ЛжеКонев, Дениска

Взглядом военного, генерал Золотарёв, сейчас он и не генерал, и не Золотарёв, он заика Михаил Конев, именно так он представился новой знакомой, легко и профессионально определил границы, количество и назначение движимых и недвижимых объектов на закрытой территории комплекса, средства и силы охраны. Выяснил для себя главное: он влюбился. Да, в Аннушку! Она ему нравится! Даже очень!. Очень, очень, очень… И не возраст генерала определял, ни его положение, ни черты характера (пришёл, увидел, и т. д.), а взгляд девушки, голос, её лицо, стройная фигура, руки, ну и всё остальное. Особенно глаза. Едва только, знакомясь, он заглянул, встретился с её взглядом, и… словно вспыхнуло что-то в груди, огнём опалило, словно именно эти глаза всю жизнь он искал, ждал, надеялся, но не находил. Ещё и улыбка, и руки… Он уже любил их, любил, любил… А голос сводил с ума. Пьянил, околдовывал… Душа генерала трепетала, мысли путались, губы пересыхали, язык заплетался, отчего и заикаться удобно было, потому что правдиво. Анна! Анечка! Что-то ангельское Михаилу слышалось в её имени, что-то небесное. Неземное. Светлое и нежное. Она такой и была. Да, да! И девушка, в свою очередь, тоже что-то подобное почувствовала, какой-то толчок в сердце, но не понимала ещё.

Её смущал взгляд этого человека. Ей и жалко его было, и вместе с тем он нес в себе и мужественность, и силу (Именно такую силу излучал её брат!), волю и… детскую незащищённость. Она это видела, заметила. Михаил… очень приятное имя, мужественное (И у её брата тоже мужское имя — Виктор), очень стесняется при ней. Такой взрослый, симпатичный, умный, наверное, и, в принципе, несчастный. Пострадал. И на войне, и… в жизни. И смущается. Но не это было главным. Он был другим. Не таким, как многие воиныинтернационалисты. В его взгляде было что-то другое: не бравада и цинизм, не угрюмость и тоска инвалида, не боль и затаённая злость, а… открытость, незащищённость, манящий жар внутренней энергии, огня, к которому её тянуло, как тянет человека к костру (даже если он и не озяб). Хотелось протянуть к нему руки (она бы так и сделала, но сил почем у-то не было), хотелось коснуться его лица, волос, заглянуть в глаза и смотреть, смотреть, видеть его улыбку. А улыбка у Михаила была детской, смущённой и… Дальше девушка терялась в своих ощущениях. Останавливала себя, одёргивала: остановись, опомнись, нельзя на него так смотреть, он может не так подумать, ты не для того встретилась с ним, он старый, он не для тебя, он на работу устраиваться пришёл, он инвалид, он из разряда потерянных людей… Твердила себе, убеждала и… сама себе не верила. Слышала свой голос и удивлялась, она ли это. Понимала одно: он не может просто так уйти, она его не отпустит, тем более, что повод есть, нашёлся, и не один… И очень хорошо, что он любит лошадей. И для неё они были любимыми существами. Главное, чтобы этот человек был рядом, а там…

Никакой рекогносцировки на местности генерал, конечно, не проводил, он увидел девушку и влюбился. Сразу и окончательно. Такое бывает, да, такое случается. И не надо осуждать его. Любовь — она не выбирает: генерал ты, плотник, космонавт или потерянный человек, сто тебе лет или двести — не важно. И совсем не смешно, что Михаил сейчас на конюшне. Чтобы рядом быть, пусть и в некотором отдалении, Золотарёв кем угодно готов стать, хоть и дворником-сторожем. Аня… Анечка, Аннушка…

ЛжеКонев в майке, шортах и пляжных тапочках. На шее прорезиненный фартук, длинный, ниже колен. Мокрый с ног до головы, но счастливый, трёт щёткой спину лошади стоящей под душем. Конь большой, тёплый, нежится под струями воды, косит на Михаила угольно-синим, с коричневой поволокой глазом, переступает, порой вскидывает голову от летящих брызг, взмахивает хвостом, храпит. Успокаивая, Конев похлопывает его по шее. Михаилу всё здесь нравится. Хоть и первый раз на конюшне, но он видит её, Аннушку! Аннушка здесь! Она рядом!

