Эрси Диштой

Эрси нервничал… Да! Он нервничал почти как Годже… Нет – больше! Гораздо больше!.. Годже Ках попадал в разные передряги, но приманкой ему никогда быть не доводилось… И это только подготовка… Только составление плана – время осуществления задуманного еще не близко.

Эрси исходил свою комнатушку, отведенную ему на самом последнем этаже Здания Совета, почти под самой крышей, вдоль и поперек, поперек и вдоль… Он знал, сколько шагов от одной стены до другой, сколько по периметру, сколько по вписанной окружности, по диагонали… Он мечется из стороны в сторону, будто зверь в клетке.

Но это ведь его собственный выбор… Он сам пришел сюда… Сам предложил служить приманкой для Эт’ифэйны. Может, не стоило? Может, он бы и справился, спрятался, ушел от погони, не используя Дар? Но нет! Глупо на это надеяться… Тогда, в домике разбойников, собирая среди изувеченных трупов свои вещи, обшаривая заскорузлые карманы Мастера, Зверя и Шипа в поисках украденных у него денег, снимая с пояса Мышки кинжал своего отца, – он понял, как же ему повезло! Осознал свою несказанную удачу – все-таки прав был Эбонадо насчет имен! – и твердо решил, что пора прекратить убегать и надо начинать охотиться, только не в одиночку. И поскольку этот эффов Вирд Фаэль – Мастер Путей, то пусть он и охотится – такая добыча только ему одному по зубам!

За дверью Эрси услышал шаги – идут наконец-то! В этой комнатушке он как пленник: выходить никуда нельзя – кто-то может его узнать, слуги приносят еду, меняют одежду, а он заперт и ждет целыми днями, когда Фаэль или Кодонак, раздери их… заглянут сюда.

На этот раз целая компания пожаловала: Кодонак, Эниль, Сет, девчонка Элинаэль и Верховный конечно же. Почему Совет избрал Вирда Верховным? Молокососу нет даже двадцати… Это их самая фатальная ошибка или самая лучшая ставка? Впрочем, если Кодонак ставил, то – к выигрышу… Все равно, Эрси не понятны их мотивы и умозаключения. Ну и что, что Фаэль – Мастер Путей? У него ни опыта, ни знаний, да еще и нехорошее пророчество Атосааля нависло над ним, как топор палача над приговоренным к отсечению головы… Эбонадо на памяти Эрси редко ошибался. Хотя как раз с предсказаниями о Вирде Пророку и не везло…

– Что?.. – буркнул Эрси. – Придумали, как ее достать?

– Можно сказать, придумали, – тихо произнес Эниль, выражение его лица не внушало Эрси оптимизма. Наверняка пакость какую-нибудь придумали…

Фаэль угрюмо молчит и старается Эрси не замечать… впрочем, ему есть за что ненавидеть Годже Каха… А в то, что Ках умер, он не верит.

– Мы нашли способ, как удержать Древнюю в теле обычной женщины. А пока она будет пленена таким образом, Элинаэль и еще пятеро уложат спать ее настоящее тело, – пояснил Кодонак.

– Да? У меня множество вопросов к вашему безупречному, я надеюсь, плану… – раздраженно произнес Эрси. – Когда вы уложите спать Эт’ифэйну, то, что будет в обычной женщине, останется?

– Это ее Тень… так сказать, – вмешался Абиль Сет, глядя на Эрси в упор так удивленно, будто только что его узнал. – Тень вернется в тело, как только оно уснет. Вам, Советник… Мастер… Ках… Диштой… нужно будет произвести процедуру исцеления, рядом при этом будет неодаренная женщина. Эт’ифэйна, так сказать… почувствовав «запах» Силы, тут же овладеет ее телом и попытается выпить ваш Дар. При этом женщина будет в поясе, не позволяющем Тени покинуть ее тело или причинить ей вред.

– Хорошо. Ей вред она не причинит, а мне? Я говорил, что после использования Дара становлюсь полностью беспомощным, теряю сознание, притом надолго? Я уверен, что говорил!..

Никто не спешит ему отвечать.

– Я быстро приведу тебя в чувство после исцеления, – наконец соизволил произнести хоть что-то Верховный.

– А ты точно уверен, что она не сможет… выпить меня? – Эрси нужны были гарантии… или хотя бы надежда. – Ты уверен, что не позволишь ей меня убить?

Фаэль только улыбается в ответ. Когда этот молокосос успел выучиться так паскудно улыбаться?..

