Углубленный кастинг

— Ну, докладывайте, лейтенант Фомичёв, как там наши дела? — Бодрым тоном спрашивает полковник. — Кроме лейтенанта Круглова у нас есть что-нибудь стоящее в полку, нет? Успеваете? Не опозоримся мы с вами перед вертолётчиками, а? — Не столько заинтересованно, сколь риторически интересуется полковник Ульяшов у дирижёра. Они идут на кастинг. В шеренгу. В ногу. В 15.58, за две минуты до… как было объявлено. Предыдущий смотр почти сорвался, теперь пройдёт. Ошибки исправлены, недочёты устранены. Сейчас и посмотрим, говорил вид полковника. Кастинг решили проводить на открытом воздухе, на территории спортивного городка. Почему там? А потому, что личный состав в клубе не помещается. Прошлый раз вообще чуть стены солдаты не выдавили, друг на друге сидели. Теперь эту проблему учли, нашли выход.

А вот и спортгородок. Пришли. Почти весь личный состав военнослужащих полка, за исключением дежурных, нарядчиков и лежачих больных в санчасти, собрались в качестве зрителей-болельщиков. За столом, на стульях, их из солдатской столовой доставили, члены жюри. Четверо: полковник Ульяшов, он председатель; лейтенант Фомичёв, он заместитель и одновременно главный ответственный за мероприятие; начфин полка полковник Старыгин (самый старый офицер полка), он тоже член жюри, сейчас только для массовости согласился отвлечься, воздухом подышать, на солнышке погреться, и, естественно, начальник клуба майор Фефелов. Мероприятие культурного плана, проходит по службе начальника клуба. Было бы спортивное — присутствовал бы зам нач по физо.

— Можно начинать, товарищ полковник? — спрашивает майор.

— Можно, — окинув взглядом членов жюри — все ли присутствуют, — разрешает полковник.

— Так… Тихо-тихо, товарищи. Начинаем кастинг талантов нашего полка. — Громко и торжественно сообщает начклуба «болельщикам» и продолжает. — Первым номером начинает своё выступление… эээ… заместитель командира взвода старший сержант Зимин, первый дивизион.

Военнослужащие дружно хлопают в ладоши. В центр свободного пространства танцующей походкой — разогревая себя и зрителей, выходит высокий солдат, с нашивками старшего сержанта. Хлопками в ладоши задаёт ритм, зрители подхватывают. Зимин с азартом начинает вытанцовывать брейк-данс… И верхний, и нижний… Вроде в театральной дымке, приподнимая пыль. Зрители с восторгом хлопают.

Председатель жюри морщится от «дымки», наклоняется к дирижёру, не теряя лица, тихонько спрашивает:

— Это что это?

— Брейк-данс… — улыбаясь исполнителю, отвечает лейтенант. — Танец… Здесь пыльно. На сцене нормально будет.

— А нам это надо? — так же тихо уточняет полковник Ульяшов.

Дирижёр переводит непонимающий взгляд на полковника, пожимает плечами.

— Я заместитель…

— Ага, так да? — наигранно обижается председатель. — Дистанцируешься? Понятно! — поворачивается к начфину. — А тебе, Сергей Михалыч, как? Как думаешь?

Начфин он проще. В том смысле, что ему проще. За культуру и моральный дух военнослужащих он не отвечает. Только формально если, у него другие обязанности в полку. А там, кстати, полный ажур. Чики-чики! На всё остальное полковник Старыгин смотрит хоть и нейтрально, но с интересом.

— Здорово. У меня старшая внучка так танцует, и все её одноклассники. Говорят, «уматно», а что?

— Мы так, помню, не танцевали… — ворчит Ульяшов.

— Так время какое было, Лев Маркович? Нельзя было… — не спуская глаз с исполнителя, парирует полковник Старыгин.

— Понятно… — обрывает Ульяшов, и командует Фефелову. — Давай следующего. — А членам жюри поясняет. — Ставим в запас… пока. Не хватит номеров — добавим. — И с улыбкой, так принято во всех жюри, информирует конкурсанта. — Молодец, старший сержант. Поздравляем. Прошли на следующий этап.

Дирижёр тихонько поправляет.

— …Тур, товарищ полковник…

— Что? — переспрашивает Ульяшов, и быстро исправляет ошибку. — А, точно, на следующий тур. Следующий…

Фамилию следующего конкурсанта майор Фефелов выкрикивает с растяжкой, как заправский диктор на боксёрском ринге по телевизору.

— Следующим по списку вызывается р-рядово-о-ой Ма-ар-рки-инннн…

Этот непозволительный раж председатель жюри пресекает сразу же и однозначно.

— Эй-эй-эй! Ты чего это, майор, не забывайся, — выговаривает майору. — Здесь тебе, понимаешь, не стриптиз-бар. Так в стокгольмах в пивбарах ставки на тараканьи бега — я слышал — кричат, ага!

— Виноват, товарищ полковник, — извиняется начклуба. — В Стокгольме не был, забылся. Я только для азарта.

