ВЕРНУВШИСЬ на корабль, Адам продолжал размышлять над последним замечанием Стелы, и в нём росло раздражение. Похоже, ей доставляет удовольствие насмехаться над ним. А что он должен был сделать? Любой джентльмен на его месте поступил бы таким же образом. Что она имела в виду, когда сказала, что никто не может обрести счастья в постели Наполеона? Может, она намекала, что и Наполеон был в числе её любовников? Какую неправдоподобную историю она сочинит на этот раз?
Испытывая одновременно раздражение и любопытство, Адам связался со Стеллой по корабельному телефону. На этот раз она ответила.
– Ты сказала, что никто не может обрести счастье в постели Наполеона… Почему? Наполеон был не только великим полководцем, но и великим любовником!
– Откуда это известно тебе?
– Вообще-то, я изучал историю. Читал книги. Вспомни о его пылкой страсти к Жозефине, и к этой австрийской дурочке, которая родила ему короля Римского.
– Мне известно обо всём этом, как и о его романе с той польской графиней. Однако я полагаю, что знаю о Наполеоне немного больше, чем ты. Твоё знание, профессор, имеет сугубо теоретический характер.
Адам улыбнулся.
– Наполеон был одним из твоих любовников? Ответа не последовало.
– Женщины, – продолжал Адам, – последовали за Наполеоном и на Эльбу, и на Святую Елену.
– Да, я знаю, – откликнулась Стелла. – Почему бы нам не предпринять розыски на Эльбе? Местные сведения могут пролить новый свет на твоего героя. Церковные архивы хранят много секретов. Возможно, у приходского священника в Портоферрайо можно узнать больше, чем из всех твоих книг по истории. У нас ещё есть время. Давай прогуляемся после ланча.
– Хорошо. Я зайду за тобой.
Во второй половине дня они вернулись на Эльбу. Стелла безошибочно нашла дорогу к дому приходского священника. Отец Бонифаций, краснолицый толстяк, встретил их приветливо.
– Добрый день, святой отец, – ласково поздоровалась Стелла. – Мы пришли, чтобы забрать кое-какие документы, мемуары…
Отец Бонифаций покачал головой.
– Я не понимаю, о чем Вы говорите. Мне ничего неизвестно о каких-либо документах или мемуарах.
– И, однако, – мягко, но решительно продолжала Стелла, – у Вас на хранении находится конверт, который отдала, – она помедлила, что-то подсчитывая в уме, – 135 лет назад леди Синтия Грей.
– Пожалуйста, присядьте, – проворчал отец Бонифаций, на которого произвела впечатление её уверенность. – Чего Вы, собственно, хотите?
Его тон был серьезен. Стелла ответила так же серьезно.
– Я говорю о дневнике Синтии Грей, который был отдан на сохранение местному приходскому священнику в 1813 году.
Священник, нахмурившись, размышлял.
– Смутно припоминаю… Когда я приехал сюда на должность помощника приходского священника, тот, действительно, говорил мне о каком-то дневнике, отданном женщиной на хранение одному из его предшественников. Однако я не намерен отдавать его, если он всё ещё существует… Кто сообщил Вам об этом? – добавил он подозрительно.
Стелла предпочла не заметить этот вопрос.
– Какие инструкции оставила леди Синтия Грей? – строго спросила она.
Голос звучал повелительно. В этот момент она действительно была похожа на богиню.
– Я точно не знаю, – запинаясь, ответил священник. – Всё это случилось задолго до моего рождения. В последний раз этот дневник попадался мне на глаза очень давно.
– Синтия Грей написала, что однажды появится женщина и потребует этот документ. Она предъявит доказательства, что имеет права на него. Ошибка исключается…
Священник попятился.
– Ошибка исключается! Теперь я припоминаю, именно эти слова содержались в письменной инструкции, которую вручила священнику английская леди.
– Будьте добры, дайте мне листок бумаги, – потребовала Стелла, – и я докажу своё право на этот документ.
Священник подчинился. Стелла написала несколько слов.
– А теперь, святой отец, пожалуйста, передайте мне дневник. Мы хотели бы поскорее вернуться на корабль.
Отец Бонифаций внимательно изучал сделанную надпись. Адам не мог различить слова, но причудливое написание букв напоминало стиль XVIII века.