– Я понимаю, что ты только рад будешь, если Эт’ифэйна оставит от меня одну шкурку… Вот только мне что-то расхотелось умирать таким способом…

– Не бойся, Эрси, Верховный не допустит, чтобы тебя убила Эт’ифэйна, – усмехнулся Кодонак, – у того улыбочка еще более паскудная… – Он сам желает это сделать… когда-нибудь…

Эрси фыркнул. Да уж лучше Фаэль, чем какая-то нечисть!..

– Значит, ты будешь со мной, когда она появится, а не с теми, кто отправится ее убаюкивать? – спрашивает Эрси у Фаэля.

– Нет… – отвечает тот.

– Да!.. – перебивает его Кодонак, и они смотрят пристально друг другу в глаза – похоже, об этом у них не разрешенный еще спор.

– А кто, позвольте спросить, будет в составе пяти?

Опять отвечают ему только после затяжной паузы.

– Пророк – Абиль Сет, Музыкант – Нихо Торетт, – перечисляет Советник Эниль, – Строитель – Итин Этаналь, Целитель Отсекатель – Иссима Донах, Разрушитель – Тико Талад.

Эрси застонал… Команда мальчишек и девчонок, в сопровождении большого наивного ребенка – Торетта и полусумасшедшего Абиля Сета. Кто этот Тико Талад? Тоже мальчишка, которому, скорее всего, лет двадцать, не более… Шансы на победу ничтожно малы, лучше бы он не спрашивал.

– Вы специально отбирали самых молодых? А что, шестнадцатилетних Пророка и Музыканта не нашлось?.. – невесело ухмыляется он.

– Мы отбирали не по возрасту, – отвечает Эниль, – в состав пяти вошли те, кто прошел испытания.

Испытания? Эрси помнил, как Эбонадо твердил, что пробудить Древнего легче, чем отправить в забвение, не каждый сможет участвовать в этом. Но почему необходимые Дары нашлись лишь у этих юнцов? Может, не зря Ото повторял слова Кахиля: «…юность посрамит старость»?.. Как бы там ни было, а мало хорошего в том, что жизнь Эрси, да и судьба всех людей – в руках только что оперившихся птенцов во главе с этим их Мастером Путей. Человек с крыльями… Едва расправил он эти крылья… только вчера, а сегодня уже хочет понести на них всю Тарию, да и весь мир заодно… Как бы не рухнул он в пропасть…

Хатин Кодонак

– Все из-за того случая с Таян? Ну и злопамятны же вы – ливадцы!.. – усмехнулся Хатин. Марто он знал давно, ведь внимание Командующего Золотым Корпусом не мог не привлечь неодаренный паренек, которого не всякий боевой Мастер Силы на раз-два победит в бою; ливадец, поднявший руку на самого красавца Абвэна, не посмотрев, что тот Советник из Семи.

Север и Та-Мали изменили характер Даджи. Тогда, пятнадцать лет назад, за излишнюю горячность Марто прозвали в Пятилистнике «белокурым кутийцем», сейчас его выдержке и сам Кодонак завидует. Взгляд стал холодным, ничего не выражающим, только острота и цепкость в глазах прежние. Он умен, расчетлив, а то, что поостыл со времен юности – только на пользу. Его план по северному заслону – ничего не скажешь, хорош. Не будь у Хатина Дара, он бы и рядом не стоял с тактическим гением Марто. Жаль только цели он преследует слишком уж мелкие: личная месть Абвэну могла бы и подождать. Пропадет ведь ни за что…

– Нет, – ответил Даджи, спокойно глядя в глаза Хатину, – за тот случай глупо сердиться на Абвэна. А уж если кому и мстить – то Таян. Но я не мщу женщинам. Видишь, насколько стал я тарийцем?..

– Тогда я совсем не понимаю, почему ты вдруг вздумал бросить все, чтобы охотиться за Абвэном?

Марто помолчал.

– Чтобы Алсая не охотилась за ним в одиночку. Она упряма, как сто ливадок, но… она не воительница, как они… Ей повезло серьезно ранить однажды Абвэна… почти убить, но это лишь везение и стечение обстоятельств. Попытайся она еще раз – и ей конец!

Хатин был удивлен – он еще мог представить себе, что Абвэн нужен Марто для мести, но из-за заботы об Алсае?.. Значит, не совсем еще остыл «белокурый кутиец»… не совсем…

– Не нравится мне твоя затея, Даджи, но если тебе удастся все-таки избавить этот мир от Абвэна, то, клянусь, потухни мой огонь, ты будешь первым неодаренным в Золотом Корпусе!

