– Не останавливайся! Проезжай!

Николас стиснул мое плечо. Я отмахнулся от него, и «линкольн» с визгом затормозил перед моим домом. На моем месте кто-то уже стоял, и еще кто-то – рядом. На тротуаре запарковались два патрульных экипажа и одна шоколадная машина без опознавательных знаков. Парадная дверь кафе-мороженого, которую мы никогда не открываем, сорвана с петель, разбита в щепки, будто фанерная. Я заметил, что Энджи стоит рядом – мы смотрели сквозь дверной проем в нашу гостиную. Обернувшись, я увидел только Отто. Николас вновь исчез.

В доме был полный разгром. Можно было подумать, там побывала пожарная команда со всеми их топорами и уважением к правам животных. Мелкие чучела – выдр, фазанов, скунсов, броненосцев, лис – просто расшвыряли по полу. Но те, что побольше, разодрали в клочки. Рыло африканского кабана. Хвост пумы. Половина койотовой головы. Бобровая лапа. Медвежьи ляжки. Стружки и опилки из старых чучел перемешались с пухом и перьями из нашей мягкой мебели, собранной на Парк-авеню. Они раскромсали и тщательно выпотрошили все – от пуфика до оттоманки.

Пернатые не пострадали, как и некоторые чучела зверей, которые не легко было достать (например, зимняя красная рысь, хвала небесам). Наверное, забыли захватить стремянку. Мы вошли, и полицейские сразу обернулись к нам.

– Карсон? – спросил один из копов.

– Я, – ответил я; голова у меня слегка плыла. Энджи ахнула и стиснула мою руку. Мы остановились перед Фредом. Голова смята, ни глаз, ни челюсти не было. Хребет прогнулся, задние лапы оторваны, а грудь раскроена тесаком. Стружек во Фреде осталось больше, чем шкуры. Фред погиб – раз и навсегда. Как и многие.

Коврик, на котором стоял лев, отшвырнули в сторону, половицы выдраны, посудное полотенце и пистолет лежали рядом с дырой. Пискун исчез.

– Детектив? – заорал вглубь комнаты коп.

Цильцер показался в дверях спальни и, прежде чем перейти в гостиную, окинул нас подозрительным взглядом. Позади него показался давешний бальзамировщик, они о чем-то пошептались и двинулись к нам. Нет, не к нам, а к простыне, которой что-то было накрыто. Бальзамировщик опустился на колено и отвернул край, втайне довольный происходящим.

– Вы узнаете этого человека? – безразличным голосом спросил Цильцер.

– Проклятье.

Меня замутило, и я отвел глаза. То был Вито. Горло ему перерезали так глубоко, что казалось, будто у него появился второй рот. Кровь была повсюду.

– Вито Энтони Гвидо, – выдавил я, хватаясь за стул.

– Мне надо сесть. – Энджи положила руку на голову и поискала место, но безуспешно. Выйдя за дверь, она села на ступеньку крыльца. Я услышал, как она расплакалась.

– Не хотите ничего объяснить? – вздохнул Цильцер.

Я потер лоб.

– Сначала мне надо поговорить с адвокатом.

Да, отлично, адвокат. Будем надеяться, что от нового будет больше толку, чем от моего прежнего. При таких адвокатах нужна ли вообще карательная система?