Прочитав то, что написала Стелла, священник побледнел и пробормотал какую-то молитву по-латыни, словно изгоняя нечистого духа. Однако священные слова не оказали на Стеллу никакого воздействия. Бесстрастная и непоколебимая, она последовала за отцом Бонифацием, который, крестясь, подошел к старинному резному книжному шкафу. Порывшись несколько минут в груде пожелтевших манускриптов, он вытащил жёлтый конверт и почтительно передал его Стелле.
– Благодарю Вас, святой отец, – прошептала она, склоняя голову, словно хотела поцеловать ему руку.
Тот сделал вид, что не заметил её намерения.
Стелла и Адам вернулись на корабль.
Поздним вечером, когда Адам уже лежал в постели, вошёл Феликс. Он принес шкатулку, покрытую затейливой резьбой.
– Что это? – удивился Адам.
– Я не знаю, сэр, – ответил Феликс с ехидной усмешкой. – Это Вам прислала леди Стелла.
Феликс принял от Адама чаевые, поклонился и вышел.
Адам открыл шкатулку. Внутри она была отделана бархатом. Там лежал дневник. Стелла, видимо, очень ценила этот манускрипт, если выбрала для него столь ценный футляр.
Заинтригованный, Адам нацепил на нос очки в роговой оправе и погрузился в дневник Синтии Грей.
Эльба, 2 марта 1815: Как малодушно с его стороны – сбежать от меня! Он высадился во Франции. Неужели я виновата, что Бони не смог быть счастлив со мной?
Эльба, 15 марта 1815: Наполеон движется по южной Франции, имея при себе 400 гренадёров против всей Европы. В чём причина столь безрассудной храбрости? Страх, его страх перед женщиной! Я, Синтия Грей, заставила вращаться колесо истории. Чем всё это закончится? В этом забытом Богом уголке приходится питаться лишь слухами. Как, наверно, трепещут коронованные особы в Берлине и Вене? А Талейран? Кого эта старая лиса предаст теперь? Могу вообразить, какое возбуждение царит в Париже. Мария-Луиза то и дело падает в обморок. Неужели она воображает, что Бони пустился на эту отчаянную авантюру, чтобы вновь стать обладателем её сомнительных прелестей? Нет! Он сбежал, сбежал от меня – Синтии Грей! Интересно, он признаётся в этом хотя бы самому себе?
Эльба, 20 марта 1815. Император овладел Греноблем. Он побеждает одной лишь дерзостью. Если бы он был так же дерзок в постели!
Эльба, 23 марта 1815: Бони в Париже! Удача и победа опять с ним. Королевская армия перешла на его сторону. Сейчас Наполеон вновь наводит блеск на свои потускневшие регалии, а я тоскую одна в своей комнате, смотрю в окно, и чувствую, что мне всё это смертельно надоело.
Дом опустел. Жизнь скучна. Никто не стучит в дверь, никто её торжественно не открывает и не спешит с докладом к Его Величеству, как это было раньше, даже если Его Величество спал. Он всегда ждал, с нетерпением ждал новостей, словно судьба мира по-прежнему была в его руках. И почти всегда какие-нибудь глупые донесения прерывали наши моменты близости…
Однажды я набралась храбрости и сказала: «Сир, наверняка это может подождать…». Он бросил на меня надменный взгляд, именно так Император смотрит на простых смертных. Но, увы, это не был взгляд возлюбленного.
«Только я решаю, насколько важно то или иное донесение. Для этого нужно, чтобы каждое донесение немедленно мне доставляли. На Эльбе моя воля – закон, даже если сейчас это мое единственное владение».
«Да, Сир», – покорно ответила я.
Он настаивал, чтобы придворный этикет соблюдался даже в постели. Он всегда был «Сир» или «Ваше Величество», а не «Бони» или «Любимый».
Теперь всё тихо. Сбежав, он оставил после себя пустоту, которая затягивает меня. Отдаваясь Наполеону, женщины покорялись гению, но не мужчине.
Мне нужно покинуть это унылое место… Нет, я не поеду в Париж. Если я это сделаю, он, возможно, запрёт меня в тюрьму. Пожалуй, Бони с меня уже достаточно.