Конюшня оборудована по последнему слову забугорной техники. Даже солярий для лошадей есть, не считая санатория-профилактория. Лошадей много. Двадцать одна душа. И все как с выставки. Породистые, молодые, чистокровки. В денниках чисто, свободно, но шумно. Шум специфический. Однако Михаилу это не мешает. Он работает. И напевает. Ему кажется поёт он негромко, на самом деле почти в голос — это от счастья — напевает свою любимую и единственную песню: «Не кочегары мы не плотники…» Одновременно старается держать в поле зрения Аню, Анну, Анечку… Она в этот момент выводит из денника красавца коня на очередную тренировку. Анна очень красива и привлекательна. Даже в костюме наездницы. Красив и конь. Подглядывая за Аннушкой, Конев не замечает, как к нему незаметно подходит охранник…

— Эй, ты, заика-Михаил, — привлекая внимание, охранник резко стучит милицейской дубинкой по деревянной стойке денника. Конь стоящий под лушем, вскидывает голову, всхрапывает, переступает. — Ты на работу сюда пришёл или по сторонам заглядывать, а? Работай давай, работай…

— В с… сс… смысле? — прерывается Михаил.

— В смысле, на хозяйку, я говорю, не глазей! Не заглядывайся, нельзя. Запрещено. Понял?

— Нне п…понял.

— Я вижу, — усмехается охранник, и с угрозой замечает. — За воротами окажешься, тогда поймёшь.

— А на ко… ко… коня мо… мо… можно смотреть, на лошадей… — хитрит Михаил. — Ра… ра… разрешается?

— На ло… ло… тьфу, ты, зараза какая… — чертыхается охранник. — На лошадей разрешается. Можно.

— По… понял. А чч… что с ней?

— С кем?

— С хо…хоо…зяйкой…

— Какая тебе разница? Запрещено и всё. Только из нашей охраны — пытались некоторые ухари заглядываться — вмиг за воротами очутились, да! Без выходного пособия. Орлы были, не чета тебе. Короче, я тебя предупредил, мужик. Запрещено и всё. Для всех. И для тебя, значит. Табу.

— У… у… у неё муж что ли ре… ре… Недослушав, охранник перебивает.

— Я сказал всё, вопросы закончились, ханурик, заглохни! — повышая голос, с угрозой в голосе говорит он. — А вот брат у неё… ооо… тот ещё зверь, как раз для таких как ты, любопытных. Крутой чел, круче олигарха. Суровый всегда, злой… как Змей-Горыныч. Его бойся… Как прилетит, с конюшни лучше не выходи.

— А если она cа… са… сама?

— Сама?! Ну ты даёшь, коневод-Конев! — рассмеялся охранник. — Шутишь, мужик? Рассмешил! С юмором! Короче, о чём ей с тобой говорить? Ты пока слово скажешь, можно пообедать, выспаться и на полдник сходить, ага! Ну всё, — охранник резко обрывает разговор. — Ты меня услышал. Я тебя впустил, я тебя и выкину… Ворота знаешь где.

— П…понял!

— Вот и молодец! А сейчас вон, двигай давай, тапочками, выгребай отходы… В деннике чисто должно быть, как в «Президент-отеле». Работай-работай! — отвернулся, в развалку уходя, напевает. — «Ох рано встаёт охрана… Если близко воробей мы готовим пушку, если муха — муху бей…»

ЛжеКонев нырнул под разделительную стойку в двери, вернулся в денник. Жеребец по кличек Марс, как на табличке значилось перед окном, всхрапел, принюхиваясь к человеку, раздувая ноздри вытягивал шею… переступал ногами.

— А ты не бойся, он смирный… — вдруг непонятно откуда донёсся до слуха лжеКонева детский голос, как с неба. Или это так показалось. ЛжеКонев остановился, насторожённо замер. Марс наоборот, обрадовано задёргал головой, заржал, громко переступая копытами, потянул шею к окну. ЛжеКонев, оглядываясь, завертел головой, косясь на потолок, по сторонам, нет, голос был настоящий, понятный, «ангелы что ли с неба предупреждают», подумал лжеКонев.

