Всё это, конечно, хорошо. И от медведя, как говорится, ушёл, и от лисы, и… Но главная задача не решалась, в бессилье переживал премьер, лёжа на диване в гостевом доме коттеджного комплекса «неряшливого», чутко прислушиваясь к внешним звукам. Виктор Викторович даже на секунду не мог забыть, что с ним сталось. На контрасте хорошо понимал, где бы мог сейчас находиться, какими политическими пластами ворочать, какие финансы из казны перемещать, с кем встречаться, решать судьбы регионов, людей, добиваться своей цели… Если бы не ЭТА… ЭТО… ЭТОТ… «Кто — это? Кто?! Как вообще этому лжепремьеру удалось всех обмануть, ввести в заблуждение, сесть в премьерское кресло и… Кто его подготовил, кто? Не жмёт, не свербит? Сука! Падаль! Сволочь! Ещё и по телевизору его, клоуна, показывают, он ещё и говорит там что-то, его и слушают, внимают, берут под козырёк! И распоряжения от моего имени, наверное, подписывает, и часы, как у меня, на правую руку нацепил, и… жена… Стоп! Жена — не в счёт, жёны приходят и уходят, а эти… советники, помощники, охранники… Жополизы! Идиоты! Ублюдки! Воры! Они то как? Без глаз что ли, не видят, не замечают… Разницы не может не быть. Это можно увидеть в пять минут, ладно, пусть за час или шесть часов. Это же не клон. На клона много времени надо. Это исключено. Он не овца Доли». И приходил к мнению, человек этот, конечно же актёр, посаженное лицо. Даже если и по своей воле сел в кресло, он дурак, карьерист, шут, но это ненадолго. Кто кукловоды? Вот что главное. Кто это всё задумал, нашёл подмену, подготовил, подобрал время и место, и выполнил свой план… Почему? Почему, почему, почему… Конечно, коварный план, конечно, предательский, но выполнен. Кто? Кто эти люди? Кто этот человек?

Спал Виктор Викторович плохо. Уснул с трудом. Всё думал, вспоминал, даже голова распухла. Ещё и Надюша эта, да что Надюша… Что эта девка? Дура! Смазливая вешалка… Да таких у него может быть… топ-моделей, например… Могло быть… Только бровью поведи, пальцем пошевели… Табун выстроится. И Листермана не надо. Сучка! Карьеристка… Истерику закатила: Полиция! Помогите! Караул! Какой «караул», какая полиция? Паникёрша трусливая. Идиотка. Знал бы, что так получится, хрен бы ей раньше, а не подарки. Она даже прислушаться не захотела, сердцем не прислушалась. А могла бы, если б любила… А она любила? Ха! Говорила, что да. Жарко обнимала руками, голосом завораживала, отдавалась… Вот отдавалась страстно. Очень даже… Убедительно. А губы её, а язык?! С ума сойти. Он и сходил. Кто такое выдержать сможет… а её ласки, а стоны?! Она не сдерживалась. Кстати, не взирая на то, что он не всегда в форме был. Не всегда сразу и… Государственные дела, нервы, стресс, возраст… Но потом всё же… компенсировал. И всегда ей цветы — Вова заранее обеспечивал, — сувениры, подарки… А она — идиотка, дура, — караул, кричит! Помогите! Грабят! Кто её грабит, кто караул, какой караул, кремлёвский? Президентский… полк… штандарт… арт… а-а-а… хр-р-р…

На этой тонкой мысли премьер и заснул. Погрузился, точнее — провалился в сон, как в яму. То, что ему пригрезилось в той самой яме, пересказывать не надо. Чтобы раньше времени не отправить человека в дурдом, в Кащенко. Сплошные кошмары и обрывки из встреч-речей. Никаким фривольностям места не было, времени не хватило. Сон был коротким, нервным и тревожным. Разбудили его громкие бухающие звуки. Звуки исходили из соседней комнаты. В ней располагался спортзал «неряшливого» и его физической команды. Виктор Викторович присоединился. Всё время размышляя, как подойти к «неряшливому» и попросить его сделать документы, хотя бы, паспорт или… Втянулся в разминку, в начале вяло, потом… не очень… Нервы! Нервы! Переживания. Хотя, любимого «железа» было много, даже три беговых дорожки, три велотренажёра, большой выбор гимнастических снарядов, боксёрские мешки, груши. Не слабо!