Эльба, 25 марта 1815: Я всё ещё здесь. Я смертельно устала. Все говорят только о политике, надоели и раздражают. Хотя после него любой покажется мелким и скучным. Иногда я совершаю долгие прогулки по местам, где мы с ним гуляли. Мысленно уношусь в прошлое.
Как я охотилась за ним!
Казалось, весь мир вращался вокруг Бони! Для одних он был полубог, для других демон, восставший из ада. Слухи о нём разогнали нашу сельскую скуку. Однажды летним днем я бесцельно бродила по парку. Красные, вьющиеся розы и зелёные лужайки больше не радовали меня. Я не могла выносить обычные разговоры за столом, если только не говорили о нём. Мир был для него горячим конём, и он гнал его во весь опор.
Меня неудержимо влекло к этому сверхчеловеку. Я приказала горничной собрать вещи.
Я последовала за ним в Москву. Я замерзала среди снегов необъятной России, несмотря на прекрасных соболей, которых купила так дёшево. Однако Император всё время ускользал от меня. Я никак не могла его настичь.
Однажды, в Вильно, я увидела его. Он прихлёбывал чай с ромом. Я хотела броситься ему в ноги, но, увидев восковую бледность на его лице, передумала. Бессмысленно говорить о любви с мужчиной, который находится на грани нервного срыва.
При Дрездене удача снова улыбнулась ему – он одержал победу. Но, увидев усталые и недовольные лица его ветеранов, я поняла, что близится катастрофа. Он был разбит под Лейпцигом. Я знала, что скоро у него появится свободное время для любви – и для меня. Плод созрел. Теперь уже скоро…
Эльба, 26 апреля 1815: Армия разбита, друзья предали. Наполеон сослан на Эльбу. Ему оставили титул и назначили ежегодное содержание в два миллиона франков. 400 гвардейцев последовали за ним в ссылку. Я прибыла на Эльбу через неделю после него. Теперь – или никогда.
Бони управлял крошечным королевством так же педантично, как ранее империей. Ежедневно муштровал свою маленькую армию. Я наблюдала за манёврами, и старалась всячески демонстрировать энтузиазм. В конце концов он обратил на меня внимание. Я – красивая женщина, а он был одинок.
Эльба, 2 июня 1815: Я помню наш первый ужин. Подавали рыбные блюда (рыбу я не очень люблю) и старые, изысканные вина в изящных бокалах с императорскими орлами.
«Из Парижа…», – заметил он, и его глаза увлажнились.
Как и многие военные, Бони склонен к сентиментальности. Чем больше крови проливает генерал, тем чувствительнее у него сердце.
После ужина Император провел меня в свою спальню. Было приятно лежать рядом с ним под императорским балдахином. Его телосложение не слишком привлекательно; толстый, кожа слишком белая, тело рыхлое. Я закрыла глаза. Прижавшись ко мне, он нашёптывал нежности.
Он схватил меня за руки; ему хотелось, чтобы я отбивалась от него, как игривый котенок. Его возбуждение росло. Стоны и всхлипывания срывались с губ. Теперь, думала я, последует неистовый штурм. Но всё уже было кончено… Со стоном он откинулся на подушку. Я была разочарована, но, естественно, скрыла это. В конце концов, я переспала с Наполеоном.
Эльба, 7 июня, 1815: Бони – великий стратег (так утверждают его маршалы), умный политик (так говорят его приверженцы), герой (так говорят его солдаты); но он не тот любовник, который способен удовлетворить женщину (это говорю я).
Эльба, 8 июня, 1815: Бони начинает бояться меня. Он понимает, что ночь за ночью его банальные ласки не могут доставить мне наслаждения. Он злится на меня.
Эльба, 10 июня, 1815: Моё присутствие начинает раздражать его. Он избегает меня днем, однако у него не хватает смелости прогнать меня ночью.
Эльба, 11 июня, 1815: Что-то носится в воздухе. Атмосфера накаляется. Гренадеры и офицеры гвардии постоянно о чём-то перешептываются, но замолкают при моём приближении. Наполеон ещё усерднее, чем обычно, муштрует свою маленькую армию. Мы с ним часто ссоримся из-за пустяков. Он всё время бахвалится, пытаясь самоутвердиться. Мол, мир снова будет у его ног. Африка будет его задним двором, Европа – скамеечкой для ног. «Они ещё увидят…»
Я уже увидела достаточно.