— Ма-арсик, Ма-арсик… — вновь нараспев, непонятно откуда послышался невидимый ласковый детский голос, как колокольчик. Конь от радости почти заплясал на месте, рванулся к окну, вытягивая шею, высунул морду в коридор. Всё так же не понимая, конюх прислушивался, стараясь угадать, откуда и что это было… Или голос «Свыше» или… Неожиданно вскинув голову, конь отступил назад, в деннике распахнулась нижняя створка калитки, в ней показался маленький человечек. Вернее, маленький ребёнок. Мальчик. Одной ручонкой мягко касаясь трепетных губ коня, другой рукой отталкивал его, глядя на конюха. ЛжеКонев по настоящему испугался. Теперь за мальчонку. Жутко было видеть огромного коня и маленького ребёнка в таких разных пропорциях.

— Н-но, Марсик, не толкайся! — тем же ангельским голоском прикрикнул мальчонка, и укоризненно посмотрел в сторону конюха. Ребёнок с ангельским личиком, и таким же чистым голоском. С буйной шевелюрой на голове, большими глазами, курносый, розовощёкий, серьёзный… В рубашке, в синеньком комбинезончике, в носочках, детских кроссовочках. — Ты его не бойся, — кивая на коня, заметил он новенькому. — Он сахар любит. Он хороший. А ты кто? — спросил он. Конь изгибал шею, как ручной, тёрся головой о плечи мальчишки.

— Я?! — переспросил лжеКонев. — Я — конюх. — Произнёс он с запинкой. — Видишь, — глазами указывая на метлу с совком. — А ты… Ты бы поосторожней. Он же большой, наступить может.

— Марсик? — удивлённо воскликнул мальчонка и весело рассмеялся. И столько восторженного удивления было в его смехе, что даже лжеКонев рассмеялся. — Да он же ручной. Он меня любит. — Как ребёнку поясняя, воскликнул мальчонка. — Я же Дениска. Он меня знает. Они все меня знают. Он добрый.

ЛжеКонев аккуратно, чтобы не спугнуть коня, боком пробрался к мальчонке, оттесняя его к двери. Конь, ревниво вскинул голову, наступая грудью в сторону конюха, затопал ногами.

Когда они вышли в коридор, лжеКонев присел перед мальчиком, заглядывая в глаза, облегчённо вздохнул.

— Ффухх. Больше так не делай, Дениска, — заметил он. — Я так за тебя испугался, так испугался. — Конь в этот момент, высунув морду в окно, из стороны в сторону, мотал ею.

— А он нет! — заметил Дениска. — И ты не бойся.

— Хмм, круто! — усмехнулся лжеКонев серьёзному тону мальчишки, и спросил. — Кстати, а ты почему здесь один? Где твоя мама?

— Мама?! Она сейчас на кухне. Кашу мне варит. — Наклонив голову к плечу и скривившись, мальчишка со вздохом махнул рукой. — Опять.

— Ага, она, значит, у тебя повар.

— Да, она и варить может, и вместо доктора может…

— Вот как? А ты, значит, без присмотра. Гуляешь везде… Сам!

— Да! Для детей так положено Перед сном… А ты не знал?

— Я?! Знал, конечно, но не знал, что можно к большим лошадям так смело заходить.

— Мне можно. Я не боюсь!

В глубине коридора послышались торопливые шаги, и взволнованный окрик охранника.

— Эй, эй, Дениска! Дениска, ты где? А, вот ты где! А тебя мама ищет! Пойдём скорее. — Охранник подбежал, подхватил мальчонку на руки, сурово глянул на лжеКонева.

— Чего смотришь, чего? Работай давай, работай.

Охранник, прижимая мальчонку, повернулся, понёс его на выход. Дениска, морща нос, смешно подмигивая двумя глазами сразу, махал новому знакомому рукой. ЛжеКонев ответно…