложно понять. Они могли бы захватить Город еще тогда. У Эбонадо были все шансы. Если бы мы и выиграли, то с большими потерями. Но, по-видимому, планы Атосааля и планы Древнего не всегда совпадают. В одном я не сомневаюсь: на этом месте, где сейчас стоит Город Семи Огней, раньше был город Древнего, как поведал нам Абиль Сет, поэтому Атаятан непременно захочет вернуться. Бой за это место нам еще предстоит. И дай-то Мастер Судеб, чтобы мы были готовы к этому бою.

– Как подготовиться?! – Вирд спросил почти с мольбой в голосе. Юноша в отчаянье… не знает, что делать. Сердце Хатина сжалось, он понимал.

– Вирд. Ты усвоил, что должен взять на себя ответственность за всех и за все. Но есть еще вторая часть урока. Тебе нельзя все делать самому. Позволь каждому исполнить свою часть. Задай ритм, а другие подхватят. В одиночку ты, как Мастер Путей, можешь многое, но это лишь капля в море по сравнению с тем, что мы можем вместе. Я имею в виду всех Одаренных Тарии, кто не предался Древнему.

– Вы слишком рано сделали меня Верховным, – пробурчал Вирд.

– Да. Рано, – согласился Кодонак. – Это следовало бы сделать лет этак через сто. Как ты думаешь, Атаятан согласится поспать еще лет сто? Нужно будет написать ему письмо: мол, погоди, Древний, у нас Верховный еще слишком молод, а Мастеру Огней только семнадцать лет…

Вирд опустил глаза, упоминание о миссии Элинаэль всегда действовало на него отрезвляюще.

– Элинаэль нужно готовиться, и тебе тоже.

– Можно ли каким-нибудь способом избежать этого? – жалобно спросил Верховный.

– Что ты имеешь в виду?

– Не посылать Элинаэль… – Вирд с надеждой посмотрел прямо ему в глаза, и Кодонаку больше всего на свете хотелось ответить, что можно.

– Нет, Вирд. Она единственная Мастер Огней. А значит, рано или поздно она должна будет отправиться к Древнему и… сделать все как нужно… оставшись при этом в живых!

– Я тоже в каком-то смысле Мастер Огней! – возразил Вирд.

– Ты не Мастер Огней, Вирд. Нам не известно, как подействует на Атаятана твоя кровь. И, похоже, что даже самому Древнему это не известно. У нас будет только один шанс, и для этого нужна Элинаэль. Это не тот груз, который можешь нести вместо нее ты!

Они помолчали.

– Ей нужно время… чтобы подготовиться… – наконец произнес Вирд.

– Тебе тоже нужно подготовиться. Я понимаю, как тебе тяжело: даже просто думать, что Элинаэль окажется в опасности, станет рисковать жизнью!.. Но ты должен сделать это – отпустить ее в ее собственный бой. Будь готов, как будто это произойдет уже завтра.

– Еще не завтра!.. – взмолился Вирд, и Хатин искренне посочувствовал ему.

– Еще не завтра… – вздохнул Кодонак.

Они вновь замолчали. Вирд сел… скорее, упал на скамейку под раскидистым экзотическим деревом Фус, листья которого походили на перья. Родина таких деревьев – Ара, но здесь, в Тихом саду, что только не растет… Кодонак расположился рядом.

– Я не знаю, за что хвататься, Хатин… – признался Верховный. «И все-таки он слишком молод – думал Кодонак. – Да и то, что он Мастер Путей, сейчас больше мешает, нежели помогает. Он пытается сделать все в одиночку. Он то на плацу с Мастерами Оружия пробует свои силы, то спорит с Пророками и Толкователями, то старается укрепить стены города… Был бы у него один Путь, он следовал бы этому Пути, а к остальным делам применял бы не Силу Дара, а мозги… Но ожидать, пока Вирд повзрослеет, увы, времени нет…»

– Представь, что ты неодаренный, – посоветовал Кодонак.

Вирд удивился и уставился на него, ожидая ответа. У парня был сейчас такой беспомощный и изумленный вид, что Хатин не сдержал улыбки.

– Представь, что ты не владеешь ни одним Путем Дара, – повторил он, – что тебе недоступна Сила. Все, что ты можешь, это думать головой и приказывать другим сделать что-либо вместо тебя.

– И как это поможет?

– Представь и подумай, что бы ты сделал. Пойми, Вирд, Дары и так работают в тебе более чем хорошо. Ты лучший во всем! Но твоих рук не хватит. Если ты один – то ты проиграл. Если же ты окружен преданными и способными людьми – победа за тобой. Если бы ты был неодаренным, то иного выхода, как использовать других, у тебя попросту не было бы – ты ничего не мог бы сделать сам. Вот и задавай себе вопрос: «Кто это сделает?» – А ответ: «Я!» – заранее отклоняй.

– Советник Кодонак! – Похоже, Вирд злился. – Вы же все выбрали меня только потому, что я Мастер Путей! А теперь ты говоришь, что мне нужно быть неодаренным!

– Я сказал: представь, что ты неодаренный, и дай шанс другим проявить себя. Твоя основная задача – сплотить Мастеров Силы, научить их действовать как один. Только тебе понятно, как могут взаимодействовать мирный и боевой Пути. Тебе ведомы спокойствие и надежность Строителя, так же как и бунтарский дух Разрушителя. Ты можешь слышать песню меча, и ты можешь заставить сталь замолчать. И ты – тот, кто способен увидеть, как смогут взаимодействовать в бою или при защите Города Мастера, следующие совершенно разными Путями.

Вирд пожал плечами, нахмурился, погрузился в раздумье. Так прошла четверть часа. Попусту терять время Кодонак не любил. За эти пятнадцать минут можно было сделать что-нибудь полезное, а посидеть с Вирдом смог бы кто-нибудь другой, да и ни к чему это… Во-первых, он, конечно, юн, но не настолько, чтобы испытывать нужду в няньке, а, во-вторых, обдумывать свой долг и предназначение нужно наедине с самим собою.

Хатин встал, собираясь попрощаться с Верховным, но тот поднял на него глаза и, словно очнувшись ото сна, произнес:

– Мне нужен новый меч!

Да! За всеми заботами и суетой Хатин и забыл, что у Вирда нет настоящего, выкованного специально для него меча… меча с именем.

– Так о чем речь? Можем прямо сейчас отправиться к Оружейникам.

Вирд тоже встал.

– Я хотел попросить у тебя «Разрывающий Круг».

Кодонак ревниво подумал о клинке у своего правого бедра.

– Ты хочешь мой меч? – Он произнес это равнодушным тоном, понимая, что отдаст свой меч Верховному, если тот повелит ему… Но клинок стал его частью, был будто бы создан для его руки… левой руки. Без песни своего меча Кодонак чувствовал себя в бою почти беспомощным.

– Не бойся, я лишь взгляну на него. – Вирд улыбался, а Хатин думал, чем выдал себя – ведь ни один мускул не дрогнул на его лице, он точно знал это. – Я хочу послушать песню… Нужно будет вложить подобную и в мое оружие, и в новые клинки для вооружения Золотого Корпуса. «Разрывающего Круг» ведь ковали против связанных с Древним…

Кодонак расслабился – никто не отбирает у него меч.

– Ты прав, хорошо было бы вооружить подобными мечами всех Мастеров, но я уже пробовал – у наших Оружейников ничего не выходит.

– А если я попытаюсь… как ты выразился – задать ритм?

Кодонак поднял бровь, вынул меч из ножен и без слов отдал его Вирду.

Элинаэль Кисам

Теперь, когда она уже не была студенткой Академии Силы, тяга к знаниям, подстрекаемая осознанием своей недоученности, проснулась в ней с особым пылом. Она, к своему стыду, не помнила даже, кто был Верховным до Эбонадо Атосааля, не говоря уже о составах Малых Советов. Но сейчас имена и даты запоминались легко, словно сведения о знакомых людях, события обретали смысл, и Элинаэль старалась вникнуть в историю со страстью, уступающей разве что маниакальной любознательности Абиля Сета. Столько, как сейчас, она еще никогда не читала, да и такого количества книг: древних, важных, некогда запретных и недоступных, – еще не бывало в ее распоряжении, к тому же множество мудрых и знающих людей готовы были оказать помощь, растолковывая непонятное.

Элинаэль начала с первых записей Совета Семи, которые тогда называли себя Огненосцами, она корпела над свитками в небольшой уютной библиотеке Совета, так как унести их оттуда не позволял Мастер Сет. Он переселился сюда и как коршун бросался на любого, кто посягал на вожделенные его свитки и фолианты, которые он наконец-то заполучил.

Абиль Сет уже не пугал собою Элинаэль так, как раньше, но она знала, что пояснений по поводу того или иного текста у этого взъерошенного Толкователя лучше не спрашивать, иначе вопросов станет больше, чем было. За помощью она обращалась к Советнику Энилю, благо что теперь их комнаты были на одном этаже Здания Совета.

Наверное, библиотека Академии Силы осиротела без присутствия Мастера Сета, ставшего некогда неотъемлемой ее частью, но то, что искал Сет здесь, в библиотеке Совета, было важнее, особенно для самой Элинаэль. Он должен был узнать, как именно она может остановить Древнего. Когда Элинаэль думала об этом, внутри все холодело и сжималось. Она понимала, что смерти ее не требуется, но легче, наверное, было бы просто дать себя убить. Встретиться с этим существом… прикоснуться к нему… Сможет ли она? Поначалу Элинаэль совершенно не представляла, как будет действовать, но Сет и Эниль откопали подробные описания процедуры погружения Древних в сон, и чем больше она узнавала, тем хуже ей становилось. И чем больше она старалась не думать об этом, тем больше было напоминаний.

Все напоминало о ее миссии, не давая Элинаэль отвлечься, забыться, расслабиться и вновь почувствовать себя беззаботной юной девушкой. Как забыть, когда повсюду за тобой следуют двое Мастеров Золотого Корпуса – охрана, выделенная Кодонаком… Советником Кодонаком, и Вирдом… Верховным…

Да что охрана? Одно то, что студентку-первогодка все называют теперь не «деточка», а Советник Кисам, уже свидетельствует о больших… нет – об огромных переменах! Мир изменился в одно мгновение. Она будто бы уснула одним человеком, а проснулась другим. И другие тоже не остались прежними: Хатин Кодонак из изгнанника превратился в Советника, Вирд из загадочного юного Одаренного – в Верховного… и в ее возлюбленного.

Элинаэль с теплотой подумала о Вирде… Верховный Фаэль. Она уже два дня не видела его, он будто бы избегает ее общества в последнее время… или ей просто так кажется. Он очень занят. У него масса дел. Но мог бы выделить и для нее несколько минут!

Девушка шла по длинному коридору, направляясь к покоям Советника Эниля. Встретил ее конечно же Кими – старенький и сморщенный, но еще очень крепкий и бодрый. Кими нравился девушке: бывало, что туманные объяснения природы какого-либо явления, высказанные Абилем Сетом, он прояснял одной своей фразой, что больше смахивала на шутку. Старик был острым на язык, веселым и добродушным, и он теперь единственный, кто еще называл ее просто «девочка».

– К Ото? – спросил он, дружески улыбаясь ей.

Элинаэль утвердительно кивнула:

– Здравствуй, Кими! Как твое здоровье?

– Да лучше всех! – захохотал он. – К тому же Вирд избавил меня от боли в костях.

Кими лишь Вирду позволял себя исцелять, и то лишь потому, что знал его с детства, как сына Мастера Фаэля. К остальным Целителям старый слуга относился с большим недоверием.

– А где сейчас Верховный, ты не знаешь случайно?

– Как же, знаю, – усмехнулся Кими, провожая Элинаэль в кабинет Советника.

Дальнейших пояснений не потребовалось, так как Вирд собственной персоной сидел в кресле перед Ото Энилем, беседуя с ним о чем-то.

– К вам Советник Кисам! – громко официально объявил Кими, и оба беседующих обернулись к входу.

Вирд встал, улыбнулся ей, взял за руку, усаживая в кресло, в котором только что сидел сам.

– Рад тебя видеть… – прошептал он.

«Мог бы за эти два дня и заглянуть ко мне…» – хотела было обидеться на него Элинаэль, но тут же передумала – они не студенты, чтобы дуться друг на друга, сейчас на это просто нет времени. Девушка улыбнулась в ответ Вирду и поздоровалась с Советником Энилем.

То, о чем беседовали они до ее появления, было, видимо, не для ее ушей, так как в кабинете воцарилось молчание, и Элинаэль первая решилась его нарушить.

– Я думаю, что чем дольше мы тянем, тем меньше шансов у нас, – проговорила она, сдерживая волнение.

Вирд глянул тревожно и как-то печально: он понял, о чем она.

– Нужно уже сейчас планировать, собрать тех, кто пойдет со мной, – продолжала девушка. Вирд тем временем бледнел и мрачнел, а Советник Эниль хмурился.

– Ты права… – наконец выдавил из себя Ото Эниль, – нужно подбирать группу. Пять Сил.

– Слишком рано… – тихо и неуверенно произнес Вирд.

– Важно, чтобы не было слишком поздно, – возразила она.

– Боюсь, что нам придется рискнуть еще одной юной особой… – Советник Эниль сделал паузу, потирая губы и как бы не желая этого говорить.

– Кого вы имеете в виду? – спросила Элинаэль.

– Иссиму Донах. У нее Дар чистого Отсекателя, а если учесть то, что шесть тысяч лет назад чистые Дары встречались намного чаще, чем сейчас, то нет гарантий, что кто-нибудь другой в составе носителей пяти Сил добьется желаемого результата.

– Ты еще скажи, что тут и вместо Строителя нужен Архитектор, и чтоб не хуже Тотиля! – вмешался Кими.

– Насчет этого не знаю, – серьезно ответил Советник, – но Абиль открыл, что Мастеров в такую группу очень тщательно отбирали, они проходили испытания. Разрушитель, к примеру, должен был сломать нечто укрепленное пламенем… Мастер Сет разбирается, что это означает. Кроме того, прежде необходимо создать оковы, чтобы Атаятан не смог уйти или расправиться с посланными до того, как его погрузят в сон. Тем более что изготовление оков имеет тот же принцип. Когда они будут надеты на него, Древний ослабеет настолько, что не сможет сопротивляться. Но важно помнить, что он уже «ученый», один раз его поймали. И тогда он не ожидал подвоха, теперь же на эффект неожиданности надеяться не стоит. Кроме того, с ним Эбонадо Атосааль, которому события, произошедшие в далеком прошлом, а также их причины и последствия, известны намного лучше, нежели нам. Атосааль сам говорил мне, что изучал этот вопрос в течение пятидесяти лет. А у нас едва ли есть несколько месяцев… Если бы можно было получить отсрочку…

– Ото, не мог бы ты собрать Пророков и Толкователей и вместе с ними расшифровать все записи как можно скорее? – спросил Вирд.

Советник кивнул.

– И еще меня очень беспокоит вопрос с прислужником Хатоем. Что известно о подобном использовании людей Атаятаном? Мог ли Древний делать это раньше?

– Ты все-таки думаешь, что это был Древний?

– А кому бы еще подчинился Атосааль?

Элинаэль слушала, затаив дыхание: если то, что Древний разгуливает где-то по земле, угрожая безопасности Тарии и Города Семи Огней, и ужасно, то насколько ужаснее предположение о его возможности говорить и действовать через любого человека, в том числе неодаренного?..

– Я никогда раньше не встречал подобных упоминаний, и Абиль не находит их. – Эниль был огорчен. – Мы ищем изо всех сил… Если Атаятан действительно на это способен, и если нет особых ограничений, то…

– …то это страшно, – закончил за него Вирд. – И это важно.

– Я соберу Пророков, Толкователей и просто историков Пятилистника, и мы займемся этим вопросом. И если где-то в Тарии есть хоть одна строчка с упоминанием подобных событий в прошлом – мы ее найдем.

– Не только в Тарии, Ото, – голос Вирда приобрел металлический оттенок. – Пора мне встретиться с Хокой-То и чатанскими Мудрецами. У них в Аре тоже есть много чего интересного.

– Вирд, это опасно! – воскликнула Элинаэль. – Ты уверен, что они расположены помогать тебе?

– В Аре слышат только голос силы, – ответил он, приняв решительный и уверенный вид, – а я могу продемонстрировать силу, если это потребуется.

– Ты говоришь о Даре или…

– Сила, Элинаэль, сила – и не важно, в чем ее источник, для арайцев – не важно. Поверь, я могу быть убедительным.

Он говорил и смотрел так, что мурашками покрывалась кожа; Вирд иной раз казался ей совершенно незнакомым человеком.

Из покоев Ото Эниля они вышли вместе, и как только остались одни в пустом коридоре, Вирд резко обернулся, обхватив ее за талию, и через мгновение они оказались в одном из зимних садов. Сад Верховного. Этот небольшой зеленый участок, освещаемый тарийскими светильниками, был в полном и единоличном распоряжении правителя Тарии. Эбонадо Атосааль предпочитал прочим растениям деревья Мицами и кусты Котше, что цвели пышными белыми бутонами большую часть года. Дорожки в саду были выложены разноцветными блестящими камушками, а вместо скамеек, как в других подобных садах, здесь имелись настоящие мягкие диваны, обитые зеленым бархатом. Прежний Верховный любил роскошь, Вирд же в ней не нуждался, но место это ему нравилось, и Элинаэль тоже. Здесь было как нигде тихо, мирно и приятно, тем более в его объятиях…

– Почему ты не приходил эти два дня?

Вирд растерянно посмотрел на нее, словно не понимая, что уже два раза солнце вставало и заходило с момента их последней встречи. Спал ли он с тех пор? Ел ли? Он выглядит уставшим. Не дожидаясь ответа, Элинаэль привлекла его к себе и поцеловала.

– Я постоянно думаю о том, что предстоит нам… – прошептала она.

– Я тоже… но давай не будет сейчас говорить об этом, иначе я рухну на пол прямо здесь и примусь рыдать.

– Ты? Рыдать? – рассмеялась Элинаэль, не представлявшая себе такой картины.

Вирд тоже улыбался, и признаков, предшествующих отчаянному рыданию, у него пока не наблюдалось. Но тема и в самом деле тяжелая для них обоих. Она боится за себя, а еще больше за него… он ведь не останется в стороне. Возможно, планирует сделать все сам, как тогда, когда хотел освободить ее из цитадели Шай… Не зря ведь он так избегает разговоров об ее участии в погружении Древнего в сон, бледнеет и мрачнеет, когда об этом заговаривают другие. Но этого допустить нельзя: в одиночку он погибнет. В прошлый раз только чудо в лице раскаявшегося Каха спасло его от верной смерти.

Элинаэль поежилась, вспоминая, как близко был ее Вирд к погибели. Он прав, лучше об этом не говорить сейчас, и даже не думать. В этом саду они лишь вдвоем, и мысли о смерти не должны заполнять их еще далеко не старые головы.

Они присели на один из диванов, Вирд держал ее за руки, и его ладони были горячи.

– Ты будешь моей женой? – вдруг спросил он.

– Женой? – Не зря Гани Наэль называет его не Вирд, а Вихрь, он спешит прожить жизнь так быстро, будто он не Мастер Путей и у него еще не пятьсот лет впереди, а считаные дни… Ей вновь стало грустно.

– Мы станем мужем и женой. Ты хочешь этого, Элинаэль?

– Вирд… Время ли сейчас для торжеств?

– Без торжеств. Тихо. Пригласим только близких друзей.

– Свадьба Верховного… да еще и с Советником – без торжеств? Последнего Мастера Огней и Мастера Путей, пришедшего из легенд? Тихо?! Я бы рада, но, боюсь, Город Семи Огней тебе этого не простит.

– Ты отказываешься?..

– Нет! Я люблю тебя больше жизни. И твоей женой хочу стать… да хоть сейчас! Но…

Вирд опустил глаза и вздохнул:

– Ты права, Элинаэль. Нельзя так. И без торжеств ничего не выйдет, и торжества сейчас ни к чему… Прости, с тобой рядом я теряю голову. А когда думаю, что придется тобой рисковать, так и вовсе схожу с ума!

Он ведь сам не хотел об этом говорить…

– Вирд, у нас впереди еще длинная-длинная жизнь. Нам отмерено больше, чем другим. Нам дано больше. Мы с тобою не просто юноша и девушка, которым предстоит сразиться с могущественным врагом. Мы не беспомощны, мы вооружены лучше кого бы то ни было. И мы победим!

Вирд обернулся, посмотрел на нее; он улыбается, но в его глазах такая боль и печаль, что у Элинаэль защемило сердце. «Да. Мы победим, – говорили его зеленые колючие глаза. – Но какой ценой?».

– Тебе нужно отдохнуть, ты очень устал.

– Да ну… бывало и похуже.

– Вирд! – Она сделала голос как можно строже. – Сколько часов ты сегодня спал?!

– Сегодня? Да я еще вчера здорово выспался! – засмеялся он, на этот раз и глазами тоже.

– Вирд!

Оставив его уснувшим, Элинаэль неохотно покинула сад. Она бы осталась просто смотреть, как вздымается во сне его грудь, как подрагивают веки, просто поглаживать его волосы, охраняя беспокойные грезы… но ее ждали дела, а в отличие от Вирда, она высыпалась ночью, чтобы еще и днем не тратить на это время.

Охрана у двери Верховного уже потихоньку начинала привыкать, что из его покоев часто выходят люди, которые туда обычным путем не входили. Она прошла мимо, не обращая внимания на каменные лица, но с испытующими взглядами.

Спустившись по лестнице, Элинаэль оказалась на жилом этаже. Здание Совета – целый город внутри города, здесь столько помещений, комнат, этажей, лестниц, зимних садов, что можно годами жить, не выходя на улицу.

Ее собственная охрана, приставленная Кодонаком – двое Мастеров Золотого Корпуса: высокий светловолосый Гроус и такой же высокий, но с темными волосами, всегда улыбающийся Эртор, – ожидали ее у двери. Вечером этих Мастеров сменят другие, но все смены своих телохранителей Элинаэль уже знала в лицо и по именам. Оба Мастера, даже веселый обычно Эртор, хмурились. Причина их недовольства ясна: она вошла к Советнику Энилю, а вернулась совсем с другой стороны, притом шла совершенно одна, что было, по их мнению и по инструкциями Кодонака, недопустимо. Элинаэль вздохнула – они не упрекнут ее, но Кодонак не упустит такой возможности, а потом ей достанется и от Вирда. Тот станет утверждать, что она должна была прежде вызвать телохранителей, а только потом возвращаться к себе в их сопровождении. «Они берегут меня, как фарфоровую куклу… или как единственное оружие, что может погубить врага…»

– Вас ожидают, Советник Кисам, – хмуро сообщил Гроус.

– Кто? – Элинаэль была удивлена – в ее покои, даже в приемную, без нее никого обычно не пускали.

– Две юные особы, Иссима Донах и Эдрал Инаси.

Девушка улыбнулась, с нетерпением распахнула дверь. Своих подруг она не видела уже с неделю. Иссима и Эдрал после всех этих событий словно поменялись местами. Первая стала такой же мрачной и неулыбчивой, как раньше Эдрал, и это неудивительно, учитывая то, что пришлось ей пережить. Человек, которому она доверяла – Эбонадо Атосааль, оказался виновником многих бед, предателем жизни и огня Создателя. Иссима долго не могла поверить… она ходила заплаканная, ссутулив плечи и пряча лицо. А Эдрал, принимавшая участие в деле восстания как никто другой (ведь она и Вирд могли определять, связан ли Одаренный Кругом), наоборот, стала чаще улыбаться и меньше задумываться о печальном. Она сделала сама что-то полезное и заслужила тем уважение матери. Конечно же Мастер Инаси и теперь требовала от Эдрал выполнения своих рекомендаций и реализации своих планов: например, желала, чтобы девушка сблизилась с новым Верховным, и чтобы тот ее учил, как учил бы Исма, не окажись он предателем. Но и на уступки, видя, что дочь проявила необычное мужество, Мастер Инаси тоже пошла – разрешила Эдрал выйти за Иша. Они не спешили со свадьбой, практически по тем же причинам, что и Вирд с Элинаэль: надвигалась война, а Город Семи Огней еще не до конца понимал это, мирный город не представлял себе, насколько большая опасность грозит ему. Родина Одаренных оказалась на граю гибели, и затишье, которое наступило сейчас, – лишь передышка перед страшной бурей.

– Она от Вирда, – захихикала Иссима, склонившись к уху Эдрал, когда Элинаэль вошла в комнату.

Девушки расположились в приемной на небольшом диванчике, и обе выглядели так, будто задумали какую-то шалость… более того, уже эту саму шалость и осуществили.

– Как он? – смеясь, спросила Иссима, сегодня она была в хорошем расположении духа; Эдрал тоже улыбается, и глаза ее лукаво поблескивают.

– Вирд? – Элинаэль пожала плечами. – Вымотан, измучен тревожными мыслями… Он не спит сутками, ест плохо… Сейчас только уснул… – Последние ее слова вызвали взрыв смеха, и обе подруги, содрогаясь от приступа веселья, спрятали свои лица: Эдрал в ладонях, а Иссима – в подоле платья.

– Что вас так смешит? – Элинаэль тоже посмеялась бы, если б понимала, над чем.

– Садись, садись, – белокурая красавица усадила ее в кресло и даже подала чашку чаю, за которым подруги коротали время, пока ее не было, без конца при этом посмеиваясь и бросая взгляды на Эдрал, – рассказывай по порядку.

– Что рассказывать?

– Все! – воскликнула Эдрал.

Элинаэль непонимающе нахмурилась, посмотрела на старшую девушку – щеки той полыхали алым, а с губ не сходила улыбка, – затем обернулась к Иссиме с немым вопросом в глазах.

– Каков он в постели, Мастер Путей?.. Что-то особенное, или как все? – выдала та, и Элинаэль почувствовала, что краска заливает ее лицо. От неожиданности и дерзости сказанных слов она не успела даже возмутиться ими и молчала, хватая ртом воздух.

– Ты совсем смутила ее, Иссима! Разве ж можно так прямо?..

– А что ходить вокруг да около? Мы ведь именно это хотели узнать?

– Иссима! Эдрал! – только и смогла вымолвить Элинаэль, смущенная их интересом.

– Ну, мы же твои подруги, Элинаэль… – осторожно произнесла Эдрал, хитро щуря глаза. – Девушки иной раз делятся друг с другом… некоторыми секретами. Конечно, ты теперь Советник…

– При чем здесь это? – возмутилась Элинаэль. – Есть вещи… о которых…

– Вы что?! – Вдруг Иссима сделалась почти серьезной, нахмурилась и поставила свою чашку с чаем – белую в голубой цветочек – на приставной столик у дивана. – Вы еще не были вместе?!

Элинаэль понимала, что пылает сейчас, как закатное солнце накануне ветреного дня… Никогда она не думала, что эта встреча с подругами обернется для нее таким бестактным допросом.

– С чего ты взяла? – подняла глаза на Иссиму Эдрал.

– Посмотри на нее! – ответила та.

– Прекратите немедленно! – Элинаэль резко бухнула свою чашку на глянцевую поверхность столика так, что чай расплескался, и вскочила.

– Элинаэль! – Иссима нежно взяла ее за руки, настойчиво потянула, чтобы она вновь села. – Не сердись… Мы не хотим тебе зла. Но ты очень наивна. Ты не понимаешь, что такое юноша в восемнадцать лет, ведь ему столько недавно исполнилось? В нем кровь кипит! Желание просто невозможно удержать! Если ты не предложишь ему ничего… то найдутся другие!..

– Мы не должны это обсуждать!

– Отчего же? С кем еще ты сможешь обсудить подобное? Кто еще поделится с тобой опытом?

– Опытом? – нахмурилась Элинаэль. – Иссима, ты едва на год старше меня!

Иссима хитро улыбалась.

– Я гораздо опытнее, – без всякого смущения заявила та, и Эдрал хихикнула. – Взгляни на него глазами любой женщины: он Верховный, он Мастер Путей, да и просто красивый юноша: походка, жесты, глаза… Какой голос у него! Как он смотрит! Как двигается! Никакой Мастер Оружия так не двигается! Как идет ему д’каж! А ты видела, каков он с мечом?! – Иссима говорила слишком уж увлеченно. – Все женщины вокруг него, от Одаренной сверстницы Ото Эниля до неодаренной молоденькой служанки, в очередь станут, чтобы залезть в его постель, даже без продолжения… А ты держишь его… голодным! И все эти женщины завидуют тебе черной завистью и готовы исправить твою ошибку!

Элинаэль не знала, куда деваться от стыда, а Иссима тем временем продолжала при немом одобрении Эдрал… подруги!

– А теперь взгляни на себя – ты очень красива, у тебя необычно ценный и редкий Дар, ты стала Советником, даже не закончив первый год обучения, и у тебя есть любовь Вирда! Половина женщин Города Семи Огней готовы на все, даже переспать с самим Древним и родить ему наследника, ради того, чтобы получить то же, чем обладаешь ты, а другая половина пойдет на все это, лишь бы только тебя того лишить!

– Ну, тут ты хватила через край, Иссима, – вмешалась Эдрал, – далеко не все таковы!

– Все! И даже я!

Элинаэль удивленно воззрилась на подругу: шутит?

Иссима залилась звонким смехом:

– Он – мужчина, Элинаэль! Молодой мужчина! И если хочешь удержать его…

– Все! Иссима! Все! Я не могу об этом говорить, спасибо за совет… Я подумаю, но…

– Она слишком резка, – Эдрал подошла к Элинаэль, взяла ее за руку и заглянула в глаза, – но в чем-то она права…

Итин Этаналь

Итин не думал долго над тем, что построить на месте Конюшен Пятилистника. Когда-то великий Тотиль возвел это серое уродливое здание, чтобы посрамить слишком уж закостенелых на своих правилах неодаренных Мастеров Строителей. Его насмешка простояла восемьсот лет, давая пищу для размышлений, вдохновляя тех, кто создан был для строительства крепостей и городских стен, а не дворцов или мостов, мозоля глаза многим поколениям Королей-Наместников, что видели здание, обращая взгляд на воды Тасии-Тар. Мило Второй, как только вернулся с войны и узнал об Итине Этанале, тут же обратился с прошением к Верховному Фаэлю и Совету Семи, чтобы именно «новый Тотиль» построил здесь… «хоть что-нибудь» – как изволил выразиться король. И у «нового Тотиля» поначалу был соблазн последовать примеру Тотиля прежнего и возвести «что-нибудь» столь же поучительное и устойчивое, как Конюшни Пятилистника. Но Итин был человеком мягким, не злым, к тому же он слишком долго в своей жизни строил дороги и крепкие, но простые дома, – его душа Архитектора взвыла бы и взбунтовалась, только попробуй он начать вновь действовать не по велению сердца, а по правилам.

Итин возвел фонтан. Зданий в этом районе и так хватало: чуть выше по реке – пятнадцать Башен Огней, позади – Дворец Короля-Наместника, дома придворных вдоль Тасии-Тар. А вот фонтанов здесь не было. Он сплавил сверкающей поверхностью площадку, подвел к ней дорожки и потом посредине сваял скульптурную композицию: семь Мастеров Силы стояли кру́гом, соприкасаясь спинами, один из них держал в руках раскрытую книгу, символизируя знания и мирный Путь, другой – меч, символ боевого Пути, у четверых в руках ничего не было, они могли быть носителями любого из известных Даров, руки этих четверых застыли в танце работы с Силой, а еще один держал над их головами живое полыхающее пламя – Мастер Огней. Советник Кисам лично создала это пламя для его композиции. Их опоясывала струящаяся вода, символизирующая потоки Силы, руки каждого касались ее, и в месте соприкосновения бил фонтан.

Итин ярко представлял, как это будет выглядеть, с самого начала, но с водой управиться не мог. Архитектор – Мастер Силы, может заставить воду застыть, принять нужную ему форму, но свободно струиться и бить фонтанами в нужных местах – нет. Помощь пришла, откуда не ждали – посодействовал завершению фонтана не кто иной, как Мастер Стихий. Когда Итин думал над тем, что Разрушитель приложил руку к его творению, более того, – помог обрести всей композиции целостность, у него ум заходил за разум. Может ли такое быть? Но Тико Талад обладал уникальной способностью – разрушать с ювелирной точностью. Вернее в этом случае было бы говорить не «разрушать», а «высвобождать». Итин, строя что-либо, пленял воду, камень, ветер, повелевая им делать угодное ему, иной раз совершенно не присущее их природе, а Мастера Стихий – освобождали их. И высвобожденная Тико вода струилась с таким изяществом и такой страстью, каких никогда не дали бы технические ухищрения, применяемые обычно при возведении фонтанов.

Тико стоял довольный собою, а Итин – изумленный, обескураженный происходящим с ним в последнее время, в том числе и совместной работой с Разрушителем.

Открытие фонтана, несмотря на то, что Итин настаивал на скромной церемонии, проходило довольно торжественно, особенно для нынешнего тревожного времени. Король-Наместник и его придворные расстарались, созвав музыкантов, устроив фуршет, пригласив на открытие значимых особ. Мастеров Силы, правда, было немного: советник Мило Второго, пара не знакомых Итину Целителей, Мастер Ахалис и Мастер Халт, гордо взиравшие на прославившегося представителя их цеха, какой-то Мастер Полей. Никто из Семи прийти не смог, как и Верховный. Они оценят его творение, но позже – понимал Итин, немного расстроенный их отсутствием.

Увидев фонтан, Король-Наместник твердо вознамерился наградить Итина. Иметь собственные земельные наделы или принимать титулы Одаренному в Тарии не позволялось, поэтому наградой должен был стать орден на груди из золота и драгоценных камней, который Мило Второй готовился вручить Архитектору во дворце сегодня же вечером. Когда закончилось краткое торжество, придворные разошлись, за исключением того, кому поручено было сопроводить Мастера Этаналя в зал торжеств для продолжения. Но тратить время на еще одну церемонию – награждение, с последующим банкетом в обществе придворных, не очень-то хотелось. Город Семи Огней готовился к серьезной войне, и Итин хоть и не знал, чем он – мирный Мастер, может здесь помочь, все же понимал, что в стороне не останется. И если Разрушитель способствовал ему в деле созидания, то и Строитель, скорее всего, может оказаться полезен в бою.

От перспективы праздного безделья их избавил Мастер Бэл, что пришел за Тико. Командир Разрушителей – мужчина среднего роста и сложения, с темными волосами и светлыми глазами уроженца центральной Тарии, носил прическу из четырех кос: две ниспадали на спину, две – на грудь. Одет Кидо Бэл был просто (для Мастера Силы): в утепленную короткую коричневую куртку, свободные брюки, – ни расшитого кама, ни подбитого мехом плаща. Какое-то время он молча наблюдал за происходящим, а затем обратился к юноше, помогавшему Итину:

– Танцы, Тико! Тебя ждут танцы, а ты здесь прохлаждаешься?

– Танцы? – удивился Итин, поднимая брови, и выражение его лица заметил командир Разрушителей.

– Что, никогда не видел, как танцуют Мастера Стихий? – спросил он.

– Нет. – Итин расплылся в улыбке – Мастер Бэл шутит? Но лицо того было серьезным.

– Хочешь взглянуть?

Итин покосился на посланника короля, твердо вознамерившегося во что бы то ни стало сопроводить его и Тико во Дворец для награждения, и поклонился тому со словами:

– Передайте мои извинения Королю-Наместнику, я не смогу сегодня прибыть на церемонию награждения. Мне нужно участвовать в подготовке к обороне Города.

Посланник сдвинул брови, но Итин уже следовал быстрым шагом за Мастером Бэлом. Тико семенил рядом, постоянно оглядываясь на застывшего с открытым ртом придворного и чувствуя неловкость, которую ощущать должен был он – Итин.

– Вы специально пришли за мною, Мастер Бэл? – Юный Разрушитель удивлен тому, что командир из Золотого Корпуса лично искал его.

– Нет, Тико. Я просто шел мимо и, увидев всю эту суету вокруг фонтана, решил взглянуть, – весело отвечал Мастер Бэл: он сегодня был в хорошем настроении. – А когда заметил тебя, то подумал, что тебе еще учиться и учиться, а ты слоняешься без дела!

– Тико Талад помог мне завершить фонтан, – вмешался Итин, – построить…

– Разрушитель?! Построить?! – Мастер Бэл метнул на него делано гневный взгляд и даже сбавил немного шаг.

Итин запнулся, подбирая правильные слова… но ведь именно построить помог ему Тико.

– С чего это ты вдруг стал строить, Талад? – усмехнулся Бэл.

– Я… – Парень весь раскраснелся, сгорбился и сжался. Неужели для Мастера Стихий так оскорбительно звучит слово «строить»? – Я… нет…

– Он высвобождал! – вновь вмешался Итин. – Я этого не мог сделать, и фонтан оставался незаконченным, вот Тико и помог «освободить», – Итин сделал ударение на этом слове, – воду.

– А! Ну, тогда другое дело! – вновь посмеиваясь, произнес Мастер Бэл. – Я договорился, Талад, что ты и… кто там у вас еще в Академии из наших – Шос Аштай?.. Вы будете теперь посещать все наши тренировки в Золотом Корпусе, а уже если останется время, то пролистаете парочку книг по истории Тарии вместе с другими студентами. Удивительно, что среди всех десяти групп – Разрушителей только двое. В мое время нас было больше двух десятков на учебный поток. Скоро будем такими же ценными, как Мастера Огней? – Он обернулся и подмигнул Тико.

Тренировки бойцов Золотого Корпуса проходили на левом берегу Тасии-Тар, выше по течению. Там достаточно обширная площадка, обнесенная высоченным забором, заботливо возведенным Строителями. Здесь же было и подобие казарм, хотя каждый Мастер Золотого Корпуса имел жилье в Городе Семи Огней.

Разрушители же «танцевали», как выразился Бэл, не на площадке за забором – им требовалось гораздо больше свободного пространства, и оно было вырвано у пригорода и предоставлено в полное распоряжение отрядов Мастеров Стихий. Место это располагалось еще дальше, за небольшой дубовой рощицей.

Когда Итин увидел издали то, что представляло собой это самое место, он едва сдержал стон и пожалел, что пришел сюда: развороченная земля, испещренная рытвинами, оврагами и трещинами, вывернутые с корнем сухие стволы деревьев, глина вперемешку с плодоносным слоем земли, лишь кое-где изредка поросшая вездесущими сорняками, огромные камни, некоторые расколоты напополам, некоторые втиснуты в землю, будто бы вбиты гигантским молотом… Работа Разрушителей во всей красе! Торжество шандари́лы (славное словечко из лексикона горцев)! Царство хаоса! В Итине даже проснулся Дар, требуя привести в порядок участок.

Лицо Мастера Бэла выглядело донельзя довольным, а настроение Итина испортилось: уж лучше бы он пошел во Дворец Короля-Наместника и улыбался там в ответ на льстивые похвалы придворных. Съежившись от неприятной ему атмосферы, что царила здесь, Архитектор присел на краешек большого камня и принялся наблюдать. Двадцать Мастеров Силы и два все еще студента – Тико Талад и Шос Аштай, строились в шеренгу на плацу. Сейчас начнут разрушать… Когда Итин работал в горах совместно с бойцами Золотого Корпуса, он и другие Строители приходили на место лишь после того, как Мастера Стихий закончат, они видели последствия их действий, но никогда не наблюдали за самими действиями; и вот Итину выпало такое сомнительное счастье – быть свидетелем таинства рождения разрушительного хаоса…

– Мы умеем работать поодиночке с тех пор, как в нас развернулся Дар, – громким, звенящим сталью голосом начал Мастер Бэл, – но мы – бойцы, и нам важно научиться разрушать синхронно, действуя как один. Мастера Стихий прошлого, работая совместно, отделили Северные земли от Тарии, вода хлынула в разлом и потопила сотни тысяч смаргов Древнего. Вы все здесь юны, и навык ведения совместного боя вам нужно оттачивать ежедневно. Так что приготовьтесь танцевать!

Мастер Бэл стал немного впереди и принял странную позу: он присел на полусогнутых ногах и, вытянув руки, выставил перед собой ладони. Ту же позицию приняли остальные. Затем они, повторяя за Бэлом, отвели правую руку назад и резко выбросили ее вперед – шагов за двести впереди ухнула земля и поднялось облако пыли. Итин вздрогнул при этом. Разом они сделали шаг вбок, разметая нечто невидимое левой рукой и тут же рубя воздух перед собой ребром ладони правой. Вновь впереди что-то взорвалось, загрохотало, но что именно – не было видно из-за пыли, которая еще не успела осесть после первого удара и уже была вновь поднята в воздух вторым. Итин сдержал желание прикрыть руками уши и зажмуриться.

Движения Мастеров Стихий действительно чем-то походили на танец: ноги переступали, а руки летали с нарастающей скоростью. Поначалу они повторяли за Мастером Бэлом, но сейчас, словно уловив неслышный Итину ритм, двигались синхронно друг с другом и командиром. Да и скорость «танца» становилась такой, что повторять каждое движение уже вряд ли было возможно.

Мастера Строители, когда использовали Силу, тоже делали похожие движения и руками, и ногами, и всем корпусом: правда, работали больше кисти рук, особенно у него – Архитектора. Иной раз он сам стоял неподвижно, сплетая узор, что после станет невидимым каркасом здания, почти одними пальцами. В работе же Разрушителей принимало участие все их тело.

Музыка для этих «танцев» не требовалась, да если бы она здесь и была, то вряд ли кто услышал бы ее за непрекращающимся грохотом.

Итин поймал себя на том, что увлеченно наблюдает за происходящим. Если бы в том месте, где сейчас пыль и взрывы, находился враг, то пришлось бы ему несладко. А если бы позади вражеских воинов внезапно выросла стена, то им некуда было бы отступать… неожиданно для себя Итин почувствовал азарт боя и поежился – неужто он так кровожаден? Но возвести там стену так и чесались руки – грубую временную стену из обычной земли и глины, предназначенную не для того, чтобы радовать глаз или служить людям, а для… убийства. Итин сник: он думал о том, как загнать живое существо в смертельную ловушку, не оставляя шансов на спасение… Но станут ли проявлять жалость к их людям воины Атаятана в предстоящей войне?

 

Глава 2

Угроза

Иф Клат обосновался в отведенных ему покоях в Здании Совета. Сегодня из его дома на улице Мудрых привезли его любимое кресло, и он мог сказать, что так можно жить дальше. Конечно, в своем собственном доме намного уютнее, тем паче что прожил там уже больше ста лет, но в Здании Советов Одаренному безопаснее. Это место укрепили и защитили, опасаясь, что бывший Верховный и его сподвижники могут, перемещаясь, угрожать Мастерам Силы, оставшимся в Городе Семи Огней. И всем желающим, да и не особо желающим, настоятельно предложили переехать. Ме́ста было не так много: каждому не больше трех комнат, слуг поселили отдельно. Но Иф уже давно жил один, семьи у него не было, поэтому трех комнат, одна из которых – оборудованный кабинет, ему вполне достаточно. То, что в Тарии заварилась вся эта каша, Мастеру Клату было очень не по нраву, но теперь у них новый Совет, новый Верховный… к тому же Мастер Путей, и Иф надеялся, что все еще наладится, мирные времена вернутся, и не нужно будет Одаренному страшиться насильственной смерти в собственном доме в Городе Семи Огней.

Мастер Клат только что отобедал прямо в комнатах, слуги убрали посуду и оставили его наедине с хорошим вином с сиодарских виноградников; хотя многие предпочитали фа-ноллское, Иф всегда любит кислое и терпкое вино, которое делали горцы на границе Тарии. «Кровь дракона» – так еще называли этот густой темный напиток. Все верно – ведь Сиодар именуют Хребтом Дракона.

Мастер Клат частенько лично перемещался и приобретал напиток у старых своих знакомых в горских деревнях, там относились к нему с почтением, называя Долгожителем. И это тоже верно – ведь Ифу уже стукнуло двести одиннадцать лет. Жаль, что на последние его годы выпали все эти беспорядки… не видеть ему спокойной старости.

Иф вздохнул и сделал глоток вина, внутри разлилось тепло – довольно крепкая «кровь» у этого «дракона». Он откинулся в кресле, прислушиваясь к шуму ветра за окном. Зима закончилась. Весенний ветер горячо сражался за право принести в Город Семи Огней тепло и пробуждение природы, гнул верхушки кипарисов и играл голыми ветвями Мицами – очень скоро покроются они золотыми цветами, и дурманящим ароматом наполнятся улицы. Молодой ветер пел с нарастающей силой. Иф еще раз вздохнул и снова отпил из своего кубка.

Где-то далеко завыла собака. В Городе Семи Огней бродячих собак, особенно здесь, в центре, не встретишь, но многие держат их во дворах домов. Второй пес подал голос ближе к Зданию Совета, потом третий, четвертый… и вот уже собачий хор выводит тоскливую песню, заглушая ветер. Внезапно все стихло: и вой, и шум весенней непогоды. Будто кто-то закрыл окно. Но оно и так было закрыто в комнате Ифа, и все звуки он слышал сквозь стекло.

Удивляясь неожиданно наступившей тишине, Мастер Клат снова приложился к кубку, но слишком уж задумываться над произошедшим не стал.

– Тот, кто исчезает? – послышался справа от него приятный, как музыка, женский голос.

Мастер Клат обернулся и увидел Инди – одну из его служанок; сегодня она уже приходила, забрала вещи для стирки. Инди была молодой женщиной, в меру симпатичной, и никогда раньше Иф не задумывался, насколько она привлекательна. Он даже не мог описать то, что чувствовал. Совсем не так, как пишут поэты: о глазах, ланитах, устах, стройном стане и шелковых локонах… но все вместе… она была совершенством! Она была прекраснее любой, кого видел когда-либо Иф. Ее глаза манили к себе, звали его. Как он не замечал этой прелестницы за многие дни и месяцы… сколько служит у него Инди?

Внутри все взволновалось, как у влюбленного юноши. Неужели это вино ударило ему в голову? Да сколько там он выпил – пару-тройку глотков?.. А Инди – желанна, как юная невеста в первую брачную ночь. Иф вскочил с любимого своего кресла, подошел поближе к ней.

– Хочешь быть со мной? – спросила она. Какой прекрасный голос! Почему же он не замечал этого раньше!!! Голос поющей флейты…

Мастер Клат обхватил ее, и она с улыбкой приняла его объятия, а мгновением позже и на поцелуй ответила охотно. Никакое вино не пьянит так, как эта женщина.

– Инди… Инди… – шептал он, увлекая ее в спальню. Она лишь улыбалась… и позволяла все.

Ее одежда была отброшена прочь, а он распалился до предела, Иф даже в юности не испытывал подобной страсти. Он покрывал ее поцелуями, шептал признания в любви, и если она отвечала, то ее сладкий голос был больше чем наградой.

Иф почувствовал, что внутри проснулся Дар, удивился, подавляя его, но Сила разворачивалась, а искрящийся туман не наполнял комнату, как при обычном перемещении, а тончайшим потоком струился куда-то вовне… Иф не обратил на это внимания, больше всего на свете он жаждал обладать ею…

– Инди… Инди…

Он поспешно расстегнул пояс и отбросил свой кам. Он подхватил ее на руки и нежно уложил на постель… Дар продолжал вытекать из него, и Иф ощутил легкое головокружение и слабость… Сердце колотилось от предвкушения… Мастер Клат припал к вожделенным губам, скользя по округлостям ее тела… Инди улыбалась в ответ.

Голова закружилась сильнее. Иф перекатился и повалился на спину – иначе он бессильно рухнул бы на нее и причинил ей боль… Что с ним? Дар вытекал… внутри образовывалась болезненная, пугающая пустота… он слабел…

– Ты хочешь быть со мной? – спросила Инди, склонившись над ним и целуя.

Ничего больше он так не хотел, даже несмотря на странную слабость…

Иф не мог пошевелиться. Остатки Дара вытекали из него, как из прохудившегося сосуда… остатки силы покидали его тело. Он даже сказать ничего не мог. Инди улыбалась.

– Твой Дар нравится мне… – прошептала она. – Ты доставил мне удовольствие.

Иф явственно почувствовал, как внутри потух огонь его Дара, как последняя искорка замерла во тьме… и вместе с нею потух огонь и его жизни…

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Вирд быстрым шагом направлялся к жилым этажам; он сбежал по лестнице, нисколько не заботясь о солидном поведении, которое приличествует Верховному. Кодонак, что шел рядом с ним, поступил так же. Конечно, Вирд мог бы и переместиться, но он не знал точно, где покои Мастера Клата, а на поиск с помощью других Путей сейчас не было времени, да и вообще – с этим перемещением он скоро разучится пользоваться ногами…

Высокого и седого как снег Мастера Клата Вирд помнил по одному из первых их посещений мертвого стойбища: тогда Кодонак хотел показать «прыгунам» то, что натворил Атаятан. Позже опытный этот Мастер Перемещений, член Большого Совета, во многом помогал их борьбе. Весть о его смерти неприятно удивила Вирда, как и Советника Кодонака.

Ото Эниль уже был здесь, стоял в кабинете покойного и тревожно поглядывал в сторону спальни, оттуда раздавался шум и, кажется, плач. Вирд кивнул Советнику и пронесся мимо, прямо к источнику звуков.

На полу у стены сидела, закутавшись в одеяло, молодая неодаренная женщина лет двадцати – двадцати пяти, это она плакали и причитала. Над ней нависла женщина постарше и строгим громким шепотом отчитывала ее, обвиняя во всевозможных грехах.

Мастер Клат лежал на спине, с открытыми остекленевшими глазами, он был одет в брюки и тунику, что носят под кам, шнуровка туники распущена на груди, будто он пытался ее снять. Но то, что увидел Вирд взглядом Видящего внутри Клата… ужаснуло его больше, чем мертвые глаза знакомого Мастера – пустота. Совсем не такая, какая остается после смерти Одаренного на месте его Дара… нечто другое. Когда гаснет огонь жизни, пусть даже из-за насильственной смерти, угасает и Дар, но остается что-то… нечто вроде пепла… здесь же… пустота – и все… будто вначале забрали Дар Мастера, а огонь жизни последовал за вытекающей Силой…

Вирд обернулся к хмурящемуся Кодонаку, тот уже начал расспрашивать двух присутствующих здесь женщин. Советник Эниль стоял в проходе, бледный и сгорбившийся…

– Это служанка Мастера Клата – Инди Мия, она занималась стиркой и уборкой, – пояснил Кодонак Вирду, указывая вначале на сидящую на полу, затем на вторую даму. – А это повариха Лидина Атас. Расскажите Верховному, как вы нашли покойного.

– Я пришла утром, как обычно, – начала старшая женщина, – чтобы спросить Мастера Клата, чего желает он к завтраку. А тут – эта! Голая совершенно! Спит, как ни в чем ни бывало! Бесстыжая! А рядом… – женщина очень резко с осуждающего тона перешла на плач, и голос ее задрожал, – мертвый Мастер Клат…

– Я не знаю… я не помню… Я проснулась… а он лежит… Я не помню ничего!.. – бормотала сквозь слезы молодая служанка.

Внутри у Вирда все сжалось от недоброго предчувствия.

– Не нужно меня казнить… я не убивала его… я не помню ничего…

– У тебя же муж есть! – ругалась повариха. – Как тебе не совестно!..

– Она не виновна, – тихо, но твердо произнес Вирд, заставив рьяную поборницу морали замолчать. – Все, что здесь вы видели, должно остаться в тайне. В совершенной тайне! Ни одного слова – никому! – строго повелел он женщинам. – Можете идти.

Повариха поджала губы и, поклонившись Вирду и Советникам, продефилировала к выходу. За ней плачущая служанка бросилась подбирать разбросанную по полу свою одежду, и, собрав все, тоже выскользнула прочь.

– Что случилось с ним? – тихим бесцветным голосом спросил Советник Эниль, когда они остались втроем. – Отлив? Старость?

– Нет. – Вирд размышлял о том, что случившееся с Ифом Клатом намного хуже смерти от отлива Силы… – Его… – он долго подбирал подходящее слово, пока наконец нашел, – выпили… Его Дар выпили…

Кодонак и Эниль разом тревожно посмотрели на Вирда.

– Атаятан? – спросил Командующий Золотым Корпусом.

– Я не знаю, – честно признался Вирд.

– Ты сказал, что его Дар выпили… Что ты имел в виду? – Бисеринки пота выступили на бледном лице Ото Эниля. Загадочная смерть Мастера Силы в самом сердце Города Семи Огней, в наиболее безопасном и защищенном здании приводила в ужас и самого Вирда.

Он пожал плечами:

– Не знаю точно. Но он умер именно из-за того, что Дар вытек из него… очень быстро, как будто кто-то вытянул Силу.

– Клат не отличался любвеобильностью, – заметил Кодонак. – Никогда раньше за ним не наблюдалась тяга к соблазнению молоденьких служанок. Тем более замужних… Наоборот, Иф всегда слыл человеком строгих нравов. А тут – обнаженная женщина в его постели… Что это с ним приключилось?

Смерть в обличье юной красавицы Придет потушить старика огонь… Его поцелуй выпьет силы последние, Стук сердца остановит ее рука… –

бормотал Советник Эниль какие-то мрачные стихи.

– Прекрати, Ото! – раздраженно прошипел Кодонак. – И так муторно!

– Мы ничего не знаем… – Вирд чувствовал себя совершенно беспомощным и неспособным защитить тех, кто доверился ему. Он – Верховный, Мастер Путей, но понятия не имеет, что происходит! Какой Путь может ему подсказать? Он многие дни концентрировался, пытаясь найти разгадку, узреть видение или услышать пророчество о том, как Атаятан может действовать, используя тело человека. Но он видел лишь десятки картин далекого прошлого: эффов, убивающих Одаренных, смаргов Древнего, его насыщение… Вирд видел самого Атаятана-Сионото-Лоса – Древний выглядел очень крупным человеком, великаном десяти футов роста, и при этом нечеловечески красивым. Он мог завораживать своим голосом и внешностью, но вызывал не восхищение, не любовь, не симпатию, а только ужас, глубокий, таящийся в самых темных уголках души и выползающий оттуда при одном взгляде на него… ужас… Подобного тому, что произошло с прислужником Хатоем в день, когда восставшие ворвались в Здание Совета, и слуга обратился к Эбонадо Атосаалю не своим голосом и не со своими словами, а затем умер страшной смертью на глазах у Вирда, – он не видел… Как мог Древний использовать человеческое тело, тем более тело неодаренного? Почему об этом никогда не упоминалось? Почему Атаятан воспользовался именно этим приемом, чтобы призвать к себе Атосааля? На что еще был способен Древний, пребывая в теле обычного человека? Мог ли он использовать Дары связанных с ним? Обладал ли неуязвимостью? Мог ли воспользоваться телом этой женщины, чтобы приблизиться к Мастеру Клату и убить того? Если так, то почему Хотой умер, а Инди жива и невредима? А может, случай с Клатом вовсе и не связан с умением Атаятана вселяться в чужое тело?..

– Вопросы… вопросы… Одни вопросы, – прошептал Ото Эниль, озвучивая мысли Вирда.

Вопросы. Одни вопросы.

– Нужно искать ответы. – Кодонак, как обычно, пришел в себя первым.

– Ты прав, – поддержал его Вирд. – Советник Эниль, как там наши Пророки и Толкователи, нашли что-нибудь?

Спрашивая, он направился к выходу из комнаты – разговаривать и думать в присутствии мертвого Мастера Клата было трудно. Нужно позвать слуг, чтобы приготовили тело к погребению. Советник Эниль, печально оглядываясь на погибшего, последовал за Вирдом, как и Кодонак.

– Я собрал всех, как мы и договаривались. Дал им доступ ко всем рукописям библиотеки Семи и к записям, к которым прикасалась лишь рука Верховного. Но об использовании Древним человеческого тела в качестве своего сосуда… нигде не упоминается. С другой стороны, наши предки могли и не наблюдать этого, ведь, встретившись с Атаятаном, они тут же пленили его, а затем усыпили, – докладывал Ото.

Вирд кивал. Следует быстрее заняться чатанскими Мудрецами: раз уж они отыскали у себя чертежи Доа-Джота, то в их библиотеках должно быть много чего интересного.

 

Глава 3

«Перо смерти»

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Оружейная Силы находилась на южной окраине Города Семи Огней. Мастера Оружейники хотя и считались частью Золотого Корпуса, все же представляли собой совершенно особую категорию боевых Одаренных и были полностью закрытым сообществом. Разве что самого Кодонака они пускали сюда беспрепятственно, и то, как подозревал Вирд, не потому, что он был их официальным Командующим, а потому что это был не кто иной, как Хатин Кодонак, умеющий располагать к себе людей немыслимым сочетанием решительной жесткости и обаятельной улыбки. А еще тем, что готов был собою закрыть подчиненного ему воина в бою. И каждый его боец знал: если нужно, Командующий за него жизнь отдаст. Кодонак действительно был таковым, без фальши, без показухи, и это порождало в его людях невероятную верность ему и делу, за которое он сражался.

Главным у Оружейников был Мастер Гилт Роалд. Приземистый и плечистый мужчина, его длинные темно-русые с проседью волосы были так туго обмотаны вокруг головы, что Вирд сразу было подумал, что он стрижен. Позже Вирд заметил, что у всех Оружейников подобные прически. Роалд был очень энергичен, имел быстрые черные глаза, подвижное лицо и разговаривал руками столько же, сколько языком, сопровождая жестом каждое слово.

– Рад видеть тебя, Кодонак! – обратился он неофициально к Командующему, когда они с Вирдом пришли в Оружейную.

Он обнялся по-братски с Хатином, а затем с улыбкой подошел к Вирду.

– Верховный. – На Роалде не было д’кажа, поэтому он дотронулся ладонью до груди, а не пальцами до лба, как принято у Мастеров Силы, поклонился, а затем еще больше расплылся в улыбке и заключил Вирда в крепких объятиях, похлопывая по спине. Невольно Вирд вспомнил тяжелую дружескую руку Ого.

Его рыжий товарищ сейчас вовсю упражняется в Академии Воинств: вполне возможно, что кутийская кровь позволит Ого сделаться Мастером раньше, чем через десять лет.

– За мечом? – быстро спросил Роалд, взмахнув при этом рукой, и его глаза азартно сверкнули.

– И не только, – ответил за Вирда Советник Кодонак. – Похоже, наш Верховный хочет взять у тебя пару уроков, Роалд.

У Мастера Гилта расширились глаза, затем он лукаво сощурился и рассмеялся.

– Что ж, идем! У меня тут есть особая сталь. Секрет сплава узнали наши разведчики в Годже, а мы тут немного поколдовали над ним… – рассказывал Роалд, рисуя в воздухе картины подвижными руками. – Так что…

Вирд шел за Мастером Роалдом туда, откуда доносился звон металла. Там работали кузнецы. Они вошли в жаркий цех, где ковались заготовки мечей, к которым будет применена Сила. Люди, работающие здесь, Одаренными не были.

– Мастер воздействует Даром на меч только в самом конце работы, – пояснял Роалд, перекрикивая звон молотов, – заостряет, придает кое-какие свойства, чтобы меч не затупился и через тысячу лет, ну и… вкладывает особую песню. Без воздействия Мастера выходит обычный злой клинок.

Злым клинком, как узнал Вирд недавно, называли оружие, которое заставляло берущего его в руки Одаренного бойца думать лишь о смерти, заглушая любую другую мысль, жаждать крови с безумной страстью; такой меч очень трудно контролировать. Подобными свойствами обладали клинки, выкованные обычными кузнецами, испытанные в бою и попившие крови на своем веку.

Меч Кодонака «Разрывающий Круг» был изготовлен более шести тысяч лет назад, и он не затупился, не заржавел, и песня его имела особую цель, ставшую вновь актуальной и важной сегодня… увы…

Вирд сделает себе меч не хуже. Он был в этом уверен, хотя Путь Оружейника еще не пробовал. К мастерской, где производилась финальная часть работы над клинками Силы, им пришлось идти довольно долго, переходя по крытым галереям из здания в здание, петляя коридорами, спускаясь и поднимаясь по лестницам.

В обширной комнате, находящейся на самой вершине Оружейной башни, стоящей в центре всего комплекса строений, работали сейчас пятнадцать Мастеров. Перед каждым на специальной стойке был установлен почти готовый меч без рукояти, Мастера Оружейники водили плавными движениями ладоней вдоль клинка, и Вирд видел, как потоки Силы – переливы алого и зеленого – воздействуют на сталь, затачивают, укрепляют ее. Под их ладонями рождалась и песня, пока еще тихая, едва слышная… и то, только для самих Оружейников и для Вирда, но нарастающая с каждым их жестом. Она заставит Одаренного воина, взявшего меч в руки, услышать себя, она поведет его в бой, разгорячит его кровь, сделает его единым целым с клинком, придаст сил его мышцам, вплетется в его дыхание… и Мастер Оружия сам станет оружием.

Восторг захлестнул Вирда. В нем одновременно проснулись и Дар Оружейника и Дар Мечника. Он задышал быстрее и глубже, а сердце принялось нетерпеливо подскакивать в груди. Кодонак с легкой улыбкой косился на него, но Хатину сейчас понятна лишь половина того, что испытывает Вирд.

Юноша едва сдерживался, чтобы не дотронуться, не применить свою Силу к одному из мечей: это работа другого Мастера – нельзя вмешиваться.

– Мне нужна заготовка, – выговорил он непослушными губами, сдерживая Дар изо всех сил.

Роалд, заметивший его реакцию и довольный донельзя, махнул рукой, приглашая их следовать за собой. Там, чуть дальше, был вход еще в одну комнату – личную мастерскую главного Оружейника. По пути он подозвал служителя и приказал:

– Неси ко мне ту заготовку, что сделали вчера – фойдейская сталь.

Тот кивнул, бросился со всех ног исполнять приказание.

В кабинете Вирд немного успокоился, отдышался, но когда внесли заготовку и установили перед ним на стойку, Сила Дара… Даров накрыла его новой волной.

В этот раз он не мог понять, какой Путь проснулся: конечно, Оружейник… Мечник, но это не все… Разноцветные сполохи затрепетали внутри него, руки наполнились невероятной Силой, мышцы напряглись. Вирд протянул ладони к заготовке и услышал прекрасную музыку – Путь Музыканта… Мелодия стала крыльями к Дару, что затачивал меч. Песня меча не требовала никогда раньше музыкального сопровождения, но не сейчас… Фиолетовая мгла Пророка стала фоном для творимого музыкой рисунка битвы: Вирд видел погибающих врагов, падающих под его ударами смаргов Древнего, видел, как пронзал его меч тех, кто связан Кру́гом, и как черная кровь хлестала из их неуязвимой для обычного оружия плоти.

Он чувствовал сталь так, как может чувствовать материал только Мастер Строитель, даже Оружейнику того не дано: скреплять нескрепляемое, придавая мечу прочность и остроту, каких еще не видел мир. Но затачивал он клинок, как Оружейник, а чтобы вложить в него песню, Вирд взял оружие в руки. Сила-кровь заструилась в единых для них с клинком жилах, продолжении его рук. Песня родилась сама, родилась под музыку, которая наполнила все пространство вокруг картинами боя, и алые с золотом линии, будто только что оставленные рубящим мечом следы в воздухе, появлялись то тут, то там.

Меч резал и колол, и не было невозможного для него. Плоть врага из Первого Круга, неуязвимая для другого оружия, становилась маслом для этого клинка. Меч пел, словно неистовый ветер, словно ураган, жаждущий мести восставшим против огня жизни. Нет пощады, нет милости, пока последний из смаргов не умрет, пока каждый из отдавшихся Древнему не уснет сном смерти, пока самого Древнего не поглотит забвение.

Вирд видел себя сражающимся до изнеможения, видел себя израненного, но не чувствующего боли, видел множество крови, неестественно черной, хлещущей из-под лезвия клинка. Слышал стоны и крики, проклятия и мольбы… Но его меч не остановится, пока не напьется. «Пить! Пить! Пить!» – пульсировало в его жилах. Клинок оживал под его ладонями. Вирд слышал его дыхание, его жажду…

Это был самый острый меч, какой только держал в руках человек. Но чтобы пробить тело неуязвимых, требовалась сверхъестественная острота. Повинуясь велению Дара, Вирд обработал края тарийским огнем, при определенных обстоятельствах этот огонь вспыхнет вдоль лезвия, а по долу клинка засияет яркий свет.

Огонь Создателя противен самому существу Древнего. Свет выжжет глаза тем, кто предал Тарию.

– «Перо смерти»! – назвал Вирд и услышал в ответ:

Вырван из крыльев того, кто летит. Призван смерть принести Врагу. Кого назовешь ты врагом своим, того крови напьюсь я сполна. Направь меня, и станцуем с тобой, я остр, как слово, и быстр, как молнии сполох. Ты дал имя – и я принял его. Перо смерти – я вычеркну имена твоих врагов из начертанного жизнью. Чернила мои – кровь, и пишу я на глади судьбы. Я ветер, кружащийся в буре, пылающая на солнце сталь, я принесу тебе славную победу. Во мне песня жизни и смерти, ради жизни я кровь проливаю. Неуязвимое мною пробито, я разящий до основанья. Проклятье на устах твоих пробужденному Врагу, стало силой на моем острие, что пронзает камень сердца, а лезвием плоти сталь разрезает, как ткань.

«Перо смерти» – огненными сияющими буквами выгравировал Дар Вирда имя меча на клинке.

Он завершил меч, изготовил рукоять, используя дерево Мицами – кусочек предварительно обработанного этого дерева он специально захватил с собою. Рукоять вышла теплой, прозрачной, приятной для руки. Мицами срослось со сталью, Вирд не знал как – знал его Дар. Строитель способен менять природные свойства материалов, придавая дереву твердость камня, а железу несвойственную гибкость и вязкость при сохранении необходимой прочности.

Дар свернулся усталым и тихим… Вирд тоже очень устал. Когда он оторвал наконец взгляд от меча, то понял, что сейчас раннее утро, едва-едва брезжит рассвет, а восходящее из-за зеленого холма солнце виднеется за восточным окном. Он работал весь вчерашний день и всю ночь, не замечая никого и ничего. Зато теперь в его руках собственный клинок, что станет верным другом в любом бою.

Кодонак спал, полулежа на диванчике, что стоял здесь же, в мастерской. А Мастер Роалд смотрел на Вирда красными от усталости и совершенно круглыми глазами.

– Как ты это делал? – произнес он охрипшим почему-то голосом и изобразил что-то неспокойными своими руками.

Кодонак заворочался, открыл глаза и сонно спросил:

– Все?.. Уже?

– Я не понимал, что ты делал… – бормотал Роалд.

Хатин Кодонак протер глаза и нахмурился, соображая, что происходит.

– Где это видано, чтобы Оружейник делал рукоять! – возбужденно выкрикнул Мастер Роалд прямо в ухо Кодонаку, тот поморщился и отпрянул.

– Ты что, Мастера Путей видишь в первый раз? – усмехнулся он. – Ты ожидал, что он будет работать как кузнец? Возьмет молот – и вперед?

Роалд не находил слов, поэтому попытался объясниться руками, но этого языка, увы, никто не понимал.

Кодонак нерешительно взглянул на Вирда, во взгляде читалось: «Позволь послушать песню…», но Советник не озвучивал просьбу, и Вирд понял почему: он стоит, вцепившись в рукоять обеими руками и прижимая клинок к груди, острием вниз, а вид у него, наверное, такой, будто он скорее убьет, чем выпустит меч из рук.

Вирд устало улыбнулся и протянул меч Кодонаку. Хатин принял оружие не сразу, вначале оглядел острие, увидел выгравированные символы имени: «Перо смерти», провел осторожно по ним пальцами, а только затем взял меч так аккуратно, будто стеклянный. Он прикрыл глаза и задышал часто – он слышал песню, текущую в его крови, разжигающую сердце, подпитывающую огонь Дара.

Когда Кодонак отдал меч Вирду, руки его едва заметно дрогнули, и он закусил губы. Он хотел что-то сказать, открыл рот, но лишь выдохнул…

На некоторое время воцарилось молчание, и все трое погрузились в размышления.

– У меня здесь есть подходящие ножны, – первым прервал молчание Мастер Роалд, вставая и открывая ящик, что стоял поверх своих братьев-близнецов, сгрудившихся у стены.

Извлекши на свет легкие кожаные ножны, украшенные орнаментом в стиле символов Силы, он отдал их Вирду: не слишком броские, удобные, меч входит в них легко и при этом не болтается. Вирд удовлетворенно кивнул.

– Вам нужно будет вооружить всех Мастеров Золотого Корпуса новыми мечами, – сказал Вирд. – Будете работать с Музыкантами Силы и Строителями.

– Это еще зачем? – удивился Роалд, не очень-то обрадовавшийся такой перспективе.

Мастера Тарии, как заметил Вирд, ревниво относились к своему делу, держались Одаренных, следующих тем же, что и они, Путем, и очень редко работали вместе, но это – их слабая сторона. Он знал, что в Городе под куполом все было не так, и поэтому те люди не только выжили в суровых условиях, но и победили зло – неуязвимое, царствовавшее в силе, и владевшее всем известным миром.

– Только вместе, объединяя Дары, мы можем создавать то, что создавали наши предки, и лучше. Мечи, которые будут поражать связанных, даже из Первого Круга; оковы, которыми можно будет пленить Древнего; заслоны, через которые не просочится зло. – При этих словах Вирд вспомнил смотрящие в потолок, застывшие глаза мертвого Мастера Клата. Можно ли создать защиту против этого? Чтобы у него в Городе больше никто так не умер…

– Да, Верховный. Как скажешь… – задумчиво кивнул Роалд и потер щеку, на которой за ночь появилась черная щетина.

– Почти сутки прошли… – пробормотал Кодонак, – надо возвращаться, а то все нас обыскались.

Он разминал затекшую от сна в неудобной позе шею. Вирду же очень хотелось спать. Кодонак прав, нужно возвращаться, и перемещение – сейчас лучший способ.

– Спасибо вам, Мастер Роалд, – поблагодарил его Вирд, тот в ответ развел руками и пожал плечами: «За что?»

Вирд не мог переместиться сразу в одно из помещений Здания Совета – мешала им же установленная защита от незваных гостей, хотя внутри здания перемещение было возможно. Они с Кодонаком оказались почти у самого входа, прошли мимо охраны, которая узнала Верховного и Советника и, не успели оказаться на жилом этаже, как наткнулись на Мастера Миче, явно искавшего их со вчерашнего дня. Алисандес Миче очень походил на мать глазами, и Вирд, глядя на него, всегда с теплотой вспоминал добрую старушку. Кажется, вечность прошла с тех пор, как он пришел в Шеалсон. То было в другой жизни… и он был другим человеком. Но тогда дышалось ему легче – груз ответственности за всю Тарию не лежал на его плечах, он был просто парнем… бывшим рабом, беглецом, снявшим ошейник с живого эффа… но все равно – просто парнем.

– Верховный! Советник Кодонак! – воскликнул Миче, приближаясь и салютуя им. – У меня донесение.

Вирд устало положил руки на плечи Кодонака и Миче, чтобы перенести их в свой кабинет.

Обстановка здесь напоминала об Атосаале. Когда он садился на одно из роскошных кресел, в ушах звучали слова бывшего Верховного о недолгой жизни Вирда… о случайной искре… о том, что Пророк не видит ни его, ни его следов… Нужно будет поговорить с Абилем Сетом, и хотя Сет больше Толкователь, чем Пророк, все же можно спросить, видит ли тот его – Вирда?

– Что за донесение? – спросил Кодонак.

– Нашли человека на улице Мудрых… мертвого.

– Еще один Мастер Силы? – нахмурился Вирд.

– Нет, это неодаренный.

– Так что особенного в его смерти?

Миче поморщился:

– Он выглядит так… как Хатой.

Лучник Миче был с ними в тот день и видел, как умер прислужник Хатой: его кожа слезла… будто изъеденная кислотой.

– Кто он? – уточнил Вирд, стараясь не показать и без того озабоченному Мастеру Миче свою тревогу и страх.

– Это Лайс Полто – портной. Он шил одни из лучших камов в городе. К его услугам прибегали все члены Совета, да и Эбонадо Атосааль всегда заказывал у него свою одежду.

– С кем встречался он перед смертью? – «К кому мог приходить Атаятан-Сионото-Лос?»

– Пока точно не известно, но в том доме, где нашли Полто, жил Мастер Художник Олтэн Дорго. Говорят, он медлил с переселением в Здание Совета. Сейчас его разыскивают.

– У этого Мастера Дорго есть семья? – продолжал расспрашивать Вирд.

– Нет. Ему сорок семь лет. Он не был женат, родители его умерли, братьев или сестер тоже нет…

– Не знаю, важно ли это, – вмешался Хатин, – но Дорго был близок с Канной Хэт – Мастером Перемещений, которая оказалась связанной с Древним.

Возможно ли, что Атаятан приходил к Дорго? Зачем тот ему понадобился? Куда подевался Художник? Связано ли это с Канной Хэт?

Служанка Мастера Клата так и не смогла вспомнить, как оказалась в его постели, и Вирд видел, что она не врет. Все, что она помнила, это как замочила белье и стала оттирать въевшееся в кам пятно, а дальше – пустота. Похоже, что кто-то, воспользовавшись ее телом, убил Мастера Клата… Почему «кто-то»? Это мог быть только Атаятан! Но почему тогда одних он убивает, когда покидает их тело, а других оставляет в живых? Имеет ли значение, мужчина это или женщина? Вопросы… вопросы… одни вопросы. А он, Вирд, – слишком молод, слишком неопытен, слишком мало знает… Он даже не уверен, что не умрет, не погаснет, едва зажегшись, не уверен, что Атосааль был не прав, предрекая ему скорую смерть.

– Вирд… – неожиданно обратился к нему Кодонак, и он понял, что, пока размышлял, почти уснул – сидя и с открытыми глазами. – Вирд, если ты не поспишь, то не сможешь ничего придумать или предпринять. Отдыхай.

– Но уже утро… – вяло пробормотал Вирд. Он не только эту ночь не спал – предыдущая тоже была бессонной, а в ночь третьего дня ему удалось уделить сну лишь три часа, а затем он отправился в библиотеку, искать сведения…

– Я пока расспрошу всех свидетелей, – продолжал уговаривать его Кодонак, – узнаю, что и как. Когда проснешься, я уже буду здесь и все тебе доложу.

Вирд хотел было возразить из последних сил, но Кодонак решительно поднялся и направился к выходу вместе с Мастером Миче, на ходу говоря:

– Ни к чему нам сонный Верховный.

Вирд сдался.

Он добрел до спальни, стянул с себя кам и повалился на кровать, не расстилая ее.

– Верховный, к вам Иссима Донах. Пускать? – спрашивал Мастер Таш, ныне Мастер Золотого Корпуса, хотя волосы бывшего Тайного еще не отросли. Вирд заметил, что Таш чаще других дежурит у его двери.

Вирд только что проснулся, было уже далеко за полдень, и выспаться ему удалось, но особой бодрости он не чувствовал. Иссима? Чего она хочет? Обычно девушка передавала свои просьбы и пожелания через Элинаэль, с которой дружила. Если она пришла к нему лично, значит, что-то стряслось.

– Да, конечно, – ответил он Ташу, поспешно натягивая кам.

Она была одета в шелковое голубое платье, оттеняющие яркие глаза, ткань такая тонкая, что подчеркивает все изгибы фигуры. Золотые волосы до самых пят свободно рассыпались по плечам и спине. Нужно быть слепым, чтобы сказать, что она не красива. Но для него Элинаэль несравненно лучше.

– Здравствуй, Иссима. Присаживайся, – предложил Вирд, стараясь не смотреть на соблазнительную красавицу.

– Как странно видеть тебя здесь, вместо деда… – тихо проговорила она, усаживаясь в кресло перед камином.

Вирд убавил тарийское пламя, что было ему подвластно, до маленького огонька, так как пришла весна, и в Городе Семи Огней уже было достаточно тепло.

– Так, словно приходила всю жизнь под сень раскидистого огромного дуба, а однажды увидела, что его выкорчевали, а на его месте посадили какой-то кустик.

«Какой-то кустик?» Зачем она пытается его оскорбить?

– Тот дуб весь прогнил, – холодно ответил Вирд, – а из «кустика», может, что и вырастет.

– Если его не затопчут, – еще более холодно отозвалась девушка.

Она смотрела прямо в его глаза, и Вирд спросонья не мог понять, что в ее взгляде…

– Иссима, ты хотела меня видеть? Что-то случилось?

– Я нравлюсь тебе? – резко сменила она тему и тон.

Вирд был ошарашен вопросом. Она встала и подошла ближе к нему, сам Вирд еще не успел усесться в кресло.

– Я красивая? Как ты считаешь? – Это Иссима спросила, стоя достаточно близко, чтобы взволновать любого мужчину.

– Да. Ты красивая, – ответил он, делая шаг назад и заходя за спинку кресла.

– Так я нравлюсь тебе?

– К чему это все, Иссима? – Вирд начинал сердиться.

– Вирд – ты Верховный! – засмеялась девушка. – Тебе можно делать все, что ты захочешь! Ты еще не понял всех преимуществ? Тебе стоит пожелать – и любое твое желание будет исполнено. У тебя власти больше, чем у императора Ары, чем у Короля-Наместника, чем у королевы Ливада. Ты – Верховный! Ты ведь не давал Элинаэль клятву верности! Ты можешь быть и с ней и со мной. Вместо одной красивой девушки – две! Разве это слишком много для Верховного?

– Для меня – да! Это слишком много. Я люблю Элинаэль.

– Я же не заставляю тебя ее разлюбить!..

Она вновь нашла способ приблизиться к нему и буквально зажать в угол между камином и креслом. Иссима взяла его за руки, подняла к нему безупречное лицо.

– Любить можно по-разному, – говорила она сладким и мягким, как текущий мед, голосом, – Элинаэль – так, меня – иначе. Если ты пожелаешь, она ничего не узнает. Да пойми же ты, дурачок! Ты можешь иметь все! Тебе вся Тария принадлежит! Не одна девушка, а любая, на какую ты посмотришь!

Вирд попытался высвободить руки, но не слишком решительно – девушка держала его крепко, и он боялся причинить ей боль.

– Не отказывайся так сразу. Я же вижу, что ты хочешь этого. Попробуй… Один поцелуй – и всегда можешь остановиться. Быть Верховным – это не только ответственность, есть и приятные моменты.

Ее губы так близко…

– Ты же вырос в Аре. Я слышала, что там нравы касательно любви не такие строгие, как считается у нас. Ведь так?

Эти слова помогли. Он вспомнил Ару. Рабство. Насилующего Миху надсмотрщика. Вспомнил побег, эффа, свои сны… Затем вспомнил Хатоя, который смотрел на него глазами Атаятана, а потом упал и умер, и он не мог ему помочь. Вспомнил мертвый взгляд Мастера Клата, из которого выпили Дар… Вся Тария ему принадлежит?! Люди умирают в его стране, в то время как он – совершенно беспомощен, а какая-то избалованная девчонка пытается его соблазнить, толкуя что-то про абсолютную власть! Вирд рассердился, отстранил Иссиму и отошел в центр комнаты.

– Ступай, – негромко, но твердо сказал он. – Мне не до этого сейчас. Не трать на меня свои силы, Иссима. В Тарии найдется множество достойных мужчин, которых тебе не придется ни с кем делить.

В ответ она засмеялась. Села в кресло и спросила:

– Так ты не хочешь?

– Нет.

– Я не верю. Но ты прошел испытание.

– Испытание?! – «Она устраивает мне испытание?» – Вирд давно не бывал так зол. – Что это за игры?

– Я хотела проверить тебя. Ты прошел эту проверку.

– Иссима, ты в своем уме?! К чему твои проверки?

Лицо ее сделалось печальным, маска соблазнительницы спала, девушка опустила голову:

– Присядь, пожалуйста…

Вирд сел, но сердиться не перестал: «Это снова какие-то игры?»

– Ты мне нравишься… С тех самых пор, как я исцелила тебя… отсекла боль.

– Я благодарен тебе, но…

– Выслушай, Вирд! Когда я поняла, что ты с Элинаэль… Это произошло так быстро… Мне показалось, что просто так сложились обстоятельства. Она была рядом, а я далеко – на берегу залива…

– Она тоже была далеко – в цитадели Шай.

– Теперь я знаю. Но все равно, я думала, что ты ошибся. Просто она оказалась более ловкой – раньше, чем я, предложила тебе себя. Любой юноша в твоем возрасте легко загорается, только увидев хорошенькую девушку. И если бы причина была в этом, то я бы легко отбила тебя у нее. Мы бы сейчас не разговаривали, а занимались чем-то другим…

Вирд почувствовал, что краснеет.

– Но ты прошел проверку. И я уступаю. Но учти, если я увижу, что между вами все не так хорошо, я воспользуюсь своим шансом.

– Это угроза?

– Это предупреждение. Тебе предстоит еще одна проверка – временем.

– Времени у меня мало, – мрачно произнес он. – Может, и вовсе нет.

 

Глава 4

При дворе

Гани Наэль

Совсем недавно он был в самом низу – в прямом смысле слова: жил в подземелье и ночевал на дурно пахнущем матрасе, днями не видел белого света и готовил с величайшими стратегами Тарии планы по смещению Верховного и других приспешников Атаятана, облеченных властью, и вот он – на гребне волны. Для человека смелого буря иной раз – не погибель, а возможность. А Гани Наэль считал себя смелым человеком, почти как дед его, пират.

Роскошь королевского дворца, конечно, уступала убранству покоев Верховного Атосааля, который за более чем триста лет своей жизни пристрастился к дорогим и изысканным вещам (Вирд – этот ходячий вихрь, конечно же того не оценит, ему все равно – сидеть за столом из прозрачного Мицами или из наскоро сколоченных, едва оструганных досок), но королевский дворец, что ни говори, был красив. Неодаренным отпущен короткий век, а молодость их – дуновение ветра, поэтому нужно успеть – успеть насладиться всеми благами, что предлагает этот мир. Не стоит тратить свои дни попусту, огорчая взор бедностью, грязью и разрухой, лучше любоваться на стройные колонны и узорчатые арки, созданные рукою самого Тотиля, на картины, написанные кистью величайших Мастеров Художников, в том числе и Одаренных, вдыхать аромат роз, что растут в королевском саду, и духов, что используют придворные, сидеть в мягких креслах, пить лучшее вино, баловать свой вкус изысканнейшими блюдами, дарить улыбки и поцелуи прекрасным дамам.

Гани Наэль с каждым днем все больше и больше понимал – он просто создан, чтобы стать придворным, советником короля. Такой должности он удостоился, когда Мило Второй узнал о его роли в деле восстания. А когда королю стало известно, что именно Музыкант Наэль нашел в Аре и привел в Город Семи Огней их Верховного – Мастера Путей, то слава окружила его, сделав наиболее уважаемым человеком во дворце… после Короля-Наместника, конечно, – Гани скромен.

То жалованье, что полагалось королевскому советнику, Гани приятно удивило. Он теперь мог бы купить себе несколько домов на берегу озера Фаэлос, было бы время в них жить: придворные дела отнимали ужасно много сил, а здесь, во Дворце, он имел свои покои, обставленные почти так, как он и мечтал. Пару незначительных штрихов: арайский ковер, таширские фарфоровые вазы, годжийские сабли как украшения на стене и конечно же модель фрегата из Междуморья, – и жилище полностью удовлетворяет его вкусу.

Если бы не предстоящая Тарии война, Гани Наэль сказал бы, что жизнь его вполне удалась. В последнее время Вирда, Кодонака или Ото Эниля он почти не видел, да и не особо искал встречи, так как они были слишком озабочены и заняты сейчас. Вирд крутится, как белка в колесе, не высыпаясь и почти не улыбаясь из-за свалившихся на него обязанностей. А Кодонак, Эниль и прочие… вроде бы и мудрые, пожившие на свете люди, а додумались до такого – сделать мальчишку Верховным! Хотя… это Вирд – он поставит весь мир с ног на голову.

После того как Эбонадо Атосааль и его приспешники покинули Город, здесь воцарились мир и покой, и единственное, что отчаянной тревогой гложет каждого жителя, – возможность их возвращения во главе с Древним.

Став придворным, Гани пересмотрел свой гардероб, вернее – выбросил старый и приобрел новый. Он лично заказал лучшего шеалсонского шелка с росписью: алые соловьи на фоне вечернего неба. Служащим у короля больше года советникам тот жаловал титул графа и земли в западной Тарии. Когда Гани станет графом, на его гербе непременно будет алый соловей, если до того времени останутся еще Король-Наместник и Тария…

Из этого шелка ему сшили три кама, и еще несчетное количество – из парчи, шерсти, бархата: различных цветов и оттенков, украшенных вышивкой и отделанных золотом, с широкими, как крылья, и узкими по руке рукавами, с высоким воротом и большим вырезом. О туниках, штанах, поясах, туфлях, сапогах и говорить не стоит. Под гардероб у Гани теперь отведена целая комната, и ему не верилось, что совсем недавно все его перемены одежды вмещались в заплечный мешок.

С таким разнообразием не так-то просто выбрать поутру, что надеть к завтраку. Еще одно преимущество придворной жизни – завтрак тут начинался не спозаранку, а когда солнце было уже достаточно высоко, чтобы дать Гани время хорошо выспаться.

Он облачился в желтый кам и высокие, по дворцовой моде, сапоги самостоятельно, хотя по званию ему положены слуги. И таковые у него были… не слуги – одно название! Эй-Га и Харт конечно же не стали бы его одевать, а если бы они и выразили такое желание, то сам Музыкант не позволил бы этим немытым дикарям дотрагиваться до его новенькой одежды. Но они хотя бы годились в охранники, когда Гани нужно было пройтись вечером по Городу Огней в это неспокойное время. Еще у него была служанка – Ата. Но эту Дочь снегов он уж точно к себе близко не подпустит. Поначалу у него была наивная надежда, что приученная к физической работе северная женщина будет хорошо наводить порядок и стирать его одежду. Куда там! Хорошо она умела только поучать и командовать на свой дикарский лад. И еще пыталась лечить его от каких-то неведомых болячек путем окуривания и протыкания иглами, похожими на пыточные. Будто он – Гани Наэль, королевский советник, знакомый с самим Верховным, не мог получить помощи от лучших Целителей Силы. Да и не было у него никогда никаких болячек! Ни искры, ни пламени!

Почему вообще эта женщина, которая обещалась было, – он помнил, – следовать за Человеком с крыльями, то есть прилипнуть к Вирду, а не к Гани, до сих пор ошивается около него? Гани подозревал, что разгадка в том, что ей приглянулся Эй-Га. Маленьким женщинам часто нравятся очень высокие мужчины…

Так что его «прислуга» находилась сейчас где-то в крыле для слуг огромного дворца, Эй-Га и Харт играли в кости, слушали наставления Аты и не спешили, в отличие от товарищей по ремеслу, к своему господину. Гани непременно заведет парочку настоящих слуг. Лучше всего для этого наведаться в Шеалсон и переманить у Фенэ ее бывших рабов – те-то приучены к порядку! А можно подговорить какого-нибудь «прыгуна», переместиться в Ару, купить там несколько рабов, затем освободить здесь, в Городе Семи Огней, и они будут служить из одной только благодарности так, как не смог бы ни один горожанин даже за солидные деньги.

С Мило Вторым завтракала уйма народу: титулованные особы, двор, иностранные послы, советники и прочие, и прочие… но Гани было отведено почетное место – седьмым справа от короля.

Сегодня соизволила выйти к завтраку и ее величество Алиния, что бывало редко. Младшая дочь королевы Ливада (там трон передавался по женской линии, и ее сестра должна была стать следующей королевой) не отличалась особой красотой: жесткий властный взгляд, резкие черты лица, прямой, чуть загнутый на кончике нос, светлые волосы, брови и ресницы, тонкие поджатые губы, худощавая, почти тощая фигура. Но все же нечто привлекательное в ней было, больше не во внешности, а в уверенной манере держаться, умении пошутить и понять шутку, решительности и безупречном вкусе.

Гани часто замечал на себе взгляд Алинии и прекрасно понимал, на что намекают ее глаза: не зря королеве так нравится его музыка; но в ответ он лишь косился на Мило Второго – ни к чему лишний риск, когда дела только начали идти в гору. «По-крупному рискуют только те, у кого слишком много или у кого ничего нет», – учил его отец, а Гани не относится сейчас ни к тем, ни к другим.

Алиния и сегодня, едва усевшись, принялась сверлить голубыми глазами Гани, пока Мило Второй был занят беседой с сидящим рядом с ним «придворным Одаренным» – так называли Мастера Облаков Иниго Абодо, первого советника короля. Конечно же Мастера Силы не могли оставить без присмотра неодаренного тарийского правителя, впрочем, Король-Наместник – не так, как арайский император, – решал очень мало, а если что и решал, то лишь с позволения и одобрения Верховного или Совета Семи.

Напротив Гани сидела аппетитная брюнетка – баронесса Марфиа Лихлис. Гани вздохнул и уставился в свою тарелку – если не стоило сердить короля и отвечать на взгляды королевы, то и Алинию также нежелательно было злить, пялясь во все глаза на прелести Марфии.

– Слыхали ли вы, Мастер Наэль, – склонилась к нему его соседка справа – пожилая графиня Инстос; с ней можно было болтать без оглядки на королевскую ревность, – что портной Лайс Полто умер?

Гани удивленно уставился на нее. «Вот так новость!» Он видел Полто только вчера – забирал у того новый кам для торжеств, и портной выглядел довольно бодрым и здоровым.

– От чего он умер?

– Говорят, страшная болезнь. Как бы не было в Городе эпидемии… Кожа у него на лице и на руках вся слезла.

– Эпидемии? Для этого есть Целители. И если бы Полто был болен, то кто-нибудь из Мастеров Силы непременно позаботился бы о его исцелении – ведь он их одевал! Всесильные Мастера камов не шьют – портных, тем более таких, как Полто, нужно беречь!

– Может, вы и правы, Мастер Наэль. Но как тогда объяснить его смерть?

Гани помрачнел. Об еще одной подобной смерти он знал – прислужника Верховного Атосааля – Хатоя. И как эту смерть объяснить, увы, смутно догадывался.

– Не знаю, графиня, не знаю… – ответил он, отправляя в рот отрезанный кусочек отлично приготовленной телятины. Мясо было мягким и пряным, а вино, которым он его запил, и вовсе выше всяких похвал. Отличное вино – букет и аромат!

Графиня Инстос спешила поделиться с ним еще дюжиной новостей не столь значительных, но более объемных и содержательных в ее устах, и, в конце концов, она так забила ему голову, что Гани не сразу понял, о чем речь, когда Алиния решила втянуть его в какой-то спор о политике:

– А вы как считаете, Мастер Наэль: есть ли опасность вторжения Ташира в Ливад?

Гани не спеша поставил на стол бокал, который держал в руке, быстрым взглядом оценил, кто из гостей смотрит на него и как, а пока он собирался с мыслями, королева дала некоторые пояснения:

– Мой супруг утверждает, что Ташир не осмелится на столь решительные действия, пока союз Тарии и Ливада скреплен нашим браком. Я же опасаюсь, что прослышав о войне с Арой и перевороте в Городе Семи Огней, король Ташира Архон не преминет воспользоваться случаем и рискнет отхватить себе ливадские западные поля. Вот Мастер Абодо, например, со мною не согласен, и он, кажется, считает, что женщине о таких вещах лучше не задумываться, что наш удел – зеркала да наряды, балы да поцелуи, но не более. – Конечно же если Абодо так и считал, то вслух и при Алинии такого никогда не говорил – он сидел сейчас весь красный и не знал, куда девать глаза. Королева частенько подшучивала таким образом над своими подданными, особенно над замкнутыми тихонями, вроде «придворного Одаренного».

– Не зря же среди Мастеров Стратегов Силы почти никогда не бывает женщин, – продолжала она насмешливо.

– Моя королева, – Гани почтительно склонил голову, начиная речь, – насчет возможной войны Ливада и Ташира я, увы, мало что могу сказать. Я не политик и не стратег – я музыкант. А что до призвания хрупкого и прекрасного женского пола, то скажу так – мне выпала честь быть знакомым с одной арайской к’Хаиль, дочерью и вдовой военных лидеров Ары. Так вот, к ее рассуждениям о стратегии битвы прислушивался порой и сам Мастер… теперь Советник – Кодонак.

Королева заливисто рассмеялась:

– Непременно хочу познакомиться с женщиной, способной своим мнением касательно войны привлечь внимание самого Хатина Кодонака! Как ее зовут?

– Фенэ Агаят, – ответил Гани. – Вернее, к’Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Агаят. Она совсем недавно вышла замуж за Мастера Агаята в Шеалсоне.

– Какие интересные у вас знакомства, – заметил граф Икрус Палстор, что сидел за столом ближе к королю, чем Гани. Этот лысеющий темноглазый мужчина лет сорока, с неприятным лицом, на котором резкими штрихами выделялись морщины у рта и острый подбородок, был хитер, подозрителен и опасен. А Гани Наэля он за что-то возненавидел с первого взгляда, а может, еще раньше – когда только услышал о приближенном к Верховному удачливом Музыканте. – Вы, случаем, не знакомы с императором Ары или с кем-то из чатанских Мудрецов?

– Такой возможности у меня не было, – ответил Гани, салютуя бокалом сверлящему его взглядом Палстору.

– Мастер Абодо, – повернулась королева к жертве, избранной ею сегодня для насмешек, – вам разве не интересно взглянуть на такую женщину? Может, вы поможете нам доставить ее сюда в столицу из Шеалсона? Я имею в виду Перемещение.

– Я Мастер Облаков, ваше величество, но никак не Мастер Перемещений. Но, если пожелаете, я могу обратиться за помощью к другим.

– Боюсь, сейчас не те времена, чтобы отвлекать Мастеров Силы на подобные глупости! – резко высказался Мило Второй. – Если тебе так уж угодно, Алиния, я пошлю гонца в Шеалсон, и эта твоя к’Хаиль получит наше приглашение и прибудет сюда. Обычным способом!

Завтрак хотя и был отменным на вкус, особого удовольствия Гани не принес: все утро его пытались втянуть в какие-то споры или просто (на первый взгляд) разговоры, имеющие тем не менее тысячи оттенков, переливов значений и намеков. Под конец Алиния вынудила его исполнить балладу «Обманутый король», которая совершенно некстати пришлась в присутствии Мило Второго… Песня рассказывала о том, как один король оставил свою королеву и, отправившись в дальние страны, полюбил там другую красавицу, которая потом и погубила его: «Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть, и встать не мог великий король – осталось ему умереть». Пока Гани играл, Алиния просто поедала его глазами, Марфиа томно ему улыбалась, сероглазая сестра Мило Второго – Агая, недвусмысленно водила точеным пальчиком по пухлым губкам, а граф Палстор все подмечал, составляя себе в уме план погибели Гани Наэля. Благо что Мило Второй ни на что не обращал внимания и был полностью погружен в какие-то тяжелые раздумья. Зачем Алиния играет в эти игры? Ей, скорее всего, невыносимо скучно, вот она и ищет себе развлечений, связанных с риском как для нее, так и для окружающих.

Из обеденного зала Гани выскочил, как пробка из бутылки игристого ноллилайского вина, но это не помешало проклятому Палстору его нагнать.

– Столько людей Верховного, присматривающих за королем – вам не кажется это перебором, Мастер Наэль?

Граф считает его человеком Вирда Фаэля, специально приставленным к королю, чтобы, подобно Абодо, следить за действиями коронованной особы. Гани сделал вид, что не понял вопроса.

– Ситуация противоречива и нестабильна, Мастер Наэль. Мило Второй не имеет наследника; конечно, они с королевой еще молоды, но со дня их свадьбы прошло уж более десяти лет. А тут – война. Если, не доведи Мастер Судеб, что-то случится с королем, то кому достанется корона? Оставит ли Верховный Фаэль на троне Агаю, или он, будучи человеком властным и любящим перемены, изменит порядок наследования? Ведь столько всего произошло и… среди Одаренных. Вековые традиции просто поставлены на колени перед Вирдом-А-Нэйсом Фаэлем.

«Ему не до твоей мышиной возни», – думал про себя Гани, вслух же сказал, прикидываясь простачком:

– Вы уж меня простите, граф, но откуда мне знать мысли Верховного? Его планы? Что до порядка наследования – будем молиться, чтобы Мило Второй прожил долгую и счастливую жизнь, оставив наследника.

– Вы слишком скрытны и сдержанны. Я, поверьте, не желаю вам зла.

«Охотно верю», – мысленно усмехнулся Гани.

– Меня, как одного из высокопоставленных лиц государства, а значит, и отягощенных большой ответственностью, беспокоит будущее Тарии. А вас – разве нет?

Жена короля по законам не могла наследовать трон, а у Мило Второго только сестра Агая, еще совсем юная, и множество очень дальних родственников. Интересно, граф Палстор – в их числе? То, что он интересуется вопросом наследования – неудивительно. А вот зачем пристает с подобными разговорами к Гани?..

– Сегодня в Тарии так много поводов для беспокойства, граф Палстор, что вопрос наследования, при живом молодом короле, отходит на второй план.

– Возможно, и так. – Палстор отставать от Гани не намеревался, он шел рядом, заложив руки за спину, и продолжал вести неспешную беседу. Не то чтобы Гани ждали срочные дела, но общество этого эффового графа – не самая приятная компания. – Но ведь не всегда так было и не всегда так будет. Почему в течение десяти лет ни Верховный, ни Советники ни разу не поинтересовались здоровьем королевы? Ведь Одаренные Мастера могли бы ей помочь.

– Вы считаете, что королеве нездоровится?

– О, Мастер Наэль, не прикидывайтесь – вы понимаете, о чем я. Может быть, у Правителя Тарии другие планы? Поговаривают, что Верховный желает упразднить должность Короля-Наместника. Конечно, это слухи, и слухов сейчас как никогда много. Находятся даже некоторые безумцы, утверждающие, будто восставший из могилы Древний опасен лишь для отмеченных Даром и не собирается свергать неодаренных правителей или менять власть обычных людей.

– Конечно же, – усмехнулся Гани, – Древний лишь разрушит Город Семи Огней до основания, перебьет половину населения Тарии, как уничтожил Детей Снегов, и заставит неодаренных правителей служить ему подставкой для ног. А свергать королей ему вовсе ни к чему.

– Вы иронизируете? Я же не утверждаю, что верю этим слухам. Слухи есть слухи. Мало ли о чем чешут языками? Как, например, о вас и особом внимании к вам ее величества.

Здесь Гани насторожился, изо всех сил сдерживая всякое внешнее проявление нервозности.

– Королева очень полюбила музыку и пение, хотя раньше больше интереса выказывала к охоте и войне, даже уговаривала Мило Второго взять ее в Доржену. Это неудивительно – зов крови. В Ливаде есть целые отряды солдат женского пола. Воительницы-ливадки известны всему миру. Не зря же там правит королева. Но вот музыка?..

– Музыка трогает любое сердце, – пожал плечами Гани.

– Конечно же настолько талантливый музыкант, как вы, может привить любовь к высокому искусству кому угодно. А слухи – пусть себе… Ветер дует, вода течет, бездельники болтают.

«Ни искры, ни пламени! Этот назойливый тип не желает оставлять меня в покое!» – думал Гани, поглядывая по сторонам в поисках способа от него отделаться.

Они давно покинули коридор, переход через галерею и вышли во внутренний сад, где весна уже начала окрашивать клумбы в ярко-зеленые тона и зажигать радужными огоньками первые цветы. Дамы и кавалеры прогуливались вдоль мощеных дорожек, переговариваясь, обмениваясь шутками, взглядами, прикосновениями…

Мастер Музыкант и граф кивали и улыбались проходившим мимо знакомым. Гани придумывал ответ Палстору и уж было придумал, когда принцесса Агая выскользнула откуда-то из-за обильно цветущего нежными голубоватыми цветами куста уфтанской вишни.

– Мастер Наэль, вы так трогательно исполняли сегодня «Обманутого короля» – я едва не расплакалась!..

Она повисла на его руке, и он решал, хорошо или плохо то, что она здесь. С одной стороны – Палстор заткнулся, а вскоре и испарился, а с другой – к нему тесно жмется сестра короля, наследница престола, которой всего-то шестнадцать и которая решила не отставать в любовных приключениях от старших дам. Но он ей здесь не помощник.

Принцесса тянула его прямиком в «яму со змеями»: у небольшого фонтана, где струилась изо рта златочешуйчатой рыбы лазурная вода, стояла королева Алиния, окруженная тремя фрейлинами. Одно шелковое одеяние по роскоши превосходило другое, но с почти скромным изяществом голубого расшитого серебром облегающего платья королевы вряд ли могло поспорить. Королева… гордо приподнятый подбородок, шаловливая усмешка на устах, чуть прищуренные, пылающие глаза. «Она снова что-то задумала, – кожей ощутил Гани, – и на этот раз жертвой выбран именно я…» С тех пор как он попал во дворец, его испытывали множество раз, проверяя на прочность, стойкость и способность выжить в среде придворных. Но если Гани остался цел и невредим в обществе Одаренных с их переворотами – то дворцовым интриганам он уж точно не по зубам. Да и когда это междуморец пасовал перед чьей-то хитростью?

– Ваше величество, – в очередной раз за сегодня поприветствовал он королеву наклоном головы и касанием браслета Мастера на левой руке.

– Мастер Музыкант! – улыбнулась Алиния улыбкой кошки, заметившей застрявшую в норе мышь. – Я так рада, что вы в этот раз не ускользнули сразу после завтрака. Нам определенно нечем заняться вплоть до самого обеда, а кому, как не Музыканту, развлечь первых дам государства, да еще и отчаянно скучающих?

– Буду рад сослужить вам службу, ваше величество, ваше высочество. Желаете послушать балладу? Или мелодию из Ары? А может, тарийский гимн? – Гани натянул на лицо самую учтивую из своих улыбок.

– Да, пожалуй, я была бы не против послушать какую-нибудь мелодию. Сыграйте нам.

Гани присел на скамейку перед фонтаном, покорно расчехлил инструмент, который практически всюду брал с собой – никогда не знаешь, где пригодится… Ведь Мастера Мечники носят при себе меч, лютня же – его оружие. Руки привычно перебирали струны, наигрывая «Весенний ветер, осенний дождь»: петь он не пел – дамы не просили, а ему не очень-то хотелось сейчас; вместо этого он прислушался к беседе, что вели женщины.

– Я предпочитаю, чтобы у мужчины был крепкие икры, налитые силой руки и мощный торс, – говорила кареглазая и темноволосая, очень молоденькая на вид фрейлина Юниа. – «Вот, значит, как!»

– Ну а мне больше нравятся тонкие стройные и высокие юноши, – возразила ей Масана с пшеничного цвета кудряшками и огромными очами цвета небес, сплошь состоявшая из приятных глазу изгибов и округлостей.

– Жаль, что Советник Абвэн оказался среди предателей, – вставила Алиния, – его можно было назвать образчиком мужской красоты. А юноши, Масана, обычно оказываются слишком неопытными. Я бы посоветовала тебе, Агая, для первой ночи выбрать все-таки мужчину постарше.

Гани сбился бы и сфальшивил, но его пальцы в игре уже давно привыкли действовать сами по себе, независимо от мыслей или чувств хозяина. «Что обсуждают эти дамы?!» Ладно, Алиния – она из Ливада, где женщины по вольности нравов дадут фору любой арайской к’Хаиль: он слышал, что там девушка, едва достигнув подходящего возраста, уже начинает подыскивать себе мужчину для первой ночи; но для чего Агаю приучать к тому же?! Она тарийка, в конце концов! А тарийские девушки, прежде всего, скромны! Куда смотрит Мило Второй?! Ему бы перегнуть взбалмошную сестренку, попавшую в дурную компанию, через колено и как следует отшлепать. И с Алинией сделать то же… если получится…

– Постарше? – засмеялась принцесса. – Так мне на графа Палстора обратить внимание? – На ее личике нарисовалась гримаса отвращения. – Пусть он будет хоть самым опытным на свете, не смогу я себя заставить целовать его лысину.

Алиния, а за ней три фрейлины залились смехом.

– Да что ты, девочка, зачем же? Палстор тебе не пара. Посмотри вокруг. Тебе нужен мужчина не слишком юный, но еще и не начавший стареть, приятный на вид, нежный и опытный. Не нужна тебе груда мышц с огромными руками, такими руками он тебя разве что в охапку сгребет, но никак не приласкает. Чиштос, Мархай и Багалс тоже не подходят, и сама знаешь почему. Кисинам вроде бы ничего, но язык у него такой длинный и хвастливый, что лучше держаться от этого помела́ подальше. С пажами и слугами я бы не стала связываться, недостойно это дамы королевской крови.

«Можно подумать, что обсуждаемая ими тема – достойна!»

– Вот, например, Мастер Наэль! – вымолвила королева, сердце Гани ёкнуло, но он продолжал сидеть и играть, прикрыв глаза. – Взгляни на него: необычная внешность, он не стар, но, держу пари, опытен. Не слишком высок и широк в плечах, но он наверняка жилист и силен.

Гани почувствовал себя товаром на арайском рабском рынке. От возмущения у него вспотели ладони, но показать свою реакцию в такой неловкой ситуации означало бы – сдаться без боя.

– Посмотри, как ласкают струны его руки, так же будет и с тобой!

– А какие у него глаза! – воскликнула Масана. – В них можно утонуть! Даже у Абвэна глаза не настолько красивые! Черные, как ночь!

– А голос! – подхватила Юниа. – С тех пор как он во дворце, все соловьи в королевском саду от зависти заболели и перестали петь.

Придумали себе развлечение! Думают, что он сейчас стушуется и зальется краской в смущении, или же, наоборот, растает от подобных похвал. Но в чем в чем, а в лести он понимает. И в том, как выкручиваться из подобных историй, тоже опыт у него имеется. Гани продолжал играть, будто был глух, как тетерев.

– Да! Я и не замечала, что он настолько привлекателен! – подхватила принцесса, и это убедило Гани, что разговор в его присутствии спланирован ими заранее. – Он вполне в моем вкусе. Но как мне увлечь такого мужчину? У меня ведь опыта – ни на искру!

– А я покажу, как надо, – томный голос Алинии. Гани услышал шуршание юбок и почувствовал, как кто-то садится рядом с ним на скамейку, но глаз не открыл. Вместо этого он начал петь, кстати припомнив ливадскую балладу:

Юность твоя, как роза цвела, Волосы – шелк, и кожа бела, Кому улыбнешься, кому знак подашь, Тот скажет: «Навеки ваш!» Наскучила доблесть, наскучила лесть, И всех благородных рыцарей честь, Готовы на все – лишь слово скажи. Но весь мир утонул во лжи. И сердце легло к твоему врагу: «Когда ненавижу – тогда не лгу». А кто ненавидит – почти влюблен, И снится тебе только он. Изгиб бровей и прекрасный стан, И шрамы от славных заживших ран, Опасный взгляд, где пылает месть, Тебе милее, чем лесть. Его страстный взгляд, что готовит месть, Тебе дороже, чем честь. Скрестили мечи давно ваши отцы, И оба они теперь мертвецы. Но помнят обиду ваши сердца И клятву: «Месть за отца!» Поверила ты, что любовь спасет, И что поцелуй твой растопит лед, И чтобы вражде положить конец, Готова идти под венец. «Моею ты станешь», – твой враг сказал, Но что пылает в его глазах? Любовь или боль? Обида иль страсть? Попала в его ты власть. Кто так целовал, не любить не мог, В любви – он король, в ненависти – бог. Кинжал его завершает месть, Любовь – не дороже, чем честь. Любил ли он? Но важнее месть… Любовь не больше, чем честь! И кровь твоя и слезы его… Он верен клятве отца своего И ради чести на все пойдет, Убьет или сам умрет. «Кого ненавижу – тому я лгу». – И ты проиграла, любя, врагу. Но кто ненавидит – уже влюблен, И тебя не забудет он. Кто ненавидит – уже влюблен… И он страдать обречен. Когда юному сердцу наскучит покой, То ищет бурю оно порой, И хочет страсти, и жаждет огня, О, юность, послушай меня: Горишь ты если – сгорать не спеши, В сильном огне не спасти души, А в урагане не видно пути, И заблудшего не найти. Все беды от скуки, когда праздны дни, И думаешь – зря пробегают они. Кто ищет страстей и бурлящих вод, Страданье свое найдет. Кто тонет в страстях средь бурлящих вод, К несчастьям стремится тот.

– Какая поучительная песня, Мастер Наэль, – прошептала ему в самое ухо Алиния. – Но кто же откажется от приключений, соблазнившись благоразумием?

– Мудрец, – спокойно ответил он, продолжая наигрывать, теперь другую мелодию: «Война света».

С другой стороны рядом с ним уже сидела Агая: скользящего взгляда на ее задумчивое личико Гани хватило, чтобы понять – ей действительно нравятся его музыка и пение, и она, подыгрывая Алинии, незаметно для себя сама становится жертвой этой игры. Песня – для нее, пусть подумает, юных девушек больше ничем не проймешь. А против Алинии у него другое оружие.

– Ваша баллада знакома мне… – задумчиво проговорила Алиния.

– Да, это ливадская баллада. Страсть. Месть. Убить из мести женщину, предлагающую тебе любовь… В Тарии не принято так.

– А у нас не принято считать женщину более слабой.

– Странные, странные ливадские обычаи… – протянул он. – Месть и честь… Женщины-воительницы… Первая ночь…

– Что, считаете нас, ливадцев, варварами, Мастер Музыкант? – Алиния недобро улыбалась. – С нашими порядками и нравами? С нашими богами, в которых вы не верите?

– О! Только не теологический спор, ваше величество! Я заканчивал совсем не Академию Философии. Я вовсе не считаю ни вас, ни какой другой народ варварами или дикарями. Мы все различны, и едино лишь то, что все живем, и все умираем. Но что считается приличным в Ливаде, иной раз вызывает осуждение в Тарии.

– Осуждение? Да… Вы правы. Обо мне ходит множество слухов. К примеру, что я прячу под платьем длиннющий кинжал из годжийской стали. Еще, что изменяю королю почти с каждым встречным; если верить слухам, то у Мило уже такие ветвистые рога, что ему опасно ходить на охоту – ненароком свои же могут спутать с оленем. Что тех, кто не понравился мне в постели, выносят в полночь из моей спальни с отрезанной мною собственноручно головой и бросают в Тасию-Тар.

– Но вас же тешат подобные слухи, именно поэтому вы им потакаете?

Алиния рассмеялась:

– Вы до противного проницательны, Мастер Наэль.

– Граф Палстор обеспокоен моим присутствием здесь, – обратился он к королеве, когда смех ее затих, и воцарилось молчание. Та приподняла бровь, но взгляд ее говорил: «Я давно изучила Палстора и прекрасно знаю, что его беспокоит и чем это вызвано». – Он также обеспокоен проблемой наследования престола Тарии.

Игривая улыбка ни на мгновение не покидала тонкие губы королевы, но в глазах сверкнула ярость. Эта тема не могла быть ей безразлична, а единственный способ отвлечь Алинию от задуманной в отношении него шалости – начать интересный разговор. Палстор даже не скрывал, что знает расклад в игре, и намеревается что-то выиграть и для себя. По-видимому, он уже не в первый раз колол королеве глаза, обрисовывая проблему отсутствия наследника. Но отчего он так обнаглел? Алиния уж никак не та женщина, что будет покорно принимать нападки кого-либо. Значит, какое-то оружие против нее у графа имеется. А вот какое?

– Мило думает только о войне и занимается только ею. Но я больше завидую, чем осуждаю. – Она была искренна. – А Палстора стоит опасаться… – Алиния сделала паузу, но тут же поспешно добавила: – Вам – не мне.

«Как раз наоборот», – подумал Гани.

 

Глава 5

Договор и встреча

Куголь Аб

Хатар Ташив хмурился и смотрел прямо перед собой, обдумывая недавнее донесение. Ему доложили, что к столице движутся эффы – те самые, которых вывели для войны с тарийцами и которые впоследствии перестали слушаться голоса императора, так как им приказал другой. По пути эффы не тронули ни одного человека: ни дорженца, ни арайца. Они были исхудавшими, но бежали быстро и целенаправленно. Бежали по главному тракту прямо к Чатану, и если они не сбавят темп, то будут здесь уже через три дня. Остановить их никто не пытался – все знали, что это бессмысленно. У Куголя была надежда, что эти эффы теперь не способны убить человека, как не способен был его Угал. Ведь это Вирд-А-Нэйс приказал им.

Куголь Аб поведал Мудрецу Ташиву о встрече с бывшим рабом Рохо, а ныне тем, кто подобен Каэ-Масу. В то, что раб может превратиться в великого человека, Указующий не верил, и в то, что эффы теперь безопасны – тоже, но он поверил в пробуждение Древнего. И это беспокоило его. Как ни хорошо скрывал Хатар Ташив свои чувства, а его тревога все же стала заметна Куголю Абу. Аре грозила опасность не меньшая, чем Тарии. Если тысяча арайцев, пусть рабов, но все же… была похищена и отдана для насыщения Атаятану-Сионото-Лосу, то теперь никто не может спать спокойно в своей постели… Следовало готовиться к великой битве, и он, Куголь Аб, собственными глазами видел, с КЕМ придется им сражаться.

Император Хокой-То, узнав обо всем, лишь разъярился и огорчился, что не уничтожил тарийских колдунов в Межигорье. Он считал, что именно они – основная причина всех бед, и избавившись от них, Арайская Кобра обретет покой. Он рвался вновь выступить войною на Город Семи Огней, пока тот еще не пришел в себя, и Указующий всякий раз с огромным трудом отговаривал его.

Мудрец Ташив был рад, что Тария повернула свои войска, и война окончилась. Но Хокой-То обладал характером, подобным штормящему морю, что не знает покоя и мира.

– Ты сказал, Куголь Аб, что твой эфф погиб в схватке с предателем Маизаном? – спросил Указующий, и Аб склонил голову, подтверждая эти слова. – Как по-твоему, зачем эти эффы идут в Чатан?

– Я не знаю, о Указующий! Вирд-А-Нэйс сказал, что повелел им не убивать. Угал слушался его слов до конца, зверь не тронул ни одного человека, но возненавидел предателя и бросился на Идая Маизана, хотя тот был нечеловечески силен, как подтвердил и присутствовавший там палач-истязатель. Эти эффы тоже не убивают никого.

– Пока не убивают. Но сколько времени потребуется четырем тысячам эффов, чтобы опустошить Чатан?

– Войска императора окружили его дворец и готовы положить жизни, но остановить зверей, – отвечал Аб.

Мудрец Ташив встал, расправив одежды, и отошел к окну, глядя на раскинувшийся внизу город.

– Столько лет я прожил, – тихо сказал он, – а не думал никогда, что наступят такие времена: древнее зло грозит уничтожить всякий Свет, и виною тому – предатель, который был мне братом-Мудрецом.

Указующий замолчал, а Куголь Аб не смел нарушать размышлений старшего из Перстов Света. Да пошлет Создатель его господину такие мудрость и твердость, что неведомы доныне никому, чтобы противостоять пробужденному злу, спасти и сохранить Арайскую Кобру.

В покои Мудреца вошел Секретарь Аладижо, кланяясь при каждом шаге. Глаза его бегали, выглядел он взволнованным и испуганным.

– Правый Указующий! У меня срочное сообщение для тебя! Выслушай!

– Эффы уже в Чатане? – спросил Ташив, не оборачиваясь от окна.

– Нет! О Мудрец Ташив! Верховный из Тарии хочет видеть императора и Перстов Света.

Хатар Ташив теперь обернулся, взглянул на Аладижо.

– Из дворца императора только что прибыл гонец с сообщением. Тарийский посол объявил о прибытии самого́ Верховного сегодня, в час заката. Он желает говорить со светлейшим Хокой-То и Хранителями Кобры. Император приказывает тебе прибыть незамедлительно, и если сочтешь нужным, то и взять с собою остальных Мудрецов. Принимать Верховного он отказался!

– Отказался?! – Хатар Ташив побагровел, а Куголь Аб размышлял, тот ли это Верховный, что предал огонь жизни вместе с Идаем Маизаном.

– Если Хокой-То не захочет говорить с Правителем Тарии, то война возобновится! Собери всех Мудрецов, Аладижо, и объяви, что мы немедля отправляемся во дворец императора! Куголь Аб, ты идешь со мной!

Куголь забеспокоился. Если сюда движется Верховный, который связан с Атаятаном, то это опасно и для императора и для Мудрецов. Кто знает: может, это сам Атаятан-Сионото-Лос призвал своих псов – эффов, и они следуют за его голосом, подчиняются приказам связанных с ним? Тогда Аре грозит беда… Но что может сделать жалкий Служитель против мощи подобных существ? В руках Идая Маизана он был словно беспомощный щенок, попавший в зубы льву: его пытали, пытали и тело и душу, и едва не сломили. Если бы не тот, кто был когда-то рабом Рохо…

– Император! Светлейший Хокой-То! Я вновь обращаюсь к тебе! Прошу тебя, будь благоразумен! Послушайся голоса мудрости! – Хатар Ташив в окружении девяти Перстов Света стоял перед императором.

Куголь Аб, что стал тенью Указующего, был здесь же, позади Ташива, взирая на происходящее с ужасом: он размышлял о том, что бурный поток, направленный неведомо кем, разрастается, разливается и готов уже поглотить всю Ару. Последние времена настали, раз уж сам Правый Указующий теряет терпение, а император, властитель Ары – не желает слушать Мудреца.

– Я уже сказал тебе, Ташив, достаточно! – закричал император, и Куголь Аб содрогнулся. – Я послушал тебя и отступил, оставил Доржену с ее жирными землями, я не стал дальше воевать с Тарией. О чем сожалею. Но пресмыкаться перед тарийским колдуном, что зовет себя Верховным, не стану! Мне не о чем говорить с ним! Я потомок великих царей-завоевателей, мой отец – император (да будет прославлено его имя в веках), не потерпевший ни одного поражения! Я – побеждающий под знаменем Кобры! Я не стану слушать слов моего врага! Я смету его армии с лица земли! Разрушу и предам огню его Город! Я убью всякого, кто именует себя в Тарии Одаренным! Ведь это они, как ты же мне и открыл, пробудили Атаятана-Сионото-Лоса!

– Да, Хокой-То, – печально ответил Ташив: он спорил с императором уже больше часа, и в его голосе слышались усталость и обреченность. Неужели и он потерял надежду? – Имеющие огонь Создателя пробудили Атаятана-Сионото-Лоса, предав тем самым этот огонь… Но не все таковы. Мой служитель Куголь Аб видел самого́ Купающегося в крови, видел его смаргов, видел мощь тех, кто связал себя с ним. Как ни горьки для меня эти слова, но без тарийских Долгожителей, тех из них, кто остался чист, нам не победить…

– Ты глупец! – вновь закричал император. – Это они жаждут нашего поражения! Это они пробудили его! И все они в этом замешаны! Все до единого! Они – предавшие жизнь! И никогда я не заключу союза с колдунами! Пусть потухнет их пламя, и пробужденный ими пусть поглотит их! А ты, Указующий, отправляйся в свою Обитель, уйди с моих глаз, пока гнев мой не утихнет! Иначе я сделаю с тобой то же, что сделал с Кай-Лахом!

– Ты в силе сделать со мною все что угодно! – гордо поднял голову Хатар Ташив. Кай-Лаха император четвертовал, несмотря на совет Мудреца отдать его эффу. – В силе – но не в праве! Никогда еще рука императора не поднималась на Хранителей Кобры, за исключением предателей! Только безумец способен на такое! Проклятие ляжет на отважившегося убить Мудреца!

– Еще одно слово, Ташив, – разъяренным тигром зарычал император, – и я вычеркну твое имя из списков живых! Ты будешь предан самой жестокой смерти – за то, что посмел перечить мне!

Куголь похолодел: никогда раньше император не угрожал так Мудрецам Чатана, даже в записях Мудрых древности не было упоминаний о подобном. Он знал, что Хатар Ташив молчать не станет и угроз не боится, он также знал, что император Хокой-То свою угрозу выполнит…

– Простите, что прерываю ваш спор! – послышался вдруг громкий молодой голос в звенящей тишине откуда-то с правого дальнего конца тронного зала.

Зал был освещен тысячами свечей, горящих в огромной золоченой люстре под потолком и в светильниках на стенах, но все равно, после захода солнца тени сгущались в дальних углах, за колоннами, позади трона императора, и в той части помещения, откуда раздался голос.

Хокой-То расширившимися глазами смотрел в ту сторону, смотрели и Мудрецы, и он – Куголь Аб. Вдруг яркий свет вспыхнул там, загорелся, и большой шар, подобные которому Аб видел уже в тарийской тюрьме и в пещере Атаятана, поплыл вверх, освещая четверых.

В высоком юноше, что стоял впереди, с темными волосами, в длинном тарийском одеянии, которое называли они камом, с синей повязкой на лбу, Куголь сразу узнал Вирда-А-Нэйса. За его спиной были трое, двоих из которых Аб тоже видел мельком в своей темнице, когда они появились там, но имен их не знал.

– Кто вы такие! И как смеете врываться сюда?! Кто впустил вас?! – вскричал император, изображая гнев, но в его голосе слышался страх.

– Я – Верховный Тарии! – сказал Вирд-А-Нэйс, и Куголь от удивления раскрыл рот. «Он стал Верховным?! Победил предавшегося Древнему?! Он Каэ-Мас – не иначе!» – А мои спутники – Советник Эниль, Советник Кодонак и Советник Стойс. Я пришел к тебе, Хокой-То, но вижу – ты не рад видеть меня?!

Говоря это, Вирд двигался по направлению к трону, а император хватал ртом воздух, не в силах произнести ни слова.

– Я пришел не с пустыми руками, у меня есть дары для тебя.

– Ты желаешь подкупить меня, несчастный?! – смог вымолвить, наконец, Хокой-То.

– Нет! Дары останутся у тебя, независимо от того, откажешь ты мне в просьбе или удовлетворишь ее.

– Ты ныне Верховный Тарии? – вмешался Мудрец Ташив, что тоже был изумлен, но лишь немного побледневшее лицо выдало это. – Как твое имя? Каков твой огонь Создателя?

– Я Вирд-А-Нэйс Фаэль! – отвечал юноша.

– Ты бывший раб! – воскликнул Указующий, припоминая рассказ Куголя.

– Я – Верховный, и я – Мастер Путей! – спокойно, не дрогнув ни одним мускулом лица, ответил Вирд.

– Что означает это?

– Разнообразие Даров и возможность использовать любой Путь Силы. Мой первый подарок тебе, Хокой-То, – вновь обратился Верховный к императору, – тарийский свет!

В его руке родился новый светящийся шар и взмыл под потолок, затем еще три. Когда пять сияющих шаров зависли над залом, в помещении стало светлее чем днем. Император и Мудрецы были поражены. Куголь Аб испытал благоговейный трепет. Тарийский свет завораживал! Какой араец, от раба до императора, станет взирать равнодушно на солнце в руке человека – светило, которое, разгоняя тьму, служит простому смертному?! А человек, способный создавать подобный свет, заслуживал если не преклонения перед ним и безоговорочного выполнения всех его повелений, то хотя бы того, чтобы его выслушали.

– Второй мой подарок – это эффы. Четыре тысячи эффов без ошейников, что повиновались некогда тебе, я остановил однажды на холмах Доржены, но ныне я возвращаю их тебе. Они будут послушны твоему слову, но убивать людей не станут, даже если ты наденешь им ошейники.

– Для чего тогда они?.. – злобно прошипел император.

