29 мая. Переехали на правый берег реки Давыхта (в полуверсте от прежнего бивуака) и приступили к постройке плота, на котором думаем спуститься в устье р[еки] Ульи к морю. Плот будет размерами: длиной 12 арш[ин], шириной 7–8 аршин. На сегодня ограничились заготовкой 10 брёвен, двенадцатиаршинных, толщиной 6–8 вершков и стянули их к затону. Лиственница и осина — сушняки. С большим усилием волокли их по глубокому снегу на расстоянии более 100 с[аженей]. Работало 8 человек: из экспедиции 5 человек, один тунгус — Дьячковский и два якута Ягодин и бывший партизан Пинегин. Тунгус Громов еще вчера оленей увёл горами вниз по р[еке] Улья. На мясо оставлен один олень.

30 мая. Работали весь день, к вечеру сплотили все брёвна. Вышел довольно прочный плот. Главный наш мастер и руководитель, как мы в шутку его называем "наш адмирал" — Сергей Филиппович Чудинов, оказался знатоком этого дела, без него у нас ничего бы не вышло. Завтра работы будут за кончены и 1 июня предполагаем сняться с якоря. Дни очень холодные, чувствуется близость моря — туманы.

31 мая. Плот готов. К 4 часам дня вернулись с работы в палатку, на плоту остался один Чудинов, заканчивать отделку руля, да остались кое-какие мелочи. Сегодня же установим на плоту нарты, завтра же после утреннего чая погрузимся и "барда" — поплывём к морю.

1-го июня. Погрузились, в 9 часов утра оттолкнулись от берега и понеслись' со скоростью 7–8 вёрст в час. Через 4 часа (в 13 ч[асов], заметив на берегу четыре жилых уросы тунгусов, решили сделать небольшую передышку, кстати "покапсекать" с тунгусами (поговорить) и причалили к берегу. На пройденном пути один раз были неприятные переживания — большие волны заливали наш "корабль", когда плот проходил через перекат. Но через 2–3 минуты благополучно прошли это опасное место. Дул холодный ветер, слегка промокли и продрогли. Через час (в 14 час[ов]) поплыли дальше, а через 2 1/2 часа нас постигла катастрофа — "наш корабль" быстрым течением кинуло на большую ледяную глыбу. Один конец плота подняло на лёд, другой конец стал опускаться в воду. Мы очутились в воде, но быстро перебрались на лёд, куда начали перетаскивать свои вещи. С каждой минутой прибывали все новые и новые льдины и загромождали плот. Часть вещей уплыла сразу, как напримёр, мешок с мясом (последний запас), чья-то постель. Мы предполагали, что находимся вблизи устья и рассчитывали на помощь жителей. Я приказал якутам Ягодину и Пинегину отправиться на берег, но они могли попасть только на следующую глыбу льда и то шли по плечи в воде. Тогда мы начали приспосабливать для них нарту, на которой якуты намеревались поплыть, но в это время сильным напором воды льдина, на которой мы находились дала трещину, кусок льдины оторвался; плот начал поворачиваться по течению и выравниваться. Мы едва вскочили на плот и поплыли дальше.

Плот прошёл вблизи якутов, которые тоже перебрались на плот. Вещи все остались на льдине, за которыми предполагали выслать лодку из устья.

Не прошло и 5-ти минут, как повторилась та же картина. Мы все опять на глыбе льда, а плот наш загромождается льдом. Дело к вечеру, мы все промокли и продрогли. С моря дует холодный со снегом ветер. Кругом нас бушует вода, несутся глыбы льда. Помощи ждать неоткуда. К довершению всего мимо нас проносятся наши вещи. Вот плывет мой сверток — постель, доха и шинель, завернутые в дождевой, брезентовый плащ. Все узнают свои вещи и ранцы. Плывет наша кастрюля, величаво качаясь в волнах реки, свечи плывут врассыпную… В эту минуту, вероятно, все подумали, что сегодня рассчитывать на палатку, тёплую постель и горячий ужин не приходится. Было — одно лишь желание — скорее выбраться на берег и погреться у костра. Вдали показалась огромная льдина с частью оставленных нами вещей, но до нас не дошла, затерялась среди льдов. Через 1/2 часа удалось — оттолкнуть плот от льдины — нам помогла большая волна, очистившая плот от нагроможденных глыб, и мы понеслись дальше и наконец причалили к берегу.

К берегу прибило волной мой чемодан (костюмы и белье) и постели якутов. Остальные вещи погибли, в том числе и наш последний куль крупчатки. У Дьячковского нашлось немного оленины с душком, но мы с небывалым аппетитом съели ее, запивая чаем. Кроме упомянутых вещей уцелели: моя централка, которую я закинул на плечи во время первого крушения, сумка с документами и этой тетрадкой, сумка с бумагами сильно подмочена. Кроме того на плоту случайно остались (были привязаны) винчестер Чудина, централка и автомат-винчестер Попова. Так же сохранилась пила и два топора.

Ночевали на острове, кругом вода, а потому не могли выяснить, где находимся. Принято решение: утром осмотреть плот, исправить его, если понадобится и плыть дальше. Другого выхода не было. Спокойной ночи…

2-го июня. С утра принялись за приведение в порядок "нашего корабля", похлебали какой-то бурды. У меня в чемодане нашлась коробка крупы (овсянка), у Дьячковского взяли остаток оленины с душком, нашлось немного соли и получилась похлебка-бурда, которую съели с жадностью и хвалили. Из посуды уцелел чайник, в котором сварили похлебку и 2 кружки, из которых одна моя фарфоровая. Ложки смастерили деревянные.

В 10 часов утра снялись и поплыли, через час увидали домики и уросы и вскоре причалили к правому берегу устья реки Ульи. На берегу были тунгусы, один из них по фамилии Громов, к которому пошли в дом. Встретил нас Громов довольно радушно, жена его напоила нас чаем с хлебом и поели рыбки. Каждый выпил не менее десяти кружек чаю. Ужин был из 3-х блюд: первое — жареные утки, второе — суп с кашей и на третье — рисовая каша с сахаром. А затем чай с хлебом. Нужно только было видеть нас с каким аппетитом, даже жадностью, мы поедали эти вкусные блюда — за ужином не проронили ни одного слова…

Нас угощают, зная, что у нас заплатить нечем, что все вещи потоплены, что мы форменные нищие… Мало того, Громов говорит, что у него есть немного муки, крупы и сахару, всем этим может снабдить нас до Охотска. Даёт нам необходимую посуду. Как это не похоже на некоторых наших русских буржуев.