Хозяин этого коттеджного комплекса, тот, «неряшливый», а в спортивном трико он вообще сейчас напоминал желеобразную тушу, боксировал на лапах с личным тренером, потом, вытирая полотенцем пот с лица, подошёл к Виктору Викторовичу: «Ты это, майор, с видеокамерой обращаться можешь, приходилось? — Виктор Викторович кивнул головой. — Я так и думал. — Признался «неряшливый». — Тогда значит так… Сегодня у меня небольшой дружеский приём намечен. Так, несколько человек. Свои. Ты их не знаешь. Кстати, ты не смотрел, случайно, журнальчик, вчера вышел, — расплывшись в улыбке, похвастал он, — там я и мой подельник… эээ, друг, в смысле коллега, вошли в двадцатку миллиардеров России по версии «Форбс». Прикинь, и никаких матрёшек стране не возвращали, как этот, хитрый азиат Усманов. Ещё два заводика экспроприировали у нерадивых совковых директоришек и всё. Были ваши, стали наши, как говорил мой покойный папаша, царство ему Небесное. Мы их обанкротили и продали. Вот тебе и денежки. И «Форбс» отметил. И мы, значит, по этому поводу скромный сабантуйчик назначили, а завтра… Короче, я придумал сюрприз для друзей. А кинооператор этот, с занюханной кинохроники, в клинику, сказали, попал, к дантистам… сучий потрох, с зубом там что-то. А без видеосъёмки — сам понимаешь — сюрприз не сюрприз. Поможешь этому, как его… — «неряшливый» повернулся к депутату, тот был здесь же, крутил педали велотренажёра, нетерпеливо пощёлкал пальцами в его сторону, депутат подсказал, «Фёдору», — Да, Фёдору. Бывший афганец или чеченец, не знаю, короче, поможешь ему. Что делать — он тебе скажет. Мои все в массовке заняты будут, так что… иди. Он там» — и указал в окно на крышу большого гаража, размером с ангар.

Весь комплекс «неряшливого» располагается где-то в лесу, шагая по выложенной явно импортной плиткой пешеходной дорожке, понял Виктор Викторович. Ехали не долго, значит это не далеко от Москвы, на огромной территории, в лесной зоне. В таком месте и на такой территории раньше располагался видимо какой-то пионерский лагерь или два сразу. Похоже, что так. Очень тихо. Солнечно. Частная территория. Воздух свежий. Даже лучше чем в Кремле. Не плохо «неряшливый устроился», подумал Виктор Викторович, и тут же с усмешкой заметил: но мой Управделами здесь бы кое-что добавил… Он у меня, на моей… эээ… на этой усмешке Виктор Викторович осёкся, потому что воспоминания накатили грустной, щемящей волной утраты, он даже с шага сбился, так сильно перехватило дыхание, защемило сердце. Опершись одной рукой на ближайшее дерево, приходя в себя, Виктор Викторович несколько раз глубоко вдохнул целебный воздух. Отгоняя тяжёлые мысли, дёрнул головой, пришел в себя… Оттолкнулся от дерева, пошёл. Да, денег здесь вложено немерено, о-о-о! Глядя по сторонам увидел, на ухоженной территории располагалось несколько трёхэтажных кирпичных домов и один четырёхэтажный, соединённые между собой крытыми переходами. На крышах виднелись квадраты солнечных батарей. Современно. Передовые технологии. Глазели серьёзные диски спутниковых телевизионных антенн. Не слабо. Кто такой этот «неряшливый», кто? Если у него, как он сказал, несколько своих депутатов. Значит, при деньгах! Какое-то политическое лобби? Чьё? Финансовое? Олигархическо-промышленное? Ментовское? Бандитско-воровское? Чьё? Какое? Почему не знаю? Прямо, конечно, его не спросишь, а депутат не скажет. Оставалось одно, пока собирать, накапливать информацию. Шёл.