– Они защитят тебя от связанных с Древним. Их, а также его смаргов, эти эффы будут убивать без пощады, сражаясь до конца, не щадя своих жизней.

– Почему я должен верить тебе? Возможно, твои эффы растерзают меня в клочья, едва я приближусь к ним?

– Если бы я хотел убить тебя, Хокой-То, – усмехнулся Вирд-А-Нэйс и взглянул на императора. («Такой взгляд никогда не мог бы принадлежать бывшему рабу», – думал Куголь Аб), – разве я не сделал бы этого прямо сейчас?

– Ты бы не посмел! – выкрикнул император.

– Путь Мастера Огней позволяет создавать не только свет, но и пожирающее пламя, – тихо и спокойно ответил Верховный. – Путь Мастера Оружия позволил бы мне отрубить тебе голову за считаные мгновения – и никакая охрана не помешала бы. Путь Разрушителя дал бы мне возможность сровнять с землею весь твой дворец. Я переместился сюда, используя Путь Мастера Перемещений, и я ушел бы отсюда непойманным и незамеченным. Но у меня нет намерения лишать тебя жизни, и вместо этого я предлагаю третий подарок императору Ары – мир! Мир между Тарией и Арой. Я не стану нападать на твою страну, я не стану свергать твою власть, пока бодрствует Атаятан-Сионото-Лос и опасность угрожает всему Астамисасу.

В тронном зале воцарилось молчание. Император побагровел, голова его была опущена, челюсти крепко сжаты, короткая борода взъерошилась, он впился пальцами в подлокотники трона. Хатар Ташив стоял с прямой спиной и высоко поднятым подбородком: Указующий всецело владел собою, как обычно. Остальные Мудрецы не были столь хладнокровны, лица многих из них бледны и испуганы. «Чего ожидать от Верховного Тарии, обладающего такой властью?» – размышляли они.

Куголь Аб же чувствовал облегчение от того, что Верховным оказался Вирд-А-Нэйс, а не тот, кто продал огонь своей жизни Атаятану.

– Чего же ты хочешь взамен? – спросил Правый Указующий, заметив, что молчание затянулось и император не желает держать ответ.

– Ты Глава Мудрецов? Хатар Ташив? – спросил Вирд-А-Нэйс.

– Да, это я.

– То, что я хочу получить взамен, мне не сможет дать светлейший император. Но это есть у Перстов Света. Я преподнес дары ему, и вам у меня тоже есть что предложить. – И Вирд вновь обратился к Хокой-То:

– Достойный император, ты позволишь мне обратиться с просьбой к Мудрецам Чатана?

После длинной паузы император сказал сквозь зубы, будто выплюнул:

– Позволяю! – Властитель Ары смотрел на Верховного исподлобья, изо всех сил сдерживая свой гнев и желание схватить незваного гостя и тут же казнить его, но Хокой-То понимал, что слова Вирда о его возможностях – не пустая угроза.

Верховный, выслушав ответ императора с царственным достоинством, обернулся к Хатару Ташиву и остальным Перстам:

– Вы обладаете сокровищем, которое сегодня может послужить не только мне, но и вам самим. У вас есть древние записи, книги и манускрипты. Те, кто предал огонь жизни, а таковые были, увы, и среди нас и среди вас, не преминули воспользоваться знаниями, какими обладали наши праотцы. С помощью этих знаний они смогли пробудить Древнего, а мы с помощью этих же знаний должны отправить его в вечное забвение. Позвольте нашим Пророкам и Толкователям прочесть эти записи, найти там способы борьбы против Древнего.

Хатар Ташив сделал несколько шагов, подходя к Верховному Тарии. И хотя на лице Указующего не было морщин старости, его седая длинная борода – символ мудрости, резко отличала Ташива от юного темноволосого Вирда-А-Нэйса. Но взгляд молодого был равно твердым, как и у прожившего очень долгий век Мудреца.

– Никогда раньше арайская мудрость не открывалась вам – тарийцам! Ты пришел взять то, чем вы всегда стремились обладать. Обманом или силой вы пытались завладеть нашими знаниями, но до этих дней вам того не удавалось. Веками Ара противостояла Тарии, сохраняя нетронутыми наши сокровища – и вот являешься ты и думаешь, что мы преподнесем тебе все это только за то, что ты Верховный?! Я вижу, ты молод, очень молод. Не юнцу вроде тебя решать такие важные дела! Может, ты и одарен более чем кто-либо другой; может, ты и необычайно разумен; может, и способен творить свет или исчезать и появляться, где тебе угодно; но чтобы править, нужно прожить жизнь. Мудрость не дается человеку при рождении, ее копят годами, собирают по крупицам. Сколько лет тебе?

– Тому, кто пробудил Древнего – больше трехсот двадцати лет, и мудрость, собранная им по крупицам за все эти годы, послужила тьме, а не свету, – ответил Вирд-А-Нэйс, не смутившись и не потеряв самообладание, хотя спутники его нервничали, слушая Ташива, особенно невысокий, безбородый, как и все они, человек с длинными седыми волосами. – Пророк сказал, что в последние времена юность поведет старость. Среди моих спутников – Советников из Семи, есть человек, который прожил не меньше тебя на свете. – Юноша обернулся, показывая раскрытой ладонью на того самого мужчину, привлекшего внимание Куголя, седовласый правитель ответил кивком головы, – Советник Ото Эниль.

– Я не сам поставил себя, – продолжал юноша, – меня избрали люди не менее мудрые, чем Персты Света. Да, я молод, но что предстоит мне – сделаю. Я не желаю владеть знаниями Ары с какими-то своими целями или стремясь заполучить власть над ней. Я ищу ответы. Взамен я даю вам – чатанским Мудрецам, равноценную возможность воспользоваться знаниями, собранными в библиотеке Академии Силы или даже в библиотеке Семи.

Мудрецы возбужденно зашептались между собой. «Для них, – понял Куголь Аб, – собранные в Городе Семи Огней знания очень ценны и вожделенны». И лишь Хатар Ташив остался невозмутим, говоря:

– Ты делаешь то, чего не было раньше.

– Ты ошибаешься, Мудрец Ташив. Наши предки пришли из северного города, возведенного ими под куполом. Как мои, так и твои. И шесть тысяч лет назад, когда еще не было ни Ары, ни Тарии, их знания были общими. Укротители, те, кого вы называете создателями эффов, пришли сюда из Города Семи Огней…

– Как ты смеешь, тарийский колдун! – перебил речь Верховного император: гнев в нем пересилил страх, и он вскочил, яростно вращая глазами. – Как смеешь ты говорить, что арайцы произошли от тарийцев?! Наши корни уходят глубоко в прошлое, славное для нас прошлое! Наши цари завоевывали земли по южную сторону от Хребта Дракона и правили ими еще тогда, когда не было никакого Верховного в Тарии! А ты высказываешься, будто наши предки бежали от ваших!

– Я не говорил того, светлейший император, – юноша обернулся к Хокой-То, – я говорил не об арайцах, а лишь о тех, кого называют создателями эффов – о первых Мудрецах.

– Это равно оскорбительно для арайцев! – выкрикнул Мудрец Адав – Левый Указующий.

– Правда не может быть оскорбительна, – возразил тихим голосом тот, кого Вирд-А-Нэйс назвал Советником Энилем.

– Твоя правда в том, что ваши Укротители стали нашими Мудрецами?! – спросил Хатар Ташив, сдвигая брови.

– Моя правда?.. – Верховный пожал плечами. Он указал на Мудреца Ошарха, которого поставили вместо Кай-Лаха Правым Поддерживающим. – Среди вас – Пророк, спросите его. Что видел он о прошлом?

– Откуда ты знаешь… кто я? – прошептал побледневший Ошарх. – Кто рассказал тебе обо мне?

– Мудрец Ошарх? – Хатар Ташив нахмурился еще больше. Каждый раз он гневался и огорчался, когда слышал – вначале от пытаемого Кай-Лаха, затем от Куголя Аба, который передавал услышанное и увиденное им в плену – о том, что не предки Мудрецов создали эффов, а Древний. Первые же Мудрецы только надели на зверей ошейники, заставили их служить тем, у кого Жезл повелений. – Скажи мне, можешь ты подтвердить эти слова Верховного Тарии?

Мудрец Ошарх не обладал тем хладнокровием и выдержкой, какой славился Указующий, его лицо посерело, а губы задрожали.

– Да… У меня были видения о прошлом… Их называли… Повелевающие псами… Они пришли из… Города Семи Огней… сюда в Ару… стали здесь Мудрецами… Я видел… когда читал Летопись Начала… – Ему пришлось сказать ту правду, которая не понравилась ни Хатару Ташиву, ни императору Хокой-То.

Светлейший император вновь опустился на трон, и лицо его было маской сдерживаемой ярости. Остальные Мудрецы качали головами, внимая горьким для них словам прорицателя.

Харар Ташив стоял неподвижно и глядел задумчиво куда-то за спину Ошарха, пока тот говорил.

– Как ты узнал, что Мудрец Ошарх – Пророк? – прервал Указующий воцарившееся молчание.

– Я знаю, что ты – Укротитель, еще двое из вас – Целители, я могу указать их, остальные – неодаренные. Я вижу Дар – огонь Создателя внутри вас.

– Если ты, Верховный Тарии, видишь все: и прошлое, и будущее, и настоящее, можешь все, даже создавать огонь, то почему ты пришел к нам?! – говорил Мудрец Адав, ухватившись обеими руками за свою снежно-белую бороду.

– Потому что один человек ничего не может! – печально произнес Вирд, а затем добавил: – Восставший из вечного сна Атаятан-Сионото-Лос готовит армию из сотен тысяч своих смаргов. Стоящий здесь Куголь Аб может поведать вам о них и описать, как они выглядят: каждый из них силен как несколько крепких мужчин, их оружие превосходит размерами и убойной силой оружие людей. Но кроме них у Древнего есть его Круги – Одаренные, ставшие на его сторону: неуязвимые, способные перемещаться, как и я, сражаться, как лучшие воины, исцелять самих себя. Тысячу рабов взял Атаятан для своего насыщения из Ары, и гряда Сиодар не стала ему препятствием. Какие средства против него есть у Ары? Что предпочтем мы – сражаться между собой, чтобы потом отдать все земли и народы от Северного залива до пустыни Листан тому, кто правил здесь жестокой рукой в древности? Или объединим усилия, чтобы защитить своих людей от него?

– Слова тарийского колдуна! – раздался голос Хокой-То. – Обманщика, затуманивающего разум! «Сладки их слова, когда входят тебе в уши, но горьки, когда извергают из тебя сердце» – так говорил мой отец-император о вас – тарийцах. Он предостерегал меня не верить вам. Вы все лжецы! Тебя ведь не иначе, как послал сам Атаятан-Сионото-Лос, чтобы вкладывать свой обман в мои уши! Разве может человек обладать такой властью, какой обладаешь ты?

Император встал, спустился с тронного возвышения и подошел к Мудрецу Ошарху.

– Пророк? – обратился он к нему, и тот изменился в лице. – Ты подтвердил слова тарийского колдуна о прошлом. Но ведь ты прорицатель и видишь будущее так же?

– Я… вижу, иной раз… когда Создатель открывает грядущее мне…

– Что видишь ты в будущем об этом человеке? Кто он? – Хокой-То указал на Вирда-А-Нэйса, и драгоценные камни в перстнях, которыми были унизаны его пальцы, ослепительно сверкнули.

– Об этом человеке?.. – пробормотал испуганный до смерти Мудрец и посмотрел на Верховного. – Этого человека… я не вижу… и не видел никогда… Не могу его видеть…

При этих словах лицо Вирда помрачнело.

– Но я вижу, – смелее продолжал Ошарх, – что Мудрецы Чатана и Советники Тарии вместе изучают летописи. Я также вижу тебя, о светлейший император Хокой-То, скачущим в бой рядом с королем Мило Вторым…

– Не бывать тому! – прервал его император. – Ты, Мудрец Ошарх, такой же предатель, как и Кай-Лах или Маизан!

– Нет! – встал перед Хокой-То Хатар Ташив, закрывая собой Ошарха. – Предателей среди нас больше нет.

– Сейчас я и мои спутники уйдем и оставим вас. Я больше не появлюсь в этом зале без твоего приглашения, Хокой-То, – даю тебе слово Верховного! Но через три дня я с эскортом буду в зале приемов твоего дворца, чтобы узнать о твоем решении и решении Мудрецов. К тому времени эффы будут в Чатане. Ты сможешь убедиться, что они не опасны для людей и будут повиноваться каждому твоему слову. Прикажешь умереть – умрут. Ты – Повелитель эффов! Три дня… Внемли гласу мудрости, император! Тария предлагает тебе сделку единожды! И ты знаешь, что у Тарии, даже у одного меня, достаточно могущества, чтобы взять просимое силой!

Когда стихли произнесенные Вирдом-А-Нэйсом слова, туман окутал всех четверых, и они исчезли.

Император Хокой-То стоял напротив Мудреца Ташива, и они, словно двое приготовившихся сразиться в поединке противников, глядели друг другу в глаза.

Эрси Диштой

Когда Эрси очнулся, уже рассвело. Он понял, что лежит не на полу, а на мягкой широкой постели, потолок над ним – из остроганных бревен, а обстановки комнаты он не может разглядеть за собравшимися здесь людьми. «О Мастер Судеб!» – застонал Эрси. Попроси женщину сделать что-нибудь, и она непременно сделает все наоборот! Он сказал Ришке никого не звать – так она созвала всю деревню! И, кажется, его куда-то перенесли – в доме вдовы не было такой широкой кровати. Тот самый здоровенный увалень, что встретился ему первым в этом злополучном поселении, стоял прямо перед ним и цвел, как Мицами весной: щеки раскраснелись, губы расплылись в широкой улыбке, обнажая далеко не белоснежные зубы. Тут же находилась и вдова Ришка, а в высоком стройном и широкоплечем парне, с грубоватым, но приятным лицом, Эрси с большим трудом признал исцеленного им Бини, он невольно залюбовался на свою работу. Стоил ли этот деревенский парень такого оттока? Не хотелось этого признавать… – но ведь стоил, поганец! Вот ведь какой получился складный, сколько еще девушек поплачут о нем… И взгляд у него вполне осмысленный, может, он и не дурачок?..

– Что ж он не сказал, что Мастер Силы? – услышал Эрси голоса где-то за спинами стоящих в первом ряду – там люди еще не заметили, что он открыл глаза.

– Если он Мастер, то почему у него волосы короткие? Я слышала, что если Одаренный острижет волосы – то Сила уйдет.

– Так он совсем молодой! У него, наверное, это в первый раз… Дар развернулся…

Для Эрси теперь каждый раз, как первый. По крайней мере, касательно оттоков. Он нащупал рукой сползший на шею кусок кожаного ремня с завязками на концах – эта штука хоть немного помогает сохранить зубы целыми и язык не прокушенным. Дар вновь свернулся внутри в тугой узел, совершенно неощутимый. Поначалу он даже думал, что никогда уже не сможет призвать Силу Целителя, но однажды решил попробовать: не Дар заставил его, навязчиво предлагая свои услуги, – он сам решил! И Эрси смог исцелить того человека, правда, потом отток такой, какого не бывало у него и в юности, когда Сила впервые проявила себя, захлестнул его, истязая до полопавшихся сосудов в глазах, до хруста в костях и пены у рта. Так бывало теперь всякий раз, и поэтому он старался не исцелять… А еще потому, что каждый раз, думая о своем Даре, слышал голос Атаятана: «…сильный и чистый…», и животный ужас овладевал всем его существом. Мог ли Древний теперь его найти? Он сменил имя, и укороченные волосы немного изменили его облик, но Атаятан ведь ищет не по имени и не по внешним приметам… А как?.. Впрочем, и внутри он был сейчас совершенно другим, Годже Ках умер вместе с разорванной связью Круга. Эрси почувствовал острую необходимость немедленно покинуть эту деревню и двигаться дальше.

– Господин… Мастер Диштой!.. – Староста обратился к нему только тогда, когда Эрси приподнялся на локте и стал вертеть головой, разглядывая собравшуюся толпу. – Что ж вы не сказали?.. Мы бы приняли вас, как Мастера Силы! А вы на ночлег просились… будто… бродяга какой… Да если б знал! Я бы свой дом вам предоставил, а сам пошел бы… да хоть к соседу ночевать! Да живите здесь хоть всю жизнь! Мастер Диштой!

– Спасибо вам… спасибо… За сына спасибо… – плакала вдова Ришка.

– Спасибо!.. – плакал и этот ее сын…

Со всех сторон слышались возгласы: «Спасибо…», «Благодарствуем!», «Мастер…», «…остаться у нас», «…мы здесь для вас всей деревней… десять пламеней насобирали…», «Останьтесь!», «Моего старика исцелишь?..» Вскоре Эрси уже не мог разобрать слов, он слышал только сплошной гул голосов… Он застонал и схватился рукою за голову. Они что – собираются добить его своими воплями? Как же хочется есть! Это единственная причина, по которой можно задержаться в этой забытой всеми деревне, но не более чем на час… Но если они будут продолжать вот так орать всей толпой, то он не выдержит – сбежит раньше. Только где рюкзак? Там осталась кой-какая еда… Где одеяло?..

Эрси размышлял над этим, вставая с кровати и расталкивая собравшийся народ. Чьи-то руки тянулись к нему, кто-то пытался что-то ему всучить, кто-то наклонялся к самому его лицу, о чем-то спрашивая. Эрси же хотел одного – выбраться отсюда; он начинал злиться и нервничать… Как это прекратить?..

Он стал проталкиваться к выходу из комнаты, но к своему ужасу заметил, что в прихожей тоже полно народу. Зато здесь люди расступились, давая ему пройти, хотя продолжали галдеть, обращаясь к нему все одновременно. Он пропускал мимо ушей сказанные ими слова; впрочем, если бы он и захотел в них вслушаться, то все равно не разобрал бы.

– Сколько тебе лет, паренек? – Сиплый голос старика с трясущейся головой, что стоял почти у самой двери, которая вела на улицу, отличался во всеобщем монотонном гудении, и поэтому Эрси понял сказанное.

– Да уж больше, чем тебе… – буркнул он, проходя мимо старика, и эти его слова почему-то подействовали на толпу странным образом – все одновременно затихли.

– Так почему у него волосы не длинные? – услышал он, минуя дверь, громкий шепот за спиной.

– Это Астри Масэнэсс… Он волосы не отпускал никогда! Он и без них может… Точно тебе говорю!..

Эрси не выдержал и зашелся в смехе; он хохотал, когда покинул, наконец, дом старосты, и хотя на деревенской улице тоже стояли зеваки, жаждущие его видеть, все же здесь ему стало полегче.

Тем временем староста протискивался сквозь толпу за ним вдогонку, и вот уже фигура здоровяка нависает над Эрси.

– Отобедаете, Мастер Диштой? – Староста указал широкой ладонью на стоящие за домом накрытые прямо на свежем воздухе столы с немудреной едой.

Эрси сглотнул: отказаться он никак не мог, хотя вполне понимал, что ради удовольствия набить свой живот ему придется терпеть этот гул голосов, отвечать на глупые вопросы и отнекиваться от просьб об исцелении еще кого-нибудь. Но есть очень хочется!.. Поэтому он послушно последовал за громилой-старостой, постоянно сглатывая слюну, наполняющую рот из-за исходящих от блюд ароматов.

Ришка и ее сын оказались на шаг позади него. Толпа тоже подтянулась, продолжая галдеть, пока, к огромной радости Эрси, староста не повернулся к ним и не заорал во всю луженую глотку:

– Тихо вы! Имейте уважение к Мастеру Силы! Не каждый день к вам приезжают такие люди!

Это возымело эффект – они, слава Мастеру Судеб, замолчали!

Эрси посадили во главе длинного стола, что образовывался путем приставления друг ко другу столов покороче, снесенных сюда, наверное, со всех окрестных домов. Он втянул в себя запах жареного гуся, стоящего прямо перед ним на огромном блюде; здесь же дымились вареная кукуруза, бобы, рис и овощи, соусы и подливки. Эрси был почти счастлив. Он поспешно принялся наполнять тарелку, едва сдерживаясь, чтобы не отправлять куски с подносов прямо себе в рот. И лишь приготовившись приступить, наконец, к приятной процедуре поглощения выросшей перед ним на тарелке горы яств, заметил, что другие не едят, а пристально на него смотрят. Эрси зашипел, сглотнул слюну и с упреком уставился на старосту, вопрошая взглядом: «Ну что еще?»

– Скажите слова благословения, Мастер Диштой, – подсказал тот.

Эрси вздохнул. Надо бы встать, но все эти церемонии ужасно раздражали, и он остался на своем стуле.

– Спасибо Мастеру Судеб за пищу, что посылает он, за дары, что дает он людям, за свет мудрости и за огонь жизни! – Он был предельно лаконичен.

– Благодарим тебя, Мастер Судеб, за посланного нам Эрси Диштоя! – высказалась и вдова Ришка, также не затягивая речь.

Затем встал староста, поднял деревянный кубок и принялся вещать о великих делах Создателя и почти таких же великих делах Мастера Диштоя. Эрси узнал о себе много нового, особенно о том, какие высокие чувства двигали им, когда он исцелял Бини. Староста не обладал даром красноречия, но желание ораторствовать в нем превосходило даже подобную страсть у Абвэна. Эрси вздыхал, мял скатерть, кусал губы, скрипел зубами, исполнил, барабаня пальцами под столом, три военных марша… «Да, в конце концов, почему я не ем?! Я прошел через такие вещи, что никому и в страшном сне не приснится! Я нарушал такие запреты, что могли сдвинуть основания земли… а тут сижу и терплю косноязычную речь грубого мужика из уважения к эффовым деревенским традициям! Ни искры, ни пламени!» Эрси решительно пододвинул к себе тарелку и в этот же момент староста завершил наконец свою длинную речь:

– Да горит пламя Мастера Диштоя!

Его пожелание подхватили все жители, в том числе сбежавшиеся поглазеть детишки, заорал во все горло где-то петух, залаяли собаки. Все, в том числе и Эрси, подняли кубки, а когда он отпил того, что в этом кубке было, то захлебнулся и закашлялся: это совсем не вино – какая-то огненная дрянь, обжигающая горло…

«Наконец-то! Можно поесть!»

Когда простая, свежая деревенская еда уютно улеглась в желудке, Эрси почувствовал необычное, несвойственное ему благодушие. Он откинулся на стуле – у него единственного был стул со спинкой, остальные сидели на лавках или табуретах, – расслабил брючный ремень и принялся рассматривать жителей Больших Лугов.

– Скажите, Мастер Диштой, вы и вправду Астри Масэнэсс? – Ришка спросила это негромко, но сидящие рядом тут же подхватили ее вопрос и шепотом передали другим по цепочке, и вот уже вся деревня, даже куры с собаками и козами, ожидают его ответа.

– Я Эрси Диштой, – сказал он и, пребывая в хорошем настроении, добавил: – Астри Масэнесс у вас сейчас Верховный, вернее – не он, другой Мастер Путей – Вирд-А-Нэйс Фаэль. Выучите хорошенько это имя, вы его еще не раз услышите!

На последней фразе Эрси заметил, что язык заплетается – зря он пил ту гадость из кубка… Шепот, переросший в гудение, а затем в возбужденные возгласы, пронесся по деревне. Эрси пожалел бы, что сказал это, но благодушие пока его не оставляло – все-таки теплая сытная еда что-то делает с человеком, изменяет его в лучшую сторону.

Новость о Верховном – Мастере Путей обсуждалась все более бурно, он заметил, что пока его слова передавались из уст в уста, они обросли невероятными подробностями, а иной раз и вовсе оказывались далекими от первоначального смысла. Он услышал, что Астри Масэнэсс вернулся, свергнул Верховного и разогнал Совет Семи… в чем-то так оно и было. Возникла и другая версия: он – Эрси Диштой, является Астри Масэнэссом, который стал Верховным и теперь посещает все тарийские селения, чтобы проверить, как ими правят Мастера Силы и Король-Наместник. Староста, сидя рядом с ним, возбужденно доказывал какому-то бородатому мужику с квадратной выдвинутой вперед челюстью, что Верховный Виронас Фаль – так звучало это имя в его устах, устранил всякую власть, остриг и разогнал всех Мастеров Силы. «На это было бы любопытно посмотреть…» – думал Эрси. Как ловко эти люди выдумывают невероятные истории! Еще более удивительно, что, едва выдумав такой рассказ, они тут же всем сердцем начинают верить в свою вымышленную историю.

Галдели и доказывали что-то друг другу и молодые, и старые, и даже дети, которые успевали еще и мотаться вокруг столов, разгоняя клянчущих подачки собак и копошащихся кур. Во всеобщем споре не участвовали только он сам, вдова Ришка, ее сын Бини, которые были слишком счастливы для того, чтобы начинать сейчас разбираться, откуда же им это счастье привалило, – и еще одна молодая особа. Медноволосая стройная девушка с пышной грудью сидела довольно далеко от Эрси, она выделялась из толпы не только ярким цветом волос, но и острым взглядом, статной осанкой и движениями, больше присущими тарийской высокопоставленной даме, нежели деревенской простушке. Эрси то и дело ловил на себе ее взгляд, и, кажется, у него появилась причина задержаться в этой деревне еще на часок-другой… или чуть больше.

Кто-то приволок лютню и принялся терзать ее струны с завидным усердием, но не с умением. Зазвучали свирели, и народ принялся петь. Если бы песню, начатую двумя женщинами с довольно приятными голосами, не подхватили, отчаянно фальшивя, все кому не лень, ее можно было бы слушать, а так под нее можно только плясать – дико плясать, чем и занялись жители Больших Лугов.

Воспользовавшись этим, Эрси тяжело поднялся со стула и принялся искать взглядом ту девушку. К его облегчению и радости, она уже и сама спешила к нему, шла и соблазнительно улыбалась.

– Это же Лолли, – услышал Эрси справа от себя перешептывание двух кумушек, – что это на нее сегодня нашло? Так улыбается, что трудно ее узнать… А походка какая… Ты только глянь! Да где ж она такой срамоте выучилась!

– Лолли всегда была девушкой приличной… Нужно найти Повто, и рассказать, что его дочь вытворяет.

Тем временем Лолли уже оказалась рядом с Эрси. Волна желания накрыла его с головой, и он даже не знал, что так понравилось ему в этой девушке. Единственное, о чем он сейчас думал, это где найти укромное местечко и как завлечь туда Лолли.

– Ты Целитель? – спросила она так, как спросила бы не девчонка из забытой Мастером Судеб деревеньки, а королева Ливада. Но голос ее был настолько приятным уху и сердцу, что Эрси не обратил на тон внимания. Возбужденные голоса жителей деревни вокруг, шум музыки и фальшивое пение почему-то разом стихли, но это ведь хорошо…

– Нет, – весело ответил он и игриво подмигнул ей.

Она с улыбкой глядела прямо в его глаза, и от этого Эрси готов был приняться целовать ее прямо здесь при всех, не обращая внимания на осуждающие взгляды, которые и сейчас были к ним обращены, хотя они лишь разговаривали… пока. Если она продолжит так на него смотреть, то он попросту увлечет ее в дом старосты и закроется там изнутри… и пусть хоть штурмом берут!..

Взгляд девушки изменился, он стал более сосредоточенным, она нахмурилась и медленно, выделяя каждое слово, произнесла:

– Это не ты исцелил… Ты не смог бы!

Эрси рассмеялся. «Да какая разница! Лишь бы ты не оказалась слишком приличной девушкой, как о тебе говорят», – думал он.

– Где тот, кто исцелил? – строго спросила она, требуя немедленного ответа. – «Королева Ливада – не иначе!»

– На забивай свою хорошенькую головку глупостями, Лолли… Тебя же зовут Лолли, не так ли?

Она не ответила: похоже, красотка Лолли серьезно разочарована и сердится. Девушка окинула взглядом толпу веселящегося народа, будто бы выискивая кого-то. Затем снова посмотрела в глаза Эрси и прошептала:

– Ты не тот, кто мне нужен…

После этих слов Лолли часто заморгала, согнулась, с шумом выдохнула и, вновь выпрямившись, смотрела на Эрси совсем другими глазами. Изменилось ее лицо, ссутулились плечи, грудь уже не казалась такой пышной, а волосы такими яркими. Но больше всего перемен во взгляде – будто бы та уверенная и соблазнительная красавица Лолли исчезла, а на ее месте появилась ее сестра-близнец – застенчивая простушка. Вновь шум и гам веселящейся деревни хлынули в уши, заставляя поморщиться. Почему они вдруг сделали такой странный перерыв: перестали играть и галдеть, а затем, внезапно, вновь принялись с удвоенной силой?

Эрси вдруг понял, что совсем ее не хочет. Неужели это он думал мгновение назад, как им уединиться в доме старосты? Девушка слишком юная, слишком высокая для него, и не так уж она красива – у нее широкий рот и далеко посажены глаза, бедра узкие, а плечи почти как у юноши. Она недоуменно озиралась по сторонам.

– Простите… Мастер Диштой… – Эрси насторожился – голос Лолли тоже звучал совершенно по-иному. Если бы он сам не был свидетелем тому, что эти слова, как и предыдущие, исходили из одних и тех же уст, он бы ни за что не поверил, будто говорит один и тот же человек. Лолли теперь говорила не сладко, мягко и гортанно, а как-то низко и сипло.

За долгие годы своей врачебной практики Эрси… тогда еще Годже Ках, иногда встречал людей, которые думали, будто в них живут не одна, а две души, принадлежащие совершенно разным людям. Но и они не могли вот так меняться, прямо на глазах: голос, жесты и мимика, даже, казалось, пропорции тела и черты лица.

Хорошее и благодушное его настроение улетучилось, как дым. Лолли еще мямлила что-то несвязное, совершенно не соответствующее ни по тону, ни по смыслу, ее словам в начале беседы. Теперь Эрси задумался над ними: «Это не ты исцелил… Ты бы не смог! Где тот, кто исцелил? Ты не тот, кто мне нужен…» Почему она сделала такие выводы? Почему деревенская девчонка вообще задает такие вопросы?! Может, она тоже Одаренная, какая-нибудь Видящая? Но чем больше Эрси размышлял над этим, тем меньше ему хотелось узнать ответы. Какая разница? Пусть она хоть еще один Мастер Путей, а Эрси нужно уходить.

Лолли окончательно стушевалась, раскраснелась и, в конце концов, сбежала от Эрси, к его огромному облегчению. Он нашел взглядом в толпе вдову Ришку, быстрым шагом направился к ней, по пути грубо оттолкнув селянина, подбежавшего с наполненной чашей в руках и широкой улыбкой на устах. Нужно забрать свои вещи из ее дома, пополнить немного запасы, уточнить дорогу и двигать дальше. Немедленно!

Он почему-то вспомнил об Атаятане. «Он меня не найдет! Не найдет! – твердил Эрси сам себе. – Если я не стану останавливаться – не найдет!..»

 

Глава 7

Гнев

Элий Итар

Гнев переполнял, гнев поднимался огненной бурей из глубины сердца, переплетался с Даром и черпал в нем силу. Гнев подпитывали черные нити, соединенные с Атаятаном-Сионато-Лосом. Элий гневался всегда, гнев руководил им, гнев был его огнем, Элий Итар сам был гневом.

Он тот человек, чей Дар полностью соответствует его характеру. Только гнев может разрушать по-настоящему, только гнев может убивать честно. Только гнев делает его живым.

Все в этом мире несправедливо. И Элий испытывал это на себе с самого детства. Он гневался на своего отца, которого так ни разу и не увидел. Тот был, по утверждению матери, Одаренным. Соблазнил и оставил обычную провинциальную девушку, не отличавшуюся ни особой красотой, ни умом. И за это Элий гневался и на свою мать: будь она чуточку умнее, чуточку красивее, он бы родился в браке, в обеспеченной семье Мастера Силы, и ему бы не тыкали всю юность в глаза незаконное происхождение. На нее он гневался больше всего. Асия Итар – ее фамилию он носил, не отца, – была не только матерью Элия, но и матерью его гнева. Она вскормила его гнев так же, как и его самого. Она считала Элия ошибкой судьбы, ничтожеством, которому сделала огромный подарок – жизнь. И за этот подарок он должен расплачиваться с нею вечно. Элий мало того что был плодом ее глупой несчастной любви, так еще и имел увечье: он хромал, его колено было выгнуто неестественным образом. Когда он шел рядом с матерью, припадая на больную левую ногу, мальчишки бросали в него камни и кричали «Калека!», старики же говорили: «Наказание Мастера Судеб за блуд!» Пока он рос, она проклинала его каждый день. Как только она ни называла его: бездарным отродьем, проклятием, смаргом, бурьяном, что вырос в ее поле и забил собою все хорошее, что могло там произрастать… лишь ласковых материнских слов он не слышал от нее… пока не развернулся Дар…

Когда Элий впервые почувствовал внутри этот огонь, ему было семнадцать лет, он был отвергаем всеми – ровесниками, старшими, младшими… Он был одиноким, до боли, до слез, до волчьего воя – одиноким!.. И тогда в нем проснулся Дар, а вместе с Даром гнев вошел в полную силу. Гнев стал его другом, братом и отцом, которых никогда у него не было. И сейчас с Элием его гнев. Все изменилось тогда: те, кто гнал его, стали подобострастно искать его общества, те, кто смеялся над ним, объявили себя его лучшими друзьями, но он уже не нуждался в друзьях, ни в ком не нуждался! Асия, которая прятала его от людских глаз, стеснялась появиться вместе с ним на улице, вдруг стала необычайно горда сыном – Одаренный! Ни искры… ни пламени!.. «У меня Одаренный сын, – говорила она. – Сын, что станет Мастером Силы и отвезет меня в Город Семи Огней!»

Ногу Элия исцелили, как только он поступил в Академию Силы, но увечье в его душе уже никто не в силах был исцелить. Его гнев, направленный на разрушение, сделал его настоящим Мастером задолго до того, как ему повязали д’каж. Спасибо матери! Спасибо за гнев! Элию сейчас было семьдесят четыре года, его мать давно превратилась в сморщенную уродливую старуху и покинула этот мир. Умерла в одиночестве, как и заслуживала! Но Элий, когда думал о ней, видел молодую сильную женщину, перегнувшую через колено и хлещущую попавшей под руку хворостиной орущего мальчика-калеку только за то, что он родился.

Элий уже не был одинок – гнев всегда с ним. Он не подводил его ни разу, он не потух, не истерся, не убавил своего пожирающего пламени за долгие годы сытой жизни Мастера Силы, уважаемого гражданина Города Семи Огней, бойца Золотого Корпуса. Элий гневался на ректора Исму, который всегда говорил, что Дар его пылает слишком ярко, что если он будет разрушать так рьяно, то разрушит самого себя. Элий гневался на Кодонака, который пытался научить его управлять Силой и заодно – гневом. Элий гневался на Эбана, который всегда завидовал его Силе. Эбан мечтал стать лучшим, самым опасным Разрушителем в истории Тарии, за свою мечту Эбан презрел честь, поступился клятвой, предал Кодонака. Эбан обладал амбициями, жаждой силы и могущества, он был изворотлив и жесток, он ни перед чем не остановился бы, но гнева – истинной души Разрушителя – у него не было! Он добился ненадолго своего, связав с собою десятерых Мастеров Стихий, которые сейчас только опомнились после удара, обрушившегося на них, когда была разорвана связь Эбана с Древним. Но разве у Митана Эбана была такая мать, подарившая ему гнев?

Сам Элий согласился участвовать в делах Эбана лишь потому, что гнев его был превыше всего. Гнев на сытую, довольную, потерявшую всякую осторожность Тарию с ее Советами, Королем-Наместником, с ее мирными Мастерами, чьи головы были забиты Кружевными мостами, стихами и книгами; Мастерами, которые вздрагивали, когда в комнату входил Кодонак с мечом у правого бедра. Тария, как растолстевшая не в меру купчиха, стала неповоротливой, потеряла остроту ума, предавалась излишествам и удовольствиям, оторвав от мира огромные наделы земель; настолько огромные, что она не успевала ни обрабатывать их, ни населять, а если и населяла, то не ведала, что творится на окраинах. Город Семи Огней, собравший под крыло всех Одаренных, был истинно их городом – лишь их, и больше ничьим! Мастера Силы твердили, что живут, служа народу Тарии, обычным людям, но они служили только себе. Для себя строили прекрасные дома и дворцы, для себя насаждали сады, сами себе толковали пророчества, для защиты драгоценных Одаренных создали Золотой Корпус. Если каких Мастеров Силы и отправляли в провинции в качестве городских Советников, то лишь провинившихся, самых слабых или тех, кого было слишком много: например, погодников. Элий гневался на то, что именно Верховный – Правитель Тарии решился разбудить Древнего, врага всего человеческого рода, врага неодаренных в большей степени, чем Одаренных. Такую службу сослужили народу Тарии ее драгоценные правители – наимудрейшие!

Еще больше гневался Элий на Кодонака – Мастер Стратег десять лет не видел, что творится под носом! Элий никогда не согласился бы стать на сторону Эбана и Атосааля, если бы не слепота Кодонака. Как мог он – защитник и первый рыцарь Тарии – проморгать ТАКОЕ?! Гнев дает право убить честно, и если Элий встретит Кодонака в бою, то убьет без сожаления, несмотря на то, что тот один раз спас его… Элий произнес свидетельство на суде, он говорил ложь, но его глаза сказали тогда правду, и Кодонак должен был услышать ее: «Ты недостоин, потому что не заметил, как обвели вокруг пальца и тебя, и Золотой Корпус, и всю страну! Ты виновен, потому что несешь ответственность за Тарию! А ты закрыл на все глаза! Ты виновен, потому что глух и слеп! Ты виновен!»

Элий гневался и на сегодняшних своих соратников. На Атосааля, который любой ценой жаждал продлить свое жалкое существование. На Абвэна, который был трусом до мозга костей, боялся и потому примкнул к сильному, к непобедимому. На Маизана, в устах которого слишком часто звучало имя Создателя, тогда как сердце его полностью под властью тьмы. На Айлид, что теперь играет день и ночь для утехи Атаятана-Сионото-Лоса. Хотела вечной жизни, неуязвимого, не знающего старости и усталости тела, яркости Дара и ме́ста среди самых великих? И получила сполна! Элий не завидовал участи той, кто была так близко от существа, противного самой жизни – не человека, несмотря на облик, прекраснее чем у любого из живущих! Гневался он на новых, кто вошел в Первый Круг – на Алкаса Титоя, долговязого белобрысого Мастера Полей, на Ужвина Хайшо – круглолицего флегматичного Целителя Созидателя, который и рядом не стоял с Кахом.

Элий гневался на Атаятана, потому что не понимал его. Чего хочет Древний? Почему он не разрушил Город Семи Огней? Об этом часе Элий мечтал! Когда падет сердце Тарии, обратятся в прах Кружевной мост, Пятилистник с Академией Силы в центре, Здание Совета, Дворец и Башни Огней, Дворец Короля-Наместника… все эти великие строения, радующие глаз Одаренных, возводимые ими для своего удовлетворения, тогда как тысячи простых людей жили в жалких лачугах, а то и вовсе без крыши над головой… Элий хотел видеть смерть разжиревшей Тарии! А что дальше?.. Разве это дело Разрушителя – думать о последствиях?

Элий, как и остальные связанные с Атаятаном, сидели без дела в мрачном захолустном, покинутом давно хозяевами северном замке Айтш. Когда-то здесь кипела жизнь, но прошло время – и люди ушли на юг, где климат был лучше, а поля – плодороднее. Ушел с ними и их лорд, построив себе другой замок, благо что лорд тот был Одаренным Строителем. Было это тысячу, а может, и больше лет назад, когда еще Одаренные могли владеть землей. Сюда, оставив Город Огней, переместился теперь Эбонадо Атосааль и остальные. Атаятан появился двумя днями позже во главе войска уродливых смаргов.

Древний улыбался, когда Атосааль докладывал ему о произошедшем в столице, он улыбался, когда ему сказали о погибших из Первого Круга, хотя… он должен был сам почувствовать, – смерть связанных с тобой чувствуешь… Он улыбался, когда выбрал Хайшо и Титоя для замены Каха и Майстана. Каху каким-то образом удалось разорвать связь и сбежать, но Атаятан его непременно найдет! Несмотря на то, что красивое до безумия лицо Древнего не менялось, и улыбка не сходила с его губ, о чем бы ни шла речь, – когда говорили о Кахе, Элий видел в бесцветных глазах Атаятана отблеск своего старого доброго друга – гнева! Древний гневался на Каха, а значит, найдет Целителя, где бы тот ни прятался!

Элий Итар не боялся пробужденного. Гнев заполнял все естество Элия, и для страха места не нашлось. Он единственный, кто не боялся. И Атаятан-Сионото-Лос знал это. Едва увидев Элия, Древний указал на него со словами:

– Ты человек, в котором нет страха! И твой Дар силен! Ты останешься в Круге!

Элий гневался на самого себя… Почему? Он не знал. А если и знал, то не станет ворошить утопленное в океане гнева, не станет…

Мастера Третьих и ниже Кругов суетились, как простые слуги: рубили дрова и растапливали камины, чтобы старшие могли согреться в стенах этого покинутого и остывшего замка, варили еду, и ее ароматом наполнялись пустующие коридоры. Древнему и его смаргам такая пища не нужна, они насытились надолго, теперь могут, по утверждению Пророка Атосааля, не есть больше года. Но людям необходимо питаться. Хотя… Людям ли? Остались ли они людьми? Холода сейчас Элий почти не чувствовал, даже без горящих каминов, и голод его совсем не донимал, а когда он ел, то особо не наслаждался вкусом. Все было так, будто он делал то, что уже ему и ни к чему… Тело Элия изменилось после вступления в Первый Круг, а еще больше после того, как Атаятан-Сионото-Лос закончил свое первое насыщение. Элий был теперь неуязвим. Он изменился и снаружи и внутри настолько, что из всего привычного с ним остался лишь его гнев… Гнев Атаятан не смог выдавить своими узами… а может, не хотел… В Элии Итаре – душа Разрушителя, гнев – часть… нет – воплощение его души. Его Дар силен настолько, насколько силен его гнев…

– Пойдем, Итар, Он призывает нас! – позвал его Титой, проходящий через полупустой зал, где собирались обедать Первый и Второй Круги.

Элий заметил подтянувшихся Хайшо с Маизаном; Авбэн и Атосааль были уже у выхода. Любой из них мог бы и переместиться в то помещение, что выбрал себе Атаятан-Сионото-Лос, но никто не спешил на встречу к нему. Каждый, кроме Элия, боится его, испытывает животный ужас в его присутствии, Динорада же неотлучно при Древнем.

Угрюмой шеренгой они пересекли коридор и стали спускаться по лестнице.

Этот зал был больше всех остальных в заброшенном замке, и с самыми высокими потолками, за что Древний и выбрал помещение. Он восседал на настоящем троне. Элий не знал, где удалось добыть подобный Атосаалю, но украшенный золотом, драгоценными камнями и резной костью огромный трон был настолько же великолепен, насколько и неуместен в этом сером мрачном зале, лишенном всякой другой мебели и занавесей на окнах; с паутиной в углах и полом, покрытым слоем грязи.

– Я назову вас! – сказал-пропел Атаятан, как всегда, улыбаясь, когда Первый Круг собрался у его трона, склонив головы и не смея заглядывать в бесцветные глаза. – Я дам вам новые имена! Вы, приняв их, станете служить лучше!

Древний встал с трона и подошел к Ужвину Хайшо, поднял его начинающий заплывать жиром подбородок острым ногтем-кинжалом и заглянул в глаза. Ноги Хайшо подкосились от страха, отчего он неестественно изогнулся, но удержал равновесие – иначе рисковал бы повиснуть на ногте Атаятана, как на крюке.

– Ты – второй. Первый был лучше тебя. – Древний говорит о Кахе. – И хитрее. Но он не знает, что уйти от меня можно лишь умерев. Ты же не уйдешь никогда, для этого тебе не хватит силы духа. Ты хочешь найти защиту, мир и покой под моим крылом. Ты думаешь, что я – самый могущественный под этим солнцем, могу тебе это дать. Ты прав, я могу. Но хочу ли? Нужен ли мне мир? Нужен ли мне покой? Я и так спал шесть тысяч лет. Для меня это не так много, но и не так мало. Люди обхитрили меня, и больше я этого не допущу. Теперь у меня война с ними! Со всеми, кто не желает примкнуть ко мне! Будешь ли ты воевать?

– Да… – поспешно прохрипел Хайшо.

– Да?.. Нет!

В полном, легко краснеющем лице Хайшо сейчас не было ни кровинки, оно выглядело, как восковая маска или… как лицо мертвеца.

– Ты никогда не станешь воином, но ты можешь делать оружие. Твоя Сила поможет мне создавать новых смаргов, что будут воевать вместо тебя. Тебе не сравниться с первым, но за неимением лучшего я принял тебя. Какое ты желаешь получить имя?

По безумно вращающимся глазам Хайшо Элий понял, что сейчас тот произнесет какую-нибудь несусветную глупость, и действительно – произнес:

– Дающий жизнь…

– Жизнь? – усмехнулся Атаятан. – Уверен ли ты, что в моих смаргах есть жизнь? Уверен ли ты, что ты способен теперь дать жизнь? Жизнь для тебя теперь так же недоступна, как и смерть. Ты вырван из их борьбы в мои объятья. Ты – кузнец моих мечей, ты – творящий разящее оружие, но не более. И имя тебе – Потфар: Кузнец войны. Принимаешь это имя?

На этих словах Атаятан, наконец, отпустил его подбородок, и Хайшо отпрянул обвисшим мешком и выдохнул:

– Принимаю…

Следующим был Алкас Титой, Древний начал с новичков в Первом Круге.

– В тебе есть нечто… Нечто, что нравится мне. Жажда крови. Как знакомо это…

«Жажда крови в мирном Мастере Полей Титое?» – удивился Элий.

– Ненасытный охотник – Оторлак. Твоя рука будет отнимать жизни, не зная покоя. Ты убьешь многих, очень многих. Ты мой убийца на привязи. Мой пес и охотник. Примешь имя?

– Да! – ответил вновь нареченный Титой-Оторлак, он тоже боялся, но держался не в пример лучше Хайшо.

Араец Идай Маизан пал ниц перед Атаятаном, когда тот приблизился, и Элий не знал, понравилось ли это Древнему или нет. Возвышавшееся над распластанным человеком существо произнесло:

– Ты верен и полезен. Я нарекаю тебя Пантэс – Угождающий.

– Принимаю имя! – подобострастно пролепетал Маизан в пол. Он еще долго не вставал, даже когда Атаятан перешел к Карею Абвэну.

Если бы Элий давал имена, то назвал бы Абвэна Дрожащим. В этом человеке страх такой непреодолимой силы, что заставил его предать саму жизнь, лишь бы оградить себя от неизвестности этого мира, возможности потерять то, что он имел, а имел он много – красоту, Дар, место под солнцем, связи, имя…

– У тебя была мечта, но не было силы. – Атаятан обратился к нему тем же тоном и в той же манере, что и к остальным, но Элий почувствовал в его словах некое снисхождение к этому трусу. – Я могу дать тебе то, чего ты жаждешь. Но не потому, что хочу сделать тебе приятное, а потому, что всякий мудрый воин пользуется различным оружием, затачивает его и улучшает. Вы – мое оружие. Ты же будешь разить не мечом, но словами. А слова – острее клинка. Твое имя тебе понравится: Арташанэй – Увлекающий словом, шепчущий во тьме.

Абвэну действительно понравилось имя, и свое: «Принимаю» – он произнес с улыбкой, а затем повторил, смакуя на губах: «Арташанэй», – его голос при этом был почти таким же приятным, как и у самого Атаятана.

Динорада Айлид была облачена в почти прозрачное платье, однако золота на ней столько, что аппетитные округлости полностью скрыты под ним. Но будь она сейчас даже совершенно обнажена – Элий не воспринимал ее как женщину. Казалось, что, проведя столько времени рядом с Атаятаном, Айлид потеряла остатки своей человеческой сущности. Хотя ужас в ней еще жил. Она и раньше была красивой, а сейчас эта красота стала совершенной, но взгляд – настолько затравленный, когда она смотрит на Древнего, и такой ненавидящий в отношении всех остальных, что Элия от нее воротит. Он знал Динораду раньше, они были с ней одного возраста и часто виделись в обществе Мастеров Силы. Алчная и холодная, как змея. От таких, как она, Элию всегда хотелось очистить эту землю… Она держала серебряную флейту: Динорада теперь не выпускает инструмент из рук. Почти в любое время, проходя мимо зала, где на троне восседал Атаятан-Сионото-Лос, можно было услышать отголоски печальной песни флейты Айлид. «Когда она ест? Когда спит?» – подумал почему-то Элий. Впрочем, может, ей и не нужны теперь еда и сон?

– Твое имя – Иниханта: Серебряная флейта. Ты будешь играть для меня сотни и тысячи лет. – При этих словах он провел ногтем по ее щеке с нежностью, а из глаз Динорады, поблескивая на заглядывающем в незанавешенные окна солнце, закапали слезы. Элий даже почувствовал жалость к ней. Его гнев предпочел бы убить, а не мучить эту женщину.

– Если, конечно, твоя музыка не наскучит мне, – добавил Атаятан, и это звучало еще более зловеще, чем слова о бесконечном музицировании в его присутствии.

– Принимаю имя… – услышал он обреченный шепот Динорады.

Элий думал, что Эбонадо Атосааль, как старший из них, будет последним, кому Атаятан даст имя, но, похоже, последним будет он сам.

– Ты разочаровал меня, Маленький Пророк, – сказал Древний, подцепив ногтем длинные, до пола, совершенно белые волосы Атосааля и любуясь, как они, соскальзывая, закрывающимся веером возвращаются к исходному положению, – где дворец, что ты обещал построить? Может быть, это место ты считаешь достойным меня?

– Нет, – залепетал бывший Верховный, – это место – лишь временное убежище…

– Кто помешал тебе исполнить мое повеление?

– Годже Ках… Он выкрал Архитектора и передал его восставшим.

– Годже Ках… Целитель с чистым Даром… Упустив его, ты разочаровал меня еще сильнее. Он нужен был мне больше, нежели дворец. Как мог такой человек, как ты, совершить столь грубую ошибку? Ты ведь был у них правителем, не так ли?

Эбонадо только кивнул, судорожно сглатывая.

– Это говорит о глупости людей, живущих сегодня. Почему тебя избрали в правители, Маленький Пророк?

У правителя, потерявшего свой Скипетр Силы, слов не было, и Атаятан продолжал:

– Но ведь это ты – тот, кто пробудил меня. Ты рискнул и выиграл. Тяжелым трудом ты заработал себе место в моем Первом Круге и имя. Мне не нужна твоя смерть. Но не думай, что она теперь тебе уже не страшна. Ты живешь, пока я бодрствую, и это делает тебя самым преданным мне слугою… и самым опасным моим врагом. Пока самым опасным. Твое имя – Эльфил.

– Что означает оно? – мертвым голосом спросил Атосааль. Язык, используемый Атаятаном-Сионото-Лосом, был неизвестен даже Мастеру Пророку, прожившему больше трехсот лет и имеющему доступ к лучшим библиотекам этого мира.

Древний рассмеялся:

– Ты не знаешь, что означает мое имя, хотя безумно жаждешь узнать. Теперь ты еще и не знаешь, что означает твое имя. Ищи!

Смысла в этих словах Элий не нашел, но Атосааль, по-видимому, смысл этот понял: он побледнел еще больше, даже его губы стали одного цвета с лицом, и он казался безротым призраком со своими длинными, до самых пят, распущенными седыми волосами…

– Принимаешь имя, не зная его значения? Рискнешь еще раз? Как ты рискнул однажды, пробуждая меня? Ты ведь Пророк и должен знать, что такое: принять имя.

Атосааль стоял неподвижно – он боролся с самим собой, но иного выхода, как принять это неизвестное имя, у него не было, и он обреченно произнес:

– Принимаю…

Пришла очередь Элия, и он без страха, высоко задрав голову, взглянул в бесцветные, с кровавой бездной вместо зрачков, глаза. Атаятан, как всегда, улыбался.

– Сын хаоса. Ты не боишься меня. Ты замерзший во льдах и сгоревший в огне. Я не могу дать тебе имя, потому что ты уже назван, ты уже принял свое имя. Давно… очень давно… для человека, конечно. И ты знаешь его.

Элий смутно догадывался, о чем говорит Древний.

– Твое имя – Варталас: Гнев! Не так ли?

– Да, – ответил Элий, не отводя взгляда, – это мое имя!

 

Глава 8

Сделка

Итин Этаналь

Итин не узнавал сам себя. Да и перестал уж было об этом задумываться. Таким, признаться честно, он себе нравился гораздо больше: веселым, смелым, решительным, имеющим настоящих друзей… и ничего, что среди его друзей в основном боевые Одаренные. А если вспомнить, при каких обстоятельствах они познакомились, так у любого мирного Мастера и вовсе волосы встанут дыбом. Мах и Шос, Тико и Тоше, а также Марил подловили его когда-то в подворотне и хотели устроить ему погребение прямо на улице Города Семи Огней. А сейчас ни дня не проходит, чтобы они не веселились вместе в какой-либо забегаловке, где разливали выпивку, которую Итин и нюхать-то с трудом мог, не то что пить, и пели песни, от которых покраснели бы и Хабар с Эй-Га. Это не означало, что Итин вдруг заделался гулякой и выпивохой – просто теперь он, как и большинство прочих Мастеров Силы, по особому указанию Верховного переехал жить в Здание Совета, а туда не приведешь в гости шумную компанию: строгие старшие Мастера, у многих из которых есть семьи, сразу начнут жаловаться на шум поздней ночью. А подобные таверны открыты все время, и вряд ли, как утверждал Шос, Древний с его приспешниками станет разыскивать в таких местах Одаренных.

Сегодня они весь вечер провели всемером. Когда-то их компания насчитывала двенадцать человек, то теперь Элинаэль – Советник Кисам, Иссима и Эдрал больше времени проводят с ней, нежели с ними, а Вирд так и вовсе – Верховный… только подумать… И Лючин, девушку, которая поначалу была с ними неразлучна, теперь редко можно было увидеть. Хабар из-за этого очень страдал. Поговаривали, что Лучницу встречали в обществе высоченного, широкоплечего рыжего кутийца… А от этого Хабар и вовсе норовил напиться с горя.

Но Итину незачем жаловаться! В простой мужской компании, где не нужно следить ни за манерами, ни за языком, – оно даже веселей. Все парни-студенты: Мах, Шос, Тико, Тоше, Марил и Хабар, были теперь закреплены за Золотым Корпусом и, к своему огромному счастью, тренировались больше там, чем учились в Академии Силы. Они готовились к войне, как и вся Тария. Но этот вечер – пока еще мирный – всецело принадлежит им. «Мы, Одаренные, долго кажемся молодыми, – говорил когда-то Итину его учитель в Академии Силы Мастер Хартей, – но недолго ими остаемся. Веселись, пока горяча кровь». Сдержанный с юности Итин раньше не понимал его мудрости, а теперь вот – последовал совету Мастера.

– Мастер Драг нас загонял совсем, – жаловался Мах, потирая кисть правой руки.

– Тренируй и закаляй тело – и легче будет справиться с любым оттоком, а слабого отлив убьет сразу, – поучительным тоном, повторяя высказывание кого-то из своих учителей, говорит Марил.

– Да… – кивает Мах, – но нельзя же так… без передышки. У меня все тело болит!

– Хочешь назад в Академию, протирать штаны на занятиях по философии? – смеется Шос.

– Да упаси меня Мастер Судеб! – делает круглые глаза Мах.

– Мы с Тико тоже едва ноги передвигаем после занятий, – признался Шос. – Но все равно – это лучше, чем та скукотища, что царит в Академии. Нам еще повезло, а то сидели бы там еще несколько лет безвылазно. А так есть шанс умереть на войне.

– «Пал смертью героя в битве кровавой, с собою и юность врага прихватив, отправившись с братьями в смерти объятья», – задумчиво процитировал Марил строки из баллады, превращая неудачную шутку Шоса в повод для печальных размышлений.

И они замолчали, но ненадолго.

– Хабар! – воскликнул Мах, отодвигая бутыль с вином от парня. – Ты что? Ты так до дому сам не дойдешь! А нам завтра вставать спозаранку!

Хабар сегодня пребывал в особо расстроенных чувствах. Он налегал на выпивку и уже опустошил третий или четвертый кубок.

– А я вот что скажу… – начал он, нечетко выговаривая слова, – лучше бы все было по-прежнему! И Лючин была бы с нами… а не … где-то… где-то… Я ее вообще сейчас… не вижу… Она загордилась!

– Разве Лючин не тренируется с вами? – поинтересовался Итин, который не очень-то разбирался, как у них там в Золотом Корпусе все устроено.

– Нет, – ответил Марил, – она же Лучница; ее определили к Мастеру Маштиме.

– К тому из них, который женщина, – уточнил, ухмыляясь, Мах.

– Но Хабар не только из-за этого волком воет, – подключился к беседе Шос, – ему сегодня опять кто-то рассказал, что Лючин видели с кутийцем.

Товарищи накинулись на Хабара, вынуждая его прекратить упиваться вином и сокрушаться по Лючин.

Итин же задумался об Иссиме: они проводили так много времени вместе, но сблизиться так и не сумели. После произошедшего с Кахом, узнав о преступлении Эбонадо Атосааля, девушка полностью закрылась в себе, ее огорчил поступок деда, что неудивительно. Но еще больше, как показалось Итину, она огорчилась, узнав о чувствах Вирда к Элинаэль. В последнее время она мало общалась с кем бы то ни было, кроме той же Элинаэль и Эдрал. А что оставалось Итину? Лишь вздыхать и сожалеть, что не воспользовался возможностями, робел перед ней и тянул с признаниями? Или напиться, как Хабар?

Виновница бед последнего неожиданно нарисовалась в дверном проеме таверны. Приличным девушкам без сопровождения в подобном заведении следовало опасаться приставаний и грубостей, но Лючин могла кому угодно надавать по рукам, а если потребуется, то и проучить, прибегнув к более суровым методам.

Одета она была, как обычно: в костюм, что больше подошел бы не хрупкой симпатичной девушке, а парню-студенту из Академии Воинств. Скользнув черными насмешливыми глазами по наполнявшему зал народу, она сразу же заметила их компанию и, не раздумывая, направилась к ним.

– Доброго вечера! Пьете? – сказала она, отодвигая стул, присаживаясь и закидывая ногу за ногу.

– Да успеешь тут за Хабаром! – ответил ей Шос.

Хабар зыркнул мутным и сердитым взглядом исподлобья и снова потянулся к бутыли, но Мах тут же передвинул ее в зону недосягаемости.

– А что ты без рыжего? – решил тогда спросить огорченный выпивоха.

– Без Ого? – засмеялась Лючин. – А зачем мне его сюда приводить? Чтобы вы его прирезали? Вас тут четверо Одаренных Мастеров Меча, и еще двое Разрушителей. А у Ого горячая кутийская кровь. Я же не растеряла последние мозги, чтобы сталкивать вас лбами.

– А с чего ты решила, что мы будем с ним драться? – удивился Мах. – Да мы бы не стали его трогать!

– А я бы стал! – сразу подключился Хабар: ему, молчаливому и сдержанному обычно, вино развязало язык и придало пьяной отваги.

Лючин красноречиво указала на него раскрытой ладонью:

– Видите! А что я говорила?!

– Веди сюда своего кутийца! – громыхнул кулаком по столу Хабар. Итин даже вздрогнул от неожиданности. Парень хоть и был очень низок ростом, но в плечах он шире любого из здесь сидящих, а ручищи у него – как у кузнеца. – Я не буду брать в руки меч! Буду драться с ним без помощи Дара!

– Хабар! – наклонилась к нему Лючин. – Зачем тебе с ним драться? Проспись вначале!

– Лючин! – вдруг захныкал Хабар. – Я же тебя люблю… Понимаешь? Люблю!

Нет… все-таки Итин не станет напиваться из-за Иссимы – не хочет он выглядеть всеобщим посмешищем. А Хабара жаль…

Вдруг у Тико, который сидел лицом к двери, округлились глаза, и Итин, обернувшись, понял почему: на голове вновь вошедшего в таверну высоченного парня пылали ярким пламенем огненные волосы. Приглядевшись, Итин отбросил сомнения – это Ого. Он даже не стал искать их компанию глазами и от двери направился прямиком к их столу, будто бы они здесь были единственными посетителями.

– Доброго вам вечера, – поклонился он, прикладывая руку к груди: этому жесту его уже научили в Академии Воинств. А затем, задорно улыбаясь, обратился к девушке: – Куда это ты пропала, Лючин?

Выбор Лючин понятен, девушкам нравятся вот такие рослые, плечистые, веселые… Не то что Хабар… или он – Итин. Хабар хотя бы будет Мастером Оружия, а Архитектор, пусть даже такой, как Тотиль… как легендарный Тотиль – талантом, но не характером… вряд ли привлечет внимание.

– А! – заорал Хабар. – Вот он! Сам пришел!

Ого покосился на него и вновь обратился к Лючин:

– Ты же сказала, что ненадолго.

– Почему ты не ожидал меня на улице?.. – прошипела она.

– Я что, собака – ожидать на улице? – Он так же весело улыбается – этот парень и не думает обижаться на своенравную и иной раз грубоватую Лючин, но не даст обращаться с собой, как с прирученным песиком.

– А кто ты, как не собака?! – Хабар жаждал крови.

Итин не знал, как именно действует боевой Дар, и может ли его носитель сражаться так же сверхъестественно ловко без меча, как с мечом, но если не принимать в расчет, что Хабар – Одаренный, а Ого – нет, то шансы их на победу в драке равны. Впрочем, ему ли – мирному Мастеру, оценивать или судить поединок?

На последнюю фразу Ого отреагировал: веселая добродушная улыбка разом исчезла с его лица, шрам на щеке побелел, и вид у него стал зловещим и опасным. Итин слышал – кутийцы характером похожи на огонь, что в их волосах.

Хабар встал и, высоко задрав голову, чтобы видеть глаза Ого, которому едва доходил до груди, выкрикнул ему в лицо:

– Что ты к ней прицепился? Ты ей не ровня! Кто ты вообще такой? Ты даже защитить ее не сможешь в бою!

– Я не смогу?! – Кутиец сделал шаг навстречу Хабару – и вот они стоят, почти упершись друг в друга.

Итин возблагодарил Мастера Судеб за то, что студентам, как Пятилистника, так и Академии Силы, не дозволяется носить при себе меч.

– Сейчас я покажу тебе… – Хабар не закончил: Мах и Шос переглянулись, разом встали и, подхватив его под руки, просто вынесли из таверны.

Итин только открыл рот – парень, несмотря на свой рост, весил не меньше двухсот фунтов, а они подняли его, словно ребенка, и унесли, не обращая внимания на яростное сопротивление.

Ого тоже был поражен и обескуражен таким внезапным исчезновением агрессивного соперника.

– Прости, Ого, – извинился за всех Тико, – просто Хабар перебрал сегодня. Не обращай на него внимания. Мах и Шос отведут его домой. А ты садись, выпей с нами.

– Да-да, – подключился Марил, – садись!

Ого еще несколько мгновений постоял, глядя в сторону дверного проема, затем на его лицо вернулась широкая улыбка, и он сел за стол. Лючин же поджала губы и сузила глаза: ей очень не понравилось то, что произошло. Но когда Ого, как бы ненароком, накрыл своей огромной ладонью ее маленькую девичью ручку, она потихоньку оттаяла, и ее глаза снова стали смеяться.

В свои комнаты Итин вернулся уже за полночь. В коридорах Здания Совета никогда не бывало темно: стольких тарийских светильников, как здесь, не было больше нигде в Городе Семи Огней. Можно потерять ощущение времени, забыть – день сейчас или ночь. Но днем тут можно встретить спешащих по своим делам Мастеров Силы, членов их семей или слуг, а сейчас вокруг безлюдно и тихо.

Поначалу Итин мог часами гулять по этому зданию, рассматривая глянцевую штукатурку, расположение окон, изгибы арок и резьбу по ним, картины на стенах, перспективу лестничных пролетов и прочие детали, созданные когда-то очень давно, не Тотилем – другим, жившим еще при первом составе Совета Семи. Сейчас архитектура Здания Советов стала для него привычной, как дом, в котором он вырос. Здесь легко, здесь он в безопасности и здесь не чувствуется одиночество или пустота, даже когда возвращаешься домой поздней ночью совершенно один.

Итин предвкушал мягкую постель и крепкий сон – сегодня он помотался и изрядно устал. Пройдя прихожую и кабинет, Итин сразу же направился в спальню, на ходу расстегивая и стягивая с себя кам. Он отчаянно зевал и моргал уставшими глазами, поэтому не сразу заметил сидящего на его кровати человека. «Что за посетитель в такое позднее время?» – удивился Итин.

Присмотревшись, он узнал гостя и удивился еще больше: это был Лакле – один из поваров. Так как у Итина Этаналя, как у всякого особо уважаемого Мастера Силы, не было еще личного повара, его согласились выручить повара Верховного и Советников, старший над ними – Ротейлас, пообещал со временем присмотреть и посоветовать ему настоящего мастера своего дела, который сможет приготовить что угодно из любой кухни известного мира. А пока Итина вполне устраивало существующее положение – из кухни Советников ему присылали завтраки, обеды и ужины, радовавшие разнообразием и изысканным вкусом блюд. Но с самими поварами Итин встречался только в их владениях, среди звенящей посуды и дымящихся кастрюль, одурманивающе пахнущих свежевыпеченных булочек и вызывающих зверский аппетит румяных окороков. Почему Лакле, которого, кстати, Итин не так хорошо знал, общаясь больше с Ротейласом, сидит на его кровати в столь позднее время?

– Добрый вечер, – поздоровался Итин, ожидая, что гость сейчас все ему объяснит.

Лакле поднял глаза, и Итин попятился, сам не понимая почему… Что-то страшное было в его взгляде… нечеловечески страшное…

– Здравствуй, Архитектор! – произнес он мягко и музыкально, голосом, которому позавидовал бы лучший певец в Городе Семи Огней.

– Что ты… делаешь здесь… Лакле? – Итин отошел от него как можно дальше и едва не уперся в стену.

– Ты знаешь, что я не Лакле, – сказало существо, и сердце Итина замерло… замерзло. – Я пришел, чтобы торговаться.

– Что?.. Торговаться? Со мной?

– Разве люди не любят торговаться? Вы покупаете и продаете все.

– Кто ты?

– Мое имя – Атаятан-Сионото-Лос!

Итин вскрикнул бы, если бы не закрыл себе рот обеими ладонями.

– Я хочу предложить сделку.

«Сделку? Со мной? – судорожно думал Итин. – Жизнь или смерть?.. Он хочет связать меня?»

– Мне нужен дворец, который ты не достроил, – пояснил Древний.

Перед мысленным взором Архитектора замелькали начатые им ярусы дворца на берегу залива Тиасай, и он почувствовал отвращение к этому творению. Его хотели тогда обманом заставить строить для врага человечества.

– Я знаю, что вам нужно время. Вам нужна отсрочка. Я готов дать ее. А ты за это построишь мне дворец.

Итин попытался что-то ответить, что-то спросить, но страх сковывал его уста и путал мысли, а Атаятан тем временем продолжал:

– Один год я не стану нападать на ваши земли. Один год! Вы сможете подготовиться. И мне будет более интересна эта игра. Я мог бы и сейчас смести всех вас с лица земли, но тогда я не получу удовольствия от борьбы. Подумай, Архитектор, ты можешь спасти свой народ.

– Но я… Я должен… Я…

– Если ты решишься, то через три дня тебя будут ждать на том самом месте, где ты начал и не закончил работу. Ты построишь мне дворец, который будет превосходить по великолепию все прочие строения вашей страны. Когда-то здесь было место, не сравнимое красотой и величием ни с чем существующим ныне. Но вы – глупые существа, вы разрушили все прекрасное, только потому, что это было моим!

Итин не понимал, о чем он говорит. Разве до Города Семи Огней здесь было что-то, кроме полей и лесов?

– Когда ты придешь, чтобы строить, я покажу тебе то, что было. Ты увидишь и научишься. Я также предложу тебе свою силу, чтобы ты мог строить еще лучше. Но я не стану заставлять тебя – это сделка. Я даю вам отсрочку – вы даете мне дворец.

– Но разве у тебя нет тех, кто может построить лучше меня, с твоей силой? – Итин сам удивился тому, что осмелился задать вопрос.

Лакле долго смотрел на него глазами Атаятана и только потом ответил:

– Думай, Архитектор, думай. Если ты согласишься на сделку, не только твоя Тария, но и ты сам один год будете в безопасности. А если откажешься, то я не устою перед искушением найти тебя и выпить твой Дар!

Итин сглотнул.

– Хотя я предпочел бы связать тебя со мной. Место в Первом Круге для тебя! Поверь, не многие теперь удостоятся такой чести.

Итин еще раз сглотнул, а Атаятан рассмеялся:

– Через три дня, у залива Тиасай.

Он встал, по его глазам будто пробежала тень, и на округлом толстощеком лице Лакле уверенное и вызывающее ужас выражение сменилось изумлением. Затем конечности его стали конвульсивно дергаться, он в судорогах повалился на пол, кожа покрылась волдырями и слезла… Итин стоял, вытаращившись на эту ужасную картину, не в силах ни отвернуться, ни пошевелиться.

Когда все закончилось, и изуродованный Лакле замер на полу, Итина затрясло, и он ринулся в туалетную комнату – опорожнить желудок.

Эрси Диштой

И вновь захудалая деревенька на его пути. Вновь забитые люди. Вновь неизлечимый больной. И вновь он исцелил… Теперь Дар не мог заставить Эрси исцелить, как заставлял Годже Каха, но сам он становится с каждым днем все более и более (до противного!) милосердным, за что злится на себя. Так он и правда превратится в проклятого Астри Масэнэсса и будет бродить остаток своей жизни по забытым всеми деревням, бескорыстно помогая простым людям.

Впрочем, мимо многих и многих больных за это время ему удалось пройти, не выказав себя. Некоторых он все равно не смог бы исцелить – там нужен был Отсекатель, другие не тронули его сердце так, как девочка в этой деревне: маленькая больная Мали и ее несчастные родители…

В течение нескольких дней Эрси изо всех сил отворачивался от ее больших синих глаз на обрамленном каштановыми кудряшками лице, прятал глаза он и от ее матери и отца. На этот раз Эрси не жил в доме, где был больной, а встретился с немногочисленным семейством Байлов, когда надумал приобрести себе новую куртку. Ночи были еще холодными, да и утром без куртки зябко, а его старая порвалась в нескольких местах и имела такой вид, что в ней его принимали не за путешествующего учителя (как он теперь представлялся), а за нищего воришку, ищущего, где бы поживиться. Не мешало прикупить и еще одну пару сапог. Одж Байл – отец семейства был сапожником, а жена его шила лучше и быстрее многих столичных портных. Вот к ним его и отправили жители Верхних Долов.

Девочку Мали, лежащую на кровати, он впервые увидел, когда Кайха Байл снимала с него мерки. Мали не носилась по улице вместе с другими детьми – это бы ее убило, как пояснила мать. Зато девчушка могла петь, а музыка и пение всегда находили самую короткую дорожку к сердцу когда-то Годже Каха, а теперь Эрси Диштоя. Голос ее звучал так жалобно, когда она исполняла известную всем балладу о безвременной кончине Масэнэсса, что законченный циник Эрси едва не расплакался.

За время пребывания в Верхних Долах он приходил в этот дом еще пару раз: чтобы выбрать кожу для сапог и примерить почти законченную куртку. И каждый раз Мали пела, а Эрси кусал себе губы от досады, борясь со своим желанием ей помочь. И пение победило. Забрав законченные сапоги и куртку и отсчитав Байлам два огонька и семнадцать искр, Эрси решился.

Такая слава, как в Больших Лугах, ему не нужна. Он едва оттуда вырвался. Староста, Бини и его мамаша, и еще человек двести жителей уговаривали его остаться, а когда поняли, что это бесполезно, рвались организовать ему триумфальный эскорт. Эрси плохо стало, когда он представил себе эту картину: телега, запряженная лучшим деревенским «скакуном» тяжеловозной породы, украшенная живыми цветами и разноцветными тряпками, на которой он стоит, заложив руки за спину, в позе собирающегося на войну Кодонака, а позади выстроились пестро разодетые селяне, вооруженные лютнями, барабанами, бубнами и просто лужеными глотками, дабы восхвалять его… Ему и сейчас не до конца верилось, что удалось покинуть Большие Луга без всего этого пафоса, но он немало сил положил, отнекиваясь.

Чтобы не допустить подобного в этот раз, он решил прежде, чем приступить к исцелению, поговорить с Байлами по душам и дать им подробные инструкции: что делать, а чего не делать, когда он будет валяться в оттоке. Он даже историю для этого выдумал. Эрси отсутствием фантазии никогда не страдал.

– Вот что я вам скажу, уважаемые господин и госпожа Байл, – начал он, и супруги внимательно на него уставились, – я могу помочь вашей дочери.

– Чем вы можете ей помочь, господин Диштой? – спросил Одж, хмурясь. – Мне не по карману нанять учителя для нее, а сам я немного умею читать и писать и девочку тому научу. – Он неверно понял, в чем именно будет заключаться помощь Эрси.

– Я могу помочь в поправке ее здоровья.

– Можете? – Глаза Кайхи загорелись, а ее муж не питал излишних иллюзий:

– Зачем вы говорите так, господин Диштой? Знахарка из самого Тралтея осматривала Мали и сказала, что тут может помочь разве что Мастер Силы. Она дает нам разные травы, что поддерживают огонь в ней… – Отец печально опустил глаза.

Эрси вздохнул.

– Я – Мастер Силы, – выдавил он из себя, – Целитель. Но об этом никто знать не должен – у меня важное государственное дело, и я спешу его исполнить. Но Мали… она так хорошо поет, что я не мог пройти мимо. Я могу ее исцелить.

– Вы – Мастер Силы? – переспросила Кайха и добавила (эти слова всегда звучали, когда люди узнавали о Даре Эрси): – А почему у вас стрижены волосы?

Он снова вздохнул:

– Так надо. Я же сказал, что никто не должен знать.

– Сейчас в Тарии неспокойные временя, – задумчиво протянул Одж, теперь они с женой поменялись местами: он начинал надеяться, улавливая логику в словах Эрси, а она все больше пропитывалась подозрениями.

– Поэтому, прежде чем ее исцелять, я хочу попросить вас кое о чем.

– О чем же? – насторожился отец.

– Первое, не говорите обо мне никому, пока я не уйду достаточно далеко. Второе…

– Вы уверены, что получится? – возбужденно перебила Кайха.

– Получиться-то оно получится, но мне придется за это заплатить…

– Вам нужна плата? Мы отдадим все деньги, что у нас есть, и любые вещи… – Они вновь неверно его поняли.

– Не вам нужно будет платить. Тем более что Мастера Силы денег за действия Дара брать не могут. Мне самому придется платить! Слышали об оттоках? После исцеления я, скорее всего, потеряю сознание, у меня могут быть судороги, ну и прочая ерунда… Так что, когда я закончу – вы заберите свою девочку, чтобы она этого не видела: зрелище не очень-то приятное, а меня оставите в покое, пока я не приду в себя. И не вздумайте никого звать на помощь!

Теперь у них обоих возбужденно горели глаза, и они кивали, соглашаясь выполнить его инструкции; все-таки селяне могут шевелить мозгами, если захотят, и если конечно же мозги эти у них имеются…

У Мали больным было сердце, и исследуя ее своим Даром, Эрси убедился, что беготня с другими ребятишками по деревенским улочкам действительно убила бы маленькую певунью. Исцеляя ее, он был полностью уверен в правильности своего решения: Мали должна жить, должна петь. А когда он заканчивал латать больное сердечко, его Путь Силы, способный не только исцелять тело, но и видеть связь плоти и Дара, нащупал в девочке туго свернутый узелок. Мали была Одаренной, и лет через десять этот узелок развернется, и ей будет открыта дорога в Город Семи Огней. Эрси радовался по-настоящему, искренне, когда понял, что вместо оставшихся больной девочке двух-трех лет, как он думал ранее, Мали проживет три сотни. Может, у нее Дар Музыканта, и она будет играть на флейте?.. Эрси вспомнил Динораду и помрачнел. Когда он падал в оттоке, мысли его спутались и затуманились, образ играющей на серебряной флейте Мастера Айлид покрылся черной пеленой, а образ поющей, сидя на постели, дочери Байлов засиял ярким солнечным светом.

– Вы сказали, что Мастера Силы не могут брать денег за свою работу, но хоть чем-то мы можем вас отблагодарить? – спрашивала Кайха, когда он очнулся.

– Дайте мне поесть, – буркнул Эрси: его обычные раздражение и нервозность усиливались вместе с голодом. Когда он подкрепится, то станет едва ли не самым благодушным обывателем в этой деревушке.

Радовало, что Байлы не позвали все Верхние Долы, уложили его в кровать и, когда он попросил поесть, сразу же бросились исполнять его желание.

В комнату, где он, еще чувствуя некоторую слабость, лежал в постели, вошла Мали, на ее обычно бледных щеках играл здоровый румянец, и Эрси знал, что девчушка может теперь без страха перед смертью играть со сверстниками в догонялки и мотаться хоть целый день по всей деревне.

– Спасибо, Мастер Диштой, – сказала она звонким голоском. – Вы забрали мою болезнь?

Он кивнул, улыбаясь. Общество девочки утихомирило его раздражительность.

– И теперь вы будете болеть вместо меня? – тревожно спросила она.

– Нет, что ты! – рассмеялся Эрси: слава Мастеру Судеб, но от Целителей не требовалась такая цена.

– Тогда почему вы лежите в постели? Вам ведь было плохо?

– Это скоро пройдет. Я только поем – и все как рукой снимет. Просто я устал, когда тебя лечил.

Она засияла улыбкой:

– Хотите, я для вас спою?

Эрси искренне закивал – он хотел.

– Когда ты вырастешь, – сказал он, растроганный красивым пением, – то пойдешь учиться в Город Семи Огней и станешь Мастером.

Девочка посмотрела на него широко распахнутыми глазами, она не поняла смысла сказанного, но запомнила на всю жизнь – он это знал. Эрси внутренне рассмеялся: слухи об ожившем Астри Масэнэссе получат пищу в этой деревеньке, и люди будут рассказывать по всей Тарии, что он исцелил девочку, а затем напророчил ей будущее Мастера Силы. Если Астри Масэнэсс и был реальной исторической личностью, а не просто выдуманным героем легенд, то половина приписываемых ему поступков уж точно была делом рук таких вот, как он – Эрси, Мастеров Силы, которые сами не знали, чего хотят и куда идут.

Мали выпроводили из комнаты отец с матерью. Одж косноязычно высказал Эрси слова благодарности, дочь сапожник любил и по поводу ее исцеления радовался даже больше, чем сама больная. Глава семейства отправился в свою мастерскую, шить очередную пару сапог, или просто поспешил убраться, тяготясь огромным долгом перед Целителем, как оплатить который не знал. Кайха же вежливо оставила Эрси наедине с обильным обедом, и он принялся набивать живот, не сдерживаясь и не следя за манерами.

Он еще не закончил, когда жена Байла вернулась, подошла к нему очень близко и нежно провела рукой по его всклокоченным волосам. «Вот ведь выдумала способ меня благодарить! – думал он, судорожно дожевывая пирог с мясом. – А она очень даже красивая женщина!» Эрси сглотнул и заморгал, борясь с желанием – не очень-то прилично и безопасно заниматься этим прямо в доме, когда муж может вернуться в любой момент. И тогда сапожник его отблагодарит… палкой по спине… Тем более Мали где-то здесь… вдруг она войдет? Не хотел бы он, чтобы девочка увидела… Но Кайха казалась такой прекрасной и желанной, что он едва сдерживался, с трудом соображал и не сразу увидел в ее глазах нечто знакомое. А когда понял и осознал – ужас и отвращение разом отрезали любую похоть! Теми же глазами смотрела на него Лолли! Когда Кайха заговорила сладким и томным голосом, последние сомнения оставили его: тот же голос, те же слова!

– Это ты сделал? Но ты не мог? Зачем ты меня дразнишь?

Он смотрел на нее, придумывая, каким путем будет убегать. Может, это и глупо: убегать от красивой женщины, которая всем своим видом дает понять, что готова разделить с ним постель, но… Женщина ли это?.. Человек ли?..

– Я чувствую запах сильного Дара, но когда прихожу – его нет. Как может такое быть? И каждый раз здесь оказываешься ты… У тебя есть спутник? – продолжала она; ее голос заставил бы любого мужчину думать только об ее прелестях и не вникать в ужасный смысл сказанного, и если бы не страх, Эрси тоже не заметил бы ничего.

«Атаятан? – подумал он. Волна паники, ужаса и отвращения ударила в голову. – Он меня нашел?.. Сильный Дар…» Но Атаятан заставлял людей испытывать ужас, только ужас, а это существо разжигало желание… Но оно охотится за его Даром! Оно само призналось только что! Может, это какой-нибудь посланник Древнего, вынюхивающий Эрси, идущий по следу, оставляемому Силой? Он задрожал, но существо, управляющее телом этой женщины, не обратило на это внимания. Она склонялась к нему все ближе и ближе, как для поцелуя, но Эрси одолел такой ужас, что он видел перед собой не манящие сочные губы, а разверзнутую зубастую пасть чудовища. Он отпрянул и выгнулся, нащупывая руками опору позади себя – деревянный стул.

Женщина, не добравшись до его губ, заметила наконец, что жертва ведет себя не совсем так, как должна.

– Разве ты не хочешь быть со мной?

– Просто… – заикаясь, объяснялся Эрси. Наверное, не стоит давать существу понять, что он что-то заподозрил, – твой муж здесь… Он может войти прямо сейчас.

Она обернулась в сторону двери. Настоящая Кайха знала, что муж не в доме, а в мастерской.

– Я, конечно, не против… но лучше потом, вечером… Где-нибудь в рощице, я видел здесь неподалеку одну густую рощицу. Там нам никто не помешает. – Разговаривая, он чувствовал себя немного лучше, хотя сердце готово было выскочить из груди.

– Так у тебя есть спутник? – вновь посмотрела она на него.

– Есть! – соврал Эрси. – Но он ушел… Пошел в… Касинан – на запад. – Может быть, удастся ввести ее… его… это… в заблуждение и направить по ложному следу, а если Эрси не станет больше никого исцелять, то существо его не найдет.

– Хорошо. – Женщина повернулась и направилась к двери.

Неизвестное создание покинуло тело Кайхи, только когда та вышла из комнаты. Эрси в проем незатворенной двери видел, как согнулась женщина, а выпрямившись, принялась удивленно оглядываться по сторонам.

Нужно уходить! Нужно бежать!..

 

Глава 9

Меняющая Обличья

Вирд-А-Нэйс Фаэль

– О Сияющая! Ты прекрасна! Служить тебе – награда! – нараспев восклицали невысокие черноволосые и черноглазые мужчины и женщины с кожей более смуглой, чем у арайцев, но не черной, как у утарийцев. Они были одеты в балахоны из разноцветных полос ткани. Всевозможные оттенки нашли себе место в их пестрых нарядах и украшениях: агатовые бусы, золотые серьги, браслеты, кольца на руках; головы многих стягивали золотые обручи.

Их было около трех дюжин. Четверо били в продолговатые высокие, в полроста человека, барабаны, все остальные аккомпанировали себе разворачивающимися веером деревянными палочками, издававшими клацающие звуки. У женщин в волосах были колокольчики, и те трясли головами, чтобы звон их раздавался непрестанно.

Впереди всех танцевала женщина, скорее – юная девушка, отличавшаяся обликом от остальных: она была обнажена до пояса, а на бедрах в такт движениям колыхалась юбка, расшитая медными дисками; больше десятка ниток бус обременяли ее хрупкую шею, а руки были унизаны браслетами.

Но это не ей пели «О Сияющая!», сама девушка повторяла те же слова, глаза ее были закрыты, а руки простирались ладонями вперед.

Вирд, пребывая в этом виде́нии, стоял прямо напротив нее и не мог обернуться, чтобы посмотреть, кто у него за спиной и кому они поклоняются. Место, где он находился, было жарким: сухой ветер, что иной раз касался его волос, не приносил желанной прохлады. Вирд был уверен, что это не Ара. Это место южнее, еще южнее… Вокруг росли высокие стройные пальмы, и виднелись совершенно белые прямоугольные, без лишних украшений, здания. Дорожки и площадь, на которой они сейчас находились, были вымощены обтесанными камнями красного цвета.

Где-то вдалеке среди песков, окружающих город, Вирд видел огромные статуи, искусно изображавшие восьмерых мужчин и женщин, стоящих спинами друг к другу и глядящих во все стороны света. Одна из статуй – невероятно красивая женщина – сейчас смотрела каменными бесцветными глазами прямо на него. Вирд кожей чувствовал ее взгляд, а также взгляд того, кто был у него за спиной. Но, как часто бывает в видении, он не мог пошевелиться.

Девушка танцевала так близко, что он ощущал ее дыхание, она едва не касалась его руками, изгибающимися в такт барабанам. Он слышал, как позвякивают браслеты на ее руках и постукивают друг о друга камни бус, как глухо стучат по красным камням ее босые ноги. Мог разглядеть подрагивающие ресницы закрытых глаз и прозрачную круглую слезинку, что вдруг скатилась по смуглой гладкой щеке. Темп музыки увеличивался, а девушка, наоборот, замедляла движения, и когда грохот барабанов и трещоток в руках собравшихся достиг апогея, она упала на колени и неподвижно застыла.

Женщина постарше мгновенно оказалась за ее спиной и неожиданным и таким быстрым, что Вирд ничего не успел сообразить, движением… перерезала танцующей горло. Кровь хлынула прямо на него, и он едва не задохнулся от возмущения, страха и собственной беспомощности.

Придя в себя в библиотеке Семи, Вирд, тяжело дыша, дрожащими руками отодвинул книгу, написанную одним Советником в далеком прошлом: «Размышления о власти Верховного»; он заинтересовался названием после «испытания», устроенного ему взбалмошной Иссимой. Та говорила о безграничной власти, а Вирд чувствовал только безграничную тяжесть ответственности. В книге было множество мудрых поучений, глубинный смысл которых упорно ускользал от него, так как голова была занята совсем другими думами. Конечно же подобное видение не могло быть вызвано философскими размышлениями автора – оно вообще никак не связано с этой книгой.

У Вирда долго не получалось прийти в себя. Не верилось, что кам чист от крови, хлынувшей прямо на него из распоротого горла девушки. Он далеко не сразу сумел унять дрожь в теле и восстановить дыхание. Что это за видение? Кто был у него за спиной?

Он встал и принялся мерить шагами комнату, ступая бессознательно по украшающим ковер белым ромбам и обходя красные.

Мастер Абиль Сет проскользнул в это отделение библиотеки совершенно бесшумно, он держал в руках сразу пять или шесть толстых томов, прижимая их с нежностью к груди. На его длинных волосах были пыль и паутина, как и на широких рукавах старомодного серого кама. Заметив Вирда, Сет замер и стал смотреть на него, как на птицу, случайно влетевшую в комнату, будто бы его – Вирда, тут просто не могло быть.

– Приветствую, Мастер Сет, – кивнул ему юноша, и тот рассеянно ответил тем же.

– Ты удивлен моим присутствием в библиотеке? – прямо спросил Вирд. – Я ведь бываю здесь часто…

– Нет. Я удивлен тем, что… – Толкователь аккуратной стопочкой выложил книги на один из столов, заметил пыль на рукаве, отряхнул ее и только тогда договорил: – Я просто только что думал о тебе… Верховный…

Вирд вдруг вспомнил, что всегда хотел спросить Мастера Сета, не видит ли тот его в пророчествах о будущем? Слова Эбонадо Атосааля: «Ты умрешь, поэтому последствий твоих действий не видно. Ты искра, случайно высеченная. Ты падающая звезда…» – и еще много-много слов… вползли в его душу холодной змеей, и как ни сопротивлялся Вирд, а посеянные Пророком Силы семена все же проросли, и он снова и снова думал: «А может, правда?..» – Что, если ему суждено погибнуть? Кто вспомнит о нем? Если даже первого Верховного – Астри Масэнэсса, человека, прожившего пятьсот лет, записали в выдуманные герои, то чего стоит он – Вирд? А если он умрет, то не сможет защитить Элинаэль, и она обречена.

Пророк среди чатанских Мудрецов также не видел его… «Что успею я сделать, пока мой свет не потухнет, и даже следа не останется от меня?» – Когда-то в видении он видел себя в битве, и создания, похожие на смаргов, атаковали его армию. А после того дня будет ли у него завтра?.. Сможет ли он победить, успеет ли?

– Мастер Сет, ответь мне: ты видишь меня в видениях? Если ли пророчества обо мне?

– Нет. Я не вижу тебя, – ответил Сет тихим голосом, и Вирд горько усмехнулся: «Все-таки прав был Атосааль». – Тебя это огорчает? – Странно, что рассеянный Абиль Сет заметил его реакцию.

– Да, – признался Вирд. – Если Пророки меня не видят, значит, меня нет в будущем… Значит… у меня очень мало времени…

Вирд отодвинул стул и сел, скрестив руки на груди и наклонив голову. Прав был Атосааль. Его слова и сейчас звучали мерзким холодным шепотом безысходности: «…любое деяние имеет последствия, а от твоих деяний серьезных последствий я не вижу, а это значит, что след, оставленный тобой, – лишь дым на ветру. Ты написал свое имя на воде, ты сотряс воздух, ты сверкнул на фоне полуденного солнца. Ты молния, ударившая в море, не поразившая никого. Вспышка, гром – и все…»

– Закрой глаза, – вдруг попросил Толкователь.

– Зачем? – удивился Вирд.

– Закрой, закрой. – Сет настаивал, и Вирд зажмурился. Он честно сидел так, не подглядывая, какое-то время, хотя и не понимал, для чего это.

– Открывай! – резко скомандовал Сет. Вирд разомкнул веки и тут же отпрянул, прикрывая лицо руками, – в глаза ударил болезненно яркий свет.

– Что ты видишь? – звонко выкрикнул чудак-Толкователь. – Смотри! Не жмурься! Что ты видишь?

Вирд попытался, но смотреть было больно.

– Ничего не вижу! – ответил он. – Свет слишком яркий!

Мастер Сет убрал светильник, который только что держал в руке, тот взмыл под потолок, а Вирд смог теперь разглядеть комнату и Толкователя, хотя темные и светлые пятна еще плясали у него перед глазами.

– Ну как? – Абиль почему-то выглядел довольным.

– Что это было?

– Ты не разглядел тарийский светильник?

– Разглядел… я чуть не ослеп… – Вирд почувствовал себя глупо.

– Можно не видеть чего-то по нескольким причинам, – принялся объяснять Мастер Сет, усаживаясь напротив Вирда, – иной раз из-за того, что предмета, который ты хочешь рассмотреть, нет. Иной раз потому, что там, куда ты смотришь, – слишком темно, и тьма скрывает предмет. А еще – если яркий свет бьет в глаза! С тобой, Вирд-А-Нэйс, – именно так! Пророки поэтому тебя не видят, а не потому, что ты рано умрешь!

Вирд изумленно хлопал глазами.

– Сам я не делаю прорицаний – вспомогательного Дара Пророка для этого недостаточно. Я могу лишь «погружаться» в тексты. Когда это касается прошлого или настоящего – подойдет любой текст, а если будущего – то только пророчество, составленное другим – Пророком с основным Даром. Текстов о тебе, Верховный, нет… Ты слишком ярко горишь… Почти нет текстов… Был все-таки один, кто тебя видел! Одно пророчество существует!

– Какое?! – Юноша подался вперед, перегибаясь через стол к Сету, и тот сделал то же самое навстречу ему и продекламировал:

Страна, на которую в полдень Дракона не падает тень, Там тот обретает свободу, в ком полон Создателя день. Кто знает несчастье и горе, со смертью столкнувшись не раз, Великим принес он паденье, а слабых и немощных спас.

Вирд хмыкнул и откинулся на спинку стула:

– Разве это обо мне?

– Страна – это Ара, ты обрел там свободу, ты принес «великим» паденье…

– Это все уже было, это пророчество о прошлом, – перебил его Вирд. – Что дальше?

– А чем дальше, тем ты ярче разгораешься, и тем больнее нам, Пророкам, смотреть! Тебе самому, кстати, – тоже!

Вирд задумался. Все его сомнения слова Мастера Сета не развеяли, но чуть полегче ему стало.

Абиль принялся деловито листать принесенные фолианты, время от времени бросая косые взгляды на него. Вирд тряхнул головой: «Хватит думать о всякой ерунде. Нужно искать ответы на более важные вопросы».

– Мастер Сет, ты не нашел ничего, что объясняет случай с Хатоем?

– Нет, – вздохнул Толкователь. – Но кое-что я узнал, касательно случая с Мастером Клатом. Ты так выразился… мне Ото рассказывал… «выпить Дар».

– Да, – кивнул Вирд, – других слов я не подобрал.

– Это действительно так. И я понял, что Атаятан иногда «пил Дар».

Вирд весь обратился во внимание: очень важно понимать, что может, а чего не может твой враг.

– Когда-то, уж лет двадцать прошло, я читал одну книгу, которую написал путешествующий по югу Мастер Музыкант из Пятилистника. Было это много столетий назад: Мастер тот собирал песни и сказания разных народов, а затем составлял из них баллады и пел здесь, в Тарии. Его слушали даже в королевском дворце. В книгу эту он записал собранные истории и свои стихи и песни, сложенные на их основе. Когда я читал ее впервые, то ничего интересного для себя не нашел. Но когда услышал от Ото: «выпил Дар», сразу вспомнил об одной балладе. Как писал Музыкант, эту балладу пели где-то в Годже, он переделал ее на свой лад, но смысл оставил неизменным. Говорилось там о неком герое Аготе, который сражался как вихрь, о его славном мече, названном «Танец смерти». Агот этот противостоял могущественному и непобедимому врагу. На то, что врагом этим мог быть Атаятан-Сионото-Лос, в балладе не было для меня никаких намеков, ведь тогда, когда я читал эти стихи, почти ничего о Древних еще не знал. Но теперь я вижу… В балладе говорилось, что Агот с немногочисленными отрядами сражался с огромными армиями врага и благодаря необычайным своим способностям иной раз побеждал. Я думаю, что легендарный этот Агот являлся боевым Одаренным. Но борьба его была обречена, так как слишком многочисленные враги выступали против него, а во главе их стоял тот, кого не мог пронзить меч – в сказании назван Владыкой. Агота пленили, и он предстал перед Владыкой. А дальше там говорится так:

«Склонись предо мною, служи мне, герой, Я дам тебе силу, коль будешь со мной. А если откажешь – я вытью до дна Твой Дар и огонь, словно чашу вина». «Нужна ли мне сила, коль сердце умрет, И стану, как ты я?» – ответил Агот. Герой перед Владыкой главы не склонил, Колен не согнул, хоть стоял он без сил. Он поднял свой меч, чтоб пронзить им врага. «Не раб я тебе, – он сказал, – не слуга! Пусть даже клинок мой тебя не возьмет, Но с честью умру за свободный народ!» И пил, наслаждаясь, враг жизнь и огонь, Агот же слабел, но сжимал он ладонь, И славный свой меч до конца удержал, Пока, как свеча догоревшая, пал… И имя его не забудем – Агот, Он жизнь свою отдал за вольный народ.

– «Твой Дар и огонь, словно чашу вина…» – повторил Вирд. – Ты прав, Мастер Сет, эта баллада разъясняет кое-что. Если тем Владыкой был Атаятан, то это означает, что он и раньше пил Дар… Но… Если он может делать это, будучи в теле любого человека… неодаренного… мужчины… женщины… то как нам защититься от него?!

Элий Итар

Элий бродил от безделья по пустующим коридорам замка, заглядывал в холодные пыльные комнаты, где гулял колючий ветер северной Тарии – Дих. Дих сродни его гневу, Элий мог бы призвать его своей Силой и разрушить эти стены, но сейчас не время. Он сел в одной из комнат, темной каменной коробке с раззявленной пастью окна без рамы, подставил лицо ветру, подпер спиной грязную стену и прикрыл глаза, представляя себе падение Тарии. Город Семи Огней в развалинах, великолепные здания превратились в груды обломков, залитые кровью, и все это пожирает пламя, – картина, которую он часто видел в своем воображении после того, как взял Пророка во Второй Круг; вид грядущего разрушения был для него отрадой. Двери в комнате отсутствовали, их сняли когда-то с петель и унесли, и оттого сквозняком тянуло по ногам, но он не мерз.

Монотонное завывание Диха за окном вдруг прекратилось так внезапно, что Элий в удивлении распахнул глаза и приподнялся. В комнате стояла женщина – Джиша. Ее переместили сюда из какого-то далекого забитого тарийского городка, – обычная продажная девка. Здесь, в замке, было около двух дюжин таких – некоторые Мастера, особенно из Тайных, нуждались в их услугах. Джиша – худая, даже костлявая, немного нескладная, – никогда раньше не казалась ему красивой… но не сейчас! Он не мог сообразить, что изменилось в ней, но женщина притягивала взгляд. Выражение ее лица, осанка, движения – стали другими, глаза и вовсе смотрели, будто с лица совершенно незнакомого человека.

Элий и раньше частенько сталкивался с ней в замке. Таких женщин, как эта, он всегда обходил стороной, они почему-то напоминали ему о матери, но Джиша – недалекая и беспокойная, заметив, что он не спешит покупать ее любовь, стала навязываться ему, прислуживать в мелочах: стирала и штопала одежду, приносила еду. Элий гнал ее, но она не отставала. Чего хотела она от него добиться? Любви? Ничего более глупого он не встречал! И за то время, пока Джиша преследовала его, он изучил ее манеру держаться, обычное выражение лица и взгляд – сейчас перед ним был некто иной.

– Не имеющий страха?

Когда она заговорила, то голос ее был настолько мелодичен, что Элий сразу подумал об Атаятане. Каким-то образом Древний использовал тело прислужника Хатоя в кабинете Верховного, чтобы приказать им отступить. Но зачем сейчас Атаятану пользоваться телом этой женщины, когда тот во плоти может призвать к себе Элия и говорить с ним, сколько вздумается?..

– Покоряющий ветер? – продолжало неизвестное существо устами Джиши.

– Почему ты говоришь через нее, Атаятан? – спросил прямо Элий, поднимаясь на ноги.

Она засмеялась, и смех, как перезвон колокольчиков, наполнил неестественно тихую комнату.

– Я не Атаятан, – сказала она.

– Но ты и не Джиша. Ведь так? – Элий был уверен в этом. У Джиши глаза – как у испуганной собачонки, а не охотящейся тигрицы.

– Я Джиша. – Вновь звонкий смех. – Сейчас я – она.

Элий догадался: они пробудили по приказу Атаятана еще одно существо, подобное ему. Где-то очень далеко, в Краю Тин, они вошли в храм и совершили ритуал. Ее звали, кажется, Эт’ифэйна… Ей поклонялись в тех землях, и одна фанатичная жрица даже отдала за нее жизнь. Похоже, что ей приносили кровавые жертвы все то время, пока она спала, поэтому в полную силу Эт’ифэйна вошла намного быстрее и легче, чем первый пробужденный Древний. Что делает она здесь? Пришла поблагодарить Атаятана-Сионото-Лоса? Тогда почему она с ним, с Элием?

– Какой сильный Дар, он манит меня… – Она приблизилась и провела рукой по его щеке. – Он дразнит меня. Но я не могу к тебе прикоснуться – ты связан!

– Ты – Эт’ифэйна?

– Я – Меняющая обличья. Ты изводишь меня! Какой аромат источает твой Дар!

– Зачем ты пришла сюда?

– Я пришла к Атаятану-Сионото-Лосу. К твоему господину. Но ты – привлек меня…

Она с дурманящей нежностью провела подушечками пальцев по его лицу, шее, плечам и рукам, облизнула свои розовые губы, от ее дыхания ему становилось невыносимо сладко. Элий не сдержал рук, и они, будто бы сами по себе, потянулись к ее талии, а его губы раскрылись для поцелуя. И он совершенно забыл о том, кто она, зачем пришла, кто он и что он здесь делает, забыл обо всем… даже о гневе…

– Эт’ифэйна! – Этот голос заставил Элия вздрогнуть и очнуться: он вдруг понял, что уже наполовину раздел женщину. Неужели он собирался… с этим существом… Он замотал головой, стряхивая с себя наваждение.

Элий вновь почувствовал непреодолимое желание, туманом обволакивающее мысли, затем словно встречный порыв ветра колючим ужасом ворвался в туман, и они принялись бороться между собой. Эта борьба привела его в смятение, и даже сердце внутри защемило, чего не бывало с тех пор, как его коснулась игла Доа-Джота. Элий заскрипел зубами, нащупал внутри свой гнев и только тогда успокоился, будто бы опершись на плечо надежного друга. Приведя в порядок сбившееся дыхание, он наконец стал соображать, что происходит, и увидел стоящего напротив Джиши-Эт’ифэйны какого-то незнакомца: мужчину лет сорока в потрепанной дорожной одежде. Взгляд и голос мужчины не оставили сомнений, что это Атаятан. Они встретились в чужих телах и меряются силой. Он и она… Ужас и похоть…

Элий отошел в сторонку, выход из комнатушки преграждали ему эти двое. Но Древние на него особого внимания не обращали.

– Ты ведь не станешь брать то, что мое? – сказал Атаятан, складывая пухлые губы незнакомца в свойственную Древнему улыбку.

– Он дразнит, – капризно ответила она.

– Он мой!

– Я знаю. Как мы попались, Атаятан-Сионото-Лос? Кто погрузил нас в сон?

– Повелители Огня, но их больше не осталось.

– Я не думала, что ты тоже уснешь. Ты самый сильный из нас. Ты пробудил остальных?

– Нет, только тебя. Зачем мне пробуждать их? Они мне не нужны.

– Так почему ты пробудил меня?

– Ты самая хитрая из нас. И я хочу, чтобы ты научила меня.

– Великий Атаятан-Сионото-Лос желает учиться у Меняющей обличья? Но ты ведь, как я вижу, сам овладел Путем Тени – ты в теле человека.

– Овладел, но не в совершенстве. Я не могу пить через это тело.

– А-а-а!.. Тогда Путь Тени почти бесполезен. Этому ты хочешь, чтобы я тебя научила?

– Да, этому.

– Но мы очень разные с тобою. Ты – сила, я – хитрость. Ты увлекаешь страхом, а я – страстью. Тебе служат связанные Одаренные, а я просто наслаждаюсь, выпивая их. Ты смотришь в века, а я живу мгновеньем. Ты – меч, я – стрела. Ты любишь строить, а я – крушить. Ты всегда жил во дворцах, я же не нуждаюсь в них. Ты в теле мужчины, а я – женщины. И я уверена, что и твое собственное тело сейчас выглядит как тело мужчины. Не так ли? Как и я выбрала подобие женщины.

– Я много веков был таким. Как и ты. Мы уж и забыли, каков настоящий наш облик. Мы с тобою не такие уж и разные, Эт’ифэйна. Мы оба – Хтэмы! Ты не забыла?

– Нет. Но я не стану учить тебя моему искусству. У тебя и так слишком много: смарги, псы, связанные и их Дары, которыми ты можешь пользоваться.

– А почему ты отказалась от всего этого? Я могу научить тебя связывать себя с имеющими Дар, как научил когда-то остальных, которые сейчас спят.

– Им это не помогло. Да и зачем мне их Дары? От их Даров исходит запах Создателя. Дар сладок для питья, но как ты носишь это внутри? Разве огонь не причиняет тебе боль?

– Боль проходит, Эт’ифэйна, а могущество остается.

– Ты достаточно могуществен. Так останемся каждый при своем. Мне не нужна твоя наука о связывании кровью. А тебя я не стану учить всем тонкостям Пути Тени, ты и так уже кое-чему научился. Этого достаточно. Иначе ты станешь намного сильнее меня. Один совет могу тебе дать: когда оставляешь их – не убивай. Ты ведь не каждым можешь воспользоваться. Ты всегда интересовался теми, в ком огонь, а остальных воспринимал лишь как пищу, а я наоборот: моя пища – Одаренные, а служат мне все остальные – их больше, и они добровольно отдают свои жизни мне.

– Это даже не пища. Одно мгновение наслаждения – и все. Выпитый Дар не прибавляет сил или способностей.

– Наслаждение, Атаятан-Сионото-Лос! Наслаждение – вот что важно!

Она вновь звонко рассмеялась и… ушла, как понял Элий, так как Джиша согнулась, разогнулась и уставилась на незнакомца круглыми глазами. Она заметила, что платье ее расшнуровано и наполовину стянуто, и поспешила прикрыть наготу: похвальная скромность для шлюхи.

Атаятан тоже не стал задерживаться. Мужчина упал, задергался в конвульсиях и вскоре скончался. Кожа его будто бы загорелась от невидимого пламени, и через мгновение Джиша орала не своим голосом, глядя на кровавое месиво вместо его лица – советом Эт’ифэйны не убивать, уходя, Древний не воспользовался.

Эрси Диштой

С тех пор, как Эрси заблудился, перепутав Гарсен с Большими Лугами, он старался держаться одной самой широкой дороги: не мощеный тракт, но по крайней мере – на карте она есть. И хотя до более-менее приличного города еще топать и топать, Эрси знал, где находится. Карты – это не его, но сносно ориентироваться по ним ему все ж пришлось научиться. Он покинул Верхние Долы два дня назад, еще дня три таким же неспешным шагом – и он прибудет в Лажз. Не город, но по словам тех, кто рассказывал, – поселок раза в три больше Лугов и Долов, вместе взятых, на берегу реки Утан-Чи. Еще немного – и он в Междуморье. Там замечательный климат, соленый морской воздух… и вокруг одни хитрые торгаши – слава междуморцев гремит по ту и по эту сторону Фа-Нолл. Что он будет там делать, не имея навыков ни в торговле, ни в каком другом ремесле? Он назвался учителем, но и учить вряд ли сможет, Эрси для этого слишком раздражителен и чужой глупости не терпит. Его не раз приглашали преподавать в Академии Силы, и он пробовал, но не выдержал более трех уроков. Так то – Одаренные, у них несравненно лучше развиты мышление и память благодаря Силе, а с обычными людьми ему придется туго… Но там видно будет, может, из него и купец получится: тех пламеней, что в его карманах, достаточно для начального капитала, будет торговать пряностями, или тканями, или… чем-нибудь, да будет. Должны же быть хоть какие-то преимущества у ставосьмидесятитрехлетнего Одаренного, бывшего больше сорока лет Советником Малого Совета, над обычными торгашами, пусть даже хитрющими междуморцами?! Опыт… знания…

Холмы, вдоль которых он шел, постепенно сменялись лесом. И вскоре дорога легла между двух стен высоких деревьев. Несмотря на то что весна только началась и листьев еще было не так много, лес стал настолько густым, что разглядеть происходящее за деревьями хотя бы на пару ярдов вглубь Эрси не удавалось. Ему было не по себе, и казалось, будто из-за кустов за ним следят. Из оружия у него только небольшой кинжал – память от отца; он никогда не расставался с клинком, но и пользоваться особо не умел. Зачем мирному Мастеру уметь пользоваться оружием? Ведь не думал же он, что придется вот так идти в одиночку через густой лес, в котором наверняка полно волков, а может, кого и похуже…

Эрси рассуждал над тем, насколько на самом деле Мастера Силы не приспособлены к жизни: он привык, что о нем всегда заботились, что ни о пропитании, ни о безопасности ему не нужно было беспокоиться. Да, последние лет тридцать ему пришлось поиграть в жестокие игры, с интригами, убийствами, но драться с кем-нибудь лично, используя мускулы и ловкость тела, а не изворотливость ума – такого, пожалуй, не случалось с ним с самого детства… Он цивилизованный человек! Мирный Мастер! Да и думать, как заработать на хлеб или отыскать дорогу – требуется от него впервые. Оказывается, что организовать разведение эффов на острове Коготь, переманить на свою сторону чатанского Мудреца под носом у императора или начать войну с Арой ему было легче, чем сейчас просто пересечь Тарию…

Но нельзя останавливаться: по его следу идет неведомый зверь – существо, что уже почти настигало его два раза. Если он уйдет от твари и в третий, то имя Эрси – Счастливчик, он выбрал себе не зря. Эбонадо постоянно твердил ему о важности имен. Мол, если знаешь значение имени, то ничего невозможного для тебя нет. Может, он и прав… Атосааль всегда хотел понять значение имени Атаятана-Сионото-Лоса – думал, что тогда получит какую-то власть над Древним… Эрси затряс головой, стараясь вытряхнуть из нее мысли обо всем этом… так как внутри уже стала подниматься волна ужаса, отвращения и тошноты.

– Стой! – раздался вдруг громкий грубый голос откуда-то из-за кустов впереди.

Эрси резко остановился, глядя в сторону, откуда раздался звук, но вдруг ветка хрустнула позади него, и он завертел головой, оглядываясь. На дорогу вышел крупный, заросший щетиной мужчина в засаленной куртке, которая не застегивалась на выпирающем брюхе. Намерения его были однозначны: в обеих руках громила держал по здоровенному тесаку. Эрси попятился, но из кустов позади и по бокам тоже стали выходить подобные первому молодцы, неопрятно одетые и вооруженные до зубов. У одного арбалет, у другого длинный лук, третий вертит в руке кинжал, подобно фокуснику, еще один держит только дубину, но сам настолько громадный, что кажется даже опаснее того, что с мечом. «Тария – безопасная страна для одинокого путника…» – в какие еще нелепицы верили наивные Советники Малого Совета?

– Давай-ка мы поможем тебе, парень, освободиться от лишнего груза! – гаркнул тот пузатый, что вышел из кустов первым.

Громила подошел к нему и сразу же отобрал кинжал. Потом, приставив один из тесаков почти к горлу Эрси, вынудил его снять рюкзак и вытрясти на дорогу все содержимое.

– Снимай куртку!

Эрси заскрежетал зубами, но повиновался: он снял с себя почти все, и запасы пламеней, огоньков и искр, что он прятал при себе, немедленно перекочевали в карманы грабителей, а вместе с монетами – и его надежда нормально обустроиться в Междуморье.

Рюкзак тоже не избежал потрошения. Худой и длинный как жердина парень с редкими немытыми волосами, которые были бы светло-русыми, не будь они такими грязными, умыкнул его запасы солонины и сухарей. Неужели придется голодать по пути в Лажз? Его лишили одеяла – придется еще и мерзнуть. Но что он может сделать против шестерых? «Вот когда пожалеешь, что у тебя не боевой Дар…»

Снятая с Эрси одежда, а также запасная, из рюкзака, подверглась тщательному досмотру. В конце концов, повертев в руках его новенькую куртку, рубахи и сапоги, пузатый Главарь бросил все это к его ногам со словами:

– Скажи спасибо Мастеру Судеб, что ты такой мелкий – никому из нас ничего и на нос не налезет!

Эрси сразу же натянул рубаху и брюки, хотел было взять свою куртку, но тот самый долговязый парень, что позарился на его запасы продовольствия, выхватил ее и попытался напялить на себя. Куртка была коротка грабителю, рукава заканчивались чуть пониже локтя, но молодой разбойник все ж надеялся, что ему будет удобно это носить, другие подняли его на смех:

– Снимай, Длинный! Не позорь нас! Отдай этому белобрысому его куртку, он и так неплохо нам помог! – оскалился тот, что с мечом, позвякивая набитым золотом кошелем Эрси. Скорее, это он Главарь, а не пузатый?

– Слушай, Мастер, а может, Мышке подойдет? – не унимался Длинный.

– Мышка помрет не сегодня-завтра, – ответил Мастер. Он и вправду Мастер? Эрси взглянул на его левую руку – серебряного браслета там не было. Значит, просто прозвище такое.

– А может, и не помрет наша Мышка! – послышался чей-то хриплый голос позади, и все обернулись.

На дороге стоял невысокий, хоть и выше Эрси, жилистый тип с прищуренными глазами, немного заросший, но одетый приличнее, чем остальные.

– Шип! Где ты был? – заорал пузатый.

– Я же говорил, что приведу вам Целителя! – ответил Шип, и Эрси ругнулся про себя. – Я его вел от самых Больших Лугов – прямиком к вам! А вы как его встретили?! Хоть куртку ему отдай, Длинный!

На этот раз Длинный мгновенно стащил с себя куртку и передал ее Эрси. Большие Луга? Вот откуда прознал этот бандит о том, что он Целитель! Спасибо вдове Ришке! Теперь, когда у него отняли все деньги и припасы, не хватает только попасть в руки тому, кто за ним охотится, а тварь эта не замедлит прийти на «запах», если он кого-нибудь исцелит.

– Так ты Целитель? – Мастер наклонился и оглядел его так, будто только что увидел.

– Да какой я Целитель? – пожал плечами Эрси. «Кто такая эта Мышка? Надеюсь, что человек, а то не хотелось бы попадать в передрягу с Атаятаном из-за животного…»

– Целитель, Целитель. Мастер Силы! – громко объявил Шип, и в глазах разбойников промелькнул страх. Одно дело ограбить на большой дороге случайного прохожего, а совсем другое – Одаренного.

– Ты чего, Шип, шутишь, что ли? – забормотал пузатый.

– Ничего я не шучу! Но вы не трусьте – он скрывается! Вот и волосы себе отрезал, и путешествует в одиночку уже не первый день! А это значит, что на помощь ему никто не придет.

Шип подошел к Эрси, который тем временем успел натянуть сапоги и сложить немногие оставшиеся после грабежа вещи в рюкзак, и подтолкнул его почти дружеским хлопком по спине в сторону леса:

– Пошли, посмотришь Мышку!

Эрси дернул себя за волосы, прикусил губу и пошел следом за Шипом, проклиная свои доброту, глупость и наивность, а заодно тарийские дороги и жителей Больших Лугов.

По узкой, не заметной для постороннего глаза тропинке они продирались сквозь заросли, и Эрси каждый раз ругался в голос, когда очередная ветка цепляла и рвала его новенькую, великодушно оставленную ему разбойниками куртку. Впереди шел Шип, позади – остальные. Обреченно он подумал, что дороги назад не смог бы найти: тропа петляла, деревья и кусты были совершенно однообразны, и когда Эрси, раздвинув ветви густого куста с шершавыми и отвратительно пахнущими листьями, внезапно оказался на небольшой поляне, где стояла грубо сколоченная из бревен избушка, он опешил от неожиданности.

Мышкой оказалась женщина лет так двадцати пяти. Лицо ее было опухшим, а сама она казалась очень изможденной. Волосы свисали длинными сальными космами, ногти были черными от грязи, а запах от нее исходил такой, что Эрси едва не вывернуло. Избушку эти ее друзья-товарищи соорудили, видно, специально для Мышки, а болела она уже месяца два. Здесь, прямо на полу, расстелены были шкуры и одеяла, в которых она и лежала все это время, умирая.

Главарем этой захудалой банды оказался вовсе не пузатый, не Мастер и даже не Шип, а горюющий над помирающей своей любовницей малый устрашающего вида, которого все звали Зверем. В глазах его действительно было нечто звериное. Дополнить этот взгляд выступающим вперед покрытым черной щетиной подбородком, низким покатым лбом, густыми сросшимися на переносице бровями и постоянно искривленным ртом – и образ вырисовывался такой, что можно не спрашивать, откуда взялось это прозвище.

Зверь буквально взревел от радости, узнав, что пожаловал Целитель, обещал отблагодарить Шипа и озолотить самого Эрси, хотя его устроило бы, если бы ему просто вернули все украденное. Он думал об оттоке и о том, успеет ли уйти от охотящегося на него существа. Еще у Мышки могла быть болезнь, требующая участия Отсекателя, а разбойникам этого не объяснишь, и Эрси, скорее всего, живым уйти не дадут.

Повезло так повезло… Ставшим уж привычным для него движением он закусил отрезок кожаного ремня и завязал концы на затылке; предупреждать бандитов о том, что будет с ним после исцеления больной, показалось ему бесполезной тратой времени. Оставалось только надеяться, что его конвульсии в оттоке испугают суеверных неучей, и они побоятся его трогать.

Исцелить Мышку оказалось ему под силу – но не сдержать отлив… Хотя в этот раз, наверное, из-за страха, без сознания был он недолго, так как, очнувшись, увидел, что разбойники, особенно Зверь, еще продолжают бурно радоваться исцелению своей ненаглядной лесной королевы.

Тем не менее Шип глаз с него не сводил.

– Теперь можно от него избавиться, – негромко сказал он Мастеру, думая, что Эрси не слышит.

– Может, пусть живет? Пригодится еще…

– Нельзя. Как-никак – Одаренный. Рано или поздно он нам припомнит все. Отпускать его нельзя.

– Жалко его! – услышала разговор исцеленная Мышка, и у Эрси появилась надежда.

– Прав Шип. Нельзя оставлять его в живых! – Зверь – он и есть зверь… Главарь вынес Эрси приговор.

Разбойники окружили его, и он встал с пола на еще слабых ногах. Закончилось везение. По крайней мере, не Атаятан его нашел, а другая смерть… Эрси вздохнул, задрал подбородок и посмотрел Зверю в темные глаза.

– Да что вы все разом! – не сдержал он раздражения. – Что, одного не хватит – меня прирезать?

Головорезы устыдились и отошли куда-то в сторону, двое даже вышли на улицу. Зверь же с места не сдвинулся, он достал из-за пояса внушительных размеров нож и уж шагнул было к Эрси, когда Мышка с удивительной для нее силой потянула Главаря за рукав.

– Постой! Целитель – мой! – сказала она голосом, услышав который, Эрси застонал.

Она приблизилась к нему, навевая неестественно острое желание, которое в нем перемешалось с отвращением: и к исходящему от тела Мышки запаху, и к той сущности, что была сейчас внутри нее.

– Ты!.. – протянула она. – Ты опять прячешь свой Дар от меня? Как ты делаешь это?!

Эрси ощутил, будто кто-то шарит у него в груди возле солнечного сплетения, пытается проникнуть в тот плотно сжатый узел, в который свернулся его Дар. Уж лучше б разбойники его сейчас резали!

– Оставь меня в покое! – выкрикнул он.

– Мышка, ты чего? – окликнул ее Зверь, видя, что его женщина прижала Целителя к стене и обхватила руками, будто бы в порыве страсти.

Она не обратила внимания на «своего» любовника, продолжая жадно обыскивать, прощупывать Эрси, шаря у него внутри невидимыми щупальцами. Она хотела добраться до его Дара!.. Он судорожно отпихивал ее руками, отбрыкивался, как мог, ногами, но существо оказалось сильнее, чем могла быть эта исхудавшая за время болезни Мышка.

Тем временем Зверь, подойдя к ним достаточно близко, что-то орал и тянул свою даму за предплечье, которое легко обхватил ладонью, а затем взгляд Главаря резко поменялся, и… у Эрси подкосились ноги.

– Не тронь его! Он – мой! – Если насчет всех тех женщин, которые пытались добраться до его Дара, у него и были сомнения, то не узнать сейчас во взгляде и голосе Зверя Атаятана он не мог.

– Ты потерял его! – возразила женщина.

– Он мой навсегда! Не смей трогать его!

– Я выпью его! А ты быстро учишься, Атаятан, уже смог найти его по запаху?

– Я знаю твой запах! Ты привела меня к нему! И я не позволю выпить его!

Если настоящий Главарь и не мог справиться с Мышкой, одержимой неизвестным существом, то Атаятан в теле человека сделал это с легкостью. Он так дернул ее за предплечье, что она полетела на пол. Оставшиеся в домике разбойники глядели на это с вытаращенными глазами и открытыми ртами. А Эрси трясло так, что зуб на зуб не попадал.

Она тут же вскочила и кинулась на громадного мужчину с отчаянием бешеной кошки. Вцепилась зубами в его шею – и струйка алой крови побежала по плечу.

Какая-то тварь дралась с самим Атаятаном (!), а их призом был он – Эрси. Он, истерично хихикая, сполз по стене и обхватил руками колени.

Зверь стряхнул с себя женщину, затем поднял ее за шею и швырнул об стену: что-то противно хрустнуло, и Мышка затихла на полу. Атаятан двинулся по направлению к Эрси, но тут вскочил Мастер и с мечом в руке напал на Зверя.

– Чего это вы творите?! – заорал Шип: от испуга хриплый голос разбойника стал визгливым.

Похоже, что тварь, предпочитавшая тело женщин, на этот раз воспользовалась мужским: тот, кого неизвестно за что звали Мастер, отчаянно рубил и колол мечом своего Главаря. Зверь продержался довольно долго, а когда обмяк, истекая кровью, у мечника появился новый противник – тот самый громила с дубиной – Атаятан тоже сменил тело.

Шип распахнул дверь и принялся орать, зовя на помощь всю банду:

– Зверь с ума сошел! И Мастер!.. Сюда! Сюда! Скорей!!! – Лучше бы бежали они не сюда, а отсюда…

Когда в домик ворвались остальные и попытались разнять дерущихся, воцарилась такая сумятица, что Эрси осталось только закрыть голову руками и отползти к расстеленным на полу шкурам и одеялам. Несмотря на отвратительный запах, от которого слезились глаза, он зарылся в них и следил за происходящим одним глазом в оставленную щелочку. Конечно же это его не спасет, когда в конце концов победит тот или другой… Кто этот другой? Кто может драться с самим Атаятаном?

Теперь в этой битве за шкуру Эрси Диштоя (или Годже Каха – шкура-то все равно одна) принимали участие все, и не понятно было, кто еще оставался самим собой, а кого использовали Атаятан и неизвестный. Мастер отшвырнул попытавшегося повиснуть на его руке Длинного, сломав при этом парню шею, а громила воспользовался тем, что противник отвлекся, и проломил ему череп своей дубиной; но и громилу успокоил сверкнувший кинжал, пролетевший по воздуху через всю комнату и вонзившийся в налитый кровью глаз.

Эрси рассмеялся, затем зарыдал, затем накрылся с головой, стараясь не слышать стонов, рева, грохота и проскальзывающих время от времени во всей этой какофонии самых страшных звуков – мелодичных до умопомрачения фраз Атаятана или его противника. Они спорили, кто имеет право на Дар Эрси!

Внезапно все стихло. Диштой подождал под шкурами еще пару минут и только потом выглянул: все разбойники были мертвы. Эрси осторожно вылез, встал на ноги и, обходя мертвецов и лужи крови, стал пробираться к выходу.

– Я нашел тебя! – вдруг услышал Эрси голос и обернулся.

Шип лежал, прислонившись к стене, в груди торчал чей-то тесак, но он был еще жив, и улыбке Атаятана его состояние не помешало.

– Вернись! Ты полезен! Если будешь служить мне – не пожалеешь, а если она найдет тебя – то выпьет!

– Кто она?

– Эт’ифэйна.

– Я не вернусь! – Эрси набрался смелости, шагнул к Шипу и, скривившись от отвращения, поглубже вогнал тому в сердце тесак.

Когда Шип умирал, Атаятан все еще улыбался его устами.

 

Глава 10

Брат

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Вирд сидел в кабинете Верховного и смотрел на Мастера Уйта, своего секретаря, пока тот вскрывал очередной конверт с посланием, почти с ненавистью. В этом конверте наверняка еще один неприятный сюрприз. И так столько всего навалилось…

Значительные силы тарийской армии были направлены на север для создания заслона. Ках, когда еще был здесь, рассказывал, что Атаятану не удавалось переправить куда-либо своих смаргов при помощи Дара Перемещений, поэтому следовало ожидать, что создания эти могут двигаться, уповая лишь на собственные ноги, а значит, главная угроза – все же с севера. Хотя где теперь сам Древний и связанные с ним Одаренные?

