Время… время уходило, время, жутко нервничал Виктор Викторович, по паспорту Листов, не находил себе места. Внешне оставался вроде спокойным, а внутри всё бурлило, дергало и прыгало. Нужно было что-то предпринимать, как-то связываться с ТЕМИ, бывшими своими людьми и знакомыми, просить у них помощи, заявлять о себе, о своих правах, убирать этого проходимца. А он, этот подставной президент, Виктор Викторович порой и видел, и слышал… он же не в материале, не знает: сколько и чего на Викторе Викторовиче завязано. Сколько встреч, контактов и каких?! Там же судьбы, там бизнес, госбюджет, влияние на инфраструктуры, на мировой и личный авторитет, там же внутренняя и внешняя политика, геополитика, оборонка, там Европа, там США, там Азия, там… Всего этого у… у… этого, проходимца, нет, он этого не знает. Многое же построено на личных связях, контактах, на некоем не видимом, не прописанном в инструкциях, этикете, на интуиции и авторитете. Виктор Викторович удивлялся, какую-то ересь несёт с экранов, со страниц газет этот проходимец, страшную ересь о преимуществах бывшей советской системы, например, намекает на реприватизацию, сепаратизм, необходимой передачи предприятий олигархов и прочих миллионеров под юрисдикцию государства, лидерство пропрезидентской партии по возможностям и Уставу похожей на КПСС… «Идиот! Что он несёт?! Кто это всё ему подсовывает, какая сволочь?! Сразу же так, в лоб, нельзя!»

Нервы!

Мысли!

Бессильная злоба!

Бессилье.

Пока, втянув голову в плечи, мотался по людным местам. Подсознание чекиста подсказывало, где он будет малозаметен. Хотя и видеокамеры везде — сейчас бы и поменьше бы их, осуждая, в сердцах отметил он, но в аэропорту или на железнодорожных вокзалах, знал, ещё хуже, там полно полицейских и в штатском, и в форме, а на площадях… и там тоже, но, мозг, физика требовали выхода энергии, потому и шагал. Глаза привычно сканировали лица окружающих. В толпе было шумно. Говор… ненормативная лексика — мат-перемат, разноголосая азиатская речь и… От такого Виктор Викторович давно отвык.

Привык уже к политесу. К чистым носкам, рубашкам, улыбкам в свой адрес, восхищённо-заискивающим, просительным взглядам чиновников и прочих, два раза в день сменяемой одежде (если не считать смену одежды в командировках), новым туфлям и новым галстукам, к тонкому запаху парфюма. А сейчас, теперь… Нет, внешне он выглядел как и другие москвичи. Не гастарбайтер-азиат, не бывший «сиделец» — руки не в наколках, брюки и рубашка-тенниска почти чистые, кроссовки китайские, но нормальные. На носу солнцезащитные очки, на голове «лужковка», щёки выбриты. Полицейско-филёрскому глазу зацепиться не за что. Хотя в душе у Виктора Викторовича, по паспорту Николая Листова, всё было предельно напряжено и больше чем тоскливо. Да и рубашка с, извините, нижним бельём давно требовали замены. Отдавали потом, кислинкой. Привык к ежедневным водным гигиеническим процедурам и ежедневной смене белья, не считая рубашек с галстуками. Но ходил. Думал. Машинально отметил одно простецкое лицо таксиста, русское. Машина без шашечек, корейская «хёнде». Значит, неофициал, бомбила. Машина стояла в сторонке, таксист как бы ожидал своих каких-то… Виктор Викторович два раза прошёлся, потом подошёл.

— Добрый день! — заглянул он к водителю. — Вы, случайно, не можете мне дать на секунду сотовый телефон. У меня зарядка кончилась.

Частник равнодушно глянул на возможно потенциального клиента, пожал плечами, и протянул телефон. «Клиент» благодарно кивнул головой, улыбнулся, Корпус телефона был горячим. Либо от руки, либо от солнца, машинально отметил Виктор Викторович, делая шаг в сторону и набирая номер…

Пётр Михайлович Свирский услышал звонок сразу, хотя находился в мансарде, на втором этаже дачи, перед раскрытым окном, в кресле-качалке, читал газету. Телефон звонил в гостиной, на первом этаже. Сын был в городе, домработница уже ушла, жил он один, вдовствовал. Опять пожалел, что не послушал сына, не поставил дублирующий телефон и на втором этаже. Неловко сложив газету, закинул очки на лоб, старик неловко выбрался из кресла — возраст! — с трудом, тяжело ступая, спустился по лестнице, подошёл к телефону.