– Зачем же к золоту подмешивать простой металл… – возразил Марто.

– Чтобы придать твердости, без примесей золото плохо держит форму. Ты лучше скажи: как ты собираешься это сделать? Как ты вообще думаешь его найти и одолеть?

– Я не горд, поэтому пришел просить помощи у тебя.

Не горд? Людей более гордых, чем ливадцы, Кодонак не знал. А Марто – самый известный гордец из них. И упрямец…

– Я слышал, что Верховный нашел способ выковывать мечи, которые даже неодаренный сможет с успехом применить против связанных.

Это секретная информация. Откуда узнал об этом Марто? Если у этого эффового безумца получится разделаться с Абвэном, Хатин не просто возьмет его в Золотой Корпус, но и сделает главой шпионской сети.

– Ну, предположим, я смогу найти для тебя такой волшебный меч. – Оружия, что способно поразить связанных из Первого Круга, очень мало: «Перо смерти», «Разрывающий Круг», улучшенный Вирдом, еще с десяток мечей да с десяток кинжалов. Чтобы придать нужные свойства клинку, мало участия в его создании Музыканта и Строителя Силы, в самом конце изготовления лезвие и острие нужно обработать при помощи Дара Огненосца, а это могут лишь Вирд и Элинаэль… – И что? Где ты будешь искать Абвэна?

– Они движутся по побережью в сторону Ливада. Им нужны города и селения вроде Эйчи…

Слухи, дошедшие из Эйчи, принесенные немногими чудом выжившими, заставили Кодонака содрогнуться. Все жители города были… попросту съедены отродьями Атаятана. А Абвэн (по описаниям это был именно он) – тот, кто, заворожив людей своими речами, отправлял их на заклание. Этого проклятого мастера плести сети из слов действительно следовало уничтожить немедля.

– Но после перемирия, – продолжал Марто, – они не смогут использовать города Тарии и пойдут в Ливад. Туда ближе всего. Я думаю, что первым будет город Махай.

– Почему не Берс? не Оштос?

– В нем больше людей… И еще Махай отдален от других поселений и окружен лесом. Там будет удобно спрятать… смаргов… этих тварей. Я смогу попасть туда раньше, чем они, у меня ведь теперь личный Мастер Перемещений в помощниках.

– Как называется такая атака в хо-то: орел несет тигра в когтях?

Марто кивнул, и скупая улыбка появилась на его лице.

Гани Наэль

Гани положил вилку с ножом на тарелку, где еще лежал недоеденный кусок отлично приготовленной утки: в меру прожаренной, притом сочной, не слишком жирной и не пресной, приправленной тимьяном и базиликом, достаточно острой, но не обжигающей язык. Нет, аппетит у него не пропал, но за королевским столом никто, кроме него, не ел. Все уставились с открытыми ртами на короля и королеву, вот уже с четверть часа орущих друг на друга. Ссора разгорелась из-за желания Алинии присоединиться к Мило на поле боя в Ливаде и совершенно противоположного желания Мило. Жаль, ставок не принимали, а то можно было бы поспорить, дойдет ли дело до драки, и кто в такой драке выйдет победителем. Монарх вовсе не нуждается в услугах музыканта или скомороха, чтобы развлечь народ – ему достаточно просто поссориться с женой. Какое зрелище! Какой восторженный интерес вызывает оно у придворных! А сколько нового и интересного открывается сейчас их жаждущим сплетен ушам! Все, что хранилось в тайне годами, открылось всего за пару минут, как вынесенные бурей из пучины на берег сокровища моря.

– Я сказал, что ты останешься здесь, Алиния!.. – Король побагровел, казалось, из ушей его вот-вот пойдет пар.

– Нет! Мой народ гибнет! Не останусь! Я буду сражаться! С тобой или без тебя!

– Эта твоя прихоть…

– Прихоть?.. – Глаза Алинии сузились до маленьких и недобро сверкающих щелочек, она сжала в кулак левую руку, а правой непроизвольно потянулась куда-то к голени – там наверняка спрятано у нее оружие. – С Арой – да, мне было скучно, я хотела отправиться с тобой на войну лишь ради войны, но не сейчас! Ливад – моя Родина, Мило! Родина!..

– Нет! Я не позволю! Я обратился с посланием к Верховному, чтобы тебя исцелили! Тебе о другом следует думать, Алиния! О детях! Как всякой женщине!..