Прошёл мимо огромного стеклянного розария, мимо огромной теплицы, подошёл к ангару. По пути отметил высокий забор, множество фонарей освещения, и множество видеокамер. На расстоянии метров тридцати друг от друга, по всей территории прогуливались молодые люди спортивного вида, с коротенькими автоматами под расстёгнутыми пиджаками. Охрана?! Откуда-то издалека еле слышно доносился крик горластого петуха… Где-то в отдалении, за бетонным забором располагалась не то деревня, не то какое-то поселение.

Солнечно. Пастораль. Идиллия.

Частное владение.

Виктор Викторович открыл дверь ангара. В огромном ангаре было светло, но от уличного солнечного света зрению пришлось всё же адаптироваться. Густо пахло соляркой, мазутом, и краской. Перед ним был не то склад, не то музей. Музей скорее всего, приглядевшись, понял Виктор Викторович. Хранилище военной техники времён ВОВ. По боками ангара, под крышей просматривались рельсы мостового крана. В глубине ангара, тяжёлый гак, поддерживал на тросах чей-то полуразобранный танковый двигатель. Техника стояла и справа, и слева. Справа советская военная техника, времён ВОВ, с поднятыми стволами орудий к центру прохода, слева трофейная немецкая, и американская. Тоже стволами к проходу. Изображая своеобразный «дружественный» коридор. Начинали ряд мотоциклы с колясками, но без пулемётов, потом армейский «Газ А». За ними шли, справа, свежеокрашенный танк Т-34, за ним тяжёлый ИС-3, с оспинами попаданий снарядов в башню, потом танк КВ-1, за ним Т-40, дальше вытянулся строй противотанковых пушек на спущенных колёсах, потом 122 мм и 152 мм САУ… Напротив сверхтяжёлый обшарпанный немецкий танк «Маус», за ним — без гусениц, тяжёлый танк «Пантера», в комплекте лёгкий танк «Рысь». Дальше отмытый от закопчёности, с обгорелой краской американский средний танк М4 «Шерман», за танком два американских «Виллиса» и бортовой «Студебеккер». У «Виллиса» одно колесо спущенное, «Студебеккер» без передних колёс вообще, передний мост на «козлах». Некоторые образцы — и слева и справа — пребывали явно в полуразобранном, некомплектном состоянии, другие похоже исправны. На переднем плане, близко от входа, трое мужиков в грязных комбинезонах, склонившись над моторным отсеком БТРа, что-то ремонтировали в нём. БТР-60П тоже видал виды, но явно недавно был покрашен, блестел свежей краской, на лобовине красовалась эмблема ВДВ, сбоку номер «227». Здесь же, на левой стороны ангара, как на выставке, блестели лаком советско-правительственный ЗИЛ-111, «Эмка» Газ-М1.

Странное сочетание. Хобби владельца?!

Из-за БТРа прихрамывая вышел сутулый, худой парень с ввалившимися глазами, в бейсболке козырьком назад, в голубой запачканной тельняшке, с засученными рукавами…

— Ты, что ли, от этого… — парень кивнул в сторону коттеджей, скривился, — «пузана»?

Познакомились.

Фёдор скучным, бесцветным голосом поставил задачу.

— Работа простая. Когда по рации сообщат, я запускаю двигатель и выезжаю на БТРе на полигон. 20 минут ходу. Здесь есть такой. Поставлю БТР на опушке. Гости пройдут в стеклянный домик, это вроде КПП у них, и когда «пузан» по рации даст команду, толпа пойдёт в атаку, я шмальну по БТРу из «мухи». Ты снимаешь кино. Все дела. Мне 200 баксов, тебе 100. Видеокамера вон там, — кивнул в сторону небольшой выгороженной комнатки возле выхода из ангара.

Говорил он нехотя, с трудом, словно тянул тот БТР в гору. Смотрел под ноги, или в сторону.