Часть населения и немногочисленные остатки Детей Снегов эвакуированы в глубь страны. Строители работают не покладая рук, создавая укрепления, чтобы задержать армии Атаятана. Золотой Корпус тренируется день и ночь, Оружейники тысячами единиц выковывают оружие, способное поразить связанных с Древним и эффективное даже в руках неодаренных. В этом Вирду удалось «задать темп». Оказалось, что, работая вместе с Музыкантами и Строителями, Мастера Оружейники могут творить удивительные вещи. Войска Тарии подтянулись из Доржены и теперь в полном его распоряжении. Мастера Перемещений ведут разведку, докладывая обо всех подозрительных происшествиях, которые могут быть связаны с Древним, как на севере, так и на юге.

Но всего этого недостаточно… Приложенных усилий, предпринятых действий, найденных ответов, составленных планов – мало! Вирд остро осознавал, как мало!..

Кроме восставшего Атаятана – наводнение в Дойже, Тасия-Тар вышла из берегов. Что-то похожее на эпидемию в восточной Тарии на границе с Ливадом. Засуха, поразившая земли у Хвоста Дракона, туда требовали Мастеров Полей и погодников, но Одаренным сейчас всюду угрожает опасность, и он боится их отпускать. Годжийцы, воспользовавшись тем, что Ара занята войной с Тарией, активизировали налеты на имперский флот, доставалось и тарийским кораблям, особенно купцам из Междуморья; пиратам следует преподать урок. Жада и Микута в очередной раз вцепились друг другу в горло, а Ташир то и дело поглядывает на западные земли Ливада.

Несмотря на то что удалось договориться с Хокой-То и чатанскими Мудрецами, из Ары почти ежедневно поступают жалобы: то плачутся тарийские Толкователи и Пророки, посланные туда, – мол, к самому интересному их не допускают, то выдвигают обвинения Персты Света, что их давно не приглашали в библиотеку Семи. То благородные к’Хаэли гурьбой приходят на поклон к императору, требуя, чтобы он не соглашался на уговоры тарийского колдуна – Верховного, и не освобождал рабов, хотя об этом речи еще не было.

Совет Семи Вирд собирал ежедневно. И вот сейчас, как только Мастер Уйт закончит свой доклад о полученных вчера поздно вечером сообщениях, настанет время очередного заседания. Теперь это заседание начинается, едва взойдет солнце.

Вирд отменил церемониальное облачение в мантии для каждого собрания – на это слишком много времени уходит, и совместил прием важных посетителей с заседанием и обсуждением. Раньше необходимо было прийти на поклон к Советнику или к Верховному, объяснить ему дело, а уж потом это дело рассматривалось на Совете. Времени нет! Нет – ни на церемонии, ни на соблюдение ненужных традиционных правил. Нужно действовать!

Он отправился на Совет в чем был: темно-синий шерстяной кам, пояс с пряжкой-символом Мастера Путей – работа отца… «Перо смерти» на поясе, разве что д’каж на лоб все же повязал. Вирд шел и рассеянно замечал, как роскошен алый ковер у него под ногами, как тонко выполнена резьба на дверях, как восхищают взгляд изображенные Художниками Силы Мицами в золотом цвету вдоль стен и парящие птицы под самым потолком. Ежедневно, проходя здесь, он удивлялся искусству строителей и оформителей, но и испытывал при этом некое раздражение – неуместны эта роскошь и красота, когда все вокруг рушится…

Все Семеро уже сидели на своих местах, но не в Зале заседаний, а в другом помещении, где удобнее было вести, помимо заседания, еще и прием. Вирд окинул взглядом Советников, встретился глазами с Холдом. Каждый раз, когда Вирд входил в комнату, Советник Холд смотрел на него так, будто видел впервые: смотрел долго, затем отводил изумленный взгляд. Может, его всякий раз удивляет молодость Верховного или непривычно скромная одежда Правителя – Атосааль одевался не в пример лучше, – или меч на боку?

– Очередная смерть Мастера Силы, – хмуро сообщил Советник Маштиме вместо приветствия. Это уже четвертый – после Мастера Клата. Кто-то выбирал людей с самым ярким Даром и… пил, по-другому не скажешь, их Силу. Все смерти произошли в Здании Совета, а идей, как обезопаситься, ни у кого не было.

В последние дни Вирд не мог спокойно ни есть, ни спать: он думал о том, в безопасности ли Элинаэль. По три-четыре раза за ночь он перемещался в ее комнату и прислушивался к дыханию. Хотя все погибшие до сих пор были мужчинами, да и Мастер Огней для Древнего – опасный яд, но это ничего не значит: ее смерти Вирд не переживет…

Кодонак был сегодня особо мрачен – добрались до его Мастера с боевым Даром, одного из лучших Мечников. Стратег ненавидел игры, в которых не мог выиграть. А как выиграть, когда не знаешь ни правил, ни даже с кем играешь?..

– Что нашли в библиотеках Обители Мудрецов в Аре? – спросил Вирд у Ото, который курировал вопрос.

– Пока ничего полезного, – кратко и печально отвечал тот.

Они обсудили ситуацию в Тарии, в Годже, доклады о возведении заслона с севера. Чем дольше длился Совет, тем тяжелее становилось на душе у Вирда. Казалось, что число проблем не убывает: решив одну, тут же получаешь новых две.

Гани Наэль советовал обратить внимание на то, что у королевы до сих пор нет детей, и если нужно – исцелить ее. Еще и интриг во дворце не хватало… Мастера Целители просили выделить им защиту при посещении больных в Городе. Прошел слух, что Карея Абвэна видели в Тайрене. Что там делал бывший Советник, если это он? Вирд не мог сконцентрироваться ни на одной проблеме, то и дело вспоминалась зарезанная на его глазах девушка из видения. И он будто бы чувствовал на себе ее кровь, а еще кровь всех, кто погиб в Городе Семи Огней за то время, пока он был Верховным.

Вошел Мастер Уйт, объявив Совету, что Архитектор Итин Этаналь просит принять его, и у Вирда немного потеплело на сердце: Итин, который отдал ему пряжку, созданную отцом, – Человека с крыльями, – непременно принесет добрую весть. Не все же о плохом сегодня… Но когда Архитектор вошел в зал и Вирд увидел его лицо… надежда на что-то хорошее сразу же угасла: Итин шел, нахмурившись и сгорбившись, спрятав руки в карманы кама. И вся его поза и неуверенная походка выдавали волнение и тревогу.

– Что-то случилось? – сразу же спросил Кодонак.

– Садись, мальчик. – И Торетт заботливо пододвинул бледному как мел Мастеру Этаналю стул.

– Атаятан… – выдохнул он и хрипло добавил, помолчав: – Повар… Лакле мертв…

– Атаятан приходил к тебе в теле Лакле? – догадался Вирд.

– Да… Он предложил сделку… Дворец за год перемирия… Он смотрел на меня глазами Лакле, но… это был Атаятан, потухни мой огонь!.. это был Атаятан… Какой ужас исходит от него! Никогда… никогда раньше не испытывал я ничего подобного… – И Мастер Этаналь срывающимся слабым голосом подробно рассказал Совету о встрече и о том, что говорил ему Древний через Лакле.

Год перемирия. Год для того, чтобы подготовиться. Невероятно щедрое предложение… Но почему Вирду так неприятно, так мерзко предложение это принимать, даже думать о том, чтобы принять?.. Он видел – Итин Этаналь чувствует то же самое, к тому же – ведь это Архитектору предстояло строить дворец для Атаятана, в случае, если Совет решит согласиться на эту сделку. А оттого, что платить за всех придется Итину, Вирду становилось еще хуже.

– Он дал три дня, – закончил Архитектор. – Это произошло нынешней ночью, и я до утра не мог прийти в себя… даже слуг не мог позвать… чтобы… позаботились о Лакле. Но когда я шел сюда, то думал – предложение это нужно принять. Дворец – не такая уж большая цена за год… Целый год!

– Ты прав, Мастер Этаналь, год – это много… – бормотал Маштиме, а Кодонак задумчиво стучал пальцем по кончику носа.

– Мы должны соглашаться! – уверенно заявил Холд.

Торетт набычился, но согласно кивал. Советник Стойс играл желваками и тревожно поглядывал на Кодонака. Ото Эниль задумчиво вперился в пол. Элинаэль выглядела испуганной. «Ради нее нужно соглашаться – думал Вирд. – Год – время для ее подготовки. Ей очень необходимо это время».

Вдруг внутри поднялась такая волна страха и возмущения, что он не смог противостоять ей, она просто смела его, затянула в пучину отчаяния, в нем разгорался ураган гнева. Кодонак, Эниль, Торетт, Стойс, Холд, Маштиме, особенно Кодонак с Энилем, – все они опытные Мастера Силы, люди, прожившие на свете больше любого обычного человека, имеющие знания и способности, которым можно только позавидовать – и они втянули во все это Элинаэль! Ей едва исполнилось восемнадцать лет! Она еще не жила… Почему она должна рисковать своей жизнью? Почему на ее плечи они возлагают неподъемный груз?! Почему даже не пытаются отыскать другой способ, чтобы победить Атаятана? Да, она последняя Мастер Огней, но она еще не готова! Так не должно быть! Не должна она платить за всех, как и Итин… То же самое можно сказать и о нем самом! Какой из него Верховный?! Они просто посмеялись, избрав его! Он совершенно не знает, что делать и как! Но он готов умереть; а потерять ее – не готов…

Вирд попытался справиться со своим гневом, но не мог. Его захлестнуло, он вцепился в подлокотники стула пальцами так, что те побелели, он чувствовал, как скрежещут зубы, а дыхание вырывалось из груди почти со свистом.

– Сделка очень выгодна нам! – не унимался Холд.

– Нам нужен этот год, – наконец, сказал свое слово Кодонак.

– Да… сделка выгодна, – высказался и Ото Эниль.

Они будто торговлю шелком обсуждают…

– А кто заплатит?! – не выдержал Вирд, голос его звенел сталью.

Они все, не понимая, обернулись к нему.

– Сделка выгодна! Особенно если платить не вам!!!

Он вскочил, осознавая, что сейчас не должен ничего говорить. Но слова гнева, подогретые страхом и чувством беспомощности, так и вертелись на языке. Он призвал туман перемещений – единственный способ сейчас не наделать глупостей.

Гора Волков. Самая вершина «Песни горного ветра». Здесь у шпиля Итин создал небольшую площадку, на которой можно присесть. Здесь так высоко, что трудно дышать, и видно, как под ногами проплывают облака. А когда безоблачно, внизу открывается такой дивный вид, что захватывает дух… И никого… Все обязанности Верховного, весь груз ответственности за судьбу Тарии – где-то внизу… где-то далеко…

А ведь он мог бы и не возвращаться… Разве он не свободен? Разве не имеет права на свободу? Он и так пробыл в рабстве десять лет… Вирд мог бы оказаться сейчас где угодно, уйти и запутать след… И никто никогда не найдет его, ни Кодонак, ни Эниль, ни даже Стойс… Он способен перепрыгнуть за Океан Ветров. А там и Атаятан до него не дотянется.

Но Вирд был прикован к Городу Семи Огней крепкой цепью, очень крепкой. Ему не разорвать ее, даже если бы он и захотел. Он принял Скипетр Силы, он согласился выплачивать цену… А еще Элинаэль. Без нее нет смысла ни в свободе, ни в самой жизни… А она ни за что не откажется от своего долга. То, что ужасало его больше всего на свете; то, что рвало его сердце, тянуло жилы; то, что не позволяло ему трезво рассуждать и принимать мудрые решения – опасность, угрожающая ей. Она должна была рискнуть своей жизнью – а он не мог с этим смириться! Иногда ему хотелось переместить Элинаэль куда-нибудь на край света и не позволить ей участвовать в этой войне, не позволить погибнуть… Спрятать ее. Порой страх за нее становился таким острым, что он всерьез задумывался над подобным шагом, даже понимая, что Элинаэль этого ему не простит.

«Истинный правитель – тот, кто, если нужно, отдаст собственную жизнь за своих людей. Но при этом готов и их посылать на смерть, когда потребуется», – говорил ему Кодонак. Но послать на смерть Элинаэль?.. Он не сможет… не сможет никогда…

Вирд понял, что сидит, обхватив себя руками, и дрожит – здесь холодно и ветрено, а он больше привычен к жаре. Юноша переместился вовнутрь башни, зажег в камине огонь и сел на пол (мебели здесь не было), глядя в пламя.

Тарийский огонь горит бесшумно и не дает дыма, но тепло, исходящее от него, всего за полчаса отогрело обледеневшие стены комнаты.

Согревшегося Вирда стало клонить в сон, когда он услышал едва заметное потрескивание позади себя – так потрескивают искры в тумане перемещения, кто-то еще «прыгнул» сюда. Вирд резко развернулся всем корпусом, приготовившись пустить в ход «Перо смерти», если потребуется… Да. Потребуется…

– Хорошо, что мы встретились до того, как Архитектор начал строить. – Эбонадо Атосааль стоял в центре зала с обнаженным мечом в руке и довольно улыбался, вместе с ним были Элий Итар и еще один незнакомый Вирду высокий и светловолосый Мастер. – Как только Итин приступит к работе, Древний объявит перемирие, и я не смогу тебя убить.

Спутники Пророка стали медленно обходить Вирда справа и слева, окружая; у каждого – взгляд волка, учуявшего оленя. Он был один против троих. Может, стоит переместиться отсюда? Но как же велик соблазн покончить сейчас хотя бы с кем-то из продавшихся Атаятану! Время испытать «Перо смерти». Самый опасный из них – Эбонадо Атосааль, с него и следует начинать!

– Как ты меня нашел, Атосааль, ты же меня не видишь? – спросил Вирд, извлекая из ножен свой клинок. – Или ты наконец-то прозрел?

Тот неприятно засмеялся в ответ:

– Я никогда не был слеп – я видел все ясно. А ты – мошка, рябящая перед глазами, притом давно мертвая, кто тебя заметит? Ты все раздумываешь над тем, что я ошибся? Ведь так? Наверняка и Верховным ты согласился стать, лишь чтобы доказать мою неправоту. Чтобы оставить след! Но это ничего не значит! – В последней фразе он выделил каждое слово. – Да ты и сам прекрасно понимаешь, насколько глупо было избирать правителем Тарии такого мальчишку, как ты, притом бывшего раба! И ты знаешь, что Город в ваших руках вовсе не потому, что вы отбили его у меня, а лишь потому, что Атаятану захотелось поиграть! Проспавшему шесть тысяч лет необходимо поразмяться.

Атосааль не спешит его убивать, а значит – уверен в успехе… И он даже не волнуется, что Вирд может переместиться и улизнуть от него.

– Так как ты нашел меня?

– Нашел? Я не искал – я ждал! В этой башне есть нечто притягательное для Одаренных, а для тебя – особенно. Это нечто схожее с огнем для мотылька. Подобная магия есть в каждом камне Города Семи Огней, в каждом здании, возведенном Архитектором Силы. А у Итина она особо сильна. Он не второй Тотиль – он больше! И рано или поздно Древний получит его. Ты ведь не первый раз в этой башне? Тебя влечет сюда. Я это знаю. Я ждал, и я подготовился: ты отсюда не уйдешь!

Первым напал Итар, он неодобрительно глянул на разговорившегося Атосааля, лицо его перекосило гневом, и он с яростным блеском в глазах скрестил свой меч с «Пером смерти».

Направь меня, и станцуем с тобой, я остр, как слово, и быстр, как молнии сполох.

Меч запел. Звон стали. Вирд уходит из-под удара.

«Перо смерти» – я вычеркну имена твоих врагов из начертанного жизнью.

Итар – мечник не лучше Вирда, но слева нападает второй противник, и в бой вступает Атосааль. Двое последних пользуются дополнительными Дарами от Второго Круга, и это сказывается – у Вирда все Дары родные, к тому же он может использовать несколько их одновременно.

Я ветер, кружащийся в буре, пылающая на солнце сталь – я принесу тебе славную победу.

Пел меч, дол клинка засиял. Алые сполохи Силы пульсировали в жилах, кровь бурлила, и Вирд чувствовал восторг от того, что сражается. Все трое его противников слишком медлительны. Вирд развернулся, провел выпад, отбил удар Итара и зацепил лезвием плечо светловолосого незнакомца.

Чернила мои – кровь, и пишу я на глади судьбы.

Кровь и в самом деле была неестественно черной, словно чернила… Зрачки Атосааля расширились, когда он увидел, что Вирду удалось рассечь неуязвимую кожу, а раненый противник поспешно отступил и замер, исцеляя себя.

Во мне песня жизни и смерти, ради жизни я кровь проливаю.

Вирд едва не рассмеялся: такая радость накрыла его – отголосок восторга напоенного меча!

Взгляд Итара пылает: он – Разрушитель, но чтобы призвать свой Дар, ему необходимо перестать слушать меч. Вирд не даст ему передышки.

Неуязвимое мною пробито, я разящий до основанья.

Вирд подныривает под колющий удар Атосааля, отбивает меч с такой силой, что корпус Пророка разворачивает, но «Перо смерти» не останавливается, оно отражает выпад Итара и входит острием меж его ребер.

Призван смерть принести Врагу.

Вирд чувствует это так, будто не клинок распорол сейчас вражескую плоть, а его собственная рука, ставшая вдруг острой и твердой. Он ощущает тепло крови, окрасившей лезвие… тоже черным…

Время замедлилось, казалось, что меч проходит расстояние в волосок за долгие часы… Кровь Итара коснулась сияющего дола меча и запульсировала в одном ритме с Силой Вирда. Вирд чувствовал ее, как свою, Вирд видел Дар Элия Итара – мрак разрушения, он видел и дополнительные Дары, и тот, что использовался сейчас – алое пламя Мастера Оружия, видел кольцо, опоясывающее Дар, и черную паутину, оплетающую каждый сосуд, каждую жилу. Сила Вирда потянулась к нитям Дара Итара, слилась с ним, ощутила мерзость липкой черной паутины, пропиталась неистовым гневом… Этот человек… Элий Итар… Вирд знает его… Вирд думает и чувствует, как он, видит, как он, гневается, как он!

Время остановилось. Перед глазами замелькали картины, которые Вирд не просто видел – проживал. Мальчик-калека глядит на свою мать с нежностью, а в ее глазах – только ненависть к нему и презрение. Он ощутил пустоту и такое одиночество, что хотелось умереть. Он был беспомощен и отвергнут, он был гоним и презираем. А потом он ощутил гнев, такой сильный и такой надежный в этой бесконечной пустоте, он окунулся в гнев, забылся в гневе, сроднился с гневом… Гнев пульсировал в его жилах. Кто он? Вирд или Элий? Или он Варталас – Гнев? Вирд прожил всю жизнь Элия. Вирд понимал все, что тот чувствовал, знал все, что он делал, и знал, почему он это делал. Понимал поступки и мотивы, оправдывал… даже те действия, которые осудил бы раньше… Вирд ненавидел Кодонака за бездействие и слепоту! Ненавидел Город Семи Огней, утопающий в иллюзорной безопасности, безделье и роскоши… Мастеров Силы… всех… всех… Он имел право ненавидеть, потому, что гнев честен!

Вирд видел, как Элий рос, как его задирали, били и оскорбляли, как он плакал в одиночестве об отце, как в Элии развернулся впервые Дар, как его больную ногу исцелили. Как он узнал впервые сладость женской любви. Как впервые пролил человеческую кровь и забрал чужую жизнь, и как его собственную кровь, красную еще – не черную, пролили… Видел, как ему повязали д’каж, даже бархатистую поверхность кожаной повязки ощутил; видел, как он стал Мастером Золотого Корпуса, как жил все это время… жил одним гневом. Как связал себя с Атаятаном, как разрушал скалы в Сиодар, проделывая ущелье, как глядел на суде на Кодонака, говорил голосом одно, а сердцем – другое, как вошел в Первый Круг. Как убил Эбана и презрительно вытер кровь о кам поверженного Советника. Слышал, как Атаятан говорил ему: «Ты человек, в котором нет страха». Стоял у ног второго Древнего – существа в теле, похожем на женское, разрушая оковы сна. Эт’ифэйна… Наблюдал, как господин его называл имена вошедших в Первый Круг, как назвал и его имя, что было с ним уже давно – Варталас… гнев… Слушал и смотрел, как спорят Атаятан-Сионото-Лос с Эт’ифэйной, будучи не в своих телах…

Затем он увидел то, от чего затрепетало радостно сердце и жажда разрушения иссушила все естество: ураганный ветер стонет, срывая крыши домов… землетрясение подкашивает колонны Дворца Огней… осколки купола Академии Силы перемешаны с зеленью погибшего сада… вырванные с корнем цветущие Мицами роняют золотые лепестки на мостовые… вой ветра, крики людей, грохот и… смерть… Город Семи Огней лежит в руинах, и руины эти пожирает пламя!..

Вирд очнулся, увидел свой входящий меж ребер Элия меч, кровь, пропитавшую его кам. Самым кончиком клинка он ощущал горячее, еще не тронутое, не пронзенное его сердце, что билось в волоске от острия.

Кого назовешь ты врагом своим, того крови напьюсь я сполна, –

пело «Перо смерти».

Но сердца брата я не коснусь…

И Вирд одернул меч, как отдернул бы руку, опущенную в кипяток.

Сердца брата я не коснусь…

Элий отпрянул, зажимая рану руками.

Атосааль вновь атаковал Вирда, и он, отбивая удар, увидел, что Пророк выглядит удивленным. Заметил ли бывший Верховный, что произошло между ним и Элием? Или изумлен тем, как легко «Перо смерти» пронзает плоть принадлежащих к Первому Кругу? Ведь теперь даже «Разрывающий Круг» Кодонака был не страшен им. А может, Эбонадо Атосааль не понимает, почему Вирд не добил Итара?

Сделав еще один вялый выпад, Пророк резко отступил. А Вирд, пораженный увиденным и пережитым, не воспользовался слабостью противника.

– У него особый меч! – крикнул Атосааль, обращаясь к Итару и светловолосому, который еще не совсем оправился, хотя рана уже зажила.

– Что это значит? – спросил тот.

– Отступаем, с таким оружием он сильнее… Сегодня сильнее.

Однако Итар отступать и не думал. Он поднял руки, запрокинул голову и призвал Дар Разрушения. Вирд увидел, как нити Силы смерчами завертелись по его предплечьям и запястьям. Элий ударил в пол, и «Песнь горного ветра» затряслась, глубокая трещина расколола сверкающий гладкий пол.

– Не нужно, Итар! – отчаянно крикнул Атосааль. – Жаль такую башню! – Он обернулся ко второму спутнику. – Титой, снимай заслоны! Мы должны уйти!

Но Элий не слушал. Гнев пылал в его глазах. Сейчас Вирд был полностью согласен с Эбонадо Атосаалем – нельзя допустить, чтобы «Песнь горного ветра» была разрушена.

Не задумываясь о том, какой Путь здесь нужен, Вирд серебряными струнами обвил слетающие с пальцев Элия воронки мрака Разрушения, тот подался вперед всем корпусом, закружился в танце Мастера Стихий, но Вирд перехватывал и связывал его Силу, едва та выходила из рук. Элий Итар беспомощно взревел. Его лицо покраснело от натуги, на лбу и висках вздулись вены, на руках натянулись жилы, и они напряглись так, что стали похожими на сухие ветви дерева. Весь свой гнев он вложил в отчаянный бросок Силы, пытаясь освободиться. Вирда кольнули черные нити Атаятана, покрывающие Дар Элия, юношу тряхнуло и подбросило в воздух, но Вирд не отпустил.

Элий еще раз закричал, но сил на вторую попытку у него не осталось, тем более что рану свою он еще не исцелил и истекал кровью. Вирд с болью смотрел на эту кровь… Почему «Перо смерти» назвало братом врага?

Серебряные струны обернулись лазурными потоками, и рану Элия Вирд закрыл. Тот глянул на него изумленно из-под сдвинутых бровей, сжал челюсти и исчез в тумане, как и Атосааль с Титоем…

Вирд остался один. Башня опасно заскрипела, и трещина разошлась еще больше. Нужно исправить повреждения, пока не поздно. Он закрыл разлом, сплавил пол, тот вновь стал гладким и сверкающим, ощупал башню, проверяя, нет ли больше повреждений, и только когда убедился, что все в порядке, лег на пол и устало закрыл глаза – сил совсем не осталось.

Элий Итар

– Почему мы ушли? – раздраженно спрашивал Титой Атосааля, когда они вновь оказались в заброшенном замке. – Он был один. Когда еще выпадет подобный шанс? Мы могли бы его уничтожить! Нужно было добить его, пока он сражался с Итаром!

– Ты только стоял и дрожал над своей раной, Титой! А я не боевой Мастер от рождения, чтобы биться с ним в одиночку, когда у него в руках подобный меч! Он не должен был ранить ни тебя, ни Итара. Нельзя терять голову, Алкас!

– Почему он исцелил меня?.. – Элий удивленно осматривал место, куда вошел меч Фаэля: клинок почти достал его сердце – почти… но остановился на волоске от цели. Фаэль мог легко убить его и тогда, когда сдерживал высвобождаемую Силу Разрушения. Элий чувствовал Дар Фаэля, оплетающий и пленяющий его собственный, как чувствовал бы руки, если бы тот удержал ими его запястья.

– Это он тебя исцелил? – настороженно спросил Атосааль, – Я думал, что ты сам сделал это…

Как же неприятно, что Атосаалю стало известно о нем больше, чем он хотел! Но почему Фаэль… не убил? Почему исцелил? Он взглянул на Пророка – Эбонадо должен знать ответ…

– Он мог меня убить, но внезапно изменился в лице и остановился, – произнес Итар. – И это он меня исцелил…

– Ты почувствовал что-нибудь? – Атосааль сгорает от любопытства: даже вперед подался, спрашивая… Отвратительный смаргов старик, хоть и в молодом теле, голодный до чужих секретов, чтобы после использовать их в свою пользу… но Эбонадо определенно может объяснить случившееся.

Итар еще раз смерил взглядом бывшего Верховного, решая, говорить или нет.

– Кровь словно закипела, я думал, что он сожжет меня… Это длилось долю мгновения… потом он отдернул клинок, не достав до сердца…

Глаза Атосааля буквально вспыхнули азартом.

– Читает по крови… – пробормотал он.

– Что это означает? – Элий был прав – Пророк знал объяснение.

Эбонадо любит поговорить, а в этот раз стоит выслушать старого Пророка. Между ним и Фаэлем случилось что-то… что-то необычное… И ему нужно знать что! Атосааль присел на старое, твердое, почти развалившееся кресло, предварительно взглянув на сиденье и поморщившись: к таким некомфортным условиям бывший правитель Тарии не был привычен.

– Это один из дополнительных Даров Пророка – умение читать по крови. Не такой уж и редкий, но те, у кого он есть, избегают им пользоваться. Мальчишка талантлив так же, как и неопытен, – сам себя поймал в ловушку… – Эбонадо задумался и замолчал.

– Я был бы тебе благодарен, – раздраженно произнес Элий, – если бы ты соизволил пояснить все более подробно. Я должен знать!

– Хорошо, – Атосааль смерил его своим холодным змеиным взглядом, – слушай. Фаэль – Мастер Путей, ему доступны все Дары так, будто каждый из них врожденный и основной. Кроме того, он может пользоваться несколькими Путями одновременно. Это наибольшее его преимущество. Но Вирд не знает еще себя, не знает и того, как работает тот или иной Дар, даже в теории. Он действует на ощупь. Фаэлю, как некоторым Пророкам, доступен способ узнать о человеке все, дотронувшись до его крови. Увидеть всю его жизнь, почувствовать все то же, что и он… Иными словами, прожить всю жизнь этого человека за несколько мгновений. Нет ни одного события, ни одного слова, мысли, ощущения, которые не стали бы известны «читающему». Но со знанием приходит и понимание. А когда так хорошо понимаешь, не можешь не полюбить. Теперь ты для него – как родной брат, с которым он вырос… Даже больше, ты – будто он сам.

– Теперь он знает каждую мою мысль?! Так о какой ловушке ты говоришь, Атосааль? О ловушке для меня?!

– Ты не понял, Элий? Он искренне считает теперь тебя братом! Поэтому и не убил. И у тебя появилось преимущество.

Ни искры, ни пламени! Неприятно осознавать, что враг знает о тебе все!..

– Все это странно и запутанно. И я не считаю преимуществом то, что Фаэль заглянул в мою голову.

– Он заглянул в твою душу, Элий… он прожил твою жизнь… – задумчиво бормотал Атосааль. Пророк был доволен так, будто получил ключи от камеры, где заключен беспомощный Фаэль, и может теперь в любое мгновение убить его, но такое мнение Элий не разделял. Наоборот, теперь этот проклятый Мастер Путей знает, где они, знает их планы.

– Нам нужно уходить из этого замка! Нужно передислоцировать смаргов! Ты понимаешь?! Он знает ВСЕ!!! Не только обо мне – обо всех нас. Даже об Атаятане!

– Что ты знаешь об Атаятане такого, что могло бы нам повредить? – сузил глаза Пророк.

Элий прикусил язык, отвернулся и, растворяясь в охватившем его гневе, поспешил покинуть общий зал. Раз Атосааль так много знает – пусть думает! Проклятый смаргов Фаэль! Заглянул в душу… Брат… Он – враг! Притом очень сильный и опасный враг!

Ото Эниль

– Теперь я не смогу его убить, если встречу в бою? – хрипло спросил Вирд, глядя в пол, когда Ото объяснил, что произошедшее с ним называется «читать по крови».

– Сможешь… Но тебе будет трудно это сделать… невыносимо тяжело, как будто ты поднял руку на лучшего друга или на единокровного брата… Тебе лучше избегать сражения с ним.

Мальчик вернулся обескураженным, вымотанным, но более расположенным к разговорам, нежели тогда, когда переместился прямо из зала заседаний, выкрикнув напоследок обвиняющие слова и одарив Совет своим колючим взглядом. Вирд пришел к Ото за помощью и рассказал все, что произошло. Нападение на него в башне Итина на горе Волков… Атосааль его поджидал, знал, что Вирд рано или поздно появится в башне, и планировал убить, но снова не смог. Вирд прочел по крови Итара… Он узнал все о враге, но это очень тяжело… чужая жизнь, да еще и такая. Ото не обладал подобными способностями – Дара читать по крови у него не было, но был у Абиля Сета и еще у нескольких знакомых ему Пророков, и те, кто хотя бы раз это использовал, рассказывали, какой невыносимый груз приняли они. Забыть ничего невозможно, как будто чужая жизнь прожита тобою. Невыносимая ясность дает такое понимание, что невозможно не оправдать поступки, даже самые отвратительные. Трудно осудить, тяжело приговорить, еще труднее не принять в сердце мысли и желания этого человека, особенно если в чем-то есть схожесть, родство душ, помыслов…

– Он ненавидит всех, и даже себя самого… – тихо проговорил Вирд, – гнев разрушает его изнутри…

– Не думай об этом.

– Я не могу… Я видел Город Семи Огней в руинах и… это радовало меня! – Юноша беспомощно посмотрел на Ото, но затем взял себя в руки, стал серьезен и собран. – Но все же я и получил многое, я нашел ответы! Я знаю, где предатели, где Атаятан!.. Я знаю…

– Услышал, что ты вернулся! – Дверь распахнулась, и Кими впустил в комнату Кодонака, на устах того играла усмешка, но в глазах радости не было. – Две новости: одна плохая, другая и вовсе – хуже не придумаешь! – Дверь оставалась распахнутой, и Кими, хмурясь, поглядывал в проем на кого-то, кто стоял в прихожей.

– Так вот, – продолжил Кодонак, – та, что похуже – у Атаятана появилась подружка! А еще – Ках вернулся.

– Называй меня Эрси Диштой, Кодонак! Эрси! – послышался раздраженный голос, в котором Ото узнал голос Годже Каха.

Хатин посторонился, давая ему дорогу, и Годже вошел, опасливо озираясь на Кими. Встретив его на улице, Ото ни за что бы не узнал бывшего Советника, с которым больше сорока лет заседал в Малом Совете. Тот остриг волосы на затылке и висках, русая челка ниспадала на лоб, а из-под нее блестели беспокойные ярко-голубые глаза, подбородок порос светлой щетиной; одет он был хуже бездомного бродяги, куртка подрана, будто на него напала кошка, сапоги в грязи. Только нервные движения ловких пальцев, теребящих за неимением длинной косы полу куртки, напоминали в нем прежнего Каха.

Вирд вскочил, увидев его.

– Зачем ты вернулся? – воскликнул Верховный. Вирд не простил Годже… Да и вряд ли простит когда-нибудь…

– Да уж не потому, что мечтал увидеться с тобой! – заворчал Ках. – Выполняй Мастер Судеб мои желания, так я б ни за что больше не встретился ни с одним из вас!.. По всей Тарии ни одного Одаренного не найдешь: я пока отыскал Мастера Перемещений, так потерял полторы недели и еще пять дней упрашивал его перебросить меня в Город Огней из Тхолина.

«Тхолин? Далеко же его занесло! – думал Ото. – Что же заставило Каха вернуться? И что имел в виду Кодонак, когда говорил о подружке Атаятана?»

– Так что ты здесь делаешь? – Вирд сверлил Годже пронзительным взглядом, а тот старался не смотреть ему в глаза.

– Хочу избавиться от погони.

– И кто за тобой гонится?

– Двое.

– Может, ты того заслужил? – отвернулся от Каха Вирд.

– Может, и заслужил, – согласился Годже, не споря, – но все равно хочу избавиться от них. Ты тоже этого хочешь. Эти двое – Атаятан-Сионото-Лос и Эт’ифэйна…

Вирд кивнул так, словно знал, кто такая Эт’ифэйна.

– Значит, в тебе все же вновь развернулся Дар? И она охотится за тобой, чтобы выпить его?

– Дар разворачивается и сворачивается. А она… как-то чует его… по запаху. Но только когда я исцеляю. Атаятан, похоже, не чувствует запаха Дара, но может выследить Эт’ифэйну. В последний раз они вцепились друг другу в глотки и, развлекаясь таким образом, уложили одиннадцать человек… Я мог бы стать приманкой… – неуверенно добавил Ках, немного помолчав.

– Да, – твердо ответил Вирд, и Годже глянул на него исподлобья тревожно и обреченно.

– О чем вы говорите? – не выдержал Ото.

– Атосааль и другие по приказу Атаятана пробудили еще одного Древнего, – стал объяснять Вирд, – Элий был там – поэтому я знаю. Не думаю, что у этих существ есть пол, но второй пробужденный принимает облик женщины, тогда как Атаятан-Сионото-Лос – мужчины. Ее имя – Эт’ифэйна: Меняющая обличья. Она не связывала никогда себя с Одаренными, но она умеет кое-что другое – пить Дар, будучи в теле человека. Атаятан может делать это, только пребывая в собственном теле. Он хотел, чтобы Эт’ифэйна научила его своему умению, поэтому пробудил ее, но она отказалась, боясь, что он станет намного сильнее ее. Атаятан сам научился тому, что называют они Путем Тени, но в теле человека он ничего почти не может, в то время как Эт’ифэйна способна убивать, выпивая Дар. А Атаятан убивает, уходя… как было с Хатоем, с Полто, с поваром Лакле, который приходил к Итину. Теперь я знаю, что все случаи смерти Мастеров Силы – дело рук Эт’ифэйны, при этом женщины, через которых действовала она, оставались живы.

– Да ты знаешь больше, чем я, – ворчливо заметил Ках, – хотя за тобою эта тварь не охотилась, а меня едва не сцапала трижды!

– Атаятан внушает ужас, – продолжал Вирд, не обращая внимания на реплику Каха, – Эт’ифэйна – желание. А для Пути Тени, похоже, они могут использовать только неодаренных… Атаятан со своими смаргами и связанными с ним Мастерами Силы находятся в заброшенном замке Айтш. Переместить смаргов невозможно, да и Древнему пользоваться Даром Перемещений достаточно сложно, самостоятельно он способен перемещаться на расстояние в футов двести, не более, и разве что десять Мастеров Перемещений могут перебросить его на достаточно дальнее расстояние.

– Откуда тебе столько известно об этом? – удивленно воззрился на Вирда Кодонак. – Это Путь Пророка?

– Да… что-то в этом роде, – кивнул Верховный, и кривая горькая усмешка скользнула по его губам.

– Ты знаешь, зачем нужен Атаятану этот эффов дворец, который он хочет заставить построить Итина?

– Он любит все красивое… – ответил Ках с брезгливостью.

– Ках прав, – подтвердил Вирд, – Древний желает вернуть былые славные времена. Дворец на самом деле важен ему.

– Так ты решил все же согласиться на его предложение? – Кодонак присел на подлокотник свободного кресла и скрестил руки на груди.

– У нас двое Древних. И мы знаем, где находятся оба. – Вирд зловеще ухмыльнулся. – Покончим с Эт’ифэйной, а затем примемся за Атаятана. А перемирие и Дворец? Пожалуй, можно согласиться… чтобы напасть неожиданно.

– Твой настрой мне нравится! – ободрился Хатин, но Ото решительность Вирда настораживала. Что задумал мальчик? – Что еще известно тебе, Верховный? Этот твой Путь Пророка – замечательный инструмент; будь у меня такой же лет десять назад…

– А ты действительно все эти десять лет ничего не замечал, не подозревал? Не задумывался, Стратег Кодонак?.. – прошипел вдруг Вирд с открытой враждебностью. – Ты, имеющий Дар, который позволяет просчитывать ходы намного вперед, совершенно не обратил внимания ни на поведение Верховного, ни на смерть от оттока мирного Мастера Ювелира? Ты тот, кто мог бы придушить все это в самом зародыше! И не просто мог – ты должен был! Как Командующий Золотым Корпусом, как Советник Большого Совета… да просто как Мастер Стратег!

Ото вскочил с кресла.

– Верховный! – воскликнул он. – К чему эти нападки на Кодонака? Хатин мог бы заметить и предотвратить… как и я мог бы!.. Мы были слепы! Но упреки сейчас не помогут! Это гнев Итара в тебе говорит!

– Элий Итар? – Кодонак, изумленный недоброжелательностью Вирда, перевел взгляд с юноши на Ото. – При чем здесь Итар?

Вирд стоял, опустив голову и сжав кулаки, дыхание участилось, видно было, как борется он с обуревающими его чувствами.

– Расскажи ему, Советник Эниль… – выдавил из себя Вирд.

Ото покосился на Каха, который стоял, опершись о стену, и грыз ноготь большого пальца, шаря беспокойно глазами по всем присутствующим.

– Из зала заседания Совета Верховный переместился в «Песнь горного ветра», чтобы собраться с мыслями, – сказал Ото, приблизившись к Кодонаку. – Там его ожидали: Атосааль, Итар и Титой. Титой вошел в Первый Круг вместо Майстана. – Хатин слушал внимательно, не перебивая, хотя комментарии о личностях, что Алкаса Титоя, что Элия Итара, у него, безусловно, имелись. – Они использовали заслон от перемещений и напали на Вирда, но не ожидали, что «Перо смерти» сможет с ними справиться. – Здесь Командующий Золотым Корпусом удовлетворенно кивнул. – В бою Верховный ранил вначале Титоя, а затем едва не убил Итара, но… сработал другой Путь… Вирд прочел Элия Итара по крови.

– Элия Итара?! – Кодонак буквально подпрыгнул на месте: Хатин знает, что такое «прочесть по крови», да и Ках знает: Годже скривился, и его глаза округлились.

– Вот откуда такие знания… – протянул Хатин. – Держи своего Разрушителя на крепкой цепи, Верховный, иначе гнев пожрет тебя, как пожрал Итара.

– Я знаю это, – тихо ответил Вирд, который уже немного пришел в себя. – Но те знания, что я приобрел, дорогого стоят.

Кодонак кивнул и, постукивая себе по носу, спросил:

– Тебе известно, сколько у Атаятана смаргов? Как он получает их?

При этом вопросе Каха передернуло, и Целитель позеленел, будто в приступе тошноты; Вирд тоже брезгливо поморщился, сглатывая. Того немногого, что знал Ото о процессе рождения смаргов, хватило и ему, чтобы содрогнуться и обхватить себя руками.

– В окрестностях замка Айтш их около пятидесяти тысяч, – ответил Вирд. – Большая часть из них – особенно живучи, сильны и умны… благодаря необыкновенно сильному Дару одного Целителя. – Вирд выразительно глянул из-подо лба на Каха, а тот отвернулся. – Твои заслуги неоценимы, Годже Ках! – Он насмешливо поклонился бывшему Советнику.

– Годже Ках умер… – пробормотал Целитель. – Я Эрси Диштой. Я другой человек…

– Ты тот же! – Вирд сделал шаг к нему. – Думаешь, можно просто сменить имя? Нет. Ты тот же Годже Ках, который помогал Атосаалю, который пробудил Древнего, способствовал созданию им его мерзких смаргов… Тот самый, который убил Асу и Лисиль Фаэль!..

Ото видел, что Вирд не до конца справился с гневом, а переключил его на Каха. Эрси? Почему тот выбрал это имя?

– Что ж, Фаэль! – Годже отошел от стены навстречу Верховному, вытащил свой кинжал из-за пояса и протянул его Вирду рукоятью вперед. – Покончим с этим сейчас. Это кинжал моего отца… очень символично будет, если ты сделаешь свое дело, воспользовавшись именно им. Ты ненавидишь меня – так убей! Я согласен со всеми твоими обвинениями. Думаю, на суд у нас времени нет.

Вирд взял кинжал, на мгновение глаза его вспыхнули: «Услышал песню клинка», – понял Ото, но убивать Годже-Эрси, слава Мастеру Судеб, Верховный не спешил.

– А если нет, – продолжил Ках, – то называй меня Эрси Диштой, и будем считать, что Годже Ках умер.

– Я не стану тебя убивать, хоть и очень хочу этого. – Вирд не сводил с него острого презрительного взгляда. – Но с тем, что Годже Ках умер, я не соглашусь. Ты нужен живым, потому что знаешь очень многое. Ты был с Атосаалем с самого начала. А нам сейчас позарез нужны все крохи информации.

Вирд развернул кинжал, взяв за лезвие и протянул было назад Целителю, но тут же отдернул руку:

– Хотя… есть другой способ узнать все, что знаешь ты. Все! И заодно можно будет проверить, смогу ли я потом убить такого «врага-брата»…

Он хочет прочесть Каха по крови!

– Не делай этого, Вирд! – Ото поспешил стать между ним и Кахом. Нельзя этого допустить. Вирд не выдержит. – Ты потеряешь себя!

– Ты и так злишься на все, как Итар, не хватало еще, чтобы ты начал дергаться, подобно Каху! – поддержал Ото Хатин.

– Прочесть меня хочешь? – Годже-Эрси отстранил Ото и протянул свою руку ладонью вверх, предлагая взять кровь. – Давай! Только того, что пережил я за последний год, и врагу не пожелаешь! Вынесешь ли? А в остальном жизнь моя была достаточно скучна.

– Даже не думай! – как можно строже прикрикнул Ото на Верховного, словно на мальчишку, да и отшлепать его сейчас был готов. Какой человек останется в своем уме, пережив тот миг, когда будто собственной рукой убиваешь своих отца и мать?!

Краем глаза Ото заметил, что Кими стал позади Вирда, тоже готовый вмешаться. Кодонак выглядит спокойным, но в глазах решимость, собранность и напряжение, словно у тигра перед прыжком.

– Уж лучше бы я Атосааля прочел… – Плечи Вирда расслабились, он вложил кинжал в протянутую руку Каха и, отвернувшись, проследовал к креслу у окна.

«Уж лучше б Атосааля… – думал Ото. – Он намного уравновешеннее Итара, и контролировать его чувства мальчику было бы легче. Почему Дар сработал именно так? Именно в это время, в этом месте и по отношению к этому человеку – Элию Итару?»

– Если мы заключим перемирие, – нарушил Верховный воцарившееся в комнате минут на пять молчание спокойным и тихим голосом, – то спасем жителей северной Тарии. И так их погибло уже немало…

– Атаятан убивал тарийцев?

– Я не слышал, чтобы кто-то из наших погиб!

Спросили в один голос Кодонак и Ках.

– Его смаргам, чтобы плодиться, нужна пища, – вздохнул Вирд. – Атаятан уже насытился… до следующего раза, но выродки его… Зимой они пересекли Северный залив по льду и уничтожили по пути Твианту, поселение охотников в Тайве, Холодный Мур, Северные Холмы… полностью уничтожили… даже костей не осталось… Благодаря этому их стало больше ста тысяч… А если мы пойдем на перемирие, то им придется искать пищу в другой стране. Ближе всего – Ливад.

– Но ведь у Древнего достаточно «прыгунов», – вмешался Ках, говоря неуверенным хрипловатым голосом, – они могут перемещать людей для них… кормить, как сделали с последней тысячей для Атаятана…

– Могут и так… – вздохнул Вирд. «Хорошо, что не бросается больше на Каха», – думал Ото.

Верховный встал, прошелся взад-вперед вдоль комнаты, обернулся и сказал:

– Советник Эниль, ты должен сконцентрировать все усилия на том, чтобы узнать, как отбирали в первом Городе Огней Мастеров Силы для того, чтобы погрузить Древних в сон. Ты что-то говорил об испытаниях. Так проведи эти испытания и отбери людей. Когда дворец Древнего будет готов, у нас должен быть этот кулак из пяти Сил… и Мастер Огней, конечно же. Предупреди ее… – Советник Кодонак, – Вирд посмотрел на Хатина, – подумай о том, как перевести часть людей на границу с Ливадом – там ждет нас первый бой. И войска Ливада необходимо подготовить. Этого человека, Каха… Эрси Диштоя, расспросите обо всем, что он может знать.

Верховный смерил взглядом Целителя:

– Я буду называть тебя Эрси Диштоем. Я также готов оказать тебе гостеприимство. Но и ты будь добр – не умалчивай ни одной детали, ни одного слова, сказанного Атосаалем.

– Все, что помню…

– Все! А что не помнишь – вспоминай! Не вздумай бежать, иначе за тобой кроме Атаятана и Эт’ифэйны буду охотиться еще и я! И не используй Дар, чтобы не привлечь их раньше времени. Ты будешь приманкой, когда наступит время!

Годже… Эрси только пожал плечами: тот ведь сам это предложил.

– Завтра мы с Мастером Этаналем отправляемся к заливу Тиасай.

– Вы? – Кодонак привстал.

– Итин не должен делать это в одиночку!

– А посоветоваться с нами не хочешь, Верховный? – нахмурился Командующий.

Вирд посмотрел на Хатина обычным своим пронзительным взглядом, но враждебности и гнева в нем не было.

– Не беспокойся, Советник Кодонак. Это мое решение – не гнев Итара, не безумие, ни какие другие страсти… Я взвесил все, как ты учил меня. Я знаю, как должен поступить. И мое время умирать еще не настало.

 

Глава 11

Прибытие в Город Огней

Фенэ Хай-Лид ди Агаят

Приглашение Короля-Наместника Мило Второго настигло Фенэ в пути от Шеалсона до Города Семи Огней, вернее – не в пути, а уже в речном порту столицы. Здесь, в Городе Семи Огней, им с Алеем придется расстаться: Фенэ останется, а он пересечет вместе с Мастерами Маем и Дофом, а также с их воинами почти всю Тарию, следуя на речных судах вниз по течению Тасии-Тар до озера Барта, с западной части которого создается заслон, и люди готовятся к битве с Атаятаном-Сионото-Лосом.

Алей обрадовался тому, что Фенэ пригласили ко двору.

– Ты будешь там в безопасности, сокровище мое! – сказал он, жарко целуя и обнимая ее. – И сын наш… тоже…

– Но будешь ли в безопасности ты?.. – вздохнула Фенэ и тут же принялась мысленно корить себя за выказанную глупость: воин не знает безопасности.

Явившиеся тогда к ее мужу Мастер Марто и женщина… Алсая Ихани, Мастер Перемещений, также плыли с ними, но сошли на берег в Городе. Странная это пара: они не муж и жена и не любовники, но ссорятся, словно являются таковыми. И не поймешь, ненавидят ли они друг друга или любят. Впрочем, по ледяному взгляду Марто не поймешь даже того, может ли он вообще чувствовать. Любой арайский к’Хаэль, а в Аре ценилась способность мужчины владеть собой, позавидовал бы его хладнокровию.

Марто целыми днями советовался с Мастерами Командующими в специально отведенной для этого каюте. Они составляли план, и хотя старшим назначен был Мастер Май, Марто этот вел себя так, будто именно он руководит здесь всем. А ведь женщина могла за одно мгновение переместить себя и своего спутника куда угодно, но они предпочли провести на корабле всю неделю путешествия до Города Семи Огней и занимали почти все время ее мужа, с которым Фенэ предстояла долгая разлука. Теперь они собирались предстать перед Советом Семи и Верховным. А Верховным стал… Вирд… Он – Каэ-Мас, Фенэ уверена в том.

Алей будет среди тех, кто первым преградит путь Атаятану-Сионото-Лосу, кто не даст ему потушить огонь жизни в этом мире. Достойная любого воителя… славная смерть… Но сердцу от того не легче. «Сохрани, Создатель, отца моего сына, – молилась она ежедневно, хотя молитва давно не касалась ее уст, еще с порога родительского дома, когда отец ее погиб, – не забирай, как забрал ты отца и Курсана. Сохрани… Соверши чудо – пусть он выйдет живым из этой битвы против самой смерти!»

Если бы Фенэ не носила ребенка, то последовала бы за Алеем Агаятом хоть на край земли. Не оставила бы его ни на миг. И если ему суждено погибнуть, умерла бы с ним. Но теперь у нее будет сын. И ей нужно сохранить эту жизнь, подаренную ей Каэ-Масом.

Фенэ, сопровождаемая свитой бывших рабов и охраны из числа воинов Агаята, смотрела вдаль уплывающим кораблям, а когда за изгибом реки скрылась корма последнего, она села в экипаж, присланный за ней из дворца, и поспешила предстать перед повелителем этой страны… Хотя, здесь все запутанно, совершенно не так, как в Аре. Ей до сих пор трудно привыкнуть, что Верховный в Тарии выше короля: он – Вирд – истинный правитель страны.

Фенэ с удивлением вспомнила, как встретила его впервые на рынке в Чатане. Кто мог подумать, что этот красивый мальчик в одежде раба впоследствии станет Верховным Тарии? Удивительны пути Создателя… или Мастера Судеб, как именуют его в Тарии…

Фенэ встретил не кто иной, как Музыкант Наэль. Тот же взгляд черных глаз, те же волосы, что можно принять за седые. Но одежда намного лучше: кам из тончайшего шелка, расписанный алыми соловьями, высокие сапоги, шитые золотом, медальон, изображающий ключ на раскрытой книге, висит на толстой золотой цепи. У него красивые глаза и голос очень хорош… Но у Фенэ есть муж и то… что было, нужно забыть.

Он улыбался, кланяясь и дотрагиваясь до неизменного своего серебряного браслета на левой руке.

– Госпожа Фенэ! К’Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Агаят! – Он, наверное, единственный во всей Тарии, кто правильно произносит ее имя.

– Мастер Гани Наэль! Рада видеть тебя в добром здравии.

– Я провожу вас к королю и королеве, – сказал он, предлагая ей руку, – но прежде – в ваши покои, чтобы вы могли отдохнуть.

Да, ей нужен отдых. В последнее время она стала быстро уставать.

Дворец короля прекрасен, даже лучше императорского Дворца и Обители Мудрецов в Аре… хотя внутри Обители она не бывала – женщинам туда вход заказан.

Комната, в которую провел ее Гани Наэль, окнами выходила в сад – зеленый, свежий, буйно цветущий. В Тарии еще прохладно в такое время года, а в Аре, наверное, уже невыносимая жара.

Кара и Гоа раздели ее, и Фенэ с блаженством погрузилась в теплую, заранее приготовленную к ее приезду ванну. Вода благоухала цветами, необычно густая белая пена лежала на поверхности, сама ванна была из чистого серебра. Здесь хорошо, но дворец – не ее дом, нужно подумать о поместье. К возвращению Алея она приобретет что-нибудь в Городе Семи Огней. Красивый, большой дом, построенный из черного пайнского камня – она видела такие по дороге к дворцу из окна экипажа. А вокруг дома будут расти кипарисы и деревья Фус… хотя нет: в Тарии климат неподходящий для них. И такая ванна у нее будет, непременно будет!

Животик, округлившийся у Фенэ, не позволял надевать уже многие облегающие арайские платья, но не только он – еще и климат, не такой жаркий, как на ее родине. Фенэ обзавелась другими нарядами. Она облачилась в зеленый шелк, служанки заплели ее густые волосы в тяжелую косу: беременная женщина в Аре не должна была ходить с распущенными волосами. Из зеркала глядела на нее… почти тарийка… Фенэ раздраженно хмыкнула, отыскала среди своих украшений диадему в форме кобры: война закончилась, и Арайская Кобра – больше не вызов королю, а напоминание о происхождении к’Хаиль.

Фенэ уже готова была послать за Гани Наэлем, чтобы тот отвел ее к королю, когда в покои вошла высокая, худая, как палка, белокожая и светловолосая женщина, достаточно некрасивая, чтобы ни один достойный к’Хаэль не взглянул на нее дважды, хотя одета она была богато, и Фенэ по достоинству оценила дорогой тонкий голубой шелк, золотую вышивку, множество жемчужин, украшающих лиф, и бесценные бриллианты в ее ожерелье. Взгляд и гордо поднятая голова выдавали в ней благородную высокого происхождения.

– Прости, что врываюсь к тебе, – сказала она и заняла одно из кресел, не дожидаясь приглашения Фенэ.

– Кто ты?

– Я королева! – Женщина улыбнулась. – Называй меня Алиния. Это я пригласила тебя. Услышала о тебе от Гани и решила, что должна познакомиться с тобою. Красивый наряд, – одобрила королева этой странной державы платье Фенэ.

– Спасибо, ваше величество. – Фенэ склонила голову: конечно, к’Хаиль даже из такого рода, как Хай-Лид, не выше королевы.

– Сейчас нас ждет утомительный вечер в окружении придворных… в их жужжании. Каждый плетет интриги, за каждым оброненным словом нужно следить. Каждый жест у них на примете… Поэтому я и решила познакомиться с тобой без чьего-либо присутствия.

Алиния неодобрительно посмотрела на Кару и Гоа, которые, склонив головы, стояли за спиной у Фенэ. Одного взмаха рукою бывшим рабыням было достаточно, чтобы те исчезли за дверью.

– Послушны.

Фенэ кивнула.

– Садись, к’Хаиль Фенэ. Я правильно говорю?

– Да, моя королева, – ответила Фенэ без лишнего подобострастия и присела на стул напротив.

– Мы обе с тобою чужеземки здесь. Я ведь тоже не тарийка. Я из Ливада. Слыхала о таком?

– Родина хо-то.

– Хм… Умеешь играть?

– Да.

– Непременно сыграем. Это игра женщин, она требует изворотливого ума, хотя мужчины наивно полагают, что создана хо-то именно для них, и, играя, так увлекаются, что забывают обо всем.

Фенэ была согласна с ней.

– Я надеюсь, что ты станешь мне подругой. Таковых у меня нет во дворце. Для всех я королева, которую только боятся.

– Страх – честь для иного рода людей, – перефразировала Фенэ известную в Аре поговорку.

– Ты права. Но от страха устаешь. Страх только и ждет, когда ты дашь слабину, чтобы уничтожить… Я предлагаю тебе свое королевское покровительство, но не вздумай отплатить мне плетением интриг за моею спиной!

– Я хочу лишь безопасности для себя и своего сына.

– У тебя есть сын?

– Будет. Уже недолго.

Королева окинула взглядом фигуру Фенэ и вздохнула.

– Я не могу иметь детей, – неожиданно призналась Алиния. Эта женщина пришла к Фенэ, и совершенно не зная ее, ведет такой откровенный разговор… Но она была уверена, что королева не глупа, далеко не глупа.

– Я тоже не могла, – ответила Фенэ откровенностью на откровенность.

У Алинии расширились глаза, и брови поползли вверх.

– Меня исцелили. И сказали, что это будет мальчик.

Королева улыбнулась одними губами: глаза оставались печальными.

– Если бы меня тоже исцелили, я бы знала, что ответить Палстору…

Алсая Ихани

Целыми днями Алсая думала только об одном: как найти ей Абвэна… найти и завершить то, что начала. Пока они плыли по Тасии-Тар, и Марто планировал что-то с другими Мастерами, она металась, не находя себе места. Ей не хотелось возвращаться в Город Семи Огней, но она должна, а раз нельзя не возвращаться, то можно хотя бы отложить: ведь плыть – дольше, чем «прыгнуть», поэтому Алсая и осталась с Марто, хотя корабли ненавидела. Морская болезнь мучила ее всю дорогу, но более страшным казалось то, что она предстанет перед Ото Энилем и этим мальчишкой, который тогда назвался Мастером Путей, а теперь стал Верховным, и скажет: «Я попыталась… но он выжил». Что она за Мастер Силы, если не может задуманное довести до конца?

Она явится перед Советом не одна, а вместе с комендантом Та-Мали, у которого есть какой-то план, который хочет он представить Кодонаку и Верховному. Марто – слишком самоуверенный тип… Что может он предложить такого, до чего не додумался бы Стратег?..

После того разговора в кабинете Агаята, когда Марто вышел из себя или сделал вид, что сорвался, чтобы отговорить ее от задуманного – последнее вернее, – он вновь стал куском льда. Холодный, бестактный и грубый… Он наверняка собирается подойти к Верховному и Совету Семи и сказать тоном, не терпящим возражений: «Будем действовать так!» И Алсая хотела увидеть, как Кодонак поставит его на место.

В Здание Совета сселили всех Мастеров Силы Города. Алсая была поражена, увидев, как многолюдно это славящееся некогда покоем и тишиной пристанище Одаренных. Еще больше ее удивило то, что многих встречающихся им по пути Мастеров Силы Марто знал, они приветствовали его кивком головы, а иной раз и дружескими объятиями.

– Даджи!.. – пропела сладким голосом Мастер Таян Лайлиль, увидев ее ледяного спутника.

Он остановился, вперившись в нее колючим холодным взглядом, который ничуть не смутил далеко не юную уже, но красивую светловолосую и голубоглазую Мастера Полей. Алсая знала Таян. В самом начале своей службы Тарии она не раз переправляла Лайлиль и других Мастеров Роста на дальние поля, где свирепствовали засуха и неурожай. Ей было уже за сто двадцать. Опытная и мудрая женщина. Марто она просто поедает сейчас глазами…

– Как давно мы не виделись… Ты возмужал.

– Таян… – только и ответил комендант Та-Мали, и Алсая с изумлением заметила мелькнувшую в его глазах горестную тень.

– Рада видеть тебя, Мастер Ихани, – сдержанно кивнула Лайлиль Алсае и требовательно продолжила: – Не могла бы ты оставить нас? Я хотела бы поговорить со старым другом.

Алсая вспыхнула: Лайлиль по бестактности, пожалуй, и самого Марто превзойдет! Она собралась было идти дальше – пусть беседуют, но комендант Та-Мали схватил ее за руку, и она чуть не вскрикнула – вначале от неожиданности, а затем и от возмущения.

– Нам некогда, – ответил он, отвернулся от Мастера Полей и размашисто зашагал дальше по коридору, уволакивая за собою Алсаю.

Когда они прошли несколько шагов, она вырвала руку из его грубой хватки:

– Что ты позволяешь себе, Марто?! И как ты обращаешься с Мастерами Силы?!

– Как с обычными людьми… – буркнул он, обгоняя Алсаю и вынуждая ее чуть ли не бежать за ним. Несносный тип!..

Мальчика, когда-то представившегося ей Мастером Путей, Алсая поначалу не узнала, но когда он посмотрел на нее пронзительными зелеными глазами, сомнений, что это тот же самый, названный Атой Человеком с крыльями, не осталось. Красивое юное лицо, но взгляд… кажется, что он прожигает тебя насквозь. Неужели и вправду – Мастер Путей? Но не будь он легендарным Одаренным, то не стал бы и Верховным…

– Алсая! Мастер Ихани! – Советник Эниль искренне рад ее видеть; Алсая почувствовала нежность к этому по-отцовски доброму к ней Мастеру. Но вспоминать, при каких обстоятельствах она узнала его лучше, – не хочется.

Ото Эниль предложил ей сесть, расспрашивая, где она пропадала все это время. Что ему ответить: «Готовилась к смерти»?..

– Я помогала Марто, – вслух сказала она и, увидев, как блеснули то ли удивленно, то ли насмешливо, голубые глаза коменданта, сразу же пожалела о своих словах.

– Я несказанно рад, что ты отказалась от той идеи. – Советник Эниль улыбался. – Я боялся, что ты погибла.

– Отказалась?.. – тихо пробормотала Алсая.

– Да… убивать Абвэна ты не стала.

Алсая закусила губу и на глаза навернулись слезы, но она заставила себя успокоиться.

– Я думала, что убила его… Я сделала это!.. Нож вошел в сердце… – сказала она звенящим в воцарившейся тишине голосом. – Но он каким-то образом остался жив…

– Еще одно, за что можно поблагодарить Годже Каха, – хмыкнул Верховный. – Ках исцелил Абвэна, когда тот из последних сил переместился к нему.

Алсая едва не разрыдалась от досады: так нелепо!.. Жизнь Карея была на волоске! Почему?.. Если бы она осталась там еще на несколько минут, дождалась бы, пока потухнет его огонь… окончательно потухнет… Нужен был третий раз! Третий удар в сердце! Она не смогла завершить начатое!..

– Тогда убить его было сложно, – сказал Верховный Фаэль, – теперь и вовсе невозможно.

Вирд смотрел прямо в глаза Алсаи и, казалось, читал ее мысли.

– Ты не сможешь… – тихо, одними губами, только для нее сказал он, но она поняла…

«Я должна завершить начатое», – ответила взглядом ему Алсая.

Вирд отрицательно покачал головой, не сводя с нее глаз, и она упрямо потупилась.

Ненадолго зал наполнила тишина. Марто громко откашлялся, привлекая к себе внимание.

– У меня есть план относительно северного заслона, – самоуверенно, как она и ожидала, заявил комендант Та-Мали. Хатин Кодонак, ставший теперь Советником, вопросительно поднял бровь.

– Снова избегаешь меня? – крикнула Лайлиль вслед покидающему обеденный зал Марто, и Алсая осталась сидеть рядом с Таян.

Прислуги на всех не хватало, поэтому многие Мастера Силы принимали пищу не в своих комнатах, а здесь – за большим столом, в несколько смен, словно солдаты в казарме. Хоть еда была довольно сносной… Когда Алсая спустилась к завтраку и села, скорее по привычке, чем по необходимости, рядом с Марто, она тут же раскаялась в том, что сделала это, – нужно держаться от него подальше. Она поморщилась, вспоминая произошедшее несколько часов назад.

Что такое стукнуло Алсае в голову, что она решила в предрассветный час переместиться в комнату Марто?.. Может, она хотела отомстить ему за подслушивание ее разговоров во сне? Может, ей вспомнилось, как он ни свет ни заря врывался в ее та-малийские покои, чтобы в грубой манере пригласить на прогулку к северным племенам? Но оказавшись в его спальне, которая была и кабинетом и приемной (в Здании Советов нынче так тесно, что ей выделили всего две небольшие комнаты, а ему и вовсе одну), Алсая принялась мысленно бранить себя за глупость – он был не один. В его постели, развалившись и приобняв хрупкой белой рукой его обнаженный торс, спала Таян Лайлиль. Алсае стало неприятно и отчего-то печально… и она поспешила покинуть комнату, пока никто не проснулся.

Марто и Лайлиль были вместе этой ночью, но когда Таян подсела к нему за завтраком, он попросту вскочил и убежал – иначе не скажешь.

– Мужчины! – хмыкнула Мастер Лайлиль. – Даже Одаренные, которым за двести, не взрослеют. Ты с ним? Он уверил меня, что между вами ничего нет.

– Это правда, – ответила Алсая.

– Он дуется на меня вот уж который год – затаил обиду.

«Дуется? Затаил обиду? – думала Алсая. – Так вот как это теперь называется!»

– А я думала, что мне удалось загладить вину. – Таян хрипло рассмеялась. – Он принял извинения, но не извинил. Уж пятнадцать лет прошло… Наверное, я все-таки серьезно ранила его…

Любопытство в Алсае принялось бороться со здравым смыслом: какое дело ей до отношений Марто и Лайлиль? Но той хотелось поговорить, и любопытство выиграло без каких-либо усилий со стороны Алсаи.

– Он был таким славным юношей… И таким страстным… Сейчас он словно лед, а был пламенем. В молодости Даджи, увлекаясь, готов был самого себя принести в жертву. Он хотел либо все, либо ничего! Учась умению обращаться с мечом, он тренировался сутками напролет, пока не стал лучшим. А полюбив меня, требовал, чтобы я вышла замуж за него, и ревновал безумно… Но он неодаренный. Еще немного, и он станет стар… немощен… Я говорила ему: чувства Одаренных и неодаренных мимолетны. Нужно жить одним днем, одной ночью. И многих мужчин это устраивает, но не Даджи. Однажды Марто едва не убил Мастера Силы, когда застал меня с ним. Ведь Даджи – Мечник, а тот Мастер Силы – мирный… Конечно, я была не права… но кто же устоит перед Кареем Абвэном?..

Алсая вздрогнула, а Лайлиль поднесла пальцы к губам, как бы желая вернуть слова, что уже слетели с уст, и, с тревогой глядя на Алсаю, накрыла ладонью ее руку.

– Прости! Я напугала тебя? Все теперь твердят, что Абвэн чудовище, предатель огня жизни и все такое… Но тогда он ведь не был таким. Просто ветреным, красивым до безумия… Я знала, что я у него не одна, и никогда не буду одной… Но это Абвэн! Ты ведь видела его глаза!..

Алсая видела. Растворялась в них. Забывалась… тонула в их синеве. И видела смерть в них… но он не умер.

Дальше болтовню Лайлиль она не слушала. «Абвэн… Карей… Абвэн…» – звучало у нее в голове, будто набат, зовущий в битву. Она должна найти его… найти и убить!..

 

Глава 12

Паутина

Алсая Ихани

Приятная нега окутала все тело: Алсая уже проснулась, но глаза открывать не спешила. Просто полежать… Тревожные мысли тут же принялись атаковать расслабленный сном разум, впиваться иголочками в сердце, будоражить душу… Она открыла глаза, увидела сидящего в кресле перед постелью Марто и тут же вспыхнула от негодования. Затем вспомнила о том, как появилась под утро в его спальне, смутилась и зарделась.

Марто сидел, опершись подбородком в вершину сложенных домиком пальцев, не отрывая от нее ледяного пронзительного взгляда. Что ему нужно? Алсая натянула повыше сползшее было до талии одеяло – вырез на ее кружевной ночной рубахе открывал слишком многое, – собралась с мыслями и насмешливо спросила:

– Прислушиваешься к тому, что я говорю во сне? Что-нибудь интересное?..

– Нет. Пришел попрощаться. – Он откинулся в кресле и прижал вершину своего домика из пальцев к губам.

– Возвращаешься в Та-Мали?

– Нет.

– Значит, на северный заслон? Неужели Советник Кодонак счел разумной какую-то часть твоего плана?

– Советник Кодонак все счел разумным в моем плане, и поэтому его взяли за основу оборонительной тактики.

– Надо же!

– Но туда я не отправляюсь, пусть Май и Агаят завершают то, что я начал… Кодонак предложил мне место Командующего на ливадской границе. Я отказался. – Много откровений за один раз для Марто. – А ты остаешься в Городе Семи Огней? – спросил он.

– Нет.

Они помолчали. Алсая поднялась и села на кровати. Марто задумчиво вперился в пол.

– У меня есть одно незаконченное дело… – сказали оба одновременно, и оба же удивленно посмотрели друг другу в глаза. Прежде чем изумленное выражение в очах Марто сменилось обычным для него ледяным равнодушием, она заметила скользнувшее в них любопытство. Показалось?

Вновь воцарилось молчание. Алсая откинула одеяло и, придерживая одной рукой вырез ночной рубахи на груди, потянула к себе халат, небрежно брошенный вчера на стул около кровати.

– Откровенность за откровенность, – сама не зная почему, тихо сказала она, одеваясь, – я хочу найти… Абвэна… Ты, должно быть, догадываешься почему… Что за незаконченное дело у тебя?

Марто ответил не сразу. Он скрестил руки на груди, посмотрел мельком на Алсаю, затем в окно, вздохнул и снова впился взглядом в нее. Она же отвернулась, продолжая наскоро приводить в порядок волосы. И только когда невыносимым стало ощущение, что в ней сейчас прожжет дыру его холодный и острый, как сосулька, взгляд, он ответил тихо и… мягко… почти с нежностью:

– Тогда нам еще рано прощаться.

Это все. Он поспешно поднялся и покинул комнату.

«Марто! – думала Алсая, усмехаясь и глядя ему в спину. – Как обычно: ни здравствуй, ни до свиданья…»

– Мастер Марто был бы очень полезен нам в Ливаде с его талантом тактика… пусть неодаренного, но все же. Я, и Кодонак, думаю, тоже, всегда ценили умных людей, не наделенных Силой. К тому же учитывая его происхождение… – Советник Эниль составил Алсае компанию на прогулке по внутреннему двору Здания Совета.

Сегодня ярко светило солнце, небо было поразительно голубым. Весна, окончательно отвоевавшая все позиции у зимы, облачила искусственно выращенные Мастерами Садовниками в Городе Семи Огней деревья Мицами в одежды из нежных золотых цветов. Как на картинах… На клумбах распустились тюльпаны, а на ветвях деревьев перекликались радующиеся теплу скворцы. Ветер одурманивал, то и дело окуная в облако цветочных ароматов… и о плохом думать не хотелось. Больше того: не верилось, что где-то есть пробужденный Древний, жаждущий крови, его отвратительные смарги, его Круги из Одаренных предателей и… Абвэн.

Все время, со дня ее прибытия, Ото Эниль по-отцовски опекал Алсаю, хлопотал, чтобы ей выделили лучшие комнаты и приставили служанку.

– Это ни к чему, – неизменно отвечала ему Алсая, не открывая, что собирается вскоре покинуть Город.

Зачем-то Марто тоже хотел найти Абвэна. Неужели он до сих пор держит на Карея зло за тот случай с Таян? Он так мстителен? Но если уж у Алсаи – Мастера Силы, мало шансов против изменившегося… теперь окончательно, Абвэна, то на что может рассчитывать Марто? Марто нужно было убить это чудовище еще тогда… пятнадцать лет назад… Будь Абвэн на тот момент мертв, она бы никогда не узнала его… не полюбила… Интересно, как развивался их поединок: это Мастер Мечник Марто пожалел мирного Абвэна, или тот попросту убежал, используя преимущества «прыгуна»? Карей всегда был труслив… теперь она это видит…

– Вы сказали что-то о происхождении Даджи Марто? – уточнила Алсая слова Советника. Ей любопытно…

– Да. Ты разве не знаешь, девочка? Хотя… ты тогда еще училась в Академии Силы. Даджи Марто – родственник нашей королевы. Он ливадец, младший сын одного из ее дядей. Еще до того, как свадьба Мило и ливадской принцессы состоялась, а решение о ней уже было принято, его отправили в Город Семи Огней учиться в Пятилистнике. И ставший тарийским Мастером ливадский дворянин должен был положить начало крепкой дружбе между державами; вторым шагом к еще более тесному сближению стала свадьба тарийского принца и младшей дочери королевы Ливада.

«Ливадский дворянин? – искренне удивлялась Алсая. – С такими-то манерами?..»

– Даджи Марто стал Мастером в двадцать три, отучившись всего пять лет вместо положенных десяти, и это совсем не благодаря его связям при дворе. До́ма, в Ливаде, его, наверное, с младенчества приучали к мечу. До сих пор равному ему среди неодаренных мечников не было… Его готовили к тому, чтобы стать Командующим, или городским Главой, или советником при короле. Но у него вышел спор… горячий спор с… – Ото Эниль замялся, – одним из Мастеров Силы…

– С Абвэном, – тихо, но совершенно спокойно сказала Алсая, и собеседник глянул на нее, удивляясь то ли тому, что она знает, то ли ее невозмутимости.

– Да. С Абвэном. Советником Абвэном на тот момент. Марто едва его не убил…

Алсая мысленно усмехнулась: «Мы оба едва его не убили!..»

– Конечно, такое событие не могло не получить огласки. И ситуация была довольно скользкой… Родственник королевы Ливада, своего рода посол… и Советник из Семи. Марто быстро нашли хорошую должность где-то в западной Тарии, чтобы удалить его из столицы, но он наотрез отказался. Тогда ему предоставили список, и из двухсот возможных мест, очень даже неплохих и престижных, он выбрал…

– …стать комендантом Та-Мали?

– Да… место коменданта Та-Мали на крайнем севере. Худшей должности и не придумаешь. Когда об этом узнали, едва не вышел политический скандал. Никто не верил в то, что это был выбор Марто, и когда он сам заверил в том свою тетку – королеву Ливада, нам предъявили претензии: почему, мол, в списках вообще оказалось подобное предложение? Свадьба принцессы и Мило Второго едва не сорвалась… Но время шло, Даджи Марто сидел в Та-Мали и исправно писал оттуда в Ливад о том, что с ним все в полном порядке. И пять лет спустя Мило все-таки обзавелся женой-ливадкой, к обоюдному удовлетворению Тарии и Ливада.

Марто удивлял ее все больше и больше. Ливадский дворянин? Племянник королевы Ливада и кузен королевы Тарии? Человек, который покушался на Абвэна пятнадцать лет назад и жаждет по-прежнему его смерти? Тот, кто предпочел серые холодные стены Та-Мали, общество дикарей и полуграмотных тарийских охотников роскоши дворцов и всем благам Города Семи Огней? Он был еще более странным, чем казался ей поначалу. Правильно ли она сделала, что связалась с ним? А ведь похоже на то, что этот упрямец Даджи Марто не собирается оставить убийство Абвэна ей… Придется мириться с его компанией и… воспользоваться его помощью. Только какой? Он даже не Одаренный! Не погубит ли ее то, что она доверилась безумцу?.. Но довериться безумцу лучше, чем предателю. И погибнуть так… лучше…

Фенэ Хай-Лид ди Агаят

– Почему бы не обратиться к Верховному? Этот человек поможет тебе, Алиния, я уверена.

За то недолгое время, пока Фенэ пребывала во дворце, королева Алиния приблизила ее, сделав самой закадычной своей подругой.

Фенэ не была глупой девочкой, чтобы всецело доверять такому дружелюбию, внезапно возникшему у ее величества к совершенно незнакомой женщине, но что-то родственное у к’Хаиль и королевы все же было: они обе оторваны от родины, от семьи и близких, обе настрадались от бездетности. Правда, Фенэ, слава Создателю, теперь исцелена, а почему Алиния, жившая в Городе Семи Огней все эти годы и окруженная Мастерами Силы, до сих пор бездетна – Фенэ не понимала…

Она и королева много времени проводили в разговорах тет-а-тет. Для этого даже от общества вездесущих фрейлин (до чего же глупы эти женщины!), и как репейник приставшей к Алинии принцессы Агаи удавалось избавиться. Это было довольно сложно, но не для Алинии, которая очень умна и еще более хитра и изворотлива.

Королева потягивала из золотого резного кубка, работы мастеров западной Тарии, свой любимый пи-ат – напиток ее родины, изготовлявшийся из плодов дерева Хо-Ат (Красный орех). Не слишком крепкий (но выпив много, можно опьянеть), приятный на вкус, чуть терпковатый и острый, имеющий ореховый аромат. Фенэ, предпочитавшая арайское вино, за неимением его в Тарии тоже перешла на пи-ат и нередко разделяла с Алинией чашу за долгой беседой.

– Ты говоришь о Вирде Фаэле?

– Да, о нем. Хотя мне кажется, что королеве не нужно просить. Достаточно было приказать любому Целителю еще несколько лет назад… Разве не так?

Королева залилась смехом, сверкнув невесело голубыми глазами. Затем откинулась в кресле, небрежно заложив за ухо выбившийся из прически локон. Иной раз в жестах и движениях Алинии исчезали женственная мягкость и томность, проскальзывало что-то резкое, грубое, мужское.

– Нет, Фенэ! Я не могу приказывать Мастерам Силы, и даже у Мило нет таких полномочий. Но в просьбе они бы не отказали ни ему, ни мне… Причина в другом… Хочешь знать?

Фенэ была внимательна, но старалась не выказать излишнего любопытства, что никогда не украшает благородную.

Алиния не дожидалась ее ответа.

– Я горда… – печально со вздохом сказала королева. – Слишком горда. Я не могу просить.

Фенэ понимала. Стала бы просить к’Хаиль на ее месте? Нет.

– А Мило… Мы уж давно не делим вместе постель. Я для него… напоминание о том, что судьбу его вершат Одаренные. Они выбрали ему жену, когда он был еще ребенком, вынудили жениться на нелюбимой женщине… Может, будь на моем месте принцесса Мариай, все сложилось бы по-другому…

– Кто она? – негромко спросила Фенэ.

– Моя младшая сестренка. Это ее готовили к свадьбе с Мило. Когда моя мать королева Пая и король Брай – отец Мило, по настоянию Совета Семи заключили договор о браке между их детьми, Мило было семь, а Мариай – четыре. Зная тарийские обычаи, ее с детства приучали к балам, нарядам, обучали манерам, музыке, художествам, языкам и политике. А я в то время училась держать в руке лук и копье. Боги дали моей матери девять дочерей, а за Мило она согласилась выдать только самую младшую, чтобы меньшим был риск когда-нибудь ей унаследовать трон Ливада. Я старше Мариай на девять лет и должна была стать Предводительницей ливадских воительниц. Я была бы счастлива тогда… – Алиния сделала медленный глоток, помолчала, смерила испытующим взглядом Фенэ – слушают ли ее, и только тогда продолжила: – Мариай не в пример меня красивее… Еще в детстве все замечали это. Свадьба была назначена на пятнадцатый год ее жизни… Мило она бы понравилась: юная, свежая, прекрасная с белыми кудряшками, огромными глазами в пол-лица, с безупречными манерами, легкая, как порхающая бабочка, с нежным голоском… А как она пела! Но… Мариай до пятнадцати не дожила…

Королева сглотнула комок в горле, стиснула зубы, чтобы не заплакать. «Она любила сестру», – подумала Фенэ.

– …упала с лошади в тринадцать лет. Упала, ударилась… пискнула, помню, будто котенок… закрыла свои огромные глаза… и больше никогда не открывала. Я не думала, что смерть может вот так нелепо настигнуть!.. Какой же хрупкой она была!.. Будто не ливадка!.. – Свое горе Алиния попыталась заглушить гневом и повысила тон: – Я раз пять падала с лошади, но вставала и снова садилась! И ничего, кроме синяков, у меня не было! Ладно бы руку сломала или ногу! Но чтобы вот так… упасть и умереть тут же… Не должно было так случиться… Не иначе, как мать-королева разгневала чем-то богов!..

Алиния вновь замолчала и задумалась на несколько минут. Фенэ допила свой пи-ат, встала и наполнила кубок вновь, позаботившись также и об опустевшем почти кубке королевы.

– Мне пришлось ее заменить. Вместо прекрасной юной принцессы Мило получил угловатую, нескладную, уже не юную… и уже давно не девушку… женщину, что старше его на шесть лет и к тому же сильнее… Я уверена, что тогда смогла бы победить его в схватке и на мечах и на копьях. Сейчас уж, правда, подрастеряла сноровку. Но самое плохое не в том, что сильнее, а в том, что умнее… Он меня возненавидел! К тому же всегда находились те, кто с назойливостью летней мухи нашептывал ему на ухо крамольные мысли: мол, не во всех странах Одаренные вертят монархом как хотят, – в Аре, например, тамошние Мудрецы разве что совет могут дать императору, и он вовсе не обязан следовать такому совету, а в Ташире так и вовсе убивают всех отмеченных, в том числе и всех, у кого случаются припадки, которые могут свидетельствовать об оттоке, а следовательно, о наличии Дара Силы. Подобными разговорами и намеками они годами подогревали возмущение Мило его положением. Он ведь не может самостоятельно ни начать войну, ни выбрать королеву… В то время как короли и императоры окрестных стран могли хоть целый гарем содержать, он вынужден был смириться с «подсунутой» ему Советом Семи и Верховным старой уродливой ливадкой.

Алиния не была красива, но и уродливой ее не назовешь, и конечно же она еще не стара.

– Когда я не забеременела и после пяти лет совместной жизни, он даже обрадовался и охотно прекратил попытки. Последние годы я уж и не знаю, как выглядит королевская постель, зато это хорошо известно дочкам Палстора: смазливые, но при этом подлые, как и их папаша. Если бы у нас с Мило был ребенок, все стало бы намного серьезнее – законный наследник… А так… Король спит и видит, как бы от меня избавиться. Спит и видит… И конечно же он не станет просить за меня у Одаренных. К тому же… то, что происходит сегодня… При Атосаале никто бы не смел и головы поднять, крамольный шепот, что был при нем, превратился в наглый крик при Фаэле. Все понимают, что Вирд – мальчишка, ослабленный к тому же отступничеством почти трети Одаренных Тарии. Мальчишка, который ничего не знает о политике. Слух о том, что Древнему де́ла нет до королей и их власти, и что свою войну он ведет только против Мастеров Силы, не покорившихся ему, становится все более популярным. И, похоже, Мило начинает верить… увы.

– Но король поддержал восстание… – недоумевала Фенэ. Как ни крути, а Тария – удивительно непонятная страна.

– Да… Но больше потому, что ненавидел Атосааля. Мило горяч, не любит раздумывать, планировать… Теперь власть сменилась, но Король-Наместник как был, так и остается цепным псом Одаренных. При этом Палстор и подобные ему стали говорить чаще и настойчивее о возможности изменить порядок вещей. Такая возможность в будущем, вероятно, уже и не представится. День и ночь Мило внушают, что действовать нужно сейчас, пока Фаэль еще очень юн и отягощен неразберихой в стране. Подозреваю, что наушничают не одному Мило, подогревают недовольство дворянства и простого люда. Засуха? Фаэль виноват! Почему он не послал погодников, которых, как известно, пруд пруди? Эпидемия? Снова нерасторопность Фаэля! Где Целители? Древний уничтожает целые поселения? Как ты думаешь, кого обвинят? В провинциях тоже давно возмущены существующим положением: когда каждый городской Глава под присмотром Одаренного городского Советника… Графы и князья хотят властвовать, а им позволяют лишь вести скромное хозяйство… Никто не верит, что у мальчишки поднимется рука придушить восстание своего же народа, если такое вспыхнет. А не вспыхнуло лишь потому, что зачинщики еще побаиваются Кодонака. Уж тот не сплохует. Но если начнется война, и Кодонак будет занят…

Алиния замолчала надолго, она встала с кресла, подошла к окну, выходящему в сад: створки были распахнуты, и ветер вносил в комнату вечернее благоухание весенних цветов. Опершись о подоконник, королева задумчиво вглядывалась в синий сумрак, заполнивший сад в преддверии ночи, обещающей быть ясной и звездной.

Фенэ тоже задумалась. От откровений королевы ей стало не по себе. Нет, она не боялась интриг и понимала, что при любом дворе их больше чем достаточно, и если бы тарийские придворные не занимались их плетением, она бы очень удивилась, – скорее пауки оставят извечный свой труд. Но здесь все далеко зашло и плохо пахнет. К тому же в опасности человек, которого она считает Каэ-Массом… исцеливший ее. Она обязана ему своим счастьем, будущим своего рода, исполнением мечты ее отца – иметь внука, в чьих жилах будет течь кровь великих воителей. Благородная не должна оставаться в долгу. Если сейчас она не предупредит Вирда Фаэля о грозящей ему беде, то сын ее, родившись и повзрослев, никогда не простит матери невыплаченного долга, притом что возможность такая была. Араец бы не простил…

Гани Наэль

– Эй, Музыкант! Еще балладу! – кричал захмелевший Мило Второй, обращаясь к Гани, будто к уличному скомороху, а Палстор при этом кривил в гадкой усмешке свой почти безгубый рот.

Гани едва заметно скрипнул зубами, учтиво улыбнулся и медленно склонил голову:

– О чем хотел бы услышать мой король?

– Давай «Обманутого короля»! – Мило пьяно рассмеялся и даже, кажется, хрюкнул.

Руки Гани привычно заскользили по струнам: он помнил слова так хорошо, что во время пения мог размышлять о происходящем. Охота превратилась в попойку, и способствовал тому конечно же граф Палстор. За последнее время Гани уже многое понял в том, что творится при тарийском дворе. Главный паук, плетущий паутину, – Палстор, а неуравновешенный, горячий и не очень умный Мило – муха, попавшая в эту сеть. Но Мастер Музыкант уже видел слабое место графа – излишняя уверенность в своих силах, а отсюда наглость и потеря осторожности: он не считает нужным особо скрываться, хотя и думает, что Гани – человек Фаэля. Палстора кто-то поддерживает среди высокопоставленных Одаренных. Ему что-то обещали… Ему гарантировали безопасность… Вирда Фаэля он не боится. А должен бы. Вирд – мальчишка, но не простой: кто, как ни Гани Наэль, знает это! Все-таки – Мастер Путей, и Палстору не по зубам, даже если тому кто-то помогает! Возможно, граф держит связь с кем-то из отступников, не зря эти разговоры о «доброте» Древнего к простым людям. А может, все хуже, и Вирд недостаточно хорошо вычистил Советы: Большой и… Малый.

– Выпей, Музыкант! За «обманутого короля»! – Мило лично протянул Гани кубок, полный до краев, и Музыкант опустошил с улыбкой. Гани пил наравне с королем, в отличие от Палстора, который, как он заметил, выливал бо́льшую часть на землю рядом с подстеленным ковром, на котором возлежал.

Пить-то он пил, но ни разу в жизни Гани Наэлю еще не удалось напиться: иной раз он думал, что это его проклятие, особенно тогда, когда горе хотелось залить вином. Поэтому, как обычно, руки его твердо перебирают струны, язык не заплетается, а голос звонок; он бы и по канату сейчас прошел с легкостью. Но Палстор не знает об этой его особенности. Может, притвориться? Пусть граф думает, что один трезв из всей собравшейся компании. На охоту с Мило отправились еще с дюжину придворных, не считая Палстора и Гани, женщин среди них не было. Гончие погоняли немного зайцев по рощицам на берегах озера Сон, и Мило Второй после неоднократно озвученных жалоб о том, что настоящая охота – только в Тарийском лесу, а до него неделя пути, с подачи графа решил сделать привал, и обильными возлияниями «отпраздновать» неудавшуюся охоту.

Вся дюжина молодцов, что опустошают сейчас кубок за кубком, – люди Палстора, доверенные лица, к тому же не отличающиеся умом и благородством. В их обществе Гани было очень неуютно, уж лучше отбиваться от провокаций королевы и принцессы. Но Мило сто́ит вытянуть из этой паутины, он не злой и не подлый человек, но легко попадает под влияние.

За время пира, организованного прямо на расстеленных на земле коврах, Мило несколько раз требовал, чтобы Гани подсаживался к нему поближе, и теперь король уже орет ему в самое ухо, заказывая новые и новые песни.

– Спишь с королевой?.. – спрашивает вдруг Мило серьезным, тихим и почти трезвым голосом, наклонившись к Гани. Тот нахмурился, не переставая играть, посмотрел на короля. – Ничего… Кто только с ней не спит… Но если дотронешься до Агаи!.. Я шкуру с тебя спущу и не посмотрю на то, что ты человек Верховного!..

– Ваше величество ввели в заблуждение, я не осквернял вашего супружеского ложа, и Агая для меня под запретом. Но то, что она, по ливадскому обычаю, ищет себе подходящего мужчину для первой ночи – для меня не секрет, и вашему величеству стоит поговорить с ней об этом.

Мило не так пьян, как хочет казаться… а значит, он не так прост, как выставляет себя… Король скрипнул зубами, затем заорал во всю глотку так, что у Гани заложило уши:

– Вижу, вы не пьете! И ты, Палстор, наливай полный кубок! И пей, чтобы я видел! До дна! До дна – я сказал! – Этот кубок графу по-настоящему пришлось выпить – король внимательно наблюдал.

– Так Алиния еще не затащила тебя в постель? – обратился к нему Мило вновь тихим и трезвым голосом, никто их разговора не слышал. – Клянешься?

– Клянусь.

Мило хмыкнул, усмехнулся:

– Я не ревную… Но все же приятно, что хотя бы с тобой она мне не изменила… Так Агая, говоришь, ищет себе мужчину?

– Возможно, это была лишь шутка, ваше величество. Королева Алиния любит подшутить над придворными, и я не исключение.

– Думаю… не шутка. Эти ливадки… не знают стыда! А Агая очень уж привязалась к моей дорогой женушке.

– Опять не пьешь?! – вдруг орет король громче прежнего, оборачиваясь к навострившему уши Палстору, и поднимает кубок: – За Тарию!

– Скажи мне, Музыкант, что за человек этот Вирд Фаэль? – склоняется к нему король, вновь трезвея волшебным образом. – Как давно ты служишь ему? И кому служит он?

– Ваше величество не верит, что я сказал правду о том, как познакомился с Вирдом Фаэлем? Что ж… в это действительно сложно поверить… Но я не утаил ничего, хотя стоило бы: многим не по нраву, что Верховный провел десять лет в арайском рабстве. Одно я могу сказать: Вирд-А-Нэйс Фаэль вам не враг.

Мило Второй фыркнул, сделал большой глоток из кубка, окинул взором своих попутчиков. Бароны Дейко и Хаон уже засыпали, приклонив головы друг к другу; они пошатывались и почти заваливаясь на землю, оба разом вздрагивали, вновь выпрямлялись и продолжали невероятным образом комично удерживать равновесие. Рыцари Инше, Лавли и Тамбей орали в три глотки только что завершенную Гани песню, повторяя раз за разом куплет:

Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть, и встать не мог великий король – осталось ему умереть .

Лавли так проникся, что не сдержал пьяных слез. Прочие охотники вгрызались в прихваченные с королевской кухни окорока, налегали на сыры и рябчиков, но больше пили… Сейчас только три часа пополудни, до заката еще далеко, но к вечеру тут не останется ни одного способного стоять на ногах, кроме, конечно, Гани Наэля, а может, и… короля. Что до хитрого Палстора, то пить он не умел, и после того как Мило вынудил его опустошить три или четыре кубка, не пролив при этом ни капли, он уже икал и смотрел косо.

– Охота – лишь предлог… – вздохнул Мило. – На самом деле мы едем в гости к Икрусу… Эффов граф!.. Два года я избегал этой встречи…

Гани не понимал, о чем ведет речь король, но то, что монарх лишь притворяется опьяневшим, ясно, как день. Они едут к Палстору? Что за встреча?

– Ну что, Икрус? Ждут меня в твоем поместье?.. – спросил Мило и захохотал.

– Ждут… ваше вели…вечили…ство… – еле ворочая языком, ответил Палстор. – Вы будете сча…стливы… будете, как только глянете… Глаза, потухни мой огонь… короля Брая… А смелость… ва-а-аша! Ни искры, ни пламени… Раздери меня Древний… если вру!.. А второй… – Палстор сделал паузу, уставился мутными глазами на пустое блюдо перед собой, будто бы забыл, о чем говорил, но затем мысль милостиво вернулась в его затуманенную вином голову, и он продолжил: – Второй… тариец… светлые глаза… темные волосы… тариец… клянусь! Потухни мой огонь! Клянусь!..

Мило усмехнулся, сам налил и протянул Палстору новую порцию хмельного напитка. Тот уже и не сопротивлялся, осушил кубок и рухнул обессиленно на ковер, голова его запрокинулась за пределы подстилки, и лысина погрузилась в лужу весенней грязи…

– Алиния хороша – не считает нужным хранить мне верность, но я тоже не без греха… Мои сыновья… Мои бастарды… Один – от старшей, Малисинии, второй – от младшей, Баглисаи… Я их ни разу еще не видел, хотя Палстор день и ночь напоминает… Не дает мне покоя. Эта охота должна была завершиться в его поместье на берегу Сон. Там мне бы представили двухлетнего Брая… даже имя выбрал, как у моего отца… и годовалого Мило… тоже ничего имечко… Ты не находишь?

Так вот почему графа так заботит порядок наследования – у него есть подходящие кандидатуры…

– И тебя он не зря с нами потащил…

– Я-то ему зачем? – искренне удивился Гани.

– А вот пройдет время… погибну, к примеру, я… случится что-нибудь с… Агаей… – последние слова королю дались тяжело, он произнес их хриплым и непослушным голосом, – и станет вопрос о том, кто следующий Король-Наместник; тут и заявит Палстор, что есть уже Брай Второй, а если Брай не нравится – так, пожалуйста: Мило Третий. А ты подтвердишь: мол, был с королем, когда он держал на руках сыновей, роняя слезу умиления; видел, как трепал он их за пухлые щечки; слышал, как признавал своими…

– Но я же могу по-разному себя повести, почему Палстор так уверен в том, что я соглашусь подтвердить?..

– А какой тебе резон упрямиться, Музыкант? Палстор знает, что Фаэлю до короля нет никакого дела, и исчезни вдруг с лица земли Король-Наместник со всем двором, да и с Дворцом в придачу, – он и не заметит! Верховный только спасибо скажет графу, за то, что избавил его от головной боли – искать наследника. Нашелся – и хорошо! Алинию – в Ливад! Палстора – править до совершеннолетия Брая или Мило!..

– Граф угрожает вашей безопасности и безопасности Агаи?

– Моей безопасности? – усмехнулся Мило. – Нет… Он больше верит в то, что я долго не протяну… Говорят, что при моем рождении отец – король Брай, обратился к Одаренному Пророку, и тот предсказал, что я умру молодым. Палстор лично слышал это предсказание… вот он и уверен, что час мой близок. Что до Агаи… Бывали случаи, когда в вопросе наследования предпочтение отдавали незаконнорожденному сыну, а не дочери или сестре. Но я думаю, что Палстор предпочтет устранить Агаю с дороги.

– А разве законный наследник не решил бы проблему? – Гани мельком поочередно глянул на храпящего графа, на продолжающих бурную попойку охотников, на Мило, задумчиво вперившегося в свой кубок.

– От Алинии?.. Да, может, и так. Ты хочешь спросить, почему ее до сих пор не исцелили?

Гани кивнул. И в самом деле почему?

– Ее гордыня… мое упрямство… Я не хотел наследника от этой ливадки. Она не беременела, а я и рад… Она больше мужчина, чем женщина, видел бы ты, Музыкант, как она скачет на коне! А как стреляет из лука! Да что лук – копье в ее руке – это… – Мило вздохнул. – Я ее даже побаивался. С подобной охоты она бы не вернулась без крупной дичи. Вначале королева Пая забрасывала меня посланиями, намекала, не прислать ли ей ливадского лекаря-травника, раз уж хваленые тарийские Мастера Силы не могут разрешить нашу маленькую проблему. Потом все прекратилось, уж не знаю почему. Я успокоился, думал, пусть все идет, как идет… Потом я стал королем, а она королевой. Мне бы тогда обратиться к Атосаалю, но его я терпеть не мог с детства. И признаюсь тебе, Наэль, еще и боялся до потных ладоней и дрожащих колен… Я вот раздумываю над тем, что Атосааль и сам должен был догадаться о необходимости помочь Алинии; он или кто-нибудь из Совета. Но отчего-то всезнающие и всеведущие Одаренные вдруг стали слепы и глухи. Может, прежний Верховный и вовсе хотел устранить мою власть? Да какая там власть… так – кукла на троне, чтоб неодаренным было не так обидно… – Мило тряхнул головой, откидывая темные в крупных кудрях волосы назад; вино его не опьянило, но язык изрядно развязало. – Впрочем, суть скорее в другом – они так заняты своими делами, что обращают на меня и мой двор внимания меньше, чем я – на гончих в псарнях. И теперь ничего не изменилось. Фаэлю твоему также нет до меня дела. И я просить не стану…

Недолгое молчание Мило сопровождалось пьяными голосами его попутчиков, спорящих об охоте в Тарийском лесу, и храпом Палстора.

– Потом незаметно мы с Алинией и забыли, что женаты… Палстор подсунул мне вначале свою златокудрую Малисинию, а когда она забеременела, сменил ее пышногрудой Баглисаей, чтобы я не смотрел по сторонам. Я ведь не сразу понял, что он задумал, а когда понял… не знал, что делать. У меня сыновья… А я… не хочу видеть их. Я бы не беспокоился, Музыкант, – какая разница, та или другая женщина родит моего наследника, я знаю, что Пророк тот был прав – долго я не проживу. Но вот… сестра… Агая мне дорога. И я не допущу ее гибели. Так что, пока не поздно, Музыкант, передай своему Верховному, что я… хочу… прошу, чтобы Алинию исцелили. Я даже верну ее в супружеское ложе. Передай Фаэлю… пусть найдет минуту для своего неодаренного пса… а то останется без породистых щенков.

Гани кивнул, недоуменно глядя на короля. Он непременно доложит обо всем Вирду.

– А почему ты не пьянеешь, Наэль? – спросил вдруг Мило. – Ты ведь не пропустил ни одного кубка – я видел…

– То же самое можно спросить у вашего величества, не так ли? – ухмыльнулся Гани.

 

Глава 13

Работа для Атаятана

Идай Маизан

Арташанэй говорил. Слова лились волшебной музыкой, обволакивали теплом и обдавали приятной прохладой, проникали глубоко-глубоко в мысли, в сердце, в душу. Каждое слово – как удар клинка, но боли никто не чувствует, а лишь безграничное счастье… Шепот любви в его словах, бездна мудрости; его устами отверзается пропасть сладостной боли и желанного отчаяния. Кровь в жилах пропитывается его голосом, кости чувствуют вибрации его тихого шепота… Погибель найдет того, кто слушает и не закрывает уши. Смерть, нежно обнимающая…

Идай и сам заслушался, а Правители Эйчи так и вовсе очарованы. Что такого в его словах? Но от них мурашки ползут по спине даже у связанных с Атаятаном. Воистину великий дар!

– К чему следовать за Верховным и его марионеткой Королем-Наместником? Зачем поддерживать слабый и глупый Совет? Ты, Мастер Штаун, – Одаренный. Ты мог бы иметь весь мир, лишь пожелай того. Ты – Целитель, а Дар этот разве не дает людям жизнь? А что взамен получаешь ты? Возможность бескорыстно пожертвовать собой в служении Тарии? Жизнь почти в изгнании? Эйчи – не Город Огней! Чем ты заслужил такое обращение к себе? А ты, Мастер Тайкл? Ты получил браслет и стал гражданином, но что толку, когда большая часть твоей жизни прошла в этом забытом Мастером Судеб городке? Кто помог тебе, когда ты взывал к Верховному Фаэлю? Кто пришел к тебе на помощь?

– Советник Абвэн! Как же ты прав! – Глаза Тайкла светятся обожанием: Штаун подошел и, схватив руку Арташанэя, припал к его пальцам губами.

Арташанэй обращает взор к собравшимся у Здания Правления жителям Эйчи, он открывает уста и… слова – не важны. Слова его – сеть, тенета для глупых птиц, что сегодня прекратят свой полет.

– Мастер Абвэн! – кричат в экстазе столпившиеся вокруг него люди – простые горожане.

Многие из них станут сегодня пищей для смаргов, которых еще очень мало, а Атаятану нужна великая армия. Сегодня последний день, когда можно брать тарийцев, если, конечно, Архитектор согласится на сделку. Кормить смаргов дальше будет сложнее.

Арташанэй улыбается, глаза его стали темными с того дня, как он получил новое имя, а лицо еще красивее, чем было.

– Идемте со мной, жители Эйчи! – зовет Абвэн… и они идут. Женщины, мужчины, старики и даже дети, рыдая от счастья и пытаясь дотронуться до него, тянут руки к его каму и волосам. Хватают за полы, падая на колени.

Но Абвэн исчезал с того места, где скапливались люди, заграждая ему проход, и появлялся чуть дальше, а они бежали, устремившись к нему, восхваляли, восклицали, толкали друг друга, лишь бы дотронуться до него…

Даже Правители, ослепленные его словом, готовы драться друг с другом, лишь бы оказаться рядом с Абвэном.

– Следуйте за мной! – весенним ветром поет его голос, и они следуют.

Они минули городскую площадь, прошли по главной улице, освещаемой неверным светом масляных фонарей, свернули в переулок, что изогнутой лентой спускается с холма к выходу из города.

Сотни и сотни желтых глаз фосфоресцируют в темноте звездной тарийской ночи. Смарги взвыли… с жутким этим звуком не сравнится ни волчий вой, ни хохот гиен из Утариса, ни душераздирающий крик птицы Таго из пустыни Листан… Идай сбавил шаг, переместился чуть в сторону и смотрел, как за Арташанэем следуют тысячи городских жителей… как овцы на бойню.

Порождения Древнего одного за другим утаскивают во тьму выходящих из городских врат жителей. Те не кричат, умирая молча, а новые и новые люди становятся на их место.

В сполохе факела в руке Арташанэя Идай заметил Ужвина Хайшо, со взмокшим от пота одутловатым лицом. Сегодня у Потфара много работы. Хайшо обмолвился парой слов с Абвэном и исчез. А через мгновение рядом с Идаем стояли Атосааль, Титой и сам Увлекающий словом, шепчущий во тьме…

– Неужто для этой мясницкой работы нельзя найти кого-нибудь другого? – раздраженно, без музыки в голосе говорит Абвэн. – Какой уже по счету город? Так в Тарии никого не останется…

– Не злись, Карей, скоро заключим перемирие и пойдем в Ливад.

– Продолжать делать то же самое? Знаешь, Атосааль, с тех пор, как я связан, я чувствую – у меня больше проблем, чем преимуществ!..

– Все изменится, – с хладнокровным достоинством отвечал Атосааль. – Нам предстоит война, но после нее ты забудешь о своих проблемах на долгие сотни лет.

Абвэн шумно выдохнул, стараясь успокоиться:

– Надеюсь, нам предстоит воевать только с Фаэлем, а та Древняя, которую вы пробудили, не станет посягать на территорию Атаятана?

– Эт’ифэйна? Разве для этого Атаятан ее пробуждал? – пожал плечами Эбонадо.

– Атаятан сам себе на уме! Он вполне мог приказать вам пробудить ее лишь для того, чтобы поразвлечься, веками ведя войну с достойным противником. Он мается от скуки!

Атосааль в ответ лишь пожал плечами.

– Так ты Пророк или нет? Можешь сказать, придется ли нам драться с Эт’ифэйной? Или ты не видишь ее, как Фаэля?

– Раньше, Карей, ты не стал бы говорить со мной таким тоном, – холодно произнес Атосааль. – Ты думаешь, у тебя есть преимущество из-за того, что ты делаешь с этими людьми? – Он кивает в сторону, на все еще продолжавших выходить из города прямо на встречу со смертью жителей.

– То раньше, а теперь – кто ты? Эльфил? Что означает это имя? Не Червь ли во прахе?..

Атосааль стиснул челюсти.

– Я – Пророк… – зашипел он, – был им и буду! Фаэля я не вижу лишь потому, что будущего у него нет!..

– Тем не менее он появляется каждый раз, когда ты заявляешь, что с ним покончено, и ведет себя совсем не как мертвый! Как ты допустил, что он прочел Итара?..

Атосааль не отвечал, он пронзительно смотрел в глаза Арташанэя. Как бы темен и мрачен ни был сейчас взгляд последнего, но с тяжестью взора бывшего Верховного не мог сравниться.

– Я видел твою смерть, Карей, – сказал он, и Идай Маизан, имеющий во Втором Круге Пророка – не очень яркого, но все же… почувствовал Силу в его словах.

Страх. Да – это страх в глазах Абвэна. Сила коснулась его. Пророчество верно.

– Смерть Кодонака ты тоже видел… – хмыкнул Арташанэй.

– Не смерть – неизлечимую рану, растерзанное тело. Так и было.

Абвэн не стал дальше слушать его, он покрылся туманом перемещения и сказал, уходя:

– В последнее время, твой Дар… родной Дар, Эбонадо, работает, как сломанный часовой механизм – никак! Пойди лучше посмотри на свою собственную смерть!

– Вернемся в Здание Правления, – предложил Титой, который все это время как завороженный смотрел на мелкого, ростом с ребенка, смарга, пожирающего невдалеке от них молодого мужчину. Тварь очень скоро вырастет до восьми футов ростом и станет еще одним солдатом Древнего.

Привыкшие к темноте глаза Идая разглядели кровь на зубастой ощеренной морде, а уши расслышали урчание и чавканье.

Не отвечая, все переместились в город, оставив Потфара «ковать» жуткие орудия войны Даром Целителя.

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Вирд осмотрел недостроенное Итином здание, монументальными громадами возвышающееся над самыми высокими деревьями близлежащего хвойного леса. Здесь же неподалеку складировался не использованный пока материал – блоки белоснежного мрамора, привезенного еще тогда Атосаалем из западных месторождений.

Архитектор чуть заметно поморщился, глядя на начатое свое строение: оно было ему не по душе. Да и Вирду не очень-то хотелось творить в угоду Атаятану, но оставлять Итина наедине с этим дрянным делом…

– Итин, – обратился к нему Вирд, ободряюще положив тому руку на плечо, – строй это для Тарии. Я обещаю тебе, что Атаятан если и будет здесь жить, то недолго. Недолго даже для неодаренного, а для Древнего – так и вовсе одно мгновение. Ты понимаешь?

Итин со вздохом кивнул белокурой головой, он понимал, но не верил… А верил ли Вирд?

То, что Атаятан-Сионото-Лос пришел, Вирд почувствовал раньше, чем увидел его высокую стройную, безупречную в совершенной красоте фигуру. Он выглядел точно так, как являлся Вирду в пророческих видениях о прошлом или настоящем. Иной одежды, кроме золотых ожерелья, наручей и пластинчатой юбки, он не признавал, и особо прятать под тканями свое неуязвимое тело, которое не страдало ни от холода, ни от жары, – не стремился. Его волосы, тяжелые, не развеваемые ветром, ровные, будто только что из-под гребня, прикрывали иссиня-черным плащом его спину. На нечеловечески красивом лице – прозрачные бесцветные глаза – ледяная бездна сумрака, а где-то глубоко в ней – озера кипящей крови. От него исходил ужас, как запах исходит от цветка, как тепло от огня, как звук от музыкального орудия в руках играющего. Ужас липкими пальцами вцепился в Вирда, пытаясь просочиться в дыхание и кровь. Вирд видел этот ужас (не зная благодаря какому Пути Дара) – бесформенный темный зверь, шипящий и жаждущий впиться в душу. Вирд возвел перед этим ужасом невидимую стену, отрезав от себя, и только тогда смог трезво и твердо смотреть в глаза Атаятану.

Жаль, он не мог сделать того же для Итина, который стоял замерев и съежившись, бледный, как полотно.

Древний был не один, рядом с ним Атосааль, Абвэн, Маизан, проклятый Создателем … впрочем, как и все остальные предатели… здесь же Элий Итар и еще десять Мастеров Перемещений. Титоя, Хайшо и Динорады нет. Как ужас, исходящий от Атаятана, так и гнев, что исходил от Итара, мог видеть Вирд. Гнев этот оскалившимся диким волком бросился к нему, нашел в Вирде свое отражение и отпрянул. Брат… Как ни горько…

– Кто ты? – спросил Древний, и в его глазах Вирд, свободный от ужаса, прочел удивление. Неужели он не знает? – Ты можешь строить?

– Могу строить, могу не строить, – усмехнулся Вирд, не отводя взгляда, краем глаза замечая, как нервничает Атосааль.

– Кто он такой? – Музыка голоса Атаятана чуть дрогнула – Древний удивлен Даром Вирда?.. Вопрос был обращен к Пророку. – Он Огненосец?

– Нет… – прохрипел Атосааль, сглатывая.

– Я знаю, что ты солгал мне о Повелителях Огня, Эльфил, один из них еще жив, но он – не тот! Хотя огонь здесь сильнее, чем в любом из Огненосцев! Кто он – скажи, Маленький Пророк!

– Он Мастер Путей…

– Весь цвет Создателя в нем… Почему я никогда не встречался с подобным ему?

Неосведомленности Атаятана Вирд удивлялся все больше и больше. Он ощутил укол досады – не стоило открываться врагу: Древний не знал, что существуют Мастера Путей, и у Вирда было преимущество, но кто мог предположить, что Древний, живущий многие тысячи лет, никогда не сталкивался с подобным ему, или что Атосааль не рассказал о Мастере Путей.

Вирд видел, как мечется ужас за возведенной им прозрачной стеной, стелится туманом, стараясь просочиться понизу, взмывает ввысь ночной призрачной птицей, пытаясь перелететь поверху, таранит в лоб, щупальцами разрастается в бока, тарабанит ядовитым дождем… но стена крепка, а Вирд спокоен.

– Это Вирд-А-Нэйс Фаэль – ныне Верховный Тарии, – обреченно продолжал Атосааль.

Вирд ожидал, что Древний разгневается на Пророка за недостаток сведений, за ложь о Мастерах Огней… Зачем солгал Атосааль?.. Но, по-видимому, это существо – Древний – если и гневалось, то не показывало своего гнева, а может, оно мыслит совсем иначе… не так, как человек, и гнев его можно вызвать не умалчиванием или ложью, а чем-то другим…

– Это ты?

– Да, – ответил Вирд.

– Ты будешь служить мне! – Это был не вопрос.

– Нет! – отрезал Вирд. Атаятан лишь улыбался. – Тебе нужен дворец, мне нужно перемирие. Я буду строить вместе с Архитектором, и мы завершим дело быстрее. Ты же, и твои люди, или смарги, или иные существа, о которых мне не известно, не тронут ни одного тарийца ровно один год. Ты не станешь убивать, даже применяя Путь Тени. Не станешь связывать с собою Одаренных!..

– Добровольно, Вирд-А-Нэйс; связать я могу лишь добровольно согласившихся, а разве ты имеешь право запретить Одаренному его выбор?

Вирд скрипнул зубами:

– Добровольно, но не через шантаж или угрозы! И похищать людей я тоже не позволю!

– Хорошо. Лишь свободная воля. Я согласен на твои условия, Верховный, тарийца я не трону на территории Тарии, я знаю ее границы. Более того, не трону и иноземца, которого ты захочешь взять под защиту, если он будет на твоей земле. Но если кто-нибудь из тарийцев пойдет войной против меня или будет угрожать жизни моих связанных или смаргов, я – убью, и дам своим воинам право убивать. Кровь моих людей или моих созданий, пролитая на земле Тарии твоими людьми, будет означать окончание перемирия. Все сражения за пределами Тарии – не в счет. Разве не справедливо?

– Справедливо, – признал Вирд. – Ровно год, начиная с этого дня. А следующей весной ты уснешь!

Атаятан рассмеялся:

– Ты нравишься мне, Вирд-А-Нэйс! Я дам тебе другое имя, и ты будешь служить мне!

Он обернулся к Мастеру Этаналю:

– Я обещал показать тебе, Архитектор, то, что было в древности, когда подобные тебе были ярче благодаря моей силе и строили лучше. Ты готов? Вирд-А-Нэйс, тоже посмотри!

Итин не ответил, его губы дрожали. Ужас охватил его и душил, как удав обвивает кольцами, а затем стискивает свою жертву.

Древний не стал дожидаться ответа, его ноготь-кинжал сверкнул серебром на солнце, и плавным взмахом он начертил в воздухе символ – овал, перечеркнутый по центру двумя параллельными друг другу линиями. «Будущее и прошлое пересекают настоящее», – понял Вирд значение знака.

Воздух был иным, но это место Вирд узнал: не по приметам – сердцем. Здесь сегодня стоит Город Семи Огней. Он смотрел с высоты птичьего полета: весь город – огромная композиция сооружений, которые составляют замысловатый рисунок-узор, невероятно симметричный, объемный, где строго соблюдены все пропорции. В центре возвышается храм, настолько прекрасный, что сердце восторженно трепещет… Вирд смотрел изнутри: резьба на колоннах и стенах: изображения цветов и листьев, животных и людей выполнены так искусно, что кажется, будто они живые. Между арками струится свет, цвета переливаются, оживляя белые стены. Из какого материала выполнен потолок? Даже прозрачное дерево Мицами не дает такого теплого уюта, притом величественного. Вирд шел по храму, любуясь залами и коридорами; каждый – произведение искусства, необычное, впитавшее в себя какую-то чуждую неземную красоту, но от того не менее восхитительное. Над центральным холлом – настоящее звездное небо. Такое и в пустыне не увидишь летней ночью. Даже с вершины «Песни горного ветра», в безоблачную погоду, Вирд не наблюдал подобного неба… Звезды не где-то высоко просматриваются в неизведанной неизмеримой дали – они окружают его со всех сторон, обнимают и… зовут. Вирд замер, задышал глубоко и осторожно, восхищенный… пораженный… слившийся вдруг со своим именем – Вирд-А-Нэйс… он парил среди звезд!..

Его восторг внезапно стал болезненным… Горький привкус зла явственно ощущался где-то в глубине души. Вирд знал – по невидимым каменным жилам города течет проклятая кровь. Прекрасный этот город впитал в себя тысячи и тысячи смертей, души погибших кричали, требуя мести, взывая к справедливости. Вирд задохнулся от гнева! Люди умирали, насыщая жизнь Атаятана, гибли в ужасе в безысходности, без права выбирать, без надежды на спасение! Древний купался в их крови… А город этот возвели предатели, те, кто ради собственного могущества продали Древнему свой огонь жизни, свет Создателя! Пламя Дара внутри Вирда взметнулось, застонало, загудело, превращаясь в ураган ненависти к Атаятану – врагу человека, врагу Мастера Судеб. Фиолетовая мгла собственного Пути Пророка поглотила видение, посланное Атаятаном, и Вирд увидел, как пожирает пламя Огненосцев проклятые развалины этого древнего города, очищая землю…

Океанский бриз взъерошил волосы: Вирд вновь вернулся к незаконченному дворцу и первое, что увидел – бледное, вытянувшееся, с распахнутыми широко глазами, восхищенное лицо Итина. Осознав, что видение закончилось, Архитектор часто заморгал.

– Что скажешь, Архитектор? – обратился к нему Атаятан. – Тебе понравился мой город?

– Да… – вымолвил Итин непослушными губами, ужас еще не успел вернуться и опутать его. – Этот город прекрасен! Ничего более красивого я не видел!!!

– Ты хочешь иметь такую силу, Архитектор? Хочешь строить так же?

– Да!.. – Итин осекся, понял, о чем на самом деле спрашивает Атаятан, взглянул на Древнего с ужасом и тут же отвел глаза. – Нет… Я могу строить лучше! Твоя сила мне не нужна… Тот город проклят! – добавил он, и Вирд удовлетворенно кивнул – Итин тоже почувствовал то зло.

– Глупцы! Глупцы, как и ваши предки, разрушившие его! Что есть проклятие?.. Сила, величие и красота были в тех стенах! И вновь на месте вашего Города Семи Огней воздвигнутся подобные строения! Еще лучше прежних! Ты отказываешься от силы, Архитектор, потому что глуп! У тебя есть год, чтобы поразмыслить. Может, года тебе хватит, и ты поумнеешь? Следующей весною ты либо станешь лучшим из живущих ныне Архитекторов, либо умрешь! Я либо заставлю твой Дар служить мне, либо выпью его!

Вирд видел, что Итин боится, слова Древнего тянут из него жилы, но он не в первый раз сражается со своим страхом, и не в первый раз ему выходить победителем из этой битвы.

– Встретимся еще, Вирд-А-Нэйс! – Атаятан-Сионото-Лос, не способный перемещаться самостоятельно, воспользовался помощью Абвэна и еще десятерых Мастеров Перемещений, которые, возлагая на Древнего руки, нелепо окружили его высокую фигуру… как когда-то дети-рабы – Вирда…

– Ну что? Строим для Тарии? – произнес Вирд, возводя руки в сторону дворца, когда Древний и его связанные исчезли в искрящемся тумане, а Итин пришел немного в себя.

– Нет, Вирд! – ответил Архитектор хриплым, но твердым голосом. Он тоже возвел руки, его серые глаза сверкнули сталью и загорелись решимостью. – Строим для Атаятана! Строим так, чтобы пол жег ему пятки огнем Создателя, чтобы стены дышали на него упреком убитых им, чтобы потолок давил моим и твоим гневом, и чтобы при этом всем, дворец был прекраснее любого из созданных там, в древнем городе. А когда проклятый Атаятан осквернит это строение, живя здесь… когда все закончится, мы вернемся, и я полюбуюсь на то… как Разрушители стирают его с лица земли!.. Никогда не думал, что скажу такие слова… – добавил Итин тихим бормотанием. – Разрушители сносят мой дворец… мое творение… Только подумать!..

Вирд ухмыльнулся и принялся рассматривать потоки Дара, струящиеся через руки Итина и сплетающие каркас будущего строения.

 

Глава 14

Подготовка

Эрси Диштой

Эрси нервничал… Да! Он нервничал почти как Годже… Нет – больше! Гораздо больше!.. Годже Ках попадал в разные передряги, но приманкой ему никогда быть не доводилось… И это только подготовка… Только составление плана – время осуществления задуманного еще не близко.

Эрси исходил свою комнатушку, отведенную ему на самом последнем этаже Здания Совета, почти под самой крышей, вдоль и поперек, поперек и вдоль… Он знал, сколько шагов от одной стены до другой, сколько по периметру, сколько по вписанной окружности, по диагонали… Он мечется из стороны в сторону, будто зверь в клетке.

Но это ведь его собственный выбор… Он сам пришел сюда… Сам предложил служить приманкой для Эт’ифэйны. Может, не стоило? Может, он бы и справился, спрятался, ушел от погони, не используя Дар? Но нет! Глупо на это надеяться… Тогда, в домике разбойников, собирая среди изувеченных трупов свои вещи, обшаривая заскорузлые карманы Мастера, Зверя и Шипа в поисках украденных у него денег, снимая с пояса Мышки кинжал своего отца, – он понял, как же ему повезло! Осознал свою несказанную удачу – все-таки прав был Эбонадо насчет имен! – и твердо решил, что пора прекратить убегать и надо начинать охотиться, только не в одиночку. И поскольку этот эффов Вирд Фаэль – Мастер Путей, то пусть он и охотится – такая добыча только ему одному по зубам!

За дверью Эрси услышал шаги – идут наконец-то! В этой комнатушке он как пленник: выходить никуда нельзя – кто-то может его узнать, слуги приносят еду, меняют одежду, а он заперт и ждет целыми днями, когда Фаэль или Кодонак, раздери их… заглянут сюда.

На этот раз целая компания пожаловала: Кодонак, Эниль, Сет, девчонка Элинаэль и Верховный конечно же. Почему Совет избрал Вирда Верховным? Молокососу нет даже двадцати… Это их самая фатальная ошибка или самая лучшая ставка? Впрочем, если Кодонак ставил, то – к выигрышу… Все равно, Эрси не понятны их мотивы и умозаключения. Ну и что, что Фаэль – Мастер Путей? У него ни опыта, ни знаний, да еще и нехорошее пророчество Атосааля нависло над ним, как топор палача над приговоренным к отсечению головы… Эбонадо на памяти Эрси редко ошибался. Хотя как раз с предсказаниями о Вирде Пророку и не везло…

– Что?.. – буркнул Эрси. – Придумали, как ее достать?

– Можно сказать, придумали, – тихо произнес Эниль, выражение его лица не внушало Эрси оптимизма. Наверняка пакость какую-нибудь придумали…

Фаэль угрюмо молчит и старается Эрси не замечать… впрочем, ему есть за что ненавидеть Годже Каха… А в то, что Ках умер, он не верит.

– Мы нашли способ, как удержать Древнюю в теле обычной женщины. А пока она будет пленена таким образом, Элинаэль и еще пятеро уложат спать ее настоящее тело, – пояснил Кодонак.

– Да? У меня множество вопросов к вашему безупречному, я надеюсь, плану… – раздраженно произнес Эрси. – Когда вы уложите спать Эт’ифэйну, то, что будет в обычной женщине, останется?

– Это ее Тень… так сказать, – вмешался Абиль Сет, глядя на Эрси в упор так удивленно, будто только что его узнал. – Тень вернется в тело, как только оно уснет. Вам, Советник… Мастер… Ках… Диштой… нужно будет произвести процедуру исцеления, рядом при этом будет неодаренная женщина. Эт’ифэйна, так сказать… почувствовав «запах» Силы, тут же овладеет ее телом и попытается выпить ваш Дар. При этом женщина будет в поясе, не позволяющем Тени покинуть ее тело или причинить ей вред.

– Хорошо. Ей вред она не причинит, а мне? Я говорил, что после использования Дара становлюсь полностью беспомощным, теряю сознание, притом надолго? Я уверен, что говорил!..

Никто не спешит ему отвечать.

– Я быстро приведу тебя в чувство после исцеления, – наконец соизволил произнести хоть что-то Верховный.

– А ты точно уверен, что она не сможет… выпить меня? – Эрси нужны были гарантии… или хотя бы надежда. – Ты уверен, что не позволишь ей меня убить?

Фаэль только улыбается в ответ. Когда этот молокосос успел выучиться так паскудно улыбаться?..

– Я понимаю, что ты только рад будешь, если Эт’ифэйна оставит от меня одну шкурку… Вот только мне что-то расхотелось умирать таким способом…

– Не бойся, Эрси, Верховный не допустит, чтобы тебя убила Эт’ифэйна, – усмехнулся Кодонак, – у того улыбочка еще более паскудная… – Он сам желает это сделать… когда-нибудь…

Эрси фыркнул. Да уж лучше Фаэль, чем какая-то нечисть!..

– Значит, ты будешь со мной, когда она появится, а не с теми, кто отправится ее убаюкивать? – спрашивает Эрси у Фаэля.

– Нет… – отвечает тот.

– Да!.. – перебивает его Кодонак, и они смотрят пристально друг другу в глаза – похоже, об этом у них не разрешенный еще спор.

– А кто, позвольте спросить, будет в составе пяти?

Опять отвечают ему только после затяжной паузы.

– Пророк – Абиль Сет, Музыкант – Нихо Торетт, – перечисляет Советник Эниль, – Строитель – Итин Этаналь, Целитель Отсекатель – Иссима Донах, Разрушитель – Тико Талад.

Эрси застонал… Команда мальчишек и девчонок, в сопровождении большого наивного ребенка – Торетта и полусумасшедшего Абиля Сета. Кто этот Тико Талад? Тоже мальчишка, которому, скорее всего, лет двадцать, не более… Шансы на победу ничтожно малы, лучше бы он не спрашивал.

– Вы специально отбирали самых молодых? А что, шестнадцатилетних Пророка и Музыканта не нашлось?.. – невесело ухмыляется он.

– Мы отбирали не по возрасту, – отвечает Эниль, – в состав пяти вошли те, кто прошел испытания.