— Алло, — произнёс он совсем не старческим голосом в трубку, бодрым. — Вас слушают.

— Пётр Михайлович, это Гомон. — Торопливо проговорил абонент.

— Какой Гомон? Вы куда звоните, молодой человек? Вы ошиблись…

Но абонент опередил.

— Товарищ генерал, товарищ генерал, Пётр Михайлович, Пётр Михайлович, подождите. Не кладите, пожалуйста, трубку. Это я — ваш Гомон! Гомон, помните, мой оперативный псевдоним. Там, у вас, когда я… Там, в Дрездене и вообще…

Пётр Михайлович, удивлённо вскинулся.

— А-а-а, Гомон! Конечно, помню. Отлично помню… Хорошие были времена. Отлично работали. Я всех вас помню и тебя, Гомон, тоже. Рад, что не забыл старика, вспомнил. Постой, так ты же у нас теперь вроде президент… Как ты меня нашёл? Хотя, с твоими, — исправился, — вашими теперешними возможностями… Но всё же… Я рад, товарищ президент или как теперь положено, господин президент, нет?

— Пётр Михайлович, дорогой, спасибо, что помните. Кстати, голос у вас совсем не изменился. Я вас сразу узнал. Нам нужно увидеться. Срочно! Пожалуйста!

— А ты, простите, вы, где сейчас в Кремле или…

— Нет, Пётр Михайлович я на… — Виктор Викторович обернулся, увидел крупные буквы на фронтоне вокзала. — Казанском вокзале… — Прочёл он.

— Понял! А что вы там… эээ… — Очки старика соскользнули на нос.

— Так получилось.

— Понятно. С проверкой, значит, наверное, нагрянули, как Лужков раньше… эээ… извините, Собянин теперь… Понимаю.

— Пётр Михайлович, Пётр Михайлович, дорогой, как я рад, что вы нашлись, что я нашёл вас!

— И я рад! Хотя, что меня искать, я как на пенсию вышел, так всё время и здесь. Это вы у нас по всему свету… Так вы подъедете или мне к вам подъехать?

— Нет-нет, не ко мне, я сейчас без машины. Так получилось, Пётр Михайлович. К вам лучше.

— Понятно. А охрана?

— Я без охраны, Пётр Михайлович, так получилось.

— Понятно! Ну дела! Хотя, я, конечно, ничего не понимаю в ваших теперешних кремлёвских делах, но… Тогда, значит, так поступим… — Пётр Михайлович вновь вскинул очки на лоб. — За вами подъедет мой сын, я ему позвоню. Его офис как раз неподалёку от вокзала. У него фирма там, должен вот-вот возвращаться, ко мне приехать. Он вас и заберёт.

— А какой у него номер… Машина какая?

— Да он вас узнает. Вы же чел…

— Нет-нет, Пётр Михайлович, вопрос сложный. — Перебил Виктор Викторович. — Лучше я сам…

— Ах, так… Записывайте.

— Я запомню.

— Понял. Навыки, значит, наши не растерялись?

— Как вчера.

— Кстати, сына зовут как меня, только наоборот. Я Пётр Михайлович, а он — Михаил Петрович. Так что… А номер его машины…

Закончив разговор, Гомон с облегчением выдохнул, светло улыбнулся, стёр номер телефона абонента, протянул его хозяину.

Водитель частного такси вряд ли что понятного для себя уловил из разговора, принимая телефон, равнодушно кивнул головой на жаркую благодарность потенциального клиента, разочарованно откинул кресло в полулежащее положение, надвинул кепку на глаза, прикрыл веки, притворился спящим. Клиент оказался не потенциальным, вообще не клиентом, к тому же быстро отошёл. Водитель — нужно ждать! — вздохнул, чутко при этом вслушиваясь в окружающие звуки. Машинально посмотрел на телефоне номер абонента, номер отсутствовал.

— Миша, а где президент? Ты же должен был… Кто это с тобой? — Вскинув очки на лоб, удивился Пётр Михайлович, глядя на гостя. Пётр Михайлович успел переодеться к встрече высокого гостя, надел свой генеральский мундир, с многоярусной наградной колодкой, брюки с лампасами, рубашку с галстуком, но в тапочках…

Сын, высокий здоровяк, в отлично сидящем костюме, явно спортсмен, с продовольственными пакетами в руках, пожал плечами.

— Да вот, папа, говорит, что…

— Это я, Пётр Михайлович, я — Гомон! — Делая шаг вперёд, воскликнул Виктор Викторович. — В смысле президент. Только… — Беспомощно развёл руками. — Не пугайтесь. Так получилось. Мне нужно переговорить с вами… Очень нужно.