Виктора Викторовича больше интересовала не инсценировка с БТРом, а гости «неряшливого», которые «свои», как выразился пузан. Но познакомился с ними он позже, гораздо позже того как увидел, куда Фёдор, уже отчего-то одетый в военную камуфляжную форму, с зелёной банданой на голове, услышав приказ пузана, встал во весь рост, вскинул гранатомёт на плечо, но неожиданно резко развернулся в противоположную сторону от БТРа, в сторону стекляшки КПП. Лицо Фёдора светилось злой улыбкой, перекошенной конвульсией. «Хрена вам, суки! Ур-ра! А не Аллах-Акбар. Нате, получайте!», вскричал он, и нажал на спуск. Как Виктор Викторович успел толкнуть Фёдора под руку, вспомнить потом не мог. Реакция помогла. Яркое смертоносное пятно улетело не в стекляшку КПП, а в сторону деревни. Немедленно за этим, там, где-то за забором, послышался взрыв и крики, повалил дым… И в этот же момент БТР, как от удара сверху, присел на колёсах, оглушительно грохнул взрывом, далеко вверх выбрасывая обломки железа и огня, вспыхнул огненным пламенем, подпрыгнул, перевернулся и дымно чадя, завалился на крышу…

— Ты что сделал, дурак? — Сбив Фёдора с ног, навалившись сверху, морщась от дыма и пыли кричал оглохший Виктор Викторович. — Ты же их убил там, наверное? Ты же…

Фёдор плакал. Не от боли, от бессилья.

— Зачем ты помешал, зачем, идиот? Их убивать надо. Я должен был. Они кровопийцы. Я не за тем в Чечню шёл, я… «пузана» этого и всех с ним… Мочить, мо…

Договорить он не успел. Подбежавшие «консультанты по безопасности» пузана, выдернули Фёдора из-под Виктора Викторовича. Фёдору скрутили руки, Виктора Викторовича подняли, поставили на ноги, отряхнули пыль с куртки и брюк.

«Пузан» жал руку… и другие тоже. Никого из гостей Виктор Викторович в лицо не знал. Женщин не было. Значит «мальчишник». Люди в возрасте, вальяжные. По виду не то почтенные судьи, не то магнаты. Четверо. По перстням на пальцах, явно бывшие бандиты, теперь явно уважаемые люди. Был среди них и тот самый сейчас суетящийся депутат, и ещё один, такой же, молодой, похоже из «Наших». Гости с лысинами. Двое с бородками а-ля Хемингуэй, двое с трёхдневной щетиной. Один с курительной трубкой в зубах, остальные с сигаретами, по виду джентльмены, на руках дорогие часы, ногти и пальцы рук ухоженные. У «пузана» рука потная, у следующего такая же, у остальных сухие, но вялые. Своих имён они не называли, протягивали руки и улыбались механической улыбкой. Фигуры и рост у всех разные, но одеты более чем прилично. От них веяло дорогим парфюмом. Виктор Викторович машинально отметил, у одного, как у Сильвио… И машины на территории стояли серьёзные. От Майбаха до Бентли. Не считая машин сопровождения Гелендвагенов и Крузеров, Вальяжные «товарищи», влиятельные. Таких лиц Виктор Викторович в своё последнее премьерство уже не видел. «Уважаемые», видимо из второго эшелона, из теневого. На «первой» линии их давно сменили почтительно-взволнованные, поедающие взгляды чиновничьей и прочей аудитории. Молодой, при чём. К таким Виктор Викторович и привык. А здесь, «эти», были, не просто были, ели и пили, здравствовали. Кто они, кто? После эпизода с «мухой», гостей и хозяина потянуло за стол, к выпивке. Накрыт стол щедро и шикарно. Кто они? Чем ему могут помочь? Вытянуть бы на разговор, — размышлял премьер, ковыряя вилкой в овощном салате. Пока решил осмотреться. Если за столом женщин нет, значит будут говорить или о политике, или о рыбалке, либо о женщинах. Так оно и получилось. Пузан предложил тост.