Подал прошение Верховному? Это так король называет смутную просьбу, переданную на том пикнике-попойке ему, Музыканту. Но Гани свое дело сделал: он добился встречи с Вирдом, несмотря на чрезмерную занятость Верховного; объяснил ему всю сложность ситуации, убедил вмешаться. Мало того – он, неуверенный, что Вирд в достаточной степени проникся проблемами двора, перемолвился парой слов со славным своим земляком Советником Энилем, ну и, конечно, с Кодонаком, который непременно проследит, чтобы все было сделано как положено. Четыре раза во дворец являлся Целитель Силы, тайно, так как король не желал предавать это дело широкой огласке. И четыре раза Мастер не заставал королеву: Алиния каким-то образом узнавала, что к ней послан Целитель, и отправлялась на охоту, на прогулку, в порт, чтобы осмотреть новое судно, построенное в ее честь, или находила другую причину, чтобы с ним не встречаться. Почему так? Фенэ утверждала, что королева жаждет стать способной к деторождению не меньше, чем Мило хочет иметь законного наследника, но отчего она тогда избегает исцеления? Может, знаменитая ливадская гордыня? Может, она хочет, чтобы исцелил ее лично Верховный? Но Вирда в последние дни сложно было застать в Городе Семи Огней, он занят вещами более важными, с которыми справится далеко не каждый Мастер Силы.

Теперь, когда Тария решила помочь Ливаду противостоять ордам смаргов Древнего, хозяйничающих на его территории вот уже четыре месяца и добравшихся до крупного города Эрдлая на берегу реки Кигле. Когда они возьмут город и переправятся через реку, Кампий – столицу Ливада – уже ничего не спасет. Но Вирд подтянул туда тарийские войска, создал при помощи Строителей Силы заслон в двадцати милях от Эрдлая, там предстоит большое сражение, битва с участием ливадских сил, тарийской армии под предводительством Мило, Золотого Корпуса и других Одаренных, считавшихся до сих пор мирными Мастерами, а нынче взявшимися за меч, фигурально выражаясь… Эту войну, войну за ее Родину, Алиния, оставившая когда-то ратное дело ради брака с Мило, но не переставшая быть воительницей в душе, пропустить не могла. Для такой женщины, как она, битва эта была намного важнее продолжения монаршего рода…

– Исцеление?! – взвизгнула королева, испепеляя Мило взглядом. – Ты подал прошение об исцелении?! Через десять лет?! А спросил ты меня, хочу ли я этого? Нужно ли мне это исцеление?!

– Как оно может быть тебе не нужно? Разве что ты безумна? Испорчена до такой степени, что перестала быть женщиной? Ты потеряла даже желание иметь детей?!

– Иметь детей? Почему вдруг тебе понадобились дети от меня? Разве тебе мало двоих сыновей? От женщин намного более желанных, нежели я!..

Мило бросил гневный взгляд на Гани, тот в ответ едва заметно отрицательно помотал головой: Алинии известно об отпрысках Мило, но он, Музыкант, здесь совершенно ни при чем. Он даже Фенэ не говорил. У королевы свои осведомители.

– Я король! И у короля могут иногда быть дети на стороне… А ты – королева, и твоя забота – наследник… – процедил сквозь зубы Мило.

Граф Палстор, слушая их перебранку, бледнел, краснел, снова бледнел, в общем, мигал, что сигнальный огонь маяка. Гани усмехнулся, сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. «Раз уж я не могу тут ничего сделать, то буду наслаждаться зрелищем», – подумал он.

…Тот визит в загородное поместье Палстора запомнился Наэлю надолго, и воспоминания эти приятными не назовешь. Тогда от обильных возлияний у Гани страшно болела голова, а от долгого сидения на сырой весенней земле ломило кости. Король вел себя безобразно, и Гани не мог сказать, то ли Мило Второй притворялся, что напился до свинского состояния, то ли и в самом деле сделал это. Мило грубил Палстору, всячески унижал, приставал к любой проходящей мимо служанке, каждые полчаса вызывал на дуэль одного из своих же рыцарей, но те не то что фехтовать – стоять на ногах не могли от обилия выпитого, благо что король забывал о вызове быстрее, чем успевал получить ответ. Что до дочурок Палстора (а они, надо сказать, были на диво симпатичны), то их обеих под конец вечера Мило усадил себе на колени: Малисинию – на правое, Баглисаю – на левое, словно девок из таверны, и громко орал похабные песни, совершенно не попадая, к величайшему ужасу Гани, в ноты. Графские дочки терпели: очень уж хотелось одной из них оказаться матерью следующего тарийского Короля-Наместника. Сыновья Мило, которых вывели было к явившейся в поместье пьяной компании, залились громким плачем, испугавшись орущих и бряцающих оружием рыцарей, и нянечки увели их от греха подальше. Следующий день Гани, как и большинство его спутников, провел в постели, мучаясь похмельем. Некоторые, правда, хотели продолжить, но Мило впал в уныние, не желал никого видеть и слышать, заперся в своей комнате и не выходил из нее до утра третьего дня. А затем повелел всем немедля возвращаться во дворец.