Испытания? Эрси помнил, как Эбонадо твердил, что пробудить Древнего легче, чем отправить в забвение, не каждый сможет участвовать в этом. Но почему необходимые Дары нашлись лишь у этих юнцов? Может, не зря Ото повторял слова Кахиля: «…юность посрамит старость»?.. Как бы там ни было, а мало хорошего в том, что жизнь Эрси, да и судьба всех людей – в руках только что оперившихся птенцов во главе с этим их Мастером Путей. Человек с крыльями… Едва расправил он эти крылья… только вчера, а сегодня уже хочет понести на них всю Тарию, да и весь мир заодно… Как бы не рухнул он в пропасть…

Хатин Кодонак

– Все из-за того случая с Таян? Ну и злопамятны же вы – ливадцы!.. – усмехнулся Хатин. Марто он знал давно, ведь внимание Командующего Золотым Корпусом не мог не привлечь неодаренный паренек, которого не всякий боевой Мастер Силы на раз-два победит в бою; ливадец, поднявший руку на самого красавца Абвэна, не посмотрев, что тот Советник из Семи.

Север и Та-Мали изменили характер Даджи. Тогда, пятнадцать лет назад, за излишнюю горячность Марто прозвали в Пятилистнике «белокурым кутийцем», сейчас его выдержке и сам Кодонак завидует. Взгляд стал холодным, ничего не выражающим, только острота и цепкость в глазах прежние. Он умен, расчетлив, а то, что поостыл со времен юности – только на пользу. Его план по северному заслону – ничего не скажешь, хорош. Не будь у Хатина Дара, он бы и рядом не стоял с тактическим гением Марто. Жаль только цели он преследует слишком уж мелкие: личная месть Абвэну могла бы и подождать. Пропадет ведь ни за что…

– Нет, – ответил Даджи, спокойно глядя в глаза Хатину, – за тот случай глупо сердиться на Абвэна. А уж если кому и мстить – то Таян. Но я не мщу женщинам. Видишь, насколько стал я тарийцем?..

– Тогда я совсем не понимаю, почему ты вдруг вздумал бросить все, чтобы охотиться за Абвэном?

Марто помолчал.

– Чтобы Алсая не охотилась за ним в одиночку. Она упряма, как сто ливадок, но… она не воительница, как они… Ей повезло серьезно ранить однажды Абвэна… почти убить, но это лишь везение и стечение обстоятельств. Попытайся она еще раз – и ей конец!

Хатин был удивлен – он еще мог представить себе, что Абвэн нужен Марто для мести, но из-за заботы об Алсае?.. Значит, не совсем еще остыл «белокурый кутиец»… не совсем…

– Не нравится мне твоя затея, Даджи, но если тебе удастся все-таки избавить этот мир от Абвэна, то, клянусь, потухни мой огонь, ты будешь первым неодаренным в Золотом Корпусе!

– Зачем же к золоту подмешивать простой металл… – возразил Марто.

– Чтобы придать твердости, без примесей золото плохо держит форму. Ты лучше скажи: как ты собираешься это сделать? Как ты вообще думаешь его найти и одолеть?

– Я не горд, поэтому пришел просить помощи у тебя.

Не горд? Людей более гордых, чем ливадцы, Кодонак не знал. А Марто – самый известный гордец из них. И упрямец…

– Я слышал, что Верховный нашел способ выковывать мечи, которые даже неодаренный сможет с успехом применить против связанных.

Это секретная информация. Откуда узнал об этом Марто? Если у этого эффового безумца получится разделаться с Абвэном, Хатин не просто возьмет его в Золотой Корпус, но и сделает главой шпионской сети.

– Ну, предположим, я смогу найти для тебя такой волшебный меч. – Оружия, что способно поразить связанных из Первого Круга, очень мало: «Перо смерти», «Разрывающий Круг», улучшенный Вирдом, еще с десяток мечей да с десяток кинжалов. Чтобы придать нужные свойства клинку, мало участия в его создании Музыканта и Строителя Силы, в самом конце изготовления лезвие и острие нужно обработать при помощи Дара Огненосца, а это могут лишь Вирд и Элинаэль… – И что? Где ты будешь искать Абвэна?

– Они движутся по побережью в сторону Ливада. Им нужны города и селения вроде Эйчи…

Слухи, дошедшие из Эйчи, принесенные немногими чудом выжившими, заставили Кодонака содрогнуться. Все жители города были… попросту съедены отродьями Атаятана. А Абвэн (по описаниям это был именно он) – тот, кто, заворожив людей своими речами, отправлял их на заклание. Этого проклятого мастера плести сети из слов действительно следовало уничтожить немедля.

– Но после перемирия, – продолжал Марто, – они не смогут использовать города Тарии и пойдут в Ливад. Туда ближе всего. Я думаю, что первым будет город Махай.

– Почему не Берс? не Оштос?

– В нем больше людей… И еще Махай отдален от других поселений и окружен лесом. Там будет удобно спрятать… смаргов… этих тварей. Я смогу попасть туда раньше, чем они, у меня ведь теперь личный Мастер Перемещений в помощниках.

– Как называется такая атака в хо-то: орел несет тигра в когтях?

Марто кивнул, и скупая улыбка появилась на его лице.

Гани Наэль

Гани положил вилку с ножом на тарелку, где еще лежал недоеденный кусок отлично приготовленной утки: в меру прожаренной, притом сочной, не слишком жирной и не пресной, приправленной тимьяном и базиликом, достаточно острой, но не обжигающей язык. Нет, аппетит у него не пропал, но за королевским столом никто, кроме него, не ел. Все уставились с открытыми ртами на короля и королеву, вот уже с четверть часа орущих друг на друга. Ссора разгорелась из-за желания Алинии присоединиться к Мило на поле боя в Ливаде и совершенно противоположного желания Мило. Жаль, ставок не принимали, а то можно было бы поспорить, дойдет ли дело до драки, и кто в такой драке выйдет победителем. Монарх вовсе не нуждается в услугах музыканта или скомороха, чтобы развлечь народ – ему достаточно просто поссориться с женой. Какое зрелище! Какой восторженный интерес вызывает оно у придворных! А сколько нового и интересного открывается сейчас их жаждущим сплетен ушам! Все, что хранилось в тайне годами, открылось всего за пару минут, как вынесенные бурей из пучины на берег сокровища моря.

– Я сказал, что ты останешься здесь, Алиния!.. – Король побагровел, казалось, из ушей его вот-вот пойдет пар.

– Нет! Мой народ гибнет! Не останусь! Я буду сражаться! С тобой или без тебя!

– Эта твоя прихоть…

– Прихоть?.. – Глаза Алинии сузились до маленьких и недобро сверкающих щелочек, она сжала в кулак левую руку, а правой непроизвольно потянулась куда-то к голени – там наверняка спрятано у нее оружие. – С Арой – да, мне было скучно, я хотела отправиться с тобой на войну лишь ради войны, но не сейчас! Ливад – моя Родина, Мило! Родина!..

– Нет! Я не позволю! Я обратился с посланием к Верховному, чтобы тебя исцелили! Тебе о другом следует думать, Алиния! О детях! Как всякой женщине!..

Подал прошение Верховному? Это так король называет смутную просьбу, переданную на том пикнике-попойке ему, Музыканту. Но Гани свое дело сделал: он добился встречи с Вирдом, несмотря на чрезмерную занятость Верховного; объяснил ему всю сложность ситуации, убедил вмешаться. Мало того – он, неуверенный, что Вирд в достаточной степени проникся проблемами двора, перемолвился парой слов со славным своим земляком Советником Энилем, ну и, конечно, с Кодонаком, который непременно проследит, чтобы все было сделано как положено. Четыре раза во дворец являлся Целитель Силы, тайно, так как король не желал предавать это дело широкой огласке. И четыре раза Мастер не заставал королеву: Алиния каким-то образом узнавала, что к ней послан Целитель, и отправлялась на охоту, на прогулку, в порт, чтобы осмотреть новое судно, построенное в ее честь, или находила другую причину, чтобы с ним не встречаться. Почему так? Фенэ утверждала, что королева жаждет стать способной к деторождению не меньше, чем Мило хочет иметь законного наследника, но отчего она тогда избегает исцеления? Может, знаменитая ливадская гордыня? Может, она хочет, чтобы исцелил ее лично Верховный? Но Вирда в последние дни сложно было застать в Городе Семи Огней, он занят вещами более важными, с которыми справится далеко не каждый Мастер Силы.

Теперь, когда Тария решила помочь Ливаду противостоять ордам смаргов Древнего, хозяйничающих на его территории вот уже четыре месяца и добравшихся до крупного города Эрдлая на берегу реки Кигле. Когда они возьмут город и переправятся через реку, Кампий – столицу Ливада – уже ничего не спасет. Но Вирд подтянул туда тарийские войска, создал при помощи Строителей Силы заслон в двадцати милях от Эрдлая, там предстоит большое сражение, битва с участием ливадских сил, тарийской армии под предводительством Мило, Золотого Корпуса и других Одаренных, считавшихся до сих пор мирными Мастерами, а нынче взявшимися за меч, фигурально выражаясь… Эту войну, войну за ее Родину, Алиния, оставившая когда-то ратное дело ради брака с Мило, но не переставшая быть воительницей в душе, пропустить не могла. Для такой женщины, как она, битва эта была намного важнее продолжения монаршего рода…

– Исцеление?! – взвизгнула королева, испепеляя Мило взглядом. – Ты подал прошение об исцелении?! Через десять лет?! А спросил ты меня, хочу ли я этого? Нужно ли мне это исцеление?!

– Как оно может быть тебе не нужно? Разве что ты безумна? Испорчена до такой степени, что перестала быть женщиной? Ты потеряла даже желание иметь детей?!

– Иметь детей? Почему вдруг тебе понадобились дети от меня? Разве тебе мало двоих сыновей? От женщин намного более желанных, нежели я!..

Мило бросил гневный взгляд на Гани, тот в ответ едва заметно отрицательно помотал головой: Алинии известно об отпрысках Мило, но он, Музыкант, здесь совершенно ни при чем. Он даже Фенэ не говорил. У королевы свои осведомители.

– Я король! И у короля могут иногда быть дети на стороне… А ты – королева, и твоя забота – наследник… – процедил сквозь зубы Мило.

Граф Палстор, слушая их перебранку, бледнел, краснел, снова бледнел, в общем, мигал, что сигнальный огонь маяка. Гани усмехнулся, сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. «Раз уж я не могу тут ничего сделать, то буду наслаждаться зрелищем», – подумал он.

…Тот визит в загородное поместье Палстора запомнился Наэлю надолго, и воспоминания эти приятными не назовешь. Тогда от обильных возлияний у Гани страшно болела голова, а от долгого сидения на сырой весенней земле ломило кости. Король вел себя безобразно, и Гани не мог сказать, то ли Мило Второй притворялся, что напился до свинского состояния, то ли и в самом деле сделал это. Мило грубил Палстору, всячески унижал, приставал к любой проходящей мимо служанке, каждые полчаса вызывал на дуэль одного из своих же рыцарей, но те не то что фехтовать – стоять на ногах не могли от обилия выпитого, благо что король забывал о вызове быстрее, чем успевал получить ответ. Что до дочурок Палстора (а они, надо сказать, были на диво симпатичны), то их обеих под конец вечера Мило усадил себе на колени: Малисинию – на правое, Баглисаю – на левое, словно девок из таверны, и громко орал похабные песни, совершенно не попадая, к величайшему ужасу Гани, в ноты. Графские дочки терпели: очень уж хотелось одной из них оказаться матерью следующего тарийского Короля-Наместника. Сыновья Мило, которых вывели было к явившейся в поместье пьяной компании, залились громким плачем, испугавшись орущих и бряцающих оружием рыцарей, и нянечки увели их от греха подальше. Следующий день Гани, как и большинство его спутников, провел в постели, мучаясь похмельем. Некоторые, правда, хотели продолжить, но Мило впал в уныние, не желал никого видеть и слышать, заперся в своей комнате и не выходил из нее до утра третьего дня. А затем повелел всем немедля возвращаться во дворец.

При прощании вновь привели малышей Брая и Мило, на которых его величество глянул хмуро и вскользь, а их матерей, склонившихся в низком поклоне, выставив напоказ шикарные белые округлости, удостоил лишь равнодушным кивком головы. Но Малисиния на том не успокоилась, она подошла к королю и преподнесла довольно-таки трогательный подарок – золотой медальон, обильно инкрустированный драгоценными камнями, изображавший пламенного льва; внутри медальона были портреты обоих сыновей Мило: старшего – справа, младшего – слева. Мило заскрипел зубами, но позволил Малисинии повесить цепочку с медальоном на свою шею, а Палстор при этом сиял, словно тарийский светильник.

– Поклянитесь, о ваше величество, что никогда не станете снимать этот символ нашей любви к вам! – взмолилась златокудрая леди.

Мило нахмурился еще больше, побледнел еще сильнее…

– Это уж слишком, Малисиния!..

– Прошу тебя… – Она бухнулась на колени перед ним и обхватила за ноги, обливая их слезами. – Ради своих сыновей!

Упала на колени и Баглисая. И нужно сказать, что вид этих двух прекрасных, смиренных, плачущих коленопреклоненных женщин мог не тронуть разве что каменное сердце. К тому же каким-то образом двухлетнего Брая уговорили поступить так же: то есть упасть на колени и реветь. Младший был слишком мал для подобного представления, поэтому догадливая нянечка подхватила его и сама преклонила колени, прямо с малышом на руках.

– Мы не хотим ничего большего! Только чтобы ты помнил о нас! Больше ничего!.. – пела Баглисая ангельским голоском.

И Мило сдался.

– Клянусь, что только ты сама, твоя сестра или дети смогут снять с меня этот… – король явно хотел сказать «проклятый», – медальон. По своей воле я его не сниму и другим не позволю… – Мило обреченно усмехнулся. – Теперь довольна? Что, Палстор, поймал льва в ловушку?

Этот медальон, найденный при Мило, если тот погибнет, станет верным доказательством, что внуки Палстора являются сыновьями короля и могут претендовать на трон. А Гани и присутствующие здесь рыцари подтвердят, при каких обстоятельствах украшение оказалось у его величества.

– Не будет никакого наследника! – тем временем говорила королю Алиния. – От меня… по крайней мере! Не будет никакого исцеления, Мило! Не препятствуй мне – и у тебя появится шанс избавиться от меня! Возможно, я погибну в этой битве! Чисто, честно уйду из твоей жизни, и ты станешь свободен! Разве не об этом ты мечтал все эти годы, мой король?..

– А если погибну я? – вдруг тихо, без крика, без ярости в голосе, спросил Мило.

Он окинул взглядом заполненный людьми обеденный зал, словно только что заметил, сколько свидетелей у их королевской ссоры.

– Все прочь!.. – гаркнул он. – Прочь!..

Придворные вскочили с мест, завизжали отодвигаемые по каменному полу стулья, послышались приглушенный шепот, вздохи. Цепочка поминутно оборачивающихся дам и кавалеров потянулась к выходу. Мило и Алиния молчали. Гани спокойно поднялся, со вздохом окинул прощальным взглядом свой так и не доеденный завтрак, решил, что прикажет принести утку в свои покои, и тоже направился прочь из зала.

– Останься, Музыкант!.. – услышал он окрик Мило и остановился. – А ты, Палстор, – прочь!..

Граф изумленно глянул на короля, побледнел, заиграл желваками, со злостью бросил салфетку на стол, поднялся так резко, что упал громоздкий стул, и быстрым шагом удалился.

Гани с удивлением обнаружил, что в огромном зале находятся только он, король и королева. Если честно, то он чувствовал бы себя как-то спокойнее, останься здесь кто-нибудь еще. А окажись тут Фенэ, это было бы и вовсе замечательно!.. Но та на последнем месяце беременности и почти не покидает свои комнаты.

– Почему ты не хочешь исцеления, Алиния?.. Я не понимаю… Не понимаю… – пробормотал Мило, тряся кудрявой головой. – Я сделал шаг навстречу тебе, почему же ты не хочешь принять это? Почему отвергаешь меня?

Зачем король задержал Гани? Может, потому, что не желает оставаться наедине с Алинией? Ее величество окинула музыканта хмурым взглядом и ответила Мило спокойным холодным тоном:

– Я видела, что ты переступаешь через себя, принимая такое решение. И, кроме того, я не понимаю, зачем тебе это? Зачем? Ты ненавидел наш с тобою брак все эти десять лет. Тебя устраивало, что наследника от меня у тебя нет. Что изменилось, мой государь? Что? – «Мой государь» насмешливо звучало в устах Алинии.

– Хочешь знать правду?

– Именно так! Я хочу знать правду! Зачем тебе это нужно? Уж явно не ради меня!..

– Нет. Не ради тебя. Ради Агаи… – Мило опустил голову, оперся на стол обеими руками, роняя волосы на лоб. – О моих сыновьях ты знаешь, Алиния. Если я погибну, Агая станет серьезным препятствием для тех, кто желает посадить одного из них на трон. И это препятствие они постараются устранить…

Королева фыркнула.

– Но если у меня будет законный наследник… – продолжал Мило. – Теперь ты поняла – зачем?..

– Поняла, – усмехнулась королева, села на стул и вытянула ноги, вольготно… по-мужски. – Ты бы обратился ко мне за советом, Мило. А я подсказала бы выход. И тебе не пришлось бы забивать свою коронованную голову нехорошими мыслями. Значит, хочешь уберечь Агаю? Выдай ее замуж за ливадского принца, одного из моих братьев. Ливадский двор не допустит, чтобы с ней что-то случилось.

Мило удивленно глянул на королеву, пожал плечами и тоже сел. Гани остался стоять, ожидая монаршего позволения. Лучше бы это было позволение удалиться.

– Поступить с ней так же, как когда-то поступили со мной?..

Алиния рассмеялась:

– Кто только что твердил мне о долге? Поучал, о чем должна думать всякая женщина? А о чем обязан думать всякий монарх? Ты до сих пор, словно безусый мальчишка, страдаешь от того, что тебя заставили жениться на нелюбимой женщине? Ваше величество, это недостойно короля!.. И, насколько я знаю Агаю, она примет такую судьбу ради благополучия Тарии с должным смирением, не в пример твоему.

Они оба замолчали, не обращая внимания на Музыканта, стоящего столбом у обеденного стола.

– Палстор обманул меня… – тихо произнес Мило. – Мои сыновья – обман… ловушка… Они дети. Мои дети… И в то же время – капкан для меня. Ложь… Что я оставлю после себя? Ложь, обман?.. Борьбу за трон, в которой может погибнуть моя сестра? А что потом? Они вырастут, и брат убьет брата, чтобы надеть корону и сесть на трон, как марионетка Верховного?..

– А ты, Мило, наивно полагаешь, будто законный наследник изменил бы порядок вещей, и все было бы по-другому? – Алиния хмыкнула. – Знаешь… я тоже так думала. Десять лет я ждала исцеления. Гордость не позволяла мне самой обратиться за ним, и я ждала, пока ты сделаешь это. И вот – час этот настал… Но я уже не хочу… Я подумала – а может, не случайно все это? То… что мы не способны иметь детей… Возможно, боги хотят нам этим что-то сказать, научить нас?..

– Чему могут научить твои боги?.. – буркнул Мило.

– Хорошо… – примирительно продолжала Алиния, но глаза ее вновь стали узкими щелочками, и губы побледнели, – не ливадские боги, так Мастер Судеб. Он не дал нам детей. Может, брак наш не угоден ему? Родилась бы девочка, напоминающая тебе меня, или мальчик… напоминающий мне тебя… Нелюбимые – от нелюбимых… Пусть исполнится наша с тобой судьба. Погибнуть? Погибнем. Жить? Будем жить. Жизнь или смерть… Пусть решит эта война. Я отправлюсь на нее в любом случае, но лучше будет, если рядом с тобой. Если оба вернемся живыми и невредимыми – я обещаю тебе, что соглашусь на исцеление. Если погибну я, ты будешь свободен и возьмешь себе другую – здоровую любимую жену. А если погибнешь ты… то я позабочусь о безопасности Агаи.

– Позаботишься?..

– Да. Ты не поверишь мне, но я привязалась к Агае за эти десять лет. Она мне словно дочь.

– Именно поэтому ты хочешь подложить ее под первого попавшегося мужчину? Как это у вас называется? Первая ночь?..

– А ты не верь всему, что говорят, Мило, – нисколько не смутившись, ответила королева. – Единственный правдивый слух обо мне – это то, что я могу себя защитить. – Она резким движением подняла подол шелкового платья, обнажив бедро левой ноги, где на специальном ремешке был приторочен немаленький такой кинжал… – И не только себя. Я не допущу, чтобы какой-то гнилой лжец и интриган вроде Палстора угрожал Агае. Будь спокоен. Испытаем нашу любовь?.. – Она цинично выделила последнее слово и ухмыльнулась.

– Хорошо… – вздохнул Мило, помолчав. – После Ливада все изменится.

– Изменится! – подтвердила королева, вставая и удаляясь из обеденного зала.

– Да сядь ты! – обратился король к Гани, едва она ушла. – Ты пойдешь со мной в Ливад…

– Ваше величество!.. – Вот этого Гани никак не ожидал. – Я не воин! Я и меч в руках держать не могу. Что я буду там делать?

– Так, значит, это неправда, что тебе случилось спасти жизнь Верховному?

– Мне?.. – Он припомнил: наверное, король имеет в виду тот случай с «городским эффом». Как же давно это было…

– Мне говорили, что ты справился в одиночку с наемным убийцей.

– Тот человек стоял ко мне спиной. Не думаю, что в настоящем бою враг станет ждать, пока я подкрадусь к нему сзади.

Король нервно засмеялся:

– Мне и не нужно, чтобы ты участвовал в битве. Будешь в тылу, с Целителями. Ты не просто мой советник, ты – доверенное лицо. – «Вот уж воистину великая честь… Что за судьба такая – постоянно быть втянутым в дела сильных мира сего?» – Если я погибну… как пророчествовали… ты позаботишься о том, чтобы с меня сняли это. – Король вытащил из-под кама и туники медальон, подаренный Малисинией, и, брезгливо держа его на цепочке, потряс им. – Сам я дал клятву, а ты – нет… После найдешь способ быстро вернуться в Город Семи Огней и спрятать где-нибудь Агаю, пока все не уляжется. И еще… если будет повод, и Алиния попадет к Целителю Силы, ты позаботишься о том, чтобы она была исцелена… всесторонне… полностью. Ты понял?

– Да, ваше величество. Я могу идти?

– Можешь… И о нашем разговоре…

– Ваше величество, я никому ничего не скажу.

Король молча покивал и потянулся за кубком с вином.

Ата

Большая белая сова кружила над тундрой, парила, словно орел, и не садилась… Какую добычу она высматривает в долгой ночи? Круги, что проделывала сова, становились уже и уже, и летела она все ниже и ниже. Наконец, она опустилась на землю. Огромная, в три человеческих роста, белоснежная, красивая… В ней нет зла. Добрый знак!

Ата смело посмотрела Сове прямо в круглые светящиеся глаза.

– Ташани-без-народа! – сказала Сова.

– Да, это я. Что ты хочешь сказать мне, Мудрая?

– Почему ты ушла так далеко на юг? Почему ты не следуешь за Человеком с крыльями?

– Я в том городе, где он – я следую за ним.

– Нет, Ташани, ты следуешь за высоким черным мужчиной, который нравится твоим глазам, а не за тем, за кем нужно. Он – Сын солнца, ты – Дочь Снегов. Разве могут быть рядом ваши пути? Ты – Ташани! Не забывай!

– Прости меня, Мудрая. Но духи не отвечают мне, они отвернулись от меня. И моего народа больше нет…

– Я дам тебе три знамения, Ташани, – сказала Сова: она наклонила голову и вырвала хищным изогнутым клювом перо из своего белоснежного крыла.

Ата взяла перо, и оно, как только оказалось у нее в руке, стало огненно-красным, словно горячее пламя.

– Первое знамение: ты увидишь Песнь Севера, сотканную, чтобы губить твоих врагов. Тогда ты узнаешь, что не весь твой народ погиб.

Сова вновь вырвала перо из своего крыла – на этот раз другого, протянула его Ате, и оно стало красным, как кровь, у нее в руках.

– Второе знамение: ты увидишь последнего из Детей Снегов, чью кровь прольет Он. И тогда начнется возрождение твоего народа. Вновь будут чтить традиции. Вновь будут говорить старцы, а молодые будут слушать. Снова наденет невеста свадебный там-тук. Снова возьмет воин в руку копье. Вновь поведет отец сына на первую охоту. Ты скажешь им, чтобы они не шли назад, на север, не переходили Больших вод – там место мертвых, место памяти, земля крови. Священная земля, куда не должна ступать нога Сына или Дочери Снегов, лишь нога Ташани – раз в год, чтобы чтить память. Пусть селятся на самой границе, но залива не переходят.

Сова наклонила к ней огромную голову.

– Третье перо возьми сама.

И Ата вырвала небольшое, по сравнению с двумя первыми, но размером с ладонь, перо из совиной головы. Оно осталось белоснежным.

– Последнее знамение: ты увидишь, как огонь сожжет зло. И тогда Ташани будут выходить замуж и рожать детей, как другие женщины. Сын Ташани станет великим вождем твоего народа.

– Но раньше только единожды могла родить Ташани, и только дочери рождались у них…

– Когда сбудутся три знамения, ты родишь сына.

Сова расправила крылья, простирающиеся над тундрой от запада до востока, поднялась, закрыла собой темное небо и прогнала ночь. Когда она улетела, солнце высоко стояло над снежными просторами.

Ата проснулась. Она спала на мягкой перине, в теплой комнате. Она была одета в платье людей огня. Ата была сыта, обогрета, в безопасности… И она забыла о том, что является Ташани… Без племени? Без народа?.. Мудрая Сова… и три знамения…

Ата встала. Была еще ночь. В другой комнате спали ее друзья. Люди, не принадлежавшие к ее народу… Воины… Харт и… Эй-Га, который так нравился ей. Сын солнца. Сын юга. Высокий и крепкий… Черный, будто уголь из костра… с белыми как снег зубами. Лучник. Ата должна следовать за Человеком с крыльями. Она подошла к кровати, на которой спал Эй-Га, долго смотрела на него, прощаясь. Она – Ташани, у которой теперь есть надежда – три знамения.

Ата сменила платье, надела то, в котором здесь принято выходить на улицу. Она собрала в кожаную сумку свои наряды, приобретенные для нее здесь, в Тарии, стянула с постели одеяло, свернула и тоже положила в сумку, прихватила быстрый огонь, удобную флягу, в которой можно носить воду, накинула на плечи плащ и вышла. Она заглянула на кухню, где пекари, несмотря на то, что солнце еще не взошло, уже начинали замешивать тесто для хлеба.

– Куда так рано собралась, Ата? – спросил один из них: большой, толстый, краснощекий, весь перепачканный в муке, добрый и веселый человек.

– Иду за знамениями, – ответила она. – Мне нужно собрать припасы.

– За знамениями?.. – рассмеялся он. – Вот так дела! А что ж ночью? Не могла утра дождаться?

– Я долго ждала. Мне пора.

– Припасы, говоришь? Что тебе не сидится во дворце? Твой хозяин, этот Музыкант, тебя вроде и работой не слишком-то грузил.

– У Ташани хозяина нет!

– Ох уж эти Дети Снегов!.. И далеко ты собралась? На сколько дней припасы-то нужны?

Ата не знала.

– На месяц, – ответила она.

– Время опасное, а она из Города уходит… Что у нее в голове?.. – ворчал пекарь, но помогал Ате собирать припасы: вяленое мясо, сухари, сыр.

– На север идешь?

– Нет. Я ищу Человека с крыльями.

– Это еще что за чудо?..

Ата не ответила и направилась к выходу. Затем вспомнила, что не знает, где живет Человек с крыльями, и обернулась:

– Где хижина того, кого вы называете Верховным?

Пекарь прыснул со смеху:

– Хижина?.. О! Неплохая такая хижина! Здание Совета… Ата, Ата!.. Куда тебя несет среди ночи?.. И зачем только тебе Верховный понадобился? Это его-то ты назвала Человеком с крыльями? Впрочем… да… Мастер Путей… Уж не знаю, ни искры, ни пламени, зачем и куда ты идешь… На том берегу Тасии-Тар, сойдешь с Кружевного моста и следуй прямой дорогой мимо Пятилистника – упрешься прямо в Здание Совета. Только кто ж тебя туда пустит?..

Пекарь вздохнул и добавил:

– Храни тебя Мастер Судеб, дочь севера…

Ташани ушла молча.

 

Глава 15

Завершенное дело

Алсая Ихани

Все тело затекло, выпрямиться нельзя, говорить тоже нельзя, близкое дыхание Марто становится невыносимо горячим, но хуже всего то, что она чувствует влечение к нему, такое неуместное здесь и сейчас, да и в любом другом месте в других обстоятельствах тоже… неуместное. В тесноте темной ниши, где они притаились, ожидая Абвэна, негде расправить руки и ноги, но ливадцу это не мешает, он выжидает с терпением и невозмутимостью охотящегося тигра. Алсая же то и дело подавляет в себе желание переместиться отсюда.

В последние месяцы ее захватил азарт охоты, она не думала о том, что будет, когда им удастся наконец выследить Абвэна, настигнуть, что будет потом… когда они его убьют… А смогут ли?

Алсая покрепче сжала рукоять кинжала, врученного ей Марто в тот последний день, который они провели в Городе Огней: в клинке ничего примечательного, разве что исходящее тепло, но бывший комендант утверждает, что это оружие способно поразить Абвэна в его нынешнем неуязвимом состоянии.

Входная дверь скрипнула, и у Алсаи замерло сердце. Сколько времени она не видела его? Поток воспоминаний об их любви вдруг хлынул, будто прорвавшая плотину река; и захлебываясь в этой реке, Алсая заодно припомнила и слухи, разговоры, сведения о том, что творил сейчас Абвэн, следы… кровавые следы, оставленные им… Он скармливал отродьям Древнего целые города. Как мог Карей… ее нежный, добрый, понимающий, ласковый… Карей стать таким жестоким ублюдком? Или он и был всегда таким?

Абвэн мрачен. Он хмурится и, похоже, скрипит зубами. Что-то рассердило его. Но… как же он красив! Еще прекраснее, чем прежде… Движения по-кошачьи мягкие, чертами лица можно любоваться часами, к его волосам так хочется прижаться, вдыхая их аромат…

Карей не заметил, что в комнате кто-то есть. Он раздраженно пнул ногой плащ, валявшийся на полу серой бесформенной грудой, прошелся взад-вперед, что-то бормоча, налил себе вина и уселся в кресло, уставившись в одну точку перед собой.

– Пора… – услышала она над ухом решительный шепот Марто.

Алсая вышла первой, как они и договаривались. Абвэн резко обернулся и увидел ее… Как изменились цвет и выражение его глаз за прошедшее время!.. Это не Карей!.. Его глаза не смеются… они прожигают ненавистью, но на губах – улыбка.

Теплые чувства к нему разом схлынули, как волна откатывает от берега, а на смену им пришли гнев, боль и ненависть. Этот человек – обманщик, предатель, убийца! Он кормил смаргов Атаятана, отдавая им мужчин, женщин, стариков и даже детей!!! Он не знает жалости и не заслуживает милосердия! И он – незаконченное ее дело… Если бы Алсая тогда ударила еще один раз… сколько жизней можно было бы спасти. Его нужно остановить! Он – чудовище!

Она глубоко вдохнула, наполнив грудь воздухом, а сердце решимостью, перехватила поудобнее в руке кинжал и сделала шаг навстречу ему.

– Алсая… – заговорил Абвэн, и его голос просочился к самому болезненному, уязвимому, сокровенному месту ее души, – как же я ждал этой встречи!..

Зачем она здесь? Зачем у нее в руке кинжал?

– Моя любимая!.. Моя красавица!.. Моя охотница!.. Как ты сегодня хороша!.. – Он встает ей навстречу.

«Карей! Возлюбленный! Дорогой мой, прекрасный Карей! Как же я люблю…» Из глаз Алсаи брызнули слезы… Наконец-то они встретились! Они снова вместе!

– Я люблю тебя… – шепчет она.

Она рассеянно замечает движущуюся тенью вдоль стены фигуру с обнаженным мечом – Марто!.. Он приближается к ее Карею… он хочет убить его! Нет!

Карей тоже обнажает меч, он не носил раньше оружия, но сейчас сможет защитить себя. Сильный, мужественный, прекрасный…

– Даджи Марто, – обращается он к ливадцу, – ты пришел с мечом? Чтобы мстить? Я не посягаю на твою Таян, я отпустил ее давно… очень давно. К чему эта месть? Я уважаю тебя – ты хорош в бою, но зачем нам сражаться с тобой? Между нами мир. Даже ваш Верховный пошел на перемирие с Атаятаном. Не станем же мы нарушать это перемирие?!

Как верны и правдивы его слова!.. Но почему Марто не прислушивается к ним? Он продолжает двигаться, осторожно обходя Карея, и выражение его лица не меняется. Этот проклятый Марто может причинить вред ее любимому! Сердце Алсаи сжалось, затрепыхалось тревожно: «Карей!»

Их клинки сшиблись, и звон металла о металл пронзил сознание Алсаи, на мгновение рассеивая пелену безграничной, всеобъемлющей любви к Карею… Убить его… она должна убить… Нет! Нет!..

– Алсая!.. – Он зовет ее. Он любит ее.

– Алсая, мы с тобой одно целое! – Он отбивает выпад Марто.

– Я всегда тебя любил!

Ливадец вновь нападает. Марто – Мастер, но ее Карей тоже может драться… как Одаренный мечник, для него несложно победить обычного Мастера из Пятилистника!

– Алсая! Я прощаю тебя! Останься со мной!.. – Прохладная вода для ее иссохшей души!.. Карей не винит ее в содеянном тогда безумии, не винит в том, что она хотела его смерти… из ревности… из-за обиды… в приступе помутнения разума!..

– Карей!.. – кричит она.

Мечи звенят. Марто смотрится неуклюже рядом с ее Кареем, и она не верит, что комендант Та-Мали сможет хотя бы ранить его – беспокоиться не о чем. Вот меч Карея задевает левое плечо ливадца, и белая рубаха того мгновенно окрашивается красным.

– Даджи Марто! Зачем ты хочешь меня убить? – Музыка его слов не может не касаться сердца, не завораживать, не пропитывать любовью к нему… А этот ледяной дикарь, Марто – совершенно глухой: не реагирует, не отвечает ни слова!.. – Я не враг тебе!

Они продолжают сражаться, уклоняясь от ударов, нанося их и отражая. Марто вновь ранен, на этот раз в бедро – теперь он прихрамывает.

– Марто! Не нужно, прекрати! – кричит ему Алсая. – Прекрати! Карей не враг! Я люблю его!

Карей тоже снова и снова пытается воззвать к его благоразумию.

Но мечи звенят, наступает то Карей, то Марто, а последний получает все новые и новые раны. Этот смаргов упрямец скорее истечет кровью, чем отступится от своей глупой затеи. Против Карея, слава Мастеру Судеб, у него шансов нет!

Но вдруг Марто, с неестественной для него, с учетом ран, ловкостью уклоняется от направленного в грудь удара и выбивает меч из руки Карея.

Алсая вскрикнула. Ее Карей безоружен! И Марто, что стоит к ней спиной, сейчас убьет его. Раздумывая лишь долю мгновения, Алсая бросилась к ним, целя кинжалом меж лопаток врага ее возлюбленного. Она не допустит, чтобы Карей умер! Не допустит!..

Замах… Удар… Спина Марто исчезает, выскальзывает, уклоняется… Алсая теряет равновесие и падает, продолжая держать кинжал наизготове… прямо на грудь Карея. Удивлением сверкают его глаза, открываются его губы, чтобы что-то сказать… нож входит в плоть мягко… медленно… нежно… Алсая кричит в ужасе и не слышит себя… «Карей!.. Карей!..» Они падают вместе, и его руки, что обхватили было ее, безвольно откидываются в стороны… Голова с глухим стуком ударяется об пол… Удивленные глаза замирают… Грудь не вздымается… Из уголка рта идет кровь…

Алсая вынимает кинжал, пытается стянуть края раны, пытается зажать ее, чтобы кровь не лилась… Поздно… Окровавленными руками она хватает его прекрасное лицо, целует глаза…. губы… лоб, волосы…

– Карей… – шепчет она. – Карей! Очнись! Что я наделала?! Карей…

Она рыдает в отчаянье, припав к его груди…

Вдруг, как под порывом ветра, одурманивающий туман рассеивается. Ясность понимания милосердно приходит к Алсае. Абвэн убит! Это то, чего она хотела… Он что-то сделал с ее разумом, когда заговорил. Она была околдована… А теперь он мертв. Ясность сознания вернулась, но боль и отчаянье остались. Отчего?..

Алсая отстранилась. Посмотрела на свои руки в крови… Почему кровь такая черная?.. Она завершила начатое, хотя пыталась сделать совсем другое – убить Даджи Марто…

Она поспешно встала, оглянулась на стоящего и наблюдающего за всем происходящим ливадца. Почему на него не подействовали голос и слова Абвэна? Почему он не потерял рассудок так же, как она?

– Ты не поддался на его уловку? – недоумевая, спросила Алсая. – Его слова сделали меня неспособной трезво мыслить… Я едва тебя не убила… Прости… Хорошо, что все так обернулось… Но как тебе удалось не поддаться этим его… чарам?..

– Что? – Марто, непонимающе хмурясь, принялся вынимать что-то из ушей…

Алсая поморщилась. Воск… Он попросту не слышал Абвэна!..

Закончив свою процедуру очищения ушей, Марто склонился над Абвэном, пощупал его пульс, осмотрел рану, приподнял полузакрытые веки… Алсая отвернулась.

– Он точно… мертв?.. – пробормотала она.

– Мертвее мертвого!.. – весело ответил Марто. – На этот раз ты не сплоховала! Хорошо, что я не попал под твой удар!..

Он улыбался, почти смеялся! Даджи Марто смеется?..

– Ты ранен? – Алсая с беспокойством дотронулась до кровоточащего пореза на его левом плече, Марто обхватил ее свободной рукой, привлек к себе и поцеловал… в макушку…

– Ты сделала это!

Алсая опешила…

Гани Наэль

– Сестра!..

– Сестра…

Королева и стоящая напротив нее Предводительница ливадских воительниц – высокая, светловолосая с чертами настолько резкими, что даже хищное лицо Алинии рядом с ней казалось мягким и женственным, – положили каждая правую руку друг другу на левое плечо.

Алиния: прямая, стройная, подтянутая и гибкая, похорошела в доспехах. В платье она совсем другая… На щеках играет возбужденный румянец, за спиной по-ливадски висит меч. Тарийские доспехи, созданные специально для нее на ливадский лад, облегают ее худощавое тело, кольчужный капюшон прикрывает голову и шею. На нагруднике красуется пламенный лев, стоящий на задних лапах, под сердцем – белая лилия Ливада: кажется, что лев держит цветок. На лбу королевы золотой обруч, украшенный крупным рубином, с правой и левой стороны от которого – чистой воды сапфиры размерами чуть поменьше, но голубые глаза королевы сияют сейчас ярче, чем драгоценные камни.

Мило оставил ее здесь, в казармах воительниц, а сам управляется с тарийским войском. Гани он повелел следовать за королевой, пока она не сражается, а когда начнется бой – ожидать с Целителями Силы, которые заняли белое прямоугольное здание в центре крепости.

Предводительница ливадских воительниц, которых, всех до единой, Алиния называет сестрами, и в самом деле родная ее сестра, во всяком случае – по матери. Королева Пая еще не прибыла, ожидают ее завтра.

Гани чувствовал себя неловко среди этих воинственных, высоких, вооруженных женщин, хищно косящихся на него – почти безоружного мужчину, забредшего в их лагерь. Алиния же на него внимания не обращала. Она рада, словно девчонка, попавшая с подружками на пикник. Вот только игры у них… с мечом, копьем, луком…

Зря Мило надеется, что из Гани получится хорошая «тень» королевы. Вот – он уже потерял ее из виду… А, нет! Вон там сверкают серебром ее доспехи, и пылает лев. Она здоровается по ливадскому обычаю с другой такой же высокой и белокурой женщиной. Музыкант вздохнул. Может, лучше сразу отправиться к Целителям, спросить, не прибыл ли еще Кодонак… он, скорее всего, занят, если и прибыл… Вирд – тем более. Может, Ото Эниль появится?

– Мастер Наэль, – оказалась вдруг рядом с ним Алиния, – шел бы ты… куда-нибудь. А то надо мной уже посмеиваются сестры, мол, я стала тарийкой настолько, что не могу без сопровождения мужчины. Здесь одни женщины, разве не видишь?

– Вижу, ваше величество. Но король приказал…

– Знаю я, что приказал тебе король! Отлично знаю! Так вот, давай договоримся: ты исчезаешь с глаз моих долой, а я пообещаю тебе, что если получу хоть маленькую царапину в бою, то сразу же предстану перед Целителями Силы, и они, – она рассмеялась, – сделают со мной все что захотят. Иди, договаривайся с ними, чтобы лечили как следует! А уж если меня убьют, то тебе первому принесут эту радостную весть.

– Вовсе не радостную. Зачем же так шутить?.. – Гани был серьезен – разве шутят о смерти?

– Для тебя, может, и не радостную… Ну да ладно. Договорились? Веришь моему слову?

– Да, ваше величество. Договорились. – Гани с облегчением вздохнул и зашагал по направлению к зданию Целителей.

Среди Одаренных, которые его не знали, он чувствовал себя еще хуже, чем среди ливадских воительниц. Напыщенные Мастера Целители прохаживались меж пустующих коек, внимательно изучая каждую деталь интерьера, изводя ливадских слуг придирками к чистоте белья и пола, словно это важно для того, кто действует при помощи Силы. Гани подошел к одному из них – тому, что командовал больше всех, и представился:

– Мастер Музыкант Гани Наэль.

– Я Мастер Шейлс. Музыкант? Почему же вы не с Советником Тореттом? – изогнул Целитель черную бровь над светло-голубым глазом.

– Я здесь как королевский советник. Я неодаренный, – уточнил Гани, и Мастер Силы чуть презрительно скривил губы.

– Советник? Что угодно его величеству? Можете передать: мы проследим, чтобы раненым оказывали должную помощь. Мы обеспечим исцеление наиболее важным персонам, и исцеление самых тяжелых ран. Думаю, нас не стоит утруждать исцелением легко раненных, так как наши силы не безграничны. – Чуть презрительное выражение не сходило с молодого лица Целителя, которому наверняка уж перевалило за сотню лет.

– Конечно, – кивнул Гани, – но у меня другое к вам дело.

Вновь бровь собеседника вопросительно поползла вверх. Гани хотел было изложить суть этого дела, но вдруг подумал, что ему придется рассказывать каждому Целителю (он не знал, является ли Мастер Шейлс здесь главным) о необходимости исцелить Алинию, если она сюда попадет, от женского недуга; к тому же неизвестно, как воспримут они слова неодаренного Музыканта, пусть и королевского советника. Он поступит по-другому – останется здесь и будет ждать, а если уж случай представится, тогда и наступит время разговоров и пояснений – не всем, а одному конкретному исцеляющему Мастеру.

– Если король или королева будут ранены или убиты, их ведь доставят сюда? Не так ли?

– Ранеными – да, – хмыкнул Шейлс. – Убитыми? Уж не знаю… У меня нет такой Силы, чтобы вернуть с того света, даже вскорости после смерти.

– Я должен находиться здесь и узнать одним из первых, если что-нибудь случится с королевской четой, – заявил Гани и, не спрашивая дозволения, нагло уселся на стоящий неподалеку белоснежный, как почти все здесь, стул.

Шейлс еще раз хмыкнул, на этот раз громче.

– Мастер Наэль… – медленно проговорил он, – я думаю, что вы бы могли узнавать новости быстрее, находясь в дозорной башне.

– Может быть… – Гани располагался, доставая бурдюк с вином и расчехляя лютню, уж если наглеть – то по полной, – но повеление Короля-Наместника для меня, неодаренного, то же, что для вас – приказ Верховного. Я остаюсь! Могу вам сыграть или даже спеть, чтобы развеять скуку.

– Это ни к чему. Мы, Мастера Целители, любим тишину. Хотя никогда не отказываемся от Музыки Силы, которая увеличивает яркость Дара и помогает в нашей работе. Но вы ведь неодаренный…

Гани пожал плечами: «Не хотите – не надо». И, откинувшись на спинку стула, стал потягивать вино.

Только сейчас в глубине зала он заметил сидящего с книгой в руках около одной из пустых коек своего старого знакомца – Арея Балатаса; тот не смотрел в его сторону и делал вид, что не узнает Гани, но подвижное лицо Арея, походившее на обезьянью мордочку, сморщилось от презрения, будто засыхающий овощ.

Когда-то, в Пятилистнике, Гани был дружен с сокурсником Балатаса Одаренным Строителем Даном Иджемом. Балатас же терпеть не мог Гани, поднимал на смех каждый раз, когда встречал, из-за того, что тот верил в существование Астри Масэнэсса. «Если столько баллад и легенд сложено об этом человеке, то такой Мастер не мог не существовать на самом деле», – утверждал тогда Наэль и был прав, ни искры, ни пламени! Балатас, призывая в свидетели провинциальной забитости Гани как можно больше народу, при каждой удобной возможности развенчивал этот миф повторениями авторитетных высказываний Профессоров. Но в обиде на Целителя Гани был не за это. В тот день, когда он подрался с Седдиком и потерял сознание, а громила перепугался, что убил его, Дан предложил отнести почти бездыханное тело Гани к юному Целителю Арею. Сам Гани событий этих, естественно, не помнил, он знал о них лишь по рассказам друзей: Седдик, подхватив его на руки, будто ребенка, понес в комнату Балатаса в Академии Силы. Дан упрашивал Одаренного исцелить Гани, но Арей не просто отказался – он выбежал из комнаты, чтобы Дар, которым тот еще не очень хорошо управлял, не вынудил его сделать это помимо его воли, и прямиком направился к Мастеру Ректору жаловаться на Иджема. У Дана после были серьезные неприятности, а Гани выкарабкался сам и подружился с Седдиком, который его побил, а после вы́ходил.

Мастера Целители разбрелись по углам в ожидании битвы, а следовательно – и работы. Некоторые занимали друг друга беседой, другие читали, как и Балатас, двое двигали неспешно фигуры хо-то по красно-белой доске, прочие просто задумчиво молчали; все они время от времени бросали на Гани неодобрительные взгляды, только Балатас не взглянул ни разу и не отрывался от чтения. «Какая занимательная книга…» – думал Музыкант, посмеиваясь.

Гани то и дело подмывало оставить в покое этих напыщенных Одаренных и отправиться к каким-нибудь воякам, спеть для них пару неприличных песен, выпить пива, сыграть в кости… хотя сейчас все военные на позициях… Битва вот-вот начнется. А может, и в самом деле отправиться в дозорную башню? Он изнывал от собственной скуки и от презрения, источаемого Целителями и наэлектризовавшего комнату, но из упрямства продолжал сидеть.

За дверью послышались шаги, бодрые, четкие, лязг оружия и доспехов, голоса. Тонкий слух Гани уловил знакомые нотки. Он улыбнулся.

Вирд был одет в тарийскую кольчугу в форме кама с капюшоном, тонкую и легкую, будто ткань, и непробиваемую, словно лучшая сталь. На серебристой поверхности кольчуги в центре груди Верховного красовалось ярко-оранжевое тарийское пламя. На лбу повязан д’каж, у бедра «Перо смерти», за спиной второй меч – тонкий, с округлой гардой: по рукояти Гани определил, что не только манера ношения, но и сам клинок – ливадские.

За Вирдом в подобном одеянии, только без второго меча, шли Кодонак и Стойс, а еще чуть позади – безоружный Ото Эниль в темно-синем шерстяном каме.

Целители вскочили, дотрагиваясь до д’кажей на лбах. Музыкант тоже встал, чуть склонил голову, коснулся браслета Мастера.

Вирд молча поприветствовал присутствующих, быстрым взглядом окинул комнату и собрался было уходить, когда заметил Гани. Верховный улыбнулся и подошел к нему, чем вызвал недоумение на лицах Целителей.

– Что ты здесь делаешь, Гани? – Вирд обнял его по-братски, ничуть не стесняясь разницы в положении. Его примеру последовали все трое Советников – они многое пережили вместе в подземельях штаба…

У Шейлса обе брови взлетели вверх, у Балатаса вытянулось лицо, и он едва не уронил свою книгу.

– По поручению короля… – усмехнулся Гани. – Он надеется, что хоть посредством сражения Алинию можно будет загнать к Целителю.

– Но я же посылал к ней Целителя четыре раза… – удивился Вирд.

– Она от него скрывалась. Обещает, что после Ливада все изменится… Ну да тебе не до дворцовых интриг сейчас, Верховный.

– Это уж точно… – Вирд вздохнул.

– Мало одного меча? – Гани кивнул на ливадский клинок за спиной Вирда.

– Дар королевы Паи. Она сердита на меня… за перемирие… Тебе что-нибудь нужно?

– Возможно, мне понадобится Мастер Перемещений.

Вирд обернулся к Советнику Стойсу.

– Здесь у Целителей постоянно будет дежурить один из наших «прыгунов», – ответил Тайшиль. – Я отдам распоряжение, чтобы они в случае чего переместили тебя, куда скажешь.

– Спасибо.

– Что-то еще, Гани? Что я могу сделать для тебя? – Это уже совсем не тот мальчик, которого Наэль когда-то встретил в Буроне и который таращился перепуганно на протянутую ему руку. Но Вирд остался таким же: простым, честным, добрым. Не появилось у него надменной кичливости во взгляде… К этому его пронзительному взору еще и надменной кичливости – так вовсе можно будет дыры прожигать одними глазами… Это тот самый юноша, который готов исцелять смертельно раненного, будучи сам уставшим до полусмерти, готов перетащить из Ары почти четыре десятка рабов ценой двух недель невыносимой боли, готов встать и закрыть собой даже самого никчемного человека…

– Предупреди Целителей, чтобы помогли мне с Алинией в случае чего, а то эти Мастера Силы поглядывают на меня, как на курицу, случайно проникшую в дом, где семья собралась за обедом… – «Сам Верховный Тарии, легендарный Мастер Путей, человек, для которого почти нет ничего невозможного, спрашивает у меня: «Что я могу сделать для тебя?», – размышлял Гани, – а я прошу о королевской чете… Ни искры, ни пламени!..»

Ото Эниль

Бесконечное море уродливых великанов с поднятыми кожистыми воротниками, увенчанными изогнутыми шипами, сжимая в руках обнаженные мечи, по сравнению с которыми полновесный двуручный меч кажется игрушкой, с луками, в которых вместо стрел можно использовать копья, двигались в их сторону, сопровождаемые нарастающим низким гулом. Они производили этот гул топотом босых ног по каменистой почве и ревом хриплых голосов. Порывы ветра со стороны надвигающегося противника доносили исходящую от них вонь гнилого мяса.

Ото чувствовал себя не у дел. Он единственный из Совета Семи был в этой битве полностью бесполезен. Он стоял на безопасном от вражеских стрел расстоянии, его окружали двое Мастеров Оружия – слишком много, когда каждый боец на счету, особенно Одаренный, – и двое Мастеров Перемещений, готовых в любой момент переправить старика в еще более безопасное место, хоть в сам Город Огней… Такие предосторожности (безусловно, излишние) – личный приказ Вирда.

Остальные шестеро из Малого Совета, да и сам Верховный участвуют в сражении. Кодонак руководит ходом битвы, они со Стойсом появляются то тут, то там, отдают распоряжения. Сегодня Золотой Корпус разбит на тройки – по два Мастера Оружия и Мастер Перемещений в каждой. Они за мгновение могут оказаться в противоположной части поля боя. Лучники Маштиме, получившие такую мобильность, стали в сотни раз опаснее арайских ос.

Нихо Торетт лихо наигрывает военные марши во главе немалой армии Музыкантов Силы и обычных Мастеров Пятилистника, вооруженных барабанами, горнами, лютнями, цимбалами и прочими орудиями, производящими звуки музыки. Именно таким Ото всегда и представлял Торетта: с горящими азартом глазами, мощной фигурой возвышающийся над своими людьми, волосы развевает ветер, а на лице суровое воинственное вдохновение; он сегодня полностью в своей стихии, и нужно отдать ему должное – его музыка даже сердце такого миролюбивого старика, как Ото, заставляла биться чаще в жажде сражения.

Элинаэль, окруженная еще большей охраной, чем он сам, и стоящая еще дальше, тем не менее наносила серьезный ущерб врагу. Ее огонь и молнии с завидным постоянством вспыхивали в рядах слуг Древнего, оставляя после себя визжащих от боли, сгорающих целыми десятками тварей…

Даже Килей Холд нашел себе занятие: узнав, что бойцам нужна вода, он с другими погодниками пригнал сюда с севера тьму дождевых облаков, и ливень полосой пролился на вражеские полчища.

Какой-то замысловатый танец затеяли Мастера Стихий вместе со Строителями. Их руки и тела метались в неистовом живом рисунке, сопровождаемом грохотом, взрывами, всплесками дождевой воды, появляющимися то тут, то там застывшими стенами, и воплями погибающих отродий Древнего.

Мастера войны из Пятилистника и войска короля сражались не менее отчаянно, чем Одаренные. У них были метатели Утариса, арбалеты с особыми болтами, специальные копья – все произведенное Оружейниками Золотого Корпуса и с успехом поражающее смаргов.

Но их – и Одаренных и неодаренных – было слишком мало против слишком многих. Будто бы горка песка возомнила преградить дорогу разливающейся реке… Ото сам напросился на эту битву, чтобы записать для истории. Будет ли у них эта история… будет ли кому читать ее, если даже он и выживет, чтобы положить свои наблюдения на бумагу?..

Сейчас ему было даже страшнее, чем в кабинете Эбонадо Атосааля, когда тот спросил его о выборе, когда он был пойман в ловушку и не имел шансов вырваться. Сколько же их? Они сметают все на своем пути. Кто может победить такую мощь?..

Ото стал искать глазами Вирда, ожидая найти его там, где громче всего шум битвы и гибнет наибольшее число врагов, но Верховный оказался как раз в самом тихом месте, в центре тарийского фронта. Ото с возвышенности его прекрасно видел. Вирд-А-Нэйс стоял неподвижно, вглядываясь в надвигающееся море, как в лицо смерти. Рядом с ним ярким пламенем рыжела голова его друга кутийца, облаченного в тарийские доспехи, и здесь же была Лючин – отважная девушка, она выпускала стрелу за стрелой, будто и не целясь, но без промаху попадала всякий раз в глаз какого-нибудь из смаргов.

«Почему не сражается Вирд?» – удивился Ото, и в тот же миг Верховный, будто услышав мысли старика, поднял руки.

Вначале пальцы и кисти его заметались, сплетая невидимый узор, затем он нагнулся всем корпусом, ударяя руками по воздуху, вправо и влево – и правый, а затем левый фланг уродливых воротников свернулись, как под порывом ураганного ветра.

Вирд возводил руки к небу и резко опускал их к земле, он зачерпывал ладони воздуха и бросал их в скопление врагов, он бил наотмашь, будто невидимым мечом, и каждое его движение пожинало урожай вражеских смертей. Вирд танцевал какой-то свой неистовый танец, не похожий даже на танец Мастеров Стихий. Он танцевал под музыку Торетта. Какой Путь он использовал? Перед врагами разверзалась земля, смыкались скалы, давя их собою, они гибли в огне, пойманные в ловушку выросшими из земли монолитными стенами… На них обрушивались порывы ветра такой силы, что могли бы и могучее дерево вырвать с корнем… Лужи воды то замерзали у них под ногами, то вскипали, и облака пара окутывали все вокруг. Ветер, вода, земля, огонь, созидание и разрушение – все вместе, запущенное в действие танцем Вирда, противостояло надвигающейся лавине. То место в скопище врагов, куда направлял Вирд свои удары, стало настолько жарким, что даже всем своим, вышедшим было вперед, пришлось отступить, и Верховный сражался один против тысяч…

Танец его длился больше часа. Ото зачарованно следил, как метались его руки, как легко переступали стопы ног, как склонялся он, прогибаясь, для очередного броска. Грохот, крики, смерть в стане врага… Никто из врагов не мог приблизиться к нему, волны смерти сметали одного за другим…

Но затем все прекратилось, несмотря на то, что Вирд продолжал танец. Его руки все больше были обращены в небо над надвигающимися полчищами. И Ото уже стал беспокоиться, что движения Верховного не причиняют никакого вреда врагу, и смарги все ближе к нему, – когда увидел слабое, но нарастающее свечение в небе. Переливы алого и зеленого задрожали под хмурыми грозовыми облаками, пригнанными Холдом и его людьми. Сверкающее, волнующееся гигантское полотно раскинулось над основными силами смаргов Древнего. Вирд двигался все более резко, и было видно, что силы покидают его – он устал. Один раз, взмахнув рукой, он тяжело упал на колено, но тут же встал и продолжил. Полотно разгоралось все ярче и ярче, и Вирд принялся опускать сияние. Едва дрожащие переливы коснулись вражеских голов, как тела смаргов с глухим стуком повались наземь. Даже криков не было. Полотно, похожее чем-то на северное сияние, обезглавило смаргов, в мгновение ока сжигая те части тела, которых касалось. Весь центральный фронт оказался выкошенным, будто серпом… Полотно двинулось вправо, пожиная урожай смерти. Смарги гибли тысячами, умирали неизменно и беззвучно, но сияние меркло, а Вирд уже едва шевелил руками, он стоял на коленях, и Ого поддерживал Верховного.

Топча груды трупов своих сородичей, задние ряды смаргов приближались к Вирду, а он уже стал заваливаться на бок, вложив в этот бой все силы. Ото видел, как кутиец подхватил его на руки, легко, словно тот ничего не весил, и бежит с ним к своим, прикрываемый стрелами Лючин и еще тридцати появившихся там лучников Маштиме. Тех смаргов, кому все же удалось приблизиться на опасное расстояние, внезапно поглотило яркое горячее пламя – Элинаэль следила за происходящим на поле битвы рядом с Вирдом.

Мастера Перемещений наконец забрали Ого вместе с Вирдом на руках, Лючин и всех, кто был там с ними. Верховный в безопасности. Ото облегченно вздохнул и ужаснулся, окидывая взором ряды врагов: сколько их погибло… но еще больше продолжало атаковать: океан, вырвавшийся из берегов. Кодонак скомандовал отступление…

– За стены! За стены! – раздавался со всех сторон передаваемый из уст в уста его приказ.

«Надеюсь, – думал Ото, – что стены выдержат…»

Гани Наэль

Битва стихала. Раненых было все больше: в основном Одаренные – Мастера Силы взяли на себя основную атаку. А Вирд сплел полотно, которым уничтожил большую часть вражеских войск. Гани несколько раз покидал убежище Целителей, поднимался на дозорную башню, наблюдал за ходом битвы, любовался смертоносным сиянием. Встретил Ату… Как она-то тут оказалась? Дикарка глянула на него странно, очень странно, пробормотала что-то про Песнь Севера, про знамение, про сову… Гани поспешил убраться от нее подальше, а то мало ли что взбредет в голову этой свихнувшейся Ташани – начнет еще тыкать его иглами и заставлять пить какую-нибудь отраву из птичьего помета… Брр…

Прошел слух, что Вирд ранен. Потом Гани узнал, что это лишь отток, и успокоился. С Мило все было хорошо, он видел короля собственными глазами гарцующим на тарийском скакуне перед центральными воротами – тот возвращался с поля боя.

Гани, уставший от беготни, вернулся в помещение к Целителям, сами Мастера тоже еле держались на ногах, все чаще и чаще отказывая легко раненным.

Арей Балатас, так и не сказавший Гани ни слова за весь прошедший тяжелый день, сейчас сидел, прислонившись к стене, запрокинув голову и устало прикрыв глаза. Шейлс выглядел более бодрым, еще принимая раненых и отдавая распоряжения по организации исцеления.

В дверном проеме появилась группа ливадок. Их стройные, облаченные в доспехи фигуры и хищные взгляды сразу же привлекли внимание. Пламенеющим львом, выполненным эмалью, порядком уже поцарапанной, среди них выделялась Алиния. Она заметно прихрамывала, но без посторонней помощи подошла к Гани.

– Вот видишь, Музыкант! Слово я держу: из-за небольшой царапины, – она обнажила лодыжку, распаханную, по-видимому, стрелой одного из смаргов, а стрелы у них – еще те… – обращаюсь к Мастеру Силы. Ты уже сказал им, от чего еще меня нужно исцелить? – засмеялась она.

Гани вместо ответа подозвал предупрежденного заранее Шейлса.

– Ее величество королева Алиния!.. – громко представил он.

– Мы знакомы… – небрежно бросил ему Целитель и улыбнулся королеве, дотрагиваясь до д’кажа. – Ваше величество, позвольте вам помочь.

– Помогай! – не переставала смеяться та. – Помогай! Раз уж мы оба с Мило живы!..

Не успела она договорить, как столпившихся у входа ливадских воительниц растолкали тарийские солдаты с обеспокоенными лицами, несшие носилки. Гани привстал и с ужасом узнал лежащего в них бледного окровавленного короля.

– Мило!.. – воскликнула Алиния и подбежала к нему резво, несмотря на собственную рану.

Он был без сознания. Шейлс сделал знак рукой одному из Мастеров, еще не вконец измотанному и способному исцелить серьезное ранение. У короля был задет правый бок, не очень глубоко, но он потерял много крови, пока его уносили с поля боя.

– Почему его не доставили Мастера Перемещений? – спросил Гани.

– Они все заняты… – промямлил один из воинов.

Предводительница ливадок Ачинса, сестра королевы, протиснулась сначала между своими воительницами, затем сквозь скопление тарийцев, выгнала гневным окриком вон из помещения и тех и других и сказала:

– Он не послушался гласа разума и приказа Командующего – погнался за смаргами. Советник Кодонак приказал отступить, чтобы полотно завершило дело. А твой безумный муж, – она сверкнула глазами на Алинию, – решил стать героем…

– Или хотел умереть… – прошептала королева бледными губами, – она тоже теряла кровь, и Шейлс принудил Алинию присесть на койку, занявшись ее ногой.

В эти же мгновения исцеляли и Мило.

Шейлс закончил первым. Целитель постоял еще немного с вытянутыми руками над Алинией, у которой на месте кровавой раны теперь была гладкая белая кожа, затем обернулся к Гани, с удивлением глядя на него.

Мастер рассеянным кивком ответил на «благодарю» королевы, затем подошел к Гани и прошептал ему в самое ухо:

– С ней все в порядке – она здорова!

– Спасибо, Мастер Шейлс: королевский двор и Верховный не забудут вашей службы… – начал Гани, но тот прервал его:

– Вы неправильно поняли, Мастер Наэль! Она изначально не имела никаких проблем… кроме раны на ноге… Она и была здорова!..

У него чуть не отвалилась челюсть. Как же так?..

– Исследуйте короля!.. – наклонился Гани к Шейлсу, тот кивнул и направился к Мило, уже розовевшему и начинавшему дышать ровнее.

Алиния не обращала внимания на перешептывания Гани и Шейлса, она выглядела… озабоченной. Как только Целители закончили и оставили Мило отдыхать, королева, словно примернейшая супруга, бросилась к нему и нежно взяла его за руку. Король открыл глаза.

– Вы правы! – Мастер Шейлс вновь вернулся к Гани, указал на стулья в дальнем конце комнаты и, подойдя, устало упал на один из них. Музыкант сел рядом. – Проблема была в короле… это Мило не мог иметь детей…

Мастер Наэль поднял брови, криво улыбнулся, хмыкнул и едва удержался от нервного смеха.

 

Глава 16

Кошмары и мечты

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Вирд полностью выложился… Такую усталость, неспособность пошевелиться, да что там пошевелиться – просто открыть глаза, он не испытывал со дня своего первого в жизни настоящего сражения, в котором впервые… убил. Бой в Тарийском лесу… Теперь все иначе, а слабость та же. Он уничтожил полчища смаргов, но их число, кажется, и не уменьшилось… Они будто саранча… пришедшая в Ливад. Вирд вспомнил, с каким упреком смотрела на него вчера королева Пая: Тария заключила перемирие и тем подставила под удар Ливад. Голодные твари опустошали их северные города. Но ведь Тария не оставила Ливад: это ее Строители Силы создали здесь крепкие стены, это ее войска сражались сегодня с тьмами смаргов, хотя у нее еще полгода впереди до окончания срока перемирия, и на ее территории Атаятан не тронул бы ни одного человека. Но тарийцы сражались сегодня за Ливад, как за Город Семи Огней, не жалея себя.

Там, за стенами, продолжалась битва, но он пока не способен вновь вступить в нее. Помоги, Мастер Судеб, Кодонаку… Вирду нужно пару часов и… еду, много еды… А пока он не в силах даже открыть глаза. Он слышал, как обеспокоенная Элинаэль спрашивает у Целителя Зайна о его состоянии.

– Это просто отток, не опасный. Верховный отдохнет и через пару часов будет как новый, – отвечал тот, и Элинаэль возвратилась на поле боя, как и Ого, и Лючин… и даже Ото Эниль…

Они все сражаются, пока он здесь лежит… Но он сделал, что мог… сплел то полотно смерти, уничтожил тысячи врагов. Если уж это неэффективно… то что тогда?! Вирд отчаянно попытался заставить свое тело двигаться – бесполезно… даже век не разомкнуть. Он лежал и прислушивался к отдаленному шуму битвы, к шелесту одежд и глухому стуку каблуков по каменному полу тех, кто поспешно вернулся на поле боя; здесь, в комнате, с ним, наверное, остался один лишь Мастер Зайн.

Жуткий хриплый гул, издаваемый смаргами, поднимался волнами, то нарастая, то убывая. Вирд тревожно вслушивался… Вот торжествующе взревели людские голоса: он затрепетал – побеждают…

Шаги. Хлопок затворяемой двери. Вновь нарастающий шум битвы, вновь торжествующие крики. Опять хлопок двери. И тишина… Мертвая тишина. Все звуки будто оборвались.

– Возьми его и перенеси, – услышал он в этой тишине незнакомый тихий, сладкий и томный женский голос; чья-то холодная рука коснулась его предплечья, под закрытыми веками затанцевали искорки – его перемещают. Куда?..

Его обдало горячим сухим ветром. Мягкая постель сменилась жестким каменным ложем, давившим в спину и врезающимся неровной поверхностью в бока. Он был совершенно беспомощен.

– Я все сделал, госпожа… – раболепно пролепетал некто.

– Хорошо, Апшай! – Тот же томный и сладкий мелодичный женский голос, но он сейчас намного громче и сильнее, чем в той комнате. – Ты говорил о том, что сможет его удержать. Используй это!

– Оковы, госпожа? Да… да…

Вирд почувствовал, как на его запястьях захлопнулись браслеты. Когда-то Атосааль надевал ему такие же… Он в руках врага…

– Оставь нас, Апшай!

– Да, госпожа!

– Атаятан-Сионото-Лос был прав. Иногда вы, имеющие огонь, можете хорошо служить, но я по-прежнему считаю, что связывать себя с вами кровью ни к чему…

Вирд больше не слышал ни звука. И в этой гробовой тиши им овладела настоящая паника!.. Он оторван от мира, совершенно не способен управлять ни своим телом, ни своим Даром. Где он? Кто эта женщина, упомянувшая Атаятана? Он догадался… но как же не хотелось в это верить!.. Его поймала Эт’ифэйна!..

– Просыпайся! Просыпайся! – Его настойчиво трясут за плечо. – Рохо! Вставай!

Он открывает глаза и видит перед собой огненные кудри Инал.

– Что ты здесь делаешь? Почему ты не в Шеалсоне? – А где? Где он сам? Он оглядывается вокруг и видит, что сидит, прислонившись к дереву Фус, Дереву Размышлений, перед ним серые бараки, возле которых начинают собираться рабы. Знакомые ему лица. Но ведь Куголь Аб сказал, что их… убил Атаятан…

Он замечает свои босые ноги и короткие из белого грубого льна штаны, подвязанные веревкой… его торс обнажен… Он ощупывает лоб – д’кажа тоже нет…

– Почему я здесь?.. Кто меня переодел?.. – обеспокоенно спрашивает Вирд.

Инал в ответ только хмурится и тревожно смотрит куда-то на восток. Вирд тоже оборачивается в ту сторону – столб дыма поднимается над горизонтом.

– Эфф возвращается! – говорит чей-то знакомый неприятный голос. – Ну что, птенец, идешь прощаться с кутийцем?

Тшагас?

– Ты жив?! – Он собственными глазами видел голову Тшагаса в зубах эффа!..

– Я?.. – смеется Тшагас. – Жив!

– Я видел, как эфф нес твою голову!

Тшагас хохочет так, что переходит на хрип:

– Да об мою шею любой эфф зубы попереломает. А вот рыжий твой дружок, похоже, лишился головы. Дурак!

– Заткнись, Тшагас! – зло говорит Инал. – Иначе я сама, собственными зубами перегрызу тебе горло!

– Ух! Кутийка!.. – Раб отмахивает от нее и идет в сторону хозяйского дома.

Вирд встает. Что происходит? Где он?..

– Идем, Рохо… – мертвым голосом говорит ему Инал, – попрощаемся с Ого. Эфф несет его голову…

– Что происходит?

– Тебе что-то приснилось, наверное, – говорит Михи. Она кормит грудью ребенка. – Пошли. Пошли. Пора…

– Где Ого? Что случилось? – Вирд продолжает оглядываться. Он не понимает ничего и натыкается повсюду на неодобрительные недоумевающие взгляды рабов.

– Ты чего, Рохо? – спрашивает Сибо. – Ого участвовал в Суде эффа. Сегодня эфф возвращается. Разве ты забыл?

Вирд обхватил голову руками…

– Хромоножка, хромоножка! Подавился дохлой кошкой! – орет грязный мальчишка-оборванец, приплясывая при этом и указывая на него чумазым пальцем. – Ублюдок Одаренного! Одаренный твой папаша, побывал в краях он наших! И оставил хромоножку, как собака свою блошку!.. – один за другим выдает пацан дурацкие стихи.

Сам он сидит, держит незаконченную плетеную корзину, из которой торчит лоза, вокруг на земле десятки готовых изделий. Он смотрит на свои руки… сморщенные… руки старика, покрытые коричневыми пятнами. Кто он? Где он?

– Иди отсюда! Пшел вон! Он разве ж виноват? – тяжелой оплеухой затыкает, наконец, мальчишку прохожий мужчина. – Сам, можно подумать, знаешь, кто твой папаша! – И добавляет тому пинка под зад.

Мальчишка хмуро смотрит из-под сдвинутых бровей, и в Вирда летит гнилая груша, с чавкающим звуком разбиваясь о его плечо… На ветхой тонкой рубашке расплывается коричневое пятно. Его взгляд падает на ногу, колено которой неестественно вывернуто, и только теперь он чувствует боль в нем.

– Почем корзины, Элий? – спрашивает у него прохожий. – Женка просила купить…

– Эти по две искры, эти по три… – хриплым стариковским голосом, неожиданно для себя самого, отвечает он. Откуда он знает?

– На вот… – шепчет мужчина, вкладывая в его ладонь серебряный огонек. – Я знаю, что ты человек праведный… хоть мать твоя и… не очень честная женщина была. Возьми… помолись за меня Мастеру Судеб… согрешил я… и за сына моего помолись… что не от женки…

Мужчина уходит, забывая взять корзины, а он смотрит удивленно на серебряную монету в морщинистой руке – своей руке…

– Жаль Элия… Добрый он человек, а ведь так и промаялся всю жизнь одиноким… – слышит он разговор двух старух, покупающих рыбу у продавца, торгующего рядом.

– Если бы мать его – Асия, под старость не сошла с ума и не рассказывала всем и каждому, что сын у нее от Мастера Силы и тоже Одаренный, все бы и забыли о его происхождении… Мало ли на свете байстрюков… А так – каждая собака на него брешет…

Он отчаянно ищет внутри гнев… но гнева нет… только пустота… только одиночество…

Почему он здесь? Почему он старик? Почему его называют Элием? Кто он?!

Вирд поднимает лицо к ярко-голубому безоблачному небу и кричит…

– Ты до сих пор не веришь, что умрешь? – говорит Эбонадо Атосааль, глядя на него серыми холодными глазами. Пророк одет в синюю мантию, роскошно расшитую золотом, на груди висит медальон – символ Верховного.

Вирд понимает, что стоит со скованными сзади руками. Стоит перед Атосаалем и перед… Советом Семи… в старом составе: Ках, Абвэн, Майстан, Эбан, Холд, Торетт… Ото Эниль… Все смотрят на него.

Он видит рядом Кодонака, тоже скованного и в повязке изгнанника.

– Вирд-А-Нэйс Фаэль и Хатин Кодонак обвиняются в поднятии бунта и попытке совершения военного переворота в Тарии! – торжественно произносит Верховный Атосааль. – Для подтверждения смертного приговора прошу каждого сказать свое слово.

– Слова мои истинны перед Мастером Судеб и пройдут испытание пламенем! Виновны! Оба! – говорят по очереди все Советники … все, как один… даже Торетт… Даже Ото Эниль…

– Виновны!

– Приговариваетесь к смерти! – завершает Атосааль.

Чьи-то руки давят на плечи Вирда, вынуждая стать на колени. И он кладет голову… на плаху…

– Ты умрешь! – слышит он голос Эбонадо Атосааля перед тем, как сталь лезвия обжигает ему шею…

Элинаэль бежит к нему, обнимает, прижимается к груди…

– Элий!.. – сладко говорит она и жарко-жарко целует.

Он любит ее, но внутри бушует гнев, который заглушает все. Гнев, рожденный ревностью – он видел, как Кодонак выходил из ее комнаты. Видел, какая улыбка играла на его губах… Она такая же, как все! Она лжет! Она обнимает и целует его, а думает о другом!

– Элий!.. – Она прижимается к его груди.

Гнев поднимается, разрастается, заполняет все естество.

– Я люблю тебя!.. – Лжет! Она лжет!

Он отталкивает ее, выхватывает меч…

Гнев застилает глаза… Он почти ничего не помнит, почти ничего не видит… только ее кровь… на клинке… на своих руках…

Он лежит, вытянувшись, в нише мастерской, и видит, как Ках подходит к отцу, как поднимает руку… чтобы убить. Вдруг Ках оборачивается к нему, смотрит прямо в глаза и говорит:

– Ты можешь еще спасти их. – Его рука медленно-медленно движется к груди отца, и Вирд прыгает вниз…

Он зависает, застывает в воздухе, замирает высоко под потолком, – внизу пол…

– Ты можешь их спасти, если не упадешь… а полетишь… – снова говорит Ках, а Вирд падает… медленно, как перо… Он уже не видит пола – только пропасть… Он падает с высоты шпиля «Песни горного ветра»… Он летит вниз, рассекая собой густые облака, он видит оскалившуюся острыми камнями, словно зубастую пасть, расщелину… Все быстрее и быстрее… Все ближе и ближе камни… Ветер свистит в ушах… Он падает – не летит… Крыльев у него нет!.. Он разобьется… Он никого не сможет спасти: ни отца с матерью… ни себя…

Вирд понял, что кричит, и выгибается, лежа на твердой и неровной каменной поверхности. Вверху голубое безоблачное небо и яркое раскаленное солнце. Боковым зрением он замечает вдалеке гигантские статуи – он уже был в этом месте, в своем виде́нии. Над ним, утопая в ярких солнечных лучах, из-за которых трудно что-либо рассмотреть, возвышается высокая фигура.

Он чувствует жуткую боль в солнечном сплетении, и еще… нечто чуждое… мерзкое, ощупывающее его Дар… Сила пульсирует огнем, стараясь выжечь невидимое щупальце и причиняя при этом Вирду страшную боль.

Наконец чуждая сущность оставляет его Дар, и он обессиленно замирает на камне, учащенно дыша. Над ним склоняется, закрывая собою солнце, создание не из этого мира… женщина, очень красивая, вызывающая восхищение… любовь… Она так высока, что взрослый мужчина рядом с нею – что пятилетний ребенок. Но пропорции тела соблюдены идеально, а лицо настолько прекрасно, что трудно не залюбоваться… У нее белая, шелковистая кожа, большие бесцветные глаза обрамлены черными длинными ресницами, по плечам ниспадают тяжелые, словно из металла, иссиня-черные волосы. Она одета в алый шелк, облегающий стройное тело, на обнаженных руках множество браслетов, в вытянутых мочках ушей длинные, до самых плеч, золотые серьги.

Как когда-то отгораживаясь от ужаса, источаемого Атаятаном-Сионото-Лосом, Вирд бессознательно возвел невидимую стену перед исходящим от нее влечением, и восхищение ею тут же сменилось омерзением.

– Кто ты такой?.. – пропела она таким же музыкальным, как у Атаятана, только женским голосом.

Он не ответил, внимательно изучая ее лицо обычным взглядом, а взором внутренним – льнущее к его невидимой стене нечто… тонкое, изящное, полупрозрачное, мягкое, желанное… то, что заставило бы его потерять голову, если б не преграда…

– Ты самый желанный из всех, кого я могла заполучить когда-либо и в том мире и в этом, после пробуждения. Весь цвет Создателя в тебе! – повторяет она слова Атаятана о его Даре. – Но ты – пчелиное гнездо: полон меда, но при этом больно жалишь… – Почему она использовала такое сравнение, ведь она не ест меда, и укус пчелы ей не грозит?

Она ниже склоняется над ним, и Вирд удивляется, насколько безупречна ее кожа, насколько красивы и правильны черты лица…

Вирд перебирает внутри Пути, какие может использовать, но все, что позволило бы сейчас вырваться, связывают оковы – узы Карта. Физические силы уже вернулись к нему, и он смог бы подняться, если бы кроме браслетов, блокирующих Дар, его запястья и щиколотки не удерживали железные грубые оковы. Он лежал на высокой каменной платформе, прикованным к ней. Вирд попытался поднять голову повыше, но металлический ошейник врезался в его горло.

Он взвыл от мучительной боли – Дар опять вспыхнул в нем, давая отпор новой попытке Эт’ифэйны, спина выгнулась так, что позвоночник захрустел, жгучая боль от врезавшихся в кожу металлических оков пришла позже, когда он обессиленно упал на камень.

– Ты сопротивляешься… – шепчет она. Существо нервничает: изгибается, алчно вглядываясь в его глаза; нетерпеливо клацает зубами… будто кошка, увидевшая птицу. А он лежит, связанный и беспомощный перед ней… как поданная к обеду дичь на столе…

Сила Эт’ифэйны не ломилась сквозь возведенную им стену, как ужас Атаятана, она манила, звала его, уговаривала самому разрушить преграду, сулила неземное наслаждение.

– Было бы проще, если б ты открыл мне сердце. Тебе не нравится этот мой облик? Тебя пугает мой рост? До этого он никого не смущал. Что ж… Я могу предложить тебе другое.

Она отпрянула, и солнце яркими лучами впилось ему в глаза… Вирд отвернулся, зажмуриваясь. Приоткрыв веки, он принялся рассматривать все, что мог увидеть со своей высокой платформы из той неудобной позиции, в которой лежал прикованным к камню. Чуть в стороне стоял огромный выложенный из отшлифованных до блеска каменных блоков белый престол, без каких-либо украшений, весь из прямых и строгих линий, к которому и направилась Эт’ифэйна, села и замерла без движения. В отдалении стояла кучка людей: Вирд не мог хорошо их рассмотреть, но в их разноцветных одеждах узнал танцующих из его виде́ния. От толпы отделилась одинокая фигура, направляясь к нему, и через несколько минут юная меднокожая полуобнаженная красавица легкой птицей вспорхнула на помост, уселась сверху, обхватив его бедрами. Кудрявые волосы, пахнущие шафраном, защекотали его лицо, когда она склонилась к нему. Девушка были прекрасной… более чем… Желанной… но это – Эт’ифэйна, а Вирд еще не разрушил свою защитную стену…

– Так я нравлюсь тебе больше? Так я ближе твоему человеческому естеству? Ты хочешь быть со мной?

Она опять попыталась добраться до Дара, и опять огненная боль вонзилась тысячами клинков в его измученное тело, охлаждая любой намек на желание к девушке… к Эт’ифэйне.

– Ты противишься мне! Множество Даров! Сладкая и желанная Сила! Ты Целитель, Архитектор, Музыкант, Разрушитель, Пророк… Сколько же всего! Но и огнем жжешься! Ты Повелитель Огня? О! Если бы ты открылся!.. Если бы позволил!.. Ты упрям! Во сне ты более сговорчив!.. Во сне к тебе будет легче подобраться!.. Ничего, скоро ты устанешь, скоро уснешь, и тогда я приду к тебе… Людям ведь необходимо спать!..

Припав к его губам долгим сладостным поцелуем, она откинулась, изогнулась… девушка растерянно заморгала, перепуганно съежилась, оглянулась на сидящую на престоле – Эт’ифэйна покинула ее тело. Повинуясь небрежному жесту Древней, она принялась неуклюже слезать с помоста.

– Ошая! – окликнула кого-то Эт’ифэйна в своем собственном обличье. – Дай ему пить и накорми. Скоро он уснет…

Она не может подобраться к его Дару, не может выпить… Потому ли, что он сопротивляется? Сможет ли она сделать это, пока он будет спать? Что за безумные видения посетили его после перемещения сюда? Это дело рук Эт’ифэйны или его собственный разум взбунтовался? Как бы там ни было, а Вирд сглупил… В очередной раз совершил непростительный для Верховного промах! Он отправился воевать в Ливад, оставляя за спиной опасную и алчущую поживиться Дарами и жизнями Эт’ифэйну, с которой нужно было разобраться еще несколько месяцев назад. Но он медлил, откладывал, твердил себе: «Еще не время»… Почему медлил? Из-за Элинаэль… Она была готова сразиться, но он не готов рискнуть ею. Не готов отпустить на битву. Не готов!.. Он лучше трижды умрет, чем один раз переживет тот страх, что непременно раздавит его сердце, когда Элинаэль встретится с одним из Древних… Он не мог заставить себя. Весь Совет твердил ему о необходимости действовать, умолял, уговаривал, требовал, но он все не решался… О! Если бы можно было спрятать Элинаэль, пока все это не закончится! Уберечь ее! Когда он думает об опасности, угрожающей ей, то совершает одну ошибку за другой… Она – его слабость, она – его испытание… Имеет ли право Верховный на такую безумную любовь, которая больше любви к собственной жизни, к Тарии, ко всему огню Создателя? Ответ Вирд знает: такого права у него нет! Вновь и вновь Мастер Судеб наказывает его, предавая в руки врагов, за то, что он, как вор, любит больше, чем дозволено…чем правильно… чем разумно… Спасется ли он на этот раз?..

Солнце неистово палило, а он уж и отвык в Тарии от его жарких лучей… Накатила усталость, глаза слипались, но спать нельзя…

Вирда напоили, ослабив предварительно цепь, притороченную к его ошейнику, и приподняв голову. Таким же образом стройная смуглая женщина со строгими глазами – Ошая, накормила его лепешками, окуная кусочки в сладковатый острый соус. Своею собственной рукою до рта он дотянуться не мог. Вирд ел – ему нужны силы, но после того, как он насытился, со сном бороться стало труднее.

Эт’ифэйна сидела на престоле, и когда он поворачивал голову в ее сторону, то неизменно натыкался на жуткий пристальный взгляд бесцветных глаз. По тому, как нечто продолжает штурмовать волнами нежности и влечения его прозрачную стену, он знал, что Древняя здесь, в своем теле, и не оставляет попыток добраться до него. Солнце стало клониться к закату, его веки слипались, но он упрямо размыкал их и таращил глаза на голубое небо над собой. Несмотря на приближение вечера, жара не спадала, и Вирд истекал по́том. Сколько она собирается его здесь держать? Что это за помост? Похоже на жертвенник…

Люди в радужных одеяниях – скорее всего, жрецы и жрицы Эт’ифэйны – затеяли унылое методичное пение и вялые танцы. Вирд надеялся, что убивать сегодня никого они не будут… Напрасно надеялся… Когда той самой девушке, которую использовала Древняя, чтобы подобраться к нему в человеческом теле, перерезали горло руки, кормившие его лепешками, – руки Ошаи, Вирд отвернулся. Безумцы!.. Они добровольно соглашаются служить ей, даже не связывая себя Доа-Джотом, как предавшиеся Атаятану. Те хотя бы делают свой выбор из-за могущества, долголетия, неуязвимости, а почему этот народ так верно служит Эт’ифэйне, и служит не одно тысячелетие?..

Он стоит на высоком утесе, внизу простирается океан, он оборачивается назад и видит петляющую узкую каменистую тропу, ведущую вниз. Он помнит, как взбирался сюда, и этот путь легким не назовешь. Он смотрит на свои ладони – они изодраны в кровь, босые ноги сбиты… Дальше пути нет – он на самом верху. Остается либо упасть с утеса в море, либо вернуться, но возвращаться по этой тропе он не хочет, не может, не должен… Он помнит, что зовут его – Вирд-А-Нэйс, помнит, что жаждет полета… Он помнит смутно лица, события, людей, чувства к ним, но все как в тумане, все так не важно, далеко, где-то в прошлом, которого не вернешь.

За спиной у него крылья, тяжелые, живые, они давят ему на лопатки… Он ощущает их будто вторые руки, он может шевелить ими. Он расправляет одно крыло, заводит его конец за плечо, удивленно перебирает пальцами серебристые перья…

Он улыбается… У него есть крылья!.. Настоящие! И ему не нужно идти назад по этой тропе, и падать не нужно – он может лететь!..

Он поднимает глаза и видит перед собою девушку, юную и прекрасную, синеглазую, напоминающую ему кого-то дорогого. Она смеется открыто, счастливо. У нее тоже есть крылья, она такая же, как он!

– Кто ты? – спрашивает Вирд.

– Та, кого ты любишь!..

Он расправляет оба крыла, поднимает их, машет ими, ощущает, как ложатся они на воздух, как ветер шевелит в них перья.

– Ты свободен, Вирд-А-Нэйс!.. Ты можешь лететь!..

Радость переполняет его… покой, тепло и счастье. Он свободен! Он пьян от этой свободы!.. Он знает, что может летать! И небо манит его!.. Зовет!.. Нет страха!.. Нет боли!.. Нет сожалений!.. Только зов неба!.. Он смеется.

– Вирд-А-Нэйс! – Она подходит к нему, берет за руку, а он любуется на милые ему черты, гладит по белой, нежной, как шелк щеке. Она с ним, он свободен, и больше ничего не нужно!

Путь пройден, позади трудности, боль, кровь, страх… А впереди – небо, синее и глубокое до рези в глазах, до слез, до экстаза… Нет ничего прекраснее неба!.. Нет ничего желаннее полета!.. Нет ничего важнее крыльев за спиной… и ее рядом!

Он склоняется, чтобы поцеловать ее, зарывается пальцами в ее волосы… они сверкают на солнце иссиня-черным металлом… и он вздрагивает, отстраняется. Что-то не так!.. Он не может понять что, но покой, счастье и блаженство внутри сдувает порывом ледяного ветра. Синее небо заволакивают серые облака, вдали полыхают молнии, ее глаза тоже темнеют. Крылья врезаются невыносимой болью в лопатки, он падает на колени, прямо на острые камни, но не чувствует боли от удара, зато явственно ощущает боль от впившегося железа на запястьях, лодыжках и шее.

Он просыпается и видит над собою Эт’ифэйну.

– Ты борешься со мной… – поет ее голос. – Ты сдашься… Рано или поздно… Ты сдашься!

 

Глава 17

Дать свободу

Ата

Ата стояла на самой высокой части стены и любовалась на переливающуюся в небе Песнь Севера. Человек с крыльями, за которым она пришла сюда, создал это сияние. И сейчас дыхание севера убивает Других, мстит за Би, за Акаса, за Милку, за ее племя и народ… Но полностью они будут отмщены только тогда, когда последний из Других умрет, когда Он умрет! И Ата будет видеть этот час! Первое знамение сбывается на ее глазах. И Ата ликует. Наступит час – и народ ее возродится, как каждую весну после долгой-долгой ночи возрождается солнце из чрева черной рыбы-зимы Хисайк.

Полотно сияния немного померкло, а Вирда-А-Нэйса, обессиленного, унесли с поля боя, но оружие его не потеряло полностью смертоносной мощи: оно гнало врагов, поражая их, преследуя, губя тысячами. И воины радостно воскликнули, торжествуя победу.

Песнь Севера сегодня стала добрым знаком для Детей Снегов – знамением нового дня! Ата стала петь духам, наполняя тягучими сильными звуками пространство вокруг.

– Прекрати!.. – услышала она сердитый окрик стоящего рядом на стене стража. – Воешь, что волчица!..

Ата не обратила внимания на его слова, но петь спустя пару мгновений перестала, так как почувствовала что-то… Почувствовала зло… Зло присутствовало здесь: внутри, за стенами!.. Когда-то, в стойбище, она сначала увидела Его душой, а только потом – глазами… Тревога заполнила сердце, холод стиснул внутренности. Ата вертела головой, отыскивая источник своего беспокойства – и ничего не находила. Его нигде не было видно. Но она чувствовала… то же зло!.. Она не может ошибаться!..

Ата посмотрела на жилище, куда унесли Человека с крыльями, и бросилась бежать вниз по каменным ступеням. Страж, оставшийся на стене, пробурчал:

– Дикарка! Что и говорить…

Ата бежала со всех ног, расталкивая попадавшихся ей на пути и не отвечая на их ругань. Оказавшись перед входом в башню, она потребовала, чтобы ее пустили, но стражи молча преграждали ей путь, и никакие слова не могли поколебать их.

Вирд-А-Нэйс в опасности!.. Зло проникло вовнутрь!.. Там наверняка Он! Внезапно она перестала чувствовать это зло… Оно ушло так же внезапно, как и явилось… Но тревога не покидала сердце, Ата знала – Он забрал с собою Человека с крыльями! Она перестала кричать и требовать, чтобы ее впустили, села на корточки, прислонившись к каменной стене. Заплакала. Он победил…

Из башни вышел светловолосый мужчина, растворившись среди снующих по двору людей. Спустя некоторое время Ата заметила, что сюда движутся возвращающиеся с поля воины. Она узнала их вождя – Советника Кодонака. Тот шел быстрым шагом, переговариваясь с тем самым светловолосым человеком из башни. Ата вскочила, подбежала к вождю, но тот нетерпеливо отмахнулся и вошел вовнутрь, Ату стража вновь не пустила.

Среди подошедших был человек с длинными волосами и с синей повязкой на лбу, она знала, что люди, у которых волосы ниже талии – Мастера, они могут очень многое, например, исчезать в одном месте и появляться в другом, как Алсая.

– Перенеси меня! – закричала она, хватая человека за руку. Тот удивленно посмотрел на нее сверху вниз.

– Ну, во-первых, ты не по адресу… Я боевой Мастер, а не «прыгун». А во-вторых, кто ты такая?

– Я Ташани… – зашипела Ата. Эти люди не знают уважения к мудрым! – Остерегись, воин, не слушаться моих слов – ты можешь прогневить духов!..

– Не знаю… что это… Ташани… но прогневить я боюсь разве что Советника Кодонака…

– Она, похоже, из северного народа, из этих Детей Снегов, – сказал стоящий рядом беловолосый человек с носом, как у хищной птицы. – И акцент похож. Ташани! Да, точно! Как ты здесь оказалась?

– Перемести меня! – повторила Ата. – Я должна быть там, где Человек с крыльями! Я должна следовать за ним!

– Говорю же! – рассердился Мастер. – Я не «прыгун»! А если бы и был им, то какого смарга я должен тебя перемещать, женщина! Остынь!

Беловолосый рассмеялся:

– Она, наверное, хочет к своим. Эти Дети Снегов собрались у наших границ на перешейке. Говорят, будто убегают от какого-то зла, что гонит их с севера, а оказалось, что мы здесь в меньшей безопасности, чем они там.

Ата слушала.

– Я думал, их всех перебил Атаятан… – пожал плечами Мастер.

– Я тоже слышал, что многие из них погибли, но этих там тысяч пять – не меньше, и они довольно бойко торгуют с Ливадом. Один мой знакомый купец вернулся с перешейка пару дней назад. Говорит – в жизни не видел столько Детей Снегов и столько товаров. На побережье черно от их хижин. Там не только охотники, как бывает обычно в торговый сезон, на этот раз они пришли со всеми своими пожитками, с женами, детьми, стариками, оленями и собаками.

«Тогда ты узнаешь, что не весь твой народ погиб», – слышала Ата голос мудрой Совы. Первое знамение исполнилось.

– Только ты как тут оказалась? – спросил ее беловолосый. – Как зашла так далеко на юг? Хочешь к своим?

– Вряд ли кто из «прыгунов» станет доставлять тебя куда бы то ни было по твоей прихоти… – Мастер сердился.

– Иди в город, Ташани, – произнес беловолосый более доброжелательно, – ступай в Эрдлай. Оттуда почти каждый месяц караван купцов идет на перешеек: пристанешь к нему – и дойдешь до своих. Если ты Ташани, то тебя они примут, даже будь ты из другого племени.

– Нет… – прошептала Ата, – пока не исполнились все знамения… я должна следовать за Человеком с крыльями.

Она вновь подошла к стене, прислонилась к ней и стала ждать вождя Кодонака. «Первое знамение: ты увидишь Песнь Севера, что соткана губить твоих врагов. Тогда ты узнаешь, что не весь твой народ погиб».

Хатин Кодонак

Хатин сидел, сложив руки на груди, и взирал на мельтешившего перед глазами, страшно раздражающего своей нервозностью Каха, или Эрси Диштоя, как настаивал он теперь, чтобы его называли. Эрси значит «счастливчик», но можно ли всецело полагаться на свою удачу? Ках перепуган до полусмерти, у Хатина на душе тоже неспокойно, но нужно действовать, бояться будем потом…

Кроме него и Эрси в комнате еще Стойс, Маштиме с сестрой, Эдрал и неодаренная Итика.

Комнатушка невелика, и те, кто отправится в Край Тин во главе с Элинаэль, как только Эт’ифэйна пожалует сюда, собрались в соседнем помещении.

Все продумано… но сработает ли? Гарантий никто не даст…

Хорошо хоть из Ливада они ушли со спокойной душой и твердой победой. На этот раз, победой… Элинаэль с Итином Этаналем и Тико Таладом удалось, каким-то непостижимым образом, удержать созданное Вирдом сияние, оно уже не было столь смертоносным, но продолжало наносить немалый урон врагу. У Вирда все силы ушли на его создание, а поддерживать его оказалось проще. Смертельное полотно было соткано несколькими Путями Дара, основные из которых – Огонь, Разрушение и Сила Строителя; Хатин мог понимать только ту часть, какую взял на себя Тико, и то смутно. Именно благодаря этому оружию удалось оттеснить, а затем и обратить в бегство смаргов.

Полотно следовало за ними еще какое-то время, гнало к границам Ливада, а затем распалось, расплелось, погасло. По множеству усеявших ливадские поля отвратительно смердящих трупов было видно, скольких потерял враг… Но как же их было много! Тьмы… Сотни тысяч… Все – взращенные на человеческой плоти и людской смерти. Воистину связавшие себя с Атаятаном перестали быть людьми, раз помогают в деле, столь отвратительном самому огню жизни…

Предположений о том, куда исчез Вирд, было немного, а найденная в опустевшей комнате, где он лежал, ничего не помнящая о том, как оказалась здесь, ливадская воительница рассеяла все сомнения. Мастер Целитель Зайн сказал, что в дверь постучались двое – ливадка высокого чина и Мастер Перемещений Ойш, последний был словно не в себе. Они заявили, что должны переместить Верховного в Город Огней, а Зайна выставили за дверь. Пока мирный Целитель соображал, имеют ли они право так поступать и стоит ли сообщать о происшествии кому-либо, дело было сделано. Эт’ифэйна каким-то образом разузнала не только о местонахождении Вирда, но и о том, что он лежит в оттоке не в состоянии пошевелиться, скорее всего, без сознания. Она переманила на свою сторону Ойша, а может, и еще кого-нибудь. Ойш не связан с ней, как Атосааль и прочие с Атаятаном-Сионото-Лосом, черного кольца вокруг его Дара нет, и, следовательно, даже Видящие не могут определить, что он предатель.

Как поймать Эт’ифэйну, они придумали еще полгода назад: большая часть идей принадлежала Вирду, но он откладывал реализацию своего плана раз за разом. Хатин догадывался почему… Влюбленный дурак… Когда речь идет об Элинаэль, он становится таким… Хоть бы не стало слишком поздно… Хатин надеялся, что Эт’ифэйна еще не успела причинить ему вред…

Да, план был опасным и трудноосуществимым, нужно было привлечь неодаренную женщину, которая согласилась бы рискнуть свой жизнью. Сегодня для Хатина это самый неприятный момент: Итику вроде бы должен защитить специально созданный пояс, который удержит в ней Эт’ифэйну, но предмет этот не испытан, и кто знает, на что способна Древняя, попавшая в ловушку… Итика была одной из немногих в Тарии неодаренных женщин – Мастеров Меча. Двенадцать лет назад она истоптала пороги всех правительственных учреждений, настаивая, чтобы ее приняли в Академию Воинств. Тогда ей было пятнадцать лет, и с пяти фехтованию девчушку обучал отец, живший с ней где-то в северо-восточной Тарии, недалеко от Ливада. Возможно, именно пример ливадских воительниц и вдохновил ее?.. Двери вожделенной Академии были для нее закрыты, пока она не нашла Кодонака и не кинулась буквально ему в ноги. Хатин поднял ее, взглянул в пылающие страстью к оружию глаза, хоть в них и не было Дара Силы, и лично отвел к Профессорам Академии. Он надеялся, что сегодня Итика рискует собою не потому, что именно он – Хатин Кодонак, когда-то оказавший ей поддержку, ее об этом попросил. На войне как на войне: а Итика – солдат!

Сейчас она служит в охране королевы. Всех подобных женщин Алиния собрала вокруг себя, чувствуя родственность душ. Хотя королеве, с ее навыками, привитыми в Ливаде, вряд ли нужна была охрана. Хатин был уверен, что она умудряется прятать где-то под шелковым платьем кинжал дюймов так не меньше пятнадцати…

Эрси продолжал суетливо прохаживаться из угла в угол. Бахим Маштиме вертел в руке свой новый меч в ножнах, на который неохотно сменил лук, но этот меч мог поразить связанного даже из Первого Круга. Мирая, которая теперь возглавляет лучников Золотого Корпуса, держит наизготове небольшой арбалет, а на ее поясе целый арсенал метательных кинжалов и дротиков. Она так похожа на брата, что Мастера Лучники шутят: «У нас разве сменился командир? Мы и не заметили – та же улыбка, те же глаза, разве что раньше у него была тень и не было груди».

Эдрал нужна, чтобы вовремя увидеть, если Эт’ифэйна способна будет «пить Дар». Не хватает только человека, которого Эрси исцелит, его скоро приведут. Это ливадский ветеран, который давным-давно в битве потерял кисть руки. Годже Ках… то есть Эрси, может создать ему новую, для этого необходим большой выброс Силы – Эт’ифэйна непременно почует.

В дверь постучали, и все повернули головы. Ливадец вошел не очень решительно, но с гордо поднятой головой. Началось.

– Наконец-то… – буркнул Эрси, поспешно доставая из кармана какой-то предмет: похоже, полоску кожи – кусок старого ремня… – Заходи, становись здесь, – распоряжался он ветераном, который, пораженный панибратским тоном коротко стриженного (а, значит, не Мастера Силы) человека, лишь поднял вверх бровь, но послушался. Ради возможности вернуть утраченную конечность, можно и засунуть подальше свою хваленую ливадскую гордыню.

Эрси закусил ремень и принялся завязывать концы на затылке.

– Зачем тебе узда? Ты что, превращаешься в коня в оттоке?.. – не удержалась от шутки Мирая.

Эрси метнул на нее злобный взгляд исподлобья, но вынимать изо рта ремень, чтобы ответить, не стал. Ливадец же шутки не понял, и, судя по побледневшему внезапно лицу, действительно ожидал, что Целитель вскорости станет лошадью.

– Приготовьтесь!.. – хмуро сказал Кодонак, вставая и отходя к стене.

Эрси взял культю ливадца в руки. Ках… или Диштой – сильнейший Целитель из всех виденных когда-либо Хатином… не считая, конечно, Вирда, – тот, как всегда, вне конкуренции в любом Пути: самого Кодонака выдернул с того света в Межигорье. Но появившаяся на глазах новая рука у ветерана – настоящее чудо. Ливадец шевелил пальцами, не веря собственным глазам, и был так восхищен, что забыл о своей гордости и даже о том, что Целитель вот-вот должен превратиться в какое-нибудь животное. Ветеран бросился обнимать Эрси, но у того уже закатились глаза, и он упал, сотрясаемый судорогами, суча ногами по ковру и стуча головою о пол. Ливадец отшатнулся, и Кодонак поспешно выпроводил исцеленного за дверь. Хатин знал о тяжелых оттоках у Эрси, но что с ним будет происходить такое… Не у каждого Одаренного при первом раскрытии Дара бывает отлив такой силы… Вирд планировал помочь ему, но все сложилось иначе – и Эрси корчится на полу. В глазах Мираи, Итики, Стойса и даже Бахима – сочувствие к нему.

Хатин отвел глаза от Целителя, которому все равно ничем не мог помочь, и принялся внимательно наблюдать за Итикой. Близнецы Маштиме разошлись по углам, притаившись за спиною неодаренной. Стойс приблизился к Эрси, готовясь переместить его отсюда, как только Кодонак подаст знак. Сколько будут длиться его мучения? Даже Хатину его жаль…

Эрси наконец затих, замер, Хатин проверил его пульс – жив. В напряжении проходили долгие минуты… Четверть часа, еще четверть, час… Кодонак поддерживал разговор с Итикой, чтобы не пропустить нужный момент. Могла ли Эт’ифэйна выбрать другую? Любую служанку из Здания Совета. Может, она уже идет сюда, а может, почувствовала присутствие других людей и испугалась? Но Эрси рассказывал, что впервые встретился с нею на деревенском гулянье, где было куда более людно, чем в этой комнатушке. Правда, Одаренных там не было…

Итика заливисто рассмеялась очередной шутке Хатина, ему на мгновение показалось, что он заигрывает с женщиной в обычной мирной обстановке. Она всегда смотрела на него как-то по-особому, он конечно же замечал, но не обращал внимания. Стар он уже для подобных чувств… Он поднял на нее глаза и заметил, насколько красива она… Впервые заметил. Огромные синие глаза, черные ресницы, рыжеватые волосы в мелких кудряшках. Она не просто привлекательна, она… Он расплылся в улыбке и тут же одернул себя… Эт’ифэйна!..

Она встала и мягкой по-кошачьи походкой направилась к Кодонаку. Эрси был без сознания. Хатин блокировал разгорающееся в нем желание, что далось ему очень нелегко.

– Стойс, – скомандовал он, – забирай Диштоя немедленно!

И Советник Стойс тут же сделал то, что должен был – они вместе с Эрси исчезли в искрящемся тумане. Стойс даст знать Элинаэль, что пора действовать.

– Целитель дразнит меня уже давно, – говорит Эт’ифэйна, – но он никуда не уйдет, а твой Дар так же соблазнителен. Ты силен!..

– Силен… – отвечает Хатин, понимая, что разговаривая, легче противостоять ей. – Сможешь ли ты меня победить?

Она смеется.

– Ты уже выпила его?.. – Хатин спрашивает и, замерев, ожидает ответа.

– Того, в ком весь цвет Создателя?..

– Да… – Так она называет Мастера Путей?

– Он особенный… – только и отвечает она, но Хатину достаточно: Вирд жив!

Она не обращает внимания на других в комнате, разговаривает только с ним и смотрит только на него.

– Я оставлю тебе жизнь, если ты поможешь, – предлагает она.

– Помогу? В чем?

– Отдай мне Целителя, и я не трону тебя.

– А если нет?

– Тогда вы оба – мои!

Краем глаза Хатин замечает, как Эдрал делает резкое движение рукой, знак, что Эт’ифэйна предприняла атаку. Но он уж и сам чувствует – она потянулась к его Дару, пытается пить. Мерзкое ощущение. Но оно проходит так же внезапно, как и возникает. На лице одержимой Итики удивленное и недовольное выражение.

– Почему?.. – Тело женщины содрогается. Лицо искажается от гнева. – Что это?..

Она поймана! Не может ни пить, ни уйти! И только что это поняла. Ее бы лучше связать! Он подает знак Бахиму и Мирае. Они втроем набрасываются на женщину. Как же она сильна!..

Когда Эт’ифэйну в теле Итики наконец спеленали крепкими веревками и уложили на кровать, Кодонак долго не мог восстановить сбившееся дыхание. Его кам был изодран, на шее Мираи и щеке Бахима красовались алые ссадины, оставленные ногтями Итики; Кодонак, по-видимому, выглядит не лучше – Мирая, ухмыляясь, оглядела его и брата и высказалась:

– Вы как после страстной ночи!..

– Да уж… горячая штучка… – бормотал Бахим.

– Я выпью каждого из вас!.. Я найду и выпью!.. – Рот Эт’ифэйне решили не затыкать, чтобы понимать, когда все закончится.

Несмотря на пояс, она еще источала опасную привлекательность, заставившую бы любого мужчину, утратившего бдительность или со слабой силой воли, потерять голову.

– Играющий! Ты мой!.. – обращалась она к Кодонаку.

– Стрелок! Ты мой!.. – обещала она Бахиму.

– И ты – тоже!.. – не осталась без внимания и Мирая. Та лишь смеялась в ответ: ей легче – влечения к Эт’ифэйне она не чувствует.

Прошло около двух часов. Древняя без конца болтала о том, что сделает с ними, когда освободится, и Хатин уже начал было серьезно подумывать о кляпе.

Дверь резко распахнулась, и в комнату, пошатываясь и держась за стенку, вошел Эрси.

– Попалась!.. – радостно сверкая глазами, воскликнул он и бухнулся в свободное кресло. За ним шел Стойс.

– Целитель!.. – зашипела пойманная.

– Что тебе не лежится? – спросил Хатин у Эрси.

– В прошлый раз Эт’ифэйна выследила меня, а Атаятан выследил ее, ну и меня… через нее. – Лучше я побуду здесь… Комнату же охраняют?

Кодонак усмехнулся:

– Охраняют. Они отбыли? – спросил он у Стойса.

– Да. Уж с час назад.

– Целитель!.. Сладкий мед!.. Ты мой!.. Мой! Мой!.. Атаятан тебя не получит!..

– Вот тут я с тобой полностью согласен: Атаятан меня не получит!.. – криво улыбнулся Эрси.

Связанная женщина вдруг закричала и принялась извиваться ужом в своих веревках, жутко воя раненым зверем.

«Они начали воздействие пяти Сил», – понял Хатин.

Вирд-А-Нэйс Фаэль

– Апшай! – услышал он голос Эт’ифэйны и повернул голову в ее сторону. – Подойди!

Апшай – это тот, кто переместил его сюда. По длинным растрепавшимся волосам. Вирд понял, что Апшай – один из тарийских Мастеров, он разглядел лицо и вспомнил, что пару раз видел этого человека в Городе Огней. Почему следует Апшай за Древней. Почему служит? Ведь она не связывает никого с собою кровью? Может, Мастер околдован ее влечением? Похоже на то…

– Охраняй его для меня! Я слышу Целителя… Мне нужно идти туда! Целитель снова открылся! – Она застыла неподвижно… ушла.

Целитель? Ках? Она почувствовала, как Эрси Диштой пользуется Даром… Элинаэль! Скорее всего они запустили в действие придуманную несколько месяцев назад ловушку, ту самую… которую Вирд так и не решался открыть… А следовало бы! Он сжал зубы, отчаянно рванул оковы, чувствуя, что содрал железом себе кожу на запястьях, застонал… Он ничего не может сделать! Из-за своей глупости, из-за страха он не способен теперь защитить ее. Элинаэль!..

Первыми появились четыре тройки из Золотого Корпуса, взяв в кольцо престол с Эт’ифэйной. Толпа в разноцветных одеждах засуетилась, откуда-то явились полуголые меднокожие воины, вооруженные луками, и множество стрел полетели в сторону тарийцев. Но порыв сильного ветра отклонил их полет, и темное облако стрел потонуло в песке вдали от цели. Вирд увидел Мастера Байшка, одного из Разрушителей, вызвавшего ветер. За спинами боевых Мастеров, закрывших подходы к престолу, появились Иссима, Тико, Итин, Нихо Торетт, Абиль Сет и… Элинаэль – вся команда для погружения Древней в сон. Они двигались уверенно, они знали, как действовать, и пока Мастера Оружия и Разрушители отражали атаки поклонников Эт’ифэйны, пятеро готовились покончить с ней.

Все происходило быстро, по плану, придуманному самим Вирдом, но уже без его участия. Его закрыли от стрел и возможных атак, но никто не спешил освобождать: на это нет времени, а с оковами придется еще повозиться. Апшай попытался броситься на прибывших, но преданного Древней Мастера тут же успокоили, связав руки за спиной.

Эт’ифэйна не двигается и никак не реагирует, когда несколько мужчин разом поднимают ее и укладывают на земле перед белым престолом. У ног становится Итин, слева Иссима, справа Тико, у изголовья Абиль Сет, рядом с ним Торетт. Вирд видит высвобождаемые ими потоки Силы. Торетт начинает играть, музыка наполняет пространство вокруг них разноцветными сполохами, рисуя непонятные, несимметричные узоры, похожие на быстро растущее вьющееся растение, с распускающимися листьями, набухающими бутонами, которые взрываются тысячами искр, расцветая. Серебряные нити тянутся от рук Итина, обвивая запястья, ноги, шею, сердце Древней, они наслаиваются, образуя оковы, невидимые для взгляда обычного человека. Итин обвивает нитями и ее голову – она лежит будто в серебряном венце.

Ледяные кинжалы Иссимы устремляются к могучему сердцу и сосудам. Вирд не знает, что она отсекает, только чувствует – это питающая тело древнего чуждого существа энергия этой земли… Кто они? В разговоре с Атаятаном они называли себя Хтэмами… Вирд смутно понимал, что без человеческой крови, в которой они купаются, им не получить жизненной силы мира, в который Древние пришли незваными, – его мира.

Где-то в глубине груди Эт’ифэйны, где у Одаренного сконцентрирована Сила Дара, – кровавое озеро… вся кровь, пролитая, чтобы Она жила и бодрствовала. Эту кровь и освобождает Тико, будто прорвав плотину смерчами Разрушения… Кровь, хлынув, сочится сквозь кожу существа… окрашивая все вокруг красным.

– Усни, Эт’ифэйна! – произносит Сет, используя вспомогательный свой Дар – Пророчество. Но силы в его словах достаточно. – Уйди в небытие, Меняющая обличья! Тебе нет места в этом мире! Усни!

Элинаэль рассекает свою ладонь кинжалом, и Вирд содрогается, морщится от боли, будто она разре́зала его кожу. «Так надо!» – успокаивает он себя… Ее кровь капает на лицо Эт’ифэйны, растекаясь плетущимся вьюном по всему телу Древней, оплетая алой тончайшей нитью голову, туловище руки, ноги…

– Усни, Эт’ифэйна! – вновь произносит Сет, и кровь Элинаэль вспыхивает, загорается, сердце существа замирает, грудь не вздымается, дыхание прекращается… Она уснула. Победа…

Элинаэль вдруг стала падать, и Вирд, не осознавая, что самостоятельно разорвал связывающие его железные оковы, позабыв об узах Карта, бросается к ней.

– Элинаэль! – Ее уже подхватил один из Мастеров Перемещений, которого Вирд отталкивает и заглядывает ей в глаза… Слава Мастеру Судеб! С ней все в порядке – это только слабость! Она отправила в небытие Древнюю!.. Она справилась!..

– Ты освободился?.. – Элинаэль удивлена и счастлива. – Как?..

– Не знаю… не важно… – Вирд целует ее, прижимает крепко к груди… Он не пережил бы, случись что-то с ней…

Итин Этаналь

Итин не мог поверить. Получилось!.. Он чувствовал слабость после того, что проделал с Эт’ифэйной: связал это существо, сковал, но свой собственный страх при этом связать ему оказалось гораздо труднее. До сих пор сердце колотится, трепыхается и болит. Он обошел тело Древней, лежащее без дыхания, – не верилось, что Эт’ифэйна по-прежнему жива, подошел к бледной Иссиме: она взглянула на него испуганно, будто бы ища поддержки. Итин почувствовал прилив нежности, не удержался, привлек Иссиму к себе, обнял; она не отстранилась…

Мастер Ахалис вместе с другими десятью Строителями прибыли сюда и возвели пятнадцатифутовую стену вокруг места, чтобы сдерживать местный народ. Пока пятеро и Элинаэль делали свою работу, поклонники Древней пытались преодолеть преграду, поливали находящихся внутри дождем стрел, которые неизменно отклонял ветер Мастера Байшка. Теперь они продолжали штурм, в ход пошли «кошки», веревки и лестницы. Убивать их без крайней необходимости Вирд запретил еще тогда, при составлении плана: он знал, что эти люди будут оказывать яростное сопротивление. Когда над стеной появлялась голова очередного местного воина с лицом в зловещей красно-белой раскраске, – один из Мастеров Стихий попросту сбивал такого воздушным потоком. Строители нарастили бы стену выше, но кончился подходящий материал поблизости, для создания имеющейся они использовали и песок и плиты, которыми выложена была площадь, и мрамор престола Древней… разве что жертвенник, где лежал Вирд, не тронули, боясь в спешке причинить Верховному вред. Но Вирд сейчас свободен. Как? Итин думал, что придется ему вместе с Тико поработать над оковами, применяя к металлу свою Силу. Узы Карта, которые наверняка сейчас на запястьях Вирда – иначе он бы сам давно отсюда ушел, – снять труднее, но для этого имеется набор ключей-отмычек, изготовленных Оружейниками, а, не сняв их, Верховного не переместишь…

С Эт’ифэйной еще не закончили: теперь Итину предстоит соорудить для нее саркофаг, вернее – починить тот, что отыскался в пустыне Листан. Продолговатый, черный до отвращения ящик Итин изучал не один день. Абиль Сет утверждал, что стены саркофага отнимали Силы у Древнего: высасывали энергию, пока тот спал там. Поэтому Атаятану, пролежавшему в подобном ящике шесть тысяч лет, потребовался год и очень много крови, чтобы восстановиться, а Эт’ифэйна, которую поклонники отыскали и освободили уже через пятьдесят лет после усыпления, а потом подкармливали, принося кровавые жертвы, пробудившись, была свежа и полна сил.

На этот раз так случиться не должно: они надежно упрячут проклятую, погребут ее на дне Океана Ветров или в жерле вулкана, чтобы никогда никакой безумец не смог бы даже попытаться ее пробудить!

Вдруг тревожным зовом рога, среди шума, создаваемого нападавшими, прозвучал женский пронзительный крик:

– Что наделали вы! Безумцы! Вы прокляты!.. – Слова эти принадлежали смуглой худощавой жрице, одетой в платье, сшитое из разноцветных полосок ткани, голова и туловище которой показались над стеной. Ее глаза неотрывно смотрели на лежащую Эт’ифэйну.

Вирд подал знак Мастерам Стихий, чтобы те не сбивали ее. Она подтянулась на руках, села на гребень стены и прыгнула вниз, легко приземлившись на ноги. Ее соплеменники затихли. Она устремилась к Древней и, приблизившись на расстояние в два шага, упала на колени и зарыдала так отчаянно, так безутешно, будто ее дочь или мать умерла…

Иссима задрожала и, глядя на женщину, прижалась к Итину еще крепче, он же, обнимая ее, опьяненный близостью девушки, почти не чувствовал собственного страха.

– Зачем вы сделали это?.. – всхлипывала женщина. – Я жрица Ошая, избранная Спящей Богини, проклинаю вас!.. Я проклинаю каждого, кто поднял сегодня руку, чтобы усыпить…

– Достаточно!.. – гаркнул Вирд, подходя к ней. – Молчи! Твои проклятия – дым! Открой глаза, Ошая! Твои руки в крови! Скольких ты убила?!

– Убила?.. – Она непонимающе хлопала глазами, глядя на него. – Я отдала их богине, они были избраны! Они были предназначены для этого с самого начала!..

– Никто для этого не предназначен! Вы отдавали чудовищу ваших детей! Достаточно крови! Я позабочусь о том, чтобы вы никогда не смогли отыскать ее. Она будет погребена в недоступном месте! Твой народ будет отныне свободен от нее!

– Нет!!! Оставь нам ее тело, оставь!!! – Жрица протянула руки к Вирду. – Мы будем заботиться о ней, как раньше! Мы будем ждать!..

– Нечего ждать, Ошая… – Вирд стал на колени напротив нее, взял за руки. – Хватит крови…

– Она прекрасна!.. Она должна жить!.. Она должна править!.. Она – наша душа!.. Наша жизнь!.. Смысл нашего существования!.. Зачем ты лишил наш народ всего?..

– Я дал вам свободу!.. – произнес Вирд, тревожно вглядываясь в безумные глаза жрицы.

– Ты отнял нашу жизнь!..

С молниеносной быстротой она выхватила кинжал и всадила его себе в сердце. Хрипя и плача, повалилась вперед, упершись головой в плечо стоящего напротив коленопреклоненного Вирда. Он смотрел немигающим взглядом куда-то в стену, не отстраняясь, не двигаясь… В его глазах стояли слезы. На несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Затем из-за стены послышались стоны и хрипы…

Вирд взмахнул рукой, и стена в одно мгновение растаяла будто восковая, растекаясь серой массой, застывающей на глазах. Итин испугался, что сейчас местные бросятся в атаку и сметут их, но… некому было атаковать: вокруг стены, от которой остался лишь холмик дюймов в пятнадцать, лежали лишь трупы и умирающие. Они убили себя… устлали своими телами весь песок вокруг… тут и там слышались еще стоны, шевелись еще разноцветные одежды жрецов или обнаженные по пояс смуглые тела воинов… «Ты лишил нас жизни!» – слышал Итин сказанные женщиной слова, и казалось, что обращены они к нему, а не к Вирду…

Хатин Кодонак

– Как ты стала Мастером Меча, Итика? – тревожно допрашивал Хатин женщину, лежащую на кровати связанной и недоуменно хлопающую глазами.

Эт’ифэйна сотрясла тело несчастной в последний раз и, судя по всему, ушла уже как полчаса назад. Но бдительность терять не следовало. Его смущало то, что Итика все еще казалась ему весьма привлекательной… синие глаза, рыжие кудряшки… веревка так… обхватила грудь, натянув ткань платья… Хатин поглядывал на Бахима – чувствует ли он нечто подобное? Но тот сохранял каменное выражение на лице, не поддающееся разгадке. Делать такое непроницаемое лицо сам же Хатин его и научил… на свою голову.

Эрси – он сейчас настолько не похож на прежнего Годже Каха, что называть его так не трудно – ликовал. Куда подевалась его слабость? Он чуть ли не танцевал, когда Эт’ифэйна ушла.

– То, что она покинула тело Итики, еще не значит, что им удалось усыпить ее, – испортил ему настроение Тайшиль Стойс, – она могла просто вырваться, несмотря на пояс.

В который раз за сегодня многострадальная дверь резко распахнулась, ударилась с глухим стуком о стену (так она скоро вообще слетит с петель), в комнату влетел… Ото Эниль; степенному флегматичному Советнику совсем не подходило слово «влетел», но так оно и было…

– Победа! – закричал он, возбужденно сверкая глазами. – Эт’ифэйна спит! У них получилось! Все прошло по плану!..

Кодонак облегченно вздохнул и тут же вновь встревожился:

– Вирд?..

– Жив! Здоров! Правда, мрачен… как никогда…

– Что-то пошло не так?

– В Краю Тин были люди, поклоняющиеся Эт’ифэйне. Все то племя… покончило с собой, как только она уснула…

Это в самом деле удар для Вирда. Одно из самых тяжелых потрясений… Конечно же он теперь считает себя ответственным за их смерти. Что за дурная манера: навешивать на свою совесть убийства, совершенные не по твоей вине!.. Вирд, Вирд…

Кодонак, теперь уже без сомнений, подошел к Итике и аккуратно разрезал связывающие ее веревки.

– Спасибо за службу, Мастер, – сказал он, подавая ей руку и помогая подняться.

– Это я вам сделала, Советник Кодонак? – Она указала на глубокую, зудящую режущей болью ссадину на его лбу.

– Ты плохо себя вела, Итика… – усмехнулся он, – пыталась нас с Бахимом соблазнить и убить!..

– Надеюсь, скучно вам не было… а то я ничего не помню…

– Нет, скучно-то уж точно не было, – вмешалась Мирая, – Кодонаку даже понравилось!..

– Слава тебе, Мастер Судеб! Остался только Атаятан!.. – бормотал Эрси.

Хатин уточнил, куда переместились прибывшие из Края Тин, и бросился к ним со всех ног, как мальчишка… Замешкавшись лишь на мгновение, за Кодонаком потянулись остальные.

В центре обширного зала стоял черный продолговатый ящик, который будто впитывал в себя свет: саркофаг для Эт’ифэйны. Верхняя крышка его была снята, вернее, срезана – изначально он был монолитным, и внутри уже лежала Древняя, без движения, без дыхания. Хатин, с интересом посмотрев на неведомое существо, внутренне содрогнулся. Она была совершенством женской красоты… но не женщина… не человек, нечто иное. Он чувствовал ее чуждость. Эта чуждость не касалась его, когда Эт’ифэйна была в теле Итики, но теперь, увидев Древнюю в ее собственном обличье, он точно знал, что это существо – не человек, и никогда человеком не было, не могло быть!

Итин Этаналь должен был заключить ее в саркофаг, сделав гроб Эт’ифэйны вновь монолитным, но, по-видимому, сейчас Архитектору требовался отдых, потому он медлил. Парень сидел под окном на одном из стульев, рядами расположенных вдоль стен зала, уронив голову на руки, а над ним хлопотала… Иссима. Предлагала ему выпить вина и поглаживала с нежностью по белокурым волосам, а он время от времени поднимал голову и устало ей улыбался.

Тико был бледен, как смерть, он осунулся и даже, кажется, похудел. Его особенный Дар, заставивший студента участвовать в столь серьезном деле, сослужил уже второй раз неоценимую службу Тарии: первый раз – поддержав смертоносное сияние в Ливаде. Хатин подошел к нему, ободряюще похлопал по плечу, затем направился к Торрету и Сету, бурно обсуждающим что-то; оба размахивали руками и срывались на крик.

– Мерзкое это дело, Хатин!.. – гаркнул Нихо, заметив Кодонака. – До сих пор муторно на душе…

– Но она спит, а это главное. Не так ли?

– Ты прав… прав… Но все равно чувствую себя отвратительно!..

– Так сыграй что-нибудь веселенькое, – Хатин кивнул на его лютню.

– Веселенькое сейчас вряд ли у меня выйдет… Выдохся я…

Абиль ничего не говорил, он то и дело тревожно поглядывал на Вирда, стоявшего в одиночестве над Эт’ифэйной, невидящим взглядом уставившись в черную поверхность саркофага. Ото Эниль был прав – тот мрачен, как никогда…

– Где Советник Кисам? – спросил Хатин.