Эльба, 14 июня 1815: Он отплыл, сбежал. Сбежал от меня. Он не попрощался, лишь оставил записку, полную сарказма. Я не сделала его счастливым. Я не смогла стать его женщиной, его подругой.
Если он вернёт свой трон, женщины будут ползать у его ног и говорить, что он великий любовник. Я не стала ему лгать. Наполеон, дорогой сэр, почему из-за меня должна проливаться кровь на полях сражений? Победишь ты или проиграешь, ты никогда меня не забудешь. Ни в постели австрийской куклы, ни в объятиях польской шлюхи. Жозефина слишком стара, чтобы заставить тебя позабыть хоть кого-то. И вопреки всему, Бони, я тебя люблю.
Эльба, 25 июня 1815: Сегодня к острову подошел французский корабль. Один из офицеров принес мне пачку французских газет. Было забавно читать, как изменялись заголовки по мере продвижения Наполеона к Парижу.
ЧУДОВИЩЕ ПОКИНУЛО СВОЁ ЛОГОВО НА ЭЛЬБЕ.
КРОВОЖАДНЫЙ ЗВЕРЬ УСТРЕМИЛСЯ ВО ФРАНЦИЮ.
ГЕНЕРАЛ БОНАПАРТ БУДЕТ АРЕСТОВАН, КАК ТОЛЬКО СТУПИТ НА ФРАНЦУЗСКУЮ ЗЕМЛЮ.
БОНАПАРТ ЗАХВАТИЛ ГРЕНОБЛЬ.
НАПОЛЕОН НА ОКРАИНЕ ПАРИЖА, ГОТОВ ВОЗВРАТИТЬ СЕБЕ ТРОН.
СРЕДИ ВСЕОБЩЕГО ЛИКОВАНИЯ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ИМПЕРАТОР ВСТУПАЕТ В СТОЛИЦУ.
Я слышала, что вся Европа вновь объединилась против Бони, даже его шурин, австрийский император, и этот хитрец Бернадот, король Швеции.
Эльба, 28 июня 1815: Новые слухи. Наполеон проиграл битву при Ватерлоо, где-то в Бельгии.
Эльба, 30 июня 1815: Бони отрекся от престола в пользу своего сына. Я в унынии. Природа не разделяет моего настроения. Море спокойное и безмятежно синее. Арнольфо, молодой рыбак, повезёт меня кататься на лодке. У него золотистая кожа и сильные руки.
Эльба, 20 июля 1815: Наполеон вручил свою судьбу нежным «заботам» Британии. Они сошлют его на какой-нибудь отдалённый, безлюдный остров. Все мечты об империи теперь разрушены навсегда. А я покидаю Эльбу. Ничто меня больше здесь не удерживает, даже сильные, загорелые руки Арнольфо. Однако никто не отнимет у меня воспоминания.
Возможно, я отправлюсь в Германию, чтобы встретиться с храбрым маршалом Блюхером, про которого все теперь говорят. Правда, я слышала, что он грубиян и дурно воспитан. Пожалуй, лучше вернуться домой и как-нибудь пригласить Веллингтона на уикенд. Он знаком с моей кузиной…
Я не возьму с собой этот дневник. В столь опасное время следует путешествовать налегке. Я оставлю эти записи у местного священника. Он позаботится о них, пока они мне не понадобятся.
Эльба, 23 июля 1815: Прощай, Эльба! Через час отплывает мой корабль.
Адам отложил поблёкшие листы. В записках Синтии он не обнаружил никаких анахронизмов. Конечно, это может быть подделка, но тогда записи вряд ли выглядели бы такими отрывочными. К тому же, в подлинности документа убеждает естественный, легкомысленный стиль, в котором леди Грей описывает свою связь с хозяином Эльбы.
Адам позвонил Стелле и сказал, что прочёл дневник.
– Оставь его себе, – ответила она, – на память.
– Скажи, что ты написала на том листе бумаги у священника?
– Возможно, на отца Бонифация произвело впечатление сходство моего почерка с почерком Синтии Грей…