Ульяшов и видит, и слышит, как майор приходит в себя, чётко встаёт на своё место, как патрон в казённик, даже вроде шпорами послушно тренькнул. Отчего полковник мягчеет, миролюбиво разрешает:

— Ну, если для азарта… Давай.

На середину «арены» на велосипеде въезжает солдат. Объявленный рядовой Маркин. И так же, под ритмичные аплодисменты зрителей принимается «выделывать» на велосипеде почти акробатические номера. То на руле стойку на руках сделает, то на заднем колесе едет, то вообще непонятно как, вверх ногами, и всё в движении… И ни одного касания земли…

Лейтенант Фомичёв восхищённо спрашивает начклуба.

— А велосипед такой откуда?

Майор подмигивает.

— Военная смекалка! — и поясняет дирижёру. — Я у знакомых пацанов — во дворе, позаимствовал. Марка BMX. Экскурсию по полку за него пообещал. Под расписку, конечно, на время.

— Хмм… Под расписку… Нормального что ли не нашлось? — бурчит Ульяшов.

— Не понял, товарищ полковник.

— Ну этого, бээмикса твоего. Маленький какой-то. Осторожно надо. Не сломается матчасть-то? Отвечай потом.

— А, понял. Никак нет, товарищ полковник, он же для райдеров специально сделан. Крепкий. И Маркина я предупредил. Он обещал, что будет не очень… Вид спорта такой, товарищ полковник, флэтленд.

Ульяшов согласно кивает головой.

— А, ну если этот, как его… флэт-флот, тогда конечно. Молодец, Фефелов. Только с Сусловым согласуй, чтобы не было этих… подвохов. Кстати, где он? Что-то в полку не видно, а? Не видели майора? — не отрываясь взглядами от велосипедиста, члены жюри пожимают плечами. Председатель жюри вновь возвращается взглядом к велосипедисту… — Но это, я вижу, трюки сплошные. — Замечает он. — Цирк. И ни разу не упал… Очень опасно, можно шею с непривычки сломать… А нам это надо? — И сам себе отвечает. — Но, по-моему, не плохо у него получается, не плохо. Вестибулярный аппарат хорош у солдата, и прочее. Но в нашу задачу — ансамбль песни и пляски — он, по-моему, не вписывается, а? Как вы считаете, товарищ дирижёр? Пойдёт, нет?

Дирижёр, на удивление председателя, реагирует положительно, прищурив глаз, пожимает плечами.

— Я, думаю, пойдёт. Если одеть в клоунский костюм, и музыку весёлую подобрать на две четверти, уматно будет.

Председатель жюри с трудом отрывает взгляд от лица дирижёра — уматно — громко ретранслирует мысль, как свою:

— Так, всё! Понятно, рядовой Маркин, достаточно. Молодец. Пять баллов. Оркестр вам музыку подберёт, и всё. Пойдёте в ансамбль… на эти… эээ… две четверти… Оригинальным, я записываю, номером. Кто у нас следующий, товарищ майор, приглашайте.

Фефелов заглядывает в листок, и громко декламирует (кстати, у него за плечами не что-нибудь там, а культпросвет училище, и значок соответствующий на кителе красуется).

— Младший сержант Пронин, басня Крылова «Слон и Моська».

Председатель жюри обрадовано вскидывается и сообщает:

— О, это классика! Не надо! Это сразу на второй тур. Это мы знаем. Хорошее произведение. Давайте следующего.

— Есть, товарищ полковник следующего, — рапортует начклуба и вскидывает голову. — Первая рота, первый взвод, замкомвзвода, старший сержант Тулеев… Татарский танец… — Объявляет он, и вопросительно смотрит на председателя жюри.

— Без музыки? — спрашивает председатель.

— С музыкой, товарищ полковник. У него свои аккомпаниаторы, — с готовностью информирует начклуба, — земляки. — Бросает короткий взгляд на листок, сообщает. — Рядовые Умаров и Усманов. Трио, значит. Татарский танец. — И вопрос уже к танцору. — Так, Тулеев, вы готовы? А где ваши музыканты Умаров и Усманов, вы говорили, а? Здесь? Ага, начинайте.

Усманов и Умаров появляются. Один с ярко раскрашенной гармошкой, другой с бубном. Немедленно начинают исполнять музыкальное вступление к танцу. Зрители ритмично хлопают в ладоши. В центр выскакивает танцор…

Ульяшов наклоняется к дирижёру.

— Танец, я думаю, тоже пойдёт. В ансамблях без танца никак, я знаю… Так, нет, товарищ дирижёр?

— Так.

— Тем более национальный… — со знанием дела замечает начфин полка полковник Старыгин. — Шаймиев, я знаю, друг нашего премьера, приятно ему будет, если узнает. Кстати, а телевидение пригласили, будет? Надо комдива предупредить и мэра города.

— Нет-нет, — решительно машет руками председатель жюри. — Ни в коем случае! Нам реклама не нужна. А вдруг, не так покажут. Себя опозорят и нас заодно. Нет! — Даже грозит пальцем дирижёру. — Смотрите у меня, товарищ ответственный, никаких телевизионщиков, ни каких журналистов, ни-ни!