– Элинаэль? – Нихо пожал плечами. – Девушка устала, и Верховный настоял, чтобы она отправлялась отдыхать. Проводил ее в комнату, приставил к ней человек десять охраны и повелел спать. Кто бы проделал что-нибудь подобное с ним самим? Он на пределе…

Кодонак только теперь заметил, что на руках Вирда, чуть повыше запястий, поблескивают серебристые браслеты – узы Карта. Их до сих пор не сняли? Как же тогда удалось переместить Верховного? Он открыл было рот, чтобы спросить об этом у Абиля, но тот ответил сам, не дожидаясь вопроса – или догадался, заметив его взгляд, или использовал какую-то свою пророческую способность:

– Они ему не мешают: он воздействовал на металл оков и ошейника – и освободился; расплавил, как восковую свечу, пятнадцатифутовую стену; исцелил ладонь Элинаэль, которую она порезала, получая кровь; мало того, что самостоятельно переместился, так еще и другим «прыгунам» помогал переместить Эт’ифэйну.

– Но когда мы прибыли на место, он лежал скованный на какой-то платформе и не мог вырваться, – добавил Торетт.

– Что же произошло?

– Элинаэль от слабости стала падать…

Хатин усмехнулся – понятно: какие оковы смогли бы удержать Вирда, увидевшего падающую Элинаэль? Но все же… обезвредить узы Карта!..

Хатин направился было к Верховному, но внезапно тот возвел руки – саркофаг под Эт’ифэйной стал плавиться, и ее тело погружалось в черную, чернее самой тьмы, массу; крышка поднялась в воздух и, предварительно размягчившись, накрыла Древнюю сверху словно полотном, очертив контуры ее лица и тела. Масса, которой стал саркофаг, обволакивала ее, заключала в кокон, не оставляя ни одной щели, ни одной прорехи…

– Что он делает?.. – прошептал Торетт. – Разве не Мастер Этаналь должен был этим заняться?

– Он знает, что делает… – спокойно ответил ему Сет.

Хатин тоже надеялся, что знает. Архитектор, заметив, что происходит, вскочил со стула и, широко открыв глаза, неподвижно наблюдал за действиями Вирда – Итин видел больше, чем Кодонак.

Черная поверхность кокона, застывая в форме человеческого тела, переливалась всеми оттенками радуги, волны цветов всего спектра прокатились от макушки головы Древней до ее пят. И уже через пару минут на полу лежало черное нечто, походившее на безликую статую… Все поверхность была покрыта непонятными символами, отсвечивающими огненными бликами.

– Никто не разрушит этой тюрьмы, даже она сама… не смогла бы, пробудившись… – устало произнес Вирд.

И все присутствующие отчего-то знали, что это правда.

– Сбросить ее в океан? – спросил Стойс.

– Уже не важно… Можешь хоть в Краю Тин поставить вместо статуи… Она то же, что мертва…

Он, опустив голову, обошел Эт’ифэйну и направился к выходу.

– Они не по твоей вине умерли… – сказал Хатин, когда Верховный проходил мимо.

Вирд остановился, не оборачиваясь.

– По моей… – едва слышно ответил он, – я думал, что даю им свободу, а на самом деле… отнял их жизнь… Но выбора у меня не было!.. – И пошел дальше…

 

Глава 18

После битвы

Ото Эниль

Даджи Марто в окровавленной одежде, с наскоро перевязанными ранами на плече, на руке, может, и еще где-то под одеждой, едва заметно улыбаясь, положил на стол перед Ото радужный Перстень Советника.

– Что это? – удивленно заморгал он: ему всегда неприятно было видеть такое кольцо не на руке хозяина.

– Седьмой перстень, – ответила Алсая, она не улыбалась.

Ото взглянул на Кодонака, пришедшего с ними, тот утвердительно кивнул.

До сего дня не хватало одного перстня, и Советник Кисам была лишена этого символа, так как вошла в состав Семи последней. Три перстня остались при своих хозяевах из старого Совета – его собственное, Торетта и Холда. Годже Ках, ныне Эрси Диштой, вернул атрибут власти, когда отрекся от звания Советника. Перстень убитого своими же подельниками Эбана нашли в тайнике Верховного. Перстень Майстана сняли с мертвого тела, которое отыскали под завалами старой Резиденции. А седьмой был на руке Абвэна, когда тот бежал…

Они нашли Абвэна? Ото с тревогой взглянул на бледное лицо Алсаи. Неужели девочка не отказалась от своей безумной кровожадной цели и все-таки завершила дело? Он был возмущен, испуган, удивлен… и чувствовал огромное облегчение от того, что она жива…

– Он мертв?.. – тревожно спросил Ото.

– Да. Но тело лучше сжечь! – отозвался Марто. – Он лежит в моей комнате в Здании Совета.

– Вы что, убили его здесь?.. Вы нарушили перемирие?!

– Нет, в Махае. Сражения за пределами Тарии не в счет – ведь так? Алсая переместила сюда его тело.

– Тело нужно сжечь… – безжизненно повторила девочка слова Марто.

– Как она себя чувствует?.. – прошептал Ото, выходя из-за стола и притягивая к себе ливадца за рукав.

Даджи обернулся на нее, пожал плечами и сказал громко, не таясь:

– Она и не с таким справлялась!

– И как же вам удалось?

– Абвэн, похоже, получил какую-то новую способность от Древнего – завлекать голосом. Лишать разума тех, кто его слышит, – начал Марто. – Его стали называть Голос Древнего, Шепот смерти. Он приобрел такую силу, что не сомневался в своей неуязвимости. Любой, услышавший хотя бы слово из его уст, становился самым преданным его поклонником. К тому же все остальные способности – дополнительные Дары, в том числе Сила Мастера Меча, не пробиваемая обычным оружием кожа, – были при нем. Вот он и стал излишне самоуверенным. А слишком самоуверенный боец…

– …мертвый боец, – закончил за него Хатин; говорили, что слова эти, получившие распространение среди всех военных людей, принадлежали самому Кодонаку.

Ливадец усмехнулся и продолжил:

– Он не мог поверить, что на меня не действует его голос.

– А почему не действовал? – полюбопытствовал Ото.

– Потому что Марто его не слышал!.. В отличие от меня… – Алсая едва не плакала.

Ото хотелось утешить девочку, успокоить, она слишком много всего пережила… Кими – более догадливый и расторопный, чем старый Советник, подал ей травяного чаю, и она с печальной, но благодарной улыбкой приняла чашку.

– Я узнал, что некоторые жители опустошенных городов выжили. Таких выживших объединяла одна особенность – все они были глухи. То есть те, кто не слышал Абвэна, не подвержены были его чарам. Вот я и стал глухим на время…

– А почему ты мне не предложил этот способ?! – набросилась на него Алсая, и поток обвинений хлынул из ее уст весенним паводком: – Ты даже не намекнул мне, что так будет!.. Тебе стало жаль для меня воска?.. Ты не знаешь, что он сделал со мной, пока ты нападал!.. Он мою душу вывернул наизнанку! Я была не в себе! Я хотела тебя убить! Больше всего на свете хотела!.. А что я пережила, когда он умер!.. Ты!.. Холодный! Бесчувственный кусок льда! Бессердечный!.. Ты хуже Абвэна!.. Ты не умеешь чувствовать! И думаешь, что я такая же?.. Нет! У меня есть сердце и душа!.. И я его любила! Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь?!

– Понимаю.

Она замолчала, опустила глаза, зарделась, чувствуя неловкость от того, что высказалась в присутствии Ото и Кодонака, трясущимися руками поднесла чашку к губам и отпила. А Марто стоял, как ни в чем не бывало. Может, он действительно настолько бесчувственный? Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока Алсая говорила.

– Ты заткнул уши воском, чтобы не слышать Абвэна? Но, в самом деле, почему ты не сделал того же для Мастера Ихани?

– Он бы не поверил. Если бы мы оба не откликались на его слова, он сразу же заподозрил бы неладное. А так… Один из нас должен был слышать. И поддаться… И тогда у второго был шанс!

– Ты рисковал. Очень рисковал… – тихо сказал Кодонак.

– Да. Но без риска завершить это дело было невозможно. У меня был только один шанс – воспользоваться его самоуверенностью!

– Ты мог бы предупредить меня, посвятить в свой план… – вновь упрекнула Марто Алсая.

– Что бы это изменило? Ты бы мучилась, страдала, зная, что тебе предстоит…

– А так я не страдала?!

Марто не ответил ей, вместо этого он отстегнул пояс с мечом и протянул Кодонаку со словами:

– Спасибо за оружие. Но я не напоил этот меч.

Хатин поднял бровь:

– Разве не им ты убил Абвэна?..

– Его убил не я.

– Я ничего не понимаю!.. – воскликнул Ото. – Ты напал на Абвэна, в то время как Алсая была под влиянием его силы? Так кто же его убил?

– Я… – Она не поднимала глаз. – Случайно… Я хотела убить Марто…

– Безумцы! – высказал Хатин мысль Ото. Помолчал и добавил: – Возьми себе этот меч. Его имя – «Пляшущий горностай». Может, еще пригодится. Вас обоих я приглашаю в Золотой Корпус. Даже не приглашаю – повелеваю властью Советника. Такая гремучая смесь безумства и удачи… – Кодонак покачал задумчиво головой.

Ото не по нраву были его слова.

Элинаэль Кисам

Элинаэль лежала, натянув одеяло до самого подбородка, она была смертельно уставшей, но знала, что не уснет. Из соседней комнаты доносились приглушенные голоса переговаривающихся охранников. Их там десять человек!.. И Вирд приказал им не покидать ее покои!.. Элинаэль не стала возражать. Почему? Что-то было в его взгляде… Казалось, что не выполни она его требования – и он упадет замертво… Он был так расстроен, такое отчаяние бурлило в зелени его глаз… Да и сама Элинаэль по-настоящему устала – не до пререканий… Когда они появились в том жутком месте в Краю Тин, она не боялась. Страх, мучивший ее все то время, пока они готовились, ушел куда-то, истончился, развеялся, погас, – были лишь решительность и готовность к действию. Она четко знала, что и когда делать. Стена отделяла ее от поклонников Эт’ифэйны, и она не видела их лиц, не вслушивалась в их выкрики. Все получилось. Ее кровь сделала свое дело, и Древняя – кровожадная, опасная и могущественная, – погружена в сон, в забвение… на долгие и долгие века… пока новый безумец не пробудит это зло… Она надеялась, что с Атаятаном будет так же просто: порез на ладони, кровь, вытекающая вместе с силой физической и Силой Дара, и все… Несколько мгновений слабости – и радость победы. Но страх вновь проснулся, опомнился, подбирался к ней скользкими щупальцами. Она предчувствовала, что с Атаятаном-Сионото-Лосом так не будет. Просто предчувствие?.. А может, обычная нервозность, тем более что покончившее с собой целое племя – не очень радостное и вдохновляющее событие. Они были поклонниками Эт’ифэйны, приносившими Древней кровавые жертвы, готовые убивать для своей богини, но все же… они были людьми… И Вирду больно из-за того, что они сделали. Она видела, как больно…

Вместо торжества победы он испытывал отчаянные угрызения совести. Хотя руки его чисты, на них нет крови погибших… Вся кровь – на Древней! Но Вирд есть Вирд…

Элинаэль всем сердцем хотела сейчас присутствовать там, в зале, где лежала Эт’ифэйна, видеть, как Итин заключит это существо в саркофаг, убедиться, что Древняя по-настоящему не опасна; еще лучше – стать свидетелем того, как проклятую сбросят в глубины Океана Ветров. Но она осталась лежать в постели ради Вирда. То, что Элинаэль отдыхает здесь, в своей комнате под надежной охраной, приносило ему некоторое облегчение…

Она перевернулась на бок, подложила руки под голову, зажмурилась. Нет. Она не уснет! Слишком взбудоражена. Слишком много мыслей в голове. Элинаэль села, оперлась спиной на подушки. Стала вслушиваться в разговор охранников – ничего не разобрать… Хотя бы Эдрал проведала ее! Или другие ребята из Академии Силы… Она так давно не видела Шоса, Маха, Хабара, Марила, Тоше… а Лючин – так и вовсе пропала…

В комнату кто-то вошел, охранники разом стихли и, судя по скрежету отодвигаемых стульев, вскочили с мест.

– Да горит пламя Верховного! – приглушенно приветствовали они, стараясь не разбудить ее.

Вирд…

Он наконец-то переоделся в чистую одежду, сняв с тебя ту, что была на нем со дня битвы, избавился от уз Карта на руках, исцелил свои ссадины и кровавые «браслеты» на запястьях, оставленные железными оковами. Но лицо его не просветлело: тот же тяжелый взгляд и отчаянная боль, трепещущая в глазах.

– Почему ты не спишь? – спросил он, присаживаясь на край кровати и беря ее за руку.

– Не могу уснуть. Итин уже закончил саркофаг?

– Я его закончил. Только Мастер Путей сможет теперь ее освободить…

Элинаэль радовало это.

Они молчали. Вирд задумчиво смотрел в окно на виднеющееся в нем синее-синее небо. «Почему ты так подавлен?» – хотела спросить она, но не спросила – и так знала ответ.

– Я пришел узнать, как ты. Тебе необходим отдых. Постарайся уснуть. Тебе не нужно исцеление?

– Нет, не нужно… И уснуть я все равно не смогу, Вирд…

– Может, пусть подадут тебе чаю? Мята, сонный корень – они успокаивают… Или хочешь – я пришлю Музыканта Силы сыграть для тебя?

– А ты сам?..

– Я?..

– Ты ведь можешь играть?

– Да… могу… И я так давно этого не делал… Только сейчас внутри меня… будто бы поднялся ураган… Моя музыка не будет успокаивающей, Элинаэль… – Он грустно улыбнулся. – Значит – Мастер Музыкант, чай и сон? А то вечером Совет… А Советник Кисам вымотана…

– А Верховный? Свеж, бодр и радостен?..

– Не сказал бы… – со вздохом признал Вирд. – Но важно, чтобы с тобою все было хорошо… Поэтому я не стану угнетать тебя своим мрачным расположением духа, а пришлю тебе кого-нибудь в лучшем настроении. Эдрал? Может, хочешь увидеться с друзьями из Академии?..

– Я хочу, чтобы ты остался… – Элинаэль сжала его руку. – И чтобы отослал охрану… – добавила она тихо.

– Но…

Элинаэль расстегнула несколько верхних пуговиц на его каме.

– Вирд, отошли охрану, а дверь запри покрепче, чтобы никто не вошел… – Она многообещающе ему улыбнулась. Вирд помедлил лишь мгновение, встал, вышел в другую комнату.

– Все можете быть свободны! – услышала она его голос, отдающий приказ, шаги удаляющейся охраны, звук затворяемой двери и вслед за этим задвигающегося засова.

Когда Вирд вернулся и его взгляд скользнул по Элинаэль, которая сидела в тонкой кружевной, почти прозрачной рубашке, откинул одеяло, – лицо его уже не было столь угрюмым.

Элий Итар

После того как возвели этот дворец Атаятан не хотел покидать его ни на день. Элию же здесь не нравилось. Да. Дворец красив, величественен, верх искусства, торжество гения архитектуры… белый мрамор, сияющие своды… все замечательно… Но ему здесь не нравится!.. Он чувствует каждый простенок, возведенный Фаэлем, каждый камешек, к которому применялась Сила Вирда. Он знает, где они с Этаналем работали вместе, а где один Фаэль… В таких местах он и вовсе не может находиться подолгу. Только первый этаж Этаналь делал без участия Фаэля. Там Элий и поселился, проводя большую часть времени, хотя там живут в основном люди из нижних Кругов.

Сам Атаятан выбрал огромный зал на третьем этаже, с окном в целую стену, через которое можно было видеть океан во всей красе… Совершенно белоснежный зал. Сверкающий мрамор и освещение из тарийских светильников. Резьба на мраморных стенах изображала цветы и животных, а также символы… символы… непонятные символы… Все сделано рукой Фаэля… Элий знал. В этом зале он чувствовал себя хуже всего. Здесь ему казалось, что все его воспоминания оживают. Входя сюда, он вновь слышал голос матери:

– Никчемное ничтожество! Мое наказание за грехи! Что же ты так долго возишься с этой корзиной! У тебя же нога изувечена, а кажется, будто еще и обе руки! Ленивое отродье!.. Я на твоем месте ухватилась бы за такую возможность, дни и ночи бы посвящала, чтобы выучиться хотя б этому ремеслу! Кто будет тебя кормить, когда я состарюсь? Кому ты нужен, хромоножка?! Правду говорят, что нет хуже наказания, чем никчемные дети! Вот уж досталось мне… Хромой, тупой, еще и ленивый!..

Тот маленький слабый Элий плакал и старался поскорее сплести корзину, а непослушная лоза не давалась ему… А этот Элий… вернее – Варталас, которого сильным сделал гнев, запустил бы ей чем-нибудь в голову… чтоб она заткнулась!.. Но ее не было… это только воспоминания… это символы Фаэля вызывают их… Проклятый!..

Раньше он не гневался на Фаэля, плевать ему было на этого новоиспеченного Астри Масэнэсса, но теперь – да!.. Зачем Вирд полез ему в душу? И хотя Атосааль утверждал, что от того хуже только самому Фаэлю, Элий чувствовал себя так, будто за ним всегда подсматривали и теперь подсматривают… будто Фаэль всегда незримо присутствует где-то рядом. Рано или поздно Элий убьет своего проклятого «брата»!

Дворец этот не защищен, основные армии смаргов где-то за сотни и сотни миль отсюда. Почему Атаятан здесь сидит? Надеется на это свое перемирие? Или, наоборот, провоцирует Фаэля напасть первым и тем самым нарушить договор? Мыслей Древнего не поймешь… Время от времени Атаятан дает какие-то поручения тому или иному Мастеру из Первого Круга. Чаще всего Маизану, Хайшо и Абвэну. А в последние дни эти пятеро: те же Абвэн, Хайшо и Маизан, еще Титой и Атосааль только и заняты, что кормежкой и разведением армий смаргов… Благо что Элия к тому не привлекают – мерзкое дело…

Вчера все наконец собрались во дворце. Абвэна только нет – что-то доделывает… Несколько дней назад они проиграли Фаэлю и Кодонаку такую битву… Проклятый Мастер Путей своим воздушным полотном, похожим на северное сияние, уничтожил не меньше половины их армии. А каких трудов стоило вырастить такое количество смаргов! Насытить!.. Атаятан даже бровью не повел, улыбается, как ни в чем не бывало. Почему Древний лично не возглавил ту армию? Почему отсиживается здесь? Никогда Элию не понять это существо!..

Сегодня Древний собирает свой Первый Круг, что бывает не часто, обычно Он предпочитает говорить с ними поодиночке.

В белоснежном зале кроме трона Атаятана, переправленного из замка Айтш, – Этаналь и Фаэль не соизволили соорудить престол, – стоят еще семь небольших мраморных помостов, походивших на обрезанные в трех футах от пола колонны, на которых надлежало восседать избранным Первого Круга. Элию было все равно, а для Хайшо, у которого колени подкашивались в присутствии Атаятана, это большое облегчение – сидеть намного проще, чем стоять.

Негромкие звуки флейты, как всегда, наполняли пространство вокруг. Динорада, бледная и прекрасная, занимала свое место ближе всех к Древнему и играла замысловатую, создаваемую Силой мелодию.

Элий поглядывал по сторонам, ему казалось, будто символы на стенах отсвечивают алым… Что они означают? Понимает ли их значение Атаятан? Как всегда, ему не по себе в этом помещении.

Все собрались, кроме Абвэна – одно место пустует.

Динорада затравленно поглядывает на всех исподлобья. Хочет ли она вырваться? Хочет… Она уже столько месяцев подряд почти не выпускает флейту из рук, почти не отнимает от губ… В ее взгляде смертельная усталость, хотя на лице никаких следов утомления.

– Можешь отдохнуть, Иниханта, – говорит вдруг Древний. – Можешь побыть с другими какое-то время…

Она смотрит на хозяина изумленно – не смеет надеяться.

– Я вижу, что ты не очень счастлива пребыванием в моем присутствии. Тебе нужен отдых. Я приглашу пока другого Музыканта.

Динорада поклонилась.

– Вы все не очень довольны. Вам представлялось иным ваше существование? Вам не нравится ваша работа со смаргами? Что скажешь, Потфар?

– Это честь… выполнять работу для тебя!..

– Врешь – тебе не нравится… И не должно!.. Но больше всех из вас роптал Арташанэй: он получил лучший дар, но все равно не был доволен. Вы, люди, жадны сверх меры: чем больше получаете, тем меньше в вас благодарности, тем больше вы хотите… Арташанэй мертв!

Эбонадо, услышав это, едва заметно усмехнулся.

– Я мог бы вернуть его даже сейчас… Но не стану. Не место ропщущему в моем Первом Круге. Мне нужен новый Арташанэй!.. Кто из вас хочет получить то, что он презрел? – Атаятан оглядел всех бесцветными глазами. Элию это не нужно. Все, что он хочет – это увидеть Город Огней в развалинах.

– Иниханта? Желаешь получить такой дар?

– Да!..

– А ты, Маленький Пророк? Дар увлекающего словом?..

– Да, мой господин…

– Пантэс, как ты будешь использовать подобное умение, овладев им?

– Я буду служить тебе!

– Ты правдив. Но я предназначил это для другого. Я не слишком хорошо понимаю вас, людей. Разбираться в ваших желаниях, заглядывать в ваши мечты, осуществлять их и доставлять вам наслаждение, подчиняя при этом вас себе всецело, – было особым умением Меняющей обличья, но не моим. Она не захотела учить меня. Впрочем, мне это и не нужно. И ей не помогло ее искусство – она уснула.

Элий удивился.

– Нам вновь пробудить ее? – раболепно спросил Маизан.

– Нет, Пантэс. Я больше не нуждаюсь в ней. Она посягнула на мою территорию. Хотела заполучить то, что принадлежит мне. Охотилась за Целителем, который может быть только моим. Она преступила границы! Нарушила принципы, уважаемые Хтэмами. Поэтому я не вмешался и позволил Огненосцу отправить ее в забвение. Тем более что вы бы не смогли сейчас извлечь ее из склепа, созданного им.

О ком он говорит? Скорее всего, о Фаэле. Эт’ифэйна спит? Хтэмы, по всей видимости, друг друга недолюбливают. Атаятан пробудил ее, надеясь на ее помощь, а когда она отказала в желаемом, и пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти.

Впрочем, Элий был уверен, что даже научи Меняющая обличья Атаятана всем тонкости этого их Пути Тени, тот не стал бы спасать ее из благодарности. Хтэмы – не люди. Всего двое бодрствующих существ этого вида во всем мире – и то не поладили… как же они находили общий язык в древности?

– Как умер Абвэн? – спросил Элий. Ему хотелось подробностей: не из каких-либо дружеских чувств к этому смарговому напыщенному говоруну – нужно знать, какая опасность может грозить Первому Кругу и ему в том числе. У Фаэля был меч, способный убить их, существовало ли еще подобное оружие? – Это Фаэль убил Арташанэя?

– Вирд-А-Нэйс? – протянул Атаятан, и улыбка его на мгновение изменила оттенок, став, словно у гурмана, размышляющего о новом деликатесе. Элия передернуло. – Нет. Он не участвовал ни в убийстве Арташанэя, ни в погружении в сон Меняющую Обличья. Не его рука убила Арташанэя.

– Так чья?..

– Женщины. Исчезающей. Скоро его тело будет предано огню, после этого я не смогу возвратить его. Вы не просите меня воскресить Арташанэя?

Никто не просил. Даже Динорада: она бы хотела вернуть Абвэна, но была так подавлена, испугана… она и слова не скажет…

– Чего же ожидать от людей?.. Вы презираете и ненавидите даже самых близких вам, а больше всего – тех, кому завидуете.

Он сделал такие выводы потому, что никто не просит за Карея? А сам как поступил с Эт’ифэйной? Он тоже ей завидовал? Может, и завидовал, раз так стремился научиться ее искусству. Мерзкому, к слову, искусству.

– Алсая Ихани все-таки завершила то, что начала… – задумчиво произнес Эбонадо Атосааль. – У меня было видение…

– Ты именно так видел смерть Абвэна, когда говорил об этом в Эйчи? – Титой вспомнил какой-то разговор, при котором он – Элий, не присутствовал.

– Да. Она убила Авбэна случайно, желая защитить, находясь под действием его слов. Я предупреждал его давно, чтобы он поосторожнее был с этой женщиной, я видел в ней роковую для него опасность. Но он не свернул с пути, ведущего к погибели…

– Итак, Огненосец, вернее – Огненосица вновь погрузила в сон Эт’ифэйну. – заговорил Атаятан после долгой паузы. – Второй раз… Меняющая Обличья не смогла извлечь урок и измениться. Ее сгубила алчность. Хотела всех самых лучших поймать в свои сети, а вместо этого сама угодила в ловушку.

– Желаешь, чтобы кто-то из нас убил Мастера Огней?.. – услужливо пролепетал Маизан.

– Нет. Не желаю. Более того, я жду, когда Повелитель Огней придет ко мне. Жду с нетерпением!.. Все-таки чему-то научила меня Эт’ифэйна… Порой наслаждение важно и для Хтэмов…

Что он имеет в виду?

– А теперь слушайте меня! Повелитель Огня, Архитектор, Целитель, который сбежал, и тот, кого вы называете Мастером Путей, – они все – мои! Если кто-либо из вас прикоснется к ним – умрет! Если кто-то из ваших Кругов прикоснется к ним – умрет тот, из чьего он Круга – кто-то из вас! На то, что я назвал своим, никто не смеет посягать!

Угрозу и ужас, исходящую от Атаятана при этих словах, мог ощущать даже Элий. Древний разгневан?! Даже улыбка исчезла… Уж гнев-то Хтэмы способны испытывать – теперь Элий в этом уверен.

Воцарилась тишина. Хайшо откровенно дрожал. Динорада втянула голову в плечи и, кажется, хныкала… Что сделал с ней Атаятан?.. Она всегда была гордой, дерзкой, честолюбивой и надменной, а сейчас – скулит… такое поведение необычно для нее. И хотя Элий никогда не испытывал симпатии к этой холодной змее, ему неприятно было видеть ее такой: раздавленной, уничтоженной, лишенной стержня… Идай Маизан раболепно склонил голову, не смея поднять глаз, – как еще не растянулся на полу?.. Титой выглядел огорченным: все-таки этот смаргов Мастер Полей действительно кровожаден, и ему мечталось убить кого-то из названной четверки собственной рукой.

– Позволь спросить, Атаятан-Сионото-Лос? – Один Эбонадо решился высказаться. Уж его ненависть к Фаэлю и желание лично покончить с Мастером Путей известны всем – наверняка он огорчен заявлением Древнего больше других.

– Позволяю, Маленький Пророк.

– Почему эти четверо? Ты хочешь связать их с собой? Даже Ма́стера Огней?.. Что ты сделаешь с ними, если они откажутся?

– Какое тебе дело, Эльфил, как я поступлю с ними? Я знаю, что ты хотел использовать Повелителя Огня как оружие, чтобы я боялся тебя. – Он засмеялся звонкой приятной музыкой, тем не менее неприятно затрагивающей что-то в глубине души каждого слышащего ее. – Но ты не прав… Вот тебе еще одна загадка – найди ответ: почему? Ты уже узнал значение своего имени?

Пророк не смел пристально смотреть в глаза Атаятану, как смотрел бы любому другому собеседнику. Эбонадо смертельно бледен: от ужаса, от раздражения, от досады… Упоминание о неразгаданном значении его имени очень болезненно для Пророка – он скрежещет зубами, раздувает ноздри, сжимает кулаки. Элий догадывался, что он приложил массу усилий, чтобы найти ответ, но добраться до разгадки так и не смог.

 

Глава 19

Купол над городом

Итин Этаналь

Итин вышел на балкон своих покоев в Здании Совета. Он был зачарован музыкой, лившейся летним дождем, сладостным потоком откуда-то из комнат, расположенных напротив. Итин оглядывался по сторонам: на балконах, выходивших во внутренний круглый двор, стали появляться люди… Мастера Силы, их семьи, слуги… все, кто мог слышать эту прекрасную музыку. Она трогала его сердце, она вызывала нежность и тревогу, тоску и радость, жажду защитить… спасти… сохранить… удержать… Итин застыл, вслушиваясь. Песня Города… Песня Семи Огней. Одной рукой сохранить, другой рукой защитить… Сколько всего в этой мелодии: образы, эмоции, память… не самого Итина – память Города! Свет и любовь, мир, покой, огонь жизни и огонь Дара… Цветущие Мицами и стройные кипарисы, Кружевной мост… Пролитая кровь Астри Масэнэсса, убитого на фундаменте здания Академии Силы… Тарийский светильник, зажженный в ночи севера… Надежда каждого человека, Одаренного и неодаренного… детские голоса, улыбки девушек… Радость матери, гордость отца… Сила юноши… Восторг творца-человека и простертая длань Мастера Судеб… Крылья, раскрытые на ветру… Небо, покоренное полетом… Ветер, ожививший зелень молодых листьев, подхвативший золотые лепестки цветков Мицами и устилающий ими землю… Экстаз высоты… Знамя Тарии, трепещущее на ветру… Пламя, пожирающее зло…

Итин вдруг увидел!.. Он по-настоящему увидел эту музыку: она золотыми отблесками струилась из окна Верховного… Это Вирд играет… Музыка рисовала что-то в небе… И Итин видел: купол, сотканный из воздуха, и еще из чего-то… прозрачного, неосязаемого, неопределенного, но важного, как душа… Итин невольно потянулся к этому куполу серебряными нитями своего Дара. Он никогда не строил… из воздуха… из ветра… из аромата цветущих деревьев… из смеха и надежды… Как можно строить из музыки?.. Но Итин делал это… и делал не один – вместе с Вирдом. Радужные нити Силы Мастера Путей и серебряные – Архитектора сплетались в небе, образовывая купол над Городом…

Чем больше работал Итин, тем яснее понимал намерения Вирда, видел план, цель, знал, каков будет результат. Кружево, сплетаемое их Дарами… музыкой и ветром… будет настолько плотным, настолько крепким, что ни один человек, чьего сердце коснулась игла Доа-Джота, не сможет пройти сквозь него… никогда не сможет переместиться сюда… Нога Древнего или его смаргов не вступит в Город Семи Огней. Больше того, даже тень Атаятана не способна преодолеть этого препятствия. Огонь пылает в нитях сплетаемого кружева… Итин почувствовал, что кто-то еще помогает им… Кто-то зажигает, один за другим, сияющие невидимым светом огоньки под куполом… это – стражи, которые не пропустят зло… Они дрожали, как капли росы в паутине на солнце… И только Итин, Вирд и та, кто их создавала – Элинаэль, могли видеть их… Итин тончайшей пленкой закрыл все прорехи в куполе, укрепил дрожащее кружево, Вирд ощетинил купол острыми незримыми иглами, Элинаэль наэлектризовала узор молниями. Все разом – Итин не видел ни Вирда, ни Элинаэль, но чувствовал это, – отпрянули, отступили назад, устало присели. Музыка стихла…

Люди стали уходить с балконов. А Итин чувствовал непреодолимую слабость и невероятную радость. Он так и сидел прямо на полу перед распахнутыми створками балконной двери.

Он лег на ковер. Ему было хорошо: от выполненной работы, от пережитого экстаза творения, от того чувства безопасности, которое объяло теперь весь Город Семи Огней и его сердце…

– Итин! Ити-и-ин!

Итин открыл глаза, непонимающе заморгал, узнал в склонившемся над ним прекрасном белокуром посланнике Мастера Судеб, сияющем в лучах заглядывающего с балкона солнца, – Иссиму. Он улыбнулся и с ужасом обнаружил, что не может пошевелиться.

– Почему ты спишь прямо на полу?.. – нахмурилась девушка. Она, даже когда хмурится, – само совершенство.

– Не могу пошевелиться… – Его собственный голос был чужим, тихим и сиплым.

– Почему?.. – Иссима казалась обеспокоенной. Она беспокоится о нем!..

– Я помогал… создавать защиту… купол над городом… – Говорить было трудно.

– Купол?

Итин слабо кивнул. Иссима стояла над ним на коленях, а он восхищенно, затаив дыхание, любовался овалом лица, обрамленным золотыми локонами, голубыми, как сверкающие на солнце прозрачные лесные озера, очами, длинными подрагивающими ресницами, что были темнее, чем волосы, и делали ее огромные глаза еще больше, коралловыми губами, сочными… сладкими… Иссима…

– У тебя что – отток?.. – Чудесный перезвон серебряных колокольчиков в ее голосе.

– Наверное… – только и смог ответить он.

– Я позову слуг, чтобы тебя перенесли на кровать, – строго сказала она и, не дожидаясь ответа, встала, направляясь к двери; ее длинные волосы, развеянные случайным порывом ветра, защекотали ему лицо. Итин вдохнул их фиалковый аромат и застонал от наслаждения.

– Тебе больно?.. – Испуганный голос Иссимы.

– Нет. Нет…

– Потерпи!.. Я сейчас!

Она вернулась быстро – но не так быстро, как хотелось ему, – в сопровождении двоих здоровенных парней в одежде слуг Здания Совета. Они подхватили его – один за ноги, другой под мышки. Итин по-прежнему был совершенно беспомощен.

Иссима присела на краешек его кровати. Ее обволакивал запах фиалок, накатывая на Итина нежными волнами.

– Тебе лучше?.. – Как прекрасен и нежен ее голос!.. Как трогательна ее забота!..

– Я лишь очень слаб…

Она сдвинула изящные полумесяцы-брови, прикрыла глаза, и Итин почувствовал покалывание ледяных иголочек по всему телу.

– Ты здоров. У тебя ведь ничего не болит? – Она исследовала его – все-таки Иссима – Целитель…

– Нет… Я же говорю, что просто не могу пошевелиться… это пройдет…

– Как ты довел себя до такого состояния, Итин? Ты же не студент-первогодок!.. – Она решила его отчитать – мило…

– Я помогал Верховному… Я не знаю, что вышло… Просто мы создали защитный купол над городом…

– Ты и Вирд?

– И Элинаэль… я думаю… – Его голос еще чужой.

Иссима резко встала; если бы он мог пошевелиться, то удержал бы ее – так не хотелось, чтобы она уходила… Девушка подошла к двери, окликнула кого-то, в проеме показалось конопатое лицо одного из парней, помогавших переносить Итина.

– Эрс, сходи к Советнику Кисам, скажи, что Иссима Донах желает знать, как она себя чувствует. Потом к Верховному – то же самое!

Она вернулась, к величайшему облегчению Итина, и снова присела на краешек кровати, вновь облако фиалкового аромата защекотало приятно его ноздри.

– Ты становишься похожим на Вирда: так же, как он, не жалеешь себя, делаешь что-то, что превосходит твои силы и возможности, надрываешься, а потом не можешь пошевелиться. Ты разве не помнишь, в каком состоянии мы нашли его в твоем доме… Тогда, в первый раз?

– Помню, конечно… Но, Иссима…

– Что?

– Так было нужно. Я знал, что так нужно. Этот купол защитит всех нас от Древнего, и от его Кругов, и от смаргов…

Девушка хмыкнула.

– Я должен был помочь ему… Он не просил, мы вообще не разговаривали и друг друга не видели, но я знал… что должен…

Иссима поджала губы.

– Это очень важно… – продолжал оправдываться Итин.

Внезапно она улыбнулась – словно солнце показалось из-за тучи; Итин даже ощутил тепло, затем взяла его руку… безвольную… но способную ощущать прикосновение ее нежной бархатистой кожи.

– Ты не можешь пошевелить рукой?

– Нет…

– Даже чуть-чуть?

– Нет…

– Тогда я могу делать с тобой что угодно, а ты даже не станешь сопротивляться!.. – засмеялась она.

«Ты в любое время можешь делать со мной что угодно…» – подумал он… или произнес вслух?!

Она провела рукой по его волосам, щеке, он прикрыл глаза от удовольствия и едва не замурлыкал, словно кот. Рука скользнула на шею и грудь. Какие нежные у нее пальцы…

– Ты точно ничего не чувствуешь?.. – Девушка хитро улыбалась.

– Я все чувствую, Иссима, просто не могу пошевелиться… – Кажется, его голос обрел некоторую твердость и громкость.

Рука Иссимы скользнула ниже по его груди, а по всей коже Итина поползли мурашки, он ощутил, как по жилам струится кровь. Его руки ожили, он смог приподнять кисть, которая тут же упала.

– Не можешь шевелиться?.. – прищурилась Иссима, тут же заметившая движение.

– Способность возвращается…

– Я же Целитель… – шепотом сказала она, склоняясь к самому его лицу так, что он почувствовал ее дыхание.

Громкий стук в дверь заставил ее отпрянуть.

– Входите! – произнесла Иссима, выпрямившись.

Вновь конопатое лицо, опущенные глаза, пришибленный вид. Итин злился… Еще не было посетителя, которому он был бы рад в меньшей степени, чем этому Эрсу.

– Госпожа Донах…

– Говори. Был у Советника Кисам?

– Да. Она передала, что с ней все хорошо. Еще она сказала, что удивлена вашим вопросом.

– Она сама тебе это сказала?

– Нет… – Он вдруг покраснел до самых кончиков ушей и добавил вполголоса: – Но я переговорил с ее служанкой… с Нини… Так это… Нини сказала, что Советник не может встать с постели… Упала в обморок…

– Когда?

– Да вот с час назад где-то…

– А что Верховный?

– Меня туда не пустили, сказали, что… – парень замялся, и еще больше залился краской, покраснела даже его крепкая шея, – что…

– Ну?.. – Иссима выгнула бровь.

– Что… если Иссима Донах хочет знать, то пусть сама приходит… – выдохнул он.

– Ступай! – сердито сказала Иссима, а когда он вышел, тут же звонко рассмеялась:

– Похоже, с Вирдом и Элинаэль – то же самое! Значит, вы втроем создали какую-то штуку над городом, хотя ты толком не знаешь, что это?

Итин хотел пожать плечами, но не вышло…

– Ну да ладно, я выясню все позже. А сейчас займемся тобою. Ну-ка, приподними руку!

Он послушно сделал слабое движение кистью правой руки.

– Хорошо!

Девушка с серьезным видом принялась сгибать и разгибать его кисть, а ему так хотелось, чтобы она вновь склонилась к нему, обдала горячим дыханием…

– Так ты говоришь, что все чувствуешь?.. – Строгий тон опытного Мастера Целителя, принимающего пациента.

– Да.

– И это? – Она легонько ущипнула его за предплечье.

– Да.

– И это? – Иссима провела тыльной стороной ладони по его щеке.

– Да… – улыбнулся он.

– И это? – Она неожиданно поцеловала его, горячо, нежно, страстно, так, что на мгновение у Итина закружилась голова, а еще через мгновение он смог обнять ее слабыми руками.

– Тебе уже лучше?

– Да…

– Тогда продолжим исцеление. – Иссима медленно принялась расстегивать пуговицы на шелковом сиреневом платье…

Это было самое приятное исцеление в его жизни…

Ата

– Ата? – услышала она окрик и обернулась.

Алсая. Та самая женщина, которая однажды перенесла ее из зимы в лето, из ночи в день, показавшаяся ей тогда добрым духом. Эта женщина спасла ей жизнь… и Ата стала Ташани-без-народа. Лучше бы она умерла тогда… Но мудрая Сова возродила ее надежду, дала ей три знамения. И теперь ей незачем умирать.

– Приветствую тебя, Женщина, что умеет исчезать.

Алсая подошла к ней, улыбнулась.

– Что ты делаешь в Здании Совета?

– Вождь Кодонак сказал мне: «Жди здесь!» Ваши воины и ваши вожди не имеют никакого почтения к Ташани… Они не боятся прогневить духов!

– Вождь Кодонак?.. – Женщина хмыкнула. – А когда он тебе это сказал?

– Одну луну назад!

– Месяц?.. А с тех пор ты его видела?..

– Нет! Он сказал: «Сиди здесь и жди!» Я жду.

– Где ты ждешь?

– Здесь!.. – Ата показала рукой вокруг себя.

Все эти дни она провела в коридорах этой Хижины тысячи хижин. Она бродила здесь, будто по тундре, находила открытые двери и спала в комнатах, где не было никого. Ата ждала.

– А что ты ела все это время?

– У меня есть припасы.

– Да Кодонак попросту забыл о тебе!..

– Вождь не забывает!

Алсая покачала головой:

– Ата, пойдем со мной…

– Вождь Кодонак…

– С каких пор ты слушаешься повелений вождей?

Женщина знала, что говорит. Она права. Ата опустила голову. «Я забываю, что такое – быть Ташани…» Алсая пошла вперед куда-то по коридору, и Ата последовала за ней.

– Я знаю, что Человек с крыльями вернулся.

– Да. Верховный здесь. Хочешь увидеться с ним?

– Нет. Я просто должна быть рядом с ним, пока не исполнятся три знамения. Одно уже исполнилось.

Женщина заинтересованно оглянулась:

– Какое же?

– Песнь Севера убивала моих врагов, и я узнала, что не весь мой народ погиб. Я узнала, что на севере страны, которую вы зовете Ливад, большое племя. Снег стал черным от их жилищ.

– Правда?.. – Алсая была удивлена. – Нужно будет сообщить тем, кто в Та-Мали. Там тоже есть Дети Снегов, которым удалось спастись. Они пришли после того… как… Древний уничтожил то большое племя…

Ата остановилась:

– Дети Снегов?..

– Да. Их там немного, где-то с полсотни. В основном охотники, которые ушли торговать еще до нападения. Они поклялись отомстить.

– Мы будем мстить, пока не умрет последний Другой, пока Он не сгорит!

– Сгорит? Не думаю… Уснет… Он неуязвим.

– Он сгорит!..

– Если хочешь, Ата, я перенесу тебя в Та-Мали. Там тебе будет лучше… среди своих. Или на север Ливада… Это, наверное, на перешейке? Нужно будет спросить Марто…

– Нет. Пока не исполнились все знамения, я должна следовать за Человеком с крыльями.

Алсая пожала плечами и снова повернулась, чтобы идти дальше. Ата пошла рядом с ней.

– Ты могла бы увидеться с соплеменниками, а потом вернуться. Не так уж это и долго… За день бы управились. А Вирд-А-Нэйс никуда не денется.

– Ты вернешь меня назад сегодня же?

Алсая посмотрела на нее сверху вниз – Умеющая исчезать была очень высокой, почти как мужчина.

– Мне кажется, или я уговариваю тебя?.. – усмехнулась женщина.

– Я хочу увидеть других Детей Снегов, Исчезающая. Но я должна вернуться уже сегодня!..

– Ладно… Будем считать, что это ты меня уговорила. Прямо сейчас?..

Ата кивнула. Она хотела увидеть людей своего племени. Хотела поговорить с теми, кто, как и она, поклялся отомстить.

– Только возьмем теплую одежду… – сказала Алсая, – а то я и забыла, какой там мороз…

Четыре раза по десять и еще двое – насчитала Ата. Сильные, крепкие мужчины, мудрые вожди, смелые охотники, только их глаза были словно потухший в жилище очаг – без жизни. Увидев Ташани, они повеселели. Но когда узнали в Ате Вестницу восставших, Принесшую-злую-весть, Ташани мертвых – все как один опустили головы и понуро замолчали. Но сердце Аты все равно радовалось, что они живы.

– Я больше не Ташани-без-племени, – сказала она. – Послушайте меня, вожди, воины! Я больше не Принесшая-злую-весть, я не вестница смерти – я вестница жизни! Я видела мудрую Сову, и она дала мне три знамения, одно из которых уже сбылось!

И Ата рассказала все: о Человеке с крыльями, о своем сне, о знамениях, о будущем…

– Ты говоришь, Ташани, что наши люди еще будут умирать? – сказал Гихо, высокий и прямой, как дерево в землях людей огня. Сильный и красивый. У Гихо был брат Ай-Хойк – отражение его в воде. Такой же сильный, такой же красивый, и только имя и взгляд отличали одного от другого. Гихо смотрел хмуро, прищурившись, Ай-Хойк словно улыбался глазами. – Мы еще будем гибнуть – иначе как исполнится второе знамение? И ты говоришь, что больше не вестница смерти?

– Только один погибнет… – тихо произнес Шоймс Старый Волк. – Честь для воина положить свою жизнь, чтобы спасти народ.

– Честь для воина!.. – повторило множество голосов.

Но Ата не хотела, чтобы кто-то из них погиб. «Ты увидишь последнего из твоего племени, чью кровь прольет Он».

Ата благословила всех, пахучей красной травой ши, смешанной с тюленьим жиром, нарисовала на лбу каждого солнце. Вожди и простые воины, юные и старые поклонились ей. И Ата обещала, что придет день, и они вновь станут сильным великим народом, который не боится ни холода, ни ледяного ветра, ни долгого пути по снежной пустыне, ни хищных зверей, нападающих из тьмы. Они – племя смелых охотников – Дети Снегов. Кровь их сильна, и Купающийся в крови купается на погибель себе!

– Прощайте, братья, – собралась уходить Ата.

– Подожди!.. – Шоймс Старый Волк встал. Он посмотрел на Ату, поднял сморщенную, но еще сильную руку. – Слушайте меня, воины. Если вы Дети Снегов, то должны знать обычай.

– Какой обычай, старейшина? – спросил Кигэ, вождь племени Кадиш.

– Когда я был молод, как ты, вожди клялись на крови, что не оставят без защиты свою Ташани. Мы должны пойти за ней, чтобы защищать ее, пока не исполнятся знамения.

– Но, старейшина!.. – воскликнул Гихо (он лишь недавно получил право говорить в присутствии вождей – кровь его горяча), – мы клялись остаться здесь, чтобы отомстить!

– Кому отомстить, Гихо? Враг наш уже ушел далеко на юг. Нам некому здесь мстить. Правда в том, что мы прячемся в этой башне! А мстить… некому… Если пойдем с Ташани, то найдем нашего врага!

Воины зашумели и закивали.

– Мы пойдем с тобой, Ташани! Мы пойдем с тобой!.. – послышалось со всех сторон.

Ата радовалась. Вожди и воины из ее народа будут с ней в том большом городе… чужом городе…

– Послушай, Ата… – тихо произнесла подошедшая к ней Алсая. – Я не смогу переместить всех. Только тебя и еще… максимум двоих. Скажи им об этом.

Ташани удивилась: Женщина, которая умеет исчезать, не могла взять всех… А может, она не хотела?

– Только двое пойдут со мной! – громко объявила Ата.

– Кто же эти двое? – хмуро спросил Гихо.

– А вот ты – и пойдешь! – Шоймс Старый Волк указал на Гихо скрюченным пальцем. – Пойдешь, чтобы научиться уважению к Ташани! Будешь защищать ее! А если хоть волос упадет с ее головы – позор ляжет на тебя!

– Слушаюсь, старейшина… – сквозь зубы процедил Гихо.

– А я буду вторым! – сказал вдруг Ай-Хойк, улыбаясь. – Не допущу, чтобы брат мой был опозорен.

– Так и решим! Идите, и пусть духи хранят вас, как вы будете хранить Ташани!

«И тогда начнется возрождение твоего народа. Вновь будут чтить традиции. Вновь будут говорить старцы, а молодые – слушать. Снова наденет невеста свадебный там-тук. Снова возьмет воин в руку копье. Снова поведет отец сына на первую охоту…»

Гани Наэль

– Я так тебя и не поблагодарил, Музыкант… – Его величество Мило Второй любовался, как под веселую мелодию, исполняемую четырьмя скрипачами, флейтистом, двумя барабанщиками и еще одним карликом, вооруженным бубном, выплясывают придворные на устроенном им празднике в честь победы в Ливаде.

Танцевальная музыка никогда не была коньком Гани, поэтому он, исполнив перед двором несколько баллад о былой славе тарийских рыцарей, присел на один из стульев, что стояли вдоль стен. Остальное пространство зала было свободно от мебели и приспособлено для всевозможных танцевальных па, прыжков, пассов и пируэтов – всех этих изысканных способов поразмять кости под ритм музыки.

Юная Агая сейчас кружилась с молодым командиром одной из частей тарийского войска Мастером Тоймелом, сияя, что тарийский светильник, сверкала звездами-глазами, то и дело обнажала белоснежные ровные зубки. Принцесса была прелестна, одна ее рука лежала на плече Тоймела, вторая утонула в его широкой ладони. «Она танцует с ним уж пятый танец», – заметил Гани.

Королева Алиния, которая до этого момента весь вечер не отходила от короля, – или король от нее, – отдала новый танец престарелому совершенно лысому герцогу Тифтсу. Тот, несмотря на свой почтенный возраст, отплясывал так лихо, такие коленца выдавал худосочными ножками, мелькавшими будто палки из-под парчового кама, – что Гани невольно залюбовался.

Мило тем временем подошел к Гани, присел рядом и завел разговор о ливадских событиях.

– Королеву ведь исцелили, и все еще может достаточно хорошо закончиться. Я отчего-то чувствую огромное облегчение, словно все стало на свои места, – разоткровенничался король. Он до сих пор не знал, что причина их бездетности была не в Алинии, а в нем – Гани не выпало удобного случая рассказать ему, а это серьезная новость для Мило, влекущая за собою далеко идущие последствия.

– Ваше величество, – тянуть с сообщением больше нельзя… Гани набрал воздуха в легкие, – должен вам кое-что сказать…

– Что? Желаешь награды? Я сделаю тебя графом, Музыкант, не дожидаясь, пока пройдет год. Выбрал себе герб?

– Да, герб я себе выбрал… – признался Гани, – но не о награде речь. – Снова сильный мира сего предлагает ему материальное вознаграждение, а он сам переходит к другой теме… Он изменился… Нужно будет как-нибудь съездить на родину, в Междуморье: тетушка Фли втолкует ему, как это глупо – отказываться от наград, почестей и не пользоваться предоставляющимися возможностями.

– Так о чем же?..

– О детях… внуках Палстора…

Король помрачнел:

– Что еще?.. Палстор уже узнал об исцелении? И при чем тут мои бастарды?

– Боюсь… что вы, ваше величество, никак… не причастны к их рождению…

– Что?.. – Мило нахмурился, недоуменно глядя на Гани. – Ты что, Музыкант, выпил лишнего? Нахлебался ливадского пи-ата, а к нему у тебя нет привычки, и ты пьянеешь?.. Или тебя смарг по затылку саданул?.. Ты же вроде в битве не участвовал?

– Ваше величество… – зашептал Гани, – королева Алиния в… этом отношении… была совершенно здорова, как поведал мне Мастер Шейлс. Причина была… в вас…

Король побелел. Замер. Превратился в каменное изваяние. Гани тоже застыл, ощущая кожей ту бурю эмоций, что переживал сейчас Мило.

– Ты точно не пьян?.. – Король бросил на него быстрый недобрый взгляд.

– Нет, ваше величество.

– Так они меня исцелили тогда от этого?..

– Да, ваше величество…

– Раздери их Древний! Смарг их сожри! Что ж они молчали?.. А ты, ни искры, ни пламени, почему мне не сказал сразу?! – приглушенно, но гневно шептал король.

– После Ливада, ваше величество, не было возможности с вами поговорить наедине…

– Чушь!.. Смарг тебя дери! Не мог меня найти? Перекинуться парой слов не было у тебя возможности, проклятый Наэль?! Думаешь, для меня это шутки?..

– Нет, ваше величество… – склонил голову Гани. Он ожидал такой реакции, но у него действительно не было возможности сказать это раньше, не привлекая лишнего внимания.

– Палстор крутил мною как хотел!.. Эти его… – король употребил выражение по отношению к дочкам графа, которое более уместно в устах пьяного матроса в адрес женщины ну очень уж нетяжелого поведения, – они врали мне в глаза, заставили надеть эту дрянь!.. – Мило схватился за медальон сквозь слой одежды. – Вынудили дать клятву!.. Надеялись, что я сложу голову в Ливаде! А ведь у них почти получилось… Я был на грани… А ты молчал?!

Гани не ответил.

– Я думал, тебе можно доверять!

– Ваше величество…

– Отстань от меня, смаргов лгун!..

– Ваше величество!.. Если бы мне нельзя было доверять, то я и сейчас бы молчал. Тут дело в другом… Нельзя пока раскрывать Палстору, что вам стал известен его обман.

– Что?.. – возмутился Мило. – Я должен бояться это вонючего интригана?..

– Не бояться – опасаться.

– Ты явно повредился умом, Музыкант! Чем тебя поили в Ливаде твои дружки Целители?..

Гани усмехнулся:

– Такие дружки и холодной воды не подадут… Граф Палстор, ваше величество, не стал бы действовать так нагло, не имея поддержки.

– Плевать мне на эту его поддержку!.. Наэль, ты же человек Верховного, в конце концов! Кто может оказывать Палстору такую поддержку, чтобы его «опасались», как ты выразился, Верховный и Король-Наместник?

– Вот я и хочу выяснить, кто здесь замешан. А если вы, ваше величество, снимете с Палстора голову прямо сейчас, то мы этого никогда не узнаем.

– Так бы и сказал, что тобою движет чистое любопытство: я бы тебя понял… – Настроение короля изменилось, словно направление весеннего ветра, он уже не гневался на Гани.

– А знаешь что, Музыкант… – после некоторого молчания, обдумав слова Гани, произнес король. – Алиния могла иметь детей… И не знала об этом… Это ведь значит, что она мне не изменяла! Так получается?..

Гани хмыкнул и тихонько произнес:

– Единственный правдивый слух о ней – это кинжал под платьем…

Король громко рассмеялся.

 

Глава 20

Чужие сны

Элий Итар

Элий вскочил. Это не его сон!.. Ему вовсе не снятся сны!.. Опять проклятый Фаэль! Доведет его до безумия… Какой раз уж ему снится нечто подобное: эта синеглазая смазливая девчонка Элинаэль попадает в какую-нибудь передрягу, а он не может ее спасти. То ее убивает кто-то, то похищает, то она падает вниз со скалы… он протягивает руку, касается кончиков ее пальцев своими, ее рука соскальзывает… она летит… волосы развеваются на ветру, в глазах слезы, но она не кричит…

Это не его сон!.. Элий знал, что есть такая Мастер Огней – Элинаэль, но лично с ней он никогда не встречался. В лицо ее не видел, но все же был уверен: снившаяся ему девушка – именно она. Именно так выглядит эта смаргова мастерица пламени, светильников и молний, Советник Кисам, возлюбленная Вирда Фаэля!..

А Атосааль утверждал, что это Вирд Фаэль будет маяться чужими воспоминаниями, чужими страхами и надеждами, будет по ночам видеть его – Элия, сны… Но у него – Элия, никаких снов раньше не было! А если и были, то они ему не докучали – он их совершенно не помнил!..

Несмотря на позднюю ночь, Элий оделся, покинул свои комнаты и направился к Эбонадо. Двое охранников из Третьего Круга бывшего Верховного, стоявшие на страже у двери, отскочили, обжегшись его гневным взглядом, и Элий беспрепятственно распахнул дверь и вошел. Раздражение его усиливалось, подогретое стенами, возведенными Фаэлем, – Атосааль жил на четвертом этаже, где Мастер Путей приложил к творению руку не в меньшей степени, чем Этаналь.

Пророк спал на огромном ложе из дерева Сот (хотя предпочел бы прозрачное Мицами), с золотыми набалдашниками по углам, с роскошным парчовым балдахином. Ноги Элия, едва он переступил порог спальни, утонули в мягком ковре. Элий выругался. Рывком сдернул одеяло с того, кому еще недавно должен был раболепно кланяться, но сейчас ему плевать – они с Атосаалем равны. Оба связаны, оба прокляты, оба обречены жить почти вечно… если не погибнут уже в эти дни, подобно Абвэну…

Эбонадо Атосааль резко подхватился, вскинул руку, и Элия отбросило сильным воздушным потоком, его остановило кресло, достаточно мягкое для того, чтобы не сломать ему ребро… впрочем, вряд ли сейчас что-то способно повредить его кости… Но боль он чувствовал. Элий потер ушибленный бок, приподнялся и влез в кресло.

– Похвальная реакция даже для врожденного Разрушителя, – искренне сказал он.

– Я не нуждаюсь в твоих похвалах, – холодно ответил бывший Верховный. Эбонадо сидел на кровати, одетый в длинную ночную рубаху, густые седые волосы заплетены в толстую косу, как часто бывало в последнее время. Еще бы! Мотаясь, словно мальчик на побегушках, по разным поручениям Древнего, не много найдешь времени для ухода за волосами. Это тебе не председательствовать в Совете, переходя из уютного кресла в покоях Верховного на роскошный трон в Зале Семи. Эбонадо злобно впился глазами в Элия, но он нахально выдержал этот взгляд. Он и раньше не особо опускал глаза, а уж теперь… – Смарг тебя раздери, Элий! Что ты здесь делаешь?..

– Хочу объяснений.

– Какие объяснения не могут подождать до утра? Я разве увел у тебя женщину? Или взял у тебя деньги? Или оскорбил чем-то твое достоинство? Какие тебе нужны объяснения от меня? Тем более среди ночи!..

– Я неверно выразился… – примирительно произнес Элий. Его гнев, ошарашенный решительным отпором Эбонадо в духе Мастера Стихий, немного поутих. И твердое намерение, с каким он вошел в спальню Пророка – вытащить того за шкирку из кровати и вытряхнуть из Атосааля все подробности этого смаргового «чтения по крови» и последствий для «прочтенного», – сменилось мыслью, что не стоит грубить тому, кто вовсе не обязан тебе отвечать. – Или ты неверно понял меня. Я хочу объяснений… пояснений… совета… Назови это как хочешь, только скажи: какого смарга я вижу сны Фаэля?!

– Ты видишь его сны?.. – Ядовитый взгляд Эбонадо смягчился: все-таки любопытство – его главная страсть, а уж интерес к делам Фаэля и вовсе маниакален.

– Да! Ни искры, ни пламени!

– А с чего ты взял, что это именно его сны?

– У меня есть основания… – скривился Элий.

– И что же тебе… ему снится?..

– Да какая разница?! – едва не взорвался Элий. – Объясни мне, почему я их вижу?!

Атосааль помолчал, неотрывно глядя на Элия. Затем слез со своего широкого, не менее трех ярдов, ложа, накинул неторопливо халат из плотного шелка. Конечно, это лучшая шеалсонская ткань. Освободил дополнительный тарийский светильник из сосуда – комната и так освещалась, но тускло. Теперь при ярком, почти дневном свете лицо Пророка выглядело не таким бледным и уставшим, как показалось поначалу Элию. Атосааль гордо держал подбородок, на котором красовалась серебряная щетина – Элий впервые видел его не гладко выбритым. Он уселся в кресло, на котором застигнутый врасплох среди ночи бывший Верховный, невзирая ни на что, смотрелся, словно на троне. Из человека, правившего величайшей страной мира более ста пятидесяти лет, ничем не выбьешь царственного величия.

– У тебя есть Пророк во Втором Круге? – наконец произнес Эбонадо.

– Да.

– Тогда это объяснимо…

– Для меня – необъяснимо! Объясни!.. – выплюнул Элий сквозь зубы, закипая от ненависти к этому всезнающему Пророку, вечно говорящему загадками.

– Полегче, Элий… – тихо, но с угрозой в голосе предостерег Атосааль.

Элий подался вперед, чтобы приблизиться к нему, и произнес, чеканя каждое слово:

– Я просто хочу понять, что со мною происходит! Я не подписывался быть кровным братом Фаэлю. Ты понимаешь?.. А я чувствую, что в этом дворце сделано его рукой! Я вижу его сны!.. И уже почти люблю эту… эффову девчонку! Я теряю себя!..

– Он ощущает то же самое, но гораздо в большей степени…

– А мне-то что? Мне не легче от того, что ему во много раз хуже!..

– Ты спрашиваешь, что происходит с тобой? Скорее всего, твоему Пророку во Втором Круге тоже в какой-то степени доступно умение читать по крови, вот дополнительный Дар и откликнулся. Это как эхо. Фаэля волна знаний о тебе накрыла сразу, ты же чувствуешь лишь отблески, отголоски, тени эмоций… С этим легко справиться. Ты можешь держать эти ощущения под контролем. А он… не думаю, что он на это способен. Ты будешь испытывать ложные… не твои эмоции, пока он жив, но не волнуйся – это ненадолго.

– Что значит «ненадолго»?..

– У Фаэля нет будущего. Очень скоро он умрет.

– Я слышал уже об этом твоем пророчестве, – ухмыльнулся Элий, – и о том, что оно никак не сбывается…

Атосааль тоже ухмыльнулся:

– И Абвэн так говорил…

– Хорошо, – посерьезнел Элий, – когда он умрет, это прекратится?

– Да. Безусловно. Хотя тебе будет очень нелегко пережить его смерть. Ты не просто ее почувствуешь… Возможно, тебе будет казаться, что ты умираешь вместе с ним. А может, я и ошибаюсь, все же у тебя лишь отголоски того, что происходит с «читающим».

– Ты когда-нибудь это использовал?

– Да… – Эбонадо сложил руки на груди и отвел холодные глаза. – В молодости.

– Не хочешь говорить?

Он усмехнулся:

– Не хочу. Это очень неприятно для «читающего»…

– Ничего утешительного ты мне не сказал. Разве что… я избавлюсь от всего этого после его смерти… которую мне нелегко будет пережить… – сказал Элий, вставая. – Что ж, спасибо и на том. Спокойной тебе ночи, Эбонадо.

– И тебе не болеть, Элий…

Элий переместился куда-то намного южнее залива Тиасай… Берег Океана Ветров. Все, что он знал об этом месте – здесь уже не Тария. Он сидел на прибрежных камнях, вглядываясь в темную рокочущую бездну океана. Его обдавало ледяными, несмотря на разгар лета, брызгами. Небо затянуто плотными мрачными облаками, сквозь которые нельзя было увидеть ни звезд, ни луны. Вой ветра, стон воды, тьма и хаос разбросанных по берегу голых камней, в которые врезались волны – все это ему по душе. Совсем не то, что роскошные стены дворца, ковры под ногами и золоченая резьба на колоннах.

Элий смеялся и плакал, спорил сам с собой. Гневался, как всегда… на самого себя… Вспоминал мать… возражал ей и огрызался на высказанные когда-то упреки в его адрес… Вдыхал полной грудью буйство ночной стихии…

Но пришел рассвет… Солнце начало всходить над успокаивающейся океанской гладью, пурпурными отблесками окрашивая морскую бирюзу волн. Прямо перед ним, ярдах в пятистах от берега, вырисовывалась посреди моря из предрассветной тьмы высокая скала. Она была почти голой, лишь на южной ее части, которая выпирала справа каменным кулаком, на самой вершине росло дерево.

Волны успокоились, мерно покачиваясь, и их зловещий рокот перешел в нежное нашептывание. Солнце поднималось выше и выше, и все прекраснее, гармоничнее становился пейзаж: одинокое дерево на скале посреди моря, на фоне торжественно восходящего алого светила. Ветер перебирал раскидистые ветви, шевелил крупные листья… Морские птицы кружили над скалой… Слишком красиво, слишком совершенно!.. Слишком спокойно! Но покой – не для него! Этот совершенный, гармонично выстроенный мир злил его! Это дерево на фоне восходящего солнца раздражало его! Мир!.. Ложный мир… Обманчивый покой… Ведь покоя не существует… А эта скала так же недолговечна, как морская пена…

Солнечный свет изменил все вокруг, переплавил милый его сердцу хаос ветра, волн и тьмы в гармонию цветов… оттенков… образов. Он ненавидел все это! Как же ненавидел! Все, чем восхищается человеческая душа, на что опирается, лелея напрасные мечты о жизни, мире и счастье, он ненавидел, потому что – это ложь! Истина – лишь в разрушении… Рано или поздно все сотворенное, все живое и неживое познает эту страшную истину! Все будет разрушено!.. И нет смысла в восхищении тем, что стоит сейчас и падет через мгновение.

Элий вскинул руки, воронки Силы невиданной мощью сорвались с его ладоней и ринулись к скале… Тот самый выступ, вместе с деревом, он оборвал, отсек… бросил в море… Медленно-медленно, еще мирно, если не слушать отдаленного рокота, сползал в океанскую бездну кусок скалы и дерево, росшее на нем… оно все еще стояло вертикально, тянуло свои руки-ветви к восходящему солнцу, словно умоляя его защитить…

Скала погружалась в воду, протаранивая бирюзовую гладь, вздымая миллиарды брызг… Вода взбурлила, поднялась, поглощая и камень и дерево, вместе с корнями, ветками и веточками, листьями, почками… Все… Только что оно красовалось на высоте – и вот… его мир разрушен… навсегда… Элий заметил тысячи птиц, поднявшихся в воздух над рушащейся скалой – на том выступе были их гнезда… Он горько усмехнулся. Болезненная радость – сладостная боль разрушения – наполнила его.

Он стоял на берегу и смотрел до тех пор, пока горизонт не заслонила огромная, поднятая его обрушением волна: она быстро приближалась к берегу, и только когда на него повеяло холодом от вздыбленной водной стихии, он призвал туман перемещения. Незнакомый, чуждый ему Дар, но тем не менее – полезный инструмент. Сквозь искрящуюся молочную дымку в толще темной воды он увидел синие глаза с длинными густыми ресницами, красиво изогнутые брови, точеный носик, нежные розовые губы, овал бледного лица, обрамленный темно-русыми, почти черными волосами. Она была красива… слишком красива… слишком совершенна…

Элий оказался на безопасном расстоянии на склоне горы, стоящей недалеко от того места, где он только что был. Он видел, как вгрызается в берег поднятая им волна, смывая в пучину молодой лес… Чуть южнее раскинулась у моря деревенька. Волна переворачивала суденышки на деревянной пристани… сметала хлипкие домики, унося с собою соломенные крыши… Всего несколько минут, и вместо мирного поселения – плавающий в воде мусор… доски, весла, солома… люди…

Он возвел глаза к небу, освещенному поднявшимся еще выше солнцем, и снова увидел ее… Синие глаза, окаймленные густыми ресницами, лицо, как с гравюры древнего мастера. Смарг ее сожри! Ни искры, ни пламени! Он уже видит ее наяву!.. Мало ему этих снов?..

Элий продолжал ругаться. Вслух. Громко. «Элинаэль» – звучало в его голове. «Элинаэль!» «Ты дурак, Вирд-А-Нэйс, олух! Разве можно так трястись над женщиной! Конечно же ты потеряешь ее! Рано или поздно! Что за глупость – так себя изматывать, страшась того, что все равно произойдет? Она погибнет… И ты умрешь… Разрушение… смерть – итог нашей жизни, сколько бы она ни продолжалась!..»

Он быстрым шагом, почти вприпрыжку, спускался с горы по извилистой крутой тропе, размахивая руками и выплевывая время от времени ругательства.

«Но это твои дела, Фаэль! Не мои! Почему я должен видеть эту смаргову Элинаэль? Почему я должен бояться ее потерять? К чему мне твои эмоции? Будто у меня своих мало! Зачем ты полез мне в душу? Я – Разрушитель! Я разрушаю все: что мешает и что помогает, что ненавижу и что люблю! Если бы я любил ее, то она давно была бы мертва! Лучше бы ты скрыл ее от меня, иначе я в самом деле могу ее полюбить!..»

Атосааль сказал ему, что это прекратится, если Фаэль умрет. Лучшим выходом было бы убить Фаэля… Пожалуй, да! Это следует сделать!.. Элий почти бежал вниз. Его косы, подпрыгивая, стегали его по спине, меч ударялся о бедро при каждом шаге, из-под ног летели, срываясь куда-то в пропасть, камни.

Но Атаятан-Сионото-Лос запретил убивать кого-либо из этой четверки, и Фаэля в том числе… и Элинаэль… Впрочем, что может Древний сделать с ним? Как наказать? Смертью? Элий громко рассмеялся. Что такое смерть для Разрушителя? Истинный Разрушитель никогда не станет бегать от нее: наоборот, он гонится за ней, она его влечет, зовет, манит! Она его невеста, жена, любовница! Она – его спутница, и с нею в конце пути разделит он ложе… навечно! Гнев и смерть… Его начало и конец, его восход и закат… Митан Эбан, обладая невиданной мощью Разрушителя, не был настоящим боевым Мастером. Когда Элий убивал Эбана, в глазах того был страх. Эбан боялся смерти, но не Элий…

Атосааль сказал, что ему невыносимо тяжело будет пережить смерть Фаэля? Как свою собственную?.. Тогда – неимоверно легко!.. Легко и сладостно! Сейчас, когда тело Элия укреплено узами Древнего, когда мало что может его убить, когда смерть больше не дышит каждый миг ему в лицо, и он не чувствует ее постоянного присутствия и блаженной близости даже в бою, когда кровь не кипит в жилах от того, что в любой момент можешь умереть, Элий словно лишен чего-то очень важного – неотъемлемой части своей жизни. Бой с Фаэлем, у которого в руке «Перо смерти», может вернуть ему это сладостное чувство. Риск хождения по краю пропасти… Риск. О! Как же он жаждет риска!..

Чем ближе был Элий к подножию горы, чем ниже спускался, тем тверже укреплялся в намерении встретиться в поединке с Мастером Путей. Гнева Древнего он не боялся. Единственное, что жаль было ему потерять, то, ради чего он и жил – его мечта: увидеть Город Семи Огней в развалинах, разрушить убежище Одаренных собственной рукой, погубить сердце Тарии!..

Элинаэль Кисам

– Вирд, ты вновь повторяешь ту же ошибку, что и в прошлый раз… – нежно сказала Элинаэль, беря его за руку. Она оглянулась на остальных Советников. Нужно сдерживать себя… На Совете она одна из Семи, а не возлюбленная Вирда. Но все официальные методы убеждения уже исчерпаны. И если Верховный не слушает свой Малый Совет, не соглашается с аргументами друзей, то, может, он прислушается к ней, к той, кого любит?

Они были в Зале Совета. Семь одинаковых стульев для Советников и роскошное кресло, почти трон, – Верховного. Она сидела по левую руку от него, место справа занимал Хатин Кодонак, но размещение ничего здесь не значило, важно лишь то, что она ближе всех к нему и может до него дотронуться.

Ото Эниль хмурился. Кодонак уронил голову на руки и прикрыл глаза. Маштиме и Торетт шептались. Лоб Стойса испещрили горизонтальные складки, он выглядел разочарованным, огорченным и потерянным. Холд внимательно изучал Верховного.

Уж битый час они пытались спланировать усыпление Атаятана-Сионото-Лоса. Как и тогда, с Эт’ифэйной, Вирд утверждал, что этого не следует делать в ближайшее время.

– Пока еще перемирие, Верховный, – говорил Кодонак, – пока наши силы сконцентрированы. У нас не будет такой возможности спокойно планировать действия, когда начнется наступление по всем фронтам. Нам удалось уничтожить тысячи смаргов и перекрыть им доступ к пище, а следовательно – размножению. Мы точно знаем, где сейчас находится Атаятан. И также знаем, что дворец на берегу Тиасай не защищен смаргами. Там только связанные Кругом. И то не все. Мы можем появиться неожиданно, отрезать доступ к Атаятану его людей и сделать с ним то же, что и с Эт’ифэйной. – Кодонак повторил все это уже который за сегодня раз.

Вирд отрицательно мотал головой, глядя куда-то себе под ноги.

– Я чувствую… Что-то не так. Он ждет…

– Если мы не покончим с Атаятаном сейчас, то потом это будет намного сложнее сделать… До окончания перемирия осталось меньше четырех месяцев. Наступит весна – и всё… смарги, которые сейчас движутся к центру Тарии, нападут на наши города, уничтожат Барквейл, Хванси, Тайрен… Наш северный заслон, который уж давно превратился в восточный, не поможет. Ты знаешь это. Что помешает Атаятану после окончания перемирия наплодить новых смаргов на западе? Они двинутся на нас с двух сторон: с северо-востока и с юга-запада. Они возьмут нас в тиски. Возможно, твой купол над Городом Семи Огней и выдержит, но кто и как защитит другие тарийские города? Все жители Тарии не могут переселиться сюда!..

– Я создам стену, наподобие купола над городом, – отвечал Вирд, – ограничу их наступление с северо-запада…

– Стену? В тысячи миль?.. – Кодонак раздраженно выдохнул и немного помолчал, пытаясь успокоиться. – Вспомни, Верховный: купол над городом стоил тебе трех недель бессилия. Ты не мог встать с постели целых двадцать два дня! Какую цену ты заплатишь за подобную стену?..

Элинаэль содрогнулась: Кодонак был прав. Вирд признался ей, что если бы она и Итин не помогли ему при создании купола над городом, он бы не отделался так легко. «Легко», по его мнению – это быть прикованным к постели на грани между жизнью и смертью.

– Теперь это дастся легче, я не буду сплетать так плотно… – попытался возразить Вирд.

– О чем мы спорим? Зачем допускать такое развитие событий? Если мы уничтожим Атаятана сейчас, с оставшимися смаргами можно будет справиться намного легче! Почему ты отказываешься от очевидного решения?..

– Потому что это очевидное решение!.. Скажи мне как Стратег, Советник Кодонак: зачем Атаятан создал такую ситуацию? Почему допустил это перемирие? Сам его предложил! Почему не охраняет свой дворец? Он совершенно не скрывается! Он даже Первый Круг не держит при себе, то и дело отсылая их для выполнения каких-либо поручений! Множество, множество раз я чувствовал, что он остается лишь в окружении пяти из связанных с ним. Что эти пятеро, когда мы можем послать туда сотни Одаренных?! Во дворце, который построил я! Во дворце, в котором избранный им зал исписал символами, позволяющими мне видеть его, когда я пожелаю! Думаешь, он не знает об этом? Он ждет меня! Он готов!

– Тебя он, может, и ждет! Но не Мастера Огней!

– Ее тоже… – неуверенно сказал Вирд.

– Атаятан ждет тебя, потому что не знает, кто ты такой! Или очень хорошо знает!.. Но кровь Огненосца не перестала быть опасной для Древнего, как мы убедились на примере Меняющей обличья! Поэтому я и настаиваю, чтобы ты не совался во дворец, а только Элинаэль и команда из пяти. Ну и сопровождающие… А что до перемирия и причины, по которой сам Атаятан предложил его нам, – я верю тому, что он лично сказал Архитектору Этаналю: ему скучно воевать с нами, когда он может взять нас голыми руками. Ему хочется более интересной игры. В конце концов, такая логика вполне приемлема для существа, рискующего не своей жизнью, а лишь возможным погружением в сон…

– Нет, Хатин… Я знаю, что все это не так просто! Я знаю… он ожидает, что мы нападем сейчас. Нельзя играть по правилам врага, ты сам это говорил!

– Верховный!.. – Кодонак наклонился к нему, Вирд поднял глаза. – Хочешь слышать правду?..

– Только ее я и хочу слышать…

– Она неприятна… – Хатин говорил тихо. – Вирд, ты снова боишься за Элинаэль! Каждый раз, когда ты позволяешь этому страху возобладать над здравым смыслом, ты, да и вся Тария, оказываетесь на грани гибели. Ты точно так же откладывал на потом операцию с Эт’ифэйной. Мы слушали тебя. Мы подчинились тебе. И ты едва не погиб!

Вирд отвел взгляд и нахмурился, кусая губы.

– Я переживаю за тебя. Но не только… Ты видел, что представляет собою армия Атаятана? Их сотни тысяч! Это серьезные противники. Если бы не твое сияние, они бы смели нашу жалкую армию вместе с Одаренными и неодаренными, ливадскими воительницами и Золотым Корпусом. На том месте под Эрдлаем сейчас бы пировали смарги трупами наших воинов, а может быть, и трупами всех здесь сидящих. Если бы не ты… Ты ведь не зря появился именно сейчас. Именно в это время. Ты нужен Тарии!.. И ты должен расходовать свои силы экономно, разумно. Вместо того чтобы предотвратить трагедию, пока все это не разрослось до катастрофических масштабов, ты планируешь строить какие-то стены, ты обдумываешь ситуацию, когда смарги уже будут на подходе к Городу Семи Огней. А в такой ситуации ты будешь вынужден принимать срочные и радикальные меры, создавать впервые то, что отберет у тебя силы, как с полотном под Эрдлаем, как с куполом. Ты не можешь так бездумно рисковать своей жизнью!..

– А ее жизнью я могу рисковать?.. – тихо спросил Вирд.

– Ты должен осознать, что, поддаваясь страху, ты рискуешь гораздо больше…

– Я не имею права посылать Элинаэль на верную смерть!

– Вирд! – вмешалась она. – Советник Кодонак прав! Ты не имеешь права препятствовать мне, не позволяя выполнить свой долг!

Она сердилась. С того самого дня, когда Вирд пришел спасать ее в цитадель Шай и был захвачен Атосаалем, безумное упрямство не оставляет его. Он беспокоится о ней и думает, что ей будет легче, если он положит жизнь из-за этого беспокойства. Элинаэль знала: дай Вирду волю, и он переместит ее за океан, спрячет в самой недоступной башне, заключит в купол, подобный тому, что соткал он над городом, чтобы ничто ей не угрожало, а укрепляя заслоны вокруг этой башни, выложится так, что замертво упадет у подножия. И только тогда успокоится! Это безумие! Ей угрожает опасность не большая, чем ему или любому другому жителю Тарии сегодня.

Нельзя допустить, чтобы все так далеко зашло, как с Эт’ифэйной. Элинаэль встала, гнев разгорался в ней, как и пламя Дара… Она даже испугалась, что создаст молнию…

– Вирд-А-Нэйс Фаэль! – громко и уверенно вымолвила она. – Верховный! Я сделаю то, что должна сделать! И ты не сможешь мне помешать! Мы отправимся к Атаятану до окончания перемирия! Через месяц! Я прошу Совет одобрить мое предложение! Уважаемые Советники, кто из вас проголосует за то, чтобы осуществить план спустя месяц?

Кодонак, не отрывая взгляда от Вирда, дотронулся до д’кажа, голосуя, за ним повторили Стойс и Маштиме, затем Холд и Торетт, Ото Эниль колебался лишь несколько мгновений.

– Все Семеро – за, единогласно! Тебе, Верховный, остается лишь одобрить! – сказала Элинаэль, и сердце ёкнуло… Не слишком ли она жестока? Нет! Так должно быть! Гнев вновь разгорелся…

Его взгляд был печальным и обреченным.

Элинаэль покинула Здание Совета, строго приказав охране оставить ее в покое. В конце концов, купол обезопасил Город Семи Огней – незачем двум Мастерам Золотого Корпуса постоянно ходить за нею всюду! Конечно же они не отстанут, просто будут следовать незаметно для нее. Ну и пусть…

Она сняла с головы д’каж и направилась в Академию Силы. Двадцать минут быстрым бодрым шагом немного помогли утихомирить гнев. В Академии было тихо: занятия, должно быть, закончились, все разошлись по своим комнатам, а может, отправились на прогулку – благо что день выдался удивительно погожим и солнечным для осени.

Элинаэль вошла в Академию как обычная студентка, развернув Перстень Советника камнем вовнутрь. Она поднялась на жилой этаж. Постучала вначале в комнату Эдрал, а когда никто не открыл, направилась к двери Иссимы. Снова заперто. Элинаэль вздохнула, повернула было к той части, где жили юноши, но тут вспомнила, что все, у кого боевой Дар, уже давно переехали в казармы Золотого Корпуса.

– Элинаэль! Ты? – окликнул ее знакомый голос.

– Лючин?

Улыбающаяся лучница подбежала к ней и обняла:

– Как же я рада тебя видеть?..

– Ты разве не переехала отсюда, Лючин?.. – удивилась Элинаэль.

– Нет. – Лючин отчего-то смутилась. – Здесь более удобно. А ты, ни искры, ни пламени, что здесь делаешь, Советник Кисам?

Элинаэль пожала плечами:

– Хотела увидеться с кем-нибудь из наших…

– Ностальгия замучила? Груз ответственности задавил?

– Может, и так… – усмехнулась она.

– Слушай! А не хочешь ли с нами на охоту? – сверкнула звездочками-глазами Лючин.

– С кем это «с нами»?..

– Со мной, – Лючин опять смутилась, – с Ого… и с другими парнями из Пятилистника…

– Да! Хочу!.. – развеселилась вдруг Элинаэль. – На охоту так на охоту! Что нужно делать?

– Верхом же ты умеешь ездить?

– Умею.

– А из лука стрелять?

– С этим похуже. Но я могу бросаться молниями и огнем! И вам не нужно будет потом жарить дичь!..

В ответ Лючин громко засмеялась.

– Только тебе нужно переодеться! А то в таком наряде… не за зайцами гоняться, а на балу танцевать… – Лучница кивнула на длинное, расшитое золотыми завитушками нежно-голубое платье Элинаэль.

Уже через четверть часа Элинаэль, в одежде Лючин – облегающие брюки, подпоясанная на талии широким поясом туника, плотная шерстяная куртка поверх, – шла рядом с подругой по коридорам Академии Силы, привлекая внимание одиноких студентов необычным нарядом. Но следовало признать, что двигаться так намного удобнее, чем в длинном платье. Озорное настроение в Элинаэль постепенно вытесняло гнев и смутное чувство вины, испытываемые ею по отношению к Вирду. Перед выходом девушка натянула на голову капюшон куртки, надеясь, что охрана, притаившаяся наверняка где-нибудь поблизости, ее не узнает.

Двое парней во главе с рыжеволосым высоким кутийцем, держа лошадей под уздцы, ожидали их с южной стороны Пятилистника у улицы Обедана. Увидев двоих девушек вместо одной, Ого склонился к черноглазому худощавому юноше с угловатым лицом и шепнул что-то ему на ухо, тот кивнул, отдал поводья мышастой кобылы кутийцу и исчез за поворотом. На этой самой кобыле и ехала Элинаэль. Третий их спутник догнал на вороном мерине компанию уже у Ледяного озера. Звали юношу Фойт, имя второго – черноволосого, с кривоватой улыбкой и квадратным подбородком, было Китор. Оба – неодаренные студенты Академии Воинств.

Вооружены они были луками, пользоваться которыми за пределами плаца и зала для занятий разрешали, в отличие от мечей.

Элинаэль же была безоружна, но у нее под рукой ее Дар. Боевой Дар, хотя многие и утверждали, что он имеет двойственную природу.

Молча ехали недолго. Ого отпускал время от времени шуточки и комплименты, предназначенные Лючин, остальные переговаривались, то и дело заходясь заразительным хохотом. Они направлялись в лесок за городом, где водились фазаны и зайцы.

Когда последний дом городской окраины остался позади, перед всадниками открылась восхитительная картина – мирный осенний пейзаж. Осень разукрасила в яркие желтые и красные цвета деревья и кусты, остро пахло палой листвой, а солнце совершенно по-летнему припекало.

Элинаэль вдруг ощутила покалывание во всем теле, будто ее кожу пронзали миниатюрные иголочки. «Преодолели купол», – догадалась девушка. Лючин или ничего не почувствовала, или не подала виду. Мастер Огней оглянулась с тревогой на город-убежище – здесь, за пределами купола, уже не так безопасно… Но не станет же она поворачивать назад, раз решилась! Да и что может произойти?..

– Говорил я, что когда охотится кутиец, зверь сам идет ему в руки! – воскликнул вдруг Ого, указывая на поднявшегося в небо из высокой жухлой травы фазана. Он, как и другие парни, вскинул лук и выпустил стрелу. Лючин, что попала бы в птицу, без всякого сомнения, с первого раза, даже не потянулась к оружию.

Но у Ого тоже был меткий глаз – его стрела догнала фазана, и тот тяжело бухнулся наземь под радостное улюлюканье охотников.

– Неплохое начало! – прокомментировал Китор, криво улыбаясь одной стороной рта.

Ого поскакал к подстреленной дичи: не слезая с лошади, на всем скаку нагнулся и ловко подхватил добычу. Он потряс фазаном в воздухе и указал рукой в сторону леса, призывая следовать за ним.

Вдыхая свежий воздух, подпрыгивая в седле скачущей лошади, смеясь от души с простыми студентами, Элинаэль наслаждалась свободой. Ее раннее избрание в Совет Семи и та ответственность, что с этим связана, сейчас казались ей таким невыносимо тяжелым грузом… Кандалами на руках и ногах… «А ведь Вирду еще хуже», – с грустью подумала она.

– Давай, кто быстрее! До леса!.. – крикнула Лючин и пришпорила свою резвую гнедую кобылку, обгоняя их троих.

Элинаэль тоже пришпорила лошадь, держаться в седле она научилась еще в детстве. Там, где она провела первые семнадцать лет своей жизни, выводили небезызвестную в Тарии и окрестных странах породу лошадей, называемых фа-ноллки – быстрые, тонконогие, с высоким ходом. Но сейчас животное под ней было не лучшим скакуном, Элинаэль оказалась под сенью клена третьей, первой была Лючин, за ней прискакал Ого. Обернувшись, девушка поняла, почему так задержались Китор с Фойтом – мерин последнего заметно припадал на переднее левое копыто, и всаднику пришлось спешиться.

– Вот ведь треклятая скотина. Сожри его эфф!.. – выругался Ого. – Какая охота с хромой лошадью?

– Не злись, животное ни при чем… – Лючин тоже спрыгнула с коня, подошла к Ого и, улыбаясь, погладила того по бедру обутой в сапог с высоким голенищем ноги. Он тут же расплылся в широкой улыбке, нагнулся и, приподняв девушку над землей, поцеловал. Та засмеялась, задрыгала в воздухе ногами. Элинаэль тоже улыбнулась.

– Ну, что будем делать? – понуро спросил подошедший Фойт.

– Костер разжигать!.. – ответила ему Лючин. – И жарить фазана! Айда за хворостом!

– Нужно вначале место подходящее найти… – заворчал огорченный хромотой своей лошади Фойт.

– Да ладно ты, не бурчи! Можешь взять мою кобылу и пострелять зайцев, а мы с Элинаэль пока костер разведем, – успокоила его Лючин, хмурое лицо Фойта повеселело.

Они отыскали в лесу широкую поляну, согретую осенним солнцем, окаймленную златокудрыми в эту пору кленами и дубами, и решили расположиться на ней. Хромого мерина и серую кобылу Элинаэль привязали к молодому вязу.

Парни принесли хвороста, притащили два сухих бревна, чтобы можно было на них сесть. Фойт ловко ощипал фазана. Костер разжег Ого, отказавшись от применения Дара Элинаэль.

– Ну, – сказал он, когда некоторый комфорт для девушек был создан, а парни от нетерпения уже схватились за свои луки, – оставайтесь здесь, а мы поехали. Если что, кричите…

– Ого!.. – прервала его Лючин. – Я – Одаренная Лучница, Элинаэль – Мастер Огней. Ты в самом деле сомневаешься, что мы сможем за себя постоять?..

– Нет, что ты!.. – замахал он руками. – Просто мало ли… может, вам нужно будет какое бревно перенести с одного конца поляны на другой…

– А! Ну разве что для этого… Удачной охоты!

Лошади скрылись за деревьями, а вскоре стих и топот их копыт.

– Как там у вас в Совете? – спросила Лючин, подбрасывая в костер несколько хворостин. – Скучно небось?

Элинаэль улыбнулась и пожала плечами. Что-что, а скучно в последнее время ей не было.

– Говорят, будто то полотно в Ливаде ты поддерживала, когда Вирда унесли?

– Да. Я, Тико и Итин.

– Тико и Итин… Сто лет их не видела! А Иссиму с Эдрал – так еще больше…

– Они жаловались, что ты их избегаешь.

– Я не их избегаю, а Хабара. Он ревнует меня к Ого… В прошлый раз едва не случилось драки.

– Хабар всегда казался мне спокойным и сдержанным… – удивилась Элинаэль.

– Да, но не когда напивается. Когда вино ударяет ему в голову, он и против самого Древнего с кулаками пойдет… А Ого тоже хорош – совершенно не понимает, что неодаренный Одаренному не соперник!.. Он твердит, что сможет победить Хабара на мечах. Вот уж олух кутийский!.. Да что я… Ты лучше расскажи, когда вы собираетесь покончить с этим Древним? Или будет еще одна битва?.. Что за мерзкие твари эти смарги? Я их с сотню застрелила… Сколько же их лезло… Правда, что они только человечиной питаются?..

Элинаэль, как могла, отвечала на шквал вопросов подруги, но та задавала новые и новые… Вдруг Лючин прервалась на полуслове, умолкла, резко повернула голову в сторону леса. Элинаэль тоже посмотрела в том направлении. Парни возвращаются? Но нет. Все тихо, а три всадника производили бы какой-то шум. Из подлеска мягким по-кошачьи шагом вышел невысокий мужчина, его черные длинные волосы были заплетены во множество кос, свисающих до самых бедер, на нем был скромный шерстяной кам, у пояса висел меч – боевой Мастер. Черными быстрыми глазами он оглядел девушек и приблизился.

– Доброго дня… – сказал он, чуть склонив голову, и впился взглядом в Элинаэль. – Советник Кисам?..

Неудивительно, что Мастер Золотого Корпуса знает ее в лицо. Тут Элинаэль осенило: он, скорее всего, послан на ее поиски. Впрочем, она и не особо надеялась улизнуть от людей Кодонака. Быстро же ее нашли.

– Присаживайтесь… – устало предложила она. Даже его имени знать не хотелось… отдых испорчен…

Лючин вопросительно переводила взгляд с Элинаэль на незнакомца и обратно.

– Это из моей охраны, – пояснила для нее Элинаэль и с удивлением заметила какое-то странное выражение, промелькнувшее в глазах пришельца при этих словах.

– Из Золотого Корпуса?.. – спросила Лючин у Мастера.

Тот молча кивнул.

– Что-то я раньше вас не видела.

– А тебе знакомы все Мастера Кодонака? – Он уселся на бревно рядом с Элинаэль.

– Нет… – признала Лючин и обернулась к ней. – Так ты его знаешь?

Она отрицательно помотала головой: в Золотом Корпусе сейчас более пятисот боевых Мастеров, запомнить всех в лицо ей сложно, и хотя Кодонак старается, чтобы ее окружали проверенные, хорошо знакомые ей люди, случается, что на смену приходят новички. Она догадывалась, как развивались события после ее исчезновения в Академии: следившие за ней телохранители не узнали ее в одежде Лючин и упустили из виду, затем стали прочесывать всю территорию Пятилистника. А Вирд наверняка почувствовал, как она преодолевает его купол, да и без этого – он каким-то образом мог безошибочно определять ее местонахождение. Он, скорее всего, увидел ее на лесной поляне и послал боевых Мастеров, чтобы ее отыскали. Этот нашел ее первым, будут и другие. Скоро на поляне станет тесно от ее охранников.

– Они везде ходят за мной… – сказала Элинаэль. – Вот-вот и другие придут. Вы же пока один?.. – обратилась она к незнакомцу.

Тот ничего не ответил, его черные цепкие глаза метнулись к Лючин, он протянул руку, схватил Элинаэль за предплечье, в сторону лучницы из костра пыхнуло густым белым дымом, который в то же мгновение сменился искрящимся туманом перемещения.

Элинаэль не успела ничего сообразить, из-под нее исчезло бревно, и она упала на деревянный пол, ударившись копчиком. Переместивший ее незнакомый Мастер стоял на коленях, он резко наклонился к ней, схватил за руку, девушка подумала, что он помогает ей подняться, но она ошибалась – на ее запястьях с молниеносной быстротой защелкнулись оковы Огненосца.

Она отчаянно закричала, отползла в сторону, прислонилась к бревенчатой стене. Незнакомец встал, двумя резкими движениями отряхнул кам, поправил меч.

Здесь было жарко, сквозь заколоченные досками окна в дом, где они оказались, проникали солнечные лучи, в которых резво плясали пылинки…

– Кто ты такой? – спросила Элинаэль. Она уже наполовину знала ответ – это враг, один из связанных Кругом.

Он молча изучал ее глазами, чуть прищуренными и темными, как сама бездна.

– Кто ты такой?! – повторила Элинаэль.

Он вновь не ответил, отошел к противоположной стене, сел верхом на деревянный стул, облокотившись о спинку.

– Ты в самом деле красива… – тихо проговорил он. – Будем ждать…

– Чего ждать?..

– Как скоро он придет за тобой?

Он говорит о Вирде…

– Он ведь может тебя находить, не так ли? Раз я это могу…

Элинаэль поежилась… Как этот человек может ее находить?..

– Зачем ты похитил меня? Назови свое имя!

Он молчал.

Снова ее используют как приманку в ловушке для Вирда. Все как в прошлый раз. Ее похититель не один, за стенами дома наверняка прячутся множество других. Они ждут, пока за нею явится Вирд, ждут, чтобы убить. Какую же глупость она сделала! Оставалась единственная надежда, что Вирд не бросится ей на помощь в одиночку, что он придет с Мастерами Золотого Корпуса. Иначе их обоих ждет верная смерть. Элинаэль сжалась, Схватилась обеими руками за маленькую сферу на цепочке, когда-то подаренную ей Вирдом… Она почувствовала, как по щеке покатились горячие слезы.

– Не нужно слез… – раздраженно сказал мужчина, – а то я всегда предпочитал мертвых женщин ревущим!..

– Можешь мне не угрожать!.. – зло огрызнулась Элинаэль, но слезы вытерла: не из-за его слов – потому что не хотела выказывать свою слабость. – Ты все равно не убьешь меня, пока Вирд не появится. Я ведь понимаю!..

– Ничего ты не понимаешь. Я еще не решил… Ты спрашивала, кто я? Он тебе рассказывал о том, что случилось в башне «Песнь горного ветра»?

Вирд рассказывал… Он прочел по крови одного Разрушителя из Первого Круга Древнего. Чужой гнев иной раз овладевал Вирдом, и он с трудом справлялся с этим гневом. Неужели это тот самый?

Похититель ухмыльнулся, откинув одну из черных кос за спину.

– Вижу по твоим глазам, что догадываешься. Да, я – Элий Итар! Теперь кровный брат твоего Вирда Фаэля…

– Вы… из Первого Круга… хотите его убить?.. – мрачно проговорила Элинаэль, отводя глаза, не выдержав его взгляда, в котором бушевали гнев, хаос, ненависть, боль и тьма.

Итар отчего-то рассмеялся:

– Атаятан запретил убивать его. Да и тебя тоже.

Элинаэль не понимала. И облегчения она не почувствовала.

– Почему запретил?.. Он хочет сделать это сам?

– Мне какое дело?.. – пожал плечами Итар. – Атаятан хочет всегда чего-то непонятного для меня. Важно другое: чего хочу я!

– И чего же хочешь ты?

Он не счел нужным отвечать, или сам этого не знал.

– Где остальные?

– Остальные?

– Где твои соратники? Связанные?.. Прочие из Первого Круга?

Он снова пожал плечами и скривил губы:

– Там, куда послал их Атаятан. Или во дворце с ним. Мы здесь одни, Элинаэль. Совершенно одни!.. На многие мили вокруг нет ни одной живой человеческой души. Никто не придет сюда. Кроме Вирда Фаэля…

– Он придет не один! С ним будет весь Золотой Корпус!..

Итар невесело рассмеялся, широко раскрывая рот и запрокидывая голову:

– Вот и отлично! Давно не виделся с Кодонаком!..

– Они все вооружены мечами, подобными «Перу смерти».

– Это замечательно! – Он говорил искренне, чем очень удивил Элинаэль.

– Неужели ты думаешь, что тебе удастся захватить Вирда?

– Кто тебе сказал, что я хочу его захватить?

– Но ты же сам говорил, что Атаятан запретил вам его убивать!

– Запретил… – Он склонил голову, изучая ее, его взгляд становился все более и более пронзительным, черные острые глаза скользили не только по лицу… Элинаэль подогнула ноги, одернула тунику. – Но это не значит, что я его послушаю. Я – Разрушитель, Элинаэль! Мне нравится, когда все вокруг рушится… Я понимаю, что могу погибнуть в этой буре, но она, ни искры, ни пламени, нравится мне! Только в ней я свободно дышу! Только на краю гибели я по-настоящему живу! Я не тот человек, который станет исполнять волю Атаятана только для того, чтобы сохранить свою никчемную жизнь! Ты должна это уразуметь и не надеяться, что я не убью Фаэля или тебя только из-за приказа Древнего! Смарг его сожри!..

Итар встал, прошелся по комнате, стуча каблуками по деревянному полу, одна из досок противно скрипнула, он поморщился от этого звука. Он подошел к окну, перекрывая собою потоки солнечных лучей, выглянул в щелку между досками, которыми забито было окно. Подошел к ней поближе, уселся на пол напротив, скрестив ноги и разведя колени в стороны.

– Я думаю, он придет один… – сказал Разрушитель.

– Нет.

– Да. Он придет один… Это точно. Он знает, что ты со мной. Знает, что это я тебя похитил. А я для него брат – ты же помнишь?..

– Нет… – упорно твердила Элинаэль, больше для себя самой.

– Я знаю, за что он тебя любит… – вдруг сказал он, ухмыляясь. – Не только за красоту. Ты умна. Ты… особенная. Ты мне снишься в последнее время очень часто.

Мурашки поползли по ее спине. Его взгляд по-настоящему пугал. Он говорил правду о себе: Итар – Разрушитель, которому нравится буря, который ищет смерти. Он ни во что не ставит человеческую жизнь. И свою в том числе.

– Очень часто снишься… – задумчиво повторил он. – А я не видел раньше снов. Знаешь, чего боится больше всего на свете твой Вирд?

Она молчала.

– Я ведь этого знать не должен. Не я же его читал по крови… Я – «прочтенный». Но дополнительный Дар (у меня есть Пророк во Втором Круге) оказал мне медвежью услугу… Теперь я вижу сны. И теперь я боюсь того, чего боится Фаэль. Я скажу тебе… Его самый большой страх – потерять тебя. Для него нет пыток хуже, чем твоя боль.

– Я не понимаю… – прошептала Элинаэль, – если ты чувствуешь все то же, что и он… то чего же ты хочешь? Зачем ты меня похитил?..

– Зачем?.. Я совершенно по-другому отношусь к таким вещам. Эмоции Фаэля для меня в диковинку. Знаешь, у меня нет никого… того, кого бы я любил. Женщины у меня были, но любимых… – он покачал головой, не отрывая взгляда от нее, – нет! И я вовсе не жалуюсь, не сетую на свою судьбу. Это мой выбор. Едва в моей жизни начинало что-то выстраиваться, я стремился это разрушить. Чем раньше разрушишь, тем меньше последствий, нареканий. Удовольствия, правда, тоже меньше. Это как со зданием. Представь: я пришел и разрушил основание только что начатого строения. И что? Пошумели бы немного и забыли. Ведь непонятно даже, что из этого должно было выйти. И совсем другое дело, если я разрушу, к примеру, «Песнь горного ветра», над которой даже Атосааль трясется. Или Кружевной мост. Сколько будет возмущений! Я вынужден был жить в обществе, подчиняться придуманным ими законам, а иначе говоря, делать то, что считает правильным большинство. А большинство перемен не любит… Потому что перемены и разрушение – братья-близнецы. А я ненавижу штиль! Понимаешь? Меня злит, сожри меня смарг, злит всякий покой, постоянство, стабильность! Хаос – моя стихия!.. Гнев – мой лучший друг! Любовь же связывает тебя крепкими веревками, не успеешь моргнуть – и ты уже как муха в паутине. Когда все заходит слишком далеко, нельзя разрушить без жертв. Когда любовь так крепко захватывает тебя, выход один… – он наклонился к ней, Элинаэль отпрянула, – смерть! И сейчас я уже не связан никакими правилами, мне плевать на мнение большинства. Плевать на власть. На все…

– Так ты хочешь меня убить?

– Я же сказал: я еще не решил…

 

Глава 21

Тревога

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Она пересекла купол. Прошла сквозь него. Элинаэль покинула Город Семи Огней. Зачем? Чтобы досадить ему? Чтобы заставить волноваться еще больше? Да, она своего добилась. Можно ее с тем поздравить! Разве не достаточно было ей выходки с голосованием? Единогласно… Они решили действовать через месяц. Отправить Элинаэль и еще пятерых Одаренных, из которых двое еще даже не получили д’кажа, а Итин – лучший Архитектор за всю известную историю – стал Мастером только два года назад. Но ведь не в этом дело! С Эт’ифэйной было в этом. Да! С Эт’ифэйной он медлил именно из-за того, что боялся… прежде всего за Элинаэль. Но не сейчас… Не то чтобы он перестал испытывать волнение и страх за ее жизнь, просто Вирд знал – Атаятан ожидает их. Он чувствовал…

Там, во дворце на берегу залива Тиасай, была ловушка. Нельзя играть по правилам противника!..

Вирд снова подумал об Элинаэль, представил ее, Путь Пророка услужливо показал образ девушки сквозь фиолетовую мглу. Она сидела на лесной поляне у костра и о чем-то беседовала с… Лючин. Решила отправиться на прогулку в сопровождении старых друзей? Где Лючин, там и Ого, и, скорее всего, еще Мах, Шос, Тико, Тоше, Хабар и Марил. Если она в окружении шестерых… нет семерых, считая лучницу, боевых Одаренных и кутийца, то опасаться за нее нечего… Да и сама Элинаэль может за себя постоять. Он помнил, как выжигал ее огонь целые ряды смаргов. Но понимать умом – не значит успокоиться сердцем….

Вирд сделал усилие над собой, заставляя отвлечься от увиденной им картины. Это далось нелегко, вначале он внимательно, в деталях, изучал оранжевую, прозрачную поверхность своего рабочего стола из редкого Мицами, скользил взглядом по прожилкам, доказывающим, что это все-таки дерево, а не янтарь, затем принялся перечитывать лежащее на этом столе письмо от какого-то провинциального городского Советника. Вирд сконцентрировался на тексте, чтобы не думать об Элинаэль. Писал Мастер Полей Нанель, который, как узнал Вирд из его же послания, отправился служить в небольшой городок Кинтелэн на побережье Горного Моря всего год назад, до этого город уже как три десятилетия обходился без Одаренного Советника – столица все никак не могла подыскать подходящего кандидата. А Нанель будучи междуморцем, уроженцем Кинтелэна, упросил Совет послать туда именно его. Вирд нашел Кинтелэн на висевшей над камином карте Астамисаса, роскошно выполненной (как и все в кабинете Верховного) – на фоне из того же Мицами страны, моря и города выложены самоцветами.

Странно, что Нанель – Мастер Полей, ведь чаще всего Советниками в прибрежных портовых городках становились погодники, на которых в приморских поселениях, зависящих от непостоянства морской стихии, большой спрос.

Нанель писал, что заподозрил нечто неладное: шхуна без опознавательных знаков, без флага, то ли годжийского, то ли арайского, то ли тарийского, время от времени заходила в небольшую пустующую обычно бухту, находящуюся в пяти милях от города. Молодой и энергичный Мастер Силы решил узнать, что могло заинтересовать команду корабля в том месте, он заподозрил, что это контрабандисты. Но никаких поставок товаров к бухте не происходило. Мастер Советник уж было успокоился, когда к нему привели мальчишку лет двенадцати. Этот беспризорник и попрошайка рассказывал о том, что убежал от работорговцев, его слова ни у кого не вызывали доверия, но паренек очень подробно описал заинтересовавшие Нанеля гавань и судно. Работорговцы в тарийском городе?..

Вирд почувствовал, как кровь приливает к лицу от гнева. Он должен немедленно заняться этим делом! Он еще раз перечитал письмо, встал из-за стола. намереваясь поговорить с Кодонаком. А может, переместиться в Кинтелэн самому?.. Нет. Ему нужно думать о более важных вещах. Это стоит поручить кому-нибудь другому. Да и Кодонака отвлекать не следует…

Вирд, прохаживаясь из угла в угол комнаты, стал перебирать в уме имена Советников: Стойс помогает Кодонаку, они объединили Мастеров Перемещений и боевых в Золотом Корпусе, сделав его «крылатым», как выражается Хатин. Тайшиль занят. Ото Эниль занимается пророчествами, да и дело это не для Толкователя… Нихо Торетт мог бы за это взяться, но Музыкант – в команде из пяти… и должен быть готов… Остаются Маштиме и Холд.

Килей Холд – Мастер Облаков, его людей среди городских Советников больше всего. Кому, как не ему, известны все перипетии их жизни. И Холд не занят ничем важным…

Вирд подошел к двери, подозвал стражника и приказал пригласить Советника Холда. А пока тот шел, он перечитывал письмо и вскипал от негодования.

– Да горит пламя Верховного! – приветствовал его Холд, неуверенно озираясь по сторонам, будто выискивая опасность. Тонкие губы Советника сложились в скользкую и неприятную улыбку.

Вирд одернул себя, у него не было причин испытывать неприязнь к этому человеку.

– Пусть и твой огонь не гаснет, Советник Холд!

Вирд жестом пригласил его сесть и, не откладывая в долгий ящик, дорожа временем, передал ему письмо Нанеля. Холд отчего-то побледнел, пока читал послание. Вирд надеялся, что от негодования.

Советник, закончив чтение, облизнул губы, посмотрел на Вирда.

– Этот Мастер Нанель, по-моему, занят не тем, чем нужно, Верховный.

– Почему?

– В такое время… он отвлекает Совет и вас от важных дел. Притом безосновательно. У юного Мастера разыгралась фантазия. Он наслушался баек мальчишки-беспризорника и решил отличиться перед Верховным, послав в столицу письмо о «страшных» делах, что творятся в Междуморье.

– Может, и так. Но я бы предпочел проверить.

– Конечно. Позвольте, я займусь этим делом.

– Именно для этого я тебя и пригласил, Советник Холд.

Холд довольно улыбнулся.

– Рядом с Кинтелэном есть город побольше – Шимбойс, там городским Советником – хорошо знакомая мне Мастер Облаков Пултэ. Опытный человек, она на этой должности уже больше пятидесяти лет. Я поговорю с ней об этих… «работорговцах». И уверяю вас, что все опасения окажутся пшиком. Фантазией неоперившегося Мастера.

«Если получивший д’каж для тебя – «неоперившийся», то что же думаешь обо мне…» – размышлял Вирд, изучая скошенный подбородок, бегающие глазки, неприятную улыбку Холда. «У меня нет причин испытывать к нему неприязнь», – повторил он сам себе.

– Прекрасно. Тогда отправляйся в Междуморье немедленно и узнай, что там происходит. Я буду рад, если все это – лишь слухи и пустые опасения.

Холд склонил голову.

Говорить больше было не о чем, но это – по мнению Вирда, а не Холда.

– Раз уж выпала такая возможность, и у вас появилась минутка, чтобы заняться обыденными делами Тарии, Верховный, позвольте поднять еще одну тему…

– Какую?

Холд замялся, подбирая нужные слова, улыбаясь, словно каким-то своим мыслям… Следовало поручить это дело Маштиме… Вирд нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Когда же он начнет?

– Так какое дело ты хотел обсудить со мной, Советник Холд?.. – переспросил он.

Тот начал издалека:

– Я уже более семидесяти лет состою в Малом Совете. И так сложилось… думаю, это не секрет для вас, Верховный… что, как и раньше, так и сейчас, направление, которым я… заведую – светская власть. Власть Короля-Наместника, назначаемых им глав городов и наместников областей. Нареканий на мою работу не было. Правители городов, как неодаренные, назначаемые королем, так и Мастера Силы, направляемые Советом, вполне справлялись со своими обязанностями. Налоги платятся, жители если и жалуются, то не из-за серьезных проблем или лишений, а лишь потому, что такова человеческая природа. Урожай поля Тарии последние полстолетия давали более чем обильный. Мы обеспечили не только себя, но и Ливад, Годжу, продавали зерно и в Ару до войны. Садоводство тоже переживает значительный подъем после того, как был создан специальный комитет, не без моего скромного участия…

В других обстоятельствах Вирд перебил бы Советника, попросив излагать суть дела, но сейчас он понял, что неторопливая, порой сбивчивая речь Холда помогает ему отвлечься от мыслей об Элинаэль. «Когда она собирается вернуться?..»

– Наша страна процветает, и тот уклад, который принят был полторы тысячи лет назад нашими предшественниками, отдавшими часть власти неодаренному Королю-Наместнику и сделавшими эту должность передаваемой по наследству, показал свою разумность и эффективность.

К чему он клонит?..

– Но сегодня появилась некоторая проблема. Точнее будет сказать, что проблема существует уже не первый год, но острой она стала именно сейчас.

– Что за проблема? – «Холд, не томи!..»

– Проблема наследования.

«Гани Наэль, – вспомнил Вирд, – уже несколько раз поднимал эту тему, и была надежда, что все разрешилось наилучшим образом». Когда после создания купола Вирд провалялся почти месяц в постели и только и мог, что лежа принимать некоторых посетителей, а Совет Семи проводили у его постели, – его проведывал Гани Наэль. Тот сообщил, что: «Мастера Целители Силы в Ливаде оказали необходимую помощь королевской чете»… – именно так и сказал.

– Боюсь, что король Мило Второй может остаться без законного наследника.

Вирд открыл было рот, чтобы ввести Холда в курс дела, но тут же закрыл, решив выслушать вначале Советника и понять, чего же тот хочет.

– Я знаю, что ходят слухи о болезни королевы… о том, что она якобы не способна иметь детей, но из гордости не обращается к Целителям. Но причина вовсе не в этом.

Вирд поднял бровь, ожидая продолжения.

– Вы ведь понимаете, что гордыня – не преграда для женщины, желающей иметь детей. Я знал множество женщин – и знатного рода, и простого происхождения, – готовых на что угодно, лишь бы исцелиться. Для женщины это очень важно, Верховный, поверьте моему опыту. Случалось мне видеть женщин, которые не желали иметь детей, хотя были к тому способны, но чтобы женщина, лишенная этой способности природой или болезнью, не желала исцелиться? – такого мне наблюдать не доводилось за все двести двадцать лет своей жизни. Как докладывал мне Одаренный Советник при Короле-Наместнике, отношения у Мило и королевы изначально были очень напряженные. Боюсь, мы совершили некоторую ошибку, приняв решение об их браке, когда Мило был еще в детском возрасте. Мы желали дружбы Тарии и Ливада, а между тем настроили собственного Короля-Наместника против Одаренных правителей.

– На чем основывается твое заявление?

– Мне сложно пересказать все факты, все события, все донесения, из которых я сделал соответствующие выводы – это события не одного дня… даже не одного года. Но сегодня в королевской семье глубокий кризис. Алиния не желает иметь детей от Мило. Именно – не желает!.. Король ищет утешения на стороне. И имеет двоих сыновей от достаточно приличных женщин…

– Приличных женщин? На стороне?..

– Они обе – дочери графа.

– Сестры?.. – Гани что-то говорил о внебрачных детях Мило, правда, что именно, он помнил смутно, слишком много разных событий с тех пор произошло, событий гораздо более волнующих…

– Да. Суть дела в том, что Мило Второй, которому при рождении была предсказана гибель в юном возрасте, предсказана, кстати, Пророком Силы…

– Пророк Силы не может однозначно предсказать отдаленное будущее. Только варианты.

Холд пожал плечами, виновато улыбнулся и продолжил:

– Мне, увы, не известно, как действует Дар Пророка, но даже если это только вариант, мы разве не должны рассматривать все варианты?.. Итак, вполне возможно, что Мило погибнет на этой войне или просто по нелепой случайности, на охоте, и тогда линия Королей-Наместников прекратится. Супруга не может наследовать трон…

– У Мило есть сестра.

– Да. Есть. Только у нас не было королев вот уж как четыреста лет. Преимущество всегда отдавалось наследнику мужского пола.

– Почему так?

– Это не наша прихоть… Король-Наместник – представитель народа, герой неодаренных обычных людей, предводитель тарийской армии. Женщине сложно будет сыграть эту роль, даже если она сильна, смела и умна. А Агая… не обладает вышеперечисленными качествами в должной мере, к тому же она… слишком юна…

– Как и я, – усмехнулся Вирд. – Тем не менее наследница есть, и род не прерывается!..

– Я говорю о том, что можно сделать лучший выбор.

– Какой, к примеру?..

– Я повторюсь: у Мило двое родных сыновей. Незаконнорожденных, но родных и сыновей! Что немаловажно для тарийцев. На ближайшем Совете я хотел бы поднять вопрос о внесении изменений в порядок наследования. Мне кажется более разумным дать возможность принять корону Тарии сыну, а не сестре…

Вирд нахмурился. Почему Холд хлопочет об этих детях? Тем более что, возможно, у короля с королевой еще будут дети…

– Прошу вас поддержать меня, Верховный. Я совершенно уверен, что…

Раздался стук, и в комнату заглянул страж, объявивший:

– Советник Кодонак по срочному делу.

Холд нахохлился, недовольный, что его перебили.

– Они упустили ее, потухни мой огонь! Упустили! – Хатин сурово сдвинул брови, его нижняя челюсть ходила ходуном, он едва сдерживал гнев.

– Приветствую тебя, Советник Кодонак!.. – Холд очень неприятно улыбнулся.

– Приветствую и я тебя, Советник Холд… – Подобие улыбки Кодонака было еще хуже.

Они замолчали. Кодонак не хотел говорить в присутствии Холда – Вирд знал о чем… вернее, о ком… Холд, по-видимому, надеялся сегодня убедить Вирда поддержать его в Совете, признав за незаконнорожденными сыновьями первенство в вопросе наследования. Естественно, при участии Кодонака дело может принять совсем иной оборот – они с Холдом не ладили.

– Пожалуй, нам лучше продолжить в следующий раз… – наконец, вымолвил Холд.

Вирд кивнул.

– Никогда не думал, что мои Мастера могут быть такими баранами!.. – воскликнул Кодонак, едва за Холдом затворилась дверь. – Притом опытные проверенные Мастера: Тикьен и Трайс!.. Элинаэль приказала им оставить ее в покое, когда вышла из Здания Совета. Они же решили, что следить за ней незаметно будет более эффективным и не вызовет в ней такого негодования. Успешно проследили до Академии Силы. Но когда она вышла – не заметили!.. Представляешь, они не узнали ее!..

– Она переоделась… – кивнул Вирд. Элинаэль у костра на той полянке была одета в брюки, тунику и куртку – одежду Лючин.

– Ты ее видел?

– Да, я почувствовал, как она пересекает купол… Она в безопасности. С ней Лючин, и скорее всего, Ого и шестерка Одаренных, что постоянно сопровождают Лючин…

– Ты имеешь в виду Маха, Шоса, Тоше, Тико, Марила и Хабара?.. – Кодонак говорил, резко выплевывая слова, он был накален до предела. – Та шестерка Одаренных благополучно упражняется в казармах Золотого Корпуса и знать не знает о местонахождении Советника Кисам!.. А что до Лючин и Ого…

Командующий направился к двери, окликнул кого-то, и перед Вирдом предстали его рыжеволосый друг и Лючин. Ого хмурился, а Лючин выглядела взволнованной.

– Что случилось? – с трудом произнес он, чувствуя, как холодеют пальцы.

Лючин рассказала, как они встретились с Элинаэль в Академии, как отправились на охоту, и как незнакомый Мастер Силы, которого Элинаэль приняла за посланного Кодонаком телохранителя, переместил ее неизвестно куда…

– Я вначале подумала, что это по твоему приказу или по приказу Кодонака… Что ее забрали в безопасное место… в Город… Но меня мучили сомнения, я решила проверить, отыскала Ого, и мы вернулись…

– Я не посылал никакого Мастера, Вирд… – тихо сказал Кодонак, пристально глядя на него. – А ты?..

Вирд отрицательно помотал головой.

– Как выглядел тот Мастер? – спросил он.

– Небольшого роста, черноволосый и черноглазый. Волосы заплетены в косы… много кос. На боку меч. Мне он незнаком.

Это мог быть любой из ушедших с Атосаалем предателей. Все они теперь носят мечи и могут перемещаться, независимо от того, каков их врожденный Дар. Но… множество кос… Вирд меньше всего хотел, чтобы его догадка оказалась правдивой… Впрочем, какая разница, кто и из какого Круга похитил Элинаэль. Ясно одно – она в опасности!..

– Множество кос обычно носят Разрушители, и я знаю одного… – Хатин тоже догадался. – Какая-то особая примета у него была?

Девушка пожала плечами.

Вирд прикрыл глаза, отстраняясь от разговора, он представлял Элинаэль. Он искал ее. Фиолетовая мгла, пришедшая по его требованию, не рассеивалась: образ любимой скрыт от него плотным покрывалом. Он почувствовал, как на голове волосы встают дыбом – он не видит ее! Не видит!..

Ата

Большая белая Сова несла ее на своих крыльях. Ате было страшно. Она никогда не видела землю с такой высоты, она никогда не думала, что дома, люди, деревья – все кажется таким маленьким, будто их вырезал из дерева Шуанш, старик, который делал когда-то в племени Чад игрушки. Он подарил Ате маленького деревянного оленя, когда та была еще девочкой. Шуанш умер своей смертью, до того страшного дня, кровь его не была выпита Им, а плоть не терзали Другие…

Ата удивилась, увидев, сколько строений в этом их Городе Семи Огней, сколько людей суетятся, ходят между домами… их такое же множество, как снега в тундре… и вся земля скрыта под их жилищами.

Ата увидела синюю ленту внизу – это река!.. Озера, будто лужицы растаявшего снега, блестели на солнце, зеленели поля и леса… Сова направлялась на север – Ата знала.

Они пролетели над зелеными землями, над холмами, реками, озерами, городами, и наконец Ата узнала близкие ее сердцу снежные просторы. На белом поле она разглядела множество черных точек: те, что побольше – стояли неподвижно – хижины, те, что поменьше – постоянно перемещались и казались муравьями – олени и люди… Сова опустилась ниже, и Ата могла разглядеть даже их лица. Дети Снегов! Большое племя! Женщины поют, потроша рыбу. Охотники возвращаются с добычей. Дети играют в догонялки. Старики сидят у Хижины духов – стерегут ее покой.

– Братья! Сестры!

– Народ севера!

– Дети Снегов! – кричала Ата, но они ее не слышали и белую Сову не видели.

Сова сделала круг, она пролетела низко-низко над хижиной, где на вершине установлено было плетеное колесо, украшенное лентами и бисером, – дом Ташани.

Полог жилища приподнялся, и наружу вышла женщина, не одетая в теплую одежду и с непокрытой головой, хотя было холодно. Ата заметила белую прядь в черных волосах. Ташани подняла голову, скользя глазами по небу, но сову не заметила.

– Это Ташани Джива Белый Клок, – сказала мудрая Сова. – Запомни ее. Ты должна отправиться к этому племени и сказать, чтобы они уходили на юг, как можно дальше и как можно скорее. Скажи Ташани Дживе эти слова: «В тот день, когда ты искала знамения в небе, оно пролетало над тобой. У тебя в жилище потух очаг, так как ты долго пела и размышляла, и не поддерживала огонь, ты вышла и смотрела в небо, а когда вернулась – увидела, что пламя пылает». Скажи ей это, и она поверит, и народ поверит тебе, Ата. Ты должна спасти остатки Детей Снегов. Другие идут сюда.

Ата вскочила на ноги, бросилась к двери. Ей нужно найти Верховного и сказать ему об этом, и ей нужно найти способ отправиться в то место, о котором говорила Сова. Где это место – Ата догадывалась. Она помнила слова ливадца о большом племени на перешейке. Именно туда носила ее северная птица из мира снов.

Она бежала по коридорам огромной хижины, что снаружи больше скалы Рих, а внутри имеет столько комнат, переходов, лестниц, что невозможно подсчитать. За нею молча с суровыми лицами спешили ее нуритэ – те, кто клялся ее защищать: Гихо и Ай-Хойк.

После возвращения из башни Та-Мали Алсая рассказала вождям Энилю, Кодонаку и Человеку с крыльями о том, что Ата живет в коридорах Здания Совета. Верховный приказал выделить ей комнату и пообещал, что примет ее у себя и выслушает в любое время. Ата знала, что обещание его – твердо как камень. Комната, в которой жила Ата, была огромной, нужно было троим стать на плечи друг другу, чтобы достать до потолка. В комнате было множество вещей, без каких не могли обходиться изнеженные люди огня. Им требуется столько места для любого дела! Даже чтобы просто спать, эти люди нуждаются в огромных кроватях. На кроватях этих расстелены матрасы и простыни, лежат подушки, набитые пухом, одеяла в кружевах, над кроватями то, что называют они балдахинами. В комнатах мягкие кресла, стулья, столы, тумбочки, шкафы для хранения одежды, которой бы хватило, чтобы одеть целое племя. Везде стоят статуэтки, стены украшены картинами, на полах расстелены ковры. Людям огня нужны книги, чашки, кубки, ложки, вилки, ножи, бумага, чернила, флаконы с благовониями… и еще множество и множество всякой всячины, название которой Ата не смогла запомнить. Но за те месяцы, пока она жила среди этих людей, Ата поняла, что спать на кровати мягко и удобно, ступать по коврам приятно, как и любоваться картинами на стенах… Но от всего этого приятного и удобного тело становится изнеженным, а душа привыкает к легкой жизни. Настоящая же Дочь севера должна уметь преодолевать трудности, готовить тело к суровым испытаниям холодами и лишениями, а Ташани – тем более.

Но Ата все равно спала на кровати, потому что шкур здесь не было, одевалась она в тарийскую одежду, потому что в ее одежде было слишком жарко. Да и, в конце концов, она – Ташани, и правильно то, что она считает правильным, и нет в этом никакого нарушения обычаев! Ата и так настрадалась, намерзлась, наголодалась. Духи решили вознаградить ее за лишения. Плохо отказывать духам, когда они посылают тебе хорошее – они могут обидеться и больше ничего тебе не давать…

Нуритэ Аты спали на полу, около ее кровати, и всюду следовали за ней. Гихо всегда молчал и смотрел на Ату хмуро из-под бровей. Ай-Хойк часто улыбался ей. Он похож на своего брата, но и совершенно другой.

Красивые большие двери с вырезанными искусно на них узорами – двери Верховного – оказались закрыты перед ней.

– Верховный сказал, чтобы вы пускали меня к нему в любое время!.. – твердила Ата стражам Вирда-А-Нэйса, но те отвечали одно и то же:

– Верховного в покоях нет!

– Где он?

– Он не сообщил, куда отправился.

Ата злилась. Воинам, не имеющим уважения к Ташани, не будет удачи в охоте, но эти тарийцы не охотятся… и Ташани для них… просто женщина, еще и неодаренная… Она резко развернулась и направилась к вождю Кодонаку. Гихо раздраженно сопел. Этот упрямый олень не захотел сменить северную одежду на тарийский костюм и истекал потом, к тому же с упреком смотрел на Ай-Хойка, который был в светлой полотняной рубахе, темных штанах и коричневой шерстяной куртке. На шее у него висели амулеты: Ата одобрила, что красный мешочек с мхом от злых духов воин спрятал под рубаху, а вырезанный из кости круг с изображением солнца носил поверх всей одежды – правильно. Ай-Хойк поймал взгляд Аты и улыбнулся, а Гихо еще больше запыхтел.

Дверь вождя Кодонака тоже оказалась закрытой. Стражей у его покоев не было, и Ате даже не с кем было поругаться. Она направилась к вождю Энилю.

– Что мы, как олени, ищущие мох под первым снегом, рыскаем по всей этой хижине?.. – проворчал Гихо.

– Если бы ты переоделся, тебе было бы легче, – сказал Ай-Хойк истинную правду.

– Я не стану надевать эту их одежду. Так я превращусь в изнеженного южанина!.. – Гихо сердился. – Это ты забыл наши обычаи!..

– Ташани не запрещает… То, что разрешила Ташани – не нарушает ни законов, ни обычаев… – возразил Ай-Хойк. Ата улыбнулась.

Ото Эниль

– Я знаю, что она жива, – говорит Абиль, наклоняясь к Вирду, бледному, с обострившимся носом и подбородком, с темными кругами под глазами.

– Я тоже это знаю, – отзывается Вирд сдавленным непослушным голосом.

