Потом все исчезло: и буксир, и река, и город. Ребята видели только небо, необычайное, волнующее. Над самыми головами с глуховатым и в то же гремя звенящим рокотом, напоминающим клекот хищной птицы, клином летели немецкие самолеты.

Что самолеты были именно немецкие, ребята догадались сразу. Город далеко от фронта, и никогда им прежде не приходилось видеть самолеты немцев. Советские самолеты не походили на эти ни шумом моторов, ни силуэтами.

Ударили зенитки. Светлые облачка разрывов возникали и перед ведущим самолетом и внутри строя, но фашисты продолжали лететь, не меняя курса.

Потом клин начал распадаться. Самолеты легли на крыло, и со злым сверлящим воем на город полетели бомбы. Взрыв… Еще… Еще…

Ребята побежали по острову, потом бросились в воду, чтобы добраться до левого берега. Неподалеку находился плашкоутный мост. Через него можно попасть в город. Но когда Гурька и Николай подбегали к мосту, упала бомба и взорвала его почти у самого правого берега. Длинный хвост моста относило течением. А фашист, выйдя из пике, принялся расстреливать из пулеметов скопившиеся у моста автомашины и подводы. Напуганные до беспамятства люди бросались в воду. Одни тут же тонули, другие хватались за что попало, старались вплавь добраться до берега.

Ошеломленные Гурька и Николай смотрели на поднимающиеся над городом черные тучи пожаров.

Город горел в нескольких местах. Ветер усиливался, пожар быстро разрастался, отдельные очаги его соединялись, и зловещие клубы дыма становились все громаднее и уродливее, закрывая собой почти полнеба.

Гурька подумал о матери, которая должна к этому времени вернуться с завода, и закричал:

— Мама! Мамочка!

Наконец немцы улетели. Оставшиеся на переправе горожане сшибали замки у лодок, садились в них и направлялись на правый берег.

Ребята бросились к отчаливавшей лодке. Их не пускали, так как лодка была полна. Гурька все-таки сумел прыгнуть на нос.

Николай остался на левом берегу. Гурька сразу забыл о нем. Как и все, кто сидел с ним в лодке, он смотрел на горящий город и злился на хозяина лодки, который предусмотрительно унес весла, оставив только одно кормовое. С одним не очень-то скоро переплывешь широкую и быструю реку.

Наконец лодка ткнулась в правый берег.

Гурька стрелой влетел по крутому откосу в улицу. Он несся мимо горящих домов, вьюном проскальзывал в толпе, перерезал у самого радиатора автомашин дорогу…

А вот и дом.

Но деревянного одноэтажного домика с крышей из серой черепицы не было. На него упала кирпичная стена стоявшего рядом четырехэтажного здания, проломила крышу и потолок, и Гурька увидел нечто, отдаленно напоминающее то, что до сих пор он считал своим домом. Стены расползлись и походили на игрушечную клеть, сделанную из спичек, которую неосторожно задели и чуть не развалили совсем. На оголенной стене болталось на вешалке мамино пальто.

Около соседних домов суетились люди, тушили пожар, таскали куда-то вещи, плакали, проклинали немцев, а Гурька стоял один у развалин своего дома и не знал, что делать. На него никто не обращал внимания. Потом он стал спрашивать о матери. Нет, Анну Ивановну никто не видел. Может быть, она еще не вернулась с завода?

Гурька сел на землю и горько заплакал.