При прощании вновь привели малышей Брая и Мило, на которых его величество глянул хмуро и вскользь, а их матерей, склонившихся в низком поклоне, выставив напоказ шикарные белые округлости, удостоил лишь равнодушным кивком головы. Но Малисиния на том не успокоилась, она подошла к королю и преподнесла довольно-таки трогательный подарок – золотой медальон, обильно инкрустированный драгоценными камнями, изображавший пламенного льва; внутри медальона были портреты обоих сыновей Мило: старшего – справа, младшего – слева. Мило заскрипел зубами, но позволил Малисинии повесить цепочку с медальоном на свою шею, а Палстор при этом сиял, словно тарийский светильник.

– Поклянитесь, о ваше величество, что никогда не станете снимать этот символ нашей любви к вам! – взмолилась златокудрая леди.

Мило нахмурился еще больше, побледнел еще сильнее…

– Это уж слишком, Малисиния!..

– Прошу тебя… – Она бухнулась на колени перед ним и обхватила за ноги, обливая их слезами. – Ради своих сыновей!

Упала на колени и Баглисая. И нужно сказать, что вид этих двух прекрасных, смиренных, плачущих коленопреклоненных женщин мог не тронуть разве что каменное сердце. К тому же каким-то образом двухлетнего Брая уговорили поступить так же: то есть упасть на колени и реветь. Младший был слишком мал для подобного представления, поэтому догадливая нянечка подхватила его и сама преклонила колени, прямо с малышом на руках.

– Мы не хотим ничего большего! Только чтобы ты помнил о нас! Больше ничего!.. – пела Баглисая ангельским голоском.

И Мило сдался.

– Клянусь, что только ты сама, твоя сестра или дети смогут снять с меня этот… – король явно хотел сказать «проклятый», – медальон. По своей воле я его не сниму и другим не позволю… – Мило обреченно усмехнулся. – Теперь довольна? Что, Палстор, поймал льва в ловушку?

Этот медальон, найденный при Мило, если тот погибнет, станет верным доказательством, что внуки Палстора являются сыновьями короля и могут претендовать на трон. А Гани и присутствующие здесь рыцари подтвердят, при каких обстоятельствах украшение оказалось у его величества.

– Не будет никакого наследника! – тем временем говорила королю Алиния. – От меня… по крайней мере! Не будет никакого исцеления, Мило! Не препятствуй мне – и у тебя появится шанс избавиться от меня! Возможно, я погибну в этой битве! Чисто, честно уйду из твоей жизни, и ты станешь свободен! Разве не об этом ты мечтал все эти годы, мой король?..

– А если погибну я? – вдруг тихо, без крика, без ярости в голосе, спросил Мило.

Он окинул взглядом заполненный людьми обеденный зал, словно только что заметил, сколько свидетелей у их королевской ссоры.

– Все прочь!.. – гаркнул он. – Прочь!..

Придворные вскочили с мест, завизжали отодвигаемые по каменному полу стулья, послышались приглушенный шепот, вздохи. Цепочка поминутно оборачивающихся дам и кавалеров потянулась к выходу. Мило и Алиния молчали. Гани спокойно поднялся, со вздохом окинул прощальным взглядом свой так и не доеденный завтрак, решил, что прикажет принести утку в свои покои, и тоже направился прочь из зала.

– Останься, Музыкант!.. – услышал он окрик Мило и остановился. – А ты, Палстор, – прочь!..

Граф изумленно глянул на короля, побледнел, заиграл желваками, со злостью бросил салфетку на стол, поднялся так резко, что упал громоздкий стул, и быстрым шагом удалился.

Гани с удивлением обнаружил, что в огромном зале находятся только он, король и королева. Если честно, то он чувствовал бы себя как-то спокойнее, останься здесь кто-нибудь еще. А окажись тут Фенэ, это было бы и вовсе замечательно!.. Но та на последнем месяце беременности и почти не покидает свои комнаты.