У Ото сжалось тревожно сердце. Мальчик переживает за Элинаэль. Он, выросший без отца и матери, нашел в ней свою семью, свою отдушину, он видит весь свой мир в ней… Люди Древнего знают больное место Вирда, знают, куда бить. Это плохо… очень плохо…

– Почему я ее не вижу? – Вирд впился глазами в лицо Абиля, но того невозможно было смутить. Сет облизнул губы, собираясь, как знал Ото, начать долгое и пространное объяснение этого явления.

– Оковы Огненосца!.. – многозначительно вымолвил Мастер Сет, поднимая вверх указательный палец. Последовало молчание. Вирд опустил глаза, сцепил зубы и, нахмурившись, уставился в пол у себя под ногами. Кодонак недоуменно глянул на Ото. Стойс и Маштиме оба стояли у окна, приняв совершенно одинаковые позы: руки сложены на груди, лица хмурые и сосредоточенные.

– …Их впервые создали еще в Городе под куполом… в древнем северном городе. Но зачем?.. Это казалось нелогичным для меня. Повелители Огня были очень уважаемыми людьми. Того, у кого разворачивался подобный Дар, в течение семи дней принимали в состав Правителей – аналог нашего Совета, – невзирая на юный возраст. Зачем ограничивать Дар Огненосца, который является Правителем? Конечно, могло случиться, что кого-нибудь из Повелителей Огня необходимо было обуздать. По разным причинам… мало ли… Но нам известен только один случай, когда оковами пользовались именно для того, чтобы утихомирить Дар Огненосца. Когда погиб Этас – Мастер, погружавший в сон Атаятана, его жена – Тойя, тоже Огненосец, в состоянии шока вошла в буйство и пыталась сжечь спящего Древнего. Ему ее огонь не мог навредить, но окружающим людям угрожала серьезная опасность, к тому же она едва не подожгла строения города. На Тойю пришлось надеть оковы, пока она не пришла в себя. Возможно, подобные вещи случались и раньше, и оковы нужны были именно чтобы обезопаситься… но зачем тогда столько экземпляров? Меня заинтересовало еще и упоминание в одной рукописи того факта, что Огненосцы надевали оковы перед боем, к тому же могли их снять самостоятельно. Ключи, замки, цепи – все эти атрибуты появились значительно позже… Изучая древнюю историю, я понял, что блокирование Дара – лишь второстепенное свойство… даже нет – побочное явление! Главной функцией оков изначально являлось не лишение Мастера Дара, а защита его от Пророков. Свободный народ создал инструмент, чтобы сделать своих Правителей невидимыми для врагов! Точнее, для их Пророков Силы. Оказывается, Пророку из всех Одаренных легче всего отследить именно Мастера Огней. Тот словно маяк, горящий во тьме. Имея подобные оковы, Огненосцы смогли незаметно подобраться к Древним и погрузить их в сон. Вывод следующий, Верховный: ты не видишь Элинаэль Кисам, потому что на ней оковы Огненосца!.. – завершил свою речь Абиль, ожидая реакции слушателей.

Ото видел: Вирд уже понял, что хотел сказать Сет, как только Абиль заговорил об оковах Огненосца. Он получил ответ на вопрос: «Почему?», но не на вопрос, что же ему предпринять. Все это время он слушал Мастера Сета внимательно, мрачнея с каждым словом, Ото казалось, что даже цвет глаз его темнеет.

– Почему погиб Этас?.. – хрипло спросил Вирд, не поднимая взгляда.

– Никто не знает… – задумчиво ответил Сет. – Ошибка… Чья? Никто не знает… Что-то пошло не так. Предполагалось, что обойдется без потерь. Необходимо было лишь немного его крови, как с Эт’ифэйной. Но когда он пролил кровь, и она коснулась тела Атаятана – этот процесс уже никто не смог остановить. Этас умер, и даже лучшие Целители не могли ничего сделать.

Вирд медленно поднял глаза на Абиля. Верховный ничего не сказал, но в его взгляде читалось все, о чем он подумал. Ото поежился. Возможно ли, что Атаятан обладал какими-то особыми качествами, опасными для Мастера Огней? Насколько вероятно, что с Элинаэль произойдет то же, что и с Этасом?..

Снова последовало молчание. Тяжелое, густое, неприятное. Вирд встал, прошелся взад-вперед и обратился к Ото:

– Знает ли Атосааль о свойствах оков Огненосца?

– Безусловно! – ответил Абиль, опережая Ото, который успел лишь открыть рот и затем подтвердил слова друга кивком.

– Тогда зачем? – вновь произнес Вирд, и все присутствующие поняли, что хотел спросить Верховный этими двумя словами.

Похищение Элинаэль Древним и его людьми могло преследовать две цели, первая из которых – обезопасить Атаятана от погружения в сон, а следовательно, и связанных с ним Кругами – от смерти. И наиболее верным способом достижения этой цели было убийство Элинаэль. Но если они не убили ее сразу, значит, она им зачем-то нужна живой. Зачем? Ответ напрашивался один – чтобы поймать в западню Вирда, когда он попытается ее освободить, но если Вирд не видит ее, то не может и прийти за ней… Возможно, они предполагают, что он тут же ринется искать ее во дворце Атаятана, где ожидает его ловушка. Но Вирд утверждает, что во дворце Элинаэль нет.

– Атаятан, похищая нашего Советника, безусловно, нарушает перемирие!.. – заявил Стойс. «Все Мастера Перемещений имеют склонность к дипломатии», – отчего-то подумал Ото.

– Себе он хуже не сделает, нарушив его. А нам противопоставить ему совершенно нечего, – вздохнул Маштиме. Тайшиль прав: их часть сделки выполнена, дворец уже стоит. Конечно, Вирд может послать на побережье залива Тиасай Мастеров Стихий или самостоятельно разрушить здание, но, скорее всего, это будет не так легко.

– Атаятан не стал бы нарушать перемирие… – сказал Вирд тихо. – Не знаю, почему, но я уверен в этом…

– Может, Эбонадо Атосааль без ведома Древнего похитил Элинаэль? – предположил Ото. – Он ведь уже пытался… В прошлый раз, как рассказал Ках, он поместил ее в цитадель Шай именно с целью иметь в своих руках оружие против Древнего. Возможно, он все еще надеется получить какие-то рычаги управления, определенные способы влияния… Это похоже на Эбонадо, он всегда поступал так… Он не действует без страховки…

– Нет, Советник Эниль… – возразил Вирд. – Я был свидетелем того, как Атаятан-Сионото-Лос обличил Атосааля во лжи. Древний откуда-то знал, что не все Мастера Огней мертвы, как сказал ему Пророк. Эбонадо теперь понимает, что Атаятана не так легко обмануть. Древний оказался умнее и проницательнее, чем думал о нем бывший Верховный. Его способ мышления, цели и желания отличны от привычных нам, а его опыт, знания и способности многократно превосходят все это у Эбонадо Атосааля. При этом я не принижаю способности Атосааля. Тот не станет второй раз наступать на те же грабли. Не станет обманывать Атаятана или действовать за его спиной. Тем более – нарушать перемирие.

– Из твоих слов, Верховный, следует, что Советника Кисам похитили без ведома Атаятана, так как он не стал бы нарушать перемирие, и сделал это не Эбонадо Атосааль, – проворчал Стойс и сменил позу, переступив с ноги на ногу. – Тогда где искать?.. Это ведь кто-то из Первого Круга? Не так ли?

– Да, – ответил ему Вирд. – А есть только один человек, из всех Кругов, настолько безумный, что не боится вызвать гнев Атаятана, не боится нарушить перемирие… Им движут лишь собственные цели…

– Остается только узнать, где искать этого безумца… – вздохнул Кодонак, – и какие цели движут Элием Итаром…

Это имя, наконец, было произнесено. Ото внимательно следил за Вирдом, выражение его лица почти не изменилось, но что-то едва приметное вспыхнуло в глазах. Элий Итар был не просто одним из предателей, ставших на сторону Древнего, не просто врагом и злодеем, похитившим Элинаэль… Он был человеком, с которым у Вирда особая связь – практически кровное родство. Сразу после того как Вирд рассказал о произошедшем на горе Волков, Ото встретился с Абилем Сетом и расспросил как можно подробнее о чтении по крови. Абиль не хотел рассказывать, упрямился, хмурился и отмалчивался, что совершенно на него не похоже, он стал более разговорчив, лишь когда понял, чем вызван интерес Ото.

Давнему другу Ото была доступна эта способность. И однажды он воспользовался ею. Как и следовало ожидать, Абиля подвела к такому эксперименту его непреодолимая жажда познания. Он прочел по крови своего неодаренного знакомого – Мастера Пятилистника Инчира.

– Первое время, – рассказывал Сет Энилю, – я не мог точно понять, где мои эмоции, а где его, где мои воспоминания и страхи, а где его. Я видел чужие сны, я полюбил блюда из рыбы, на которую до этого смотреть не мог, я стал бояться одиночества, часами гулял по улицам – искал новых знакомств, а ты знаешь, Ото, что я предпочитаю обществу людей книги, и одиночество скорее мое благо, нежели страх. Я волновался о нем, как о младшем брате, которого вырастил. Я радовался удачам Инчира намного больше, чем своим собственным, даже больше, чем он сам… А уж если у него что-то не складывалось – как я переживал! Мне казалось, что я не просто прожил его жизнь до момента чтения, а продолжаю жить его жизнью, беру часть его эмоций на себя. Я напился с горя, только представь, Ото, – я напился!.. когда у Инчира умерла жена, а я даже не знал тогда, что случилось, просто чувствовал… боль… огромное, непереносимое горе… Но это ничто по сравнению с… – Абиль шумно выдохнул. – Инчир был неодаренным, он прожил достаточно долгую для обычного человека жизнь – восемьдесят четыре года. Он уехал с семьей в Касинан, я его почти не видел. Я уже свыкся… уже не отделял себя от него. Привык просыпаться посреди ночи, чувствуя необъяснимую тоску, или переполняться непонятной радостью, сидя в библиотеке над скучнейшим томом. А потом… потом я умер. Именно я! Не он… Я не знаю, как описать это… Не нахожу нужных слов, кроме двух: я умер! Я могу лишь посочувствовать Верховному… Хотя здесь все усложнено. Во-первых, он прочел Одаренного, к тому же того, у кого есть дополнительные Дары, и Дар Пророка в том числе. У Элия Итара во Втором Круге, насколько мне известно, Мастер Пророк Ний Тавин. Я знаю Ния… ему тоже доступно… чтение по крови… Когда-то давно мы говорили с ним об этом… Кто мог бы подумать, что он станет предавшим огонь жизни… Так странно…

Позже, несколько месяцев спустя после этого разговора, Абиль Сет замечал, что Вирд хорошо держится, и существенных изменений личности у него не наблюдается.

– Возможно, Вирд Фаэль выдержит это испытание гораздо лучше, чем я, – выразил надежду Абиль. – В конце концов, он – Мастер Путей. Может, у него есть какой-то защитный механизм?..

– Будем надеяться… – оставалось ответить Ото, но он подозревал, что происходящее внутри Вирда очень редко выходит наружу, может быть совершенно незаметным для окружающих и трактоваться не так, как есть на самом деле… Ото знал лишь одно: Элий Итар – Разрушитель, непредсказуемый, неконтролируемый, бесстрашный до безумия, с болезненным и извращенным чувством справедливости, со скверным характером, – так описал его Кодонак, – предавшийся к тому же Древнему и ставший неуязвимым – худший вариант, чтобы прожить его жизнь, ощущать его эмоции и воспринимать его как самого себя.

– Элий Итар хочет поединка, – разбил воцарившуюся тишину молодой звонкий голос Вирда, и в это мгновение в приоткрытое окно ворвался холодный, почти зимний ветер, громко ударив створкой об откос, отчего Ото вздрогнул, а стоящий там Маштиме отреагировал лишь ленивым полуоборотом головы.

– Став неуязвимым, он утратил нечто важное для себя – риск, – продолжал Вирд. – Он желает встретиться со мной, зная, что уязвим для моего меча. Такой поединок интересен ему. Он ждет меня. Итару не известно, что я не вижу Элинаэль в оковах Огненосца. А находиться он может где угодно…

– Я не могу понять, – включился в разговор Стойс, – поясните мне. Советник Кисам – в оковах Огненосца и скрыта от Пророков. Мы знаем, что она в руках у Элия Итара. Почему Пророки не могут поискать Элия Итара?

– Из-за Вирда… – пробормотал Абиль, – он изначально невидим для Пророков безо всяких оков, а Итару передалось это свойство.

– Значит, у нас двое невидимок, которые ожидают, что их найдут, и при этом не знают, что невидимы!.. – ворчливо подвел итог Стойс.

Хатин Кодонак

Обвиняющий женский голос за дверью, перемежающийся скупыми короткими ответами стражей, заставил Хатина отвлечься. Разговор и так зашел в тупик. Понятно, что и Элинаэль и Итар невидимы для Пророков. Понятно, что Элий Итар мог быть где угодно. И зная лично Элия Итара, Хатин также мог с уверенностью сказать: он способен на что угодно. Нельзя предсказать и просчитать его ходы. Он может убить Элинаэль; может, не причинив ей вреда, вернуть в Город Семи Огней, может дожидаться прихода Вирда с Золотым Корпусом; прятаться или, наоборот, желать, чтобы его отыскали; выполнять приказ Атаятана или действовать самостоятельно на свой страх и риск… Страх Итару незнаком, а риск для него – все. Одно можно было утверждать – Итар нетерпелив и сообразителен, он не сможет ждать слишком долго и быстро поймет, что найти его не могут, и если он не прячется, то придумает способ, как оповестить Вирда о своем местонахождении. То, что Элий жаждет поединка с Вирдом, похоже на правду. По крайней мере, для того Элия, которого Кодонак когда-то знал. Концентрированный Разрушитель. Мастер Стихий Путем Дара, но больше душой. Жаль, что он позволил разрушить самого себя – судьба всех боевых Мастеров, отпускающих свой Дар. Жаль… Не дать бы теперь ему разрушить и Вирда…

Женский голос становился все настойчивее, а ответы стражей – все более частыми. В странном тягучем акценте Хатин узнал речь Дочери Снегов. Ата? Смелая маленькая Ташани из погибшего племени Чар… Хатин чувствовал себя виноватым перед ней. Она вцепилась в него у стен ливадской крепости, когда Вирд был в руках у Эт’ифэйны, вынудив переместить ее в столицу; постоянно твердила о том, о чем Кодонак уже знал: Вирда забрало нечто злое. Ей-то откуда об этом стало известно?.. Хатину некогда было заниматься делами Аты, и он попросту оставил ее в коридорах Здания Совета, приказав ждать. И она ждала… Ждала все то время, пока они спасали Вирда, усыпляли Древнюю, и еще больше недели после этого. Если бы Алсая ее не нашла, то ждала бы и по сей день. Хатин про нее забыл… совершенно забыл. Вот ведь старый дурень!..

– Это Ата… – узнал Вирд, – пусть войдет.

Двери в покои Советника Эниля распахнулись, и Ата, взъерошенная, полная решимости, сверкающая черными глазами, ворвалась в комнату, будто северный ветер Дих. За нею следовали два совершенно одинаковых молодца: один, правда, в мехах Детей Снегов, а другой – в более подходящей для климата Города Огней одежде. В последнее время они от нее не отходят, и со слов Мастера Ихани Хатину были известны обстоятельства их встречи с Ташани.

– Ты должен помочь мне, Человек с крыльями!.. – с ходу атаковала Ата.

Вирд обескураженно заморгал. Он устал. Он готов помочь всем, но не знает, с кого же начинать… А пока Элинаэль не здесь, не с ним, Вирд – это опасная, легко воспламеняющаяся, непредсказуемая смесь острейших эмоций и необычайной Силы.

– Что случилось, Ташани Ата?.. – умиротворяюще спросил Хатин.

Она обратила взгляд на него и атаку соответственно, тоже:

– Ты должен мне помочь, вождь Кодонак!

– В чем? – уточнил вождь Кодонак.

– Мудрая Сова приказала мне спасти последних из Детей Снегов!

– В Та-Мали?

– Нет, вождь, на перешейке у границы с Ливадом!

Какие точные определения для Дочери Снегов…

– И что же именно ты должна сделать? – Кодонак сразу решил взять на себя вопрос Аты, так он убьет двух зайцев: даст возможность Вирду заниматься поисками Элинаэль, не отвлекаясь, и загладит вину перед забытой им Ташани.

– Предупредить их, что туда идут Другие, – так Ата называла смаргов…

– Смарги на перешейке?! – высказал Маштиме первым то, что подумали все присутствующие здесь.

– Мудрая Сова сказала так, а она не ошибается!

Хатин понятия не имел, кто такая эта пресловутая мудрая Сова, но женщина не отстанет ни от него, ни от Вирда, пока не сделает все так, как эта призрачная птица желает. Может, это глупости, шаманские бредни… а может, смарги действительно есть на перешейке или идут туда. Как доносила разведка, больше ста тысяч выживших после ливадской битвы смаргов отступили на север Тарии, в пустующие земли. И в силу заключенного перемирия тарийские воины их не трогали, пока они не причиняли вреда тарийцам. Об их передислокации никаких сведений не поступало.

– Советник Стойс, – сказал Хатин, – надо бы проверить ливадскую границу.

Стойс сразу все понял и, оценив Ату и ее спутников быстрыми прищуренными глазами, ответил:

– Хорошо, я возьму семь «прыгунов», выдели мне для защиты пару-тройку боевых Мастеров. Верховный, – обратился он к Вирду, – не возражаешь?

Вирд кивнул, давая согласие.

Кодонак колебался. Можно ли оставлять Вирда наедине с его проблемой? С другой стороны, нужно увидеть все своими глазами… Вдруг и в самом деле птица из снов Ташани на призрачном крыле приносит больше сведений, чем их лучшие разведчики? Смарги на перешейке…

– Советник Кодонак, – произнес Вирд, – я думаю, тебе тоже нужно отправиться на перешеек…

Хатин кивнул. Решено.

 

Глава 22

Поединок

Ата

Умеющие исчезать перенесли ее к дому Ташани Дживы быстрее, чем даже мудрая Сова в ее сне. Всюду вокруг она видела хижины Детей Снегов. Множество и множество хижин. Люди ходили меж жилищ, и их было столько, что весь снег они вытоптали. Он превратился в твердую серую поверхность. По стойбищу бегали собаки – большие, лохматые, с голубыми глазами. Одна из них обнюхала Ату и отошла, немного порычав. Это были собаки Детей Снегов, живших на берегах Ледяных Морей, – племя Аты и другие жители Северных земель собак не держали. Но они – ее братья и сестры, народ севера.

Появлению незнакомцев в стойбище воины не обрадовались. Ата понимала почему: они как духи появились из ниоткуда, унизив тем стражей, хранящих покой жилищ, пройдя незамеченными мимо, проскользнув тенью.

Копья и луки нацелились в них. Вождь Кодонак не боялся. Его воины тоже не выказывали страха. Нуритэ Аты стояли неподвижно и были готовы в любой момент схватиться за оружие, чтобы защитить ее. Сейчас, когда Ай-Хойк тоже переоделся в меха, братья были неотличимо похожи друг на друга.

Из хижины с плетеным кругом наверху вышла женщина. Она была старше Аты и более высокой, клока белых волос не видно под меховым капюшоном.

– Кто вы такие? И чего вам нужно? – строго спросила она.

Ата вышла вперед, протянула ей ожерелье: на кожаном шнуре висело множество вырезанных из кости маленьких фигурок зверей и птиц. Только Ташани знает, что это такое.

Джива окинула Ату быстрым взглядом:

– Ты тоже Ташани?

– Да, Ташани Джива Белый Клок.

– Откуда тебе известно мое имя?

– Мудрая Сова сказала мне. Прикажи воинам опустить копья, мы пришли с миром. Мне нужно говорить с тобой.

– Вы пришли как тени. Вы служите Майшою? – На древнем языке, который знали лишь Ташани, Майшой означало – Ветер смерти.

– Вы дали имя Безымянному?! Тому, кто купается в крови нашего народа?!

– Это подходящее имя. И кто ты такая, чтобы указывать мне, кому и какое имя давать? Такие же, как вы, тени приходили к нам много лун назад. Они брали наших женщин, уносили с собою, а копья наших мужчин ломались об их тела и не причиняли им вреда. Они забрали многих, и те больше не вернулись! Почему мы должны верить вам? Вы пришли снова брать наших людей для Майшоя?

– Нет, – сказал вождь Кодонак, – мы те, кто этого самого Майшоя остановят.

– Где же вы были раньше?.. – Джива злилась.

– Послушай, Джива Белый Клок! – не выдержала Ата. – Я скажу тебе слова, благодаря которым ты поверишь мне.

И Ата произнесла в точности то, что велела ей Сова:

– В тот день, когда ты искала знамения в небе, оно пролетало над тобой. У тебя в жилище потух очаг, так как ты долго пела и размышляла, и не поддерживала огонь; ты вышла и смотрела в небо, а когда вернулась – увидела, что пламя пылает.

Джива пристально смотрела на нее, смотрела и молчала. Воины тоже молчали, не опуская оружия. Вождь Кодонак, чуть прищурившись, медленно изучал окруживших их. Ата ждала.

– Хорошо… – наконец произнесла Джива. – Уберите оружие, это друзья!

Воины разом опустили копья и луки, но внимательно следить за пришельцами не перестали.

– Зачем ты явилась, и как твое имя?

– Меня зовут Ата. Меня называли Ташани-без-племени, Ташани-без-народа, Вестница смерти: мое племя убил Он на моих глазах. Мудрая Сова во сне дала мне надежду на возрождение народа, дала три знамения, и одно уже исполнено. Она повелела мне предупредить вас и спасти.

– Хорошо. Пойдем в священное жилище, и ты расскажешь все в присутствии вождей и духов, там я буду знать, что ты не лжешь и не служишь Майшою. Спутники твои – наши гости, пока мы будем говорить, пусть войдут в дома наших людей.

Ата в сопровождении лишь нуритэ последовала за Дживой.

– Постой, Ата, – окликнул ее вождь Кодонак. – Мы должны провести разведку. Мы вернемся за тобой через два часа, если ничего нас не задержит. Ты не в опасности здесь? Может, оставить боевого Мастера?

– Нет, вождь Кодонак, иди. Со мной мои нуритэ… и мой народ.

Жилище духов было почти таким же огромным, как зал в Здании Совета. Раньше Ата открыла бы от удивления рот, но не сейчас, после того как видела хижины выше скалы Рих и башни, пики которых доставали до солнца. Здесь собрались вожди этого большого племени, ставшего единым, когда зло погнало их на юг. Настороженные глаза на суровых мужских лицах вглядывались в Ату. Какую весть принесет им она? Ташани, которых кроме Дживы собралось здесь еще без двух четыре раза по десять, тоже не отрывали глаз от нее.

Ата говорила долго. Ее рассказ начался с того дня, как Он пришел, чтобы убить все ее племя. Она говорила о своем пути через тундру, о мертвых стойбищах по дороге, о совете у скалы Рих, о молчании духов; о Женщине, умеющей исчезать, которая спасла Ату, когда она во второй раз увидела Его – того, кому Джива дала имя Майшой. Она рассказала о Городе Семи Огней, о Человеке с крыльями, и, наконец, о мудрой белой Сове и трех знамениях.

– Человека с крыльями не существует!.. – воскликнула одна из Ташани по имени Гилдэ, совсем еще юная. – Мудрая Сова могла прийти к тебе во сне. Но никогда я не поверю, что ты видела Человека с крыльями наяву!

– И как он носит одежду? Как он спит?.. Крылья не мешают ему?.. Или он спит подобно птице, на ветке? – насмешливо спросил один из молодых, неразумных еще вождей.

– Эти крылья не помешают ни спать, ни одеваться, Бахтах! Ты плохо слушал свою Ташани!.. – высказалась Джива. – Каждая из нас знает, и старейшины знают, что Человек с крыльями должен был прийти! Наяву, Гилдэ! Не во сне! Прийти в час, когда пробудится зло! Мы забыли старые легенды, мы забыли мудрость предков и за это наказаны. Молчи, Гилдэ, и не говори больше ни слова, ты еще не набралась мудрости!.. Каждая Ташани почувствует душой Человека с крыльями, узнает его из тысячи и не ошибется. Так же, как и Майшоя почувствует!

– Другие, слуги Майшоя, люди огня называют их смаргами, скоро будут здесь, – печально произнесла Ата. – Вам нужно уйти на юг как можно скорее. Уйти в Тарию. Там не тронут никого из вас.

– Не верьте ей, братья! – выкрикнул вдруг вождь – седовласый и огромный, как медведь. – Эти люди из страны огня пришли поработить нас! Мы всегда были вольным народом, у нас не было одного вождя, как у них. Они хотят, чтобы мы подчинились им, чтобы отдавали свои товары бесплатно, чтобы наши воины сражались в их войнах. Они послали эту женщину, чтобы нас обмануть! Я не боюсь ни Майшоя, ни его слуг! У нас здесь столько воинов, сколько рыбы в Ледяных Морях! Неужели мы не победим этих смаргов?

Некоторые из вождей поддержали его одобрительными возгласами.

– Видел ли ты Майшоя, Киргу? – спросила Джива, вставая, и вожди замолчали. – Убил ли ты хотя бы одного из его слуг – смарга или человека? Что было с теми, кто приходит забирать наших женщин? Я не видела крови этих врагов на твоем копье!

– Я был далеко! Если бы я мог сразиться с ними…

– …то я бы уже давно приготовила твое тело к погребению, а к этому дню уже и плач по тебе закончился бы, Киргу! Ты ревешь, как бешеный медведь, и как он, не понимаешь, что говоришь! Разве воины, погибшие в сердце Северных земель, были слабее тебя или не такими храбрыми? Там собралось большое племя, почти такое же, как наше. И все они мертвы! Все до одного! А ты, Киргу, решил в одиночку победить Майшоя?!

– Я не верю этой женщине, – ответил Киргу, – не верю ее словам. Она лжет! Не могло такого быть, чтобы кто-то уничтожил такое большое племя Детей Снегов. Там был один род, несколько хижин. Западный народ никогда не собирался в большие племена.

– Глупец! Киргу! Глупец! Ты храбр, пока не видел Майшоя. Я дам тебе выпить напиток грез, и ты посмотришь, каков он! И если штаны твои останутся сухими после этого, то я, пожалуй, поверю, что ты сможешь убить одного смарга, если очень постараешься!..

Вожди и Ташани громко засмеялись. Ата не могла смеяться: она видела Его два раза. Он оставил след на ее щеке. Ата дотронулась до шрама, вспоминая смерть Акаса, и Милки… и остальных… вспоминая Его шепот: «Скажи им, что мы пробудились!..»

Ата не спала. Здесь, у очага Детей Снегов было тепло: не так, конечно, тепло, как в большом Городе, но она родилась и выросла в таком жилище из шкур. Здесь уютно, тогда как снаружи воет злой холодный ветер, там скоро пойдет снег… Ата знает.

Совет в священной хижине длился долго, до самого вечера, вожди спорили между собой, спорили и Ташани. Но Джива Белый Клок была самой сильной и мудрой среди них, она всех заставила слушать Ату. И народ согласился идти на юг. Ата была спокойна за Детей Снегов, она верила, что они выживут, убегут от надвигающегося зла. Но ее тревожило второе знамение: «Ты увидишь последнего из твоего племени, чью кровь прольет Он». Этого знамения Ата видеть не хотела. Не хотела, чтобы оно сбылось, хотя оно предвещало возрождение ее народа. Ата боялась увидеть Его в третий раз… Он не забыл ее, она знала. Он хотел ее крови… или ее страха… Нет. Он хотел убивать у нее на глазах и видеть, как сжимается сердце Ташани, как кровь ее народа вытекает вместе с ее душой, и остаются лишь пустота, боль, отчаяние… Ташани-без-народа… Он хочет видеть ее страдания и отблагодарить ее за исполненное поручение – весть о Его пробуждении…

Вождь Кодонак до сих пор не вернулся. Он присылал одного человека, который мог исчезать, и тот спрашивал Ату, не перенести ли ее назад в Город, так как Кодонак задерживается. Она ответила, что будет ждать его. Она хотела увидеть собственными глазами, как ее народ снимается с места и идет на юг, подальше от опасности.

Ташани Джива укуталась в шкуры и спала. Рядом с ней лежал большой лохматый пес, который поднимал голову всякий раз, как Ата шевелилась. Нуритэ Аты спали тут же. Во сне они держали в руках оружие. Сильные воины… северная кровь…

Ветер пел песню, что сводила Ату с ума. Ей слышались стоны умирающих соплеменников, рев Других, Его шепот … Майшой… Ветер смерти… Джива дала подходящее имя Ему… «Майшой – ты не получишь меня! Я не увижу смерти моих братьев или сестер! Ты умрешь, Майшой!.. Пусть говорят, что ты бессмертен, но ты умрешь! А мой народ будет жить!..» Ата слышала смех… Ата слышала плач… «Утихни!» – сказала она сквозь слезы. «Утихни!» – повторила с силой. Ташани знают песню, которая заставит ветер замолчать. Ата начала петь ее. Слова песни на языке, что уже давно забыты Детьми снегов, на языке духов, но ветер понимает:

« Крылья устали твои, ты летал от воды к воде. Ты устал, и сон призывает тебя. Пусть родившая тебя скала, скала, что подпирает небо, пропоет тебе песнь заката. Усни, летающий без устали, усни, бушующий в ночи, усни, приносящий снег. Крылья устали твои, прильни к груди земли, неистовый, обними ее и усни. Успокойся, не знающий покоя… »

Ата пела, а ветер слышал и затихал. Но тревога ее не уходила. Ата встала, надела теплую верхнюю одежду, не позволяющую лютому морозу коснуться ее, и вышла наружу. Позади она услышала шорох – ее нуритэ спешили за ней.

Ветер уснул, а на небе не видно было ни звезд, ни луны за плотными облаками. Снегопад уже начался. Ата шла, оставляя следы на свежем белом полотне. Гихо что-то сонно ворчал, а Ай-Хойк шел молча, только снег скрипел под ногами.

«Вестница смерти… Ташани мертвых… Принесшая-злую-весть…» – слышала Ата. Это не ветер… Ветер она утихомирила. «Кому служишь ты? Ты, которую я пощадил?..» – Ата побежала, она убегала от голоса, такого красивого, такого сладкого… голоса, что шептал, разрывая ее душу, причиняя ей боль, которую невозможно было терпеть. Шрам на ее щеке горел огнем, слезы струились из глаз. Ата бежала, но голос был рядом, был в ней…

– Ташани!.. – Ай-Хойк догнал ее. – Ташани, что с тобой? Куда ты бежишь?..

Ата плакала. Она подняла голову к небу и увидела, как что-то с крыльями спускается на землю, прямо к ней. Кто это? Крылатое существо опускалось ниже и ниже, из облаков вынырнули еще двое.

– Что это?! – закричал Гихо, показывая в небо, он тоже видел.

Ай-Хойк бросил копье, но существо ловко сложило крылья, скользнуло в воздухе и увернулось. Копье Гихо тоже не достигло цели, отклонившись лишь на палец. Крылатые существа уже были над Атой. Она увидела руки, как у человека, но с длинными изогнутыми когтями, она увидела оскаленные морды, с острыми, как иглы зубами, она разглядела кожистые крылья без перьев, на головах прилетевших шевелились змеи…

Гихо и Ай-Хойк, выхватив кинжалы, сражались с чудовищами, но не могли дотянуться до них. Существо ударило Гихо шипом на конце извивающегося хвоста, и тот упал без движения, выронив оружие. Ай-Хойк схватил тварь за крыло, потянул к земле, летун заскрежетал, издавая звуки, которых Ата почти не слышала, но их услышали все псы в хижинах Детей Снегов, и разом взвыли. Неведомый зверь был сильным, он отбросил Ай-Хойка, оставив глубокий кровавый след на лице воина, хвост его взметнулся и поразил ее защитника, тот упал так же, как брат.

Одно из существ схватило Ату и подняло в воздух, легко, словно ребенка… Двое других забрали ее нуритэ, беспомощно повисших в их когтях. Ата видела, как из жилищ выбегают воины, как посылают стрелы вдогонку, как лают псы и кричит что-то Ташани Джива. Но было поздно… Слуги Майшоя – Ата знала это – уносили ее к нему…

Элий Итар

Фаэль не приходил. Почему?.. Элий не верил, что его остановило благоразумие. Нет. Остановить этого человека, узнавшего, что его Элинаэль в опасности, могли разве что крепкие веревки в совокупности с оковами Карта. Может, и в самом деле его не пускают?.. И кто же смог справиться с Мастером Путей, одержимым желанием спасти любимую?..

Сама Элинаэль вела себя достойно: не устраивала истерик, ела то, что Элий ей предлагал, не жаловалась на неудобства – спать ей приходилось прямо на полу, и все, чем он ее обеспечил – одеяло, грубое и колючее, впрочем, в этой местности было довольно тепло даже ночью, несмотря на приближение зимы в Тарии.

Элию необходимо было находиться в этой заброшенной сторожке постоянно. Для Фаэля дело нескольких мгновений – появиться здесь и вернуть Элинаэль домой, а он не должен пропустить этого. Здесь у него достаточно пищи и воды, чтобы ждать две недели, но пять дней уже прошло. Вполне вероятно, что его «новый брат» видит происходящее здесь и ждет, пока Элий отлучится. Но в чем смысл? Фаэль может заявиться сюда, как грозилась пленница, со всем Золотым Корпусом, Мастера́ которого зарубят Элия в три удара сердца своими новыми мечами, выкованными специально против него и подобных ему. Хотя он был уверен, что Фаэль придет один. Элий бы поступил именно так.

Он знал, что его ищут Атаятан и Первый Круг. Древний предпочитал, чтобы все связанные были под рукой. И зов Древнего Элий слышал даже здесь, слышал не раз… Если бы рядом оказался неодаренный, Атаятан наверняка воспользовался бы Путем Тени, чтобы встретиться с ним. Элий знал, что гневит своего хозяина. Знал, что его ожидает наказание за самовольное похищение Элинаэль, но еще большее наказание – если он доведет дело до конца и встретится с Фаэлем… Встреча закончится смертью одного из них, а может, и обоих. В любом случае – Элий умрет, от руки либо Фаэля, либо Атаятана. Не все ли равно, от чего и когда?..

Он не знал, чем себя занять, и откровенно скучал. Элий сидел, прислонившись к стене в одном конце небольшого помещения, в другом – у противоположной стены, боком к нему – Элинаэль. Пучки солнечного света, проникавшие сквозь щели в досках, освещали ее и вырисовывали четкий профиль на фоне серой грубой стены.

Элинаэль чертила что-то на бревне куском мела. Где она взяла мел?.. С того дня, как он ее сюда перенес, они почти не разговаривали – не было настроения. Ни у него, ни, похоже, у нее. Такое ленивое бездействие и болотное спокойствие сведет его с ума!..

– Прогуляемся?.. – небрежно бросил он и выплюнул соломинку, которую держал в зубах.

Она повернула к нему голову. Наверняка у нее ноги затекли от постоянного сидения.

Он встал, направился к двери. Кроме оков Огненосца, ее движениям ничего не мешает, а с этими так называемыми оковами не то что прогуливаться – дальние переходы можно делать.

Девушка, не сказав ни слова, тоже поднялась, отложив свой мел, и приблизилась. Он мельком глянул на то, что она нарисовала: тарийское пламя; не может создать, так рисует… Элий ухмыльнулся.

Он отодвинул с трудом поддавшийся деревянный засов на двери, и дневной свет хлынул в проем, ослепив их обоих: она прикрыла глаза ладонью, Элий просто зажмурился. Свежий морской воздух наполнил легкие. Они оказались на краю леса, где стоял дом, прямо с порога были видны широкий песчаный пляж и море. Ветер тут же принялся остервенело трепать распущенные волосы Элинаэль, этот морской бриз был достаточно сильным, чтобы играть и косами Элия, отяжеленными золотыми зажимами понизу.

– Где мы? – спросила она.

– Есть разница?

Девушка пожала плечами.

– Куда ты хочешь пойти? Налево? Направо? Вперед? В лес? Или к морю?

Она снова неопределенно пожала плечами.

Элий хмыкнул и твердо зашагал к морю. Оно не слишком бушевало сегодня, но и спокойным не было. Белые гребешки на вздыбленной воде и рокот волн привлекали его. Он слышал позади себя шуршание песка – она идет за ним.

Он остановился у самой воды, где было не так жарко. Элинаэль подошла спустя пару мгновений: он заметил, что девушка сняла куртку и держит в руках. Элий уже два дня как не надевал кам, его совершенно не смущало, что в тунике и брюках, которые носят под кам, мужчине якобы неприлично появляться перед женщиной.

– Хочешь искупаться?..

– Не стоит…

Элий снял сапоги, закатал штаны и погрузил босые ноги в прохладную морскую волну; шлепая по воде, он пошел вдоль берега.

– Это бесполезно!.. – сказала вдруг Элинаэль, идущая рядом и увязающая в рыхлом песке сапожками; по мокрому босиком идти было бы легче.

– Что бесполезно?.. – поинтересовался Элий.

– Он не придет. Он не может меня найти.

Элий остановился:

– Почему?

– Если бы Вирд меня видел, то пришел бы в тот же день. Если он медлит, то просто не знает, где я…

Элий тоже так думал, хотя и сомневался.

– Отпусти меня… – вдруг попросила она, не глядя ему в глаза.

– Так просто?..

– Ты нарушаешь перемирие, не думаю, что… Древний одобрит, он ведь дал слово. К тому же ты рискуешь своей жизнью, силы явно не равны… Я бы еще поняла, если бы здесь были остальные… твои соратники…

– Остальные предатели огня жизни – хотела ты сказать?..

– Сказала то, что хотела. Это бессмысленно…

– Не суди… То, что лишено смысла для одного, может быть всем для другого. И поверь, это важно и для меня и для него. Мы с ним должны с этим покончить. Прекратить это. Освободиться друг от друга! Ты говоришь о риске и опасности для меня? Ты совершенно меня не знаешь, и получается, что и Вирда своего ты не знаешь! Эти твои угрозы – риск и опасность, нарушение запретов – для меня то же, что для тебя мед и засахаренные фрукты. Любишь сладости?..

– Предпочитаю острое… – сверкнула она глазами.

– Ха! Вот и я предпочитаю – чем острее, тем лучше! И я не о еде… И Фаэль – далеко не мирный Мастер. Ты знаешь, что он зарубил как-то больше дюжины арайцев в Тарийском лесу? И ему понравилось…

– Это неправда. Неправда, что ему понравилось. Я знаю, что он не кровожаден…

Элий наклонился к ней всем корпусом.

– Ты совершенно не знаешь, что творится у него в душе! А мне это, по какой-то дурацкой иронии, – известно! Ты понимаешь, что он готов ради тебя погубить весь Город Семи Огней?..

– Нет, неправда!.. – замотала она головой.

– Правда, правда! Он готов убить каждого из своих друзей, если придется выбирать между ними и тобой. Ты – его безумие! И он тебя непременно найдет. Из собственной шкуры выпрыгнет – но найдет!..

И если я с этим всем не покончу, – продолжал Элий, уже не заботясь о том, чтобы она слышала его сквозь шум ветра и волн, – то ты скоро станешь и моим безумием тоже…

Некоторое время они шли вдоль береговой линии, не разговаривая. Элинаэль отстала: она наконец-то сняла обувь и затопала босая по намоченному волной песку, позади Элия. Не желая слишком далеко отходить от домика, пройдя ярдов триста, он развернулся и направился в обратную сторону.

– Если бы тебе нравился риск, ты бы не прятался здесь! – зло вымолвила пленница, когда он поравнялся с нею. – А ты только говоришь об остроте ощущений, тогда как сам отсиживаешься в безопасном месте, как только начинается какая-нибудь заварушка!.. Что-то я не видела тебя в ливадской битве!..

Удивленный ее словесным нападением, Элий ухмыльнулся:

– Я там был. Но Атаятан не позволял нам сражаться, только смотреть. Он хотел испытать своих смаргов. Да и что – сражение? Для меня такое сражение – скучная мясницкая работа: усталость и никакого удовольствия. Я буду убивать десятки мечом и сотни – Разрушением. А мне кто противостанет?.. Фаэль? Но к нему тогда было не подобраться. А без Фаэля сражаться мне скучно! Я, видишь ли, стал неуязвимым для оружия. Моя кожа непробиваема.

Он выхватил из ножен меч, крутанув им, клинок со свистом рассек воздух. Замахнулся и со всей силы рубанул по собственному обнаженному запястью, – рукава рубахи были закатаны. Меч издал глухой звук, завибрировал от удара, а на коже не осталось ни царапины.

– Острый. Как лезвие, – сказал Элий, глядя в округлившиеся глаза девчонки. Он извлек из кармана шелковый платок, пустил свободно по ветру и выставил на пути лоскутка заточенное ребро меча. Шелк коснулся клинка, а дальше белыми бабочками ветер нес уже не один, а два кусочка ткани.

Закончив демонстрацию, Элий вложил меч в ножны.

– Так тебе нравится опасность? – Она быстро пришла в себя. Умница!.. – Тогда сними с меня оковы, и испытаем, выдержит ли твоя неуязвимая шкура мой огонь!..

Элий улыбнулся. Эти слова понравились ему – она начинает понимать!.. Послушный внезапному порыву, он погрузил пальцы в ее волосы на затылке, притянул ее к себе и поцеловал в деревянные плотно сжатые губы, сквозь которые раздавалось сдавленное мычание. Что помещает ему взять ее силой?..

Он ослабил хватку, и девушка, желавшая оттолкнуть его, оттолкнулась сама и с трудом удержала равновесие, неловко перебирая ногами по мокрому песку и воде. Он продолжал улыбаться, любуясь растрепанными вконец темно-русыми волосами, гневным блеском в синих глазах и пылающими щеками.

– А что? – сказал он. – Неплохая идея, чтобы развлечься, а то мне становится скучно. Я сниму оковы. Но должен быть какой-то интерес. Ты тоже должна рискнуть. Если мне удастся снова подобраться к тебе и опять захлопнуть браслеты на твоих прекрасных ручках, то… я тебя возьму…

Она еще больше вспыхнула.

– Ты же можешь попытаться меня убить. Только предупреждаю сразу: мы на краю света, в безлюдной местности, если меня не станет, ты не выберешься. Тебе останется только ждать, пока твой Фаэль наконец прозреет и увидит тебя. Согласна на такие условия?..

Румянец на щеках Элинаэль сменился смертельной бледностью, губы были плотно сжаты, она хмурилась, грудь часто вздымалась под тонкой туникой… Элию очень хотелось, чтобы она согласилась…

Наконец она утвердительно кивнула, и он едва не подпрыгнул от радости. Элий поспешно нащупал на шее цепочку с ключом от оков, попутно он размышлял, как именно снять ему оковы. Если Элий сам сделает это, то окажется слишком близко и не успеет увернуться от огня, а кто знает, уязвим он для этого пламени или нет… а если отдаст ключ Элинаэль, то она, сняв оковы, сразу же забросит их далеко в море, и у него будет мало шансов снова ее пленить… ну и приятно провести вечер…

Он выбрал первый вариант, расстегнул оковы на одной руке, затем на другой, потом резко ухватился за соединяющую их цепь, потянул, одновременно падая на землю и откатываясь в сторону. Как он и ожидал: пламя, обдавая жаром, пыхнуло над ним.

Элий мгновенно поднялся на ноги, как раз вовремя, чтобы отскочить от новой струи огня, вырывающейся из руки девушки. Он направил воздушный поток, сбивая пламя в море. Вода зашипела, поднялось облако пара, скрыв его и позволив незаметно поменять свое местоположение. Огонь оранжевыми клинками разрезал пар в том месте, где он только что находился. Элий поднял волну, и морская вода захлестнула и пламя, и производившую это пламя девчонку, сбив ее с ног. Он рассмеялся, глядя, как хватает ртом воздух Элинаэль, выныривая из схлынувшей волны; волосы налипли на лицо, мокрая туника облепила ее прелести… И тут его ослепила яркая вспышка, а через мгновение еще и оглушил раздавшийся гром. Молния шарахнула в двух шагах от него, косы на голове зашевелились, словно живые; его спасло то, что он стоял не в воде, а на сухом песке… Этой огнедышащей драконихе, похоже, нипочем были собственные молнии – разряды, полыхая, расходились от нее по воде…

Она встала, взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. Мокрая, растрепанная, в облепившей ее одежде, с пылающими глазами, с напряженно возведенными руками, одержимая гневом… Элий был уже влюблен… и это не чувства Фаэля!..

Элий завертелся в пляске Мастера Стихий, отбивая огненные струи воздухом и водой, заставляя вздымающийся песок поглощать молнии, сбивая то и дело с ног Элинаэль. Но подобраться к ней – задача не из легких. Перемещение он не использовал, так как, переключаясь на дополнительный Дар, нужно свернуть свою защиту – Дар Стихий. Хорошо только одно – она начинала уставать, в отличие от Элия, который благодаря узам Древнего усталости не чувствовал.

Еще одна молния ударила опасно близко.

– Если ты убьешь меня, то убьешь и Вирда!.. – выкрикнул он, чтобы ее отвлечь.

– Ложь!.. – послышалось в ответ.

– Пророк сказал, что он не переживет мою смерть! Я – его «прочтенный»!..

– Ложь!.. – Эта молния – послабее, и ударила намного дальше от него, чем могла бы… Девчонка сомневается.

Элий перебежал поближе к морю, подготовившись покорять ветер. Он заметил, что молнии девушка использовала реже, они, похоже, отнимали у нее немало сил, и после их создания ей требовался отдых. Сейчас как раз такая передышка. Две струи огня ринулись в его направлении, он смел их воздухом в воду. Примененный повторно прием сработал, и облако пара опять свело видимость на нет. Он упал в воду и пополз вперед, извиваясь по-змеиному, полз до тех пор, пока не увидел перед собой затуманенные силуэты стройных ножек. Он обхватил их руками, повалил девушку в воду, бесцеремонно схватил за волосы, погружая голову в море, сел сверху, придавил коленями трепыхающееся руки, взял притороченные к своему поясу оковы и только после этого позволил ей вынырнуть и вдохнуть. Оковы приятно клацнули, захлопываясь на тонких запястьях, а Элинаэль, не менее приятно для его слуха, взвыла… Элий торжествующе улыбался.

– Ты здорово разогрела меня, огненная девочка! Я победил – свой выигрыш хочу прямо сейчас!..

Он рывком поднялся на ноги, потянул ее за руку, она не хотела вставать. Тогда он наклонился, подхватил Элинаэль, перекинул через плечо. Она дрыгала ногами и лупила его кулачками по спине. Элий хлопнул ее по мягкому месту, пытаясь успокоить, она замерла на мгновение, а затем принялась колотить его с удвоенной силой.

Выйдя из воды, он бросил ее на сухой песок, сел на ее ноги. Она прижала руки к груди, Элий потянул за цепь, заводя ее за голову Элинаэль, и прижал к земле, она отчаянно пыталась высвободиться, извиваясь всем телом. Свободной рукой Элий разорвал тунику на ее груди, отчего она закричала и задергалась еще сильнее. Два маленьких нежных холмика запрыгали, Элий склонился, чтобы ее поцеловать, а она изловчилась и дала ему пинка острой коленкой.

– Ну? Чего ты трепыхаешься?.. Можно подумать, я тебя насилую! Ты же согласилась… Все честно! Я рисковал жизнью ради этого момента. Ты тоже рискнула – и проиграла. Такова игра. Так что смирись и получай удовольствие!..

Она отвернулась, и горячие слезы заструились по перепачканным песком щекам. Лучше бы она сопротивлялась, а не ревела!..

– Представь, что я Вирд. Мы с ним почти что один человек.

Элий устал уговаривать. Прошелся губами по маленькому ушку, по тонкой шее, по плечику…

Его шарахнуло так, что он не мог ни вдохнуть ни выдохнуть… Когда облако поднятого в воздух песка улеглось, а дыхание немного восстановилось, Элий понял, что лежит в воронке, пробитой собственным телом.

Цепочка с ключом от оков на шее сама собою поднялась, словно чьи-то невидимые руки потянули ее вверх, он почувствовал рывок, который едва не выдрал с корнем несколько зацепившихся кос, цепочка соскользнула и улетела, извиваясь золотой змеей, где ключ походил на змеиную голову…

Элий вскочил на ноги, выглянул из воронки.

Фаэль принял в ладонь послушно летевший к нему ключ. Элинаэль стояла рядом с Вирдом, придерживая разорванную тунику на груди.

Пришел!.. Элий взволнованно задышал, захватил воздушный поток и с концентрированной силой бросил в сторону парочки, надеясь сбить Фаэля с ног. Он заметил лишь ленивый жест Вирда, и «воздушный кулак» разбился о выросшую на пути стену… Элий отчаянно зарычал, выпрыгнул из воронки. Он не видел Фаэля.

Элий оббежал стену, одновременно бросая через возведенную преграду волну песка.

Песок ударился обо что-то невидимое и стал растекаться, вырисовывая куполообразную форму. В этой совершенно прозрачной полусфере стояли Вирд и Элинаэль, не обращая на Элия никакого внимания… Вирд что-то спрашивал у нее и гладил по щеке, она устало улыбалась в ответ. И Элий вдруг понял, что не сможет заставить Фаэля сражаться, если тот не захочет… Гнев захлестнул его. Сформировав острый и тонкий как копье воздушный шквал, он попытался пробить купол – бесполезно. Он пытался снова и снова. Использовал морскую волну, чтобы подмыть основу, всколыхнул землю под ними, но земля качнулась, а округлое основание полусферы осталось неподвижным. Он сделал расщелину прямо под ними, но они продолжали стоять над пропастью на невидимом полу… Элинаэль немного испугалась бездны под ногами, а Вирд спокойно обернулся и посмотрел на Элия: печальный, сочувствующий взгляд – проклятый Фаэль!.. Мастер Путей не желает с ним сражаться, и Элий никак не может вынудить Вирда к поединку!.. Нужно было не затевать эту игру, а просто изнасиловать девчонку – этого бы Фаэль не простил! А еще лучше – убить ее! Тогда поединок бы состоялся непременно!!!

Внутри под куполом стал сгущаться искрящийся туман. Элий упал на песок, обхватил колени руками… И принялся ругаться, проклиная Фаэля, вспоминая все известные ему бранные слова и выражения… Наполненная молочной дымкой полусфера мгновение продержалась в воздухе, затем что-то зазвенело, будто бьющееся стекло, и купол распался, высвобождая туман… Они ушли…

Элий поднял голову к небу и в отчаянии закричал во всю силу своих легких…

 

Глава 23

Совет

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Вирд присел на край ее кровати, глядя, как она, суетясь, разыскивает в комнате свои туфельки.

– Он не обидел тебя? Он ничего тебе не сделал?.. – в очередной раз спросил Вирд Элинаэль, хотя уже неоднократно получал ответ на этот вопрос, да и собственными глазами видел их сражение, когда она была без оков. Определив координаты их местонахождения, он сразу же переместился туда. Итар ничего ей не сделал… не успел… Вирд хотел его убить, но в то же время сочувствовал ему… это отвратительно! Понимать и сочувствовать тому, кто хотел изнасиловать твою возлюбленную!..

Девушка уже успела переодеться, высушить и расчесать волосы. Она улыбалась Вирду.

– Вирд, мы практически не разговаривали эти пять дней. Он угрюмо молчал и только сегодня предложил прогуляться по пляжу. – Она сделалась серьезной и грустной. – Хорошо, что ты не убил его…

– Почему? Мне следовало это сделать.

– Ты мог убить себя. Он ведь… твой «прочтенный»…

Вирд ухмыльнулся:

– Если бы он не выкрикнул эту фразу и не отвлек тебя, ты бы достала его своей молнией!..

– Да… – кивнула, соглашаясь, Элинаэль. – Я испугалась… Ты мог умереть вместе с ним…

– Не думаю, что это так.

– Ты не уверен…

– А в чем можно быть уверенным? Разве только в том, что я тебя люблю! – сказал он, как мог, весело и, привлекая ее к себе, усадил на колени.

– Ты не представляешь, как я рада, что ты пришел… – Она прильнула к нему, уткнулась в шею. – Прости…

– Что?.. – Вирд прищурился, отстранил ее немного, заглянул в глаза. Неужели раскаивается?

Она опустила ресницы:

– Прости меня. Я поступила глупо…

– Теперь не будешь покидать купол без охраны?

– Никогда!..

– Не будешь прогонять телохранителей?

– Не буду…

– И перечить мне не станешь?

– Смотря в чем…

Они оба рассмеялись, и Элинаэль снова спрятала лицо у него на плече. Как приятна, как восхитительна, как умиротворяет ее близость… Он вдохнул ее аромат, зарылся пальцами в густые волосы, коснулся губами податливо выскользнувшего из-под платья плечика.

Следовало бы сообщить Ото Энилю, Кодонаку, Стойсу… Лючин… остальным, сказать, что он ее нашел – они беспокоятся. Но он ревниво не хотел сейчас делиться ее присутствием, ее вниманием… желал в эгоистичной любви одного – чтобы никто не мешал им… чтобы никто не входил сюда…

Вирд повалился на спину, обнимая Элинаэль, тая, как лед от прикосновения тарийского пламени. Ее ласки пьянили, кружили голову, он забыл обо всем, что важно, что нужно, что следовало бы сделать… все потом…

На настойчивый стук Вирд с огромным трудом поднял с подушки хмельную голову, Элинаэль, лежавшая на его руке, встрепенулась, открыла глаза. Кто мог стучаться в ее комнату, ведь никто не знает, что она вернулась?

Стук повторился. Элинаэль вскочила, с удивительной ловкостью и быстротой впрыгнула в платье, пригладила всклокоченные волосы, мельком взглянула в зеркало, выбежала из спальни, и Вирд услышал ее голос из гостиной:

– Кто там?

Сам он тоже поднялся и принялся поспешно одеваться.

Ответа он не расслышал, но девушка отворила дверь. Выйдя из спальни, Вирд увидел улыбающегося Абиля Сета перед смущенно зардевшейся Элинаэль. Улыбка Мастера Сета была не рассеянной, как обычно, а скорее лукавой…

– Я увидел, что она без оков… – сказал Сет. Упрекать Вирда в том, что он сразу не поделился доброй вестью, Толкователь, к огромному его облегчению, не стал.

– Кому-нибудь еще известно? – спросил Вирд.

– Я так понимаю, Элий Итар жив?.. – ответил вопросом на вопрос Абиль.

– Жив… – кивнул Вирд, – я не причинил ему вреда.

– Это хорошо. Это правильно.

– Кодонак здесь?

– Он только что вернулся с перешейка. Созывает Совет. У него очень важные новости. Все искали тебя.

– Отлично. Значит, Совет будет в полном составе. Мастер Сет, прошу тебя, сообщи Ого, Лючин, Итину, всем, кто ждал возвращения Элинаэль.

– Советник Кисам, – обратился Вирд к девушке, – повязывай свой д’каж, я подожду тебя, пойдем на заседание вместе.

Д’каж самого Вирда остался лежать на тумбочке около ее кровати, он отчего-то смутился, вспомнив об этом и размышляя, как бы его оттуда забрать, не объясняя ничего Абилю… Мастер Сет еще раз хитро улыбнулся, кивнул, прощаясь, и выскользнул за дверь.

Вирд переместился вместе с Элинаэль прямиком в Зал Совета. Ее появление вызвало настоящий фурор. Все шесть Советников посчитали нужным заключить ее в объятия, и Вирда покоробило, когда Кодонак взял ее за плечи и прижал к груди.

– Так это был Итар? – спросил Ото Эниль.

– Он самый, – коротко ответил ему Вирд и дал возможность Элинаэль рассказать с самого начала о том, что произошло.

Когда страсти по поводу возвращения Советника Кисам немного поутихли, Вирд заметил, что Кодонак чем-то озадачен. На перешейке не все прошло гладко.

– Как насчет смаргов? – спросил Вирд, усаживаясь в свое расточительно роскошное и удивительно неудобное кресло Верховного, чтобы начать заседание Совета.

– Плохо… – выдохнул Командующий.

– Они на перешейке?

– Нет. Еще нет… Но Ташир ими кишит.

– Ташир?! – Вирд вскочил. И тут же упал в кресло от вспышки видения: опустошенные города, смердящие горы трупов и ползающие по ним, пожирающие плоть маленькие, худощавые создания с обвисшими, волочащимися по земле кожистыми воротниками, кажущимися плащами с чужого плеча. Сотни тысяч взрослых смаргов, упражняющихся с оружием, сотни кузниц, где куют огромные мечи. Деревья валят, чтобы выстрогать гигантские стрелы и согнуть чудовищные луки. Он видел выстраивающиеся в боевом порядке части. Он различил командиров – особо крупных смаргов из первого и второго поколений. Они гортанно рычали что-то на своем непонятном языке, чуждом человеческому слуху, отдавая приказы. Он видел Идая Маизана, который руководил организацией создания, подготовки и вооружения смаргов… Видел Ужвина Хайшо, отдававшего с другими Целителями свою Силу для того, чтобы новые смарги могли жить… видел таширских женщин, принесенных в жертву, чтобы родить первое поколение…

Вирд открыл глаза, справляясь с судорогой и тяжело дыша. Советники с тревогой смотрели на него, Элинаэль придерживала его дрожащую руку. Как он был слеп!.. Ташир, рассорившийся со всеми соседями, стал легкой добычей! А он смотрел на север, на Ливад, на тех смаргов, что были рождены в Северных землях… Атаятан его обманул!.. Древний заключил перемирие, усыпив бдительность Вирда, а сам свободно умножал свои армии, опустошая северо-восток Астамисаса!..

Около полумиллиона смаргов, готовых для войны, вскоре двинутся в сторону Города Семи Огней. Как раз к концу перемирия они обложат и окопают сердце Тарии.

– Ата была права, – сказал Кодонак, – смарги через две недели будут на перешейке: если бы они застали там Детей Снегов, то истребили бы… А кроме смаргов у них есть и другие твари… крылатые… Я не видел… Но, как рассказывают северяне, именно эти создания забрали Ату…

– Забрали?!

– Я оставил ее у соплеменников, удостоверившись, что те ее приняли, обещал вернуться после разведки. Мы заметили первые следы смаргов на пустующих землях северного Ливада, и стало ясно, что быстро мы не закончим. Я послал Мастера Квартая, перенести Ату в Город Огней, но та отказалась, передала, что дождется меня. Дальше мы отследили движение смаргов: те собирались на таширском побережье Ледяных Морей и с наступлением осени, когда воды сковал лед, двинулись на северо-запад к пустынным землям Ливада. Затем они планировали пересечь замерзший залив Пуш, перешеек, Северный залив и…

– …прямиком направиться к Городу Семи Огней, – закончил за него Вирд.

– Да, – невесело кивнул Кодонак и продолжил: – Когда мы вернулись, Аты и ее сопровождающих… тех близнецов, там не было. Оказалось, что какие-то крылатые твари среди ночи попросту их похитили. Я не верил, но все Дети Снегов твердили в один голос одно и то же. Куда они полетели, никто не знал, даже сторону указать не мог – было темно и облачно… Мы поискали ее, как могли, на перешейке… даже в Ташире… Но это как искру искать в костре…

– Она у Атаятана… – Вирд знал. – Он не мог забрать ее, пока она находилась на территории Тарии, то есть под защитой условий перемирия. Но как только она оказалась на перешейке…

– А что за крылатые чудовища? – спросил Ото Эниль.

– Что-то вроде смаргов… только с крыльями, – горько усмехнулся Вирд. – Если у Атаятана были эффы, смарги, то следовало предположить, что он может придумать и нечто новое.

– И что теперь?.. – Стойс переводил обеспокоенный взгляд с Вирда на Кодонака.

– Нужно готовиться, пока еще перемирие, – ответил Кодонак.

– Мы нарушим перемирие! – заявил Вирд, заставив Советников ошалело уставиться на него.

– Что?.. – Кодонак нахмурился.

– Полумиллионная армия смаргов движется с севера, Хатин. Они не тронут наши города еще пять месяцев. Но мы тоже связаны договором и вынуждены будем беспрепятственно пропускать их, боясь спровоцировать кровопролитие среди мирных тарийцев. Где они будут к окончанию перемирия, Советник Кодонак?

– Учитывая скорость их продвижения, отсутствие необходимости в пропитании… они ведь месяцами могут обходиться без пищи, если не размножаются… то они будут аккурат у столицы.

– Да. Это их цель. Именно Город Семи Огней хочет взять Атаятан-Сионото-Лос в первую очередь. Они окружат нас к тому времени, возьмут в тиски и вынудят сражаться на условиях Атаятана. Я не в силах оградить стеной, подобной куполу над Городом Огней, всю Тарию, я могу лишь создать подобную преграду ограниченными отрезками, направляя движение врага, и подготовить поле битвы для нас. Но у не Города Огней. Мы не дадим им перейти Тасию-Тар на том участке, где она поворачивает на Межигорье. Я огражу территорию между Тайреном и Аштайрисом. Но пока смарги не придут на это место, мы не станем предпринимать ничего, что вызовет подозрение. Мы будем делать вид, что готовимся к обороне столицы. Эвакуируем жителей городов северо-востока. А как только смарги подойдут к берегам Тасии-Тар, мы нападем первыми и нарушим перемирие.

Кодонак слушал, опустив голову и покусывая нижнюю губу.

– Это все в том случае, – сказал Маштиме, сложив пальцы домиком, – если они пойдут через север. Я не понимаю, почему бы им не двинуться прямиком через Ливад? Зачем делать такой крюк?

– В Ливаде будет сражение. А Атаятану не нужно сражение там. Он, безусловно, прорвется – ни ливадцы, ни мы такую армию смаргов без подготовки не удержим, но мы уменьшим их численность, пока они перейдут через Ливад. А кроме того, пройти через Ливад – значит обнаружить себя раньше времени, ведь врагу пока не известно, что благодаря Ате, мы узнали о Ташире. Мы бы до сих пор думали, что наша проблема – это сто тысяч недобитых смаргов на нашем севере. Атаятан планировал передислоцировать свою армию в Тарию раньше, чем мы поймем, что она есть. А в Тарии, пока действует перемирие, – они неприкосновенны. Древний знает, что мы не рискнем напасть первыми, так как тогда смарги лавиной пройдутся по нашим поселениям.

– Хорошо, – продолжил расспросы Маштиме. Странно, что Кодонак молчит. – Но почему именно между Тайреном и Аштарисом? Почему так далеко? Не лучше было бы встретить их где-нибудь поближе? Мы бы выиграли время.

– Когда мы думаем, что выигрываем время, мы забываем, что на самом деле время выигрывает Атаятан, – спокойно пояснял Вирд. – Чем ближе к Городу Огней, тем более ожидаемо для него будет то, что мы нарушим перемирие и нападем первыми.

– А ты уверен, Верховный, – Маштиме слыл своей дотошностью, – что именно столица – их цель?

– Уверен. На этом месте был Город Древнего. Он помнит, и он вернет свой город, во что бы то ни стало.

– Тогда почему он приказал Эбонадо Атосаалю сдать город тогда, во время восстания? – вмешался Холд.

– Я не знаю… – честно признался Вирд. – Возможно, потому, что Атаятан хочет сам взять этот приз, взять и удержать. Не через Эбонадо Атосааля или кого бы то ни было; он желает сам войти в Город во главе своей армии.

– Но если мы раньше усыпим Атаятана, то избежим сражения! – Элинаэль вспомнила о принятом до ее похищения решении.

– Смарги не умрут, когда уснет Атаятан, в отличие от Первого Круга. – Вирд старался оставаться спокойным, хотя воспоминание о том решении Совета до сих пор выводило его из себя. – Сражения нам не избежать в любом случае. А кроме того, именно в этот период – во время перемирия, Атаятан ждет тебя, Советник Кисам, а затем и меня, у себя во дворце. У него есть сюрприз, который разрушит наш план.

– Что это за сюрприз? – удивилась она.

– Не знаю. Он хочет получить нас живыми. Меня, тебя и еще двоих особо ценных для него свойствами Даров – Каха и Итина Этаналя. Разве не говорил тебе Элий Итар, что Атаятан запретил нас убивать?

Она кивнула.

– Атаятан держит во дворце большую часть Одаренных, ставших на его сторону. Особенно из Первого Круга; даже давая им поручения, он не отпускает их надолго. Возможно, в этом какая-то его сила. Возможно, присутствие их всех, или некоторых из них не позволит сделать того, что мы планируем сделать. Может, пять Даров, способных пробудить его, блокируют пять Даров, нужных для погружения его в сон. Или что-то еще… Я не знаю точно.

– Так что? Не следует даже попытаться? – Холд подался вперед.

– Следует. – Вирд набрал в грудь воздуха: нужно все объяснить им подробно и не допустить того, что произошло в прошлый раз, когда решение Совета приняли без него. – Следует, но неожиданно…

– Так когда? – спросил Маштиме.

Кодонак стучал пальцем по носу – Вирд облегченно вздохнул: этот жест означает, что Командующий не станет спорить, он согласился и обдумывает детали.

– В тот момент, Бахим, – ответил за Вирда Хатин, подняв глаза, – когда мы нарушим перемирие, и весь Первый Круг вынужден будет вмешаться в ход сражения, то есть покинуть дворец Атаятана.

– Да, – подтвердил Вирд, а затем добавил, делая усилие над собой, так как это решение далось ему дорогой ценой: – Элинаэль, пятеро носителей Силы, десять Мастеров Оружия и десять Мастеров Перемещений отправятся к Атаятану, когда Первый Круг покинет дворец. А я буду сражаться со смаргами на берегу Тасии-Тар. И да поможет нам Мастер Судеб!

Заседание Совета длилось еще долго. Нужно было спланировать, как переправить тарийские войска к излучине Тасии-Тар незаметно для шпионов Древнего. Как подключить арайцев и ливадцев, чтобы зажать смаргов со всех сторон, как наверняка выманить Первый Круг из дворца, и не поодиночке, а всех вместе. У Маштиме нашлись еще сотни две – не меньше, вопросов. А у Кодонака – столько же идей. Вирда радовало, что в этот раз они с Хатином думают одинаково, а не спорят. Стойс взялся осуществлять дипломатическую миссию – договариваться с императором Хокой-То, а в Ливад планировалось направить Даджи Марто, который теперь был главой шпионской сети при Золотом Корпусе.

Они совещались весь остаток дня, но это было лишь начало, и Вирд, заметив, какой усталой выглядит Элинаэль, призвал Советников закончить на сегодня. Остальные тоже утомились, поэтому согласно покивали головами и начали подниматься с мест. Взгляд Вирда случайно зацепился за скользкую и неприятную почему-то ему улыбку Холда; когда тот, прощаясь, дотрагивался до своего д’кажа, он вспомнил:

– Советник Холд, ты расследовал дело Мастера Нанеля?

– Конечно, Верховный, – ответил тот, сложив губы в новой улыбке, не менее неприятной. – Как я и предполагал, там нет ничего серьезного. Никакой, упаси Мастер Судеб, работорговли! Это судно, вызвавшее подозрение у юного городского Советника, просто пополняло в тех местах запасы пресной воды. А мальчишка-попрошайка – известный воришка, к слову, – повадился воровать у них. Капитан поймал его за этим делом, но бить не стал – пожалел, ведь тот почти ребенок, просто припугнул: придумал сказку, что его продадут в Ару, если он не оставит своего недостойного занятия – шутка, не более. Вот и вся история. Я пожурил немного Мастера Нанеля: стоило ли из-за этого тревожить вас и Совет Семи?..

На этом Совет окончательно завершился. Вирд встал со своего кресла… скорее – трона, предложил Элинаэль опереться на его руку и вышел из зала, раздумывая о судьбе того кинтелэнского мальчишки. Сколько же в Тарии таких вот беспризорных сирот, вынужденных добывать пропитание воровством?

Хатин Кодонак

Заседание Совета закончилось.

Им предстояло новое сражение… более жестокое, более сложное, более напряженное, чем в Ливаде. Когда-то Хатин мечтал о возможности проявить свой истинный Дар, напоить меч кровью врагов, сыграть так, как не играл ни разу в жизни, управляя величайшей армией… Но за последние два года в этих играх он потерял больше бойцов Золотого Корпуса, чем за несколько столетий. Гибли те, кого он, можно сказать, растил, те, кто были его детьми, друзьями, семьей. Гибли и простые тарийцы, которых он – Хатин Кодонак, Командующий, ныне Советник из Семи, клялся защищать… Он клялся положить свой Дар и свою жизнь за Тарию. Но он все еще жив, благодаря чуду, случайности, стечению обстоятельств… гибли другие… Десять лет послабления самому себе, отстраненности от политических игр, десять лет жизни в своем собственном, далеком от реальности мире дались ему очень дорогой ценой. Он слышал упреки в свой адрес, что, будучи Мастером-Стратегом, не разгадал вовремя игру Атосааля, но упреки эти ни в какое сравнение не шли с его собственным внутренним голосом, съедающим его поедом!

Верховный и Советники покинули зал, а Хатин все еще сидел на своем месте, задумавшись, уронив голову на руки. Перед его внутренним взором представали отряды, построения, маневры, дислокации, варианты сражений… варианты… варианты… А исход он видел один и тот же во всех вариантах: смарги гибнут тысячами, а тарийцы десятками тысяч… гибнут и Одаренные… несмотря на все ухищрения… Разве что сделать еще один Северный разлом, как когда-то их предки? У свободного народа было девять Мастеров Огней, которые стали их основной боевой мощью, а у него… Элинаэль не будет участвовать в битве. Вся надежда на… чудо, воплощением которого является Вирд… Но как Вирд будет сражаться, зная, что в этот самый момент Элинаэль рискует жизнью? Все варианты неутешительны… Все ходы проигрышны… Нарушение перемирия лишит их такого важного… такого нужного времени… Но это перемирие необходимо нарушить!.. Наступление ожидается по всем фронтам. И Вирд оказался прав – Атаятан имел множество сюрпризов для них, Древний был готов. Готов уничтожить Тарию, стереть с лица земли…

Хатин поднял голову, осмотрелся и только сейчас заметил, что не все покинули Зал Совета: напротив, на одном из стульев, в ряд стоящих у стены, расположился Холд. Он неотрывно смотрел на Кодонака своими рыбьими глазами и улыбался змеиной улыбкой. Хатин резко встал, заскрежетав громко в повисшей тишине отодвигаемым стулом, и направился было к выходу, как услышал позади себя негромкий, чуть гнусавый голос Килея Холда:

– Я восхищен, Кодонак!..

Хатин обернулся, прищурил глаза.

– Воистину ты игрок! Лучший из виденных мною…

– Что ты хочешь сказать?

– Хочу выразить тебе свое признание. Совершенно искренне.

– Прости, Холд, мне не до шуток, нужно готовиться к битве. – Кодонак отвернулся и сделал несколько шагов к двери.

– Атосааль был великим человеком, политиком с большой буквы, но ты превзошел его. Ты его обыграл!..

Хатин остановился, услышал мягкие, как бы крадущиеся шаги Холда у себя за спиной, тот медленно шел к нему.

– Чего ты хочешь? – повторил он вопрос.

– Я наблюдал за всем, что происходит, и удивлялся все это время, почему ты удовлетворился ролью Советника. Но теперь меня озарило! Я понял! И я восхищен…

– Говори яснее и помни: времени у меня мало.

– Я не займу у тебя слишком много времени. Я хочу, чтобы ты знал – мне понятна твоя игра. Не думай, что я тебе враг. Наоборот, я твой поклонник!

– Какая игра?.. – Хатин развернулся, крутанувшись на пятках, и, оказавшись нос к носу с Холдом, посмотрел прямо в серые водянистые глаза. – Мне не понятна твоя игра, Холд!..

– Моя игра проста, Кодонак, не чета твоей просчитанной сложной раскладке. Ты возглавил сопротивление, благодаря тебе Тарией сегодня правят не связанные с Древним. Но ты не принял Скипетр Силы, а отдал его неученому мальчишке. «Почему?» – думал я, ты ведь тот, кто наверняка стал бы более успешным правителем Тарии, чем даже Атосааль. Казалось бы, ты не претендуешь на бо́льшую власть…

– Так и есть…

– Так и есть? Но гляди, какой расклад: в Совете у тебя свои люди. Стойс – твой сокурсник, Маштиме… ну, я молчу о Маштиме. Ото Эниль благодарен тебе за свое спасение, он ведь оказался в полной изоляции, его объявили сумасшедшим стариком, и все в это поверили, и если бы не ты, то не сидеть ему больше в Совете, а может, и не топтать бы уже и эту землю. Нихо Торетт всегда был ярым твоим сторонником. Советник Кисам… эта девочка всецело тебе предана, как и наш Верховный… Думаешь, меня могут одурачить ваши с Фаэлем неумело разыгранные споры по поводу и без? Словно у него есть свое мнение, которое не совпадает с твоим?.. – Холд рассмеялся коротко и беззвучно.

Кодонак не отводил от него взгляда. Что-то осмелела эта змея… совершенно не стесняется выпускать яд!

– Но своего мнения у мальчика восемнадцати лет просто не может быть! Он безвольная кукла в твоих руках. Ты дергаешь за ниточки. Ты владеешь его разумом. Не ты ли его нашел? Не ты ли поставил Верховным? У тебя полный контроль над ним, к тому же, чтобы владеть им всецело, не дать возможности ни одной посторонней мысли заползти в его голову, ты воспользовался безотказным способом – подложил под него женщину, нашептывающую Вирду нужные слова, – свою любовницу Элинаэль…

Быстрым порывистым движением Хатин схватил Холда за грудки, внутри бушевала буря, но сказал он спокойно и холодно:

– Я прощу тебе, Холд, то, что ты говорил обо мне, о Верховном… Но не смей марать своим поганым смарговым языком имя Советника Кисам! Не доводи до греха: не пристало Советнику бить Советника, а уж тем более боевому Мастеру – мирного. – Хатин отпустил его кам, отстранился…

Холд, не убирая с физиономии скользкой улыбки, поправил одежду и невозмутимо продолжил свое выступление. Не пьян ли он?

– Не обижайся. Я говорю это не со зла. А лишь потому, что искренне восхищаюсь и немного завидую. Я не претендую на твое место, не собираюсь прилюдно разоблачать. Наоборот, прошу твоей поддержки и покровительства. Я тебе такой же соперник в политических играх, как и в бою на мечах… Позволь договорить. Клянусь, не стану больше упоминать Элинаэль, раз это тебя раздражает. Я просто хотел быть искренним. Итак, я понял, почему ты не стал Верховным…

– Интересно – почему?…

– Золотой Корпус…

Последовало напряженное молчание. Хатин изо всех сил боролся с желанием разбить Холду нос… Впрочем, это было самое невинное его желание сейчас. Боевой Дар настойчиво пытался развернуться, рисуя образ произошедшего с Исмой…

– Если совмещать обязанности Советника и Командующего ты можешь, да это и оправданно вполне в такое время, то будучи Верховным, тебе пришлось бы отказаться от своих Мастеров Смерти, а у тебя еще нет достойного преемника – послушного, надежного человека, которого приняли бы твои… Сейчас ты сосредоточил в своих руках всю возможную власть: Верховный и Совет в твоем полном распоряжении, а ко всему прочему – все боевые Одаренные Тарии, от мальчишки, в котором только развернулся Дар, до опытного Мастера Силы. Институт Тайных ты изничтожил как таковой. Ты, Хатин Кодонак – самый влиятельный человек в этом мире. Да и Сияющий Престол никуда от тебя не денется. Ведь так?..

– Мне все более интересно… – прошипел Кодонак. – Что там про Сияющий Престол?..

– Скажу прежде пару слов об Эбонадо Атосаале. Ничто так не характеризует победителя, то есть тебя, как достоинства и сила поверженного им. Бывший Верховный был человеком весьма и весьма разумным, деятельным, мудрым, он умел обращаться с властью, Тария при нем пережила свой расцвет. Но, увы, его время закончилось. Я конечно же не поддерживаю и не оправдываю его авантюру с пробуждением Древнего – здесь он перегнул палку, но я понимаю, почему он это сделал. Атосааль, как и всякий живой человек, хотел продлить свое существование, а будучи достаточно гениальным мыслителем, чтобы узнать способ, как это сделать, и достаточно смелым, чтобы осуществить задуманное, воспользовался единственным своим шансом. Возможно, ты поступил бы на его месте так же…

– Хочешь к Атосаалю?.. Могу организовать. Древний обещал принять в свою компанию всех желающих. А после я с чистой совестью перережу тебе глотку…

– Я не о том, Кодонак… Не притворяйся кровожадным убийцей, я ведь знаю, что ты не просто рубака из боевых Мастеров, ты прежде всего – игрок! Почему я заговорил об Атосаале? Я знаю, что пророчества его всегда сбывались. Он невероятно точен. И ты это знаешь…

– Ну и…?

– Он предсказал юному Фаэлю скорую смерть. Не единожды предсказал, насколько мне известно. А это значит, что наш нынешний Верховный проживет в лучшем случае столько, сколько нужно для возвращения на место Атаятана, из какой бы смарговой норы тот не вылез. А может, Фаэль и раньше отдаст душу Мастеру Судеб…

– Если он, как ты выразился, раньше отдаст душу, вряд ли выживем и я и ты, Холд…

– Значит, будем надеяться, что… не раньше… Но все равно, это максимум десять лет… А после ты, подыскавший достойного человека для управления Золотым Корпусом, освободившийся от ненужной войны с Древним и его смаргами, свободный и прославленный, займешь Сияющий Престол. Ты все просчитал… Притом у тебя будут все семь Советников, на свое место ты, безусловно, посадишь кого-нибудь вроде Маштиме или Кисам. Плюс прирученный Золотой Корпус!..

– Одно ты упустил, Холд… – холодно произнес Хатин. «Неужели со стороны все выглядит именно так?..»

– Что же?

– Я – не ты!..

– Безусловно… Я бы и не посмел сравнивать тебя с ничтожным мною. Нет, только не говори, что ты не честолюбив, иначе ты не был бы игроком. Любой выигрыш – это прежде всего власть, а уж потом деньги, награда… одержав победу – ты показываешь свое превосходство, и в тебе это есть, было и будет. И не говори, что не любишь лести. Нет такого человека, которому не нравилась бы лесть. Просто одни глотают все подряд, а другие… так сказать, гурманы… предпочитают лишь изысканную, а главное – правдоподобную лесть…

– Хорошо, Холд. Будем считать, что ты высказал свое мнение. Я тебя услышал. Это все? – «Нужно уйти, пока я его не убил!» – думал Хатин.

– Все?.. Нет, я не для того затеял разговор. У меня есть дело к тебе.

– Вот как?

– Да, к тебе, который, как я чувствую, займет вскоре достойное место под этим небом. А я, не будучи настолько силен и умен, вынужден смотреть – кто же станет у руля? И искать себе службы при нем.

– Службы?

– Да, Хатин. Ты станешь Верховным. И договариваться нужно с тобой. Я попытаюсь убедить тебя, что я тебе нужен.

Кодонак отошел к стене, подхватил один из стульев (надо признать, тяжелых – но ярость придавала ему силы) за спинку, развернул в воздухе и, с грохотом поставив около себя, сел.

– Попытайся!

– Итак, ты сосредоточил в своих руках всю политическую власть. Власть Одаренных. Но ты кое о чем забыл. Чтобы управлять Тарией, недостаточно только Одаренных подчинить себе. Да, тебя знают и любят в Городе Семи Огней, все, и простые граждане, лишенные Дара, – даже в большей степени. Называют тебя первым рыцарем Тарии… Но будет ли все по-прежнему, когда ты номинально перестанешь командовать Золотым Корпусом и превратишься в Верховного? Помнишь о том, что Одаренных не так уж и много? И что их недолюбливают, особенно в провинциальных городках, в селениях, отдаленных от столицы? Люди не любят тех, кто лучше их, умнее, талантливее, кто богаче, кому легче живется. А если уж все вышеперечисленное вместе – Дар, содержание от государства, очень неплохое, дом в Городе Огней и гражданство, образование, долгая жизнь!.. Нас, Одаренных, спасает лишь то, что мы смешались с обычными людьми, связаны с ними родственными узами, что бо́льшая часть наших детей – неодаренные, а в простой семье где-нибудь в Лысых Горах, где не было Мастера Силы уже как пару-тройку сотен лет, вдруг может родиться Одаренный. Мало контролировать Город Семи Огней, мало контролировать армию, нужно контролировать лордов, городские власти и экономику. А это – неодаренные. Ты, Кодонак, при всей твоей гениальности Стратега, все же не был и никогда не будешь человеком, который станет копошиться во всем этом. Конечно же ты быстро найдешь механизмы… разберешься, я не сомневаюсь. Но это не по тебе. Тебе скучно вариться в этом котле. А я все здесь знаю. Знаю все мелочи. Знаю, кому продать наше зерно, знаю, где прикупить алмазов, сколько шелка должен давать Шеалсон, чтобы его было в самый раз – не слишком много и не слишком мало. Я – знаю. Я изучил. У тебя же на это уйдет достаточно много времени, драгоценного времени. Оставь меня при себе, советуйся со мной по вопросам, связанным с торговлей и хозяйствованием, поддержи меня в изменении порядка наследования. Я знаю, что лучше для Тарии, понимаю, как это будет действовать.

– Послушай, Холд. – Хатин устало прикрыл глаза. – Не время сейчас обсуждать это. Я не понимаю, зачем ты завел речь о подобных вещах… Тебя словно не было на Совете. Ты понимаешь, что предстоит нам? Ты представляешь весь масштаб битвы, которую нам нужно выиграть?! Победить или погибнуть! Некому будет производить что-то, некому будет торговать или засеивать поля! Не будет ни пшеницы, ни шелка, ни золота! Если мы проиграем, смарги и Древний станут здесь хозяйничать! А им все это ни к чему! Ты понимаешь это, Холд? Какой порядок наследования? Какой Сияющий Престол? Ничего! Слышишь? Ничего не останется! Ничего… Не будет ни тебя, ни меня, если мы проиграем… Это единственное, что меня волнует сегодня. Поэтому я забуду все, что ты говорил, хотя в других обстоятельствах я обязательно уделил бы этому внимание. Очень многое из сказанного тобой меня настораживает.

– Многое?

– Тебя ведь никто не лишает возможности заниматься тем, чем занимаешься. С чего это ты вдруг принялся меня уговаривать? Льстить мне в очень своеобразной манере? Думаешь, я настолько, как ты выразился, «гурман», что предпочитаю лесть на грани с прямыми оскорблениями меня и людей, которых я считаю друзьями? Думаешь, мне нравятся слова о моем якобы безмерном желании властвовать? Ты представил меня человеком, для которого не существует ни принципов, ни чести, ни клятв, который всем готов пожертвовать в угоду честолюбию.

– Первый рыцарь Тарии… – Холд усмехнулся. – Это только маска, Хатин. Это только игра, которая нравится тебе. Ты и здесь желаешь выиграть… я этого не учел, прости, я думал, что правда тебе интереснее… ты хочешь быть в глазах людей безупречным… Честь… принципы… клятвы… Что ж, пусть будет по-твоему. Но я привык в подобных разговорах быть откровенным, я привык снимать маску, когда речь идет о серьезных вещах. Поверь: то, что я понял твой замысел, разгадал твой план, нисколько не уничижает тебя, не умаляет твоих достоинств. Мне было нелегко… хотя я и поднаторел в интригах. Ты не потеряшь лица, будучи откровенным со мной, ты останешься прежним Хатином Кодонаком с принципами, честью, верностью клятвам, не перестанешь быть хорошим другом, наставником для твоих Вирда и Элинаэль. Но наедине со мной всего этого не нужно. Не хочешь говорить сейчас? Ладно. Поговорим в другой раз. А битву мы должны выиграть, твой марионеточный Мастер Путей сделает свое дело, я уверен – для этого ты его и держишь. Ты не забудешь моих слов, так как всегда был внимателен к деталям, ты обдумаешь их, оценишь, поймешь, что я прав. Повторю лишь, что я твой сторонник и поклонник – не враг! Я за тебя! Помни!

Холд медленным наклоном головы попрощался с Хатином и вышел крадущейся неуверенной походкой вон из Зала Совета. Кодонак же остался сидеть посреди пустой комнаты, обескураженный, запутанный, раздраженный. Холд плел свою игру, в которую совершенно не хотелось сейчас вникать. Могла ли эта игра быть опасной? Вряд ли… Но Холду доверять не стоит. Его интриги могут подождать. Он – просто мерзкое мелкое кусачее насекомое, заползшее под рубашку перед поединком. В горячке боя никто на такие вещи не обращает внимания… А после сражения… поглядим, что задумал Советник Холд…

 

Глава 24

След паука

Эрси Диштой

Он хотел уйти. В Городе Семи Огней Эрси Диштой был чужим, никому не известным человеком, а Годже Ках – предавшим огонь жизни Советником, который после испугался и раскаялся, но это уже не в счет…

Эт’ифэйна уже не угрожала ему. Она спала… Эрси надеялся, что крепко, очень далеко отсюда, в недоступном месте, и в таком саркофаге, который практически невозможно вскрыть. И даже ее поганая тень через этот саркофаг не просочится, чтобы охотиться за ним – Эрси…

Но Эт’ифэйна Эт’ифэйной, а второй его «друг» и «поклонник» его Дара – Атаятан-Сионото-Лос – жив и здоров… Как узнал Эрси из долгих и утомительных бесед с Кодонаком, Энилем и полусумасшедшим Абилем Сетом (затевая эти беседы, они по указанию Фаэля хотели вызнать у Эрси все, что он знал про делишки Атосааля, но и Эрси кое-что для себя взял), Атаятан раньше не мог пользоваться так называемым Путем Тени. То есть ему недоступно было вот так вселиться в человека и бродить по земле в этой шкуре; не только бродить – говорить, что-то совершать, драться… как в том случае с разбойниками… Но потом Древний научился! Сам научился! А где гарантии, что этот проклятый папаша смаргов не приобретет новые навыки: например, находить таких, как Эрси «по запаху» Дара, и выпивать этот самый Дар, как это делала Эт’ифэйна?

Кроме того, не следует забывать про Эбонадо Атосааля. Вряд ли бывший Верховный простил Годже Каха за то, что тот покинул его в самый ответственный момент. Эбонадо и не вспомнит, кому он обязан тем, что дожил до дня пробуждения Древнего… Смарг его сожри! Каким же дураком был Годже Ках! Как мог вытаскивать раз за разом этого старикана из лап смерти и надеяться, что из его сумасшедшей идеи пробудить древнее зло выйдет нечто хорошее… Эбонадо – Пророк, если он до сих пор не нашел Эрси, то лишь потому, что занят другими делами… сейчас у них хватает занятий… Как там Динорада?..

Уходить нельзя… Тем более теперь, когда вокруг Города – защитный купол. Это самое безопасное место для Эрси Диштоя во всей Тарии, да и во всем мире. Кроме того, Фаэль еще его не отпускал; не то чтобы Эрси боялся угроз, но сегодня его собственная выгода совпадает с желанием Фаэля…

После погружения в сон Эт’ифэйны Эрси мог свободно передвигаться по всему городу, хотя жить продолжал на верхнем пустующем этаже Здания Совета в той самой комнате, где они поймали Меняющую обличья в теле Итики.

Эрси оделся в хлопковую рубашку, широкие свободные брюки, короткую зеленую куртку, сверху накинул плотный шерстяной плащ. Вся его одежда была более чем скромной – ни вышивки, ни украшений… Эбонадо бы не одобрил. Если уж в Здании Совета его мало кто узнает, то в Городе он тем более может не опасаться быть узнанным. Советник Годже Ках не часто показывался на людях, и если бы не его привычка носить косу на манер шарфа, его бы и не всякий Мастер Силы запомнил.

На шее у него висел небольшой – с монету – серебряный медальон, благодаря которому его беспрепятственно впускали в Здание Совета и выпускали наружу: такие штуки носили неодаренные слуги Мастеров Силы. Символ Верховного на медальоне давал ему привилегию свободно передвигаться по всем этажам здания. Так он из Советника с радужным перстнем на пальце стал слугой с медальоном на шее…

Эрси усмехнулся, одернул закатившийся под рукавом куртки рукав рубахи, что раздражало, еще раз взглянул в зеркало на невысокого, казавшегося до безобразия молодым, белокурого мужчину с короткой стрижкой и недельной щетиной, одетого как какой-то безродный слуга.

Казалось, что вместе с косой он обрезал все свое прошлое… и плохое и хорошее, и привилегии Советника из Семи, и вину убийцы, и уважение к нему, как к Мастеру Силы, одному из лучших Целителей… нет… лучшему Целителю на тот момент… и позорное участие в пробуждении Древнего. Все в прошлом…

Эрси совершенно бесцельно побрел вдоль улицы Мудрых, сунулся было по привычке в одно дорогое заведение, единственное, какое он иной раз посещал, будучи Советником. Там играли неповторимо прекрасную музыку, выступали и неодаренные Мастера и Одаренные Музыканты. Музыка привлекала его всегда. Но сегодня здоровенный привратник, обладающий выдающимся носом и таким же выдающимся пузом, преградил дорогу Эрси Диштою, взглянув на него, словно на блоху, заскочившую на руку в своей безмерной наглости.

– Сюда позволено входить лишь Мастерам! Так что ступай себе!..

Эрси открыл было рот, чтобы возразить, даже придумал способ, как войти вовнутрь. Рука его потянулась к медальону, в голове сформировалась фраза: «Неужели в это смаргово заведения не пустят даже личного слугу Верховного?», но затем передумал, обреченно вздохнул и, не сказав ни слова надутому, что индюк, привратнику, свернул в переулок. Пройдя несколько шагов, Эрси оглянулся, еще раз вздохнул, наткнувшись взглядом на вывеску с названием «Флейта Мастера». Он снова подумал о Динораде, вспомнил ее маленькие аристократические ручки и ножки… она была Мастером Силы в третьем поколении – большая редкость. Вспомнил ее безупречно уложенные черные локоны, пахнущие всегда опьяняюще сладко апельсиновым цветом. С ней он сходил с ума, без нее… он одинок… О чем сожалел Эрси из своей прошлой жизни, так это о Динораде. Когда они были вместе, он мечтал об Иссиме, а сейчас не воспринимал эту девчонку как женщину, способную дать ему счастье любви. Иссима его исцелила, он ей безмерно благодарен… и это все.

А Динорада потеряна для него навсегда. Избавиться от уз Древнего она уже не сможет, а когда Атаятана усыпят – она умрет… умрет в муках… Но она сама выбрала такую судьбу. Эрси сегодня только и делал, что вздыхал…

Ноги несли его к Тасии-Тар. Нет, не к Кружевному мосту, где в любое время суток толпами гуляет народ; к той части великой реки, где домов было мало, а прохожих еще меньше. Тихое местечко, до которого еще не дошли руки ни Архитекторов, ни Садовников Силы, чтобы превратить его в нечто изысканно-великолепно-роскошное в духе Города Семи Огней. Здесь обильно росли родные для этих мест ивы, купающие ветви в неспешном течении Тасии-Тар. Эрси присел на крутом, фута три высотою, берегу прямо на ковер из палых листьев, такие же листья – красные и желтые вытянутые лодочки, плыли вниз по реке… Остро пахло осенью, в темной и мутной воде тут и там бурлили водовороты. Река казалась угрожающей, особенно под этим свинцовым, низко нависшим небом. Вот-вот сорвется дождь. Эрси поежился и закутался плотнее в плащ. Долго он тут не усидит – холодно и сыро… хотя тихо, мирно…

Эрси услышал шорох позади себя, вздрогнул, оглянулся – никого. Возможно, птица. Но сердце заколотилось, и он не мог уже спокойно любоваться на листья в бегущей воде. Он встал, развернулся лицом к рощице, отряхнул плащ от налипшего мусора, огляделся вокруг.

Внезапно что-то ударило его в грудь, так сильно, что он не удержал равновесие, раскинул руки и упал спиною вперед. Он падал, понимая, что берег выскользнул из-под ног, что сейчас он окажется в ледяной воде. Он сжался от предвкушения холода. За те доли секунды, пока Эрси падал, он успел разглядеть перекошенную паскудной ухмылкой небритую рожу стоящего на берегу человека в черном плаще. И только тогда он почувствовал невыносимую острую боль в груди, перехватывающую дыхание, опустил глаза и увидел торчащую из его груди рукоять ножа.

Воды Тасии-Тар обожгли его холодом, боль в груди помутила сознание, он закричал, вместо этого услышал хриплый булькающий звук, и вода хлынула в открытый рот. Ко всему прочему, добавилось жжение в легких, удушье… Потом все прошло… Эрси видел тысячи мелких пузырьков воздуха, поднимающихся к поверхности… к темному свинцовому тяжелому небу… небо все дальше и дальше, а серая мутная вода все больше и больше окрашивается красным…

Гани Наэль

– Послание от К’Хаиль… – прошептала смуглянка, сунула в руку Гани свернутый трубочкой пергамент и скрылась за поворотом садовой дорожки, словно змейка в траве.

Смуглянка была бывшей рабыней Фенэ, а ныне ее служанкой. Сама Фенэ не выходила из покоев и никого, кроме королевы Алинии, не принимала. Она готовилась стать матерью, уже почти достигла финиша на нелегком этом пути. Почему она не показывается никому на глаза, Гани не знал. Может, такой арайский обычай?

Он удивился ее посланию и манере передачи. Незаметным движением ловких пальцев сунул трубочку в рукав кама и пошел дальше неспешно, как ни в чем не бывало. И хотя в саду он был один – во Дворце у кустов и деревьев, у стен и шкафов есть глаза и уши. И очень редко эти органы чувств служат доброжелателям.

Записку он развернул, только оказавшись в своих покоях. Задумчиво потягивая фа-ноллское, он прочел послание к’Хаиль:

« Мастер Гани Наэль, сегодня граф встречается со своим покровителем. Если желаешь узнать, кто он такой, будь на пристани у судна под названием «Королева Алиния» после захода солнца».

Гани отхлебнул вина. Что-то не нравилось ему в этой записке. Жутко не нравилось. Да, Фенэ были известны его подозрения относительно графа Палстора, Фенэ была искусной в подобных делах. Она знала толк в дворцовых интригах. Она вполне могла что-то разведать. Могла и поделиться информацией с Гани. Могла написать записку, послать служанку, тем более что все смугляночки-арайки – бывшие рабыни – более чем надежны… Но… что-то не нравилось ему. Гани не знал – он чувствовал… Игнорировать записку он не мог – тогда его сгложет любопытство. Прогуляться в порт сегодня вечером?..

До заката не так уж и долго. Гани отпил еще вина и поставил бокал на столик. Прошелся к окну. Стук в дверь заставил его вздрогнуть от неожиданности, хотя это было скорее царапание, а не стук.

– Кто там? – спросил он, попутно вспоминая, что пригласил заглянуть к себе одну прелестную придворную даму.

Дайша Киринсаль прошмыгнула в его покои ловкой ящеркой, прикрыв за собою дверь, отворенную лишь на треть, чтобы впустить ее. Она заговорщически улыбалась, обнажая белые острые зубки. Большие, как у лани, карие глаза сверкали из-под длинных густых ресниц.

– Дайша… – Гани взял ее за руки.

– Гани…

Дайша высвободила свои маленькие белые ручки из его ладоней, шустро заскользила ими по его торсу, мимоходом расстегивая кам, впилась страстным поцелуем в его губы; Гани не отставал в ласках, поднимая пышные юбки и поглаживая шелковистую кожу на бедре.

О записке он вспомнил лишь полчаса спустя. Вспомнил ненадолго, так как Дайша оказалась горячее тарийского пламени…

Спустя еще неопределенное количество времени, Гани был уже в том состоянии, в котором не хотелось думать ни о заговорах, ни о Палсторе, ни о походах в порт… Мечталось лишь закрыть глаза и позволить прийти блаженному сну.

– Айха говорит, что братья Пичеры недостаточно хорошо обучены, чтобы возглавить третий и четвертый корпус… Шайж Пичер полагал, что может претендовать на руку Агаи, но та высмеяла его перед всеми его друзьями, не дав ни малейшей надежды… – щебетала Дайша, еще более бодрая и энергичная, чем в первые минуты их встречи, – а жена старшего Пичера, Мелсена, изменила ему с Советником Абодо…

Гани удивился – тихоню Иниго Абодо он не представлял себе в роли героя-любовника.

– Пичер пригрозил насадить придворного Одаренного на свой меч, не посмотрев, что тот Мастер Силы. Но Абодо клянется, что никогда не делил ложе с Мелсеной, что все это – наговор, сплетни и пустые слухи. Пичер не верит. И никто ему не верит!..

– Я склонен верить, – вяло сказал Гани, заводя руки за голову и борясь со сном.

– Отчего же?.. – Он тщетно надеялся, что она не спросит, и ему не придется больше открывать рта.

– Иниго Абодо не похож на того, кто разбивает женские сердца… – ответил он, едва ворочая языком.

– Тихони все таковы, говорю тебе, Гани! Он тише воды, ниже травы, а затем оказывается, что он соблазнил самую холодную недотрогу при дворе.

Сил, чтобы ответить, Гани в себе уже не нашел.

– Пичер поклялся, что если не убьет Абодо, то добьется, чтобы его вышвырнули из дворца.

– Угу… – Его глаза начали слипаться, а мелодичный голосок Дайши прямо-таки затягивал в страну сновидений.

– Он встречался с Советником из Семи. Этот Советник решает все дела, касающиеся неодаренных. Он быстро разберется с Абодо, я в том уверена… – слышал он гулкие слова сквозь пелену дремы.

Гани встрепенулся:

– Советник? Из Семи? Кто?..

– Советник Холд. Мастер Облаков…

– Холд?.. – захлопал он сонно глазами, пытаясь прийти в себя. Холд… Холд…

– Да. Мастер Килей Холд пообещал помочь Пичеру. И я слышала, что именно сегодня вечером он вызвал Абодо для разговора!..

– Кто?..

– Советник Холд! Гани, ты спишь?..

– Нет… Нет, мне очень любопытно… Холд вызвал Абодо?..

– Да. Он придет поговорить с Абодо. Но это держится в строжайшем секрете.

– Откуда же ты узнала об этом, моя осведомленная птичка? – Гани привстал на локте, не давая сну увлечь себя в забытье.

– О чем только не узнают птички, порхая с ветки на ветку… – захихикала она.

– И подружки наверняка нащебетали тебе в ушко, – Гани поцеловал восхитительное теплое ушко Дайши, – где именно они встречаются.

– Конечно, – она сверкнула глазами… сейчас опять распалится…

Гани поспешно встал и принялся натягивать брюки. Времени до заката почти не осталось.

– Уходишь? – обиженно спросила она.

Он делано вздохнул:

– Дела…

– Государственной важности?..

– Именно…

– Так ты хочешь знать, где встречаются Холд и Абодо?

– Ну, естественно, я же не менее любопытен, чем ты, моя птичка. Наверное, в покоях Абодо?

– Нет. Это было бы слишком официально. А визит Холда – скорее частный и… – она выразительно приставила изящный пальчик к губам-вишенкам, – секретный!..

Гани многозначительного что-то промычал, застегивая кам.

– Они встретятся во «Флейте Мастера».

– О! – Гани поднял брови. – Знакомое заведение. И когда?..

– После заката.

«Да что ж сегодня происходит? Весь город решил назначать важные встречи после заката? А мне прикажете раздвоиться?!»

– Спасибо тебе, милая моя птичка, – поцеловал Гани Дайшу на прощание.

– Лети, мой соловей!..

И прихватив лютню, Гани полетел, по-другому не скажешь. Он стрелой преодолел длинные коридоры дворца, оказался в крыле для слуг, справился у проходящего мимо малого о Харте и Эй-Га. Где еще им быть, как не за игрой в кости? Похоже, они ободрали уже половину дворцовой прислуги. Увидев спустившегося лично в их отделение советника короля Мастера Музыканта, все приличные слуги, опустив глаза, разбежались с деловитым видом. А его два нерадивых оболтуса остались сидеть и скалиться от осознания собственной безнаказанности.

– Пошли!.. – коротко бросил им Гани.

Покинув дворец, он на ходу стал отдавать распоряжения утарийцу и арайцу, должны же они, хотя бы время от времени, отрабатывать жалованье, которое он им платит, хотя Гани подозревал, что Эй-Га, благодаря своим игровым костям, имеет в два раза больше.

– Эй-Га, отправишься в порт и посмотришь, кто с кем будет встречаться возле судна «Королева Алиния». Будь осторожен, там может быть ловушка. Если заметишь графа Палстора, хорошенько запомни его собеседника. Постарайся услышать их разговор. Мне нужны все подробности.

Эй-Га кивнул и исчез. Они же с Хартом вдвоем направились к «Флейте Мастера».

Здесь Гани Наэля знали очень хорошо, он был желанным гостем еще до путешествия в Ару, благодаря своему таланту Музыканта, а уж после возвращения и переворота – и подавно.

Едва привратник узнал его, как откуда ни возьмись, появился сам хозяин «Флейты Мастера» Билив Майлек – седой подтянутый мужчина лет пятидесяти, который с доброжелательной улыбкой поклонился Гани, дотрагиваясь до серебряного браслета на левой руке, в ответ Гани сделал то же самое. Гравировка на браслете Майлека такая же, как и у него самого – арфы и птицы, – хозяин «Флейты» – Мастер Музыкант из Пятилистника.

– Что привело вас в нашу скромную обитель, Мастер Наэль? Я несказанно рад видеть вас!

– Ностальгия, Мастер Майлек. Давненько я у вас не был.

– Не смею спросить, но вы к нам сегодня в качестве слушателя или исполнителя?

Гани пожал плечами:

– Пожалуй, лучше послушаю.

Это огорчило Майлека, так как выступление знаменитого Гани Наэля в «Флейте Мастера» конечно же добавило бы популярности заведению.

– Но это для начала; я обещался выступить у тебя, Билив, и обещание исполню, – сказал Гани тихо, следуя в сопровождении хозяина вовнутрь, но не в общий зал, а в кабинет Майлека. Он перешел на неофициальный тон, более приемлемый для общения двух старых друзей. – Я здесь по делу, и пока дело мое не будет решено, хотел бы остаться неузнанным. А после я с удовольствием исполню здесь для тебя и твоих гостей, что пожелаешь.

Майлек расплылся в улыбке:

– Конспирация? От кого-то скрываешься?..

– Да нет… просто шпионская миссия.

– Двор тебя портит, Гани.

– Да уж, это точно. Поможешь мне по старой дружбе?

– Ну, если ты дал слово исполнить что угодно для меня и моих гостей, то не могу тебе отказать. Что мне для тебя сделать?

– К тебе сегодня пожалует королевский советник Абодо.

– Да. Он заказал Комнату молчаливого слушателя.

В заведении Майлека таких комнат имелось три. Они устроены были Мастерами Строителями Силы, знавшими особые секреты, таким образом, что внутри помещения можно было слышать все происходящее снаружи, будто стен и не существовало, а вот звуков, рожденных в самой комнате, вовне слышать никто не мог. Эти комнаты обычно снимались важными гостями для приватных бесед. Уединившись с собеседником, можно было наслаждаться музыкой исполнителя, играющего в общем зале, обсуждать любые дела и не бояться быть подслушанным.

Интуиция влекла Гани именно сюда, заставляла во что бы то ни стало узнать, о чем будут беседовать Холд и Абодо. Интуиции он привык доверять, его шестое чувство подводило редко, поэтому даже записку Фенэ с содержащейся в ней, несомненно, важной информацией, он отодвинул на второй план. Оставалось только найти способ услышать то, что будет надежно скрыто в Комнате молчаливого слушателя. И такой способ имелся.

– А ты, случаем, не знаешь, с кем Иниго Абодо встречается? – уточнил Гани.

– Этого не скажу – он не счел нужным мне докладывать. Приказал просто провести в его комнату человека, который покажет перстень с зеленым камнем.

– Условные знаки, тайны… – пробормотал Гани. – Любопытно! Я попрошу тебя кое о чем не очень удобном…

Билив посмотрел на него искоса.

– Мне нужно услышать их разговор. Понимаешь, о чем я?

– Это нарушение закона, Гани. И норм этики… Абодо – мой гость. Если станет известно, что мои Комнаты молчаливого слушателя не так надежны, как о них говорят… я потерплю немалые убытки, не говоря уж о репутации… Прости, Гани, но даже ради старой дружбы…

– А если станет известно, что твои Комнаты – место, где рождаются заговоры?

У Майлека расширились глаза.

– Заговоры?.. – зашептал он перепуганно. – Опять заговоры? Это связано со старой властью? С Древним?..

– Пока не знаю… – как можно более авторитетно и загадочно протянул Гани, запрокидывая ногу за ногу, – но вполне может быть… Его величество Король-Наместник, с одобрения Верховного, поручили мне расследовать одно дело. След вывел меня на сегодняшнюю встречу. Не говорю, что след этот не может оказаться ложным. Вполне вероятно, что Абодо встречается со своей любовницей и виновен лишь в попрании супружеской верности. Но… я обязан проверить, Билив. Никто ничего не узнает. Даю тебе слово, что репутация твоих Комнат не пострадает.

Майлек вздохнул:

– Ну, тогда тебе нужно поспешить, Мастер Абодо появится с минуты на минуту…

Гани постарался устроиться поудобнее, что было нелегко в тесной нише, скрытой тонкой дощатой стеной, на которой изображалась Тасия-Тар в осеннюю пору. Когда в моду вошли такие картины на всю стену, ниша, уж неизвестно для чего предназначенная изначально, стала мешать, поэтому проем закрыли большой дощатой стенкой, с натянутым на нее холстом. Сюда не заглядывали уже достаточно давно для того, чтобы выемке превратиться в паучье царство. Гани даже переоделся в старую одежду слуги перед тем, как влезть в нишу. Паутина, кое-как им оборванная, все равно продолжала лезть в глаза, рот и нос и липнуть к волосам. Он зажал нос влажным платком, чтобы не чихнуть от пыли. Несмотря на слова Майлека о безупречной репутации его комнат, нишу эту использовали для подобных целей и раньше. Здесь имелось даже специальное отверстие, чтобы можно было не только слышать, но и видеть, что происходит в комнате. Гани очистил щель между досками деревянной щепочкой, обозрел два удобных кресла перед небольшим накрытым столиком с винами и закусками, удовлетворенно хмыкнул и приготовился ждать.

Иниго Абодо выглядел беспокойным, даже испуганным. Он нервозно потирал руки, массировал подбородок, заламывал пальцы. Его собеседник явился спустя четверть часа, за которые Абодо успел измаяться ожиданием, извести себя переживаниями, он даже умудрился уронить кубок с вином и разлить напиток на арайский ковер. Гани накинул платок на лицо, прикрывая нос и рот, глаза слезились от попавших в них пылинок и паутинок. Один из представителей рода паучьих – этих «милейших» созданий – попытался проползти по носу подслушивающего Музыканта, за что был безжалостно раздавлен. Победа над пауком голыми руками далась Гани нелегко – он всегда ненавидел и побаивался этих насекомых.

Навстречу вошедшему Мастер Абодо встал, а тот встал бы лишь перед королем или старшим по званию Мастером Силы. Человек был в темном, скрывающем его с головы до пят плаще. Капюшон он откинул, лишь оглядевшись по сторонам, и Гани узнал Холда. Как и ожидалось.

– Что ты задумал, Абодо?.. – начал Холд безо всяких приветствий.

– Я? Задумал? Я не понимаю, Советник Холд… Не понимаю, почему мы разговариваем здесь, почему вы скрываетесь. К чему все это? Неужели все вопросы нельзя решить в Здании Совета или во дворце? У меня такое чувство, будто за нами следят…

Гани поднял брови: «Вот ведь какой чувствительный!»

– А еще я чувствую себя преступником… Мне не нравится все это!

– Я недоволен тобою, Абодо… Когда я ставил тебя на место королевского советника, то ожидал лучших результатов… – Холд обошел лужу на ковре от пролитого Абодо вина и сел в кресло.

– Что вы называете результатами, Советник Холд? Я выполнял свой долг! Я помогал королю!

– Твое дело – выполнять мои приказы, Абодо! А ты действуешь, как тебе заблагорассудится! Думаешь, я не найду управы на тебя?

– Безусловно, найдете… Только эта «управа» бесчестна! Зачем было обвинять меня в связи с графиней Пичер? Зачем натравлять на меня этого быка – ее мужа?..

– Ты должен понять… – холодно и злобно сказал Холд, – что ты на краю пропасти, Абодо, да еще и с завязанными глазами. Один неверный шаг, и ты – труп! А вывести тебя в безопасное место могу лишь я. Для этого от тебя немногое требуется – позабыть о своем ослином упрямстве и делать то, что тебе велят!..

– Я должен встретиться с Верховным… – сказал Иниго так тихо, что даже Гани, со своим отменным слухом, едва расслышал.

– Что?! – Холд наскочил на него, как сокол на добычу. – Ты сам прыгаешь в эту пропасть, Абодо! Не думал, что ты глуп настолько!

Придворный Одаренный поднял на Советника удивленные глаза:

– Почему я не могу говорить с Верховным?!

– Потому что Верховный Фаэль сегодня есть, а завтра его нет! Я! Слышишь? Я – не ты! – буду разговаривать с Верховным, с Кодонаком, с другими Советниками! Хочешь прыгнуть через мою голову? Смотри: прыгая, можешь переломать себе ноги и шею свернуть!

– Игра, которую вы затеяли, уже перестала быть понятной мне и приемлемой для меня. Вам лучше снять меня с поста. Именно о своей отставке я хотел говорить с Верховным. Я не хочу быть замешанным во всем этом!

– Абодо… – уже более спокойным голосом сказал Холд, присаживаясь. – Поговорим начистоту. Что именно не устраивает тебя?..

– Королева исцелена, Советник Холд. И теперь вопрос наследования уже стоит совершенно по-иному. Нет смысла что-то менять. У Алинии наладились отношения с Мило. Я думаю, что следует ожидать наследника уже в ближайший год. А дочерей Палстора лучше выдать замуж, чтобы у внебрачных детей Мило были достойные воспитатели. Одно дело, когда вы требовали от меня советовать королю признать детей, узаконить их статус, объявить наследником старшего Брая, в обстоятельствах, когда Мило и Алиния готовы были вцепиться друг другу в глотку при каждом удобном случае… Но сейчас… Зачем? Я не понимаю… В чем польза государства? Ливад будет недоволен, более того – оскорблен…

– Ты задумался о политике, Абодо? Так задумайся и над тем, а твое ли это дело?!

Иниго залился краской от негодования, но ничего не ответил.

– Тебе дорога твоя семья, Абодо?..

У молодого для Мастера Силы придворного Одаренного была жена – скромная, как и он сам, симпатичная женщина – и двое маленьких сыновей. Он глянул на Холда и ответил тревожно и сдавленно:

– Да…

– Несмотря на то, что все они неодаренные?

– Конечно! Что за вопрос?!

– Ты пока молод, Абодо. Многие Мастера Силы после ста, сменив двух, трех жен, увидев, как стареют и умирают их дети, совершенно по-другому начинают относиться к браку и семье. Забывают начатый ими род. Оставляют его. Не вспоминают о внуках, правнуках, о следующих поколениях… Теряют с ними всякую связь. Я – исключение, и я всегда искал подобных себе. Способных понять мои ценности и стремления. Именно таких людей я ставил правителями в провинциальных городах, в столицах областей. Я увидел и в тебе это, хотя ты еще очень молод, и именно потому ты стал королевским советником.

– Я не вижу связи, Советник Холд…

– Потому что глуп!.. Род – вот что самое важное в этом непостоянном мире. Твоя кровь в поколениях людей! Ты – корень, они – ветви, чем больше ветвей, чем раскидистей дерево, тем и ты сильней! Я положил начало пятнадцати родам в Тарии. Я обеспечил их всем. Мои потомки управляют многими областями. Я – отец этих великих родов! Из поколения в поколение передается мое имя, хоть и не официально, негласно, и оно не забудется даже после моей смерти! Потому что я многое, очень многое сделал для семьи! У меня всегда была мечта – мой потомок на тарийском троне! Одаренных у меня не рождалось до сих пор, иначе мой потомок был бы и на Сияющем Престоле! Моя мечта о пламенеющей короне должна была исполниться. После этого я мог бы спокойно умереть, состарившись. И я почти достиг, почти! И ты, Абодо, должен понять, что ставшего на моем пути я не пожалею!..

Абодо вытаращил глаза, Гани навострил уши, даже платок снял с лица и подался вперед.

– Советник Холд… – осторожно выговорил Иниго, – простите за вопрос… Но как вы собирались осуществлять свою мечту? И почему вы мне это все говорите?

– Тебе я говорю это потому, что ты любишь свою жену и детишек. И если твой долг для тебя дороже собственной жизни, то не думаю, что дороже их жизней… Ведь так?

Абодо задрожал:

– Это… это недостойно!..

– Заткнись! Твоя задача – убедить короля, что Алиния сама не хотела исцеляться, что она недостойна быть его женой. Ты должен не допустить ее беременности!

– Но как?!

– Не мое дело как! Шевели мозгами, Абодо! Ты же – отец, ты должен позаботиться о семье! Если выполнишь все, как нужно, от тебя пойдет сильный и могучий род. Я обеспечу твоим детям должности и состояние. А если нет – то род твой прервется! И ты не будешь иметь возможности начать новый, так как мертвому это трудно сделать…

– Вы мне угрожаете? Угрожаете смертью?!

– Да.

Абодо обессиленно откинулся в кресле, застонал, прикрыв глаза.

– Зачем это вам? – тихо произнес он наконец. – Как это связано с вашей мечтой? Неужели… Палстор?.. – Он вдруг выпрямился и захлопал глазами.

– Да. Палстор – мой правнук. Его внуки – мое продолжение. В них моя кровь. Один из них должен сесть на трон.

Гани едва не вскрикнул в своем укрытии. Он затолкал платок, как кляп, в рот.

– Не волнуйся, Абодо, – добавил Холд, – твоя задача нелегка, но все это продлится недолго. Королю предсказано умереть молодым. Он погибнет в ближайшей битве. Постарайся сделать все, чтобы рассорить их с королевой в этот короткий период.

– Неужели вы и короля задумали убить?..

– Я думаю, этого не потребуется. Но не лелей глупую надежду, что для тебя пройдет безнаказанным непослушание мне или хотя бы единое оброненное тобою слово о том, что ты здесь услышал! Держись подальше от Наэля. Он шпионит для Верховного и Кодонака. И постарайся, чтобы эту арайку – Фенэ – отослали из дворца. Она тоже шпионка.

Гани ухмыльнулся себе под нос.

– Я кое в чем помогу тебе, Абодо. Все-таки я тоже когда-то был молодым Мастером и вынужден был выполнять не очень… честные, на мой тогдашний взгляд, поручения… Своего покровителя я не понимал, как ты сегодня не понимаешь меня. Но он научил меня очень многому. И я убежден, что ты также сделаешь правильный выбор. Подкинь королеве идею создания женской части в армии Мило – части под ее руководством, наподобие ливадских воительниц. У нас есть несколько женщин – Мастеров Академии Воинств. Они смогут стать началом – офицерской основой. А формировать эту часть следует не в Городе Огней, а, к примеру, в междуречье Итимы и Ланы… Алиния, увлекшись этой идеей, с радостью оставит Мило в покое. Покажи результат, Иниго! Я ожидаю этого от тебя. Ты не пожалеешь. Еще никто из моих союзников не пожалел. Но ставшие моими врагами умирают очень рано…

С этими словами Холд поднялся, накинул свой капюшон и вышел вон. Абодо уронил голову на руки, сдавленно принялся что-то бормотать себе под нос. Гани заметил на своем плече еще одного хозяина ниши, пришедшего разобраться с оккупантом – здоровенного волосатого и отвратительного паука, он щелчком сбил тварь себе под ноги и с удовольствием раздавил носком сапога. Вечер удался – он вышел на след!..

 

Глава 25

Возвращение

Эрси Диштой

Его рвало горькой мутной водой. Эрси стоял на коленях, отчаянно трясся, отплевывался от водорослей. Рядом на земле валялся извлеченный из его груди кинжал – весь в крови, обильно разбавленной речной водой. Слой палых листьев вокруг тоже был измазан его кровью. Дар развернулся самостоятельно… его самого в тот момент уже не было… он уже умер… или почти умер… Но Дар сработал. Срастающаяся плоть, затягиваясь, выталкивала всаженный по самую рукоять кинжал, и когда Эрси течением вынесло на берег, клинок окончательно расстался с его телом и упал на землю. Отток не начинался. Эрси с тревогой ждал, крепился, чтобы вынести еще одно испытание: боль, тошноту, обморок… но ничего не происходило. Хотя и без оттока ему было так худо… что куда уж дальше…

Еще один приступ рвоты вывернул его наизнанку. Во рту он ощущал жгучую желчь. Эрси упал на бок и поджал к животу ноги, обхватив себя руками – не согреться… он весь – одежда, волосы, лицо – мокрый от воды и крови, измазанный в прибрежной глине, в налипших поверх всего листьях. Холод пробирал до костей. Начинало смеркаться, портилась погода, с неба моросил дождь… ледяной… мерзкий… казалось, еще более холодный, чем пропитавшая одежду вода.

Эрси попытался нагрести на себя листьев, чтобы хоть чуть-чуть согреться, но все листья были сырыми. Он беспомощно заскулил…

Лежать тут и скулить бесполезно… Он вдруг вспомнил о паскудно улыбающемся человеке в черном плаще, который стоял на берегу. Кинжал, брошенный в Эрси, – дело рук этого незнакомца. Кто хотел его убить? Годже Каха было за что убивать, но не Эрси… Его скромная одежда даже повода грабителю не давала. Убийца или заказчик убийства знал, кто он на самом деле…

Он с огромным трудом, скользя по мокрым листьям, поднялся на ноги, осмотрелся: река и деревья… деревья и на том берегу, и на этом. Сердце кольнуло тревогой. «Надеюсь, меня не вынесло за пределы Города, – думал он, беспокойно озираясь, – за пределы купола…»

Эрси поднял кинжал, заткнул его за пояс, рядом с небольшим кинжалом отца, который носил при себе постоянно, и побрел в глубь дубовой рощи, подальше от реки, с которой веяло холодом. Он отчаянно выискивал под ногами тропку, дорожку… но в сгущающейся мгле это бесполезно. Эрси без конца спотыкался, иногда терял равновесие и падал, один раз чуть не вывихнул ногу, вступив в ямку, прикрытую палой листвой, но шагу он не сбавлял – если идти быстро, то можно не только скорее прийти куда бы то ни было, но и согреться по пути.

Чем дольше он шел, тем слабее была надежда и прийти куда-нибудь, и согреться… Дождь усиливался. Лес густел. Тьма поглощала остатки света… Хоть волком вой… Эрси был в отчаянии. Так скверно он не чувствовал себя со дня нападения на него разбойников, хотя нет… тогда все довольно быстро закончилось, сейчас хуже… Не нужно было выходить из Здания Совета… Понесло его бродить по Городу. Стало скучно!

– Это была яркая вспышка!.. – услышал вдруг Эрси сквозь громкое клацанье собственных зубов. Знакомый голос…

Он замер, развернулся на звук, с трудом разглядел темный силуэт среди деревьев.

– Твоя смерть… или приближение к смерти… Я даже не знаю, преступил ли ты эту черту. Но это не важно. Если даже ты и не умер сегодня, то был настолько близок к этому, что зажег сигнальный огонь для Пророка, который тебя ищет!

– Эбонадо? Ты?.. – Голос Эрси походил на комариный писк.

– Я. Неужели не узнал?..

«Значит, все-таки вынесло за город!..»

– Узнал…

– Тебе помочь, Годже? Ты, как я погляжу, промок, замерз?..

Эрси подумал о ноже за поясом. Справится ли он с Эбонадо? Рядом с бывшим Верховным выросли две фигуры – тот не один. С тремя Эрси уж точно не справится. Смарг их сожри! Он же совсем забыл, что обычным оружием их не возьмешь… И бежать ему некуда. Сейчас точно попался…

– Что же ты молчишь? Старый друг предлагает тебе помощь – невежливо отмалчиваться…

– Это я от неожиданности… – усмехнулся Эрси.

Две темные фигуры приблизились к нему – во тьме, ставшей вдруг тягучей, будто молочный кисель, заплясали искорки.

– Тебя не узнать… – заключил Эбонадо, оглядев переодевшегося, наконец, в сухое Эрси.

В камине огромной комнаты с высокими потолками – даже выше, чем в Здании Совета или Дворце Огней – ярко и жарко горело тарийское пламя. Тепло от него ласкало намерзшееся до полусмерти тело Эрси получше какой страстной любовницы. На нем была привычная со времен Совета Семи одежда – туника из тончайшего шелка, свободные штаны, кам, богато расшитый золотыми нитями. Но Эрси совершенно равнодушно относился к прикосновениям к коже лучшего шелка, к блеску золота на каме, самое важное сейчас для него – это тепло.

– Ты остриг волосы? Зачем?..

Эрси пожал плечами, подходя к камину и протягивая к огню ладони.

– Так что же с тобой произошло, Годже? Что это? Чувство вины? Страх? Патриотизм? Что?

– Ты же Пророк, Эбонадо… Я думал, что ты все уже увидел…

– Годже! Кому-кому, а тебе ли не знать, как работает мой Дар? Если я что и вижу, то лишь обрывки, нужно хорошо поломать голову, чтобы потом склеить все это вместе. А есть вещи, ради которых голову ломать мне лень… ведь легче спросить. Не так ли?..

Эбонадо Атосааль сидел в широком, обитом бежевым бархатом кресле с резными подлокотниками. В обширной комнате мебели было немного: вот это кресло, еще три точно таких же, столик из дерева Сот, диван в тон креслам, массивная золоченая тумба, стоящий в дальнем углу шкаф, наполненный книгами, его близнец – в противоположном углу, и большой круглый черный полированный стол, окруженный изящно выгнувшими витые спинки стульями. Пол устилали арайские ковры. Белоснежные стены комнаты, украшенные выточенными в мраморе рисунками, дышали завораживающей красотой, какую может вложить в строение лишь Одаренный Архитектор. Эрси был во дворце Атаятана…

Он глянул на Атосааля с бокалом вина в руке, на роскошный светло-зеленый кам того, на длинные серебряные волосы, тщательно расчесанные, переброшенные через подлокотник и ниспадающие на пол шелковыми волнами – Эрси всегда удивляло, как они не мешают Пророку, – и на мгновение ему показалось, что ничего не изменилось, что все по-прежнему… Он – Годже Ках, и Верховный – Эбонадо Атосааль обсуждают что-то важное, что-то судьбоносное для Тарии и для всего человечества, планируют, как поделить этот мир…

Но нет… Оба они изменились, необратимо изменились… Мир поделен, а Годже… Эрси… отказался от своей части. Цена слишком высока – ему не по карману…

– Так что же? Расскажи, Годже, удостой меня ответом. Мне очень любопытно, почему ты, который был со мною с самого начала, предал?..

– Предал?..

– А как ты это назовешь?..

– Банкротство…

– Что?.. – Эбонадо склонил голову, недоумевая.

– Ты часто говорил о цене, Эбонадо. Так вот – я не способен был заплатить… Я – банкрот!

Эбонадо рассмеялся:

– Значит – страх…

Эрси обиделся – он хотел облечь свой поступок в более благородную форму, это – не банальный страх… хотя какой нормальный человек не станет ужасаться Атаятану!