Дирижёр пожимает плечами, он и не думал никого приглашать, неосторожно включается в обсуждение.

— У нашего премьера все друзья. И Назарбаев, и Рахимов, и Ющенко с Тимошенко, и Лукашенко, и…

Ульяшов обрывает.

— Ну хватит вам, язвить, лейтенант, остановись! Значит так надо! Так положено. У нас все друзья… когда надо… понятно? Политика… мать её… Гха-гхымм… Ты вот, лейтенант, ансамбль, понимаешь, какой-то — маленький-маленький — создать не можешь, а им — всё СНГ поднимать. Шутка ли, какая разница?! Так что нишкните, товарищи офицеры, успокойтесь. Им — одно, нам — другое… ансамбль вот… Танцы-шманцы, значит. Их и будем… танцевать. Иначе как, понимаешь? Иначе никак!

Начфин понимающе вздыхает.

— Да, национальная политика, это вам не… понимаешь… Толерантность.

— Именно… — Указывает пальцем председатель жюри. — Тем более, если со своим аккомпанементом. Короче, всё, записываем танец, пойдёт. Отлично, старший сержант. Нам понравилось. Следующий.

— Твардовский, товарищ полковник, — торжественно произносит начклуба. — Эээ… извините, военнослужащая — контрактница прапорщик Смолина Инна Васильевна, строевой отдел. Отрывок из поэмы Твардовского «Василий Тёркин» «Переправа». Сразу записываем, товарищ полковник или послушаем?

Ульяшов раздумывает, на самом деле девушку рассматривает. Тоже классика… И девушка симпатичная.

— Послушаем. — Заключает он и толкает лейтенанта локтем. — Вот, товарищ дирижёр, а ты сомневался. Есть у нас таланты в полку, есть… оказывается. — И громко говорит исполнительнице. — Слушаем вас… эээ… — за подсказкой косится в листок, — Инна Васильевна, начинайте.

В центр выходит девушка в военной форме, начинает декламировать…

Её внимательно слушают…

Начфин Старыгин, шепчет Ульяшову:

— А я Зощенко когда-то в самодеятельности читал… Представляешь! В училище, помню, «Уважайте матрацы, граждане», произведение. Прямо на «бис». Пять с половиной страниц текста, с выражением, на первом курсе. Наизусть. Как сейчас помню: «Под мягкий звон часов Буре приятно отдыхать в качалке. Снежинки вьются во дворе, и, как мечты, летают галки»… И всё… Остальное, к сожалению, не помню, забыл. Но с успехом, помню, читал. На «бис». Без запинки на память тогда «чесал», с выражением. Эх, время-время, времечко…

Ульяшов подхватывает.

— Это я знаю, Расторгуев, песня «Любе», хороший мужик. Наш.

— Точно, — соглашается начштаба. — Мой любимый певец… Лейтенант Фомичёв их не слушает, он с исполнительницей не согласен.

— Твардовского бы лучше мужчине читать, — тихонько замечает он.

Ульяшов слышит, косится на дирижёра.

— Опять язвишь… племя молодое, незнакомое. А я вот, например, в школьном хоре первым голосом пел, да. Девчоночьим! И ничего! Короче, записываем. Её голос мне больше нравится, чем твой, лейтенант.

Полковнику Старыгину девушка тоже нравится, и не только ему. Солдатам, например, вообще всем без исключения, по их лицам видно.

— И я согласен, — с чувством оглядывая стройную фигуру девушки, говорит начфин, — и вообще. — Но под укоризненным взглядом лейтенанта Фомичёва исправляется. — Ну, а что, Твардовский же, как-никак, я говорю, классика. Я ставлю шесть баллов.

Ульяшов напоминает.

— У нас пятибалльная система.

— Значит, пять…, — неохотно исправляется начфин и добавляет, — но с плюсом. Я же могу и завысить. А разве нельзя? — обидчиво апеллирует к председателю. — Если человек достойный. Могу? Могу! Я и ставлю пять с плюсом. Или я пошёл.

— Сиди-сиди. Можешь, конечно. Хоть десять баллов.

— Вот! — Начфин обиженно ёрзает на стуле, но остаётся, не уходит. — Тогда, значит, десять я и ставлю.

Председатель пожимает плечаит, тычет пальцем в листок в руках капитана Фефелова.

— Отметь там, начфин девушке ставит десять баллов. — Видя удивлённые глаза начклубом, сердится. — Ставь, ставь… Не-то уйдёт. Имеет право. Слышал же.

Вопрос исчерпан, председатель жюри громко информирует исполнительницу и зрителей.

— Спасибо, Инна Васильевна. Выразительность у вас хорошая, дикция… внешний вид, и вообще… Поздравляем! Единогласно проходите на третий тур.

Это решение «большого жюри» зрители приветствуют весьма бурно.

— Следующими, товарищ полковник, на конкурс записались…