— Конечно, можно, коли уж… так… Проходите, в гостиную. Миша, — Пётр Михайлович повёл рукой…

— Понял. — Здоровяк, вместе с пакетами прошёл на кухню. — Я пока чай вам приготовлю. — Громко сообщил он отцу.

— Да-а-а, дела! — воскликнул генерал, морща лоб под очками, когда Виктор Викторович закончил свой сбивчивый и странный рассказ. — Вот что значат кремлёвские подковёрные игры. Чего только в жизни не видел, а такого… Ты понимаешь, Гомон, если бы не твой голос и, мягко скажем… ммм, некоторые детали из нашей с тобой прошлой жизни, я бы не поверил. А так… Что же получается, дорогой мой, значит, ты где-то прокололся, как я понимаю на этой своей президентской должности, серьёзно прокололся, или как?

— Для меня главное сейчас: кто мог на такое пойти. Кто?

— Ну, Минобороны вряд ли, я думаю, эмведешники тем более, диаспоры… хмм, нет, они тоже отпадают, не пойдут на такое, остаётся, я полагаю, только одно, наши — Комитетовские. Только мы, в смысле они… Тут и гадать нечего. У других, я уверен, духу на такое не хватит. Да и средств. Хотя, средства — это не главное. Главное — цель. А она, как я понимаю, достигнута. Значит, только наши могли, наши.

— Кто? Кто?

— Молодые вряд ли. Только старые кадры, я думаю. Кого-то ты обидел, наверное, в Конторе.

— Кто мог, кто?

— Надо подумать. Так сразу и не… — Генерал откинулся на спинку стула, громко позвал сына. — Миша, как там у нас чай?

— Уже второй раз подогреваю. Заварка стынет. — Отвечает из кухни громкий голос Михаила Петровича. — Нести?

— Конечно, неси. Да с плюшками… Мы тут с президентом только с плюшками чай можем.

Миша внёс разнос. Изучающе косясь на гостя, поставил на стол, потянулся рукой к чашкам.

— Спасибо, сынок, мы сами. — Остановил старик, выпроваживая сына.

Некоторое время чай пили молча. Генерал думал. Не одну чашку выпили. Наконец он сказал.

— Мда… Есть тут, мне думается, несколько человек из нашей Конторы, которые, как я понимаю, могли на такое пойти. Могли. Я хоть и отошёл от дел, давно отошёл, но по старой привычке отслеживаю кое-что, наблюдаю. Да и для мозга тренировка нужна. Вот я и… дружу с компьютером, и кое с кем из прежних сотрудников. Раньше проще было. Меня не забывали, а потом… да что говорить, сам скоро таким будешь… Тебе, я слышал, уже вроде за полтинник?

— Да, Пётр Михайлович, уже «за».

— Ну вот… — И перебил себя. — Значит, о деле. Я тебя так понимаю, Гомон, ты хочешь знать — кто и зачем тебя заменил?

— Почему — это деталь, главное, кто, кто?

— А давай пригласим кое-кого к нам в гости, на чай, из старой гвардии, из прежней Конторы, если получится, по скайпу. Вместе подумаем. Может что и подскажет.

Виктор Викторович согласно кивнул головой, глядя, как старый генерал, начальник одного из бывших отделов контрразведки ГРУ СССР, ловко обращается с компьютером. Сам он только читать с компьютера мог. Всё остальное за него производили члены Администрации. Но это тогда, там, в прошлой жизни…

Вскоре на экране возникло незнакомое лицо пожилого человека. Лицо было серьёзным, но, когда услышало голос Петра Михайловича и узнало его, расплылось в широкой улыбке.

— Петя, Пётр Михайлович, дорогой, сколько лет, сколько зим! Рад видеть тебя в добром здравии, товарищ генерал-лейтенант… Вот радость так радость. А мы уж думали…

— Ага, я бы сказал — не дождётесь. И я рад, Гриша. Ты что-то невесело выглядишь. Или жена плохо за тобой ухаживает? Печень, желудок?

— Да нет, — рассмеялся Гриша. — Жена на даче, я в городе. Так что… Да и печень что-то, и шейный хандроз иногда… Ладно, что мы о болячках! Как ты, старина, как супруга, как дети, внуки?

— А, одним словом и не расскажешь. У меня предложение, давай встретимся, посидим, поговорим…

— Петя, дорогой, да хоть сейчас. У меня как раз окно.

— Ну тогда подъезжай. Я на даче. Записывай адрес.

— Да я запомню. Память у меня ещё о-го-го!