– Почему ты не хочешь исцеления, Алиния?.. Я не понимаю… Не понимаю… – пробормотал Мило, тряся кудрявой головой. – Я сделал шаг навстречу тебе, почему же ты не хочешь принять это? Почему отвергаешь меня?

Зачем король задержал Гани? Может, потому, что не желает оставаться наедине с Алинией? Ее величество окинула музыканта хмурым взглядом и ответила Мило спокойным холодным тоном:

– Я видела, что ты переступаешь через себя, принимая такое решение. И, кроме того, я не понимаю, зачем тебе это? Зачем? Ты ненавидел наш с тобою брак все эти десять лет. Тебя устраивало, что наследника от меня у тебя нет. Что изменилось, мой государь? Что? – «Мой государь» насмешливо звучало в устах Алинии.

– Хочешь знать правду?

– Именно так! Я хочу знать правду! Зачем тебе это нужно? Уж явно не ради меня!..

– Нет. Не ради тебя. Ради Агаи… – Мило опустил голову, оперся на стол обеими руками, роняя волосы на лоб. – О моих сыновьях ты знаешь, Алиния. Если я погибну, Агая станет серьезным препятствием для тех, кто желает посадить одного из них на трон. И это препятствие они постараются устранить…

Королева фыркнула.

– Но если у меня будет законный наследник… – продолжал Мило. – Теперь ты поняла – зачем?..

– Поняла, – усмехнулась королева, села на стул и вытянула ноги, вольготно… по-мужски. – Ты бы обратился ко мне за советом, Мило. А я подсказала бы выход. И тебе не пришлось бы забивать свою коронованную голову нехорошими мыслями. Значит, хочешь уберечь Агаю? Выдай ее замуж за ливадского принца, одного из моих братьев. Ливадский двор не допустит, чтобы с ней что-то случилось.

Мило удивленно глянул на королеву, пожал плечами и тоже сел. Гани остался стоять, ожидая монаршего позволения. Лучше бы это было позволение удалиться.

– Поступить с ней так же, как когда-то поступили со мной?..

Алиния рассмеялась:

– Кто только что твердил мне о долге? Поучал, о чем должна думать всякая женщина? А о чем обязан думать всякий монарх? Ты до сих пор, словно безусый мальчишка, страдаешь от того, что тебя заставили жениться на нелюбимой женщине? Ваше величество, это недостойно короля!.. И, насколько я знаю Агаю, она примет такую судьбу ради благополучия Тарии с должным смирением, не в пример твоему.

Они оба замолчали, не обращая внимания на Музыканта, стоящего столбом у обеденного стола.

– Палстор обманул меня… – тихо произнес Мило. – Мои сыновья – обман… ловушка… Они дети. Мои дети… И в то же время – капкан для меня. Ложь… Что я оставлю после себя? Ложь, обман?.. Борьбу за трон, в которой может погибнуть моя сестра? А что потом? Они вырастут, и брат убьет брата, чтобы надеть корону и сесть на трон, как марионетка Верховного?..

– А ты, Мило, наивно полагаешь, будто законный наследник изменил бы порядок вещей, и все было бы по-другому? – Алиния хмыкнула. – Знаешь… я тоже так думала. Десять лет я ждала исцеления. Гордость не позволяла мне самой обратиться за ним, и я ждала, пока ты сделаешь это. И вот – час этот настал… Но я уже не хочу… Я подумала – а может, не случайно все это? То… что мы не способны иметь детей… Возможно, боги хотят нам этим что-то сказать, научить нас?..

– Чему могут научить твои боги?.. – буркнул Мило.

– Хорошо… – примирительно продолжала Алиния, но глаза ее вновь стали узкими щелочками, и губы побледнели, – не ливадские боги, так Мастер Судеб. Он не дал нам детей. Может, брак наш не угоден ему? Родилась бы девочка, напоминающая тебе меня, или мальчик… напоминающий мне тебя… Нелюбимые – от нелюбимых… Пусть исполнится наша с тобой судьба. Погибнуть? Погибнем. Жить? Будем жить. Жизнь или смерть… Пусть решит эта война. Я отправлюсь на нее в любом случае, но лучше будет, если рядом с тобой. Если оба вернемся живыми и невредимыми – я обещаю тебе, что соглашусь на исцеление. Если погибну я, ты будешь свободен и возьмешь себе другую – здоровую любимую жену. А если погибнешь ты… то я позабочусь о безопасности Агаи.