— Я предлагаю выпить за нашего нового друга, за Виктора, моего тёзку. Он, поступил геройски. Как настоящий друг и товарищ. Всех нас сегодня спас. Всех! Дай я тебя, брат, поцелую.

Увернуться от мокрых губ Виктор Викторович не смог. Махом запил водкой.

— А как с этими? — отдышавшись, спросил он, кивая головой в сторону забора.

Кладя вилку и нож, пузан легко ответил.

— Нет проблем! Я в деревню послал уже своего халдея, он там уладит. Не впервой. Мани-мани… сам понимаешь… А из Фёдора этого, душу — мои — сейчас вытряхивают. Кстати, предлагаю пройти, развлечься.

Фёдора били в подвале. Безжалостно. В кровь. Двое крепкого телосложения парней, привязав стрелка спиной к барабану большого колеса, заворачивали на дыбу, ломали позвоночник. Фёдор хрипел, стонал, терял сознание. Его из шланга поливали водой. Захлёбываясь, он приходил в себя, что-то бормотал, Что именно, понять было не возможно… Гости, с бокалами в руках, пузан с бутылкой виски, и Виктор Викторович с ними, остановились поодаль.

— Тёзка, послушай, что он там говорит, сука! — Указывая бутылкой, приказал Виктору Викторовичу пузан. — Пусть скажет, гад, кто его подослал, на кого он работает. Кто? Кто? Кто? — требовал «неряшливый». Летела слюна, глаза его зло выглядывали из заплывших жиром щёк. — Сволочь! Угробить меня хотел. Кого, а? Меня!! Всех нас!! Моих… Меня!!

— Он не скажет. Его полиции нужно сдать. Следователю. — Заметил премьер.

— Ты чё, тёзка, — воскликнул пузан, — а мы здесь тебе кто? Мы лучше ментов, мы в законе. Нам и решать. Ты чё-та, брат, не в ту степь дуешь. Ты слишком правильный, что ли?

— Нужно бы по закону.

— Так, а мы и есть закон! Или ты про тот, государственный? Ха-ха-ха… Так нам тот закон по барабану. — Произнёс он, разливая виски по гостевым бокалам. Гости смотрели на «переводчика» с любопытством. — Я что-то не пойму, мужик, не догоняю, или ты… Нет, ты же нас спас сегодня. Я видел, все мы видели… А дуешь не в ту степь. Не пойму. Или тебе Фёдора этого жалко? Жалко да, скажи, жалко? А жалко знаешь где? — Лицо пузана неожиданно расплылось в усмешке. — У пчёлки в жопе. Вот где твоё жалко. — Усмешка слетела, пузан махнул рукой. — Всё, мочите этого, не хрен с ним возиться. Быдло есть быдло. Пошли за стол. — Гости повернулись и потянулись на выход…

Виктору Викторовичу хотелось сказать, так же нельзя! Это же преступление, это же средневековье! Сейчас не 37-й год, вы не НКВДе, это не подвалы Берия. Это самосуд. Мы в новой России, люди! В новой!!

Какой Берия, какой суд, — если бы услышал, ответил бы пузан, — ты что, тёзка, эта сволочь нас угробить хотела, ему пули мало, его разорвать надо, собакам скормить. Он весь сюрприз мне, сволочь, испортил.

«Хрена вам, а не БТР… — едва шептал разбитыми губами Фёдор. — Вам не жить, сволочи, кровопийцы! Всё равно достану. Никакой забор не спасёт. Заведу танк и раскатаю… Раскатаю. Отомщу. Не я, так другие. За всех, кто…»