– Может, и страх… Но не только. Я не хотел во всем этом участвовать… создавать смаргов… Что может быть более омерзительно? – Эрси даже сейчас едва не стошнило.

– Я видел, что с тобой творится неладное. Да ты особо и не скрывал… – Эбонадо задумчиво отпил вина из своего бокала. Эрси он вина не предложил. – Мне следовало обратить на это внимание. Ты всегда был недостаточно стоек. Небольшое неудобство – и ты сбежал, сломался…

– Небольшое неудобство?! – Эрси взорвался. – Ты называешь небольшим неудобством то, что творилось со мной?.. То, что я испытывал?.. Я готов был умереть, Эбонадо, чтобы прекратить это! Это более мерзко, чем убивать и поедать младенцев, более мерзко, чем потрошить мертвецов, которые месяц пролежали в земле, более отвратительно, чем питаться червями с их тел! Это то же самое, что спать в выгребной яме! И принимать ванну из протухшей рыбы! Это – не неудобство, Эбонадо! Это – плевок в лицо Мастера Судеб! Извращение! Такое же извращение, как совокупляться с собственной мертвой матерью!.. Ты понимаешь?..

– Фи! Годже, ты перегнул палку!.. – Эбонадо поморщился.

– Я эту самую палку как раз чуточку недогнул!.. И чуточка эта – размером с Северный разлом!..

– Хорошо… Ты слабый, импульсивный человек. Тебе никогда не приходилось сдерживать свой Дар, и он руководил тобою – это отразилось на твоем характере. Предположим, ты не выдержал давления, нашел способ – а с твоей изобретательностью это не проблема, – как избавиться от связи. Уговорил Иссиму освободить тебя. Я все это понимаю. Но зачем ты настроил ее против меня? Зачем освободил Мастера Огней? Зачем якшался с Кодонаком и Энилем? И с Фаэлем?! Как ты мог помогать Фаэлю?! Неужели ты хотел таким образом отмыться от убийства его ни в чем не повинных родителей?..

Эрси нервно повел плечами:

– Ты знаешь, Эбонадо, что нельзя было оставаться в стороне. Невозможно сохранить нейтралитет! Я не с вами – значит, я против вас! Атаятан-Сионото-Лос стал бы меня искать, и с далеко не лучшими намерениями! Добровольно создавать для него смаргов я больше никогда не стану! Слышишь! НИКОГДА!!! – Эрси весь горел, сжимал и разжимал кулаки, он смог продолжить, только когда его немного отпустило. – Фаэль, Кодонак и остальные… они могли дать мне… безопасность…

Эбонадо снова рассмеялся: заливисто, злорадно, издевательски.

– И тебе это помогло?.. – сказал он, но мог бы и не говорить – его смех все выразил.

Краска ощутимой волной отлила от лица Эрси.

– Годже, Годже… – Пророк покачал укоризненно головой, его стальные глаза продолжали насмехаться. Эрси специально не исправлял свое имя в его устах – помнил уроки Эбонадо. Зная имя и его истинное значение, можно влиять на судьбу человека, можно вертеть им, как хочешь… – Глупый трусливый Годже! Убежал от сильного, пристал к слабому, надеясь, что слабый защитит его от сильного! Ты прав, Атаятан тебя искал. Вернее, я тебя искал по его приказу. И нашел благодаря твоей… смерти…

– Так я умер?

– Ты у меня спрашиваешь?… Ты был под куполом. А этот купол… прелюбопытнейшая штука, скажу я тебе. Действительно, он может обезопасить Город Семи Огней. Но мы все равно войдем в него рано или поздно. Чем больше изощряется Фаэль, тем интереснее эта игра Атаятану.

– Кто-то хотел меня убить… – пробормотал Эрси.

– Не знаешь кто?

– Не знаю… Мало ли у меня врагов?

– У предателя всегда много врагов с обеих сторон.

Эрси фыркнул.

– Оружие сохранилось? – спросил Эбонадо.

Эрси не ответил, но рука самопроизвольно дернулась к поясу, где под камом находился кинжал убийцы.

Атосааль заметил это движение, улыбнулся и протянул к нему ладонь:

– Позволь взглянуть. Тут я тебе помогу. Мне тоже любопытно…

Эрси поколебался мгновение, извлек оружие и протянул Пророку. Тот прикрыл глаза, задрал подбородок, как делал это всегда, призывая Дар. Годже Каху очень хорошо была знакома эта его поза. Эбонадо провел в неподвижности несколько мгновений, затем с торжествующей улыбкой взглянул на Эрси и вернул кинжал.

– Холд!.. – заявил он.

– Холд?..

– Да. Он побаивается, что ты расскажешь новому Верховному о его делишках. Мы-то закрывали глаза на его возню с торговлей и землями, но мальчишка может заняться им, движимый глупым чувством справедливости. А так как до сих пор не занялся – Холд сделал вывод, что ты еще не успел ничего рассказать. А чтобы не рассказал в будущем, он решил тебя устранить, как только представится удобный случай.

Эрси недоумевал, ему даже в голову не пришло разоблачать Холда – это было настолько мелко… настолько незначительно в свете последних событий…

– Но Холд никогда не отличался умом и знаниями. Он не учел, что убить такого сильного Целителя, как ты, можно разве что отсечением головы. Дар ведь не вырастит тебе новую голову?.. – Последние слова показались Пророку смешными.

– Ты меня убьешь?.. – бросил Эрси и заметался по комнате взад-вперед.

– Нет. Я – нет. Мне нельзя…

Эрси остановился:

– Почему?

– Атаятан хочет разобраться с тобою сам. Лично…

Эрси едва не грохнулся на пол. «Лично…»

– Думаю, ты еще можешь вернуться. – Перед тем как сказать это, бывший Верховный выдержал долгую, томительную паузу.

– Нет, не могу! – отрезал Эрси.

Эбонадо многозначительно хмыкнул:

– С тобою ведь не произошло того же, что с Эбаном? Ты ведь не утратил Дар? Иначе Атаятан не называл бы тебя больше Целителем…

Эрси ничего не ответил и продолжил свое хождение по комнате.

– Годже, я же знаю тебя очень хорошо. Ты был мне почти сыном. Себя ты можешь обмануть, но не меня! Я готов поспорить на что угодно, что не пройдет и суток, как ты позволишь пронзить себя Доа-Джотом повторно.

– Никогда!

– У Атаятана для тебя есть место в Первом Круге.

– Я не собираюсь снова связывать себя с ним. На этот раз, Эбонадо, если ты поспоришь, то – проиграешь.

– Глупости. Ты сдашься, притом почти не сопротивляясь. Признаться, меня возмущало осознание того, что ты можешь вот так безнаказанно предать всех нас, а затем, как ни в чем не бывало, вернуться в Первый Круг. Но, видя, как неприятно тебе использование Атаятаном твоего Дара, я, пожалуй, позлорадствую немного. За все нужно платить.

– Не эту цену!.. – Эрси нашел в себе силы остановиться и взглянуть прямо в холодные глаза Атосааля… может, впервые…

И Эбонадо отвел взгляд – это уж точно впервые!.. – сделав вид, что увлеченно разглядывает вино в своем бокале.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь шуршанием шагов Эрси по арайскому ковру.

– Иссима… и ты… – тихо сказал Эбонадо, голос его звучал непривычно слабо, – вы самая тяжелая моя потеря… Вы та цена, которую пришлось заплатить мне… помимо воли… Я не ожидал этого…

Он сожалел, и Эрси был удивлен.

– Вы – те, кто связывал меня с этим миром… – продолжил Пророк. – Я любил ее и тебя… Знал, что ты слабый, безвольный, что ты трус… но не думал, что предатель. Если бы ты просто предал меня, но ты забрал у меня и Иссиму! Рассказал ей все… представив в таком свете, в каком…

– Ты хотел, Эбонадо, – перебил его Эрси, – чтобы твоя правнучка, которую ты любил, как утверждаешь, пережила все то, что пережил я?.. Она ведь тоже Целитель!.. А я повторяю тебе который раз – для Целителя эта связь хуже последнего извращения!..

– Ты когда-нибудь видел пытки?

– При чем здесь пытки?

– Один стерпит содранную кожу, а другой будет орать не своим голосом от небольшого пореза. Ты – из последних. Ты слишком преувеличиваешь. Я думаю, что Иссима нашла бы в себе силы вытерпеть подобное, тем более – есть ради чего терпеть!..

– Нет! Ты не понимаешь! Я не мог…

– Достаточно! – Эбонадо поднял руку, поморщился, отвернулся. Эрси, не договорив, сжал зубы. – Это бесполезный спор. Ничего ты мне не докажешь. Мне жаль, что все так вышло. Ты уже никогда не станешь для меня тем, кем был – сыном… Никогда. Но не думай, что я позабыл о той помощи, которую ты оказывал мне последние тридцать лет. Благодаря тебе я жив. И в деле пробуждения Древнего ты сыграл не последнюю роль. Я уверен, что ты согласишься вернуться в Первый Круг, уверен также в том, что Атаятан не станет тебя наказывать. Все будет по-прежнему, но тем не менее все изменилось… Ты – другой, я – другой… И я уже никогда не смогу доверять тебе. Мы будем работать вместе, править вместе, но каждый сам за себя.

– А разве так не было всегда? Каждый сам за себя?..

– Для тебя, наверное… было…

– Не дави мне на чувства, Эбонадо! Ты всегда думал только о себе, иначе не пробудил бы Древнего! Атаятан по большому счету нужен был только тебе, чтобы продлить твою жизнь! Но ты не мог действовать в одиночку, поэтому убедил других следовать за тобой. И меня в том числе… Ты просто использовал всех этих людей! Афэль Таш, Эбан, Майстан, Исма, Абвэн – все они мертвы!

– Разве я их убил? Меня можно обвинить разве что в смерти Таша… – устало возразил Эбонадо. – А с истинным убийцей двоих из названных тобою – Кодонаком, ты в последнее время на короткой ноге. Его ты тоже обвинял?..

– А сколько людей из Вторых и Третьих Кругов погибло! – Эрси не обратил внимания на его слова. – Вместо обещанных неуязвимости, могущества Мастера Путей, долголетия – они получили в награду смерть! Умерли, проклинаемые всеми, как предатели огня жизни! Из тех, кто следовал за тобою с самого начала – кто остался? Идай Маизан? Динорада? – Эрси запнулся на мгновение – Я хочу взглянуть ей в глаза! Спросить, счастлива ли она? Не сожалеет ли об уплаченной цене?..

– Так взгляни!.. – запросто ответил Эбонадо, и Эрси испугался. – Взгляни и спроси.

Чего он испугался? Холодных черных глаз? Пронзительного укоризненного ее взора? Упрека: «Я всегда знала, Ках, что ты слабый и ничтожный, ничего не решающий глупец!»? Эрси закусил губу – и тут же подумал: «Какое мне – Эрси Диштою, дело до упреков в адрес Годже Каха?..»

– Она здесь?..

– Да. А где же ей быть? Атаятан на время отпустил ее от себя. Она долгие месяцы играла для него.

– Долгие месяцы?

– Почти непрерывно.

– Это как?

– Ты не дождался окончательных изменений в своем теле; если бы дождался, то понял бы, что нам теперь не так важны пища… сон. Мы можем обходиться без этого достаточно долго, не испытывая дискомфорта.

Эрси удивился.

– У нее теперь новое имя, ей понравится, если ты будешь называть ее Инихантой.

– Что это значит? – Звучание этого нового имени отчего-то неприятно напомнило Эрси об Эт’ифэйне.

– Серебряная флейта.

Хотя значение имени красиво и подходит Динораде.

– Так ты хочешь с ней встретиться? Или с Атаятаном прежде?..

– Конечно же с Динорадой. С Атаятаном я вовсе не хочу встречаться!..

Атосааль ухмыльнулся:

– Ладно, потешься. Может, после встречи с ней ты станешь более благоразумным, она всегда оказывала на тебя благотворное влияние.

Пророк встал, поставил неспешно бокал на столик, покрылся туманом перемещений и исчез.

Эрси остался недоуменно хлопать глазами – непривычно, что Эбонадо исчезает, как «прыгун»… Он подошел к столику Эбонадо, налил вина в чистый бокал, отпил, не ощущая вкуса от волнения. Он был уверен, что дверь в комнату заперта, но все равно прошелся к ней и дернул за ручку – убедился. Эрси пересек помещение в обратном направлении, подошел к шкафу, вынул оттуда книгу в красном переплете, полистал рассеянно страницы – какие-то пророческие бредни…

Наконец, молочный искрящийся туман стал сгущаться около камина, он рассеялся – и Эрси увидел ее. Динорада была прекрасной, как никогда раньше. Она была совершенством! Удивительной! Превосходной! И… чужой… Словно нарисованная художником, который приукрасил ее черты и совершенно не передал в картине ее душу…

Холодные черные глаза были еще более черными, отрешенными, в них искрилось болезненное… отчаяние. Ерунда… ему показалось!.. Или нет?

– Здравствуй, Динорада…

– Здравствуй… – мелодично произнесла она.

Он не знал, что говорить.

– Как мне тебя называть? Иниханта?

Она вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

– Называй, как тебе нравится, – ответила холодно. Раньше Динорада была огнем с ледяными глазами, а сейчас – куском льда с отсутствующим взглядом. Ее отчужденность неприятно давила на нервы.

– Мне нравится – Дин. Ты не возражаешь?

Ему на самом деле очень нравилось так ее называть: нежно, звонко – словно звук колокольчика, она же это сокращенное имя ненавидела и раньше наверняка запустила бы в него предметом, случайно попавшим под руку. Эрси ожидал чего угодно: крика, укола злым словом, запрета… но не безразличного пожатия плечом и короткого:

– Не возражаю…

Снова молчание.

– Может, присядем? – предложил он.

Они оба сели в мягкие кресла Эбонадо, и Эрси принялся терзать коричневую бахрому накидки подлокотника.

– Возвращаешься в Первый Круг?

– Нет.

– Ты же не утратил Дар?

– Нет.

– Значит, не Первый? Так тебя хотят наказать? Второй? Третий Круг?

– Ни Первый, ни Третий и даже не Шестой… Я не собираюсь возвращаться!

– Что это значит? – Она удивленно выгнула бровь.

– То, что я сказал, Дин…

– Тогда зачем ты здесь?

– Спроси у Эбонадо. Будь моя воля, я был бы за сотни миль отсюда.

– Так ты не сам пришел?

– Нет, конечно.

– Хм… Насколько я поняла намерение Атаятана, он хочет во что бы то ни стало вернуть тебя. А убивать тебя запретил, так же как и Архитектора, Мастера Путей и Мастера Огней. Ты в четверке его избранных…

Эрси не ответил, так как это было ему неприятно. Разговор не клеился, он говорил словно не с Динорадой, о которой в последнее время так часто вспоминал, а с совершенно незнакомой, чужой ему женщиной. И он решил спросить в лоб:

– Скажи, Дин, ты довольна? Ты счастлива? Ты не сожалеешь?..

– А что можно изменить?.. – спросила она устало и обреченно, как утратившая всякую надежду.

– Так, значит, сожалеешь?

– Помнишь тот день, когда ты впервые рассказал мне?..

Он помнил. Помнил, как шептал маленькой, до безумия привлекательной для него женщине, с такими красивыми черными глазами, страстные признания в постели: о том, что она его увлекает, о том, что он готов ради нее пойти даже на преступление, о том, что хочет поделиться с ней властью… И находил заинтересованный живой отклик в ее взгляде. Слова: «власть», «сила», «могущество» заставляли ее сердце биться быстрее, он слышал это биение, и, обманывая себя, думал, что его – Годже – близость тоже оказывает влияние на этот ритм… Надеялся, что прекрасная Динорада хотя бы немного его любит.

– Прости меня, Дин… Прости…

– Я не обвиняю тебя… – печально произнесла Динорада, и он заметил, что на длинных черных ресницах, полуприкрывающих сейчас глаза, дрожит и поблескивает слезинка… Она сорвалась, упала маленьким бриллиантиком. Эрси проследил взглядом, как слеза разбилась о голубой шелк платья на колене Динорады… – Я получила то, чего хотела. Я скажу тебе – спасибо… И еще скажу – возвращайся!..

С этими словами, сказанными холодным и равнодушным тоном, несмотря на несколько оброненных слез, она встала, призывая туман…

– Постой, Дин!.. – тоже вскочил он. – Погоди! Я скучал…

Она не удостоила его взглядом. Туман стал гуще, и искры в нем засверкали чаще. Она ушла… Эрси упал в кресло.

Прямо перед вторым креслом, в котором только что была Дин, появился Эбонадо и присел, рассеивая движением своего тела остатки молочной дымки перемещения. Эрси был искренне рад ему – оставаться наедине с мыслями о совершенно другой, чужой, потерянной и глубоко несчастной Динораде ему не хотелось.

– Ну что? Спросил?

– Да, – кивнул Эрси.

– И сделал какие-то выводы? Я думал, что встреча займет больше времени…

– Вывод один: мой выбор верен.

Эбонадо громко хмыкнул:

– По-прежнему упорствуешь? Не желаешь возвращаться в Первый Круг? И на что же ты надеешься?

Надежды было мало… Его слабая, бледная, истощенная спутница – надежда на то, что он умрет от чего-то другого, а не от того, что Атаятан-Сионото-Лос, этот непонятно откуда взявшийся выродок, выпьет его Дар, – сегодня сдала последние позиции.

– Неужели на Фаэля? Годже!.. Это же глупо! Ты думаешь, что человек может быть настолько мягкосердным, что ринется спасать убийцу своих родителей, рискуя собственной жизнью? Или ты думаешь, что он в ближайшее время победит Атаятана?

– Он же справился как-то с Эт’ифэйной… – проворчал Эрси, но для Эбонадо это – не аргумент.

– Эт’ифэйна Атаятану-Сионото-Лосу не годится в подметки! И если Фаэль думает, что погрузить Атаятана в сон будет настолько же легко, то он – дурак. Впрочем, мертвый дурак…

– Ты до сих пор придерживаешься этой версии? Не перестал предсказывать его смерть?..

– Я никогда не делал более верного и точного пророчества, Годже. А теперь даже вырисовывается, как это случится…

– Ты увидел?..

– Нет. Догадался…

– И как же?

– Тебе интересно?

– Ну… – протянул Эрси, – надо же хотя бы попытаться оценить свои шансы…

Эбонадо расхохотался:

– Ты слышал о том, что он прочел по крови одного из нас?

– Элия Итара.

– Да. От тебя, я вижу, у них тайн нет… Я предчувствую, что именно Итар его убьет.

– Итар? – Эрси пожал плечами. – В одиночку? Тогда как вы втроем не справились с Фаэлем в «Песне горного ветра»?

Пророк побледнел, и нижняя его челюсть выдвинулась вперед – он всегда так делал, когда злился:

– Ты до сих пор в Совете, Годже?

– Нет, – Эрси, усмехаясь, продемонстрировал свою правую руку без радужного перстня, – отдал свой перстенек Стойсу.

– Ты проявляешь слишком большую осведомленность для того, кто стремится сохранить нейтралитет.

– Стремление – это одно. А необходимость – совершенно другое.

– Философия?.. Ты же никогда не проявлял к ней склонности… Ну да ладно; Итару не обязательно пронзать сердце Фаэля мечом, он может убить его совершенно другим способом.

– Каким же? Он, насколько я помню, – Разрушитель? Свалит на голову Фаэля Здание Совета?

– О! Итар мечтает об этом… Но – нет. Я думаю, все будет по-другому: прозаичнее, но трагичнее для некоторых участников. Я хорошо знаком с этим явлением – чтением по крови. Когда-то меня угораздило… А так как Дар Пророка у меня очень яркий, то и последствия моего неразумного, по молодости, поступка были ужасными. Я чудом выжил, когда мой «прочтенный» умер. Хорошо, что рядом оказался Целитель, почти такой же сильный, как ты. С тех пор я ценю Целителей. У Фаэля все Пути очень яркие. И Пророка в том числе. Он ведь даже прочел Итара необычным способом. Он дотрагивался до читаемого лишь мечом. Он через меч его прочел!.. Кто на такое способен?.. И он остановился на волоске от того, чтобы зарезать Итара! Не причинил Элию вреда, сдерживая, когда тот стал все разрушать. И ко всему прочему – исцелил!

– Что ты хочешь сказать? Я теряю нить…

– Только то, что Фаэль не сможет пережить смерти Итара. Это его погубит… Он умрет вместе с Элием. Забавно будет, если и Итар погибнет от его же руки.

Эрси нахмурился:

– Как-то все слишком запутанно и не логично…

– Не логично? Ты еще и логикой стал увлекаться?..

– Тебя в молодости спас Целитель, а Фаэль – сам Целитель, да еще такой, что я ему не чета! Меня убить можно разве что, как ты сегодня сказал, отсечением головы. А Фаэля? Разве его возьмешь банальной смертью «прочтенного»?

Эбонадо внимательно смотрел на Эрси, выслушивая, затем засмеялся, не меняя серьезного выражения глаз.

– Не знаю… Может, ты и прав?.. Но хватит ли яркости его Пути Целителя, чтобы перекрыть Путь Пророка?

– Спроси у Астри Масэнэсса… – раздраженно буркнул Эрси, которому стал надоедать этот разговор. Тут свою бы шкуру спасти…

Идай Маизан

Пантэс знал, что великий Атаятан-Сионото-Лос не ошибся. Подумать только, когда-то он боялся произнести это имя слишком громко… А сейчас готов повторять многократно во весь голос – кричать на весь мир. Его господин – не какой-то там глупый трусливый человечишка. Не смертный пустой император, не имеющий даже огня Создателя. Не кичливый упрямец Хатар Ташив, не способный меняться, тогда как меняется все, что живет, даже гряда Сиодар завтра не та, что сегодня. Его хозяин, его К’Хаэль – могущественнейшее существо под этим небом, а может, и не только под этим. Идай иной раз думал, что Атаятан-Сионото-Лос самому Создателю способен бросить вызов. Прекраснейший из прекрасных, мудрейший из мудрых, сильнейший из сильных. И своим именем также гордился Идай: Пантэс – Угождающий. Угождать такому господину – честь!

Другие слуги Древнего из Первого Круга не понимали очень многого, они роптали, некоторые из них – Абвэн, например, – уже поплатились за такой ропот. Но Идай Маизан знал, что Атаятан-Сионото-Лос никогда не ошибается! Все задуманное Древним исполнится в свое время, и не человеческому разуму пытаться опередить это время – понять, что именно должно произойти и когда, негодовать, что господин медлит. Пантэс роптать не станет – это недостойно.

– Возьми Потфара, еще двадцать Целителей, шесть Музыкантов и десять Мастеров Роста, – повелел ему господин, когда другие сражались в Ливаде, – и отправляйся в Ташир. Там мои новые дети. Пусть насытятся плотью и напьются крови. Таширцам никто не придет на помощь. Вирд-А-Нэйс сражается за Ливад и думает, что обхитрил меня. Но пока он сражается с ними, я буду ковать новое оружие войны. К концу перемирия его страну уже ничего не спасет, и он поймет, что сможет править ею лишь под моей рукой.

В Ташире, завязавшим войны со всеми окрестными странами, прервавшим всякие отношения с Ливадом, Тарией, даже Жадой, Микутой и Балией, – было достаточно пищи для того, чтобы взрастить новую армию смаргов без ненужных битв. Их густонаселенные города и деревни были словно богато накрытый стол в день пира. Смарги росли и множились со скоростью, достойной восхищения. За три месяца из неразумного вечно алчущего существа вырастал настоящий воин, могучий, крепкий, быстрый, предназначенный, чтобы убивать. Вооружать их тоже было нелегким делом, но вооруженные – они более опасны и эффективны. Взрослые смарги из первого и второго поколений могли самостоятельно изготовлять оружие и доспехи. Для этих целей в одном из уничтоженных городов Ташира были организованы кузни, туда свозили железо со всех окрестностей. День и ночь смарги, вошедшие в полную силу, проводили за упражнениями в военном искусстве.

Эти существа восхищали Идая. Мощь, заключенная в их мускулах, острота их по-звериному опасных зубов, мастерство, с каким они овладевали оружием. Так восхищали его когда-то эффы. Но от эффов Атаятан-Сионото-Лос отказался, так как они не были совершенны – их легко было обратить против создавшего их. Идай с отвращением вспоминал бросившегося на него зверя в подземельях Обители Мудрецов, ненависть к нему в глазах пса…

Потфар выглядел уставшим и недовольным. Он был мирным Мастером, как говорили в Тарии, то есть человеком чуждым войны и крови, трусливым и мягким. Работа со смаргами не нравилась ему, хотя в страхе перед Атаятаном-Сионото-Лосом он всегда льстиво лгал, что счастлив, выполняя ее, что почитает за честь ковать орудия войны.

– Потфар! – окликнул его Идай.

Тот обернулся с искривленными раздражением губами:

– Чего тебе, Пантэс?

– Ты не закончил… – Идай указал ему на троих смаргов, готовых произвести на свет подобных себе. Они были бесполыми, но в определенный момент взросления способны были размножаться, рождая других смаргов: все, что им было нужно для этого – много пищи и помощь Целителя Силы. Без воздействия Дара Целителя они погибали вместе с потомством.

– Я устал… – прошипел он. – Эти трое ничего не решают. Я посмотрю, может, ими займется кто-нибудь из моих помощников… Или пусть подыхают! Я устал! А моя жизнь намного ценнее, чем их!..

– Ты слышал, что вернулся Ках?.. – Лицо Ужвина Хайшо исказилось еще больше: Каха он ненавидел, а еще больше ненавидел, когда его сравнивали с Кахом. Идай же уважал когда-то этого человека – Годже Каха, а сейчас Маизану для составления мнения о беглеце было достаточно того, что Целителя ценит Атаятан-Сионото-Лос.

– Вернулся?! – взвизгнул Потфар. – Вернулся!.. Вернулся, когда вся грязная работа уже сделана?.. Где он? Я что-то его не вижу?… Пятьсот тысяч! Пятьсот тысяч смаргов, Маизан!.. Я их сделал! Я их создал! Я их отец! А кто он, Ках? Он явился, когда все почти закончено! Теперь он приложит руку к десятку-другому новых тварей и станет колоть мне глаза их превосходством над моими, как было с первыми поколениями, теми, что родились еще на севере от Дочерей Снегов!

– Его возвращение обрадовало нашего господина, Потфар…

– Не называй меня так… не называй…

– Но это твое имя!..

– Да… но не называй. Я закончил на сегодня и в конце дня хочу побыть просто Ужвином Хайшо… Так что, прошу, не называй…

Идай пожал плечами:

– Как пожелаешь…

А Потфар отвернулся и зашагал к своему небольшому, наскоро сооруженному домику, где он жил в последнее время. Идай знал, что Хайшо злят неудобства, в которых тот вынужден был работать, он также знал, что такая работа на господина отнимает у Потфара много сил, но сейчас время терпеть и прилагать усилия – придет еще время править!

Идай Маизан должен был вернуться сегодня к Атаятану-Сионото-Лосу, он проверил кузни, и это место, где работал Потфар с Целителями. Посетил он также особое место, где Мастера Роста, Целители и Музыканты пытались создать совершенно новое существо, имеющее крылья… Работа продвинулась, хотя существо не проживало больше трех дней. Идай был уверен, что приложи руку к творению Годже Ках, и оно не просто жило бы дольше, а стало бы практически бессмертным!..

Идай, немного помешкав – до сих пор это не давалось ему легко, – призвал Дар Перемещений, Дар из Второго Круга. Почувствовал чужую тонкую нить Силы. Молочный искрящийся туман окутал его, и уже через мгновение он стоял перед входом в зал Атаятана-Сионото-Лоса.

Пантэс набрал полную грудь воздуха, готовясь предстать перед господином, и открыл дверь.

Атаятан-Сионото-Лос царственно сидел на золотом престоле посреди белоснежного зала, позади него в огромном окне всходило солнце, создавая сияющий ореол вокруг головы Древнего – величественное зрелище. Глаза Атаятана-Сионото-Лоса были неподвижны, как и он сам. Рядом с ним стоял Бинк Лийталь, юный белокурый Музыкант из Второго Круга Динорады Айлид, который помогал пробудить Эт’ифэйну. Лийталь играл на арфе, не поднимая глаз и не замечая, что творится вокруг.

– Он не здесь… – услышал Идай негромкий голос Атосааля.

Бывший Верховный стоял сразу за сиденьями Первого Круга. Рядом с ним – нервно озирающийся, невысокий светловолосый человек, в котором Идай чуть погодя узнал Годже Каха. Ках без своей косы – так же неузнаваем, как Идай без бороды. Бороду Идай снова отращивал, но она все еще была очень коротка.

– Он путешествует?.. – так же тихо спросил Идай. Господин пользовался Путем Тени.

– Да. И уже давно… Похоже, мы не дождемся сегодня его возвращения. Придется прийти завтра.

Они втроем направились к выходу, и только когда массивная белоснежная с золотым дверь в Зал Древнего осталась позади, Идай поздоровался с Кахом:

– Приветствую тебя, брат. Рад, что ты вернулся.

Тот, к удивлению Идая, лишь скрипнул зубами, а Атосааль ухмыльнулся.

– Мне нужна твоя помощь, – вновь обратился Пантэс к давнему своему соратнику. – Грайлы живут лишь три дня после создания. Я уверен, что твоя чистая Сила могла бы это исправить…

Глаза Каха округлились:

– Грайлы?!

Эбонадо прыснул со смеху, что совершенно не пристало такому солидному человеку.

– Грайлы?! – Ках казался возмущенным. – Грайлы!.. Ты слышал, Эбонадо? Что еще за грайлы?..

– Нечто, что может летать… и убивать… – ответил Атосааль. – Работа – как раз для тебя…

– Какая-то гадость вроде смаргов?!

– Да…

– Да?! Я тебе еще раз повторяю, Атосааль, лучше будет, если ты меня прирежешь прямо здесь и сейчас!.. Я даже думать не хочу об этих твоих грайлах! Даже думать не хочу!!! Меня сейчас вырвет!!!

Он и в самом деле позеленел. Идай даже остановился, изумленный реакцией Годже Каха. Целитель лишился ума? Эбонадо Атосааль положил Каху руку на плечо и исчез – переместился вместе с ним.

Идай вздохнул. Работа на сегодня закончена, а он совершенно не устал, он полон сил и энергии, способен сворачивать горы… Пантэс направился в свои покои. Ходить ему нравилось больше, чем перемещаться – последнее приводило в некоторое смятение: он терялся и несколько мгновений не мог прийти в себя после использования чужого Дара. Его же собственный Дар, изначально направленный на работу с эффами, изменился. Всех существ, создаваемых Атаятаном-Сионото-Лосом, он чувствовал так же, как псов Древнего когда-то, именно поэтому господин поручает ему такую важную работу.

Покои Идая Маизана в этом дворце были несравнимо больше, чем его комнаты в Обители Мудрецов. И несмотря на некоторую нехватку мебели, здесь было более величественно. Сами стены – белоснежные с золочеными рисунками, дышали красотой, силой, влекли, словно домой… Хотя иной раз Идай Маизан просыпался посреди ночи и ему казалось, что белый мрамор, размягчившись и превратившись в кисель, обволакивает его, перекрывает дыхание, погребает, давит… Обернув его, будто саваном, мрамор вновь твердеет, и он оказывается погребенным заживо, без способности пошевелиться или хотя бы издать звук. Белая масса проникла в его рот, нос, уши, заполнила его изнутри, затвердела, остановив его кровь, остановив биение сердца, но он жив, он чувствует все, он знает, что не умрет, но жить по-настоящему уже не будет… С криком Идай просыпался, хватал ртом воздух, открывал окно, впуская в комнату ночной воздух, и только тогда ему становилось легче.

В покоях его ожидали женщины из Третьего Круга. До смерти Арташанэя они были в его Втором Круге, а сейчас перешли к Идаю, в награду за смиренную службу. Пять красивых длинноволосых Мастеров, гордых и строптивых когда-то. Сейчас глаза их опущены, как и подобает женщинам, они готовы угождать ему во всем. Он дал им имена, как его хозяин дал имена своему Первому Кругу.

Черноволосую, но голубоглазую Киенсану Тавтар – Мастера Строителя, он назвал Шунчи – Паучиха. Он плела своим искусством стены и дома. И у нее злое сердце, как у паука. Она служит ему, пока боится. Золотоволосую Инди Янш – Мастера Полей – такую же скользкую и негодную пустую женщину, хоть и красивую, – он назвал Тийтс – Летучая Мышь.

Женщины Абвэна очень красивы, одна лучше другой, но все они такие же, каким был сам Арташанэй: вечно недовольны, готовы роптать и предадут, как только представится возможность. Как мог, Идай учил их покорности.

Шунчи и Тийтс учатся медленнее остальных. Тайкал (Холодная река на древнеарайском) – Мастер Музыкант; Бирких (Дождь смерти) – Мастер Оружия, лучница; Дайдали (Покорная) – Мастер Целитель – уже знали свое место, уже не сверкали на него злобными глазами, когда он приказывал им ложиться в его постель.

Тайкал и Дайдали, увидев его, подбежали, чтобы помочь снять одежду, Шунчи и Тийтс нехотя направились к ванной, чтобы приготовить все для купания. Бирких преподнесла ему кубок с вином. Когда Идай был Мудрецом, он не вкушал вина. Но сейчас все изменилось, и вино – это кровь перемен. Идай выпил залпом. Позволил снять с себя кам, остался в шелковой тунике и брюках – он уже свыкся с тарийской одеждой.

– Почему мы должны прислуживать этому смаргову арайцу? – услышал он приглушенный шепот из комнаты, где готовилась ванна. Шунчи и Тийтс не знают, какой острый слух у тех, кто в Первом Круге, – глупые женщины. Они будут наказаны!

– От него и воняет смаргами!.. И никакое мыло здесь не поможет!..

– Неужели нет неодаренных служанок?.. Меня выворачивает наизнанку, когда я его мою!..

– Карей никогда бы не позволил такого…

– Карей мертв… И мне кажется, что я тоже…

– Пусть эта проклятая Алсая Ихани сдохнет поганой смертью!..

– Я ей того же желаю каждый день!..

Голоса смолкли, а Идай заметил, что три женщины, находящиеся с ним в комнате, смотрят на него широко раскрытыми испуганными глазами. Он увидел свое отражение в большом – на полстены – зеркале: перекошенный гневом рот, бледное лицо, стиснутые челюсти, взъерошенная борода.

Идай пригладил бороду, это движение успокаивало. Наказание подождет.

– Советник Ках вернулся… – снова шепот из соседней комнаты, прекрасно различимый для него, но не для прочих женщин.

– Ну и что? Что нам от того?…

– Он станет заново набирать Второй Круг. Круг изначально у него был не полон, а после его ухода некоторые не выжили…

– Ты бы пошла во Второй Круг к Каху?..

– Это лучше, чем быть в том положении, в котором мы сейчас… Годже Ках – мягкий человек, хотя и раздражительный… Но уж лучше терпеть его нервозность, чем унижения проклятого Маизана!..

Идай сжал кулаки, направился в соседнюю комнату; входя, сам скинул одежду и влез в ванну. Теплая вода обволокла его, расслабила мускулы, успокоила гнев. Женщины принялись было тереть его мочалками, но он жестом приказал им уйти прочь.

«Почему Годже Ках ведет себя так странно?.. – размышлял он. – Куда исчез Элий Итар?..» Варталас пропал уже как с неделю, хозяин ищет его. И отчего-то не может найти; не способен его отыскать, как ни странно, даже Пророк Атосааль.

Господин поведал Идаю Маизану, что желает поставить Варталаса во главе армий. Идай не считал его достойным такой чести, но Атаятану-Сионото-Лосу, безусловно, видней…

Элий Итар

Элий остался лежать на развороченном борьбой пляже, среди груд песка, ям и расщелин, которые уже наполнила просочившаяся морская вода. Он не двигался, пока солнце шествовало с востока на запад, не пошевелился и тогда, когда наступила ночь, он не спал, не закрывал глаза: просто лежал и глядел в небо. Оно потемнело, высыпали звезды, взошел ущербный месяц. Над Элием прокатились созвездия, и небесный свод вновь развернулся дневной стороной к нему. Элий не шевелился, ему казалось, что он умер, потому что продолжения своей жизни не видел…

Следовало признать, что Фаэль сильнее… Намного сильнее – Элий рядом с ним, что ребенок… Он должен был понять это еще тогда, в башне на горе Волков. Фаэль блокировал его Дар, удерживал его, изловчился делать это так, чтобы не причинить Элию вреда, а потом еще и исцелил… будто в насмешку. Этот смаргов Мастер Путей жонглировал Дарами, словно фокусник цветными шариками, мог использовать одновременно несколько Путей и учился с быстротой, недоступной ни одному Мастеру Силы… Но случай в «Песне горного ветра» – ничто по сравнению с произошедшим здесь: Фаэль его игнорировал, заключив себя в купол, и если не считать того первого удара, сбросившего Элия с Элинаэль, то Вирд даже не посчитал нужным не то что биться насмерть – просто как следует его проучить… Да, Фаэль мог его избить, не убивая, не утруждая себя фехтованием с «Пером смерти»; избить, игнорируя неуязвимость тела Элия… Но что неуязвимость, когда он может чувствовать боль?.. Подобное избиение было бы унизительным, но не настолько унизительным, как сочувствующий понимающий «братский» взгляд!..

Вирд просто посмотрел на него. И все… Никакого поединка между ними не будет. Это то же самое, что десятилетнему мальчишке прыгать, вызывая на дуэль опытного воина. С самого детства, когда Элия называли хромоножкой, он не чувствовал себя таким беспомощным и таким униженным…

Элий продолжал лежать, глядя в небеса, он прикрыл глаза, лишь когда солнце ослепило его. Шуршание песка и приглушенное фырканье заставили его разомкнуть веки и повернуть голову. Крупное, похожее на собаку существо пятнистого окраса с массивными передними лапами и покатой спиной, так как задние конечности были короче передних, приближалось со стороны леса. Короткая толстая голова. Полуоткрытая пасть, оскаленная рядами острых зубов, исходит слюной. Тварь двигалась к нему, издавая звуки, напоминающие рычание, смешенное с повизгиванием. Зверь приблизился, обнюхал босую ногу Элия и неожиданно впился в нее острыми зубами, вернее – попытался впиться, так как зубы лишь скользнули по его коже, но он почувствовал неприятное прикосновение слюнявой пасти и остроту клыков… Элий зарычал, взмахнул рукой, сметая животное потоком воздуха прямо в ближайшую расщелину. Послышались всплеск, вой, передние лапы забили по воде. Твари удалось выбраться, она отряхнулась, обрызгивая Элия, и убежала в лес, неуклюже подтягивая низкий зад.

Он нехотя встал. Ударил еще не свернутой Силой по песку, подняв пыльное густое облако, и тут же развеял, очистив воздух. Элий взглянул в сторону моря и заметил на горизонте едва видимый черный силуэт, движущийся вдоль пляжа. Человек. В этих местах? Он подошел к воде, позволяя волнам ласкать ноги, и стал ждать.

Человек двигался быстро, бежал, не останавливаясь, не отдыхая, равномерно, словно какой-то механизм. Приблизившись к Элию, не выказал сбившегося дыхания, просто остановился и… улыбнулся.

В черном как смоль лице, широком носе, курчавых жестких волосах, прихваченных на макушке кожаным шнуром, заточенных чудны́м образом зубах, что походили на клыки хищного зверя, не было ничего знакомого, но эту улыбку трудно не узнать.

– Атаятан-Сионото-Лос… Чего ты хочешь от меня?..

– Ты принадлежишь мне по праву крови. Я твой хозяин. Ты не отвечаешь на мой зов, Варталас. Ты решил, что стал свободным?..

Он не ответил. Элий знал, что в чужом теле Атаятан не сможет причинить ему вреда, но нужно быть глупцом, чтобы полагать, будто Древний не найдет иного способа наказать непокорного…

– Я пришел за тобой…

– Убьешь меня?..

– Нет. Не убью. Ты не сделал того, что хотел. И ты научился. Я бы убил тебя, как обещал, если бы ты лишил жизни Огненосца или Вирда-А-Нэйса. Но ты не мог этого сделать. И ты понял, что сил в тебе недостаточно. Ты научился.

– Ты прав. Я кое-что понял…

– Ищи силы, Варталас. Гнев без силы – ничто! Я могу дать тебе такую силу. Но я не хочу смерти тех четверых, чьи имена я назвал вам. А ты – непокорный ветер, что не желает слушать гласа разума. Чего ты хочешь больше, Элий Итар: остановить сердце твоего «брата» или разрушить сердце Тарии?..

Элий взглянул изумленно на человека, через которого говорил Атаятан… Откуда знает Древний о его мечтах? В самом деле, чего он хочет больше: увидеть смерть Фаэля и освободиться, или узреть Город Семи Огней в развалинах?..

– Я хочу, чтобы Тария пала!..

– Тогда оставь Вирда-А-Нэйса. Он – мой! Он будет служить мне! Дай клятву, что не убьешь его, как и Архитектора, Целителя и Огненосца, и я дам тебе такую силу, благодаря которой ты – а не он! – будешь играть с ним, будто со слабым ребенком. Ты будешь видеть его беспомощным и знать, что можешь лишить его жизни в любой момент, но ты не станешь этого делать. Он будет в твоей власти, но убивать его тебе не дозволено.

– Я согласен! – воскликнул Элий. Неужели Атаятан может дать ему силу, позволяющую смеяться над Фаэлем так, как тот смеется над ним: просто игнорировать попытки атаковать, шутя блокировать мощь?.. – Я клянусь, что не убью Фаэля! Клянусь также, что не убью остальных троих. Вирд будет жить, но он будет страдать!..

– Пусть так… Только помни, что он – мой, как и ты! Приди в мой дворец и получи то, ради чего поклялся.

Элий не стал дожидаться, пока кожа сползет с черного, почти обнаженного тела… Так всегда случалось с теми, в ком была Тень Атаятана. Он закрыл глаза и переместился прямо в зал Древнего.

 

Глава 26

Кровь последнего

Алсая Ихани

Верховный, пригласивший ее в свой кабинет, почему-то выглядел смущенным. Казалось, он не решается высказать ей свою просьбу. Очень редко Вирд-А-Нэйс, когда-то столь просто заявивший ей, что он Мастер Путей, а теперь ставший правителем Тарии, обращался к ней, Алсае Ихани, за помощью.

– Моя просьба может тебя удивить, Мастер Ихани. Она может показаться тебе незначительной, не стоящей ни твоего, ни моего внимания. Но я… постоянно думаю об этом… Не знаю… Мне не стоит уделять внимание таким мелочам… Мне кажется, что именно женщина поймет суть этого дела… и исполнит поручение… наилучшим образом, – говорил он, запинаясь и краснея, что совершенно несвойственно этому хладнокровному решительному юноше с пронзительным взглядом старика. Какая просьба могла вогнать в краску Верховного Фаэля?

Слова его были несвязны, а ее догадки не лезли ни в какие рамки. Ей даже вспомнился рассказ одной знакомой, уже не молодой Мастера Перемещений, о том, что той иногда поручали налаживать дипломатические отношения с дорженским двором через постель… Алсая сама зарделась от такой мысли. Вирд, заметив румянец на ее щеках, еще больше смутился.

– Я прошу тебя отправиться в Кинтелэн… – наконец сказал он что-то конкретное.

– Это в Междуморье?

– Да. Маленький портовый городок. Я хотел бы… чтобы ты отыскала одного… мальчика.

– Мальчика?

– Да, сироту, попрошайку… воришку… Ему лет двенадцать.

– Как его имя?

– Я не знаю.

– Так как я его найду?

– Мастер Нанель – местный городской Советник – поможет тебе. Он упоминал об этом мальчишке в своем письме, – Вирд протянул ей сложенную вчетверо бумагу, – прочтешь на досуге. Дело, о котором говорит Нанель, уже расследовал Советник Холд. Как оказалось, это пустая тревога. Мальчишка попался на воровстве, испугался и заврался…

Он коротко рассказал Алсае о содержании послания молодого Мастера Силы и об итогах расследования Холда. Она недоумевала, почему Верховный вообще обратил внимание на такое письмо во время, когда Древний вот-вот начнет войну против них… Действительно, пустое, нестоящее дело, только отвлекающее внимание…

– Найди его… – попросил он.

– Зачем он вам, Верховный?

Вирд пожал плечами:

– Я понимаю, что в Тарии полно таких мальчишек, и он не самый маленький, не самый беспомощный и не самый голодный из них. Но я хочу помочь ему… хотя бы одному, пока… Не знаю, почему меня затронула его судьба… может, потому, что… он испугался рабства… О рабстве просто пошутили… Но, понимаешь, для меня… это не шутки…

Алсая молча кивнула, она наконец поняла: вот что заставило Вирда обратить внимание на ложную тревогу Мастера Нанеля. Рабство… слово «рабство» в его письме. Это как упоминание палача для того, кто пережил пытки.

– Я все сделаю. Я найду мальчика, перенесу его в Город Огней или устрою там, в Кинтелэне.

Он благодарно улыбнулся и кивнул, Алсая улыбнулась в ответ. Их Верховный – человек, способный чувствовать, сопереживать, беспокоиться о каком-то воришке, в то время, когда ему самому угрожает смертельная опасность. Он – не Эбонадо Атосааль… Он совершенно другой. И не потому, что молод. Таким и должен быть Правитель. Алсая почувствовала теплоту к нему. Она выполнит эту просьбу… наилучшим образом.

Марто конечно же все пронюхал, не успела Алсая вернуться от Верховного. Когда она, собрав наскоро кое-какие вещи, на случай, если придется немного задержаться в Кинтелэне, уже призвала туман перемещений, ливадец был тут как тут. Он, не изменяя своим традициям, бесцеремонно ворвался в ее комнату, окинул ее быстрым взглядом и ухватился за запястье. Она не стала сворачивать Дар, отменяя перемещение – все равно от Даджи не отделаться, – и только когда они оказались в Здании Правления портового городишка, прошипела:

– Чего тебе надо, Марто?.. Главе шпионов не за кем больше шпионить, кроме как за мной?..

– Ты всегда влипаешь в самые интересные истории, – холодно ответил он, отпуская ее руку и деловито озираясь по сторонам.

Алсая тоже огляделась, потирая запястье, – обычный холл Здания Правления провинциального городка. В Тарии они все построены по одной схеме и расположение помещений внутри тоже одинаково. Поэтому ей не нужно долго гадать, как пройти в кабинет городского Советника. В любом тарийском Здании Правления такой кабинет находился на втором этаже в правой башне. На Алсае был д’каж, а у Марто были меч и ледяное выражение лица человека, который рубит все, что ему не нравится, людей в том числе, – поэтому их беспрепятственно пропускали попадавшиеся на пути слуги и стражи.

Алсая постучала, а Марто, не дождавшись ответа, толкнул дверь и оказался внутри. За широким дубовым столом сидел щуплый черноглазый молодой человек с длинными пепельно-серыми волосами, заплетенными в тонкую косу.

Его чуточку раскосые, красивые, как у всех междуморцев, глаза метнулись на ее д’каж, на меч Марто, – пока в ножнах, и он вскочил.

– Вы от Советника Холда?! – воскликнул он тонким мальчишеским голоском. – Я все понял… Я выполнил все, что он сказал! Я уже подготовил письмо! Прошу вас…

Марто отодвинул стул, уселся, откидываясь на спинку и складывая руки на груди.

– Давай поподробней… – сказал ливадец без всякого уважения к Мастеру Силы.

Алсая только вздохнула: зачем пугать и так насмерть перепуганного городского Советника?..

– Вы Мастер Нанель? – уточнила она тоном ледяным, почти как у ее спутника-ливадца, а ведь хотела произнести это мягко… Марто отвратительно влияет на нее!

– Да… – Губы Нанеля дрогнули.

Алсая надумала было спросить разрешения присесть, затем махнула рукой на все хорошие манеры – все равно с Марто в провожатых это бесполезно, – и заняла второй стул перед дубовым столом, тоже сложив руки на груди.

– Я все сделал, как повелел мне Советник Холд… – мышкой пропищал Нанель. – Вот… – он указал на недописанное письмо на столе, – я как раз пишу Верховному извинения… Я все понял! Не было никакой шхуны! Не было никаких работорговцев! Не было никакого мальчишки!..

– Как это «не было»?.. – Именно за мальчишкой она сюда пришла.

Нанель изумленно захлопал глазами:

– Простите… простите… Мальчишка был. Вор… Он испугался шутки капитана.

– Где он сейчас? – спросила Алсая.

– Кто?

– Мальчик!

– Вор?

– Да. Он самый! Где мальчик, о котором вы писали, Мастер Нанель?

– Как?.. – Чиновник побледнел.

Алсая и Марто ждали, что же он ответит.

– Советник Холд… ведь сам… Вы от него?

– Хуже… – мрачно произнес Марто, – мы от Верховного…

Нанель побледнел еще больше, застыл мраморной статуей.

– Говори, все как есть, и останешься жив, – «подбодрил» его ливадец.

Алсаю уже начинало выводить из себя и несносное поведение Марто, и реакция на их появление этого городского Советника. И тут он заговорил, быстро, несвязно, глотая слезы и размазывая их по пухлым, как у ребенка, щекам; он боялся и дрожал так, что перевернул чернильницу на недописанное письмо, а его зубы клацали через слово.

– Я узнал, что команда шхуны торгует рабами. Рабов набирали из Годжи… из свободных граждан… Иногда туда попадали и наши… вроде Биби…

– Биби? Это кто?.. – уточнил Марто.

– Мальчик… вор… Они… арайцы… контрабандисты… отлавливали народ в Годже, в Междуморье. Иной раз им сдавали преступников, нищих, тех, кто не нужен… За таких хорошо платили… Перевозили партии рабов на остров Парта, а там сбывали. Все это незаконно… но под прикрытием годжийских властей и… наших… Шхуна была не одна… Годжийцы, из кланов, враждебных тем, что прикрывали этих торговцев, охотились за ними, а в наших портах им было безопасно… Они пережидали день-два, пока охотящиеся потеряют их след, и отбывали… часто под прикрытием наших кораблей… И тогда годжийцы их не трогали. А из междуморцев об этом мало кто знал, знали Одаренные городские Советники почти всех портовых городов… знали Главы городов… Тут всем заправляет князь Ширл… он городской Глава Бакуймаса – наибольшего тарийского порта на Горном море. Ему отчитываются все… Он в доле с этими арайцами… там крутятся большие деньги… Я не думал, что все так… Думал, что это одна шхуна… случайные разбойники… контрабандисты. Написал Верховному… А потом явился Советник Холд, и все мне объяснил…

– Что же он тебе объяснил?.. – ледяной голос Марто.

– Чтобы я не лез… Что ему и так все известно, а Ширл действует в интересах государства. И что… – на этот раз Нанель побледнел не от страха, а других обуревающих его чувств, – не мое собачье дело, чем князь занимается!.. Приказал написать письмо с извинениями… мол, простите, зря вас отвлекал от важных дел… Пригрозил, что не просто снимет меня с поста, а утопит в Горном море моих родителей и сестренку… Он повелел, чтобы этого мальчишку я отдал капитану-работорговцу, и чтобы след его простыл… а я должен был говорить, что воришка сбежал…

– И ты отдал?.. – скрипнула зубами Алсая. – Давно?

– Нет… я не смог… я… Вы от Холда… – Он вдруг сник и упал на стул. – Я никому не рассказывал… Клянусь! Не трогайте родителей…

– Так где мальчик? – настаивала Алсая. Ей стало жаль этого юного, сунувшегося в грязные чужие дела Мастера Нанеля. От его ответа зависит, достоин ли он их помощи или же он просто малодушный продажный трус. Если он передал воришку капитану-работорговцу…

– Я не скажу! – вдруг решительно заявил Нанель. – Он не помешает вам! Он ничего никому не расскажет! Откуда вы узнали, что я не…

– Что «не»?.. – Марто нагнулся к нему.

– Не передал его… – Нанель, не выдержав взгляда, опустил глаза.

– Почему? – спросила Аслая.

– Он еще ребенок!.. – Мастер сверкнул на нее черными красивыми глазами междуморца и искривил губы в презрительной гримасе. – Как вы можете требовать от меня, чтобы я отдал в рабство ребенка?! Да, он попрошайка… ворует иногда… ну так – по мелочи… еду в основном… Все потому, что он сирота… Я бы устроил его на корабль юнгой, и он бы стал честно зарабатывать на хлеб… Но не в рабство же!.. Ладно бы преступника – на арайские поля или в тарийские каменоломни – какая разница?.. Но его…

– Значит, не отдал?.. – улыбнулась Алсая, вставая. – Не бойтесь, Мастер Нанель. Мы не от Советника Холда. А вы только что доказали, что не замешаны в его преступлениях. Вы спрятали мальчика, не так ли?

– Да… – пробормотал он.

– Прикажите его привести. Вы вместе с ним отправляетесь в Город Семи Огней, чтобы дать показания перед Верховным!..

Марто кивнул, подтверждая ее слова… к слову, вполне доброжелательно кивнул.

Эрси Диштой

Эбонадо снова тащил его к Атаятану. Эрси упирался. Атосааль не стал перемещаться – предпочел топать пешком, Эрси был не против, так как любым способом желал отсрочить эту встречу. В прошлый раз ему повезло: Древний изволил путешествовать – пользовался пресловутым Путем Тени, вылавливая кого-то вроде него, Эрси… с чистым и сильным Даром. Но, к сожалению, вечно путешествовать Древний не может… пока Элинаэль не отправит этого проклятого Атаятана в путешествие на века, как его подружку Эт’ифэйну… скорей бы!..

– Знаешь, Эбонадо… – ворчал Эрси по дороге в Зал Древнего, – я тут подумал, что, похитив меня, ты нарушил перемирие… Я ведь тариец, а твой хозяин обещал безопасность любому тарийцу до новой весны. Но все еще можно уладить, если ты меня отпустишь подобру-поздорову.

Эбонадо рассмеялся:

– Похитил? Я тебя спас! Ты заблудился, ты замерзал, ты не знал, куда идти. Ты едва не умер!.. И это не я и не наши люди пытались тебя убить! Я оказал тебе помощь! Будешь отрицать?..

Эрси нахохлился.

– Но ведь сейчас ты держишь меня здесь против воли! – сказал он чуть погодя.

– Просто ты еще не определился со своей волей. Ты ломаешься, как придворная девица, набиваешь себе цену. Ты ведь все равно, как миленький, войдешь в Первый Круг!..

– Ты думаешь?..

– Я уверен, Годже! Никакого нарушения перемирия не было, даже если посмотреть на все это с другой стороны. Представь себе реакцию Фаэля, которому сообщают: «Перемирие, которого ты так добивался, что лично принял участие в строительстве дворца для Атаятана-Сионото-Лоса, нарушено! И знаешь чем? Похитили Годже Каха! Да-да! Того самого, который убил твоих родителей! Ну… как похитили? – подобрали, сиротливо бродившего по лесу, промокшего до нитки, только что чудом выжившего после покушения прямо в центре Города Семи Огней. Теперь он гостит во дворце Атаятана, пока тот с ним не побеседует. Конечно же это – весомая причина для нарушения перемирия! Предъявляй ультиматум, Верховный! Смарги на севере давно плотно не ели!»

Эрси тихо зарычал. Все так. Эбонадо, раздери его Древний, прав… Никто не побеспокоится, чтобы его спасти. А когда Фаэль узнает о его исчезновении, то сразу же подумает, что он вернулся в Первый Круг. «Где твое везение, Эрси?!»

Остаток пути шли молча. Массивные двери в зал Древнего распахнуты настежь, а внутри полно народу, что удивило не только Эрси, но, кажется, и Эбонадо: тот хмурился, входя в зал.

Эрси от переживания беспрестанно сжимал и разжимал кулаки, его ладони вспотели, кам на спине взмок. Он готов был развернуться и попросту дать стрекача, словно какой-нибудь нашкодивший мальчишка… Только бежать ему было некуда…

Атаятан был здесь… И телом и Тенью. Души у этого чудовища конечно же нет. Перед престолом спиной ко входу стоял невысокий черноволосый человек с мечом на бедре. По множеству кос Эрси узнал Элия Итара. Чуть поодаль – Идай Маизан, рядом с низенькой, закутанной в меха женщиной. Неужели Ата? Она-то что тут делает? Близнецов, которые в последнее время везде ходили за дикаркой по Зданию Совета, крепко держали боевые Мастера из Третьих Кругов. Кто-то обжег Эрси ненавидящим взглядом, и он с удивлением узнал Ужвина Хайшо, Целителя, когда-то хорошего его товарища… не сказать, что друга. Ужвин заменил его в Первом Круге… Все это время Хайшо создавал смаргов… Эрси содрогнулся, внутренне посочувствовав ему.

«Что тут за сборище?» – говорило недовольное лицо Эбонадо. Атаятан-Сионото-Лос воззрился на Эрси бесцветными своими глазами, и он почувствовал себя мышью, которой кошка крепко прижала хвост – не вырваться. Он боялся, нервничал, убегал, не спал, страдал и ужасался столько дней подряд. Именно этого момента он боялся. И вот – сбылся его кошмар. Все!.. Предел!.. Внезапно всю его нервозность как рукой сняло, Эрси выпрямился, разжал скрюченные судорожной дрожью пальцы, сердце забилось ровно, ладони высохли, колени не подгибались. Ему стало безразлично. Он уже умирал. Два раза. Один раз – когда Иссима отсекла связь, второй – когда наемник Холда бросил в него кинжал. Третьего раза он не боится. Эрси знал, что Атаятан не может заставить его войти в Первый Круг, Доа-Джот не работает без добровольного согласия связываемого. Эрси Диштой – не Годже Ках. Даже его Дар – другой, работает по-другому – подчиняется носителю, а не наоборот, как было с Годже. И Эрси всякий раз платит высокую цену за использование Силы, но платит добровольно, по собственному выбору. Атаятан – это просто иномирный выродок, пробужденный безумным стариком, готовым на все, чтобы прожить еще один новый день… чтобы сказать «Еще не завтра!..» Древнему не место в их мире, в их Тарии, в этом дворце. Когда-то их предки, запертые на севере, загнанные в угол, нашли способ предать забвению не одного, а восьмерых таких чудовищ. А уж Мастер Путей справится с единственным Атаятаном-Сионото-Лосом и подавно!

Эрси, сам себе удивляясь, нагло улыбнулся в ответ на самодовольную властную, по-змеиному холодную улыбку Атаятана. Он не чувствует ужаса перед Древним! Совершенно не чувствует! Он не боится!..

– Целитель!.. – пропел Атаятан. – Ты вернулся?

– Нет, меня вернули… – усмехнулся Эрси.

– Ты готов занять свое место?

– В Первом Круге?..

– Да.

– Нет! Я не собираюсь снова связывать себя с тобой, Атаятан! Можешь меня убить!

Древний долго и пристально смотрел на него – изучает… читает его мысли.

– Подождем, – наконец, произнес Атаятан, – когда все четверо будут здесь. Ты не самый важный мой выигрыш. Но когда Вирд-А-Нэйс станет служить мне, станешь и ты. А я буду решать, чей Дар принять, а чей – выпить!

Древний отвернулся от Эрси и обратился к Итару. Эрси знал, что Атаятан больше не заговорит с ним, но Эбонадо этого не понимает, и они продолжают стоять здесь, хотя можно было смело уходить.

– Варталас! – назвал Древний Итара странным именем. – Ты возглавишь мою армию! Ты поведешь смаргов на Город, когда придет время! Ты разрушишь его до основания! И у тебя теперь есть то, что не позволит тебя остановить! Помни о своей клятве! Ты можешь идти.

Элий Итар развернулся, резко, по-военному, и быстрым шагом направился к выходу. На его устах блуждала удовлетворенная торжествующая усмешка, а в глазах пылал безумием странный огонь – это не метафора: огонь действительно был в его глазах, он мельком взглянул на Эрси… Это не человеческие глаза – это черные бездны смерти и ненависти…

К Атаятану подвели Ату. Она, выглядевшая перед ним крохотной девчушкой, высоко задрала подбородок и… плюнула. Эрси улыбнулся ее смелости.

– Ты исполнила мое поручение!.. – Атаятан не обратил внимания на этот плевок, тем более что тот его не достал. – Кровь вашего народа дала мне силы, когда я был слаб. Твой народ – сильный народ! Скажи мне, женщина, стали бы Дети Снегов служить мне, как служили люди Края Тин Меняющей обличья?

– Никогда!.. – шипит Ата брошенным в костер снегом.

Атаятан рассмеялся.

– Я проголодался… Я часто вспоминаю мои первые дни после пробуждения. Северная кровь имеет особую силу и вкус… Я пощадил тебя, Ташани – так ты называешь себя?.. И я снова оставлю тебя в живых. Ты разнесла весть обо мне. Ты наполнила сердца людей страхом! Они стали ужасаться мне, благодаря тебе! Ты сослужила службу, хотя и ненавидишь меня! Но я не требую любви, как Меняющая обличья. Мне нужна лишь служба! Живи, Ташани!.. Живи здесь, в этом дворце. Будь моей гостьей! Тебе никто не причинит вреда, и все, до чего жадна человеческая душа, я тебе дам! Мои слуги станут тебе угождать, потому что ты – первая из людей, после моего пробуждения, кто сделал работу для меня!..

– Нет!.. – пронзительно закричала Ата.

– Я причинил большой ущерб твоему племени. Я истребил слишком многих. Но у меня тогда не было выбора. Теперь я буду менее расточителен. Я буду брать по одному каждый год. Не слишком тяжелая дань? Ведь так?

Ата учащенно дышит, ворох ее меховой одежды заметно поднимается и опускается.

– Пусть твое племя умножается, возрождаясь. Мне нужна еще ваша кровь. Ее небольшая часть делает меня особо сильным. Эти двое… – он указывает на телохранителей-близнецов, – какой из них, Ташани?..

Она задрожала и крикнула:

– Лучше я!..

– Нет, Ташани!.. – встрял в разговор один из близнецов. – Не покрывай нас позором! Позволь умереть и спасти твою жизнь!

– Нет, Гихо! Нет! Убей меня, Майшой!..

– Майшой?.. Ветер смерти… Вы дали мне имя? Это хорошее имя! Ваш народ нужно сохранить… Он прав, Ташани, должен умереть кто-то из них, а не ты. Тебя я не стану убивать, я уже сказал. Из особого расположения к тебе я не возьму их обоих – одного. И ты можешь выбрать!

– Я не стану выбирать! Я не стану!..

– Умрет один, и начнется возрождение твоего народа! – произнес Атаятан, и Ата зарыдала: громко, всхлипывая, протяжно подвывая, что-то бормоча на непонятном языке.

Атаятан встал, возвышаясь над окружающими его людьми, обернулся к братьям.

– Решите сами, – говорит он им. – Кто из вас подойдет ко мне первым – тот и умрет! Отпустите их!

Мастера, державшие сыновей севера, одновременно отпускают обоих, и они тут же бросаются со всех ног к Древнему. «Почему они так спешат умереть? – удивляется Эрси. – Дикарская гордость? Обычай? Честь?..»

Один из братьев с раной на щеке опережает другого, сделав внушительных размеров прыжок; он, несомненно, выиграл…

– Ай-Хойк!.. – протягивает к нему руки Ташани.

Но тут второй, точно такой же, совершенно неотличимый от первого, нагоняя, выставляет ногу вперед, почти садясь на шпагат, – опередивший спотыкается, но удерживает равновесие. Тогда брат отталкивает его плечом – руки у них связаны за спиной, – сбивает с ног и оказывается у престола Атаятана первым.

Оставшийся лежать на полу проигравший, тот, у которого рана, в отчаянье ударил кулаками по мрамору и взвыл диким зверем.

– Напои меня!.. – холодной мертвой музыкой звучит голос Атаятана.

Он поднимает победителя в воздух, полыхают в лучах солнца, заглядывающего в огромное окно, ногти-кинжалы. Древний отбрасывает в сторону мешавшую ему меховую одежду мужчины. Сильное, белокожее полуобнаженное тело северянина извивается в руках чудовища, но жертва не кричит, не молит о пощаде. Ата и оставшийся брат тоже смотрят молча.

Эрси думал – его уже ничто не сможет ужаснуть… он ошибался… Он пронзительно закричал, когда Атаятан полоснул по горлу мужчины ногтями и направил струю крови из выглядевшего по-детски маленьким и беспомощным тела на свои волосы и лицо… Кровь заливает глаза Древнего, нос… рот, стекает по коже… и исчезает, поглощаясь… Эрси затрясло… он видит, как шевелятся, будто живые, черные волосы Атаятана… на голове Эрси тоже зашевелились волосы – от ужаса…

 

Глава 27

Разорванная сеть

Гани Наэль

Мило мчался галопом, пригнувшись к лоснящейся холке своего породистого вороного жеребца, ветер равно развевал черный плащ благородного короля и черный хвост благородного животного.

Гани пустил пегую кобылу рысью, та дернула головой, фыркнула, выражая ему свое неудовольствие. Ей бы мчаться со скоростью ветра следом за жеребцом, – но Гани еще не решил завершить с этой жизнью. На короля, оторвавшегося от эскорта просто ради удовольствия быстрой скачки, Мастер Музыкант поглядывал с тревогой: тот слишком торопится исполнить произнесенное когда-то над младенцем нехорошее пророчество. Вирд всегда говорил ему, – а Мастер Путей в этом, безусловно, лучше понимает, – что однозначно далекое будущее Пророк Силы не может видеть – только варианты. Но Мило настолько не ценит ни свою жизнь, ни свою безопасность, что не нужно обладать особыми Дарами, предсказывая монарху неприятности.

Сегодня у короля было замечательное настроение. Гани знал почему: Мило предстояла приятная процедура – приятная для него, не для остальных, – но чтобы выполнить задуманное, желательно целым добраться до поместья Палстора.

Граф, ехавший на длинноногой белой фа-ноллке, торжествовал. Его всегда прямая спина казалась еще более прямой, чем обычно, опущенные уголки рта умудрялись оставаться презрительно опущенными даже при натянутой улыбке, а острый подбородок ходил ходуном. Старый лис не учуял неприятностей. Он одет в отменный алый с желтым кам, на груди золотой вышивкой красуется герб – раскидистый дуб. Шикарный плащ из белого меха северной горной кошки покрывает не только спину Палстора, но и круп лошади. Только короны на голове не хватает – монарх монархом…

Скрывшийся было за холмом далекий силуэт всадника-короля снова предстал пред их ясные очи. Мило притормозил и нетерпеливо гарцевал, дожидаясь спутников. На горизонте виднелись башни поместья Палстора. Оно было построено Одаренным, Гани это заметил и почувствовал еще во время первого своего визита сюда. А теперь он знал, почему это Архитектора Силы вдруг привлекли к строительству загородного дома какого-то графа…

– Икрус!.. – крикнул Мило, широко улыбаясь. – Мы почти приехали! Сейчас посмотрим, как нас здесь ждут!

– Несмотря на то, что желание вашего величества посетить мое скромное поместье стало для меня неожиданостью… – высокопарно ответствовал Палстор, – вас всегда ожидают в этом доме! И клянусь честью, разочарованы вы не будете!

– Надеюсь!.. – усмехнулся король и пришпорил коня.

Все было совершенно иначе, чем в прошлый раз. Хотя бы потому, что гости были трезвы. Встречавшие их в большом холле дочери Палстора вызвали у Гани умиление. Ему было искренне жаль, что все так вышло… Золотые завитые локоны Малисинии обрамляли лебединую нежную шею и ниспадали на обнаженные по последней моде плечи, огромные голубые глаза, стыдливо прикрытые длинными ресницами, влажно поблескивали, когда она поглядывала на Мило. Ей так идет голубое… Баглисая, пухленькая, округлая, словно свежая булочка из печи – в желтом. Пышная грудь вот-вот вывалится из-под кружев – все-таки последняя мода Гани по нраву… Удивительно, что у такого неприятного типа, как Палстор, могли появиться настолько хорошенькие дочери. Взгляд Музыканта упал на огромный портрет женщины, изображенной во весь рост, который располагался в центральной части холла над камином. Очень красивая женщина… Еще в прошлый раз кто-то сказал ему, что это покойная жена графа, но тогда Гани не стал разглядывать картину – не до того было. Дочери, по крайней мере, внешностью, пошли в графиню Палстор. Что до характера… сложно судить. А все-таки Мило достаточно жесткий и суровый человек: Гани на его месте, окруженный такими красотками, таял бы от одного их присутствия и делал бы все, что они скажут. Еще и две сразу!.. Еще и не дерутся между собой!.. Рай! Он тяжело вздохнул, припоминая истинную причину их визита сюда, но оторвать глаз от приятных белых округлостей Баглисаи не мог.

Детей нигде не было видно. Палстор пригласил его величество и эскорт, который сегодня состоял из семи рыцарей, но не людей графа, а отличившихся в Ливаде офицеров, в обеденный зал.

Стол, несмотря на неожиданность визита короля, ломился от яств и напитков. Граф приготовил и развлечения: слуги с осторожностью внесли и установили огромную – с человеческий рост – арфу посреди парадной залы. Гани давненько на такой не играл. Он огляделся по сторонам, ища, кто же будет музицировать. Как оказалось – Баглисая! Ах! Она еще и играть умеет!..

Гани было так любопытно и так не терпелось услышать музыку в исполнении младшей дочери графа, что он даже не чувствовал вкуса фаршированного фазана и запеченных свиных ножек. Наконец, Баглисая улыбнулась, присела в реверансе – от этого вида Гани едва сдержал стон умиления, – и направилась к инструменту.

В приглушенных витражными стеклами солнечных лучах она выглядела посланником Мастера Судеб, но руки держала неправильно и ноги на педалях – тоже. Гани так и подмывало обхватить ее сзади, поставить в правильную позицию ее… изящные кисти рук. Он откинулся на стул, обмахиваясь салфеткой, на лбу выступил пот. Здесь жарко?..

Баглисая взялась за струны. Король и придворные отложили столовые приборы и внимательно слушали. Гани скривился от фальшиво взятых нот лишь пару-тройку раз: удовлетворительный показатель для непрофессионального исполнителя. Громкие аплодисменты смутили молодую женщину: она заняла свое место, приняв поздравления Гани.

– А ты, Музыкант, исполнишь для нас что-нибудь?

– Только не «Обманутого короля», у меня уже оскомина на эту балладу…

Король расхохотался.

– У меня, признаться, тоже. Пой, что знаешь, Наэль!

Гани знал подходящую к случаю песню. Он не воспользовался громоздкой арфой – за ней неудобно петь, – подстроил лады на своей неизменной лютне и начал:

Плясал мотылек на лугу в цветах, Купался в солнца лучах, Хмельной пил нектар, на пыльце он спал, С собою красавиц звал. Блеснули на солнце два алых крыла, Она за собой звала, Такой красоты не встречал мотылек, Вид дивный его увлек. За ней полетел он в дремучий лес, Где солнце скрыто в ветвях, И луг за деревьями вдруг исчез, Ему же не ведом был страх. «Ее я найду», – мотылек наш пел И смело во тьму летел, Но алые крылья скрылись с глаз, И свет надежды угас. И он заметался в лесной тиши: «Где луг мой? И где цветы?» И жадно искали его души Враги: «Заблудился ты?» Летел он, не глядя, что впереди, Летел и света искал. И вот паутина дрожит на пути, И виден врага оскал. Паук уже лапы свои потирал, И в сеть мотылек попал. Спешит убийца героя добить И крови его испить. «Как хороша ловушка моя, Не подвела никогда, Как я хитер, как ловок я. С тобой же случится беда!» Рванулся в отчаянье наш мотылек, Освободил крыло, Но враг-паук уже не далек: «Тебе, друг, не повезло!» И вот уже алчно сверкают глаза, И вырваться уж не успеть, Прощанием с жизнью, скатилась слеза, Паук подготовил сеть… Вдруг тень накрыла собою двоих: Убийцу и жертву его, И птица спустилась с небес на миг, Чтобы склевать одного. Проглочен тот, кто торжествовал, Кто царство ловушек плел, Что есть посильнее его – не знал И этого не учел. И освободился наш мотылек, И к лугу дорогу нашел, Как он был от дома далек! Как далеко ушел… И радуют глаз родные цветы, Красавицы-мотыльки, А алые крылья – пустые мечты, Обманчивы и горьки…

Мило громко зааплодировал; рыцари и Палстор, а также Малисиния с Баглисаей присоединились к королю. Гани остался сидеть на импровизированной сцене, на стуле посреди залы, около огромной арфы. Его руки сами потянулись к золоченым изгибам и водопаду струн. Инструмент был восхитителен: пальцы Музыканта заскользили, и звуки полились, наполняя пространство залы. Совершенно неподходящая музыка для того, что должно произойти сейчас… Слишком нежная, слишком чистая…

– А где Мило и Брай? – спросил вдруг король, заставив Малисинию улыбнуться, Баглисаю замереть, а Палстора, изумленного таким вопросом, поднять бровь: раньше его величество никогда о детях не справлялся.

– Они с нянечками в детской, – сказала Малисиния.

– Так ведите их сюда!.. – добил Мило Палстора. Тот не знал – обрадоваться ему или насторожиться.

Малышей привели, и Мило подхватил двухлетнего Брая, усаживая к себе на колени.

– Когда не думаю о них, как о моих сыновьях, проникаюсь глубокой симпатией и умилением, – сказал король, доброжелательно улыбаясь.

«Что означает сия фраза?..» – мучительным раздумьем читалось на лице графа.

Король достал медальон, подаренный когда-то Малисинией и, не снимая с шеи, дал Браю поиграть с ним. Малыш вцепился в блестящую штуковину, рассматривая ее широко распахнутыми глазами.

Гани взглянул на эту сцену и отвернулся. Что будет с этими мальчиками? Они ни в чем не виновны…

– Тебе нравится, малыш? – спросил Мило у Брая. Тот закивал. – Тогда возьми себе. Когда-нибудь подаришь своему сыну. Там внутри, – король открыл медальон, – ты и… Мило. Меня тоже зовут Мило. А тебя зовут, как моего отца.

Король наклонил голову, давая возможность мальчику стащить с него цепочку с медальоном.

Морщинка пролегла между красиво изогнутых бровей Малисинии, лицо Палстора оставалось каменным, Баглисая хлопала длинными ресницами… Гани играл. Музыка его сама по себе становилась тревожной и печальной.

– Когда-нибудь… – продолжал король, как будто по-прежнему обращаясь к Браю, – вот так же, как тебя, я буду держать на руках собственного сына.

Палстор вскочил.

– Ваше величество?.. – прозвенел тревожным колокольчиком нежный голосок Малисинии.

Баглисая спрятала порозовевшее личико в ладонях.

– Это и есть ваш собственный сын, ваше величество!.. – процедил сквозь зубы Палстор.

– Беги, малыш… – Мило ссадил его с колен и подтолкнул легонько к няне, та подхватила ребенка и по знаку Малисинии поспешила к выходу. Девушка, державшая все это время на руках Мило, последовала за ней. Брай уносил в маленьких ручках сверкающий драгоценными камнями медальон…

– Эти дети очень милы, Палстор… – холодно произнес король, – мне жаль, что они стали твоим орудием. Орудием лжи, интриг… Я позабочусь о том, чтобы они выросли достойными людьми. Но эти мальчики – не мои сыновья!

– Вы оскорбляете меня, ваше величество! – Палстор побагровел. – Вы можете не признавать их законными, это так – они не рождены в браке… Но – это ваши дети! Рожденные от вас! Они похожи на вас! Это низко, ваше величество! Вы же не станете отрицать, что у вас была связь с моими дочерьми… невинными на тот момент!

Баглисая вся сжалась, ее голые округлые плечики содрогались; она плакала.

– Я не буду этого отрицать, граф Палстор… – Мило говорил совершенно спокойно. – Но, видишь ли, я недавно узнал, что у меня не могло быть детей! – Палстор схватился за сердце. – Так что Мило и Брай – либо чудо, либо обман! А так как Мастер Силы, Целитель сотворил чудо для меня лишь полтора месяца назад, то твои внуки – скорее второе, как ни горько мне это говорить!

Граф осел. Краска сошла с его лица – мертвенно-бледного теперь. Гани перестал играть и, опустив голову, положил руки на колени.

– Малисиния?.. – обратился граф к дочери, выговаривая слова непослушным сиплым голосом. – Что это значит?

Палстор не знал?!

– Скажи, Малисиния, кто настоящий отец Брая?.. – невесело улыбнулся король.

Она гордо подняла голову и стала в этот момент удивительно похожей на Палстора… чем-то неуловимым.

– Бастой Ангил, – сказала женщина.

Палстор застонал:

– Одаренный…

– Он студент!

– Дай угадаю… – рассмеялся Мило, – будущий Мастер Перемещений?..

Короткий кивок златокудрой головки.

– А кто твой герой, Баглисая? – спросил король.

Вместо ответа – лишь всхлипывание и дрожь прелестных плечиков…

– Тоже… этот… Ангил?.. – заскрипел зубами Палстор.

– Нет, отец!.. – ответила ему Малисиния, более волевая и смелая, нежели сестра. – Это было по любви, а не из-за твоих интриг! Отец Мило – другой мужчина.

– Кто он?!

– Баглисая сама назовет его имя, если пожелает!..

– Я его найду!.. – Граф сжал кулаки. – Зачем вы так поступили со мной?! Почему вы меня обманули?..

– Чтобы ты не заставлял нас больше спать с человеком, которого мы не любим!.. – заявила Малисиния, не менее злобно, чем граф. – Ты хотел, чтобы мы родили детей – мы это сделали! Ты посылал меня к королю до тех пор, пока я не забеременела! Весь двор смотрел на меня, как на развратную продажную девку, когда я напрашивалась к Мило Второму в постель! Ты не знаешь, чего мне это стоило! Понятия не имеешь, какие унижения от фрейлин королевы и престарелых графинь я пережила! Я была в отчаянии… Тогда я решилась на обман! И Баглисае посоветовала сделать то же!.. Ей не пришлось унижаться так долго, как мне!..

Палстор откинулся на спинку стула, отирая пот со лба; он тяжело дышал.

– Не думал я, что ты не знал, – усмехнулся Мило. – Вот так история! Твои милые дочери наказали тебя лучше, чем я, Палстор…

– Этот будущий Мастер… Ангил, готов взять тебя в жены, Малисиния? – обратился король к старшей.

Она кивнула.

– Тогда я благословляю ваш брак. И твой брак тоже, Баглисая! А тебе, Палстор, настоятельно советую этому не препятствовать и дать за дочерьми хорошо приданое. Я не кровожаден и не гоняюсь за зрелищем слетающих с плеч голов, мне будет достаточно, если я не увижу больше твоей поганой паучьей рожи при дворе!

Мило встал и подошел к графу, бледному и обмякшему. Наклонившись к самому его уху, сказал тихо:

– И не думай, что тебе поможет твой покровитель… твой предок – более верное определение… Не так ли? Скрытый корень твоего дуба на гербе. Я о нем знаю… И Верховный тоже знает! А также Советник Кодонак…

Лицо Палстора исказила гримаса боли, он схватился обеими руками за левую часть груди и сполз со стула, рухнув на пол. Дочери и прислуга подбежали к нему, засуетились вокруг.

Мило отвернулся, подозвал одного из своих людей.

– Скачи за Целителем… – негромко сказал король.

– Печально… – вздохнул Гани. Подошедший к нему Мило, соглашаясь, задумчиво покивал.

Хатин Кодонак

Хатин шел, минуя одну за другой одинаковые двери, за которыми находились покои Советников Большого Совета. Дальше, в отдельном крыле, располагались комнаты Семи. Здесь и его теперешнее жилище. Хатин никогда не привязывался к месту. Ему все равно, где жить: в казармах на окраине Города, на улице Мудрых в собственном доме, в Шеалсоне изгнанником, в подземелье, во временном военном лагере или в лучших помещениях Здания Совета, над возведением стен и интерьером которых поработали Мастера Силы. Ему приходилось очень часто менять квартиры. Самым уютным своим обиталищем он бы назвал комнатку с окнами в сад у госпожи Миче. Самым привычным и подходящим ему – строгое, без излишеств, свое место отдыха в башне над казармами Золотого Корпуса, с видом на плац для тренировок бойцов. Но в последнее время он там не часто бывает.

Позади вышагивали, гулко стуча каблуками, Алисандес Миче и Мартек Брафэт. На такое дело не принято ходить в одиночку, хотя он бы и сам справился. Все ж лучше, чем с Исмой… Предатель, которого ты считал другом – совсем иное, нежели предатель, который никогда не вызывал у тебя симпатии, а лишь желание придушить. Крыса… обычная крыса… Для такого волка, как Кодонак, – один щелчок челюстей… Но выследили и разоблачили эту крысу не он, а Гани Наэль… тот еще лис, как и все междуморцы, и Марто с Алсаей – сумасшедшая парочка, они еще не один сюрприз преподнесут ему.

Вирд, поговорив с мальчишкой Биби, которого и в самом деле хотели продать в рабство в Ару, пришел в такое бешенство, что порывался в то же мгновение испепелить Холда… А у Мастера Путей – много способов испепелить. Но с Советниками Малого Совета так не поступают. Над Холдом будет суд. Потом… после войны.

О том, что его ждет, Холд еще не знает. Не знает он и о смерти Палстора от сердечной болезни. Кодонаку только что доложили. Гнездо стервятника разорено. И Хатин желает выслушать его оправдания, перед тем как отведет под замок в подземелья Здания Совета.

Кодонак обернулся к сопровождающим:

– Ждите здесь.

Миче и Брафэт кивнули, дотрагиваясь до д’кажей. Следующие пятьдесят шагов по коридору Хатин прошел один. У входа в покои Холда дежурили Брис и Микил – Мастера из бывших Тайных. Им он доверял, насколько вообще можно доверять этим… Тайным…

– Доложи Советнику Холду обо мне, Мастер Брис. А после – вы оба свободны.

– Советник Кодонак!.. – радостно вскричал Холд, услышав о его прибытии, и поспешил навстречу, словно к долго отсутствовавшему брату, возвратившемуся домой.

– Советник Холд… – коротко приветствовал Кодонак. «До суда ты – Советник, хоть и лишенный голоса. Неприятная это процедура – суд, уж я-то знаю…»

– Ты один?..

Кодонак только ухмыльнулся в ответ.

– Я так понимаю… – протянул Холд, услужливо предлагая ему присесть и вручая бокал с вином, – ты по тому делу, о котором мы совсем недавно говорили?

– Можно сказать и так.

– Значит, я сделал верную ставку!.. – Холд рассмеялся. – Ведь всему Городу Семи Огней известно, что Кодонак никогда не остается в проигрыше. Да что там городу – всей Тарии!..

– И всей Тарии известно, что с Кодонаком лучше не садиться играть… – усмехнулся Хатин, отмечая про себя, что вино – отменное.

– У тебя на все есть стратегия, позволяющая выиграть!..

– Признаюсь тебе, Холд, что не всегда стратегия помогает мне одержать победу – чаще просто везение.

– Правда?

– Чистая правда!.. К делу!

– Да. К делу… – Холд присел, слащавая улыбка не сползала с его лица. – У меня есть рычаги влияния практически на всех правителей крупных тарийских городов, я контролирую торговлю, а также производство наиболее ценных товаров… И предлагаю все это – тебе!

– И я так понимаю, что ручейки, стекающиеся в казну Тарии, не сравнить с реками, которые огибают ее?..

Холд на мгновение замолчал, затем довольно ухмыльнулся:

– Тебя не провести. Ты хваток…

– Позволь спросить, Холд, как ты добился такого влияния? На чем оно зиждется?

– Это… достаточно тонкий вопрос…

– Достаточно скользкий, ты хотел сказать?

– Может быть, может быть… Как посмотреть…

– Итак?..

– Основа моего влияния – семья, доверие и понимание.

– Вот как?.. – Хатин был искренне удивлен.

– Городские Советники доверяют мне. А я их понимаю. Даю им то, в чем они нуждаются.

– И в чем это проявляется? С чего вдруг городские Советники стали тебе доверять?..

– Городские Советники обижены на правительство Тарии, Кодонак. Очень обижены. Они далеко от власти, от Города Семи Огней с его преимуществами. Когда-то я был одним из них, таким же обиженным, огорченным. Но я вовремя понял, что нужно делать. Мне повезло, у меня появился наставник, покровитель…

– Я его знаю?

– Да, Кодонак, должен знать. Это Алигий Милэль. Ныне покойный.

– Он был Советником из Семи лет сто тридцать назад…

– Именно. Он нашел меня и рассказал, как это работает. Городской Советник может получить гораздо больше, чем лишь должность и содержание, может позволить себе работать на себя, а не только во благо Тарии. В результате выигрывают обе стороны – и держава и Одаренный. Я был талантливым и усердным учеником, я не только усвоил урок, но и развил то, что создал мой учитель. Я охватил семьдесят процентов всех тарийских Правителей. Более того, я имею влияние и на неодаренных!..

– Я слышу странные слова. Ты хочешь сказать, что семьдесят процентов тарийских Советников сколачивают себе состояние, пользуясь своим положением?..

– А как ты думал – городские Советники, выброшенные из Города Семи Огней, практически изгнанные, оставшиеся в одиночестве среди людей, завидующим им, среди тех, от кого они отличаются (и за это их ненавидят), согласились на такую жизнь сугубо из патриотических чувств? Удовлетворились тем ничтожным содержанием, что выделила им Тария? Да, они не голодают, как и их семьи. Но пропорциональная ли жертве плата? Ты не задумывался? Иметь дело с жителями дальнего городка, объяснять без конца, что Целителей на всех не хватает, поэтому их хромые останутся хромыми, а слепые – слепыми, некоторые из них умрут от болезней; обещать, что Мастера Полей заглянут к ним в следующем году, и оправдываться, когда те не заглядывают и на четвертый. Понимать, что твой долг обязывает тебя совершенно бесплатно обеспечивать гражданам благоприятную погоду, и тут оказывается, что погода, благоприятная для выращивания льна, совершенно неблагоприятна для перевозчиков, так как от дождя размокают дороги и товары. А если все-таки ты обеспечиваешь погоду, которая устраивает всех людей, то понимаешь, что нарушил природный баланс и изменил климат не только этого региона, но и соседнего. Вы презрительно называете нас погодниками, считаете, что наши возможности ничтожны и ни в какое сравнение не идут с работой Целителей, Мастеров Роста, Архитекторов, да даже с вашим маханием мечом… Но управление погодой – сложный, важный и опасный процесс. Я не могу за пару минут разрушить город, но дайте мне несколько лет – и посмотрим, кто будет жить в пустыне или на болоте. Есть теории, что возникновение пустыни Листан, где раньше были буйные прерии – результат деятельности именно тарийских Мастеров Облаков, особенно в районе Междуморья… Прости… я отвлекся. Каждому Мастеру Силы, которого отправляют Советником в захудалый городок, а восемь из десяти таких Мастеров – именно погодники, обещают возвращение в Город Семи Огней, увеличение содержания, избрание в Большой Совет и так далее и тому подобное… Но сколькие вернулись? Ты знаешь таких, Кодонак? И я – нет! А заметь, в последние лет пятьдесят никто особо и не стремится возвращаться. Знаешь, почему? Нет? Благодаря мне!..

– О! Ты не отягощен излишней скромностью!..

– Глупо быть ею отягощенным, как и чем-либо другим быть отягощенным, Кодонак. Знаешь, что я предпринял, чтобы оставить Советников на местах, сделать их заинтересованными в управлении? Я дал им имущество! Собственность!.. Завуалированную, не узаконенную, увы, но собственность! Я не просто закрывал глаза на всевозможные схемы, но и подсказывал их: выгодные браки; обучение детей, неодаренных, да, иной раз и просто откровенно лишенных обычного человеческого таланта, в Пятилистнике. Незаконнорожденные дети Мастеров, носившие чужую фамилию, часто становились их ключами к процветанию. Получив браслет, а затем и звание, земли, поместья, должности, – не без моей помощи, конечно, – такие дети на самом деле передавали управление этими активами своим более мудрым отцам, которые, пользуясь опытом, связями, положением, приумножали благосостояние, обеспечив будущность не только детям, но и внукам и правнукам…

– Интересная схема. А Главами городов, как понимаю, становились наиболее способные из детей Одаренных, так?

– И не только…

– Или ты все должности предпочел распределить между собственными потомками?

Холд побледнел, не ожидая вопроса в лоб. Он с готовностью признался в том, что вовлек в преступные схемы практически всех поместных Советников, а о своих многочисленных семействах, родоначальником которых является, не желает говорить.

– Я изучил происхождение двадцати Глав наиболее крупных и богатых тарийских городов и заметил странную закономерность – практически все являются представителями рода с гербом-деревом. Вяз, дуб, ива, ель… – да какое угодно дерево… И как оказалось, у них всех один «корень»!..

– Я предан семье, Кодонак!.. Я дорожу родственными связями… Разве это преступление?.. Разве это не естественное стремление человека – заботиться о своем продолжении: о потомках?

– Сколько у тебя родственников, Холд?

– Я основал пятнадцать аристократических родов. – Он сказал это с гордостью, высоко задрав подбородок. – Я не хотел, чтобы об этом стало известно, но разве что утаишь от такого человека, как ты… Да и не должно быть между нами никаких тайн…

– Пятнадцать родов… – протянул Хатин. – Забота о потомках?.. Разве Тария когда-либо обижала семьи Одаренных? Как бы ни накладно было ей содержать всех тех детей, которых можно произвести на свет за сто пятьдесят лет, пока мы плодовиты…

– Детей, Кодонак! Но не внуков, не правнуков, не говоря уже обо всем древе! Ты ведь тоже родоначальник рода, и не одного. Разве твои потомки не могут тобою гордиться?

Хатин знал своих потомков только по именам… А официально женат он был лишь один раз. Все это было в прошлой жизни… дети… семья… род. Для него все эти слова – странные, чужие, словно на иностранном языке, но почему-то смутной виной трогают сердце…

– Забота о семье – это честь для мужчины!

– Честь?.. Но скажи мне, Холд, чем владеют эти пятнадцать родов? Землями, замками, золотыми приисками, рощами с шелкопрядами, кузнями, кораблями? Не так ли?

– Я бы не допустил, чтобы мои потомки, кровь от крови моей, прозябали в нищете!

– Разве о нищете речь? Скажи, а как они все это получили? Не благодаря ли твоим длинным «одаренным» рукам? Рукам Советника из Семи?..

Улыбка сползла с лица Холда, и он слушал, насторожившись, – заподозрил…

– Ты дал им много, слишком много!.. – продолжал Хатин. – Похвально для отца, родоначальника. Но – преступно для Мастера Силы!

– Преступно?! – Холд вспыхнул. – Кодонак! Ты подмял под себя всю власть среди Одаренных и осуждаешь меня, поделившегося добром со своей семьей?!

– Чтобы поделиться добром, нужно им владеть, Холд. А в Тарии Одаренный служит, а не владеет! Ты забрал это у кого-то, чтобы отдать своим. Это преступление. – Он говорил холодно, стараясь не замечать оскорблений.

– Я думал, мы найдем общий язык, Кодонак… Но ты оказался намного более жадным и властолюбивым, чем я думал. Ты не любишь делиться!.. Я доверился тебе, я пришел к тебе с открытыми ладонями, предлагая то, что есть у меня. А ты, прознав о моих достижениях, решил все у меня забрать, прикрываясь законами Тарии и благородными намерениями? Твоя маска чести и принципиальности очень выгодна, она привлекает людей. Первый рыцарь Тарии – Хатин Кодонак, покаравший преступника Холда! О! Это звучит!.. Но ты забываешь, что, убрав со своего пути меня, ты разрушишь систему! Не думай, что сможешь пользоваться тем, что я создал, так легко, как тебе это кажется!

– Кто тебе сказал, что я собираюсь пользоваться твоей гнилой системой?..

Холд выпучил глаза:

– А как же?.. Ты что, собираешься в такое время убрать с должностей всех городских Советников и Глав? Или ты думаешь, что они, узнав о моей судьбе, будут верны тебе? Тарию ждет бунт, Кодонак! Бунт!.. Поверь мне! Твоего ставленника Фаэля сметет народ! Он сложит голову так же, как легендарный Астри Масэнэсс, если сказки о нем правдивы, только в гораздо более юном возрасте! И тебе не видать Сияющего Престола! Скипетр Силы просто расколют на украшения для женских ожерелий! А власть Одаренных будет свергнута!

– А я всегда думал, что ты погодник, но ты, оказывается, – Пророк!..

– Тут не нужно быть Пророком! Все очевидно! Без меня тебе власть не удержать! Я – клей между Одаренными и неодаренными! Я…

– Ты слишком высокого о себе мнения, Холд. Ты вор, клятвопреступник и работорговец.

– Что? Работорговец? Неужели все из-за того дурацкого случая в Кинтелэне? Этот глупый мальчишка Нанель проговорился?..

– Тебя разоблачили случайно. Я же говорил, что везение порою гораздо больше значит, чем лучшая стратегия!

– Это просто бизнес, Кодонак. Мелкий, не особо прибыльный, но развивающий связи и отношения в плане торговли другими товарами. Я сбывал никому не нужных, угрожающих спокойствию Тарии, бесполезных людей – преступников, воров, убийц, шлюх!..

– Среди них были невиновные люди. Граждане Годжи. Дети… Тарийские дети! Ты думаешь, это простит тебе Верховный?

– Наш Верховный – просто раб! Был рабом и останется навсегда! Слабым, бесхребетным, причитающим над проворовавшимся беспризорником, который не задумываясь ткнул бы его ножиком в бок за медную искру!

– Раб – ты, Холд. Раб своих схем и мыслей. Ты не способен понять великодушие такого человека, как Вирд. Всех измеряешь своей меркой, а когда этой мерки не хватает, ты решаешь, что измеряемый вовсе не выше тебя, а просто встал на табурет. Ты хитришь и извиваешься и думаешь, что остальные подобны тебе. Но ты не с тем сел играть, Холд. Тебе не выиграть ни у меня, ни у Вирда. У нас еще достаточно и ума, и Силы Даров, и везения, чтобы, отказавшись от твоих гнилых систем, создать новые – честные и справедливые, предотвратить катастрофу и приструнить зарвавшихся Мастеров Силы. А Верховного ты просто не знаешь, обзывая слабым и бесхребетным. Он сломит твой хребет, но ты – последний в очереди. Дождись конца Атаятана, Эбонадо Атосааля и прочих. Потом займутся и тобою. Пойдем. Нам пора… Хватит разговоров…

Хатин встал.

– Куда?.. – вскинулся Холд.

– В тюрьму.

– Советника из Семи – без суда…

– …можно лишить права голоса и посадить под замо́к, пока суд этот не состоится. Вот ты и посидишь в подземелье.

Холд смотрел на Кодонака с нескрываемой ненавистью, его глаза горели, а змеиный разум работал над способами, как избежать наказания.

– И еще… печальная новость для тебя. Вернее, даже две… Внуки Палстора, одного из которых ты надеялся посадить на трон, оказались детьми не короля, а совершенно других мужчин.

– Этого не может быть!

– Может. Ты просчитался. Мило Второй был бесплоден, его исцелили только недавно, в Ливаде. А твои праправнучки обманули и тебя и своего отца. Сердце графа этого не выдержало – он скончался…

Холд сник, вмиг осунулся, побледнел… Неужели род и семья на самом деле так много значат для него? Для этого беспринципного, лживого вора…

– Но есть и хорошая новость, – продолжил Хатин, – малыш Мило – Одаренный.

– Что? – Холд еще больше нахмурился. – Как это узнали?..

– Не стану утруждать тебя долгими рассказами, но Эдрал Инаси никогда не ошибается. И ты будешь смеяться – у него боевой Дар! Более того, он, похоже… Стратег!

Холд действительно рассмеялся – тонким, истеричным хохотком.

А Хатин задумался: о семье, потомках, содержании, желании Одаренных владеть имуществом, обиженных городских Советниках… И о том, что в чем-то Холд прав – Тарии нужны перемены…

 

Глава 28

Объятия смерти

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Противоположного берега Тасии-Тар почти не видно – так она широка. На той стороне в туманной дымке рассвета стоят сотни тысяч смаргов в боевых порядках. Их ведет Элий Итар… «прочтенный» брат… Вирд чувствует его силу: он изменился, утратил последнее человеческое, что в нем было. Он стал бурей во плоти, ветром разрушения, ураганом, не знающим покоя. Он больше не человек. И Вирд чувствует это, словно ветер поет о смерти в душе Вирда, а не в душе Элия…

Вирд знает, что на этот раз поединка между ними не избежать. Ему предстоит сразиться с тем, кто ему дороже брата, по капризу одного из Путей… А еще ему предстоит сегодня послать на смерть тысячи тарийских воинов: стоять здесь до тех пор, пока он не возьмет победу, какой бы тяжелой и кровавой она ни была. Армия Атаятана не перейдет Тасию-Тар! Враг еще не знает, что Вирд сегодня нарушит перемирие – на три месяца раньше срока. В Тарии разгар зимы. Здесь все укрыто снегом, но Тасия-Тар не замерзла. Боятся ли смарги холодной воды?.. Нужно выманить из дворца Атаятана остальных из Первого Круга… Тогда… она сможет… попытаться… Самое тяжелое, самое трудное, самое невыносимое из всего предстоящего ему сегодня – отпустить Элинаэль, больше… самому направить ее, ведь только он будет знать нужный момент. И он не имеет право на страх, промедление или сомнение. Она должна отправиться во дворец к Древнему, как только тот останется один… Втайне Вирд надеялся, что Атаятан-Сионото-Лос, узнав о его атаке, захочет лично возглавить армию, прикажет переместить себя сюда – и Вирд сам наденет на Атаятана оковы и убедится, что Древний беспомощен, и не способен причинить вред Элинаэль… Но тогда… в городе под куполом… Атаятан, убивший, засыпая, Этаса, тоже был беспомощен… Вирд содрогнулся. Нельзя сейчас думать об участи, постигшей Огненосца Этаса – Элинаэль такая участь минует!

Здесь, на берегу великой реки, – последний заслон. Он поставил все на эту битву. Он бросил сюда все силы Тарии и силы их союзников. Со стороны Межигорья идет император Хокой-То во главе пятидесятитысячной армии, кроме того, у него четыре тысячи эффов, измененных Вирдом. Из Ливада по пятам смаргов следуют еще сорок тысяч воинов союзных сил … Под Аштайрисом Вирд оставил тридцать тысяч тарийцев – их бывший северный, ныне восточный заслон. Еще тридцать тысяч – под Тайреном. На берегах Тасии-Тар – четыреста тысяч тарийских солдат, но только двести из них хорошо обучены и имеют боевой опыт. Готов сражаться и Золотой Корпус – все боевые Одаренные Тарии, студенты в том числе, и добровольцы – мирные Мастера.

Если они полягут здесь, то Город Семи Огней уже не спасет ничто. Его, как и всю Тарию, некому будет защитить. Разве что купол… но Вирд сейчас знает, что Элию Итару, наделенному недавно Атаятаном какой-то особой силой, ничего не стоит разрушить этот купол. Да… возможно, Элий будет после так же слаб, как Вирд, когда создал заслон, но… это не цена…

Здесь им предстоит победить или умереть.

– Мы готовы… – тихо говорит подошедший Кодонак.

Вирд кивает.

– Ты уверен, что должен идти с нами?.. – Хатин не пытается спорить, хотя и недоволен решением Вирда.

– Да… – коротко отвечает он.

Иначе не выманить Первый Круг… А может быть, и Атаятана удастся выманить?.. Одаренные займутся Одаренными, постараются обезглавить командование смаргов. А Мило Второй и королевские командиры – люди, хорошо натасканные Кодонаком: Мастер Би Досах, Мастер Май, Мастер Агаят и Мастер Марто – примутся истреблять смаргов.

– Начинаем! – Командующий Золотым Корпусом подает условный знак, и рассветную тишину разрывают гул гонга и бой барабанов.

Одаренные музыканты, расположившиеся на прибрежном холме, разом грянули музыку битвы. На этот раз возглавляет их не Советник Торетт – Нихо и остальные из пяти вместе с Элинаэль и их сопровождающими ожидают сигнала Вирда, чтобы сделать свое дело… или умереть…

Сотня боевых Мастеров Силы, в сопровождении наскоро обученных владеть мечом на уровне неодаренного Мастеров Перемещений, под предводительством Вирда и Кодонака оказались в самом сердце лагеря противника. Здесь были палатки людей, смаргов располагали чуть поодаль – из-за запаха.

Приспешников Древнего около пятидесяти, но через минут десять – время, требующееся на перемещение во Дворец Атаятана и обратно с подмогой, – их будет намного больше.

Элий Итар вышел вперед, торжествующе улыбаясь, рука его крепко сжимает рукоять меча.

– Я не верю своей удаче!.. – громко говорит Разрушитель. – Неужели ты пришел сразиться?

– Я пришел убивать, – мрачно произносит Вирд и выхватывает «Перо смерти».

На этом берегу он прекрасно слышит звуки боевой музыки, рожденные по ту сторону Тасии-Тар. Солнце взошло. Пора начинать!

Мастера Кодонака сходятся в танце смерти с Мастерами, предавшимися Древнему, звенят мечи. Половина из их сотни сдерживает бегущих сюда смаргов. Мастер Бэл со своими Разрушителями в сопровождении страшного грохота оконтуривает лагерь командования расщелиной – глубокой и широкой. Смарги останавливаются перед преградой, пытаясь забросать их копьями и стрелами.

Вирд сцепился с плечистым и скуластым Мастером: судя по волосам, не доходящим до шеи, – он из бывших Тайных. Элий Итар стоит и смотрит, продолжая улыбаться, – он не спешит доставать меч. «Перо смерти» легко полоснуло по шее Тайного, и кровь, неестественно черная, хлынула из открывшейся раны. Вирд отвечает на выпад нового противника, не глядя на него, рубит, чувствует, как меч входит в плоть, и идет дальше. Едва заметное колебание воздуха заставляет его крутануться и разрубить надвое летевшую в него стрелу смарга с древком в два пальца диаметром.

– Ты нарушил перемирие, брат!.. – Элий Итар говорит это негромко, но Вирд четко слышит его, несмотря на шум битвы.

В это мгновение у кромки воды началось движение – его войска атаковали смаргов. Бой завязался также с левого фланга, куда подоспели оставленные на этом берегу в засаде тарийцы.

Осознавая, что проигрывают и количеством и мастерством, воины противника стали перемещаться с пятачка, оконтуренного расщелиной, оказываясь по ту сторону, где скопились смарги, там же появлялись и новые, прибывающие из дворца Атаятана воины. Элий Итар остался один.

Вирд дал знак Кодонаку, чтобы тот продолжил сражаться с вновь прибывшими. Чем больше людей Древнего они истребят сейчас, тем легче будет потом. Смарги не выказывают стратегического гения, сражение с ними – просто утомительная мясорубка, но руководимые людьми, они вдвое опаснее.

Хатин порывисто сжимает плечо Вирда и исчезает, перемещаемый «прыгуном».

– Ты готов к смерти, Элий?.. – спрашивает Вирд.

Тот смеется в ответ.

– На равных!.. – произносит Итар, и Вирд чувствует, как у его ног начинает закручиваться воздушный водоворот, вздымая снег, пыль, камни, остатки прошлогодней травы… Все это поднималось, кружимое ветром, вокруг Вирда – он в центре смерча.

Вырван из крыльев того, кто летит. Призван смерть принести врагу.

Неистово поет «Перо смерти», обжигая сердце Вирда сполохами алого пламени. Вирд покрепче сжал жаждущий меч правой рукой, поднял к небу левую, закрутил в вихре серебряные нити Строителя, сцепившиеся с поднимаемым Итаром смерчем в их собственном поединке. Он переместился из центра урагана, поглощаемого серебром покоя, оставив их вести свою борьбу, и оказался ближе к Элию.

Кого назовешь ты врагом своим, того крови напьюсь я сполна.

Вирд знает, что Перо смерти будет петь дальше:

Но сердца брата я не коснусь! Сердца брата я не коснусь!..

Сегодня он убьет своего «прочтенного» – Вирд знает…

Элий растопырил пальцы, направив их на Вирда, и узкие, черные, острые, как лезвия, сплетенные из… крови Итара стрелы слетели с них… Вирд создал заслон огня, но стрелы пролетели насквозь невредимыми, не помогла и попытка отклонить их воздушным потоком – они не изменили направления ни на дюйм. Сердце не успело сделать удар, пока продолжалась эта борьба. Вирд вскинул «Перо смерти», отбивая стрелы и заслоняя себя, но, став на мгновение жидкими, они ртутью обтекли, обогнули его меч и, продолжив полет к цели, вонзились ему в плечи, ноги и мочку правого уха. Кровь Итара утратила плотность, кислотой обжигая внутренности ран. Вирд заорал от боли, одновременно понимая, что Итар не собирается его убивать, хотя и может… просто желает причинить ему боль…

Вирд падает на колени, сцепив до скрежета зубы, задерживает дыхание, сосредотачивается на песне меча:

Я ветер, кружащийся в буре, пылающая на солнце сталь, я принесу тебе славную победу. Во мне песня жизни и смерти, ради жизни я кровь проливаю.

Ему удалось залечить раны на руках и ногах достаточно быстро. «На равных!..» – вспомнились слова Элия. «Я – Мастер Путей, ты мне не ровня!» – зло думает он, ударяя по Разрушителю воздушным смерчем. Элия с силой отбросило в сторону и ухнуло об землю, как тогда на пляже с Элинаэль…

Не давая Разрушителю опомниться, Вирд направляет молнию в то место, куда упал Итар. Он не попал… вернее – его противник умудрился выскользнуть, нет… не переместиться, а с быстротой меча Мастера Оружия, промелькнув смазанной тенью, оказаться в двух шагах от Вирда, оплетая его вязкими и тягучими туманными щупальцами, заворачивая в кокон. Меч бесполезен против тумана: кажется, будто эти щупальца пьют его силу. У Вирда кружится голова, взгляд затягивает кровавая пелена, он – беспомощен, не способен пошевелиться… разум затуманивается… Боль обжигает всю кожу, словно миллиарды раскаленных пыточных игл вонзаются в него. Вирд, сделав усилие, приоткрыл веки и заметил, что Элий стоит, согнувшись и тяжело дышит – тоже чувствует эту боль, но не ослабляет хватки.

Вирд призвал туман перемещения… он не мог ни разорвать, ни растянуть, ни разрезать щупальца, опутавшие его, но мог оказаться в другом месте… И у него вышло!.. Белесый клубок остался там, где только что было скручиваемое болью тело Вирда. Элий пришел в себя так же быстро, как и он.

Они одновременно, словно один – отражение другого в зеркале, делают совершенно одинаковые движения, развернувшись корпусом, оттолкнувшись одной ногой и крутанувшись на другой, вскинув ладонь свободной от меча руки в ударе, покоряющем ветер, заставляющем воздух стегануть противника невидимой плетью, их одинаковой силы направленные потоки встречаются над головами – и раздается гром. Вирда и Элия отбрасывает на несколько ярдов друг от друга.

Вирд ощутил свою боль, а мгновение спустя эхом отозвалась и боль Элия…

Он не сразу почувствовал свои руки, как и не сразу понял, что выронил «Перо смерти». Поблескивая в лучах утреннего солнца, меч лежал в трех шагах от него.

Вирд поднимается, повинуясь бессознательному чувству опасности, падает, перекатывается в сторону, избежав удара Итара – шквала острых каменных осколков, оказывается около клинка, хватается за рукоять… слышит песню, чувствует силу, пульсирующую в жилах:

Направь меня, и станцуем с тобой, я остр, как слово, и быстр, как молнии сполох. Проклятье на устах твоих пробужденному Врагу человека, стало силой на моем острие, что пронзает камень сердца, а лезвием плоти сталь разрезает, как ткань.

Не останавливая движение ни на долю мгновения, Вирд плавно встает на колени, отпрыгивает и, оказавшись на ногах, бежит, огибая Итара справа. Они все еще сражались на оконтуренном расщелиной пятачке земли… Битва ушла куда-то в сторону, предоставив их друг другу. Вокруг никого не было видно…

Итар, наступая поочередно то правой, то левой ногой, открывает провалы перед Вирдом, но Вирд продолжает бежать, чудом перескакивая, огибая и минуя их. В это мгновение ему в самом деле кажется, что у него есть крылья, и только благодаря им он не лежит сейчас на дне одной из этих ям с переломанными конечностями.

Элий зарычал, повторив трюк с выброшенными посредством пальцев стрелами из черной крови. Вирд не дает им себя коснуться: он стоит неподвижно, пока они не оказываются почти у самого его носа, и тогда с быстротой молнии сплетает заслон, точно такой же, какой окутывает сейчас Город Семи Огней – изящный, сложнейший по технике сочетания Путей, но легко подвластный ему, действующему во второй раз и в меньших масштабах. Стрелы врезаются в заслон, обмякают, словно расплавленные восковые свечи, и растекаются по поверхности щита… Вирд тут же движется вперед, передвигая и защиту. Он оказался прямо перед Элием… на длину меча… Кровь кипит в жилах, меч жаждет крови, но и твердит при этом упрямо:

Сердца брата я не коснусь…

Вирд знает, что это всего лишь песня, которую он сам же и вкладывает в свой меч, им же созданный… Он также знает… что «Перо смерти» право… Он чувствует боль Элия, как свою, отчаянье Элия, как свое, неистовую жажду разрушения, как собственную рану… Если Элий умрет…

Сердца брата я не коснусь… –

твердит меч, зазвенев и завибрировав от соприкосновения с клинком Итара.

Элий не должен погибнуть… так… Элий мог бы жить… Мог бы сражаться… Он мог бы быть другом Вирду, братом… Если бы его любили, если бы он не был так одинок. Если бы гнев не заменил ему все… и всех… Он силен, он смел, он прав в своем гневе, он – это Вирд, предавшийся жажде разрушать. Вирд – это Элий, еще не потерявший что-то важное, что-то тонкое, неощутимое: то, что сдерживает огонь, не позволяя пожрать душу…

Сердца брата я не коснусь…

Снова удар, блеск и звон стали. Его сердце еще бьется, еще может любить, еще способно измениться… лишь пепел больше не станет гореть…

Сердца брата я не коснусь…

– Так коснись не сердца! – во все горло орет Вирд, перехватывая меч обеими руками, замахиваясь и с разворота нанося плоский рубящий удар, одновременно блокируя выпад Элия не мечом, а сгущенным воздухом…

Вирда обжигает его кровь… Она, вопя, вцепилась, впилась, въелась в плоть… вернее – в сталь клинка… который был сейчас частью Вирда… такой же частью, как рука… Голова Элия запрокинулась, и черный поток хлынул из перерезанного горла… Элий хрипит, заваливаясь…

Вирд ощутил восторг… болезненную радость, сладостную боль разрушения… и в этот миг Вирд… умер.

Эрси Диштой

Комната, которую предоставили Эрси во дворце Атаятана, опостылела ему почти так же, как та каморка на верхнем этаже Здания Совета. Хотя в последнее время перед похищением ему разрешалось выходить из Здания Совета, а здесь он должен был довольствоваться четырьмя стенами и сорока квадратным ярдами между ними. Еще в его распоряжении два больших и удобных (не таких, конечно, больших и не настолько удобных, как у Эбонадо) кресла. Один диван, который служит ему и кроватью для сна, один стол и полка с пятнадцатью томами поэзии… Почему именно поэзии, Эрси не имел ни малейшего понятия – он поэзию ненавидел и готов был слушать стихи разве что положенными на музыку и исполняемыми талантливым певцом…

Единственное, узкое и притом высокое окно выходило на безбрежную гладь вод залива, мимо проносились чайки, а внизу волны разбивались о камни скалы, на которой был построен дворец. Посещениями его не баловали, а после произошедшего со спутником Аты, Эрси и не знал – огорчаться ли из-за этого или, наоборот, радоваться… Он бы еще разок встретился с Динорадой… Хотя… нет… лучше нет. Динорада потеряна для него, ему нужно забыть о ней, выбросить из головы и из сердца. Но как выбросить, когда иной раз посреди ночи он слышит отдаленные звуки ее флейты… это именно флейта Динорады, он узна́ет эти звуки из тысячи, это она играет… Он вставал тогда с постели, подходил к окну и завороженно слушал, глядя на ночное небо, тоскуя по былым временам, по утраченной навсегда любви…

С Эбонадо он тоже не особо стремился видеться, тот донимал его презрительными упреками в трусости, предательстве и так далее и тому подобном… К тому же Эбонадо был помешан на своем пророчестве о смерти Фаэля и с особым смаком муссировал эту тему, обсуждая ее с Эрси. Эрси же думал о собственной смерти. Он ждал. Ждал. Ждал… Чего? Почему Атаятан не разобрался с ним еще тогда? Зачем дал ему эту отсрочку? Эти бесконечно тянущиеся дни, бездарно проведенные в обществе запыленных томиков поэзии и собственных мрачных мыслей… Может Древний ждет, пока Эрси сойдет с ума от одиночества и бездействия?.. Лишится рассудка до такой степени, что позволит повторно связать себя?.. Ну уж нет! – иглой Доа-Джота он даст проткнуть себя только мертвым, и это уж точно не будет считаться добровольным согласием!

Какой день он уже здесь? Два месяца? Больше? А может, снаружи пронеслись годы… Впрочем, нет – не мог он настолько утратить чувство времени. Два месяца или около того!.. И никто его не разыскивает… Да и кому нужен Эрси Диштой… тот, который Годже Ках?..

Еду ему приносят исправно три раза в день. Еда была свежей, недурно приготовленной, хотя и не слишком изысканной. Раз в неделю притаскивали огромный чан, наполняли теплой водой и позволяли Эрси хорошенько вымыться. Слуги были не просто молчаливы – из их уст не исходило ни единого слова. Может, немые?

Он припомнил, когда в последний раз разговаривал с человеком. Это было три недели назад, к нему заходил Алкас Титой, Мастер Полей, заменивший Годе Майстана, убитого Кодонаком. Титой, как и все они, из Первого Круга (Годже Ках тоже наверняка стал бы сейчас таким), был немного не в себе: в подробностях рассказывал ему о битве в Ливаде, о взятии городов в Ташире, о резне, происходившей то здесь… то там… Когда Титой говорил об оторванных конечностях, отрубленных головах, живьем сожранных голодными смаргами людях, о распоротых мечами животах и прочей кровавой мерзости, глаза его горели, а реакция зеленевшего Диштоя – откровенно забавляла. Такого Эрси от мирного Мастера никак не ожидал… Слава Мастеру Судеб, этот маньяк ограничился одним визитом, уж непонятно за каким смаргом предпринятым!

Еще раньше наведывался пару раз Эбонадо и один раз Маизан: последний, как ни странно, казался самым вменяемым из них… а может, он просто спятил еще до вхождения в Первый Круг… Эрси слегка развеселила эта мысль, и он громко, в голос рассмеялся: только чтобы развеять тишину комнаты. Ну вот – и он тоже потихоньку начинает сходить с ума…

Эрси совершил свой очередной «почетный круг» от окна до того же окна, даже прочел несколько стихов из самого тонкого томика, прочел громко и с выражением, вслушиваясь в собственный голос. До обеда еще около двух часов: когда солнце зависнет над вон тем далеким утесом, слуга с суровым неживым лицом принесет ему овощи и мясо, полкувшина вина, возможно – тарелку куриного супа, ломоть свежеиспеченного хлеба, обильно смазанного маслом, и сыр… еще немного фруктов. Фрукты здесь отличные… В очередной раз проходя мимо окна, Эрси остановился и уставился на блестящие воды залива…

Он вдруг подумал, что именно в этом месте… не во дворце, конечно, тогда дворца еще не было, но здесь, на берегу залива Тиасай, он когда-то стал свободным. Здесь место его второго рождения и место его… смерти… двух смертей – в следующий раз он, похоже, умрет тоже здесь… «Какой же ты везунчик, Эрси, тебе удалось трижды родиться и трижды умереть за одну жизнь!»

Дверь распахнулась так резко и так неожиданно, что Эрси подпрыгнул на месте, к нему вихрем ворвался Идай Маизан с искаженным тревогой лицом. Мудрец, не говоря ни слова, пересек комнату, направляясь прямиком к Эрси, схватил его за предплечье и призвал перемещение…

Эрси удивленно хлопал глазами, вертел головой… Куда они перенеслись, смарг сожри этого Идая?! Первым делом он почувствовал холод, в нос ударил острый смрад от множества смаргов, запахи близкой воды, развороченной почвы и крови. Место, покрытое черной землей, словно вспаханной гигантским плугом посреди снежно-белых полей, изъязвленное ямами, рытвинами и расщелинами… Издали доносится шум битвы, лязг оружия, рев смаргов, человеческие стоны и победные кличи, ко всей этой какофонии присовокупились звуки неистово играющих музыкальных орудий… Но это все было поодаль. Приглядевшись, он различил движение кое-где в просветах между голыми в эту пору года деревьями.

– Что случилось? – спросил он у Маизана, который деловито обходил ямы и рытвины, вглядываясь в лица трупов, разбросанных тут и там. Эрси узнавал в них Тайных и обычных Мастеров, последовавших когда-то за Атаятаном…

– Битва? Нарушено перемирие? – Маизан не отвечал. Он кого-то искал и тащил за собой Эрси.

Здесь даже уцелела пара походных палаток. Дерево, наполовину выкорчеванное из земли, дымилось, словно в него недавно ударила молния.

– Кто-то тут неплохо развлекся… – пошутил Эрси сам с собою, так как эффов Мудрец его не слушал. – Кого ты ищешь?

Вновь молчание в ответ. Они подошли к месту, где последствия этого самого «развлечения» были наиболее разрушительными: путь к пригорку, на котором виднелись еще два распластанных на земле тела, попросту отсутствовал: справа и слева его отрезала глубокая расщелина, а впереди была ямина на ямине… Идай переместил их. И едва Эрси проморгался от искрящегося тумана, как его грубым тычком в спину толкнули к одному из тел.

– Исцеляй!.. – приказал Маизан тоном, не терпящим возражений.

– Почему я должен!.. – возмутился было Эрси и тут же запнулся, сообразив, кто перед ним…

Вирд… Вирд Фаэль! Верховный лежал без движения и без дыхания с раскинутыми руками, в одной зажат меч. Лицо мертвенно-бледное, несколько царапин, ссадина на губе, но больше никаких видимых повреждений… Эрси мельком взглянул на второе тело и узнал Элия Итара с глубоко разрубленным горлом… этот не жилец… Неужели прав был Эбонадо?.. Вирд убил Итара и не смог перенести смерть «прочтенного»…

Он упал на колени, пощупал пульс на шее – ничего… Приложил ухо к груди – тишина… Вирд был холодным… Эрси развернул Дар, его наполнило лазурным чистым спокойствием и теплом… И Дар нашел искру!.. Совсем слабую, но не потухшую еще искру жизни! Эрси задышал чаще, раздувая ее, восстанавливая… Дар знал, что нужно делать…

Вирд глубоко вздохнул, зашевелился… «Будет жить…» – пронеслось в голове у Эрси, отдаваясь глубоким внутренним удовлетворением. И Дар судорожно свернулся, захлопнулся, как раковина, повергая его в жесточайший отток. В сознании он пробыл еще ровно столько, чтобы подумать: «Зачем Маизан привел меня сюда? Зачем потребовал исцелить Фаэля? Почему даже не взглянул на Итара?»

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Кто-то вытащил его: подал руку и поднял с самого дна ледяной пустоты, стащил с самого пика огненного безбрежного восторга, вырвал из сладких объятий смерти… Холод и пламя, которые не причиняли страданий, а были частью его… Тишина и заглушающая все вокруг музыка… Забытая боль и расправленные крылья… еще чуть-чуть, и он бы полетел… он уже ощущал, как ложится крыло на воздух, как ветер развевает волосы, как небо захватывает бесконечной синевой…

Что-то грубо потащило его назад, в грязь, в неприветливую тарийскую зиму, в ворох неприятных запахов и ощущений, в собственное тело, в котором болел каждый мускул… Вирд пытался вырваться, даже боролся с протянутой ему рукой, и он бы победил, он бы улетел, если бы в последний момент перед глазами не вспыхнул яркий образ Элинаэль. Она смотрела с печалью в блестящих синих глазах, темные волосы трепал жесткий колючий ветер, и бледные губы шептали с упреком: «Ты оставил меня одну!..»

Он вернулся… через силу, нехотя. Пошевелился и застонал, услышал отдаленное:

– Вирд!? Вирд, смарг тебя сожри!.. Вирд!!!

Разлепил с трудом глаза.

– Они тут все разворотили!.. – голос Стойса.

– Да уж… Где они сами? Вирд!.. – Кодонак.

Советники были уже где-то близко… рядом.

Вирд приподнялся на локте и увидел Кодонака в то же самое мгновение, как и тот заметил его.

– Вирд! – заорал Командующий не своим голосом. – Тайшиль, он там! Живой! Перемещай!

Секунду спустя жесткая жилистая рука Кодонака уже помогала Вирду встать на ноги.

– Абиль Сет, когда узнал, что ты остался сражаться с Итаром, едва меня не порвал на тысячу маленьких Кодонаков. Признаюсь, не ожидал от него такого напора и такой агрессии. Ты знаешь, как он меня обзывал? Лучше тебе не знать… Больно ты молод! – нервозно болтал без умолку Хатин, кривовато улыбаясь, а глаза при этом оставались серьезными и тревожно поглядывали на Вирда.

– Кто возглавляет войска? – произнес Вирд чужим голосом: он никак не мог привыкнуть к этому тяжелому и неповоротливому телу, притом жутко болевшему и уставшему.

– Я – кто же еще?.. – проворчал Кодонак. – Передышка. Смаргов удалось оттеснить от реки. Они отступили… Мастер Сет гнал меня на твои поиски, утверждал, что тебе ни в коем случае нельзя убивать Итара, что мы должны были во что бы то ни стало увести тебя подальше от «прочтенного». Ото и Элинаэль присоединились к Сету… Но… как вижу, – Хатин кивком указал на тело Итара, – ты справился…

– Меня кто-то исцелил… Кто здесь был?..

– Что?.. Здесь одни мертвецы! – Стойс завертел головой.

– Здесь был Целитель. Очень сильный, раз смог вытащить меня с самого края…

Кодонак еще раз тревожно зыркнул на него и заскрипел зубами:

– Так Абиль прав?..

– Прав… – прошептал Вирд.

– Ну, теперь-то все хорошо, можно уходить. В тылу разберемся, что произошло. Перемещаемся?.. – предложил Стойс.

– Да. Пора! – Кодонак кивнул.

– Постой, мне кое-что нужно сделать… – Вирд направился к лежащему неподвижно Элию.

Бледное лицо было как никогда умиротворенным… Вирд возвел руки. Земля под Итаром разрыхлилась, превратилась в вязкую зыбучую массу, поглощавшую тело Элия, оно тонуло и погружалось, покрываясь слоем камней, чернозема и глины, пока тот не был полностью погребен. Частицы почвы сомкнулись над мертвым, дрожа, как водная гладь. Вирд изменил структуру земли, сплавил и сровнял монолитной плитой. Воздух, повинуясь велению его Силы, принес лежавший неподалеку громадный камень и поставил – торжественно и осторожно – у изголовья, памятником мертвому врагу… брату. Вирд срезал фронтальную часть камня, а на ставшей гладкой, как зеркало, поверхности выгравировал светящимися тарийскими буквами: «Здесь нашел последнее пристанище буйный ветер, не знавший покоя. Имя ему – Гнев».

– Спи… брат… – прошептал он и отвернулся, чтобы уйти.