– Позаботишься?..

– Да. Ты не поверишь мне, но я привязалась к Агае за эти десять лет. Она мне словно дочь.

– Именно поэтому ты хочешь подложить ее под первого попавшегося мужчину? Как это у вас называется? Первая ночь?..

– А ты не верь всему, что говорят, Мило, – нисколько не смутившись, ответила королева. – Единственный правдивый слух обо мне – это то, что я могу себя защитить. – Она резким движением подняла подол шелкового платья, обнажив бедро левой ноги, где на специальном ремешке был приторочен немаленький такой кинжал… – И не только себя. Я не допущу, чтобы какой-то гнилой лжец и интриган вроде Палстора угрожал Агае. Будь спокоен. Испытаем нашу любовь?.. – Она цинично выделила последнее слово и ухмыльнулась.

– Хорошо… – вздохнул Мило, помолчав. – После Ливада все изменится.

– Изменится! – подтвердила королева, вставая и удаляясь из обеденного зала.

– Да сядь ты! – обратился король к Гани, едва она ушла. – Ты пойдешь со мной в Ливад…

– Ваше величество!.. – Вот этого Гани никак не ожидал. – Я не воин! Я и меч в руках держать не могу. Что я буду там делать?

– Так, значит, это неправда, что тебе случилось спасти жизнь Верховному?

– Мне?.. – Он припомнил: наверное, король имеет в виду тот случай с «городским эффом». Как же давно это было…

– Мне говорили, что ты справился в одиночку с наемным убийцей.

– Тот человек стоял ко мне спиной. Не думаю, что в настоящем бою враг станет ждать, пока я подкрадусь к нему сзади.

Король нервно засмеялся:

– Мне и не нужно, чтобы ты участвовал в битве. Будешь в тылу, с Целителями. Ты не просто мой советник, ты – доверенное лицо. – «Вот уж воистину великая честь… Что за судьба такая – постоянно быть втянутым в дела сильных мира сего?» – Если я погибну… как пророчествовали… ты позаботишься о том, чтобы с меня сняли это. – Король вытащил из-под кама и туники медальон, подаренный Малисинией, и, брезгливо держа его на цепочке, потряс им. – Сам я дал клятву, а ты – нет… После найдешь способ быстро вернуться в Город Семи Огней и спрятать где-нибудь Агаю, пока все не уляжется. И еще… если будет повод, и Алиния попадет к Целителю Силы, ты позаботишься о том, чтобы она была исцелена… всесторонне… полностью. Ты понял?

– Да, ваше величество. Я могу идти?

– Можешь… И о нашем разговоре…

– Ваше величество, я никому ничего не скажу.

Король молча покивал и потянулся за кубком с вином.

Ата

Большая белая сова кружила над тундрой, парила, словно орел, и не садилась… Какую добычу она высматривает в долгой ночи? Круги, что проделывала сова, становились уже и уже, и летела она все ниже и ниже. Наконец, она опустилась на землю. Огромная, в три человеческих роста, белоснежная, красивая… В ней нет зла. Добрый знак!

Ата смело посмотрела Сове прямо в круглые светящиеся глаза.

– Ташани-без-народа! – сказала Сова.

– Да, это я. Что ты хочешь сказать мне, Мудрая?

– Почему ты ушла так далеко на юг? Почему ты не следуешь за Человеком с крыльями?

– Я в том городе, где он – я следую за ним.

– Нет, Ташани, ты следуешь за высоким черным мужчиной, который нравится твоим глазам, а не за тем, за кем нужно. Он – Сын солнца, ты – Дочь Снегов. Разве могут быть рядом ваши пути? Ты – Ташани! Не забывай!

– Прости меня, Мудрая. Но духи не отвечают мне, они отвернулись от меня. И моего народа больше нет…

– Я дам тебе три знамения, Ташани, – сказала Сова: она наклонила голову и вырвала хищным изогнутым клювом перо из своего белоснежного крыла.

Ата взяла перо, и оно, как только оказалось у нее в руке, стало огненно-красным, словно горячее пламя.

– Первое знамение: ты увидишь Песнь Севера, сотканную, чтобы губить твоих врагов. Тогда ты узнаешь, что не весь твой народ погиб.

Сова вновь вырвала перо из своего крыла – на этот раз другого, протянула его Ате, и оно стало красным, как кровь, у нее в руках.