Вернувшись, гости вновь расселись за столом. Потянулись к бокалам… Неожиданно, привлекая внимание, вспыхнули софиты и прожектора, осветив не очень большой подиум, через секунду в ярком свете возник лощёный тип средних лет, в блестящем костюме, лакированных туфлях, с причёской а-ля гребешок, тряхнул головой, сочным баритоном в микрофон призывно вскричал: «Господа, извините, что отрываем, для вас поёт Великая, несравненная Примадонна Российской, и не только Российской эстрады Алла Пугачёва!» Гости отставив бокалы, вежливо похлопали. Наступая на жидкие аплодисменты, в записи мощно зазвучал оркестр, в лучах прожекторов появилась Примадонна. Не высокая, с голыми коленками и широком балахоне. На голове шляпа, пышные волнистые волосы обрамляли лицо. Яркий мэйкап. В такт мягко покачивая бёдрами, загадочно улыбаясь, примадонна переступила, отмахнула от лица своевольную прядь волос, поднесла микрофон к губам:

Гаснет в зале свет и снова я смотрю на сцену отрешенно. Рук волшебный всплеск — и словно замер целый мир заворожено. Вы так высоко парите здесь, внизу, меня не замечая Но я к вам пришла, простите, потому что только вас люблю. Вы хотя бы раз всего лишь раз на миг забудьте об оркестре. Я в восьмом ряду, в восьмом ряду…

Гости оживились, на лицах появились улыбки. Переглядываясь, подняли бокалы. Выпили. Закусили. Плавно перешли от виски к русской водке. Хозяин (сам!) чаще стал разливать водку по рюмкам. Прислуга, только мужчины, в белых смокингах, в очередной раз поменяли тарелки, подали горячее…

…Но у нас одна, да, да, одна святая к музыке любовь.

— Виктор Палыч, дорогой, — наклонившись над столом, ковыряя в зубах зубочисткой, спрашивает бородатый у хозяина застолья. — Поясни, дорогой, — кивая на поющую примадонну, — ты этот что ли нам сюрприз хотел показать, да?

— Витя, только прошу тебя, никаких вертолётных прогулок. — Морщась, перебил гость с тяжёлым перстнем.

— А у меня их уже два, как и у Толяна. — Ёрничая, похвастал пузан. — Оба здесь. Под парами!

— Зато у тебя яхты такой нет, как у меня.

— Ха, я уже заказал… Правда чуть покороче, чем у Абрамовича, но на три метра длиннее, чем у тебя… На три! Будет готова через полгода. Аванс я уже заплатил.

— Прекрасно, значит, обмоем.

— И хорошенько обмоем.

— В общем, Витя, не хвастай, вертолёт мне дома надоел. Колись, что за сюрприз?

— Кроме «Форбса», сюрприз? А! — Пузан отложил вилку и нож, промокнул губы салфеткой. — Нет, конечно. Признаюсь, до самого последнего дня мой зам по внешним связям вёл переговоры с продюсером Бондарчука. Ну, этого, вы знаете, лысого. Хотел вас удивить. Бой 9-й роты в натуре хотел вам здесь продемонстрировать, сто человек справа, сто человек слева, как в фильме. Но Бондарчук, к сожалению, оказался за границей сейчас, на презентации какого-то своего фильма. Коммерческий директор Бондарчука извинялся, просил дату перенести, жалко же ему бабки терять, это понятно, то сё, но… — Хозяин развёл руками, увы — Пришлось заменить на малый бой с БТР, как чеченцы подбивают советский БТР. В нём взрывчатки заложили не меряно. Для эффекта. Но, облажал меня этот, скотина, подвёл. Но ничего, в следующий раз, я вам настоящий бой покажу. Как у Толстого, нет, как у этого, у старшего Бондарчука, в «Войне и Мире». Красота! Только без конницы… Хотя, надо подумать. Нет, лучше без конницы, наберём мужиков, оденем и… на немцев, в атаку, ура! Потом я приму парад. Лично! Сам! ЗИЛ-111 уже готов, танки не все ещё на ходу, мне сказали, но их подшаманят, наберём танкистов и изобразим Курскую дугу. Прямо здесь, на полигоне. Настоящими снарядами. Правда не боевыми, к сожалению, — деревня близко, да и Москва рядом… Сами понимаете, нельзя. Повяжут. А с вояками мы уже договорились. Сколько надо снарядов, сказали, обеспечим. Дадут и пиротехников. Пиротехники зарядят — где, что и сколько надо, и… «огонь»! Бабки решают всё. Там у вояк целые склады со снарядами гниют. Они их случайно поджигают… Утилизируют так. Ха-ха… И дёшево. И бабок не надо. Видели же… А потом парад. А вы будете почётными гостями. Как будто эти, Черчиль с Эйзенхауэром.