Элинаэль бросилась ему на грудь, жарко заключила в объятия, покрыла поцелуями… Вирд, касаясь ее, уже почти позабыл тот завораживающий восторг зовущего его полета. «Ради тебя я вернулся… ради тебя…» Он не стал говорить при ней о произошедшем – незачем ей сейчас волноваться. Когда-нибудь он расскажет. Ни Мастер Сет, ни Советник Эниль, ни Кодонак со Стойсом этой темы тоже не затронули. Вирд был им благодарен.

– Первый Круг уже здесь? – спросил Ото Эниль.

Вирд не знал. Сейчас он был дезориентирован, потерян… нужно быстрее приходить в себя – не самое подходящее время расслабляться.

С Элинаэль он пробыл совсем недолго… несколько минут, и Кодонак напомнил, что их ожидают тарийские командиры и Стратеги Золотого Корпуса. Вот-вот начнется новая атака смаргов, нужно не дать им возможности напасть первыми, выстроившись в выгодные боевые порядки.

Вирд, покинув палатку, остановился, закрыл глаза, отрешаясь от окружавших его шума и суеты, позволил потоку фиолетовой мглы связать себя с золотыми символами в зале Атаятана. Он видел Древнего на престоле, видел стоящих рядом связанных: Первый Круг, Вторые Круги – за спиной у тех, с кем они связаны, Третьи Круги… и далее…

Атаятан-Сионото-Лос что-то говорил им, а символы, ранее нанесенные Вирдом на стены зала, позволяли ему видеть, но не слышать… Древний вдруг остановился, повернул красивое лицо, глядя поверх своих подданных в сторону… прямо в глаза Вирду… Атаятан улыбнулся и медленно наклонил голову, словно приветствуя его… Древний знал… что Вирд смотрит… Мурашки заползали по спине, руки покрылись холодным потом… Знал и ожидал.

Несколько слов слетели с уст Атаятана, и зал наполнил молочный искрящийся туман. Когда пелена рассеялась, Древний остался один… совершенно один, даже Музыканта, который никогда не оставлял его, здесь не было.

Тревога неприятно кольнула сердце Вирда. Он замотал головой.

– Сейчас они будут здесь! Все… Все Одаренные, которые служат ему. Они покинули Атаятана!

– Им пора?.. – спросил Кодонак, имея в виду тех, кто должен усыпить Древнего, имея в виду и Элинаэль…

Вирд обреченно кивнул. И вновь тревога сжала невыносимой болью его сердце.

 

Глава 29

Битва

Итин Этаналь

Итин никогда не думал, что будет так страшно услышать это слово: «Пора!..» – так страшно встать, позволить Мастеру Перемещений положить себе руку на плечо, так невыносимо боязно ступить в искрящийся туман…

Бледная, с решительно поджатыми губами Элинаэль тоже боится. А Иссима – нет. Или настолько хорошо делает вид? «Мой дед пробудил Атаятана, а я верну его на место!» – не раз повторяла она. Для нее это семейное дело… что-то личное… В первый раз, с Меняющей обличья, она испытывала иные чувства. Нихо Торетт хмур. Абиль Сет рассеян, как всегда. А Тико Талад откровенно дрожит. Все понимают, что Атаятан – это не Эт’ифэйна. И погрузить его в сон – это не просто поработать над обездвиженным, лишенным Тени телом Древней под прикрытием Мастеров Силы, отражающих слабые попытки дикарей помешать им…

Перед тем как начать воздействие, необходимо надеть на него оковы… Набросить особую сеть, которая свяжет его силу, сделает Древнего беспомощным. Этим займутся Мастера Оружия: трое Лучников и семеро Мечников, а еще трое Разрушителей. Если Атаятан будет один – они справятся… А если что-то пойдет не так, то Мастера Перемещений сразу же заберут их… Таков план… но как же редко план исполняется в точности, особенно – заметил Итин такую закономерность, – если на создание его потрачено множество времени и усилий… Чем лучше кажется план, чем дольше он вынашивается и выверяется, тем меньше везения… А им нужно именно последнее – везение… невероятная удача. Может, все-таки Мастер Судеб даровал им ее, раз удалось выманить из дворца не только Первый Круг, но и остальных, предавших огонь жизни Одаренных… Они против Древнего – один на один… вернее – все на одного, но Итину так страшно, словно это он, Итин – один-одинешенек, а Древних минимум дюжина…

Дворец был светел, белоснежен, прекрасен… таков, каким они с Вирдом его сотворили. Жаль, что он стал жилищем Атаятана… Жаль, но его нужно будет разрушить до основания и сжечь!..

Они переместились не в тронный зал, а в холл на том же этаже. Лучники вложили в тетивы стрелы со специальными наконечниками: при выстреле в них раскрывается сеть, созданная подобно надетому на Итику поясу. На Эт’ифэйну пояс подействовал, на Атаятана тоже подействуют эти сети!.. Итин надеялся…

Ого Ки-Ти

Плечом к плечу стоят их воины. Тарийских доспехов, что уберегут даже от смарговых стрелы или меча с его рост длиной, на Ого сейчас нет, как тогда, в Ливаде. Тогда он защищал Вирда, тот сам приказал, чтобы рядом были именно они – Ого и Лючин. Кодонак настаивал на Мастерах Силы, но Вирд сказал, что тех и так мало, каждый нужен для сражения, что с его защитой справится и он сам, а для подстраховки хватит их двоих – Лючин стреляет не хуже любого другого Одаренного Лучника, а в Ого – кутийская кровь, у него глаза и уши воина, который заметит опасность даже раньше, чем сам Вирд.

Сегодня совсем другой бой… Бой, в котором нужны все; бой, в котором Вирд – без охраны… А Ого далеко от друга, и Лючин нет рядом – она с остальными Лучниками Силы в особом отряде… где-то на передовой. Ого злился на Вирда – почему друг забыл о нем в такой важной битве? Сражении, которое решит все… Он не боится умирать, но умирать, не видя друга и любимой, не хочет. Лючин – не Михель, она не дразнила и не предавала его. Она отдала ему свое сердце, и для Ого изменилось очень многое с тех самых пор.

Он перехватил и крепче сжал липкую от пота рукоять меча, поправил тяжелую и неудобную, по сравнению с тарийскими доспехами, стальную кирасу.

– Ну что? Готов к мясорубке?.. – спрашивает его крепкий и жилистый воин рядом в строю.

– Смаргов бить не впервой!.. – Бравада Ого – деланая. Именно потому, что сражаться с этими тварями ему не впервой, он так и нервничает.

Ого судорожно проверяет затяжку подбородочного ремня на шлеме.

– Атака!.. – раздается крик командира. – Приготовиться!

Трубит рог, ему вторит другой, где-то позади. Все захлестывает рев смаргов, воздух наполняется их вонью, ни с чем не сравнить эту вонь… даже эффы пахнут лучше; да что эффы – даже принесенные ими головы, гниющие на кольях под солнцем много дней…

Ого наскоро вытирает правую, затем левую потные ладони о выглядывающую из-под кирасы полу рубахи, снова хватается за рукоять меча обеими руками, набирает полную грудь воздуха, по команде бежит вместе со всеми. Они врезаются в ряды смаргов, возвышающихся над их головами. Ого чувствует себя таким низкорослым… Бегущий впереди молодой тариец падает, отбрасываемый попавшей в грудь стрелой, летит прямо на Ого. Он увертывается вправо, смотрит завороженно на торчащее из спины павшего кровавое острие, на открытый в беззвучном крике рот пронзенного воина, не смирившегося еще с неизбежной смертью. Меч Ого будто сам по себе взлетает вверх, принимает плоской гранью удар смарга… Удар такой силы, что отдается болью в костях.

– За Тарию!!! – орет Ого вместе с товарищами, гибнущими и сражающимися. – За огонь жизни! – И отбрасывает меч смарга. Приседает, чтобы избежать повторного удара, вонзает острие меж латных пластин чудовища, в живот… Вой – и внутренности вываливаются на землю из раны.

Ого перепрыгивает туловище смарга, смачно отталкивается в полете ногой прямо от его мерзкой рожи, чувствует, как хрустит нос под сапогом, а приземляясь, всаживает клинок в глаз нового врага.

В нем кутийская кровь! Его отец, его дед и его прадед – были воинами! И Ого таков!

Рядом визжит нечеловеческим голосом солдат с отрубленными по самые бедра обеими ногами. Ого бежит дальше. Смарг подхватывает невысокого жилистого тарийца… которого Ого, кажется, знает – они сражались однажды на мечах в Академии… его зовут Касил. Тварь разрывает его голыми руками, кровь хлещет огненными струями… обжигает каплями, попавшими на лицо Ого… Смарг отбрасывает тело человека, слизывает кровь со своих рук, берется за топор… Таким топором только столетние дубы рубить … «Сколько ударов потребовалось бы смаргу, чтобы свалить Дерево Размышлений там… у Оргона…» – думает Ого, подныривая под руку уродца и умудряясь перерубить его запястье. Топор валится на землю вместе с отрубленной кистью, синюшно бледной, когтистой и огромной…

Ого подпрыгивает, отсекая шип на вздыбленном вороте… Смарг верещит, будто свинья – он не верещал так, даже когда лишился руки. Ого добивает его ударом в затылок.

– Шипы! – кричит Ого товарищам, которые все равно вряд ли услышат его. – Срубай шипы на вороте!

Поднимаясь, как по ступенькам, по куче тел смаргов и людей, Ого оказывается на высоте, с которой может срубить шип еще одному смаргу, особо здоровенному, с оскаленной желтозубой мордой. Меч плавно входит в раскрытую в вопле боли пасть. Ого почти не мешает вонь… Он жаждет крови!..

Хатин Кодонак

Самое пекло на правом фланге, там, где сцепились со смаргами тридцать тысяч тарийцев и арайские имперцы с их эффами. Туда перебросили значительные силы Древнего после атаки Одаренных в центре. Очень сложно понять тактику смаргов. Как они думают? Чем руководствуются? Ведь не только слепая ненависть и жажда убийства движет ими, это было бы слишком просто. Смарги желают истребить эффов. Почему эти твари, созданные Атаятаном, так ненавидят друг друга? Хатин перемещался со Стойсом на место схватки и видел, как вгрызаются в горло смаргов эффы, топорща уродливые шипастые воротники, и как смарги отвечают ударами гигантских мечей и топоров. Хатин с ужасом припомнил зубы эффа у собственного горла…

Первый Круг принял командование, и в ходе сражения появилась логика. Хатин чувствовал руку Атосааля: бывший Верховный – Кодонак не сомневался, что это именно он, – стянул к берегу Тасии-Тар сорок тысяч смаргов и приказал рубить деревья в прибрежной рощице. Под прикрытием своих лучников они принялись сооружать плоты для переправы.

Мастер Бэл и Разрушители значительно подпортили жизнь этим «кораблестроителям», направляя волну за волной и выводя Тасию-Тар из берегов. А что не уничтожили они – сжег Вирд.

Верховный снова в строю и сражается совсем иначе, чем в Ливаде. Не выкладывается в одном месте, а тонко чувствует, где его присутствие наиболее важно сейчас, появляется там и оказывает необходимую поддержку. Но Хатин знает, что Вирд – натянутая струна: звенит красиво и громко, но может в любой момент порваться от напряжения. Сегодня он убил своего «прочтенного»… он отпустил Элинаэль туда, откуда она может не вернуться… От этой мысли даже у самого Кодонака – имеющего, по мнению многих, сердце, сотворенное Оружейниками из годжийской стали, не знающее ни страха, ни сомнений, – подкашивались колени. Элинаэль не должна погибнуть. Хатин отдал бы жизнь, чтобы этого не случилось… да просто чтобы не подвергать ее опасности!.. Но, увы, его жизнь – недостаточная цена…

Без Мастера Путей эту битву не выиграть. Тот убивает смаргов, словно серп косит пшеницу во время жатвы. Вирд знает то, чего не могут знать ни разведчики, ни Кодонак со своим Даром Стратега, ни Пророки. Он сочетает Пути в таком неистовом танце, что предсказать его действия врагу невозможно, а это уже половина победы. Вирд – их главное оружие.

– Смарги обходят правый фланг, чтобы взять мост Дайл через реку, – докладывает «прыгун» Мастер Вийс. – Их ведет Титой.

– Следует разрушить мост!.. – предлагает Маштиме.

– Нет, Бахим, мост нам еще нужен. Пошли лучников, пусть Мирая защищает его, пока ее не заменят. Вийс, перемещайся к Мастеру Марто – для него приказ: удержать мост. Тасию-Тар смарги не перейдут!

– Смарги прорвали нашу оборону у брода. – Вирд появился из ниоткуда, бледный, злой, в тарийских доспехах и с повязанным д’кажем, перепачканный в крови и грязи. – Я создал водоворот. Но их туда направляет чья-то рука неиссякаемым потоком. Они пытаются форсировать реку вплавь.

– Эти твари не тонут?.. – Стойс за последнее время стал уже практически боевым Мастером, пусть не по Дару – по духу.

– Нет, они отлично плавают, хотя и не любят этого. Но направляемые людьми, переплывут реку за час. Они очень выносливы – холодная вода и быстрое течение – им нипочем. Нужно их встретить. Хатин, приготовь арбалетчиков, чтобы отстреливать их в воде. И лучников Мираи.

– Я послал ее удерживать мост Дайл, пока туда не подойдет Марто, после этого лучников разместят вдоль берега, – отвечает Хатин, добавляя вполголоса: – Как там во дворце Атаятана? Все идет гладко?

– Все идет слишком гладко… Отведи своих людей с берега у холма Чияс, я собираюсь устроить смаргам веселье!.. – Вирд уходит, а Хатин тут же отдает соответствующие приказы…

Что значит «слишком гладко»?..

Алсая Ихани

– Не забывай, что я мирный Мастер, – слабо пытается воспротивиться Алсая настояниям Марто, чтобы именно она перемещала его при необходимости в бою.

– Мирные Мастера не отправляют в иной мир одного из лучших в Первом Круге Древнего… – Марто, сузив ястребиные глаза, внимательно рассматривает свой меч – «Пляску горностая». Он убеждается, что клинок не имеет изъянов (которых иметь не может!..), достаточно заточен и не выщерблен (словно созданное Оружейниками Силы подвержено воздействию ржавчины, может затупиться или выщербиться!..).

Он намекает на убийство Абвэна. Но тогда все вышло случайно.

– Более того, Ихани, открою тебе секрет, которой до сих пор скрыт от глаз большинства Одаренных, зато очевиден для обычных людей.

– И что же это за секрет?..

– В Тарии нет больше мирных Мастеров, Ихани. И ты – не исключение!

Он прав.

Алсая была рядом с ним в палатке командования, когда они с прочими Мастерами составляли свои планы, передвигая фигурки по карте, упрямо споря, пока не появлялся Вирд и не отдавал короткий и четкий приказ. После этого споры затихали, начиналось действие. Она была с Марто, готовая в любое мгновение положить ему руку на плечо в самом центре битвы, когда вокруг рубились и умирали тарийские воины, когда смрад, исходящий от смаргов, становился одурманивающе невыносимым, уши закладывало от криков, рева и стонов, а кровь превращала в грязь землю и ее девственно-белый до начала сражения снежный покров. Алсая вздрагивала от голоса Марто, отдающего приказы, перекрикивая гортанные рыки смаргов, – никогда не думала она, что он способен так орать! Алсая содрогалась от вида отрубленных конечностей и стонов умирающих тарийцев…

Черноволосый и голубоглазый юноша… совсем еще мальчик, со взглядом затравленного волчонка упал, пронзенный стрелой смарга, в двух шагах от нее. Он истекал кровью и плакал от боли. Его можно еще спасти. Алсая бросилась к мальчику, намереваясь перенести его к Целителям.

Жесткая рука Марто больно схватила ее за предплечье.

– Я помогу ему! – кричит она.

– А им? – Марто указывает глазами на теснимых смаргами его пехотинцев: очень не многие из них Мастера Меча, очень не на многих тарийские доспехи, хотя бы частично… И очень многие гибнут… в первые же минуты боя – умирают под ударами гигантских мечей, под градом стрел размером с копье, да и просто от зубов и когтей смаргов… задыхаясь от вони, захлебываясь кровью…

– Отступаем!.. – орет Марто, вынуждая Алсаю перемещать его, оставляя мальчика умирать… В последний момент сквозь молочную дымку она видит, как останавливаются голубые глаза, и облепленное мокрыми от крови и пота волосами лицо становится желтым, как воск…

Алсая видела не так много – она находилась при Марто, а командир всегда в наименее жарком месте – отдает приказы, посылает на смерть… Где-то там, впереди, – еще хуже… Еще больше крови, смерти, вони и шума… Куда уж больше?..

Временную передышку после отступления прерывает Мастер Вийс, передающий приказ Кодонака удерживать мост Дайл.

– Выступаем!

В этот раз они не «прыгают» – и она и Марто едут верхом впереди пехоты. Солдаты бегут рысцой. Мост нельзя упустить.

Короткая встреча с Мираей и братьями по Дару – другими «прыгунами», забирающими лучников. Мастер Кивос мимоходом устало улыбается ей и уходит, прихватывая с собою четверых лучников – ему недалеко «прыгать»…

Воины заполняют весь мост и подходы у нему. Ряд арбалетчиков через каждые два ряда мечников. Лучники с длинными луками по центру моста.

Смарги, прореженные было боевыми Мастерами Мираи, вновь скапливаются на подходах к Дайлу, бледно-синюшной массой как тараном наваливаются на первый ряд тарийцев. Звона оружия почти не слышно за хрипами, ревом, криками и стонами.

Она вместе с Марто наблюдает за ходом боя с высоты башенки, наскоро возведенной Строителем Силы именно для командующего обороной моста. Сражающиеся похожи на фигурки в хо-то, их окружают белые поля То, которые скоро превратятся в Хо… алые от крови…

Алсая уже никогда не сможет снова стать мирным Мастером…

Ото Эниль

Ото сегодня провожал молодых в бой… никогда раньше не чувствовал он себя стариком в большей степени, чем сейчас. Он попрощался с Вирдом, когда тот уходил, чтобы сразиться с командирами смаргов и с… Элием Итаром… Ото прощался не с Верховным Тарии, не с Мастером Путей… а с Вирдом, сыном его друга Асы Фаэля. С мальчиком, которого много лет назад держал на коленях и которому рассказывал истории. Те из них, что считал поучительными, правдивыми. Вирд не слышал сказок об Астри Масэнэссе – у Мастеров Силы не очень популярны были легенды о нем Мастера считали недостойным задурманивать головы своим детям тем, что так вожделенно, но неосуществимо – небывалым могуществом… Разве могут быть одному человеку подвластны все Пути Силы?.. Да если бы и родился такой, в котором сочетались сотни Даров – смог бы он с ними справиться? А Вирд смог. О! Если бы Аса сейчас его видел! Он стал мужчиной… Стал Мастером Силы, какого не видел еще мир!

Ото попрощался с Элинаэль – последним Мастером Огней в Тарии, некогда славящейся своими Огненосцами. Она отправилась сражаться с самим Атаятаном-Сионото-Лосом, ушла проливать кровь за их землю, за жизнь… Ей нет еще и двадцати лет…

Ото попрощался с Алсаей. Девочка когда-то вытащила его из безвыходной ситуации, подарила возможность прожить еще несколько лет, увидеть собственными глазами, как в руках Мастера Путей светятся символы Сапфирного скипетра и узреть предсказанные Кахилем Времена Ужаса… Он надеялся, что станет и свидетелем забвения Древнего на долгие века. Он надеялся, что успеет закончить свою книгу – «Новая история Тарии», и что ее будет кому читать… и неодаренным и Одаренным… Алсая ушла сражаться, как настоящий боевой Мастер, вместе с Марто, неодаренным ливадцем, готовым бросить вызов чему угодно – знаменитые ливадские гордость и отвага…

Ото проводил в сражение «нового Тотиля», юного Архитектора, который не знал себе равных, но сотворил еще так мало – просто не успел… И Тико Талада – Разрушителя, имеющего несвойственную своему Дару, кроткую натуру и жажду познаний, более подходящую для Толкователя. Именно этим парень так симпатичен Ото. Тико взахлеб читал одолженные у Эниля книги, которые большая половина Мастеров Силы признали бы скучнейшими. Тико прислушивался к тому, что говорит Абиль Сет, с неподдельным интересом… и при всем этом – он являлся опасным Разрушителем, Мастером Смерти…

Ото проводил и Нихо Торетта… Мастера Медведя. И Хатина Кодонака – первого рыцаря Тарии, который поставил с ног на голову Город Семи Огней, выиграв с истинной удачей Мастера Стратега партию у Пророка – Эбонадо Атосааля, предавшего огонь жизни… Если бы не Хатин, Ото умер бы в изгнании, как сумасшедший старик…

До Ото доносился отдаленный шум – на том берегу идет битва, он мог бы выйти наружу, подставить лицо дыханию холодного зимнего ветра, посмотреть, как движутся в тумане за мрачной темной пучиной Тасии-Тар смазанные силуэты… своих или врагов – отсюда не разглядеть. Он мог бы попросить перебросить его поближе, повыше… туда, где видно будет больше… Но не хотел. Сегодня не хотел… Все равно, всего не обозришь – на столько миль вдоль берега растянулась эта бойня. Там все то же, что и в любой войне: боль, смерть… кровь… Кодонак бы увидел больше, но не он… Для него все, что творится на том берегу, описывается двумя словами: Времена Ужаса…

Снаружи холодно, а здесь, в палатке, тарийское пламя в переносном сосуде – подарок Вирда. Вирду дается тарийское пламя легко… почти без усилий, хотя даже Мастера Огней, каких посчастливилось знать Ото, создавали его с большим трудом.

Советник накрыл ноги полой бобрового плаща, обхватил зябнущими пальцами кубок с согретым вином. Он старик в большей степени, чем думает, и уж точно в большей, чем выглядит… Вечно мерзнущий, ленивый… уставший старик…

Ото проводил всех и остался один… Впрочем, нет, он остался с Кими, который сегодня, кутаясь в меховой плащ, следит, чтобы не иссякало горячее вино в бокале Советника Эниля…

– Выпей со мной, Ким…

– За победу?.. – без возражений наполняет второй кубок для себя Кими.

– За победу! – соглашается Ото и шепчет тихо: – И чтобы вернулись все, кого я проводил…

Ого Ки-Ти

Их задача – не допустить смаргов к реке и прикрыть правый подход к мосту Дайл с этого берега. Они – Клин Агаята. Смарги напирают, теснят их. Скоро уже задние ряды обороняющихся намочат пятки в ледяных водах Тасии-Тар. Ого – где-то в середине… Все смешалось, трудно соображать… В голове пульсирует кровавой пеленой одна мысль: «Бей смаргов! Бей! Руби! Коли! Убивай! Убивай! Убивай!» И Ого убивает. Убивает сколько может, его мышцы не чувствуют усталости, он с удивлением замечает, что на предплечье глубокий порез, но боли нет, он вытирает пот со лба – видит кровь на тыльной стороне ладони и не знает – его эта кровь, смаргов или погибших рядом товарищей? Он должен убивать! Когда-то старик Рулк рассказывал им с Рохо… тогда еще Рохо, что так бывает с воином в горячке боя, что боль придет потом… если выживешь.

– Отступаем!.. – передают командиры приказ по рядам воинов.

– Отступаем!.. – орут самые сильные глотки.

«Отступаем!» – поет рог.

– Куда?! Они нас всех потопят к смарговой матери! Сзади – Тасия-Тар, куда отступать?! – вопит седой, но по-молодецки крепко сбитый воин рядом.

– Отступаем!..

Ого видит перед собой море смаргов, море… спины тарийцев и их мечи мелькают впереди все реже и реже… Он продвинулся в первые ряды? Или просто эти первые ряды уже смяли? Ого потерял ориентацию. Меж синюшных смарговых воротников показалась голова и передние копыта вставшей на дыбы лошади. «Конница еще сражается!» – обрадовался Ого и тут же поморщился, увидев, как перерубает одним ударом смарг лошадиную шею.

На него лезет новый враг… ревет, хрипит. Как с ними разговаривают эти… из Кругов Атаятана? Интересно, человеческий язык эти твари понимают?.. Они вообще что-нибудь понимают?! Ого пропускает удар по нагруднику, железо сплющивается, сдавливает ему грудь, перекрывает дыхание, он валится в грязь, тут же пытается встать, потому что знает: иначе смарг его добьет. Руки и колени скользят по жиже из земли, крови и внутренностей смаргов и людей… Меч смарга вспахивает землю в дюйме от его головы. Ого вопит от страха, от боли в груди и от жажды жить!.. Смарг тяжело поднимает свой гигантский клинок для нового удара. «Я хочу жить!.. – лихорадочно думает Ого. – Так хочу жить!..»

Он шарит рукой в грязи… меч он выронил. «Я хочу жить!..» Смарг опускает клинок. Ого пытается увернуться, поскальзывается, беспомощно растягивается на земле. «Я ХОЧУ ЖИТЬ!!!»

Из шеи смарга выныривает острие клинка, тут же исчезает, оголяя рану, словно раскрытую пасть, кровь хлещет и заливает Ого… Смарг начинает валиться на него. Ого ничего не успевает, только закрыть голову руками… Кто-то хватает его за согнутую в локте руку и за низ кирасы, волочит по грязи… смарг рухнул очень близко, но не на него. «Как я хочу жить…»

Седой воин, тот самый, который кричал, что все они утонут, помогает ему подняться, второй – низкий, с таким грязным лицом, что трудно разглядеть черты, определить возраст, вкладывает в руки его подобранный меч, хлопает по спине:

– Дерись, кутиец! Смарг тебя сожри! Дерись!..

– Отступаем!.. – снова слышится во всеобщей свалке.

Ого видит, как уцелевшая конница прорубается сквозь строй смаргов, но не вперед, а назад, к своим. Отступление. Уродливых воротников впереди становится все меньше.

– К реке! К реке!.. – крики в строю.

Рог трубит отступление. Теперь их теснят к реке не смарги, а собственная конница. Ого пятится, затем поворачивается и бежит с остальными. На холме Чияс, где скопились смарги, что-то громыхнуло. Вспышка яркого света полыхнула от востока до запада… Молния. Гроза зимой?.. Тарийцы остановились, пытаясь разглядеть, что там…

– Давай! – Седой воин и тот, второй, с перепачканным лицом, сходятся вместе, плечо к плечу, наискось соединяют руки, выставляя опорой перед собой. – Давай, кутиец, взбирайся к нам на плечи, посмотри, что происходит!..

Ого с сомнением смотрит на некрупных воинов. Выдержат? Затем с прыжка отталкивается правой ногой от их перекрещенных рук и, опираясь на плечи обоих вначале коленями, затем ступнями, держась за головы, осторожно приподнимается.

Снова громыхнуло. Холм заходил ходуном, волна, как на воде, поколебала землю под ногами держащих его. Ого хватается за волосы того, что перепачкан в грязи, чтобы удержать равновесие.

– А-а-а! Полегче там, кутиец!

Пламя оранжевыми сполохами хозяйничает на холме. Смарги мечутся в панике, бегают по холму, словно живые факелы, падают черными головешками. Вирд!.. Там Вирд!.. Кто же еще?! Это он в буквальном смысле задал жару этим смарговым смаргам… как правильно сказать? Так и есть – смарговые смарги! Мерзость вдвойне! Эффы их всех пожрите!..

– Верховный!.. – орет Ого. – Верховный! Вирд! Он на холме!

Невидимый клинок на весь горизонт, со свистом рассекая воздух, несется по рядам смаргов, извергая из их вонючих поганых глоток предсмертные хрипы и рев.

– Ура! Да горит пламя Верховного! – вопит Ого, и его клич подхватывают тысячи голосов.

– Да горит пламя Верховного!.. Вирд-А-Нэйс! Вирд-А-Нэйс!..

Хатин Кодонак

– Победа на холме Чияс, – докладывает «прыгун», Кодонак позабыл его имя… – Клин Агаята спасен, из его людей погибло не больше трети!

– Треть!.. – стонет Бахим.

Марто пока успешно удерживает мост, но там наблюдается уменьшение количества смаргов, хотя они и атакуют очень активно. Хатин задумчиво разглядывает очертания берегов Тасии-Тар на карте, передвигает фигурки, обозначающие силы смаргов вдоль берега. Они передислоцируют войска, как докладывают разведчики. Растянулись миль на пять вдоль реки… И их достаточно много, чтобы представлять собою опасность на всем этом отрезке…

Часть смаргов развернулась, чтобы дать отпор арайцам, еще часть – чтобы встретить ливадцев. Не слишком много, как раз столько, чтобы задержать союзников… Арайцы уже терпят значительные потери…

Кодонак тоже растянул своих боевых Мастеров вдоль всего берега на этой стороне. «Прыгунов» отчаянно не хватает. А у этих… Атаятановых прихвостней – каждый и «прыгун» и боец! Смарг их сожри! Как они собираются преодолеть реку? Неужели действительно вплавь?..

– Готовь Разрушителей, Бэл!.. – мрачно говорит Кодонак. – По десять человек через каждые полмили, обеспечь их «прыгунами», чтобы были готовы в минуты перелетать с места на место!

– Мастеров Перемещений мало! А те, что есть, едва держатся на ногах… – жалуется Стойс.

– Знаю! Ни искры, ни пламени, Тайшиль, знаю!.. Но что-то готовят смарги вдоль берега…

Стойс перемещает Хатина на дозорную башню, возведенную перед самым боем чуть южнее тылового лагеря. Башня стоит на холме, и сама достаточно высока – отсюда неплохо видно, что происходит на том берегу.

Смарги скопились у самой кромки воды, но, похоже, не спешат бросаться вплавь и плотов больше не строят. Он замечает какое-то движение в их белесой среде. Смарги расступаются, пропуская людей. Ни искры, ни пламени! Связанные Кругом! Вскидывают руки – Хатин узнает танец Строителей. Над рекой сверкающей дугой поднимается вода, замерзая, образует… мост! Мост!.. Раздери их всех Древний! Дальше на юг один за другим вырастают такие же сверкающие коромысла! Кодонак оборачивается на север – то же самое! Вот как они собираются попасть на этот берег!

– Рушить мосты, когда смарги достигнут середины! – отдает он приказ для Мастеров Стихий ожидающему здесь «прыгуну».

Успеют ли они вовремя к основаниям мостов? Конструкция не может быть очень прочной, ведь прирожденных Строителей у Атаятана не так уж и много… Хотя часть мостов – те, которые возвели настоящие Строители, могут оказаться прочнее Конюшен Пятилистника, работы Тотиля: нельзя не учитывать, что связь с Древним увеличивает яркость Дара.

Смарги хлынули единым потоком на мосты, Хатин поднял лицо к небесам: «Помоги, Мастер Судеб!..»

Его внимание привлекает то, что задние ряды отродий Древнего не готовятся вступить на мост вслед за передними, а начинают движение к центру линии фронта, как раз напротив их тылового лагеря, там, где никаких мостов нет.

– Что там? Что же там?.. – шепчет Хатин. – Древний их раздери! Что они задумали?

«Что бы сделал я сам? Собрал бы туда моих Мастеров Стихий, зная, что Разрушители врага отвлеклись на мосты, и просто рассек бы Тасию-Тар, пустив воду на этот берег, прямо на тыловой лагерь… У меня бы сил хватило – больше сотни Разрушителей… Но у них? У них только четырнадцать. А самый опасный и сильный Мастер Стихий – Элий Итар, мертв. Нет… Не потянут четырнадцать человек такой фокус… Или потянут?.. Ни искры, ни пламени!..»

Слева раздались оглушительный треск, вой и рев: Хатин с удовольствием полюбовался, как градом сыплются с первого разрушенного моста мощные тела смаргов, а их кожистые вороты развевались в воздухе. К сожалению, не все из них в стальных кирасах – у таковых есть шанс всплыть. Неужели эти туши в самом деле могут плавать?.. Хатин убедился в этом собственными глазами, глядя, как одна лысая блестящая на солнце голова появляется над водой вслед за другой. Течение Тасии-Тар в этих местах было не самое безопасное. Но мощные руки, вспенивая воду, гребли со звериным упорством и отчаянием. По крайней мере, некоторые выгребут… Мастера Стихий рушили новые мосты с юга и севера отсюда. Преисподняя разверзлась на обоих берегах Тасии-Тар. Более сотни Разрушителей терзали великую реку. «Эти берега уже никогда не стану прежними…» – думал Хатин.

– Верховный в тыловом лагере! – задыхаясь от усталости, докладывал появившийся «прыгун» в еще не рассеявшемся тумане перемещений. – Приказывает эвакуироваться!..

Вирд также понял: они задумали что-то! Только кто им противостанет? Сам Вирд? В каком он состоянии после совершенного на холме Чияс? Не ливадское смертельное сияние, конечно, – подобное Вирд не сплетет, так как сразу же ляжет, а удерживать полотно без него, как в прошлый раз, некому: у Элинаэль, Тико и Итина есть дело поважней…

– Пойдем, увидимся с Верховным, – решил Кодонак, и Стойс без лишних слов положил руку ему на плечо.

Хатин еще раз взглянул на взволнованную, будто море под сильным ветром, Тасию-Тар, принимающую в свои объятья новых и новых врагов. «Неужели ты повернешься против нас, великая река… артерия, несущая кровь Тарии?..»

Итин Этаналь

Они ступали мягко, скользили по уложенному его Силой белоснежному мрамору туда, где виднелись распахнутые настежь массивные резные двери в Зал Атаятана. У Итина перехватило дыхание. Мастера Оружия шли впереди, за ними четверо «прыгунов», потом они – носители пяти Сил, и Элинаэль, а арьергардом – еще шесть Мастеров Перемещений.

Итин не был очень высок, но спины соратников впереди не помещали ему увидеть стоявшего посреди зала, вытянувшись во весь свой десятифутовый рост, Атаятана, освещенного устало клонящимся к закату солнцем… Древний был один. Но он их ждал. Это несомненно… Итин содрогнулся – он их ждал!!! Как страшно это звучит…

Древний так же красив и так же вызывает у Итина ни с чем не сравнимый ужас, как и тогда, когда он пришел сюда выполнить условия сделки… меньше года назад. До конца заключенного ими тогда перемирия – еще три месяца… Может, они зря не воспользовались шансом прожить в покое эти дни, просто пожить еще… Итин не готов был умирать… нет! Не тогда, когда Иссима стала его… Когда вновь начал выстраивать он свою хрупкую… такую хрупкую спокойную жизнь… Его стабильность – это лед на реке, едва пригреет солнце – и вот все ломается, и быстрая стремнина несет осколки, заворачивая их в пенящиеся водовороты…

Иссима сжала его руку своей горячей, как огонь, ладонью, и он был благодарен ей за это. «Моя хорошая… Неужели ты не боишься?..»

Пока мысли проносились с молниеносной скоростью в его голове, Каласэ, Далис и Кортэ выстрелили один за другим, с паузой в доли секунды.

Атаятан даже не пошевелился, не попытался уклониться, отбросить сеть рукой или разрезать ее своими ужасными семидюймовыми ногтями, сверкающими на солнце так, будто это была сталь, – отчего Итину страхом просто скрутило внутренности… Нет ничего ужаснее, чем видеть, что враг плевать хотел на твое мощное и опасное оружие…

Первая сеть накрыла голову Атаятана, свесилась до самого пола, заискрившись сполохами, вторая и третья последовали за ней, и Древний стоял, улыбаясь, опутанный золотой паутиной, прекрасный, как произведение искусства какого-то сумасшедшего скульптора, безусловно, талантливого, но непонятно что желавшего выразить…

Мастер Той и Мастер Таш бросились к нему, защелкивая прямо поверх сети браслеты, после чего движущиеся с быстротой вихря Мастер Гайс и Мастер Драг опутали Древнего цепью, стянув ее на лодыжках и защелкнув замысловатым замком…

Они действовали быстро, четко и слаженно… И Итину бы радоваться… но… почему Атаятан совершенно не сопротивляется, только смотрит?..

Мастера Стихий синхронно сделали резкий выпад на правую ногу, полусогнув ее в колене, и выбросили вперед ладони: Итин ощутил движение воздуха даже здесь, позади Разрушителей. Поток сбил Древнего с ног, тот рухнул на пол как подкошенный, так же молча и по-прежнему не оказывая сопротивления. Дворец отозвался на гулкое падение его тела сдавленным стоном… Почему? Почему он не сражается?!

Они переглянулись: эта мысль беспокоила всех присутствующих. По отработанной уже схеме пятеро выстроились вокруг лежащего на полу обездвиженного Атаятана-Сионото-Лоса – самого грозного и зловещего существа в их мире…

Ото Эниль

– Приказ – эвакуироваться!.. Срочно! Советник Эниль, поторопитесь! Вас приказано перебросить в первую очередь!.. Я на пределе! Не знаю даже, смогу ли сделать этот «прыжок»!.. – кричал, задыхаясь, Шийнс – совсем еще молодой Мастер Перемещений. Он на самом деле выглядел измотанным и обессиленным.

– Что случилось? – спросил Ото, вставая и сгребая с раскладного столика свои записи.

Кими хмуро смотрел на молодого «прыгуна».

– Я не знаю; приказ Верховного! Сейчас всех отсюда перебрасывают! Всех, кого успеют… Скорее! Времени нет! Оставляйте все!..

– Ты сказал, что сил у тебя мало, мальчик?.. – тихо проговорил Кими. – Одного тебе будет легче перебросить…

– Даже не думай! – заорал Ото, которой сразу же прочел мысли старого лиса – хотел избавиться от него! Считает, что пришла пора умирать. – Мы с тобой еще успеем умереть, Ким! Не ломайся, и чтоб больше ничего подобного я от тебя не слышал! Перемещай, Мастер Шийнс!..

Они очутились на высоком холме намного западнее берега Тасии-Тар. После теплой, согретой тарийским огнем палатки холод сразу пробрался под его плащ, и Ото спрятал руки, сжимающие беспорядочно сложенные листы с записями, под плащ.

– Успел… – выдохнул Шийнс, – но дальше… все – не смогу прыгнуть даже на сотню шагов!

Мастер уселся прямо на землю и опустил голову на колени, приходя в себя. Молодому телу холод не так страшен.

Рядом с ними в искрящемся тумане появились еще несколько человек – из лагеря. Перебросившие их «прыгуны» тут же исчезали. Ото кивнул Мастеру Тинсу, Мастеру Агалису, Мастеру Кайнес, нескольким знакомым Музыкантам Силы. Все они обескуражены и не знают, что происходит.

Ото тревожно глянул на Кими, его старый слуга вглядывался в ту сторону, где они только что находились: на чернеющие в белом поле палатки, на полыхающие тут и там костры… Люди еще суетились меж них, но их становилось все меньше. Черные точки быстро двигались по направлению к ближайшей высоте – те, кого не смогли перебросить, спешили покинуть лагерь верхом или на собственных ногах.

– Что там происходит?.. – прошептал Ото.

Кими пожал плечами:

– Ничего хорошего… Ото… Большая смарговая задница с худшей ее стороны! И да простит меня Мастер Судеб, Советник Малого Совета и присутствующие здесь Мастера Силы за столь грубые слова!..

Хатин Кодонак

– Как ты, Вирд?.. – первым делом спрашивает Хатин, оказавшись рядом с Верховным.

Тот глядит на него раздраженно, словно он сказал какую-то глупость.

– Холм Чияс тебя не измотал?.. – уточняет Кодонак.

– Нет! Меня сегодня ничто не сможет измотать, пока я не сделаю самого главного! Я сегодня умер, Хатин! Возможно, умру еще раз!..

– Слишком много для одного дня…

– Видимо… нет. Уходите! Сейчас сюда хлынет вода. Я смогу ее перенаправить, но не так чисто, как хотелось бы. Тыловой лагерь будет затоплен!

– Позволь остаться с тобой… – возразил Кодонак, – во мне капля Разрушителя – может, пригодится. А Стойс, если что, перебросит нас обоих…

Вирд только кивнул, становясь в стойку для танца Мастера Стихий. Хатин закрыл глаза, концентрируясь: все-таки Разрушение – лишь вспомогательный Дар у него.

Тасия-Тар взбесилась, ее воды разверзлись, оголяя дно… Русло вздыбилось, выбрасывая поток на западный берег, туда, где был их тыловой лагерь. Ледяная мутная волна прокатилась, сметая палатки, костры… тех, кто не успел убежать, заполняя прибрежные рощи, покрывая заросли кустарника…

То, что делал Вирд, было недосягаемо для Хатина, его собственной Силы хватило лишь, чтобы почувствовать направление воздействия.

Верховный утихомиривал Тасию-Тар, он возвращал ее в русло, он уговаривал ее. Он действовал совсем не как Разрушитель, скорее, как Освободитель – так работал Дар Тико, отличный от других в Мастерах Стихий. Хатин знал, что Вирд использует и другие Пути, возвращая реку на свое место… Его губы шептали… или пели, его пальцы сплетали невидимые узоры, возводя стены там, где вода, не успевшая еще подчиниться, пыталась пробить себе дорогу в долину.

Вирд шептал великой реке непонятные слова, шептал горячо и страстно, как Хатин мог бы шептать разве что любовнице … Вирд замораживал воду в одном месте и испарял в другом. Стихии повиновались ему, затихали перед ним. Ветер служил ему, вода и земля кланялись ему… Огонь приходил по его призыву…

Хатин боялся, что Вирд рухнет от усталости, но он был полон сил. И чем больше работал, тем энергичнее двигался, тем сильнее разгоралось пламя в его глазах. Казалось, он слышит песню стихий, как Мастер Оружия слышит песню своего меча, черпая из нее сверхъестественную силу.

Тасия-Тар была покорена. Но за то время, пока Вирд боролся с рекой, по оголившемуся дну на этот берег успело перейти немало смаргов. Они двигались с быстротой лошади, скачущей галопом. Они заполняли берег, перебегая на высоту и атакуя отступившие туда основные силы тарийцев.

Если бы Вирда здесь не было, то за день по открывшемуся в реке проходу на эту сторону перешли бы все смарги… А так… лишь третья часть. С этим они справятся. Увы, не без потерь…

Вирд опустил руки, замотал головой, будто отряхиваясь от воды.

– Надо позаботиться о гостях… – говорит он, сверкая зелеными пронзительными глазами из-под д’кажа.

– Их встретят!.. – усмехается Кодонак, и улыбка тут же сползает с его лица – прямо перед ними, шагах в двадцати, как из-под земли выросли с сотню Мастеров Атаятана. У каждого в руке обнаженный меч, большая часть – с волосами, не доходящими до плеч: бывшие Тайные – значит, боевые… Как бы ни силен был Вирд и сам Хатин, а с сотней им не справиться.

– Тайшиль! За подмогой! – приказывает Хатин, выхватывая «Разрывающего Круг».

Его прошибает пот от неистовой жажды меча…

Вирд зловеще улыбается. Среди прибывших – Титой и Атосааль.

– Смерть пришла за тобой, Кодонак! – выкрикнул бывший Верховный. – Готов?..

– Какой же боевой Мастер не любит танцевать со смертью?.. – отвечает Хатин… почти весело.

– И ты тоже сегодня умрешь, Вирд-А-Нэйс! Но не от моей руки! Атаятан выпьет тебя! Это хуже, чем я думал. Даже пепла от тебя не останется, чтобы помнить о твоем огне… Вот почему я не видел твоего следа в будущем!

– Тебе нельзя меня убивать!.. – произносит Вирд. – А мне тебя – можно!

И, крутанувшись, выстреливает струей огня в сторону Атосааля. Огонь удается сбить их Разрушителям, хотя двое врагов попадают под пламя и изгибаются в крике, сгорая на земле.

– Я знаю, что переживу этот день!.. – усмехнулся Эбонадо, который всегда предпочитал словесные баталии любым другим.

– Но не эту ночь – день уже на исходе!.. – парирует Вирд.

Итин Этаналь

Началось воздействие… Все так же, как в прошлый раз: как только зазвучала вдохновляющая музыка Торетта, вступил Итин. Потоки Силы – словно нити, пленяющие запястья и лодыжки. Серебряный венец обвил красивую голову Древнего… Дальше действовала Иссима. Увы, он не мог видеть, что именно делала она. Следом – Тико, вращая руками и перепуганными глазами.

Итину казалось, что мелькают мгновения, хотя на самом деле проходили часы.

Завершал Абиль Сет словами, проникающими, казалось, в глубь костей:

– Усни, Атаятан-Сионото-Лос! Отправляйся в забвение! Тебе нет места в этом мире, Купающийся в крови! Усни!

Элинаэль. Ее руки дрожат. Итин видит отчетливо, как трясется кинжал, которым разрезает она свою маленькую ладонь с длинными красивыми пальцами… Кровь окрашивает ее белую нежную кожу, она простирает открытую ладонь над Атаятаном. Капля крови, пронзительно-алая в этом царстве белого мрамора, была для глаз Итина звенящим криком в тишине… Время замедлилось… капля летела не доли мгновения… нет… часы… долгие, долгие часы… она все никак не могла упасть, все никак не могла коснуться кожи Атаятана…

Томительно тянулся ее бесконечный полет… и вдруг она взорвалась, ударившись в обнаженную грудь Древнего… Первая капля растеклась, но не превратилась в витую нить, как тогда… с Меняющей обличья… вторая, третья, четвертая… такие же ярко-алые, падали на грудь, шею, лицо, волосы чудовища, они растекались, а не струились, оплетая тело Атаятана, не вспыхивали горячим пламенем победоносно… Они поглощались его изумительно гладкой кожей… Итин мельком посмотрел на Абиля Сета, и его сердце упало, ухнув в самую глубокую бездну, какую только может вырыть человеческий страх… – лицо Пророка перекошено ужасом, тем самым, который сейчас душит Итина…

Элинаэль отдернула ладонь, побелела, как… мрамор… болезненно застонала, сделала шаг назад, еще шаг… ее ноги подкосились. Итин бросился к ней одновременно с Тореттом и Драгом, но они не успели… Атаятан вскинул руки, легко, словно паутину, порвал и опоясывающую его цепь, и наброшенную сеть, стянул, уже поднимаясь, лениво и презрительно, браслеты с рук. На пол со звоном упал искореженный металл… Волна Силы ударила всех окружавших его, сбивая с ног, отбрасывая к стенам… Все они: и мирные Мастера и боевые, отлетели, будто тряпичные куклы, беспомощно заскользив по мрамору… Лишь Элинаэль осталась там, где упала на колени, словно привязанная невидимыми веревками к Атаятану… У Итина ломило спину и ныло у солнечного сплетения, он хорошо приложился головой о мраморную колонну, чудом не расшибся насмерть и даже не потерял сознание – видимо, его творение пожалело творца…

Атаятан улыбнулся, снимая с себя остатки порванной сети. В зале стали появляться один за другим его приспешники. Итин узнал Эбонадо Атосааля, Ужвина Хайшо, Алкаса Титоя, Динораду Айлид… Арайского Мудреца он раньше ни разу не видел, но тоже узнал по смуглой коже и длинной, не по тарийской моде, бороде. Некоторые из прочих Мастеров, предавших Тарию, тоже были ему знакомы когда-то давно, еще в его тихом, не знающим бурь и ураганов, мире. Многие из них тяжело дышат, покрыты кровью и потом, измазаны в грязи, у большей части в руках обнаженные мечи, – они будто бы вырваны из самого апогея битвы.

Он увидел Ату, одетую в меха, и стоящего рядом с нею сына севера. Одного брата-близнеца нет. Они здесь не по собственной воле – их привели. Ата сверлит Атаятана взглядом, полным ненависти, и что-то бормочет себе под нос.

В одном из дальних углов зала появился Ках… или Эрси Диштой, на таком имени он с недавних пор настаивал. Он переместился в сопровождении одного из Мастеров, положившего руку ему на плечо. А это значит, что самостоятельно «прыгать» он не способен, и в Первый Круг еще не вернулся… Итин никогда не верил, что он снова свяжет себя с Древним, – собственными глазами видел его освобождение. Бледное, изможденное и хмурое лицо Эрси, а также та боль и тревога, с которой глядел он на Элинаэль, развеяли последние сомнения Итина.

– Я изменился… – сказал, наконец, Атаятан-Сионото-Лос, – мне не опасен Огненосец с тех самых пор, как я выпил Дар Повелителя Огня Этаса. Вы сами затеяли эту игру, но я в ней выиграл! И теперь я заберу причитающуюся мне награду! Ты – первая! – Он указал на Элинаэль.

 

Глава 30

Испытание

Идай Маизан

– Вы все – мой Первый Круг, вернетесь, как только я позову, – говорил им Атаятан-Сионото-Лос перед битвой. – Вернетесь, как бы ни шел бой. Вернетесь, если будете побеждать и если будете терпеть поражение. Главный бой вести стану я. А сейчас вы должны уйти. Все до единого! Отправляйтесь на берег великой реки, поведите смаргов. Уничтожьте людей, восставших против меня. Уничтожьте тех, кто противостоит мне. Они думают, что могут оказывать мне сопротивление. Никто из них не догадывается, что я лишь играю с ними, даю им глоток того, что называют они свободой. Пусть умирают, если хотят. А тех, кто изберет жизнь, я приму.

Идай не понимал, почему господин отсылает их, хотя знает, что тарийцы подготовились, чтобы предать его забвению. Их Огненосица, уже одержавшая однажды победу над Эт’ифэйной, – сильна, опытна теперь и опасна. Но Атаятан-Сионото-Лос многократно превосходит любого человека мудростью и хитростью: если он говорит, что так нужно, то Идай исполнит его приказ. Как исполнил другой его приказ за несколько часов до их отправления. Повеления Древнего – немедленно взять Каха и переместиться на место гибели Элия Итара, но исцелить не Варталаса, пользовавшегося особым расположением Атаятана, нет… не его, а Вирда-А-Нэйса, – Идай тоже не понимал, но сделал все в точности.

Варталас все равно был уже мертв. Впрочем, Идай знал, что Атаятан мог бы того вернуть, если бы захотел. Отчего не захотел? Почему предпочел спасти их врага – Верховного Тарии? Идай не знал; его дело – повиноваться. Повиноваться в смирении, а затем взирать с восхищением на дела господина, купаться в его славе и победе. В том, что Атаятан-Сионото-Лос одержит победу, Идай не сомневался.

Золотому Корпусу удалось нанести урон их Одаренным людям в первые утренние часы, но небольшой. По-настоящему жаль только Итара, наделенного необыкновенной силой и способного в одиночку разрушить Город Семи Огней. Остальные – так, разменная монета… искры, как называют деньги в Тарии. Около двадцати из Вторых, Третьих и Четвертых Кругов погибли в первые минуты боя, когда Верховный нарушил перемирие и неожиданно напал. Людей, связанных с Идаем, среди них не было – все в основном из Кругов Итара… Они полегли вместе с Варталасом. Уцелевшие вышли из строя, им нелегко пережить смерть связавшего, особенно если их сразу не передать кому-нибудь другому.

Дальше битва шла с переменным успехом. Смаргов больше, и они вдвое выше, крупнее и намного сильнее любого воина-человека, кроме Одаренного. А что может сделать кучка боевых Мастеров против тьмы слуг Древнего?

После исцеления Кахом Вирд-А-Нэйса, атака возобновилась с новой силой. Тарийцы сражались, как безумные, но наиболее неистовым был сам их Верховный. Иной раз Идаю казалось, что сила Итара перешла к Вирду. Вихри и смерчи, взбесившая ледяная вода из Тасии-Тар, разверзающаяся под ногами земля и пламя – все это пожирало смаргов сотнями, опустошая их ряды.

Идай переключился на левый фланг, когда узнал, что там атакуют арайцы. Он отправился, чтобы собственными глазами увидеть Арайскую Кобру, развевающуюся на полосатом бело-желтом фоне над блистающими латами воинов. Но император Хокой-То вел не только воинов – четыре тысячи эффов, тех самых, что должны были сражаться на стороне создавшего их Древнего, следовали за человеком… по повелению человека. Пантэс слишком хорошо был знаком с этими существами, чтобы понимать, как нелегко их убить… но не смаргу. Со смаргами сражались они на равных. Смарги ломали эффам хребты, раздирали пасти, а эффы, особенно нападая группами, разрывали слуг Древнего на части. Эта мешанина одинаково вздыбленных шипастых воротников, крови и рева завораживала взгляд и слух Идая, но у него были другие дела.

Он переместился поближе, чтобы убедиться – Хатар Ташив здесь, и его мерзкий прислужник Куголь Аб тенью следует за Указующим. Других Мудрецов нет. А Правого Указующего охраняет небольшой отряд арайцев, отменные мечники с годжийскими саблями, но их только двадцать. Идай ухмыльнулся, позвал с собою пятерых из своего Второго Круга и оказался прямо перед этим отрядом, выхватывая меч. Он был воином – жажда битвы в его жилах, и жажда мести в его сердце. Хатар Ташив сегодня будет стоять на коленях перед ним.

Они вшестером врезались в строй охранявших Ташива, раскидывая их, словно львы псов. Куголь Аб вынул свой меч и, взявшись за рукоять обеими руками, вышел вперед, заслоняя Указующего. Идай не станет убивать быстро Куголя Аба. Бывший смотритель, погубивший его самых верных слуг – братьев Шайт, заслуживает долгой и мучительной смерти, а еще более долгая и мучительная кончина ожидает Мудреца Ташива.

От сладкой мести отделяли его лишь семеро оставшихся в живых арайцев – преграда из прутьев перед топором. Идай своим мечом отрубил, будто сухую ветвь, руку одного из арайцев, умылся кровью врага, он все ближе к цели с каждым шагом, с каждым ударом. Как же упоительно обладать такой мощью, что превращает сильных воинов врага в слабых детей! Он занес клинок для нового удара, но в это мгновение зов Атаятана-Сионото-Лоса пронзил внутренности. Господин призывает его…

Еще несколько минут – и Хатар Ташив был бы у него в руках. Но зов хозяина священен! Он вернется… Он заберет славу Указующего, честь Ташива, страну Ташива, Обитель Ташива! Он – Идай Маизан – будет властвовать в Аре. А Ташив и Аб станут пресмыкаться перед ним, моля даровать им легкую смерть!..

Фенэ Хай-Лид ди Агаят

Фенэ качала колыбель со своим сокровищем, с подарком Создателя, с мечтой, которую так долго хранила она в своем сердце, не надеясь, что та осуществится. Ее сын. С черными, как у Алея, глазами… Ее сын – с его подбородком, с его носом. И еще что-то в нем неуловимое так напоминает ей отца… «Твой внук, отец… Тот, который станет когда-нибудь великим военачальником. Создатель смиловался надо мной, ответил на молитвы…»

Королевский дворец опустел, очень многие отправились на войну. И ее Алей – там. Он среди первых. Он среди тех, кто ведет народ против орд зла. Он встретит смаргов собственным мечом… И он может не вернуться…

Фенэ взяла малыша за руку:

– Неужели твой отец так и не увидит тебя?

Стук в дверь отвлек ее от печальных мыслей, и Фенэ дала служанке знак открыть.

На пороге стоял Гани Наэль, печальный и тихий.

– Ты не ушел с воинами?..

– Я не создан для войны. Да и король настоял, чтобы в этот раз я остался здесь. К тебе можно, к’Хаиль?..

– Входи, раз пришел…

Гани подошел к колыбели, улыбнулся младенцу:

– Похож на Агаята…

– И на моего отца…

Он сел в кресло, вытянув ноги к огню.

– Я почти жалею, что не пошел с ними.

– Ты же не создан для войны, – усмехнулась Фенэ, – ты создан для музыки, для песен, для мира…

– Мир нужно защитить. Все там, даже Ото Эниль…

– Но ведь королева Алиния – в Городе Семи Огней?

– Да… И это одна из причин, почему король просил меня остаться…

– Приглядывать за ней?..

– Ну, не то чтобы… приглядывать… Оставим эту тему, Фенэ!..

Она рассмеялась. Гани смущен! Когда еще ей выпадал шанс смутить Мастера Наэля?..

Из соседней комнаты, как обычно, тихо вышла Кара с кувшином в руках и направилась к двери, чтобы принести теплой воды для вечернего умывания Фенэ.

Мастер Наэль взглянул на Кару, отчего-то нахмурился, словно что-то припоминая, откинул со лба волосы такого странного для молодого еще мужчины цвета, и спросил:

– Помнишь записку, Фенэ? О покровителе Палстора. Это ты ее передала?

– О какой записке речь? – Она не помнила, чтобы передавала ему нечто подобное.

– Кара мне вручила ее в саду. Написано было твоей рукой. – Гани выглядел удивленным. – «Если хочешь узнать, кто покровитель Палстора, будь после захода солнца у пристани возле судна «Королева Алиния».

– Я не писала этих слов. – Фенэ была уверена. – Ты был обманут. А кого ты нашел на пристани?..

– Я не смог пойти сам, послал Эй-Га. Тот не увидел там ни Палстора, ни тем более его покровителя. Несколько подозрительных типов шлялись около доков, и все… Я не придал значения этому событию, так как в тот день узнал все, что мне нужно, из другого источника. Похоже, меня в самом деле обманули?..

– И Кара замешана в обмане?.. – Фенэ обернулась, с гневом глядя на посеревшую от испуга Кару, прижимающую к груди кувшин.

– Подойди сюда! – приказала она.

Страх – честь раба. Но здесь они не рабы, а слуги! И что для них честь? Они легко предают… Неужели Кара предала?..

– Рассказывай!..

Служанка, которой Фенэ великодушно даровала свободу, упала на колени, не отпуская кувшин, вцепившись в него побелевшими пальцами.

– Говори!.. – процедила Фенэ сквозь зубы, она крикнула бы, но не хотела будить ребенка.

– Прости, госпожа, прости меня… Прости… – Слезы бежали по щекам Кары, слезы предавшей. – Они сказали, что вырежут ребенка из твоего чрева, если я не сделаю этого!..

– Кто это тебе сказал? – вмешался Наэль, пока Фенэ задыхалась от возмущения и страха… Ей угрожала опасность, здесь, во Дворце Короля-Наместника, а она и не знала об этом!

– Незнакомые мне люди. Они схватили меня, когда я выходила в город за покупками для моей госпожи. Приказали передать записку от к’Хаиль тебе, Мастер Наэль… Они сказали, чтобы я и не думала ослушаться или рассказать кому-нибудь, иначе все мы умрем… А так… только… только… Мастер Наэль…

Гани выдохнул, откидываясь в кресле, ударил ладонями по подлокотникам, рассмеялся:

– Да я рисковал своей шкурой в гораздо большей степени, чем предполагал! Меня хотели убить там, на пристани! Счастливый случай меня спас…

«Правду ли говорит она?» – думала Фенэ.

– Так ты сделала это, чтобы сохранить мою жизнь?

– Да, госпожа!.. Твоя жизнь и жизнь твоего сына для меня дороже собственной! Я не посмела нарушить их повеления… я испугалась…

– Как мне узнать, что ты не врешь?

– Я всегда была верна тебе, к’Хаиль, всегда! Я с детства служу тебе! Я бы не предала! Я последовала за тобой после того, как ты дала мне свободу. Я не вернулась в Ару, где мой возлюбленный. Я люблю тебя больше всего… Больше жизни… – плакала бывшая рабыня. – Убей меня, если желаешь…

Фенэ слушала ее, поджав губы, и не знала, что же ей делать. После рождения сына она стала слишком мягкой…

– Страх – честь раба… – тихо произнес Наэль. – Преданность – честь слуги. Любовь – честь друга…

– В Аре остался твой возлюбленный?..

– Да, к’Хаиль…

– Кто он?

– Один из рабов… твоих рабов – Усий.

– Я даровала его Кох-То вместе с другими…

– Да, к’Хаиль…

– Иди. Иди, принеси воды, а потом отправляйся спать к другим слугам. Я должна подумать, должна решить… верить тебе или нет…

Что же это? Предательство или проявление любви? Как же запутано все в этой Тарии! Кара ушла, а Фенэ все никак не могла успокоиться, размышляя о чести… раба, слуги… друга…

– Как ты назвала ребенка? – спросил музыкант после некоторого молчания.

– Я?.. – Фенэ удивилась вопросу. В Аре только отцы дают имена сыновьям. А если отца нет в живых, то его ближайший родственник-мужчина, друг или господин. Наэль может об этом не знать.

– Алей даст ему имя, когда вернется с победой.

– Так он без имени?

– Он – Дар Каэ-Маса, так я называю его, пока он не получит настоящего имени.

– Каэ-Маса?

– Разве ты в Аре не слышал легенды о Каэ-Масе? Ты ведь собирал песни и баллады.

– Что-то припоминаю. – Гани потер подбородок, потянулся к серебряному кувшину на столике, заглянул в него. Поморщился, обнаружив молоко вместо вина. Фенэ улыбнулась – кормящей матери вино ни к чему, а гостей она не ждала.

И расправил крылья Каэ-Мас – тот, кто летит. И солнце остановилось, чтоб продлить его день, Пока рука его не устанет истреблять алчущих человеческой души. Меч его окрасился кровью, одежды его стали красными, Но он не опустил руки и не вложил в ножны острый клинок. Огонь горел в его руке, истребляя приходящих во тьме, Земля разверзлась, чтобы поглотить жаждущих плоти, Ветер покорился ему, и реки обратились вспять по его слову. А когда не осталось больше ни одного, кто брал наших детей, Он поднялся на Спину Дракона и жил один среди волков, Пока душа его не исцелилась от страданий, причиненных тенью, –

произнес Музыкант голосом, звучавшим мелодично, словно арайская цитра. – Кое-что я помню, как видишь. Думаешь это пророчество о Вирде?

– Вирд? До сих пор называешь его просто Вирд?

– Мы называем его одинаково, Фенэ. Вирд, Каэ-Мас, Человек с крыльями – как говорила Ата. Значение одно и то же. Вирд, он и есть Вирд. И дай Мастер Судеб, чтобы он не возгордился и не изменился… О, малыш проснулся…

Младенец действительно открыл глаза, заворочался и захныкал, а через несколько мгновений тихое попискивание переросло в пронзительный крик. Фенэ взяла его на руки, но он не перестал плакать.

– Он чувствует, что его отцу тяжело приходится сейчас… – Фенэ не могла сдержать слез – ее Алей сражается, прямо сейчас он скрещивает свой меч с вражеским. «Храни его, Создатель! Возврати его мне живым!»

Гани глянул на нее печально, достал верную свою лютню.

– Чем сумеет помочь музыкант? Разве что сложить колыбельную для твоего… Дара Каэ-Маса… – Он провел пальцами по струнам, и малыш, прислушавшись, замолчал на руках у Фенэ.

– Пой, Гани… Пой. Успокой и мое сердце. Пой о победе! Сложи песню надежды!..

Наэль улыбнулся и запел:

Ночь вступила в поднебесье, Побеждая тьмою день, К нам приходят злые вести, Что наш мир накрыла тень. Многочислен враг, и страшно, Что всему настал конец, Но сражается отважно, На границе твой отец. И пока рука сжимает, Закаленный в славе меч, Тьма победы не узнает, Жизнь не перестанет течь. Можешь спать, малыш, спокойно, Охраняет мир земной, Даст отпор врагам достойный Воин твердою рукой. Он бесстрашно побеждает, Враг границ не перейдет, Тьму он светом поражает, Не прервется смелых род! Род отважных, род достойных, Наше мужество – гранит! Завершим победой войны, Племя, что свободу чтит. Спи, малыш, в спокойном доме, Спи у матери груди, Твой отец – великий воин, И на верном он пути. Очень скоро он вернется, Чтобы мать твою обнять, Кровь врага опять прольется. Славе Тарии сиять! Вновь в ветру запляшет пламя, На хоругвях средь побед, Заструится синим знамя, Воссияет славы свет! Спи, малыш, расти – и станешь, Как отец – силен и смел, Войско славное возглавишь, – И припомнишь, как я пел…

Умолкнув, он продолжал играть, а Дар Каэ-Маса уснул под переливы прекрасной музыки. За окном неистовствовал ветер, бросая в стекла тяжелые капли дождя, смешанного со снегом. Но зиме настанет конец, солнце согреет землю, в Городе Семи Огней золотом расцветут Мицами, запоют птицы о любви… вернется ее Алей. А Каэ-Мас истребит всех, кто алчет человеческой души, отправит в забвение врага – Атаятана-Сионото-Лоса. Принесет в Тарию весну!.. Спи, малыш…

Элинаэль Кисам

Она слабела… Он пил ее, пил ее огонь… огонь Дара, и огонь жизни… Она чувствовала, как замирает… замерзает пламя, время от времени делает судорожные, но бесполезные попытки к сопротивлению, выбрасывая снопы искр… Она слабела. Она видит, словно сквозь серую дымку… слышит, будто сквозь толстую стену… она почти не чувствует онемевших рук… Во рту – вкус крови, и горячая струйка бежит из уголка рта, стекая по подбородку… она видит каплю, падающую на белоснежный мраморный пол: капля настолько красная, что сигнальным огнем вырывается из серой пелены перед глазами – кровь! ее кровь…

Атаятану не вредил ее огонь… хуже того: чем больше он пил, тем больше, казалось, наслаждался этим; Элинаэль чувствовала его торжество. Скоро, очень скоро ничего от нее не останется…

Она упала на колени, опираясь руками в пол, затем непослушные руки и дрожащие колени тоже подвели, и Элинаэль ударилась головой о мрамор, искры в глазах и искры Дара взорвались одновременно. Мутно, сквозь пелену, он видела Итина, Иссиму, Мастера Сета, Советника Торетта, Тико, Мастеров Оружия, защищавших их, Мастеров Перемещений – все они замерли, в ужасе взирая на происходящее…

Но, несмотря на серую дымку, обволакивающую все вокруг, она так же ясно и четко, как алую каплю своей крови, увидела Вирда. Он был в тарийских доспехах, с повязанным д’кажем на лбу, с обнаженным мечом в руке; он смотрел на Атаятана, требуя держать ответ за все. Он пришел… Он не мог не почувствовать ее боли… Элинаэль видела его, ворвавшегося, словно яркий свет в темную комнату, могущественного, спокойного… он спасет ее. Он – Человек с крыльями… Он может победить Древнего… Единственный, кто может победить!..

– Остановись!.. – говорит он.

– Что твои слова? Ты знаешь, что меня нельзя убить… – Смертельная музыка голоса Атаятана обращена к Вирду. – Вы хотели вновь погрузить меня в сон, оставить в небытии, чтобы править самим? Вы думаете, что вам суждено владеть этой землей, а не мне? Вы – люди, хитры и изворотливы. Однажды вам удалось обмануть меня. Но я тоже не остаюсь прежним. Тот, кто не способен изменяться, не способен жить. Теперь вы уже не в силах сказать мне: «Остановись!» Я вкусил огня. И Повелитель Огня мне теперь не страшен. Я мог бы даже связать себя с нею. Но я только выпью ее Дар и ее жизнь…

– Нет!..

– Ты можешь предложить мне нечто лучшее?.. – Атаятан улыбался, он почти отпустил Элинаэль.

Вирд стоял, глядя исподлобья на мучившее ее чудовище, костяшки его пальцев, сжимающие рукоять меча – это было «Перо смерти», – побелели.

– Я уже почти убил ее. Почти закончил… Вы – люди, любите торговаться, так, давай! Пытайся купить ее жизнь! Что ты можешь мне дать, чего бы я сам не смог взять?..

– Возьми меня!.. – говорит Вирд голосом, полным боли. – Отпусти ее, пей меня! Мой Дар тебе понравится еще больше!

«Нет!..» – хотела крикнуть Элинаэль, но только слабый стон слетел с ее губ.

– Выпить тебя?.. Нет! Я хочу большего! Плата недостаточна! Что получу я – мимолетное наслаждение от вкуса твоего Дара? Да, я никогда не вкушал подобного тебе, но я живу тысячи и тысячи лет, и все мимолетное претит мне. Если уж и наслаждаться твоим Даром, то не одно мгновение!

– Тогда свяжи меня с собой! – говорит Вирд, после некоторого молчания, голосом, что звенит сталью. – Я буду служить тебе, Атаятан-Сионото-Лос! Отпусти ее – и я буду убивать для тебя! Отпусти!.. И я предам всех, кто мне дорог! Ради ее жизни я буду исполнять любые твои приказы…

Элинаэль не могла кричать… не могла поднять головы… Слезы намочили ее рассыпавшиеся на полу волосы…

– Не надо, Вирд… Это еще больнее… я не хочу жить так… Не надо… – повторяли ее губы, а голоса не было слышно…

– Я буду твоим!.. – Он сказал, будто разрушил мост за спиной. Элинаэль чувствовала, с какой силой он это сказал…

– Я принимаю твою плату!..

Атаятан отпустил ее…

Остатки огня внутри взметнулись к небу и прилегли к земле, как под сильным порывом ветра. «Остановись! Вирд! Остановись!..»

– О Атаятан-Сионото-Лос! Нет!.. Он не станет служить тебе! – вмешался Эбонадо Атосааль. – Этого не может быть! Я не вижу этого в видениях!

Древний засмеялся:

– Разве ты еще не понял, Маленький Пророк, что ты не видишь его в видениях только потому, что он сильнее тебя! Ты даже не представляешь, насколько сильнее! Он почти равен мне! Зато я благодаря твоему Дару вижу его будущее. Я вижу, что он предназначен для этого с самого начала. Его имя – имя служащего мне! Его мать, не зная того, дала ему имя, что повернуло все его Пути ко мне. Вирд-А-Нэйс – Парящий среди звезд. Ты, Маленький Пророк, всегда хотел узнать настоящее значение моего имени. Ты жадно искал его, думая, что оно даст тебе власть надо мною. Но ты не прав, недостаточно знать!.. Истинную власть имеет лишь тот, кто нарекает!.. Дать имя, произнести его с Силой – большей власти нет!.. Власть над душой и телом!.. Над жизнью и смертью во всей полноте! Но ни ты, ни кто-то другой из вас не сможет наречь и подчинить меня, вы слишком слабы для этого!.. Мое имя подвластно совсем иным устам! Слушай, Эльфил: Атаятан-Сионото-Лос означает – Повелитель звезд!

Вирд-А-Нэйс, ты прилетел ко мне! И я нарекаю тебя Шайт-А-Нэйс – Служащий Повелителю звезд! С этим именем я вижу тебя в грядущем! Прими его и служи мне!..

Атаятан говорил все это, не отрывая холодных бесцветных глаз от Вирда… ее Вирда… Он не должен поступать так!.. Ее жизнь не стоит того… И зачем ей жизнь, купленная столь дорогой ценой? В ее ушах еще звучали страшные слова, сказанные твердо, без сомнений, без сожалений: «Я буду служить тебе!.. Я буду убивать для тебя!.. Я буду твоим!..»

– Прошу тебя, мой господин, Атаятан, – взмолился бывший Верховный, дрожащими руками настраивающий Доа-Джот, чтобы связать Вирда… навсегда… – он обманывает тебя, он никогда бы не предал…

Атаятан посмотрел на Пророка. Даже гневаясь, он улыбался своей холодной нечеловеческой улыбкой:

– Эльфил – Тот, кто тянется изо всех сил и не может достать – вот значение твоего имени!.. Ты хочешь взглянуть, Маленький Пророк? Взглянуть на будущее? На то, что ты не в силах увидеть сам? Так смотри!..

Своим ногтем-кинжалом, с легким взмахом, похожим на движение танца, Древний начертал в воздухе неведомый символ, разорвавший реальность…

Элинаэль была уже не здесь, она не лежала, а стояла, белый мрамор пола сменился зеленой травой, свежий ветер дохнул в лицо, перед нею открылся вид Города Семи Огней, прекрасного и величественного. Она тоже видела то, что собирался показать Атаятан Пророку.

Это был Вирд… Он шел совершенно один по улице Мудрых: шаг твердый и стремительный, длинные волосы развеваются за спиной, в обеих его руках – мечи, взгляд его холоден как зимняя ночь, в радужках глаз не осталось той зелени, что так нравилась Элинаэль, а в их глубине больше нет того волнующего огня – там лишь темнота…

Из переулков появляются Мастера Золотого Корпуса: каждый с мечом в руке и изображением меча на повязанном д’каже, и каждый готов к бою. Они преграждают ему дорогу, последним выходит Кодонак. «Разрывающий Круг» обнажен и направлен на Вирда… ее Вирда… Хотя нет… это больше не Вирд… «Шайт-А-Нэйс…» – слышит она ласковый шепот Атаятана. – «Шайт-А-Нэйс…» – горький стон Вирда, принимающего имя…

Одного за другим он убивает Мастеров Золотого Корпуса, легко, не глядя на них, почти не фехтуя, один взмах – одна жизнь… Они даже не успевают скрестить мечи, не слышно звона сшибающейся стали – только стоны смерти… Улица Мудрых стала улицей крови… Кровь струится по мостовым, растекаясь под сраженными бойцами Тарии. Кровь, пролитая им… Кровь для Атаятана-Сионото-Лоса…

На ее глазах умер Мах, роняя голову в отросших ниже плеч кудряшках… Умер Хабар, хрипя и пытаясь еще подняться, удерживая рукой рану на животе… Умер Тоше, так и не выпустив из рук два своих изогнутых меча… Умер Марил, глядя в небо стеклянными мечтательными глазами… ему следовало родиться поэтом… Умер Советник Маштиме, который сменил лук на клинок, выкованный против Древнего, а сестра его Мирая упала рядом прямо в лужу его крови… Умер Шос… Забрала длань смерти Мастера Драга и Мастера Бэла… Их имена, написанные когда-то ветром, ветер же подхватил и унес…

Вперед выходит Кодонак, в его глазах – алое пламя, отпущенное до конца, он убьет и умрет… Отток не оставит в нем жизни, и в этот раз Вирд его не спасет… Вирда больше нет…

– Шайт-А-Нэйс! – вызов Кодонака.

И лишь ледяная улыбка, просачивающаяся ядовитым ужасом под кожу, на устах того, кто был когда-то Вирдом, Мастером Путей, Верховным, другом Хатина Кодонака… и ее любимым…

– Это я, Хатин! – Его голос почти так же прекрасен, как голос Атаятана, но ранит глубже. Нежный шелест этого голоса подобен клинку, лезвие которого отточено настолько остро, что рассеченная им плоть еще не чувствует боли некоторое время, а с болью приходит смерть.

Он отбрасывает один из мечей в сторону, уравнивая шансы, а второй берет в левую руку, как и Кодонак.

«Разрывающий Круг» скрещивается с «Пером смерти». Отзвук удара проносится меж домов, где жили Мастера Силы… Но Вирд… Шайт-А-Нэйс сражается не только мечом: земля дрожит вокруг, трясутся стены домов, ураганный ветер срывает черепицу с крыш. Где-то в конце улицы, за площадью, раздается грохот, и Элинаэль видит, как рушится Здание Совета; позади – там, где Академия Силы и Пятилистник – такой же шум… Он обрушает прекрасные строения, созданные Архитекторами Силы… Он убивает город… убежище всех Одаренных.

Атака Хатина отбита им ленивым жестом – один удар. Вновь атака – и вновь звон клинков… второй удар… Третий удар он пропускает, умышленно, откидывая руки в стороны с улыбкой, наполненной ядом ненависти ко всему живому. И Кодонак, бьющий наотмашь по его груди, ломает свой древний меч… о кожу… уже не Вирда… уже не человека…

В то же мгновение Элинаэль видит острие «Пера смерти», выходящее из спины Кодонака, пронзив Хатина насквозь.

Она хочет кричать, но голоса нет. Возжелав этого всем сердцем, она оказывается рядом с умирающим Хатином, но не может наклониться к нему, поднять его голову, она лишь видит затухающий вместе с алым пламенем Дара огонь жизни в его глазах, ее он не видит. Зато видит Шайт-А-Нэйс и улыбается ей.

Шайт-А-Нэйс возводит руки к небу, запрокидывает голову – и ветер рождается в городе, ветер воет с неистовством высвободившегося зверя, вырывает с корнем цветущие Мицами, осыпая мостовые золотыми лепестками, ломает, словно хворостинки, стройные кипарисы. Этот шквал унес бы ее прочь, как пушинку, будь она здесь во плоти; ветер столь сильный, что сметает дома… закручивает в смерчах обломки, подхватывает людей, живых и мертвых, швыряет их о стены, что еще не рухнули…

Шайт-А-Нэйс берет ее за руку и поднимает над городом… Она видит, как валит ураган одну за другой Башни Огней, как срывает Кружевной мост и, подняв высоко над землей, бросает на Дворец Короля-Наместника… Как рушатся колоны Дворца Огней. Академия Силы, как и Здание Совета – уже лежат в руинах, сверху на груде обломков – осколки купола и разметанная зелень растений Сада…

«Смотри, Элинаэль, – говорит она себе, – это цена, уплаченная за твою жизнь». Шайт-А-Нэйс закружился, сам превращаясь в вихрь, с рук его срывается пламя, и огненные соколы падают вниз на свою добычу – разрушенные дома… устоявшие стены… мертвых и живых, которые есть еще в городе… Огненное море растекается под нею, поглощая все, что было дорого ей… «Цена за твою жизнь…»

Щека почувствовала ледяной холод мрамора… Она вновь во дворце, лежит, не в силах встать, но, увы, видит все ясно и слышит каждое слово…

Все стоящие здесь видели это будущее… Они бледнее белого мрамора, из которого возведен дворец… Они рыдают без звука, а из глаз катятся слезы… Они преисполнены ужасом… Они смотрят на Вирда… пока еще Вирда: «Не делай этого!»

Видел и сам Вирд. Все, до последней детали; слышал каждое слово, каждый предсмертный стон убитого им друга… Тот же меч, что напьется крови близких ему людей, сжимает его рука – «Перо смерти»…

Эбонадо Атосааль заканчивает настраивать символы на рамах Доа-Джота и отдает Древнему, а тот протягивает инструмент Вирду. Теперь, когда он видел, – он откажется! Откажется непременно!..

Но он вкладывает свой меч в ножны и берет Доа-Джот…

Алый хаос, заключенный в камень, в золотых рамах с иглой, отточенной когда-то Силой его отца, – в руках Вирда. Он смотрит на Элинаэль полными печали глазами… Весь огонь жизни этого мира он отдает за нее… но она не стоит того!.. Цена больше, чем может позволить себе заплатить человек… Цена эта – больше!.. Самая сильная любовь не стоит такой цены!..

– Я добровольно связываю себя с тобой, Атаятан-Сионото-Лос! – говорит он – и мир Элинаэль рушится, как Город Семи Огней в том видении. Пламя пожирает развалины… Это не та цена!..

Он вонзает иглу прямо в свое сердце. И времени больше нет… есть мгновение, когда глаза любимого станут глазами самой смерти… Когда зелень в них пожрет тьма… Когда его душа начнет выплачивать страшный свой долг…

Элинаэль закрыла глаза. Как же хочется сейчас умереть… «Почему ты так жесток со мной, Вирд? Почему ты не позволил умереть мне первой? Почему не проявил милосердия, если любишь?..»

Мир ее рухнул…

Страшный крик заставил ее распахнуть веки: крик этот был не сравним ни с чем слышанным ею когда-либо; ни визг стали, ни вой ветра, ни рев океана, ни стон страдающего зверя не находил в нем отголосков… Что-то необозримо древнее и необъяснимо чуждое этому миру было в нем. И лишь одно узнала Элинаэль: смерть.

Кричал Атаятан-Сионото-Лос. Великан рухнул на колени, и его глаза оказались почти на одном уровне с глазами стоящего Вирда… или не Вирда…

Вирд не вынимал Доа-Джота из груди, и, по-видимому, это причиняло страшные муки Древнему – он корчился, искажалось неестественно красивое его лицо… Зашевелились его волосы, словно каждый волосок был живым существом… Заскреблись с неприятным звуком его ногти-кинжалы о мрамор…

– Отпусти… – прошипел он. – Отпусти… – И этот голос уже не был приятной музыкой, как раньше.

– Прежде я нареку тебя новым именем!.. – сказал Вирд: это был Вирд – прежний Вирд… Она видела по глазам, что он тоже испытывает боль, но голос его тверд. – Я назову тебя Тшах, и ты знаешь, что это значит!

– Я не приму… такого… имени… – стонал и скрежетал Атаятан; черные волосы взвились над его головой, изгибаясь змеями, из-под ногтей, стекая по остриям-кинжалам, сочилась кровь… По рукам Вирда, вырываясь из-под иглы Доа-Джота, тоже бежали алые струйки, весенней капелью забарабанили алые капли по белому мрамору…

Элинаэль с трудом подняла голову: каждый дюйм ее тела болел, но она нашла силы, чтобы сесть, прижавшись спиной к колонне; больше ни шевелиться, ни говорить, ни даже плакать она не могла…

Кровь Вирда не осталась алой лужицей под Доа-Джотом – она, извиваясь, как растущий вьюн, как морозный рисунок на окне, потянулась к Атаятану, окружила древнее существо, оплела витым узором, взяла в круг, потянулась по его ногам, рукам, обвила алым плющом туловище, добралась до извивающихся, стремящихся изо всех сил избежать этого, вздыбленных черных волос.

Вирд слабел… Все больше крови вытекало из него, и он стал бледным, белым… белее мрамора.

– Ты – Тшах! Не Атаятан-Сионото-Лос! Ты – Тшах! Ты – Мертвый пепел!.. – провозгласил Вирд, его голос прогремел, подхватываемый эхом среди колонн, и символы на стенах вокруг вспыхнули алым… Но он вложил в эти слова последние силы… Он точно так же, как Древний, рухнул на колени, не выпуская из рук Доа-Джот… а кровь продолжала струиться из-под иглы…

Атаятан извивался и выл, но он был словно привязан к полу кровью Вирда…

– Тшах… – вдруг зашипел Древний: так хрустят под ногами мертвые кости… давным-давно мертвые кости… – Тшах! – Он принял имя… не хотел, но принял… Вирд как-то заставил его. – Тша-а-ах! – произнес он снова, и кровь Вирда на нем вдруг вспыхнула, превратилась в настоящий огонь, воспламеняющий волосы, кожу Древнего… даже его золотые украшения – все горело!..

Пламя разгоралось все ярче и ярче, вздымались пляшущие языки к потолку, потянуло запахом паленой плоти. И чем ярче горело пламя, тем слабее становился Вирд. Повалился на бок сгорающий Атаятан… повалился на бок и Вирд, не выпуская Доа-Джота.

Такую цену тоже не хотела платить Элинаэль… Вирд умирал… Почему она не идет к нему – нет сил идти… Но все же почему не ползет?.. Не может пошевелиться… Ее будто приковали к этой колонне, но она должна быть с ним. Она должна…

Элинаэль заметила, что никто из друзей не в силах сдвинуться с места, а враги, связанные с Древним, корчатся на полу, беззвучно крича…

Атаятан-Сионото-Лос сгорел быстро… необычайно быстро, но и не простое пламя поглотило его… Он стал Тшахом… Мертвым пеплом… Огромное существо, десятифутового роста… прекрасное и внушающее смертельный ужас… превратилось по слову Вирда в горстку пепла на белом мраморном полу… Мертвый пепел… Тшах…

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Он стоит на высоком утесе, внизу простирается океан; он оборачивается назад и видит петляющую узкую каменистую тропу, ведущую вниз. Он помнит, как взбирался сюда по ней, и путь этот легким не назовешь. Он смотрит на свои ладони – они изодраны в кровь, босые ноги сбиты… Дальше пути нет – он на самом верху.

Путь пройден, позади трудности, боль, кровь, страх, власть и ее бремя… А впереди – небо, синее и глубокое… до рези в глазах, до слез, до экстаза… Нет ничего прекраснее неба! Нет ничего желаннее полета! Нет ничего важнее крыльев за спиной!..

Ветер развевает его волосы, наполняет свежим дыханием его легкие, шепчет и зовет за собой:

– Летим, брат!..

Ветер кружит его голову, ветер поднимает его крылья, побуждая расправить их.

– Ты свободен, как и я!..

Он делает шаг вперед, становится на самый край пропасти.

– Летим, брат!..

Но что-то неприятно отзывается у него внутри – невидимая нить, тянущая вниз: туда, где холод, грязь и кровь… Туда, где боль, боль, снова боль… Туда, откуда небо так далеко…

Эта нить крепко обвила его душу, хотя кажется тонкой и слабой. Кроме зова ветра он слышит другой шепот, неразличимый, тихий… лишь отголосок чего-то давно ушедшего и забытого… но такого сильного…

– Летим, брат!.. – Ветер нетерпелив.

Последний шаг. Шаг к свободе.

Внутренний шепот нарастает, болезненным гулом отдается в висках, нить натягивается, грозя разорвать его.

– Освободись!.. – советует ветер.

Шепот обретает очертания и смысл. Кто-то зовет его, зовет по имени. «Мое ли это имя?»

– Ты – Тот, кто летит – это твое имя, брат! – Ветер носится вокруг.

– Вирд!.. – Крик из пустоты пронзает огненной стрелой.

– Вирд!.. – И нить, тянущая вниз, становится толстым канатом, цепью из закаленного металла, которую не разорвать даже Мастеру Путей.

– Вирд!..

– Она зовет тебя, сынок… – слышит он голос матери, – еще не время лететь так далеко. Ты еще не покорил небеса Тарии.

– Вирд!..

– Летим, брат! Летим!..

– Вирд!..

– Иди к ней…

Он знает, что она плачет. Он чувствует, как ей больно. Ее одиночество наполняет его сердце. Элинаэль…

Он вернется назад … вернется, чтобы не оставлять ее одну…

Он слышит голоса и видит людей, окруживших тело юноши, все еще сжимающего обеими руками Доа-Джот, вонзенный в его грудь. Лицо совершенно белое, а глаза закрыты… он не дышит… он мертв… второй раз за сегодня.

– В этот раз я не могу ничего сделать, – бормочет светловолосый подвижный человек, положивший ему обе руки на солнечное сплетение. – Он мертв. Все… Искры нет! Я не могу ничего сделать!.. – Он резко отстраняется, вытирает полой кама пот со лба, его руки дрожат так, что это простое движение удается ему не с первого раза.

– Может, нужно вынуть Доа-Джот? – говорит всклокоченный худощавый человек с серебряной нитью в длинных растрепанных волосах. – Не может быть, чтобы он умер!..

– Говорю тебе, Сет, – он умер! Смарг тебя сожри!.. Нет искры! Нет!.. – отчаянно кричит светловолосый.

– На его месте должна была быть я!.. – Девушка рыдает, припав к лишенной дыхания груди, к сердцу, которое больше не бьется… – Я должна была умереть!..

– Элинаэль… – Ее осторожно пытается поднять за плечи другая девушка, с золотыми волосами, заплетенными в длинную косу. – Элинаэль… Все кончено…

– Он сжег Атаятана… – шепчет сероглазый парень, обхвативший себя руками. – Не усыпил – сжег!.. Оставил кучку пепла на полу… И отдал за это жизнь…

– Нет!.. – кричит Элинаэль, хватает его тело, сжимает его безвольные плечи… в ее синих глазах – слезы. – Вирд! Вирд! Вирд!..

Это она его звала, это ради нее он вернулся… Ради нее. Она – его нить, крепко привязавшая к земле.

Вспышка. Холод. Толчок сердца. Колющая боль в груди. Обжигающий внутренности глоток воздуха. Судорога, скрутившая каждую мышцу.

Он открывает глаза, но видит с трудом, дышит с трудом.

«Я найду в себе силы, чтобы ее обнять!» И он находит. Он вытягивает из груди Доа-Джот, отбрасывает его в сторону. Дар исцеления закрывает рану, и становится намного легче. Он поднимается, преодолевая головокружение, и прижимает к себе Элинаэль.

– Жив…

 

Эпилог

Встреча на Горе Волков

Вирд сидел на парапете, огораживающем крышу башни. Это «Песнь горного ветра», возведенная Итином. Внизу простирается бездна, плывут облака, обнажая иной раз ленту реки в ущелье, зелень склонов, белую шапку соседней вершины, менее высокой, чем гора Волков… Сорваться бы вниз – и полететь… Как жаль, что летать он не может… Хотя тогда, в видении, он поднялся над Городом Семи Огней и поднял Элинаэль, он полетел, но то была иная сила… не его… он не почувствовал ничего: ни восторга, ни волнующей сладости полета… только болезненную жажду разрушить все, томящую его сердце и тянущую жилы… То был иной полет…

Он усмехнулся и прошептал:

– Я не умею летать…

– …зато у меня есть крылья! – услышал он тихий, чуть с хрипотцой, голос.

Вирд вздрогнул и обернулся. Рядом так же, на парапете, сидел человек, напоминающий чем-то Гани Наэля: приподнятые уголки черных глаз, пепельные волосы до плеч. Он был чуть крупнее Наэля и чуть шире в кости; прищуренные глаза усмехались. Одет он тоже как-то странно и для тарийца и для арайца: на нем светло-серый, в тон его волосам, запахнутый и подвязанный поясом халат поверх туники и широких брюк. На вид лет ему тридцать, не более…

– Кто ты? – спросил Вирд. – Мастер Перемещений?..

Только «прыгун» мог оказаться здесь так неожиданно. Вирд подумал, что не знает этого человека, что его собеседник может оказаться кем-то из выживших, связанных с Древним… Но Вирд так устал бороться… так устал опасаться… Он беззаботно отвернулся, вновь глядя в бездну.

– И это тоже, – усмехнулся незнакомец. – Это тоже, Вирд-А-Нэйс…

– Знаешь мое имя?

– Знаю.

– Так назови свое.

– Мое ты тоже знаешь. Многие называют меня Астри Масэнэсс.

Вирд не обернулся, не стал таращить на первого Мастера Путей удивленные глаза. Масэнэсс так Масэнэсс…

– Ты жив до сих пор? – только и спросил он.

– Нет и да… Я пришел сюда в видении, а не во плоти, как и ты…

– Разве?.. – Вирд вдруг понял, что спит сейчас где-то в Городе Семи Огней. Это и вправду видение… сон…

– Мне известен Путь Пророка, и тебе тоже… Вот мы и встретились: я заглянул в будущее – на несколько тысяч лет вперед, а ты совсем чуть-чуть в прошлое – на несколько мгновений назад… и Пути наши пересеклись… Я люблю это место… Когда-то здесь я жил, окруженный волками, и горцы прозвали меня Каэ-Мас… А эта башня так хороша, что я готов каждую ночь видеть ее во сне. Встретишь того Архитектора, который ее сделал, передай ему мои слова…

– Так уж и быть, передам…

Несколько минут никто из них не произносил ни слова.

– Ты знал?.. – вдруг серьезно спросил у него Астри.

– Что знал?

– Знал, что Атаятан умрет, когда ты сделаешь это? Знал, что тебе не придется ему служить?

Вирд помолчал, а затем сказал правду:

– Нет… Я тогда сделал выбор. За то, чтобы она осталась жива… я бы и снова разрушил Город Семи Огней… Только за то, чтобы не видеть ее смерти, я убил бы их всех… снова бы убил… Я знаю это… И мне больно от этого…

– Она – твое испытание.

– Я не прошел это испытание… Между ее жизнью и всем остальным я выбрал ее, я шагнул на эту тропу, и если бы там не было второй развилки… я бы сейчас сидел на руинах Города Семи Огней… Мастер Судеб был ко мне милостив и дал мне еще раз выбрать. А этот второй… выбор показался мне легче облачка… Выбор: умереть, убив Атаятана, или жить, служа ему… Я выбрал смерть… Свою. Но не ее…

– Проваленное испытание всегда возвращается. Снова и снова… – сказал Астри.

– Но не завтра, еще не завтра!.. – прошептал Вирд, словно молитву.

– Еще не завтра… – повторил эхом Астри Масэнэсс. – Я тоже проваливал тысячи испытаний… Они вновь и вновь восставали из пепла передо мной, пока я не проходил их… Самое тяжелое испытание – это те, кого любишь… Рано или поздно, когда живешь так долго, теряешь всех… всех до одного…

– Тебе было пятьсот, когда ты… – Вирд осекся. – Ты же знаешь, когда и как умрешь?

Астри рассмеялся:

– Знаю, знаю…. Не пятьсот, гораздо больше. Мне сейчас пятьсот сорок, а до часа моей смерти еще лет триста, не меньше…

– Ты можешь видеть свое будущее? – удивился Вирд. – Я не могу…

– Это еще один твой Дар, самый драгоценный… поверь… Ты скрыт от глаз Пророков и от своих глаз в том числе. Хотя некоторые видения твоего будущего предстают иной раз твоему взгляду, но то лишь отблески – не целостная картина. Только я один могу увидеть тебя.

– Но Абиль Сет утверждает, что это обо мне говорилось в найденном им пророчестве… неизвестного Пророка.

– Да. О тебе. Я же сказал, что могу тебя видеть. Один я…

– Так это ты его написал?..

– Да.

– А как же Атаятан? Что он показывал всем нам обо мне? Это неправда?..

– Правда… Атаятан – не Пророк Силы. Он не человек. Он существо… не из нашего мира. Он видел вероятность, используя Дар Эбонадо Атосааля. Но только одну вероятность…

Они помолчали, глядя вниз: облако, пушистое, как перина, проплывало под самими свесившимися с парапета их ногами.

– В прошлом Одаренные не отращивали волосы?.. – Вирд кивнул на короткие для отмеченного Даром пепельные локоны Астри Масэнэсса.

Тот рассмеялся:

– Отращивали… И я отращивал. У меня была коса, которую я носил три раза обернутой вокруг пояса. Потом… я рассердился на всех Одаренных, возненавидел их за кичливость, надменность, гордыню. Я не хотел быть одним из них. Тогда я отрезал косу… Она вновь отрастала, я вновь ее отреза́л… Иногда я не хотел, чтобы меня узнавали. Но ты – отращивай, в волосах есть какая-то сила…

– Я смертельно устал, Астри… А мне нет еще и двадцати… Ты говоришь, тебе пятьсот сорок? Не надоело?.. Не устал?..

– Устал?.. Уставал когда-то. Я жил очень долго, и ты будешь жить очень долго… Нам с тобой нести груз, который мало кому по силам. Живя так долго, очень трудно не возомнить себя самим Мастером Судеб, всезнающим и всемогущим, не начать спорить с ним, бросая ему в лицо вызовы; трудно не требовать вернуть утраченное, быть благодарным за полученное… Не роптать, что ветер, листавший страницы твоей жизни умеренным бризом, с каждым годом набирает скорость и превращается в ураган, и листы мелькают так быстро, что смазываются… становятся неприметными для глаза, будто меч Мастера Смерти… Не злиться, что чем дальше, тем меньше у тебя времени, и чем больше ты живешь, тем больше понимаешь, сколького не успел… А когда наступит тот день, не цепляться за жизнь любыми способами, предавая свою душу, а принять смерть достойно, благодарно… Я уставал. Много раз уставал… Я жил среди Одаренных – и далеко от них. Я помогал людям – и прятался от них. Иной раз десятки лет я скрывался, не используя Дар, иной раз днями напролет только и делал, что применял Силу… Я вновь и вновь пытался помочь людям, вновь и вновь смертельно уставал от вечного скопища их бед, уходил в отдаленные места… Жил в одиночестве. Я любил и терял, снова любил и снова терял… снова и снова замыкался мой круг. Я обошел эту землю, я бывал за океаном… Я слышал столько имен, сколько звезд на небе… Я столько забыл… Но имена моих возлюбленных… их лица, сладость их прикосновения никогда не оставят в покое мою память. Я проживал десятки жизней, умирал вместе со своей любимой, не переставая дышать… и вновь начинал все сначала. Сколько их было… Одаренных и неодаренных. Неодаренная – как срезанная роза: поставь ее в воду, и она проживет несколько дней… Одаренная – роза на клумбе: чуть больше… месяц, лето… а потом ты один, совсем один встречаешь осень и переживаешь зиму, и опять весна… и снова потеря… Имена моих детей… ветром написаны и смыты преходящей волной…. Я помню, как нарекал своего сына… первенца Алетейсом, помню, как держал его на руках, вкладывая в имя нечто большее, нежели звук, хотя… так давно это было. Я ведь был чуть старше тебя… Все проходит, Вирд, все заканчивается… Ветер пишет новые имена, сдувает, уносит их, и вновь пишет… Твое и мое. Придет время, и свое испытание ты выдержишь… когда будешь готов.

– Я слишком рано стал Верховным… – вздохнул Вирд.

– Ерунда!.. Ты стал тем, кем стал – как раз вовремя!.. Иначе и быть не могло бы. Это твое время. Мы рождаемся именно тогда, когда нужны. Ты родился, чтобы победить восставших Древних и чтобы править Тарией.

– Ха!.. А ты сам? Ты стал Верховным… дай подсчитаю… лет в восемьсот! А я – в восемнадцать! Чувствуешь разницу? Если все так вовремя, то почему Астри Масэнэсс ждал восемь веков?

Собеседник посмотрел на Вирда, чуть прищурив глаза, а на его губах играла хитрая улыбка.

– У меня была другая работа. Более важная. Я для нее был рожден.

– И что же это за работа?.. Расскажи: может, мне она придется по душе больше, чем править? – ухмыльнулся Вирд.

Астри стал серьезен:

– Я уничтожал наследие Древних.

– Наследие? Какое наследие?..

– Древних было восемь, и каждый из них кое-что после себя оставил. Эт’ифэйна – поклоняющееся ей племя, которое приносило кровавые жертвы, но, заметь, – добровольно. Атаятан-Сионото-Лос оставил эффов, смаргов, как, впрочем, и большая часть других Хтэмов. Ты как представляешь себе смарга?

– А что их представлять – я на них вдоволь насмотрелся. И мне еще предстоит найти каждого из выживших и уничтожить.

– Восемь футов? Кожистый воротник? Что-то вроде помеси эффа с человеком? Так?..

– Так…

– А для меня смарг – это маленькое сгорбленное, но очень ловкое создание. Тоже лишенное шерсти или волос, тоже имеет кожистый воротник и зубы два дюйма, длинные передние конечности, перемещается на четвереньках. Движется быстрее, чем успевает заметить твой глаз. Это младшие смарги, особое творение Штамейсмара. Непригодные для войны. Они глупы и одержимы лишь жаждой убийства и голодом. Они не имеют крови и способны продолжать жить в течение еще нескольких дней, даже будучи разрубленными на множество частей. Эти твари похищали детей из селений, а иногда их разводилось такое множество, что они могли полностью уничтожить деревню. Астамисас тогда не был таким, как сейчас. Знаешь ли ты, почему никто не селился на берегах моря Моа? Или почему такое хорошее место, как Междуморье – теплый климат, плодородная земля, выход к двум морям, – почти пустовало? А горы Фа-Нолл? Думаешь, в мое время там были виноградники? Вся восточная часть Тарии была местом оживших кошмаров. Люди там жили, вернее – выживали… но их было очень мало.

– Я ничего об этом не знаю…

– То-то же!.. Не думаю, что тебе понравилась бы такая работа. Поверь мне – править гораздо приятнее! Штамейсмар, один из восьми Древних, который держал в своей власти все земли вокруг моря Моа и весь восток до самого Края Тин, вотчины Эт’ифэйны, – на юге и Ледяных Морей – на севере, оставил после себя «богатое наследие». Это Атаятан научил других связывать себя с Одаренными и получать таким образом доступ к Силе творения. Штамейсмар брал в свой Первый Круг в основном Целителей, Укротителей, Садовников и Мастеров Роста, он был одержим желанием создавать новых существ, и все они хотели только одного – убивать! Его смарги были самыми жадными до крови и плоти. Они могли размножаться без посторонней помощи. А остальные… Эффы, скажу я тебе, по сравнению с созданными Штамейсмаром тварями – милые и безобидные песики! Уродцы его плодились и заселяли все вокруг – горы, леса, моря. Они немало вреда наносили людям, и так измученным правлением Древних. Даже Атаятан, пока бодрствовал, истреблял эффов время от времени. Из-за этого со Штамейсмаром у него едва не случилась война. А когда Древних предали забвению, когда сюда пришел свободный народ с севера, основал Город Семи Огней, то земли нынешней восточной Тарии им пришлось отвоевывать у этих существ. Я родился спустя пятьсот лет после основания Города Огней. И много веков я посвятил тому, с чем не справился бы никто другой. Я родился для этого! Для этого Мастер Судеб дал мне столько Путей, вложил в мои руки созидающий Свет и разрушающий меч!..

Я знаю, что ты ищешь свободу. Но истинная свобода – в том, чтобы следовать своему предназначению, призванию… Делать то, для чего ты создан. Хочешь быть свободным – найди свои оковы… Когда ты делаешь именно то, для чего предназначен, – ты нужен, ты важен, ты живешь по-настоящему. Тогда ты не чужак в этом мире. Ты на своем месте – как меч в руке сражающегося, как плуг, вспахивающий землю, как факел, пылающий во тьме… Все мои… как и твои способности… могущество – все лишь для какой-то цели. Кому больше дано, с того больше спросится. Свобода – это борьба, вечная битва жизни и смерти, это способность, вопреки всему, падая, расправить над пропастью крылья… Кто-то когда-то… очень-очень давно сказал мне: «Тот, кто рожден с крыльями, может ползать по земле, копошиться в грязи, и довольно долго… но умрет все равно в небе, приняв последний бой среди облаков!..»

Он вздохнул и добавил:

– Жаль только, что летать я не умею! Как же жаль…

Вирд улыбнулся и закрыл глаза, подставляя лицо порыву свежего горного ветра. Когда он открыл их, Астри Масэнэсса уже не было. Вирд остался один. Он снова закрыл глаза, представляя себе этого странного человека, прожившего почти тысячу лет, ставшего легендой, отдавшего другим всего себя. Он пожелал заглянуть в мир Астри, как Астри заглянул в этот. И у Вирда вышло – он ясно увидел шагающего по пыльной дороге, окаймленной высокими соснами, человека с пепельно-серыми, доходящими до плеч волосами. За спиной лютня, котомка через плечо. Открытое лицо, чуть прищуренные и немного раскосые хитрые глаза междуморца, тень мальчишеской озорной улыбки на губах. Он не казался ни опасным, ни великим, ни всемогущим, даже Одаренного в нем сложно было узнать. Обычный человек, мужчина тридцати лет. Междуморец. Вирд не разглядел крыльев, но знал – они у него были. Этот Междуморец – свободен!

Фиолетовый туман скрыл от Вирда образ первого Мастера Путей. В самый последний момент, когда исчезли во мгле его черные глаза, Вирд понял, что Астри Масэнэсс – не настоящее его имя. Лишь одно из многих, лишь для одной из многих жизней, прожитых им за свой очень-очень долгий век…

Между ними снова пролегла пропасть времен.

Вирд заглянул в будущее, не далеко – в завтра. Далекое будущее – это лишь возможность… только вероятность… А завтра – придет точно. Он увидел своих друзей и врагов. Хотя врагов было немного: большая часть нынешних погибли со смертью Атаятана, другие еще не родились, о третьих он попросту не знал.

Вирд видел Гани Наэля, сидящего на берегу озера Фаэлос и наигрывающего свою любимую мелодию; птицы вторили ему, ивы склонили печально ветви, словно вслушиваясь в пение Мастера Музыканта. А он пел: пел, забывшись, о любви и о смерти, о свете и тьме, о свободе и рабстве, о падении в пропасть и расправленных на ветру крыльях. За его спиной возвышался взлелеянный в его мечтах красивый и уютный собственный дом.

Вирд видел Фенэ, вставшую поутру и любовавшуюся спящим в колыбели сыном. Рядом на широкой супружеской кровати в точно такой же позе, что и малыш, с точно таким же выражением на мужественном, покрытом шрамами лице, спал Командующий Мастер Агаят.

Вирд видел Ого, обнимавшего Лючин, и его золотую мамочку, которая отчитывала обоих за то, что они думают лишь о битвах и до сих пор не подумали о внуке для нее.

Ото Эниль спорил с Абилем Сетом о значениях пророчеств. А Кими, оторвавшись от шитья, которым были заняты его руки, одним своим словом разрешил их спор. Оба Толкователя замолчали, задумались, одновременно поднесли чашки с чаем к губам.

Вирд видел Хатина Кодонака, сидящего у окна башни перед плацем Золотого Корпуса. Он с грустью и гордостью смотрел на тренирующихся Мастеров Силы, постукивал длинным пальцем по своему длинному носу. Рыжеволосая женщина, босая, в одной рубахе, подошла к нему сзади и обняла за плечи. Он очнулся от задумчивости, нежно провел рукой по ее предплечью, обернулся с улыбкой:

– Итика…

Итин Этаналь увлеченно что-то рассказывал, будучи в старой мастерской отца Вирда, он показывал на стену, где в камне выгравировано было дерево, казавшееся живым. Иссима слушала его и заливисто смеялась. Она смотрела на Архитектора восхищенными и влюбленными глазами – Вирд знал…

Куголь Аб подносил одеяние Хатару Ташиву, а Правый Указующий готовился петь рассветную песню, как и каждое утро много-много лет до этого.

Ата говорила перед вождями о трех исполнившихся знамениях. О том, что Дети Снегов отныне не должны переходить Северный залив – там место памяти – священная земля. А когда она закончила свою речь, другая Ташани надела на ее голову свадебный там-тук и связала ее руку с рукой высокого статного сына севера со шрамом на щеке.

Алсая Ихани шла по коридорам Здания Совета следом за Даджи Марто и на ходу упрекала его в том, что он бесчувственный чурбан, а тот только молча пожимал плечами.

– Ненавижу тебя!.. – закричала она, остановилась и расплакалась, как девочка.

Марто обернулся, возвратился по коридору, подошел к ней, взял за плечи и заглянул в глаза:

– Лжешь! – сказал он.

– Ненавижу тебя… – повторила она, захлебываясь в рыданиях.

– А я тебя люблю…

Килей Холд в повязке изгнанника хмуро вглядывался в утреннее небо, оторвавшись от прополки своего огорода. Призывать дождь для полива собственного клочка земли Вирд ему не запрещал. Бывший Советник, вынужденный кормиться с небольшого огорода в западной Тарии, все же был в лучшем положении, чем проданные им в Ару рабы.

Королева Алиния и король Мило прогуливались по мощеным дорожкам сада. У Алинии выделялся заметно округлившийся животик.

Биби – бывший воришка, одетый в новенькую тарийскую форму служащего городского Правления, несся с поручением Мастера Нанеля по улицам Кинтелэна.

Эрси Диштой, где-то под Торилагом, ворча и хмурясь, рассказывал какому-то высокому толстяку, что после исцеления ему – Эрси, будет худо, и все, что можно будет для него сделать – это оставить в покое. Он закусил в зубах отрезок кожаного ремня и протянул руки к лежащему на смятой постели мальчишке лет семи, изувеченному падением с дерева. Лазурные потоки выправили и срастили сломанные кости, закрыли раны. Мальчик вскочил на ноги, а Эрси упал, извиваясь в конвульсиях… Глядя на него, Вирд поверил, что Годже Ках – убийца родителей, давно умер… Глупо ненавидеть мертвого…

Эдрал спала, обнявшись с мужем, и видела сон о пурпурном соловье. Он снился ей уже в который раз, но Эдрал не знала его значения. Вирд тоже не знал…

Тико, Тоше, Марил, Хабар, Шос и Мах засиделись до утра в «Пристанище Мастера». Они шумели и спорили, и госпожа Кайсанаса грозила вымести их вон поганой метлой, если сами не уберутся подобру-поздорову – вот уж кто ни капли не боялся шестерых боевых Мастеров!

Вирд улыбнулся завтрашнему дню, который уже наступал – солнце всходило за горами Сиодар, всходило над Арой, где он вырос. Вирд встал на парапете, закрыл глаза и… прыгнул в настоящее. Прыгнул туда, где он на самом деле находился. Его настоящее, его сегодня… его оковы… его предназначение лежало рядом с ним на широкой кровати Верховного и забавно сопело маленьким носиком… Вирд склонился над Элинаэль, поцеловал, уткнулся в ее теплое плечико и прошептал:

– Еще не завтра…

 

Глоссарий

Академия Силы

Академия, в которой обучаются Одаренные. Здание находится в центре Пятилистника, имеет округлую в плане форму, каждый этаж меньше нижерасположенного по площади, последний этаж заканчивается куполом в виде полусферы. Обучение длится десять лет. В виде исключения, по единогласному решению Малого Совета, обучение может быть закончено раньше. По окончании Одаренный получает звание Мастера Силы и д’каж.

Астамисас

Материк, на котором расположены Тария и Ара.

Браслет Мастера

Выпускники Пятилистника, становясь Мастерами, получают серебряный браслет с изображениями, символизирующими их род занятий. Носится на левой руке.

Боевой и мирный Дар (Путь)

Все направления, в которых действуют Одаренные, делятся на боевые и мирные. Мирных проявлений Дара – больше. Боевые встречаются намного реже, и они не настолько разнообразны. Есть очень редкие Пути, которые не классифицируются, как, например, Мастер Огней.

Обладающие одним основным боевым Даром обычно могут пользоваться и всеми сопутствующими (Дар Оружейника – исключение).

Боевые Пути – это Дар Оружия (владение разнообразными видами оружия без специальной подготовки), Дар создания оружия, Дар Стратегии (умение руководить битвой) и Дар Стихий (Разрушение) – умение использовать природные силы (кроме огня и молний) для разрушения. Если Дар использует эти же силы для созидания, то Одаренного называют Мастер Строитель, и это мирный Путь. Мастер Архитектор действует в том же направлении, но в основном для создания зданий и сооружений, отличающихся особенной эстетической красотой. Архитектор всегда имеет сопутствующие Дары Скульптора и Художника.

Город Семи Огней

Столица Тарии. Известно, что город был основан шесть тысяч лет назад семью Мастерами Огней. Они и составили первый Совет Семи. Верховный (Председатель), и Большой Совет тогда еще не избирались. В Городе Семи Огней проживает наибольшее количество Одаренных. Здесь они могут получить образование и научиться контролировать Дар в Академии Силы. Обучение любого тарийского Одаренного в Академии обязательно, как и последующая его служба Тарии. Одаренные принимаются на государственную службу сразу после окончания Академии Силы и полностью содержатся государством. У них очень хорошее обеспечение. Город Семи Огней могут называть также Город Огней, Город. Гражданство Города Семи Огней может быть получено по наследству и при окончании Академии Пятилистника. Одаренные же получают гражданство автоматически, поэтому Город Семи Огней называют еще Домом Одаренных.

Д’каж

Кожаная налобная повязка, окрашенная в традиционный для Одаренных Тарии синий цвет, с изображенными на ней символами, означающими направление Дара. Одаренный получает ее в день окончания Академии Силы, когда становится Мастером. Повязать д’каж может только Советник из Семи в присутствии остальных членов Малого Совета и при их согласии.

Жезл Повелений

Символ власти рабовладельца. Имеет определенную связь с ошейником эффа. Эфф приносит голову раба, за которым его послали, именно тому, у кого находится Жезл Повелений. Если хозяин отлучался, он мог оставить Жезл Повелений кому-нибудь из слуг.

Золотой Корпус

Воинское формирование из Одаренных, имеющих боевой Дар.

Искра

Мелкая монета, имеющая хождение в Тарии. Десять искр составляли медный жар , десять жаров – серебряный огонек . Самой крупной золотой монетой было пламя .

Кам

Дорогая мужская одежда, распространенная в Тарии среди обеспеченных людей, особенно в Городе Семи Огней. Представляет собой длиннополый до щиколоток камзол, с начинающимися от бедер четырьмя вырезами: по бокам, сзади и спереди, с рукавами как узкими, так и расширенными, или имеющими разрезы, плотно застегивающийся, чаще всего с высоким воротником-стойкой. Шился из сукна, шерсти или плотного шелка. Украшался вышивкой. Носится поверх туники и свободных, стянутых на щиколотках штанов.

Кобра Ары

Символ Ары, изображение на гербе и на знамени.

Кобра Ары изображается обычно в красных тонах на желтом фоне в атакующей позиции.

Символически – в форме восходящей спирали.

Корона Мудрости

Головной убор Мудрецов Чатана, желтого цвета, в форме усеченного конуса, расширяющегося кверху, с символическим изображением Кобры Ары.

К’Хаэль

Вежливое обращение к рабовладельцу в Аре. На древнеарайском означает «хозяин». К женщинам обращаются к’Хаиль – «хозяйка».

Мастер

Звание, получаемое при окончании одной из Академий Пятилистника или Академии Силы. Отучившиеся Одаренные получают звание Мастера Силы. К слову Мастер добавляется слово, указывающее на род деятельности: Мастер Музыкант, Мастер Архитектор, Мастер Ювелир и т. п. Когда речь идет об Одаренных, за словом Мастер и названием рода деятельности обычно следует слово «Силы»: Мастер Архитектор Силы. Его не применяют, когда всем известно, что этот человек – Одаренный.

При общении между собой Одаренные тоже используют только слово «Мастер» без добавления «Силы».

Мастер Огней (Огненосец, Повелитель Огня)

Очень редкое направление Дара. Предполагает работу с огнем, светом и молниями. Относится как к боевым Путям, так и к мирным. Очень ценятся среди Одаренных-воинов, так как они могут сжигать на расстоянии сооружения или живую силу противника, а также могут убивать молнией. Мастер Огней может создавать как светильники (они дают только свет), так и негаснущий огонь, излучающий тепло: и то и другое способно гореть долгие годы без топлива.

Мастер Судеб

Создатель, Творец

Мастер Путей

Одаренный, чей Дар не имеет ограниченного направления, а может проявляться в любой сфере, как в мирной, так и в военной. Проявление исключительно редкое. Единственный ранее известный Мастер Путей – Астри Масэнэсс – жил, по неточным сведениям, в Тарии пять тысяч лет назад, и о нем известно только из сказок и легенд. До сих пор официально считалось, что Мастер Путей – это выдумка. Символ Мастера Путей – человек с крыльями, держащий меч – символ разрушения – в одной руке, и Свет – символ созидания – в другой. Владеет всеми возможными проявлениями Силы, в том числе и огнем.

Мудрецы Чатана (Персты Света, Хранители Кобры)

Организация, подобная Совету Города Семи Огней, но не имеющая подобной власти; держится более обособленно от императора и не руководит им. Среди Мудрецов встречаются Одаренные, но не все Мудрецы – из них. В арайцах проявление Дара более ограничено, чем в тарийцах. Пути Силы действуют лишь в нескольких направлениях, возможно, это связано с наследственностью. Считается, что предки арайцев, имеющие Силу, создали эффов. Большинство их Одаренных Мудрецов расположены именно к работе с этими существами и к Дару исцеления. Другие Дары практически не встречаются.

Мудрецы Чатана носят длинные завитые бороды и стригут коротко волосы, в отличие от тарийских Одаренных, которые, наоборот, отращивают волосы и тщательно бреются.

Мудрецами становились десять человек (только мужчины), по числу пальцев на руке. Каждый носил звание определенного перста правой или левой руки. Правая рука имела преимущество над левой. Среди Мудрецов имела место строгая иерархия, Главой Мудрецов был Указующий Перст (указательный палец) правой руки, его заместителем был Указующий Перст левой руки (коротко – Левый Указующий), затем следовали правый и левый Поддерживающие Персты (большие пальцы), затем Уравновешивающие Персты, Персты Порядка (средние пальцы), Исцеляющие Персты (безымянные пальцы), Младшие братья (мизинцы).

Нуритэ

Мужчины из племени Детей Снегов, поклявшиеся защищать жизнь Ташани, всюду следующие за ней как телохранители.

Одаренные (в простонародье – отмеченные, или меченые, в Аре – Долгожители)

Люди, отмеченные Даром. Те, в ком проявлялась Сила – сверхъестественные способности.

Способности проявляются обычно в каком-то одном направлении.

Рождаются редко, в роду обязательно должен быть Одаренный. Гены передаются чаще через поколение или через несколько поколений. Дар проявляется впервые в пятнадцать – двадцать лет, используется понятие «развернулся Дар».

Доживают обычно почти до трехсот лет, при этом лицом и телом выглядят не старше тридцати. Во второй половине жизни у них начинают проявляться признаки старения: у некоторых седеют волосы, практически все после ста пятидесяти лет становятся бесплодными. На последних десятилетиях жизни признаки старения усиливаются, что проявляется в потере контроля над отливами Силы, неспособности согреться, ухудшении зрения, появлении дрожи в руках, ломкости костей и т. п.

Всю жизнь после проявления Дара Одаренные Тарии отращивают волосы – практического значения это не имеет, а связано с обычаями. Мужчины тщательно бреются.

Обладают высокими умственными способностями, хорошей памятью.

При проявлении Дара действуют инстинктивно, не нуждаются в приобретении навыков или знаний в этом направлении.

В Академии Силы получают общее образование и учатся контролировать Дар и его оттоки.

Обучение для тарийского Одаренного является обязательным, как и последующая служба Тарии. Имеют хорошее содержание, но не могут владеть собственным имуществом.

У Долгожителей Ары такого ограничения нет.

Огонь Создателя

Выражение, имеющее два значения и в Аре и в Тарии.

Первое значение – Дар Силы в человеке.

Второе – жизнь, огонь жизни.

Оковы Карта (узы Карта)

Мастер Оружейник Силы Карт четыреста лет назад изобрел оковы, или узы, названные в его честь. Они представляли собой браслеты, захлопывающиеся на запястьях, которые можно было открыть только специальным ключом. Узы Карта не стесняли движений, но блокировали действие многих считающихся опасными Путей Дара, в таких оковах полностью неспособным использовать Дар становился Мастер Оружия, Мастер Стихий, Строитель, Мастер Перемещений, Мастер Огней и пр. Не было необходимости блокировать Дары Пророчества, Толкования, Исцеления (Целитель не способен создать что-то лишнее в теле человека или отсечь что-то нужное и тем самым убить).

Использовались и другие виды уз, сдерживающих действие Дара, например утяжелители  – блокировали только возможность перемещаться, при этом Мастер Перемещений как сам не мог пользоваться Даром в утяжелителях, так и человека, на котором они надеты, переместить не мог.

Кроме прочих были еще оковы, сдерживающие только Дар Огня – узы Огненосца , они сохранились с древних времен, выглядели более грубыми и связаны были цепью, то есть не только блокировали Дар, но и стесняли в некоторой степени движения.

Отливы (оттоки) Силы (Сворачивание Дара)

Состояние, приходящее после использования Силы. Проявляется в потере сознания, тошноте, лихорадке, горячке, неспособности контролировать тело, через определенное время перетекает в слабость и последующее чувство голода. Чем больше степень Силы – «яркость Дара», тем сильнее проявляются оттоки, или отливы, Силы. Особенно сильными отливы бывают при первом проявлении Дара. Контролировать отливы можно научиться, но с приходом старости эта способность утрачивается. Отлив Силы может убить Одаренного.

Сильный отлив может произойти даже у умеющего контролировать его Мастера, если он сдерживает Дар мирного Пути. Боевому Мастеру нельзя как сдерживать Дар слишком долго и часто, так и отпускать его до конца.

Права

Специальная коробка, на крышке которой начертано имя раба. Внутри два углубления: для крови и для пряди волос (если раб был лыс, вместо волос использовался кусочек кожи). Коробка могла быть использована только один раз. Когда кровь раба попадала в специальное углубление, она принимала форму твердого шара и могла храниться, не портясь, всю жизнь раба. Если раб убегал (или просто был неугоден хозяину, и за ним посылали эффа), то Права передавались эффу: он поглощал кровь, а волосы помещались в специальный мешочек на ошейнике. Эфф находил именно этого раба, убивал его и приносил голову хозяину.

Путь Силы (Призвание Дара, Выбор Пути, Путь Дара, Путь)

Врожденный выбор Силой направления деятельности Одаренного, в котором он будет проявлять себя. Касается одного основного направления, часто захватывает несколько сопутствующих, связанных с основным. Например, Пророк часто имеет сопутствующий Дар Толкователя.

В направлении исцеления Одаренный может использовать Силу при сращивании тканей, диагностике болезней, блокировании распространения инфекций – Созидание, сопутствующим направлением обычно является Очищение (Отсечение) – способность Силой уничтожить что-то вредное в теле человека (опухоли, тромбы, кисты и т. д.). В некоторых Целителях второе является основным, а первое – сопутствующим (их называют Мастера Отсекатели). Целители – чистые Созидатели или чистые Отсекатели встречаются очень редко.

При боевом Даре Одаренный обычно всегда владеет всеми видами боевых Путей, кроме создания оружия: боевой Мастер может с помощью Силы использовать различные виды оружия, разрабатывать стратегии и тактики битвы, владеть Даром Стихий (Разрушения). При этом какой-то один Дар проявляется как основной, остальные – как сопутствующие. Часто Дар Оружия, даже сопутствующий, может проявляться так же сильно, как и основной боевой Дар, вроде Дара Стратега.

Не встречаются Одаренные, которые владеют сразу несколькими основными Дарами – такими как Исцеление, Перемещение или Боевой Дар одновременно. Основное направление – только одно.

Исключение составляет легендарный Мастер Путей, одинаково успешно владеющий всеми проявлениями Дара – всеми Путями. Официально считается легендой, выдумкой.

Пятилистник

Наименование пяти Академий, в которых обучаются неодаренные. Располагается в южной части города на берегу реки Тасии-Тар. Пять зданий Академий – Академия Искусств, Академия Воинств, Академия Естественных наук, Академия Философии и Академия Математики – были построены в форме вытянутых треугольников, острые углы которых сходились к круглому зданию, расположенному в центре – зданию Академии Силы.

Обучение стандартно длится десять лет. После окончания выпускник получает звание Мастера и серебряный браслет.

Смарг

Редко употребляемое грязное ругательство: как оказалось впоследствии, слово произошло от наименования Слуг Древнего – смаргов, что на его языке означает «порождения-орудия войны».

Смотрители эффов

Каста специально обученных людей, которые знают, как обращаться с эффами. Умеют их разводить, за ними ухаживать, знают все правила поведения и обращения с эффами. В обязанности смотрителей входят получение новых ошейников, отчетность о количестве эффов перед Мудрецами Чатана. Знания и навыки передаются по наследству от отца к сыну. Обычно служат какому-то определенному роду из поколения в поколение, но не являются рабами и могут перейти к другому хозяину.

Совет

Тарией управляет Король-Наместник (неодаренный наследный правитель) и Совет под председательством Верховного. Совет состоит из Большого (меньшего по значимости), в котором двести пятьдесят членов, и Малого, или Совета Семи (большего по значимости). В Совете состоят только Одаренные. Верховный избирается Малым Советом, Малый Совет – Большим. Большой Совет – всеми Мастерами Силы. Большинство политических, военных и экономических вопросов решает Малый Совет под председательством Верховного, либо без него. Верховный может отдавать прямые приказы по некоторым вопросами, в большинстве случаев требуется поддержка не менее чем четырех членов Совета Семи. Внутри Совета все равноправны.

Там-тук

Женский головной убор, изготовленный из бисера. Распространен среди северных племен.

Ташани

Название у северных племен женщины-знахарки и предсказательницы.

Эфф

Существо, происхождение которого достоверно не известно. Арайцы считают, что его создали Мудрецы древности. Похожее на пса, но гораздо больше и без шерсти. Имеет характерный кожистый раздвоенный нарост, начинающийся с основания головы и покрывающий спину до лопаток, оканчивающийся шипами. При атаке нарост встает дыбом и разворачивается веером. Основные инстинкты: нахождение и убийство того, за кем его послали, дав специально преображенную кровь и поместив в мешочек на ошейнике волосы.

Эфф связан с ошейником, который надевается при его рождении. Без ошейника эфф не контролируется и убивает все живое вокруг. Убить эффа очень сложно из-за его живучести и силы.

Ошейник заставляет эффа выполнять свою функцию.

Ссылки

[1] В романе использованы стихи автора.

Содержание