– Второе знамение: ты увидишь последнего из Детей Снегов, чью кровь прольет Он. И тогда начнется возрождение твоего народа. Вновь будут чтить традиции. Вновь будут говорить старцы, а молодые будут слушать. Снова наденет невеста свадебный там-тук. Снова возьмет воин в руку копье. Вновь поведет отец сына на первую охоту. Ты скажешь им, чтобы они не шли назад, на север, не переходили Больших вод – там место мертвых, место памяти, земля крови. Священная земля, куда не должна ступать нога Сына или Дочери Снегов, лишь нога Ташани – раз в год, чтобы чтить память. Пусть селятся на самой границе, но залива не переходят.

Сова наклонила к ней огромную голову.

– Третье перо возьми сама.

И Ата вырвала небольшое, по сравнению с двумя первыми, но размером с ладонь, перо из совиной головы. Оно осталось белоснежным.

– Последнее знамение: ты увидишь, как огонь сожжет зло. И тогда Ташани будут выходить замуж и рожать детей, как другие женщины. Сын Ташани станет великим вождем твоего народа.

– Но раньше только единожды могла родить Ташани, и только дочери рождались у них…

– Когда сбудутся три знамения, ты родишь сына.

Сова расправила крылья, простирающиеся над тундрой от запада до востока, поднялась, закрыла собой темное небо и прогнала ночь. Когда она улетела, солнце высоко стояло над снежными просторами.

Ата проснулась. Она спала на мягкой перине, в теплой комнате. Она была одета в платье людей огня. Ата была сыта, обогрета, в безопасности… И она забыла о том, что является Ташани… Без племени? Без народа?.. Мудрая Сова… и три знамения…

Ата встала. Была еще ночь. В другой комнате спали ее друзья. Люди, не принадлежавшие к ее народу… Воины… Харт и… Эй-Га, который так нравился ей. Сын солнца. Сын юга. Высокий и крепкий… Черный, будто уголь из костра… с белыми как снег зубами. Лучник. Ата должна следовать за Человеком с крыльями. Она подошла к кровати, на которой спал Эй-Га, долго смотрела на него, прощаясь. Она – Ташани, у которой теперь есть надежда – три знамения.

Ата сменила платье, надела то, в котором здесь принято выходить на улицу. Она собрала в кожаную сумку свои наряды, приобретенные для нее здесь, в Тарии, стянула с постели одеяло, свернула и тоже положила в сумку, прихватила быстрый огонь, удобную флягу, в которой можно носить воду, накинула на плечи плащ и вышла. Она заглянула на кухню, где пекари, несмотря на то, что солнце еще не взошло, уже начинали замешивать тесто для хлеба.

– Куда так рано собралась, Ата? – спросил один из них: большой, толстый, краснощекий, весь перепачканный в муке, добрый и веселый человек.

– Иду за знамениями, – ответила она. – Мне нужно собрать припасы.

– За знамениями?.. – рассмеялся он. – Вот так дела! А что ж ночью? Не могла утра дождаться?

– Я долго ждала. Мне пора.

– Припасы, говоришь? Что тебе не сидится во дворце? Твой хозяин, этот Музыкант, тебя вроде и работой не слишком-то грузил.

– У Ташани хозяина нет!

– Ох уж эти Дети Снегов!.. И далеко ты собралась? На сколько дней припасы-то нужны?

Ата не знала.

– На месяц, – ответила она.

– Время опасное, а она из Города уходит… Что у нее в голове?.. – ворчал пекарь, но помогал Ате собирать припасы: вяленое мясо, сухари, сыр.

– На север идешь?

– Нет. Я ищу Человека с крыльями.

– Это еще что за чудо?..

Ата не ответила и направилась к выходу. Затем вспомнила, что не знает, где живет Человек с крыльями, и обернулась:

– Где хижина того, кого вы называете Верховным?

Пекарь прыснул со смеху:

– Хижина?.. О! Неплохая такая хижина! Здание Совета… Ата, Ата!.. Куда тебя несет среди ночи?.. И зачем только тебе Верховный понадобился? Это его-то ты назвала Человеком с крыльями? Впрочем… да… Мастер Путей… Уж не знаю, ни искры, ни пламени, зачем и куда ты идешь… На том берегу Тасии-Тар, сойдешь с Кружевного моста и следуй прямой дорогой мимо Пятилистника – упрешься прямо в Здание Совета. Только кто ж тебя туда пустит?..

Пекарь вздохнул и добавил:

– Храни тебя Мастер Судеб, дочь севера…

Ташани ушла молча.