— А ты, Витя, за Сталина будешь? — копируя голос Сталина, с улыбкой спросил гость, вынимая трубку изо рта.

— А Мавзолей?

— Без Мавзолея обойдёмся. — Отмахнулся хозяин. — Как будто в полевых условиях.

— Интересно.

— Как в кино будет?

— Да какое кино, лучше, чем кино. Настоящий же. Я отвечаю. Ну а примадонна это так, к столу… Я же знаю, что вы любите её голос. Вот и пригласил. За бабки, конечно. Кстати, не хилые бабки запросил её этот, финансовый директор. Аппетиты у неё, я вам скажу, крутые. Корпоративка. Да мне не жалко. Для вас же. Да и примадонна, как-никак!

…Вновь игру свою начните, и я знаю, чудо повторится.

Самозабвенно пела Примадонна.

Если б знали, мой учитель, как вам верит ваша ученица. Я ищу у вас спасенья и мечтаю, сидя в этом зале, Вместе с вами быть на сцене, вместе с вами музыке служить…»

В такт музыки слегка раскачиваясь, взмахивала руками, чуть кокетничала.

— А мой финансовый директор на Кристину Агиллеру, на Новый год — помните? — такие бабки, говорит, отвалил, страшно сказать! — прислушиваясь к разговору, сообщил не бритый. — За два часа! Плюс, конечно, билет на самолёт сюда и обратно.

Остальные восхищённо поцокали языками.

— Да уж, баба так баба… Нам понравилась!

— А фигура какая!!

— На такую ни каких денег не жалко.

— Жалко трахнуть не дала… Импресарио, говнюк, раскричался: ноу, ноу… Сучка драная.

— Ха, да они все такие. Дело, брат, в цене.

— А я бы не пожалел…

— За девочек… Позвонить? — оживившись, спросил пузан, хватаясь за сотовый телефон.

— Нет-нет, сейчас не нужно. Такой обед портить…

— Как скажете. А то… — Пузан держал телефон в готовности. — Я для друзей всё что угодно сделаю.

— Нет-нет, спасибо!

— Мы знаем, друг. Дай я тебя поцелую… — шкиперская бородка потянулся через стол.

— И я, — потянулся лысый….

На пол посыпались опрокинутые фрукты, разлились пара фужеров… Подскочили «халдеи», быстро навели порядок.

— А я вот на свой день рождения для вас хочу пригласить… — начал было улыбчивый, со шкиперской бородкой.

— Чшь, не рассказывай, пусть будет секретом.

— Точно. За это и…

— Выпьем…

… Вы хотя бы раз всего лишь раз на миг забудьте об оркестре. Я в восьмом ряду, в восьмом ряду, меня узнайте мой Маэстро. Пусть мы далеки, и рампы свет нас разлучает…

— Ну что ж, можно переходить и к делам. В кабинет?

— Да, пора.

— А эта? — гость кивнул на Примадонну.

— Пусть поёт. Мы не мешаем. Бабки заплачены.

Пузан повернулся к Виктору Викторовичу.

— И тебе, тёзка, подышать воздухом, наверное, пора. Извини, у нас дела. Или ты что-то хочешь сказать? Говори.

Гости смотрели с любопытством. Виктор Викторович воспользовался предложением.

— Мне бы паспорт… — Выдавил он.

— Паспорт… Какой паспорт? — Гости хозяина закрутили головами. — Американский? Польский? Китайский… Какой?

— Да нет, мне российский. Настоящий.

— А, тебе паспорт нужен… Понял. Нет проблем. Напомни мне завтра утром. Это не вопрос. — Отмахнулся пузан.

— Только настоящий.

— Ну я же говорю, напомни утром. Не вопрос.